|
Неправильные сказки
|
|
| Weidel | Дата: Среда, 13.07.2011, 17:48 | Сообщение # 1 |
 Сержант
Группа: Верные
Сообщений: 23
Награды: 12
Репутация: 71
Статус: Offline
| Зеркала.
Девочка сидела в пустой темной комнате и боялась. Темнота обступала ее со всех сторон и предлагала поиграть в прятки, но девочке было страшно. Она тихо всхлипывала и закрывала глаза, чтобы не видеть темноты.
Темнота обиделась. Она свернулась лохматым клубком у дальней стены и стала наблюдать за девочкой одним из смотровых отверстий, которые люди называют странным словом «глаза». Стало светлее.
В комнате не было окон, поэтому свет проникал через стены, сделанные из красного небеленого кирпича. Девочка открыла глаза и посмотрела по сторонам. Ей нравился свет, но она боялась. Свет был безобидным, но девочка знала, что даже самое безобидное может таить в себе опасность. Поэтому девочка забилась в угол и оттуда наблюдала за светом.
На стене, у которой притаилась темнота, висело зеркало. Обычное старое зеркало с отбитым уголком на раме и трещиной поперек. Зеркало висело здесь очень давно, оно много знало, но в силу лет страдало старческой забывчивостью. Девочка боялась зеркала, ведь оно намного опаснее света. Особенно если вдруг упадет со своей стены на бетонный пол и разобьется. Зеркало не знало о страхах девочки, и падать не собиралась, но девочка все равно косилась на него с опаской.
Еще девочка боялась ходить по улице, там был настоящий кошмар: вокруг сновали люди, каждый третий из которых обязательно должен был оказаться маньяком, ездили машины, дул ветер. Ветер разносил болезни и запахи помойки и бензина. Ветер тоже пугал девочку до дрожи. Особенно когда налетал сзади, бил в спину, толкал на прохожих. Девочка устала бояться каждый день, нашла себе уютный и почти безопасный подвал и поселилась там. Вначале было хорошо, было только зеркало, которого она боялась. А потом страх стали вызывать темнота и свет. Девочка плакала и закрывала глаза, чтобы не видеть, но в глазах было тоже темно. Девочка поняла, что коварная темнота проникла в нее и решила больше не бояться. Ей просто надоело. Теперь она часами сидела и рассматривала темноту и свет, и зеркало в старой потемневшей раме. Чаще всего зеркало. Однажды она осмелилась подойти к нему вплотную и посмотреться в пыльное стекло. Из мутной глубины на девочку посмотрело что-то страшное, с глазками-бусинками, острыми длинными клыками и чешуйчатой кожей. Девочка испугалась и закричала, тварь из зеркала тоже раззявила безгубый провал рта. И девочка с ужасом поняла, что это она и есть. Неделю девочка металась по стенам подвала, царапая когтями кирпич, пока не обессилила от голода. Тогда она легла на холодный пол и стала смотреть на зеркало.
Зеркало улыбалось. В его глубине сидела и плакала девочка, которая всего боялась, а стекло улыбалось трещинами, пока не осыпалось на пол мелкими осколками. Девочки не стало, а тварь осталась. Так страх породил кошмар, запертый в подвале. А девочка осталась жить в зеркале. В каждом его осколке осталась живая ее частичка.
КОНЕЦ.
Сообщение отредактировал Weidel - Среда, 13.07.2011, 17:55 |
| |
| |
| Weidel | Дата: Среда, 13.07.2011, 18:00 | Сообщение # 2 |
|
Сержант
Группа: Верные
Сообщений: 23
Награды: 12
Репутация: 71
Статус: Offline
| Ступени.
Вниз ведут всего десять ступеней. Они старые и скрипучие, вытертые, с отколовшимися или стершимися краями.
Она ступает осторожно, боясь оступиться и рухнуть вниз, преодолев все десять ступеней разом. Она не знает, что ждет у подножия этой лестницы, и поэтому продолжает свой неторопливый спуск, вслушиваясь в музыку старых ступеней. В какой то момент раздается противный треск и под ее ногой образуется приличных размеров дыра. Девушка в последний момент успевает удержать равновесие и не упасть. Упасть она боится не из-за возможности травмы, а из-за боли, которая неизбежно последует за падением. Поэтому девушка очень и очень осторожна. У этой лестницы нет перил, в случае чего, удержаться будет попросту не за что, а ей очень хочется узнать, что же там, в клубах серого тумана, что окутывает последние три ступеньки.
Со стороны леса тянет прохладой и запахом прелых листьев. Ее не интересует старый осенний лес, она движется к своей цели. Позади половина пути. Она замирает, стирая со лба холодные капельки не то начинающегося дождя, не то утренней росы. Она и не заметила, как наступило утро. Такое же серое, как туман далеко внизу, как цвет ее глаз… Воздух становится прохладнее, запахи леса исчезают из него, сменяясь сладковатым ароматом мокрой земли.
«Ты еще не передумала?» - терпеливо осведомляется чей-то шепот. Может призрака, а может собственного внутреннего голоса.
- Отстать, мне некогда! Я почти пришла! - отмахивается она, нащупывая ногой следующую ступеньку. - Я еще никогда не была так близка к цели!
«Не ошибись с выбором, иначе проиграешь», - увещевает шепот, но ей не до него. Она как гончая, почуявшая добычу, теперь никто не заставит ее отступить. И выбор ей не страшен - уже много лет она уверена в своих желаниях.
Последняя ступень и босые ступни касаются мокрой земли. Почему она босиком? Она не знает, не помнит, когда начался этот спуск, на ней совершенно точно были легкие домашние туфли. Сейчас она босиком. В горле возникает тугой комок, который с большим трудом удается проглотить.
- Я здесь, я пришла, я готова… - шепчет она, словно убеждая себя, что все так и должно быть, что она сама так хотела. - Куда же дальше? - недостаточно света, туман щупает мокрыми лапами лицо и шею, заставляя ее передергивать плечами, в надежде избавиться от неприятных ощущений.
- Зачем ты пришла и к чему подготовилась? - спрашивает Голос кого-то неразличимого в тумане. Голос стар, он мог бы принадлежать старику на смертном одре.
- Я готова получить то, в чем нуждаюсь больше все, я преодолела ступени, поборола свой страх перед неизвестностью! - она тяжело дышит от волнения, в груди как сумасшедшее колотиться сердце. Близко. Совсем близко.
Некто молчит. Она напряженно вслушивается, но не слышит присутствия другого существа.
- Значит, ты готова взглянуть в лицо своему страху? - с едва уловимым вздохом спрашивает все тот же Голос. И она кивает, даже не задумываясь о том, что в таком тумане ее движения нельзя различить.
- Ты знаешь, что ждет тебя дальше? - она снова отрицательно качает головой, а голос продолжает: - Так сделай шаг… смертная, - это слово он произносит со странной непонятной ей интонацией и она, не задумываясь, делает шаг вперед.
Туман рассеивается, теперь она четко видит, что находится на залитой солнечным светом поляне. Позади, в клубах тумана теряется подножие лестницы, приведшей ее сюда, впереди каменный провал колодца.
- И что мне делать? - теперь она растеряна, она озирается в поисках того, кто говорил с ней, кто вел ее...
- Что делать? Выбор. Ведь ты хотела получить право решать судьбы других. Для начала тебе придется решить свою судьбу, выбрать Путь, и принять ответственность за свое решение... - с едва уловимой насмешкой объяснил ей Голос.
- Выбор… я готова, - сказала она чуть неуверенно, немного напуганная его словами.
- Тогда вперед, - произнес Голос, и она шагнула к колодцу и заглянула в него.
В колодце было темно, из него тянуло ледяным холодом и страхом. Страхом пустоты, страхом глубины, страхом одиночества. И она замерла на краю, не смея решить и выбрать. Потянулись бесконечные секунды выбора, и ее решимость стала таять как свечной воск, падая к ногам тяжелыми каплями жалости к себе…
- Я не могу, - она опустила голову и, развернувшись, побрела прочь от колодца, вновь возвращаясь к лестнице. Лестница снова вела вниз, и она вновь начала осторожный спуск. Старые и скрипучие, вытертые, с отколовшимися или стершимися краями десять ступеней…
***
- Я же говорил, что она не сможет, не рискнет своим привычным и безопасным настоящим ради неясного будущего, - Голос говорил спокойно, не позволяя себе ни малейшей эмоции.
- Но как же так, разве не она должна была снять проклятье и стать моей возлюбленной? - недоумевал некто, молодой и красивый, что сидел на каменном троне, на дне сухого колодца. Вокруг него вихрились крошечные снежинки издали похожие на алмазную пыль. Он ждал ее много лет, веря, что она все же примет решение, но она испугалась и ушла, даже не зная, как важен ее выбор кому-то, кого она пока не знает…
***
У этой лестницы нет перил, нет того, кто ремонтирует старые истертые ступени... Это лестница Пути. Каждого кто проходит по ней ведет Голос. Он не советует, не отговаривает, он просто спрашивает, готов ли ты к выбору. И если ты отвечаешь, что готов, то тебя ждет колодец. И не всегда в нем ждет кто-то готовый любить тебя и дарить тебе мир… Главное назначение колодца - воплотить твой выбор. Только от тебя зависит, что он откроет - Бездну или Небеса…
Из Легенд Стражей Пути…
|
| |
| |
| Weidel | Дата: Среда, 13.07.2011, 18:04 | Сообщение # 3 |
|
Сержант
Группа: Верные
Сообщений: 23
Награды: 12
Репутация: 71
Статус: Offline
| Далеко - близко, игра на два шага.
Почему так? Почему я раз за разом устремляюсь навстречу тому, кто ненавидит меня всей душой, кто мечтает меня убить? Все, что отделяет меня от неминуемой гибели - охрана Принца. Личная стража его высочества, что следит за каждым моим шагом, а я, как сумасшедшая, стремлюсь ускользнуть от этой опеки. Я лгу себе, когда говорю, что бегу на свободу, чтобы вспомнить, что это такое - выбирать самой и рассчитывать только на себя. Я лгу... Потому что на самом деле каждый мой побег - возможность встретиться с ним... Это возбуждающее чувство - опасности, влечения, желания переиграть его хотя бы на один шаг. Но чаще всего нас обоих переигрывает старший Принц, появляясь тогда, когда остается только последний шаг, его или мой, чтобы окончательно оборвать затянувшуюся игру... Игру в ненависть и месть...
Его охота на меня длится почти три года. Я помню первый раз, первый страх. Тогда я плакала на груди Принца, совершенно не заботясь о приличиях. Потому что мне необходимо было выплеснуть те эмоции, что я испытала, оказавшись на краю гибели. И ладно, если бы я действительно сделала что-то не так. Меня только что принял под свою опеку старший Принц, и мое имя, никому до того не известное и не интересное, приобрело звучную приставку "Леди". Отныне каждый, кто обращался ко мне, говорил только так. И мне это нравилось. Очень и очень непродолжительное время. Пока я не поняла, что стены Резиденции давят на меня, что ухоженные сады и парки больше не радуют глаз, а вызывают лишь глухую ярость. Слуги, сотни чужих мне людей, склоняли голову, принимая меня за фаворитку его высочества. А я была лишь его долгом. Долгом Принца моей матери, которая отдала жизнь за красивого юношу, попросившего помощи.
Это было давно. Так давно, что прошлое уже стало казаться мне сном. Проснуться пришлось в тот день, когда машина, на которой я возвращалась с загородной прогулки, попала в аварию. Казалось бы, что такого особенного в пробитом колесе? А инстинкт, позабытый за время моей жизни в Резиденции, крикнул: «Беги!». И я побежала... Не зная еще, куда и зачем, я бежала по узким улицам старой части города, боясь оглянуться. Бежала, пока не закончились силы. Искать укрытие в незнакомом тебе месте задача не из простых, но мне показалось, что я справилась. Действительно показалось, потому что там, где я рассчитывала найти спасение от неясной еще угрозы, стоял он. Я знала его лицо, слышала его голос... Младший брат моего Принца. Всегда безупречно вежливый со мной, сейчас он все так же следовал этикету: поднес к губам мою ладонь, чуть коснулся поцелуем кожи, склоняясь в полупоклоне.
- Куда бежит прекрасная Леди? - глупый вопрос. Неужели не ясно, что бегу от него? И почему всегда бесстрастный принц улыбается так, что мне хочется закричать от ужаса? - Понимаю, Леди не желает отвечать, но это и не важно, куда бы ты не спешила, твой путь завершится здесь.
Холодная, пожалуй, даже безликая ненависть в голосе и нож в его пальцах. А я даже закричать не могу. Потому что не верю в реальность происходящего. Я не сделала ничего, что могло его обидеть. Я вообще ему ничего не сделала, потому что он никогда не был мне другом. Но ведь и врагом не был то же!
- За что? - хочется спросить это твердо и решительно, но я растеряна и притворятся за мгновение до смерти глупо.
- Боюсь, что не могу ответить, - кривая усмешка и почти неуловимое взглядом движение ножа. Выстрелы. Я закрываю глаза, чтобы не видеть его, чтобы умереть. Смерти нет.
- Леди, с Вами все в порядке? - незнакомый мне солдат поддерживает меня за плечи, провожая обратно к машине. Я не отвечаю. И когда дома - как странно называть так Резиденцию Принца - его Высочество дрожащим от ярости голосом шипит на охрану, что позволила меня почти убить, я молчу. Молчу до тех пор, пока мы не остаемся одни. Теперь Принц больше не скрывает своего совершенно неподобающего страха. Он обнимает меня, как наверно обняла бы сейчас мать. И тогда я повторяю свой вопрос.
- Это прихоть моего брата. Страшная прихоть, Леди, но все что в моей власти - охранять Вас как зеницу ока… - Принц выглядит еще более расстроенным, чем я сама. Ему невыносимо стыдно за брата. А мне просто страшно... Было. Со временем страх забылся. Я вновь видела младшего принца на семейных встречах, куда меня, как подопечную его высочества приглашали... Видела и не верила, что именно ему обязана чередой несчастий, что теперь преследовали меня.
Несмотря на то, что Принц выделил мне личную охрану, усилив ее за счет своих лучших солдат, его брат все равно ухитрялся устроить очередное покушение. А я научилась играть в эту странную жестокую игру.
Он ни разу не причинил мне реальный вред, обычно все ограничивалось устранением охраны, выведением из строя личного транспорта. Я втянулась в эту игру. Мне больше не приходилось скучать, и высчитывать, насколько я не нравлюсь прислуге, беспокоиться, о чем шепчется свет, уверенный, что я уже не просто фаворитка, раз продержалась так долго возле его высочества. Глупцы, узнай они правду, были бы жутко разочарованы. Но, ни я, ни Принц не спешили открывать людям глаза на истинное положение вещей. Теперь меня было невозможно удержать на территории Резиденции - балы, благотворительность, школы, музеи, выставки, концерты.. Я посещала много разных мест, стараясь предугадать где в очередной раз будет устроена ловушка.. И когда она обнаруживалась я по-прежнему бежала. Зачем? Не знаю, просто бежала, стараясь с ним не встретиться. Не позволить поймать себя в этот раз. Хотя он ловил.. Но тут же появлялась моя охрана и младший принц исчезал, ехидно напомнив мне что в следующий раз я уже не уйду…
Мне было смешно... Я смеялась, чувствуя, что жизнь наполнена смыслом и вкусом. Я флиртовала с кавалерами, претендующими на статус моего супруга, я беседовала с дамами из высшего света и каждый раз, поймав его злой взгляд, я улыбалась счастливо и свободно, удивляя этим почтенных матрон. А мне было все равно. Я снова была собой, обычной девушкой, не Леди. И мне это нравилось... До того дня, пока не доставили записку.
Ровный прямоугольник белой бумаге, на котором всего два слова - Игра окончена. И в этот момент мой страх проснулся и забился в груди с такой силой, что, казалось, сейчас вырвется наружу отчаянным криком. Три года он стирает всего двумя словами? Но как? Зачем? За что?
Я плакала, сидя на любимом диванчике в гостиной моих апартаментов. Плакала навзрыд, пока не решилась, что не позволю закончить то, что началось давно вот так, без объяснения причины, без объявления победителя.
- Мой Принц, Ваш брат, он не здоров? - его высочество посмотрел на меня как на сумасшедшую, но правила хорошего тона требовали ответить и тогда он, чуть склонив голову, заметил:
- Леди не стоит его больше бояться, мой безумный брат сегодня уезжает. Он сказал, что решил оставить жизнь моей подопечной, потому что она умеет бороться.
Я уже не слушала. Смешно сказать - решил. Он решил! А меня кто-нибудь спросил? Что останется мне? Скука светских балов, интриги, в которых я беспомощна, точно дитя? Что? Жизнь по правилам, по расписаниям…
И это жизнь? И это он решил мне оставить?
- Как благородно… - я произнесла это вслух совсем не громко, но Принц расслышал и с грустью подтвердил:
- Да, мой брат, наконец, вспомнил, что является принцем, а не головорезом из трущоб.
Он хотел добавить что-то еще, но я уже бежала. Забавно, как я все же привыкла бежать. Но в этот раз я искала не защиты. Я бежала по лестнице, что вела к началу Города, расположенного у подножия возвышенности, на которой находилась Резиденция. Бежала по белому камню, зная, что могу опоздать, но отказываясь в это верить... Ведь он не уйдет, не простившись - записка не в счет - он не такой, я знаю его. Знаю наверно даже лучше, чем подозревала сама. Я знаю как грустно ему, когда идет снег, как тянет его пройтись по пустынным улочкам в ливень, что огонь и ветер его друзья, потому что люди не любят непохожих, а он не похож ни на одного высокородного.
Я подошла к нему, зная, что улыбка, тщательно стертая с губ плещется во взгляде. Подошла на привычные нам два шага, пряча за спиной нож. Он удивился и не счел нужным этого скрывать.
- Зачем Вы здесь, Леди? Я же сказал, игра окончена, живите. Или именно сейчас вы вдруг решили проиграть мне? - давно знакомое движение брови, призванное подчеркнуть его недоверие. Смешной, глупый, но лично мой враг, преследователь, друг. Самый близкий, изучивший меня до последней моей самой нелепой мысли.
Я протягиваю нож, не представляя, как удается не рассмеяться от странного ликования внутри. Кажется, я заразилась от него безумием.
- Мне надоело бегать, считайте, что я предлагаю Вам выигрыш.
Он в шоке. Вот этого он точно не ожидал. Но если не этого он хотел, а судя по взгляду точно не этого, то зачем была вся эта игра?
- Я всего лишь хотел сделать гадость брату, убить его фаворитку, - он пожимает плечами не спеша брать у меня оружие.
- Я его подопечная. Если угодно, приемная дочь. Но не фаворитка! - пальцы горят от желания прикоснуться к его щеке. Желательно крепкой оплеухой. А он смотрит на меня, как и Принц, чуть склонив голову на бок. И в его серых глазах что-то такое, что заставляет меня сделать шаг навстречу. И он повторяет мое движение. Два шага преодолены двоими. Теперь мы смотри в глаза друг другу и до того, как он прижимает меня к себе совсем не смертельным объятием, я шепчу:
- Не уезжай, иначе ты победишь в нашей игре… - это все что я могу сказать, но ведь он никогда не был глупым.
- Не уеду, я не хочу проиграть.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:27 | Сообщение # 4 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Феникс.
Пульс стучит в висках молотками. Не молоточками, не барабанами диких племен, молотками. Такими обычно забивают гвозди. Меч давно отброшен, забытый и ненужный, арбалет расстрелял свой запас в землю, покрытую жирным серным пеплом. Догорают недотушенные солдатами казармы. Коченеют трупы, медленно сползает за горизонт пурпурное в своем закатном одеяние солнце. Войска противника зачарованно смотрят туда, где бьется в агонии пламя. Живое пламя, пойманное в ловушку хрупкого женского тела. Ей музыкой лязг мечей и свист стрел, ей криками восторга - хрипы раненых и умирающих. Ей цветы - алые пятна, черные брызги, потоки крови на камнях и земле. Смерть ее партнер, но танцует она одна, обжигаясь об ленты огня, что вьются как реки - путано в золоте и синеве. Ее бросает, словно на невидимую стену, отшвыривает назад, золото волос плещет в районе бесстыдно обнаженных коленей, босые ноги вздымают пыль и пепел, но ни то ни другое не в силах коснуться белоснежной кожи. Короткое платье, безумный взгляд, в котором есть все, от ненависти, до высшей точки блаженства, когда сплетаются в молодой зелени разнотравья обнаженные тела любовников и золотое солнце, медом течет на их покрытую бисером пота кожу, вызолачивая, наполняя внутренним сиянием. Она словно и не здесь сейчас, она отдается танцу так, как иная не сможет отдаться любимому мужчине - полностью, безоговорочно, без упреков, подозрений, требований. Она сама танец, душа и суть огня. И она танцует с выражением блаженства и страдания, страсти и страха, надежды и отчаяния. Взмах тонких рук и ближайших к ней воинов сметает огнем. Поворот, короткий взгляд через плечо и вспыхивает лучник, заколдованный дивным сумасшедшим танцем. Упасть на колени, запрокидывая лицо к пурпурным небесам - ряды захватчиков редеют, солдаты обращаются факелами и даже не кричат, до самого конца не отрывая взгляда от бьющейся в агонии танца девушки. Она уже распласталась на земле, обессиленная, выпитая досуха, но все еще красивая, как и вначале, когда только вышла-вылетела с криком такой боли, что должна убивать в доли мгновенья.
Зачем жить, если луч света, тот, кому отданы и сердце и душа коченеет среди соратников в уже свернувшейся крови? Упала на колени, провела дрожащими пальцами по лицу, закрывая помертвевшие серые глаза. Поцеловала окровавленные губы и, уже поднимаясь с колен начала свой страшный танец. Танец смерти прост, но страшен, ее был сложным и притягательным, но тоже нес смерть.
Огненный дождь закончился с последним лучом заходящего солнца. Где-то все так же горел огонь, подчищая следы пиршества смерти, стоял приторный, тошнотворный запах горелой плоти, дерева, раскаленного железа и крови. Девушка отдышалась, поднялась с земли и огляделась. Золотые глаза тускло светились в сумерках, чувственные губы изогнулись злой усмешкой. Раскрыла ладонь, полюбовалась на малиновое пламя в своей руке, после чего поднесла его к губам и выпила. Целиком и полностью. Тишина. Треск огня. Ветер молчит, словно ждет знак, что уже можно взметнуть пепел, наполнив небеса прахом павших. За спиной распахиваются огромные крылья из чистого золотого и малинового пламени. Волосы танцовщицы мгновенно занимаются огнем, но она не стремиться его сбивать. Просто стоит и ждет пока не оказывается в коконе огня. Она не кричит, не бьется в агонии, просто стоит и сгорает заживо, пока сердце не рассыпается золой и тогда цепной ветер срывается, чтобы подхватить ее и понести к небесам, сохранив тлеющую искорку, что ляжет в заботливые руки богов огня. И Феникс возродится.
По легенде, если феникс любит, то всей душой до самой свой смерти. И не важно, сколько раз умрет и возродится древняя легенда богов. Сколько раз и в каком облике возродиться воплощенный в бренной смертной оболочке человека огонь. Истинное пламя, что не убить ни мечом, ни стрелой. Только так, стоя с распахнутыми крыльями, оплакав свою утрату, он может рассчитывать на свое освобождение - на смерть. И верный партнер, что никогда не танцует с фениксом, но всегда стоит рядом и ждет, ждет, пока каждый получит свое.
Возродившись, феникс найдет того, у кого достаточно смелости, чтобы впустить огонь в свое сердце. Потеряв же свою любовь, феникс теряет смысл жить и страшен и разрушителен его последний танец. Лишь ветер знает, что любить и умирать от любви, суть феникса. Из маленькой искры вырастает большое пламя, что греет того, кто тянется к легендарному огню.
Из летописей неизвестного летописца.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:30 | Сообщение # 5 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Слеза за слезой
Слеза за слезой, по щекам, на белый лист бумаги, оставляя темные пятна бесцветной крови души. Поднять голову, посмотреть в снежную мглу за окном и убедиться, что ты один. Нет больше никого и ничего в этом мире снега и льда, холода и мрака. И слезы приходят. Не сразу, не на вылет, не навзрыд. Они просто приходят, когда ты уже смирился с тенями, что окружают тебя, сковывают цепями, вселяют безнадежность и усталость.
Приняв решение, послав весь этот мир, ты накидываешь теплую куртку, берешь фляжку, нож и уходишь в ночь. Ночь, полную желтых огоньков звериных глаз. Волки молчат и не трогают тебя, позволяя тебе забрести дальше в лес, туда где их власть и ты игрушка, человек загнанный за флажки. Ты не привык быть чьей-то добычей, жертвой без права выжить. Хватит, что без права выжить остались те, кто шел с тобой в край ветров, призраков и льда. Хватит того, что они остались, потому что лгали тебе, убеждая, что вернуться смогут все.
Черное небо, зеленые и голубые звезды. Герои, что верят в свое предназначение, перст судьбы, избранность. Вы шли, убежденные, что никто и ничто не сможет вам противостоять. Забрать ребенка, последнего в своем роду, привезти его на воспитание, чтобы вырастить из чудовища Настоящего Человека. Что может быть почетнее такой миссии? Ничего, решили они, и смело отправились в путь. Свой последний путь, как выяснилось позднее.
Пустое селение. Все те же мертвые звезды и ледяные статуи повсюду, куда хватает света от факелов. Девочка была жива, девочка дышала, просто была бледна и слаба, но это могли исправить маги в команде. И они исправляли, возвращая малышку к жизни по капле, по крохе. А потом пришел черный монах и честно сказал: уйти смогут только двое. А кто-то будет избран, пожертвовать собой. Монах не лгал, в этом они сумели убедиться очень быстро, но обречь на смерть своих товарищей? Такое казалось совершенно немыслимым, но к сожалению необходимым. Тебе доверили самое сложное - уйти. Потому что больше всего ты хотел остаться за любого из тех, кто погиб на твоих глазах, обратившись мертвым льдом. Девочка доверчиво держала тебя за руку, когда вы проходили по тонкому льду навеки уснувшей реки, когда поднимались на горы и спускались в долины. Она не отходила от тебя ни на миг, а ты ее ненавидел. Потому что если бы не было ее, были бы они. Их теперь не было. Остались лишь воспоминания, но ты боялся, что и они умрут, и тогда ты останешься навеки один.
Волки взвыли все разом, он обнажил нож, зная, что этого недостаточно, надо было взять хотя бы арбалет и факел, но из-за снега падающего бесконечной пеленой в лесу было достаточно светло, чтобы он рассмотрел стаю. Снежные как один, словно копии друг друга, копии с яростным блеском в звериных глазах. Бой был коротким…
Лодка ждала их там, где спасатели, спасители, герои, ее и оставили. Она мерно покачивалась на волнах холодной реки и девочка впервые посмотрела ему в глаза и отпустила руку.
- Ты должен остаться здесь, иначе мертвые придут вместе с тобой. Я не хочу странствовать с тем, вокруг кого всегда призраки, - она говорила не по-детски серьезно и спокойно, а в голубых глазах мерцал спокойный мертвый свет местных звезд.
Возможно в ее словах была правда, но он не внял ее предупреждению и покинул остров проклятых. Чтобы вернувшись к тем, кто послал их на это задание, услышать в свой адрес скупую похвалу. Чтобы уйти в дальний поселок, поселиться в одиночестве и жить, вглядываясь в тени мертвых. Давно мертвых друзей, что стали пылью мертвых звезд.
- Я говорила тебе, что ты приведешь призраков в этот мир, - молодая девушка стоит посреди беснующейся в бессильной злости стаи. Они не трогают людей. И даже ему понятно, что волки боятся светловолосую, больше похожую на фею, девушку. Она возникла посреди боя, спокойно перешагнула через коченеющие тела погибших волков, чтобы встать напротив него и протянуть ему руку.
Он давно хотел вернуться к тем, кто остался, выбрав его для жизни.
Богиня взглянула в глаза статуи изо льда, короткий взмах и его нож врезается в его обледеневшую грудь, рассыпая осколками воина.
Никто не просил их спасать, никто не хотел, чтобы она выжила. Ледяные боги всегда отличались жестокостью, особенно, если их свергали, пытаясь обратить в тех кем они никогда не смогут стать - в людей. Раса, что не вызывала у льда ничего кроме холодного презрения. «Спасители» появились очень «вовремя» решив судьбу мира, отдав его во власть маленькой девочкой, обладающей такой силой и властью, что сложно представить.
Год 10985467 от пришествия ледяных драконов.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:32 | Сообщение # 6 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Каприз.
От автора: Познакомился, влюбился, решил жениться. И невеста прелестна и юна, правда капризна не в меру и про то, что настоящая любовь никогда не просит доказательств, но всегда их получает, еще не знает. Но порой случается так, что один маленький каприз меняет будущее. И сразу не понятно к лучшему или к худшему эти перемены.
- Я хочу венчаться!
- Но милая…
- Ты меня не любишь!
- Люблю.
- Значит недостаточно сильно!
Этот спор в элегантно обставленной гостиной происходил уже не в первый раз. Юная леди, одетая, как предписано барышне благородного происхождения, сердито топнула маленькой ножкой, обутой в атласную туфельку. Ее кавалер, замерший возле окна, тяжело вздохнул и поднял на невесту взгляд красных глаз. Нет, мужчина не был болен, и цвет радужки вовсе не являлся последствием врожденного уродства. Просто у демонов всегда необычного цвета глаза. У его отца - зеленые, как молодая трава, у матери - синие, как полуденное небо, а у него - красные. В остальном же Ариил Александр выглядел как самый обычный человек. Свою невесту он встретил на балу, в городской ратуше, влюбился с первого взгляда и даже осмелился предложить брак. Родители девушки согласились, справедливо полагая, что такой зять лишним не будет. И вот, когда до гражданской церемонии бракосочетания осталось всего десять дней, его прелестная Анита объявила, что хочет венчание. Уговоры, взывание к здравому смыслу и бесчисленные подарки должного эффекта не принесли - невеста оставалась непреклонной. Ариил и сам бы был рад угодить невесте, но проблема заключалась в его происхождении. Нет, с родословной у молодого демона все было в порядке - третий сын князя, пусть не титулованный, но имеющий стабильно высокий доход, позволяющий содержать жену с детьми, плюс, после смерти почтенного родителя, наследующий отличное поместье. Весь вопрос упирался именно в то, что он - демон. А нечисти, пусть даже высшей, появление в церкви - смерть. Ну, коль уж добровольно, то самоубийство.
Анита взгляд выдержала с привитым гувернантками хладнокровием и повторила своим мягким голоском:
- Хочу венчаться в главном соборе. - Большие серые глаза увлажнились, и по фарфорово-белой щеке побежала слезинка. За ней еще одна и еще. Ариил вздохнул, предпринимая еще одну попытку убедить девушку. На этот раз - последнюю.
- Любимая, я демон, мне нельзя появляться в храмах. Я просто сгорю, едва поднявшись на ступени. - Его возражения потонули в бурных рыданиях. Из-за корсажа был немедленно извлечен батистовый платочек и трогательно прижат к лицу - демон сдался. Эту картину он видел на протяжении шести дней и знал, чем она закончится - его невеста будет плакать до тех пор, пока не потеряет сознания. Сбежится весь дом, чтобы привести юную госпожу в чувство, а он, чувствуя себя последним мерзавцем, будет стоять и смотреть, как они хлопочут вокруг девушки, хрупкой и красивой, как фарфоровая кукла.
- Хорошо, любимая, через четыре дня мы обвенчаемся в Соборе Святого Антония.
Он подписал себе приговор, что не подлежал обжалованию.
Отвесив церемонный поклон, и поцеловав бледную ручку своей нареченной, демон покинул дом, в душе проклиная всех и вся.
Время до назначенного дня пронеслось как во сне. Ариил что-то делал, куда-то ездил, кого-то навещал, но все его мысли были заняты громадой храма, что возвышался над другими зданиями, по высоте равняясь лишь с королевским дворцом. За это время, демон успел попрощаться с родителями и братьями, написать письма всем друзьям и родственникам, сложив их в несгораемый ящик с надписью «вскрыть после моей смерти», и даже извиниться перед смазливой чертовкой, чьи чувства некогда отверг, зло посмеявшись над ее наивностью, нечисти совершенно не приличествующей.
Утро четвертого дня выдалось солнечным и теплым. Птицы шумными стайками кружили вокруг фонтанов, пели, скрывшись среди ветвей деревьев, цветы радовали глаз, а прохожие раскланивались с радушными улыбками. Согласно старинному обычаю, невесту он мог увидеть теперь лишь у храма, куда ее привезут родители, поэтому сам он, не желая провести свои последние часы в душном нутре кареты, отправился пешком.
К парадному входу в храм вели тридцать пять мраморных ступеней. Заботливые служки уже рассыпали по ним лепестки цветов, и теперь на белом, шевелясь под дыханием ветра, трепетали цветные пятна живого шелка.
Ариил поставил ногу на первую ступеньку. Сквозь подошву сапога он чувствовал, как нагревается камень, остальные ступени издали тревожный низкий гул. Из дверей торопливо выбежал мальчик - служка в праздничном одеянии, но увидев жениха, замер на тридцать четвертой, наблюдая за демоном с детским любопытством. В дверях показалась Анита, вся в нежно - голубом, так идущим к ее дивным глазам. На ее личике застыло восхищенно - радостное выражение, ради которого он был готов на любой подвиг.
Ступенька, еще одна, и еще. Под ногами горели ступени, инстинкт самосохранения кричал в полный голос, но демон, упрямо вздернув подбородок, шел навстречу своей любимой.
На двадцатой ступеньки от его сапог уже валил густой дым. Невеста испугано всплеснула руками и прижала к губам, принявшим форму буквы «о», кружевной платочек.
Ариил все еще надеялся, что, увидев его страдания, Анита передумает, спустится к нему, и уведет прочь от опасного места, но девушка ждала.
Вышел священник, посмотреть, в чем задержка, заметил дымящегося демона в парадном костюме на двадцать пятой ступеньке, покачал головой, покосился с неодобрением на юную невесту, и снова скрылся в полумраке храма. Здесь для него ничего интересного. Если бы было позволено, то сейчас отец Анастас помолился бы о спасении души молодого княжича, но, увы, даже этим он не может быть полезен.
Демон пошатнулся, не удержал равновесия и рухнул на колени, прикоснувшись на мгновение ладонью к раскаленному мрамору. Красивые черты лица исказило страдание, белокурые волосы тлели и осыпались на ткань сюртука серым пеплом.
- Анита, любовь моя, протяни мне руку. - Этот хрипяще - рычащий голос был совсем не похож на мягкий баритон Ариила, но существо, что тянуло сейчас обугленную конечность, тоже мало напоминало красивого и элегантного демона. Девушка взвизгнула и отшатнулась к двери, гости, до того наблюдающие за восхождением, последовали ее примеру. Перед демоном остался только мальчик - служка. Он присел, перед тяжело дышащим Ариилом, сочувственно протянул руку и прошептал, глядя в тускнеющие красные глаза:
- Демонам нельзя входить в церковь, а к соборам даже приближаться не стоит - сила благословения в сотни, если не тысячи раз больше.
Ариил подавил стон и посмотрел в ясные глаза ребенка. Мальчик чист и невинен душой, ему неведома любовь иная, кроме как к богу и родителям.
До тридцать пятой ступени демон не добрался, невеста, увидев, во что превратился ее нареченный, с воплями негодования бросила в его покрытое ожогами лицо фамильную печатку Александров. Ее шелковые туфельки бесшумно скользили по мрамору, когда она покидала собор. Родители Ариила, Кесар и Софи, встретили ее у начала лестницы. Красивая пожилая демонесса заламывала руки в отчаяние, не зная, как спасти младшего сына от неминуемой гибели. Не менее красивый пожилой демон мрачно теребил гарду меча.
- Анита, дочка! - Бросилась к ней взволнованная мать, но девушка лишь отмахнулась, как от досадной помехи и впорхнула в карету.
- Кесар, неужели… - Демонесса не договорила. По лестнице двигалась молчаливая процессия, которую возглавлял одетый в пышные одежды священник. Юноши - служки осторожно держали за края золотое покрывало, обычно украшающее алтарь, ткань провисала под весом тела.
Вопреки прогнозам целителей, Ариил выжил. Девушки по-прежнему находили его привлекательным, но от былой красоты не осталось и следа. Обгоревшие волосы только-только начали отрастать, шрамы на теле побледнели, а искалеченная ладонь спряталась под черную кожу перчатки. Анита, узнав, что бывший жених поправляется, отправила со слугой карточку, в записке она выразила надежду, что больше их жизненные пути не пересекутся. Родители, узнав о послании, ожидали со стороны сына гнева, свойственного демоническому характеру, но молодой аристократ лишь грустно усмехнулся и пообещал глупостей не делать. К слову, Анита вышла замуж уже через месяц, обвенчавшись в главном соборе с мужчиной на тридцать лет себя старше. Родители девушки, которые и сосватали ей такого мужа, зятем остались довольны.
- Ари, выпей микстуру. - Демон отвлекся от своих мыслей и посмотрел на демоницу, с бокалом какой-то мерзкой на вид жидкости в когтистой руке. Кая не была хрупкой, жеманной и беззащитной. Она великолепно владела всеми видами холодного оружия, управляла стихией огня, была насмешлива и остра на язык. За три месяца своего выздоровления Ариил ни разу не видел, чтобы Кая (родители наняли ее присматривать за Ариилом, боясь, что он что-нибудь с собой сделает) грустила или плакала. Его хранительница была воплощением своей стихии, в этом демон смог убедиться на четвертую неделю своего выздоровления, когда вспомнил брезгливо - недоумевающее выражение на хорошеньком личике своей бывшей невесты. Поддавшись отчаянию, он заперся в своей комнате (и откуда силы взял, ведь до уборной еле доползал?) и решил не выходить оттуда до конца своих дней, что при его демоническом происхождении лет семьсот, не меньше. Кая, в отличие от Софи, под дверью не дежурила, открыть не умоляла - грохнула по дубовой преграде огненным шаром и, перешагнув через кучу тлеющих щепок, поспешила к своему подопечному. Бить не стала, отложила на время, когда окончательно поправится. Время прошло, но Кая сделала вид, что о своей угрозе давно забыла, усиленно поила Ариила полезными отварами и сокращала его величественное имя до щенячьего «Ари». По этому поводу он с ней ругался часто и с удовольствием, сам не замечая, что почти не думает о бывшей возлюбленной, полностью сосредоточившись на раздражающей его девушке. Вот и сейчас она пыталась напоить его очередной дрянью, прописанной лекарем.
- Кая, а давай сегодня вместо микстуры мы с тобой погуляем по городскому саду? - Предложил первое, что пришло в голову демон, с отвращением взирая на бокал.
- Это свидание? - Деловито уточнила демонесса, в уме прикидывая, что оденет и чем вооружится на прогулку.
Ариил опешил на мгновение, с изумлением понимая, что действительно зовет ее на свидание, а не на оздоровительную прогулку. «А почему бы и нет?» - Поддержал его внутренний голос: «Она молода, красива, умна, а главное, знает, что такое долг и честь и от собственного слова никогда не откажется». Поэтому, поколебавшись немного, он все же кивнул, ожидавшей ответа девушке.
Кая покраснела, но рискнула уточнить еще одну маленькую деталь:
- Мне платье одевать?
Ариил нахмурился. Вот причем здесь платье? Но, внимательно посмотрев на телохранительницу, понял, что еще ни разу не видел ее в женской одежде. Ей, конечно, шли все эти кожаные брюки и сюртуки, но любопытство уже проснулось, и засыпать вновь не желало. Поэтому демон снова кивнул.
Кая убежала в свою комнату искать платье, ее место заняла Софи, и лекарство все-таки отправилось по назначению (увы, не в ближайшую плевательницу, о чем так мечтал Ариил), но молодой демон прибывал в великолепном настроении. Пожалуй, впервые за последние несколько месяцев.
Гулять по тенистым аллеям в компании с такой красавицей было очень приятно. Немногочисленные прохожие, знающие историю со свадьбой, с любопытством смотрели на пару, не зная еще - пожалеть беднягу или поздравить, что так удачно избежал брака с поистине неразумной женщиной. Но Ариил рассеянно улыбался знакомым и продолжал беседу с очаровательной демоницей в вызывающе алом платье.
- Кая, ты не понимаешь, если меня продолжать поить всей этой гадостью, что прописали лекари, то, совсем скоро я стану похож на зеленую мумию. В тон отварам. - Девушка фыркнула, сдерживая смех. Сначала ее жутко смущала вся эта ситуация со свиданием, но вот уже полчаса все мысли Ари были направлены только на себя. Он жаловался, негодовал, и требовал ее поспособствовать. Бедняга и не догадывался, что во всем, что касалось его лечения, Кая полностью поддерживала лекарей. И прогулка, если бы ее не одобрили, не состоялась бы. Свидание, как же.
- Ты меня не слушаешь. - Кая внимательно посмотрела на подопечного, вздохнула, но отрицать не стала. Он ведь даже не заметил, что она в платье, хотя вон тот представительный мужчина с пышными усами явно смотрит на нее.
После прогулки Кая по всей форме отчиталась перед леди Софи, получила новые инструкции, проведала беспокойного больного и, только покончив со всеми делами, забралась на перила балкона в своей комнате, чтобы спокойно понаблюдать за луной.
С этого дня прогулки стали ежедневными. Они гуляли не только в городских садах и парках, но и по более прозаическим местам, таким как центральная площадь. Ариил все меньше жаловался и все больше рассуждал о политике и искусстве, книгах и верховой езде, совершенно не волнуясь, что девушке такая тема может быть неинтересной. Кая сердилась (беседы о политике ей порядком надоели в отчем доме), но разговор поддерживала, яростно отстаивая свою позицию. После первой такой стычки, на почве полного несовпадения взглядов на разведение чистокровных скакунов, Ариил понял, что ругаться можно не только по поводу лечения. И понеслось: если погода позволяла выйти на улицу, они часами бродили по пустым аллеям парков с голыми деревьями (осень все же), если же шел дождь - сидели в гостиной у пылающего камина. И постоянно разговаривали. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Лекари перестали навещать капризного пациента, сославшись на то, что в их услугах он больше не нуждается, истек срок контракта Каи. Кесар вручил ей тугой мешочек, полный золотых монет, Софи от души поблагодарила за хорошую работу, ведь ее сын излечился не только от ран физических, но и от ран душевных. А вот Ариил не сказал своей хранительнице и двух слов, когда она, упаковав вещи в дорожную сумку, стояла в холле и прощалась с остальными членами семьи. Только смотрел на нее, и такая ярость пылала в глубине красных глаз, что даже старший брат, сегодня как раз навещавший родителей недоверчиво покачал головой. Такой злости он не видел со стороны младшего ни разу в жизни. Кая, перехватив устремленный на нее взгляд, лишь усмехнулась, словно принимая вызов. Ей было немного грустно расставаться с этой семьей, но здесь уже нечего делать, а тянуть из них деньги из пустого каприза она не могла. За спиной бесшумно закрылись тяжелые двери, отрезав ее от Александров, впереди, прямо перед парадным входом стояла карета с гербом. Лошади нервно прядали ушами, не желая стоять на месте. Кая улыбнулась уже для самой себя и быстро спустилась с высокого крыльца.
- Ты говорила, что будешь оставаться в нашем доме до тех пор, пока в твоих услугах будут нуждаться. - Мягкий баритон за спиной заставил ее выругаться в полголоса и повернуться к Ариилу с вежливой полуулыбкой. Она помнила свои слова, вот только сказала она это в тот день, когда злой от постоянного наблюдения княжич приказ ей убираться из дома на все четыре стороны. И больше не попадаться ему на глаза. Никогда. Судя по его немного смущенному виду, он тоже вспомнил этот разговор, состоявшийся на третью неделю выздоровления, когда он, полуживой от многочисленных тяжелых ожогов, прикованный к постели, выкрикнул ей в лицо приказ. Ответ, очень спокойный и чуточку надменный, он еще выслушал, а потом потерял сознание, перепугав этим своих родителей.
- Лекари сказали, что ты здоров, в том числе и душевно, а значит, нянька тебе не требуется. - Она еще раз улыбнулась, снова поворачиваясь к карете, но не смогла сделать и одного шага - демон крепко держал ее за руку, чуть повыше локтя. «Я его сейчас ударю» - решила Кая, вновь разворачиваясь к демону, но принять решительных действий не успела:
- Тебе очень идет платье.
- Хм? Кажется, ты действительно еще не здоров - на мне сейчас штаны, Ари. - Демон нахмурился, но руку не выпустил.
- Я говорю о том дне, когда мы пошли на прогулку. Ты была в алом платье. Так вот, оно тебе очень идет.
Демоница нахмурилась, пытаясь разглядеть в лице своего бывшего подопечного признаки безумия. Мало ли, вдруг он сошел с ума.
- Кая, оставайся, зачем тебе уезжать? - Соблазн остаться был велик, но злоупотреблять доверием княжеской четы? Ни за что. Если только как гостье. Ненадолго. Заодно убедится, что парень в своем уме.
- Хорошо, Арии, я останусь на неделю.
Неделя пролетела как единый миг. Ариил не оставлял девушку в течение дня ни на минуту, катаясь верхом или развлекая беседами. Софи с умилением смотрела, как ее сын становится веселым и жизнерадостным в компании Каи. В день, когда молодой демон с решительным видом попросил мать выйти ненадолго из гостиной, она совсем не удивилась.
- Кая, - Ариил с трудом проглотил появившийся вдруг в горле комок, - я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой. - Кая, до того мирно листавшая какую-то книгу, от неожиданности порезалась о край листа. Наверно, над его предложением стоило хотя бы подумать, для приличия, но:
- Нет.
Демон растерянно встал с колен и посмотрел в глаза цвета пламени.
- Ты меня не любишь. - Он произнес это грустно, не спрашивая - утверждая.
Кая слизнула выступившую на подушечке пальца капельку крови, прижмурилась, как кошка и все же ответила:
- Люблю. Но замуж не хочу. Рано мне еще.
От такого ответа Ариил совсем растерялся. Он был счастлив узнать, что не безразличен ей, но почему она против брака? Любая девушка на ее месте была бы счастлива.
Демоница внутренне улыбнулась, наблюдая за сомнениями, отразившимися на красивом лице мужчины, только что сделавшего ей предложение руки и сердца. Люди, назвали бы ее двуличной и расчетливой, но ведь она не человек. Выходить замуж пусть и за любимого, но не любящего - страшнее ошибки со стороны женщины не может быть. А Ариил и слова о своих чувствах не сказал.
- Ты меня не любишь!
- Люблю.
- Значит недостаточно сильно!
Что-то этот диалог ему напоминал, правда тогда у него была иная роль. Глаза демоницы потемнели, когти на тонких пальцах удлинились:
- Это я недостаточно люблю? Я? А зачем ты вообще хочешь этого брака? Бывшей невесте отомстить?! - Она погасила рык, зародившийся где-то в груди.
- Как это зачем? Потому что люблю тебя, разумеется.
«Я его точно стукну» - Решила Кая. В этот раз решила твердо, но исполнение перенесла на более поздний срок. Например, когда состоится свадьба. В том, что данное событие ей предстоит в ближайшее время, Кая нисколько не сомневалась.
Гражданская церемония состоялась спустя месяц. Невеста, в платье цвета морской волны, и такого же цвет вуалью, закрепленной на черных локонах, не выглядела ни фарфоровой куклой, не хрупкой девочкой. Огненная демоница и не может выглядеть иначе, как ее стихия. Ариил ни на минуту не отпускал руки невесты, справедливо опасаясь, что она может сбежать. Судья, объявивший их мужем и женой, быстро подмигнул священнику из главного собора, которого, как одного из спасителей, пригласили родители жениха. Священнослужитель стоял чуть в сторонке и с поистине родительским умилением наблюдал за молодоженами. А за их счастье и благополучие он помолится потом, когда не будет посторонних глаз. Бог поймет. И простит. Ведь он милостив и врядли для него такая уж большая разница человек или высшая нечисть. Ведь главное - душа, а в наличие ее у молодой пары отец Анастас не сомневался.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:42 | Сообщение # 7 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| На грани безумия
Кровь на губах, на кулаках,
Я устаю, перевожу дыхание,
Я на ногах не устаю,
Я в облаках и потому
И потому снова шаг, снова новая боль,
Снова гудит в ушах, болит душа
И мне не понять, кто я - трус или волк?
Я соберусь сделать хоть один шаг,
Сделать хоть один вдох…
© Кукрыниксы "Столкновение"
Моя душа сошла с ума еще до моего рождения, я так думаю. Может быть это и преувеличение, но не слишком-то и большое. Безмолвный крик моего трепещущего в ужасе разума всегда мешал наслаждаться хаотично-прекрасным танцем над бездной. Как русалочка, что танцевала, будто по ножам, я двигалась по острому краю невидимой бездны, ловя на себе непонимающие взгляды обывателей внешнего мира. Они вообще имеют привычку смотреть с непониманием и страхом на тех, кто отличается от установленных норм. А я отличалась и заметно, и этого мне не прощали.
Я никогда не хотела быть сильной, никогда не стремилась к популярности, не пыталась вызвать чье-либо одобрение. Я всегда хотела просто жить, быть как все. Но, как оказалось, наши желания в этом мире интересуют только нас. Жить, а не выживать, разве это так много? Часто задавала и задаю этот вопрос безмолвствующему небу. Мне так и не дали ответа, но послали испытания. В библии сказано, что смирение - добродетель, а я так и не научилась смиряться. С потерями, лишениями, принуждением и нелепыми требованиями этого мира, и тогда стала бойцом. Бойцом с условностями и правилами, по которым меня заставили жить. В мирное время я была вынуждена воевать, пусть не огнем и мечом, но волей и стремлением. Стремлением к свободе, чистой, безграничной, но лично своей, потому что большая свобода, это всегда большая ответственность: перед людьми, чью судьбу я могу изменить одним неверным словом, одним ошибочным действием. Раньше я думала, что стоит стать взрослой, и я обрету долгожданную свободу от опеки, от запретов, от чужих решений, но я ведь добровольно взяла на себя когда-то решение совсем не детских проблем. Я с упоением играла во взрослого человека - мудрого, все умеющего и знающего и не заметила, как выросла по-настоящему. А проблемы остались, и каждый новый день – начало новой битвы с самой собой. Битвы той, что помнит, каково это, когда ты безмятежен, волен жить, как хочется; любить кого хочешь ты, невзирая на досужие сплетни, на которые тебе, в общем-то, плевать. Причем плевать обоим твоим Я: и той девочке, что тщетно ищет покоя, верит в людей, любит закаты и рассветы, полночь и цветы, и той циничной безразличной дряни, что получает удовольствие от разрушений и чужих страданий, что презирает любовь, не доверяет себе и смеется над жалостью, считая ее самым страшным унижением. Обе эти половины объединяет в целое только беспросветное одиночество. Одиночество сумасшедшей души. Ведь рядом никого, кто способен оценить (и не испугаться, что немало важно) всю красоту балансирования на тонком лезвии полубезумия - один шаг и ты за гранью.
Мое безумие преданно ждет, когда же я брошусь в его надежные объятия. Не дождется. Мне нравится скользить по краю, чувствовать, как замирает от ужаса сердце и, смеясь продолжать игру. Я стараюсь не помнить прошлого, чтобы не впустить внутрь себя боль. Чтобы не позволить моей боли вырваться из хаоса полубезумной души и излиться на людей. Боль приходит, не спрашивая нашего согласия, она врывается в сердце, смущает душу. Люди, не привыкшие к боли страдают и делятся ею с окружающими. Но я на «ты» с этой капризной красавицей. Для меня боль подобна особо изысканному удовольствию – она пикантна, остра и сводит с ума своей бездушной жестокостью. Когда-нибудь я, возможно, не устою на этой границе, где разум еще может управлять поломанным, увечным созданием, в котором еле теплится жизнь, и сделаю шаг за грань. Безумно долгий, мучительно сладкий миг падения в пределы полного, абсолютного безумия и тогда, я точно знаю, я познаю счастье. Поэтому, сейчас я отдергиваю занесенную для шага ногу и грациозно ухожу на серединку тонкого мостика рассудка. И вновь танцую, уходя все дальше от одного края и приближаясь к другому. Счастье стоит того, чтобы подольше не встречаться с ним. Когда мы, наконец, встретимся, удовольствия от встречи будет полнее и глубже. Так что пострадаем еще чуть-чуть на этой бескровной войне, которую мне объявила судьба, а я объявила всему миру, ждущему моих слез.
Не дождется.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:44 | Сообщение # 8 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Некромант и практика.
- Ну что, Антоша, вот и закончился твой первый учебный год. Отправляйся в один замечательный город, на практику, а то пришли вести, что там нечисть шалит заметно. Город небольшой, сокрыт в самом центре нашего королевства, сам понимаешь, им хороший маг сейчас позарез нужен. - Бодрый тон мастера Алексея мог обмануть кого угодно, только не меня. Тем более что один год из тех двадцати девяти, что мне еще предстоит провести в Школе, такая, в сущности, незначительная дата. Я вроде и экзамены сдал. Конечно, упокоить простейшую или, как ее еще называют, низшую нежить у меня получалось очень даже неплохо, но не более того. Вообще-то, в том, что избранный мной путь одна большая ошибка я понял уже через неделю после поступления, но весь кошмар будущего обозначился именно теперь, когда во дворе школы нетерпеливо роет копытом гнедой Егорка.
Вот зачем я в некроманты пошел? Это с моими внешними, а главное внутренними данными? Вот вы, каким себе представляете классического некроманта? Мрачный, пугающий, могущественный? Во-о-от, а я разве что старушку какую могу напугать…своим трогательным обликом. Они как увидят мой скелет, обтянутый бледной кожей и яркие синее глаза с девичьими ресницами, так дружно хватаются за сердце, и начинают строить планы по моему спасению. В основном путем женитьбы на «подходящей» девушке. Единственное преимущество, которое дает образ «печального рыцаря» - это не иссякающее внимание прекрасной половины человечества.
Эх, если бы я сразу узнал, почему к столу похожего на мумию старика нет такой очереди, как к остальным Мастерам, пристроился бы в конец самой длинной. Но, являясь фаталистом, я тогда положился на Судьбу. Вот она мне свинью и подложила.
- Антон, ты еще долго будешь здесь стоять? Поверь, моя система обучения самая щадящая, так что радуйся, что тебя обучаю я, а не, гхм, не важно, короче, отправляйся сейчас же, а то Егор уже пытается повод грызть.
И впрямь грызет. Вот ведь, скотина прожорливая! Пришлось ехать. А как не охота - то. Вот чувствую, сильно мне эта практика не понравиться.
Каурый Егорка косил на меня карим глазом, словно спрашивая - нам точно сюда? Как же я понимаю, а главное, разделяю негодование коня по поводу, цитирую мастера Алексея: «Небольшого городка сокрытого в центре нашего королевства и потому нуждающегося в хорошем маге». Меня еще у наставника посетило сомнение, что я им не подойду, теперь оно переросло в уверенность - я им не подойду. Городок Корчаковка оказался небольшой деревней в дебрях страны. Отступать поздно - я замерз, хочу есть и спать. Так что придется идти на контакт. Поживу тут пару дней и обратно, к мастеру.
- Ты ить хто, сынок? - Вот и аборигены пожаловали. Ну что, будем знакомиться.
- Антон, маг из Черенца. - Представился, а самого так и распирает от гордости. Черенец наша столица, красивый и большой город. Круглый год яркий да нарядный. Лицо страны, одним словом. Только ожидаемых восторженных охов и ахов я не дождался, крестьяне посмотрели на меня как на больного, разве головой сочувственно качать не стали. Самая сердобольная старушка за полу плаща подергала, говорит так ласково:
- Ты бы с лошади слез, сынок, ить животина-то притомилась, поди.
Егорка переступил с ноги на ногу и всхрапнул, соглашаясь с бабкой. Предатель. Пришлось спешиваться. Почему-то казалось, что обязательно вляпаюсь в навозную кучу. Не вляпался. Странно, даже как-то настораживает. Пока я неловко разминал затекшие от долго сидения в седле конечности, аборигены разошлись. Остались я, Егорка и бабка. А она-то чего ждет?
- Ну что, магик, пошли. - Усмехнулась старуха беззубым ртом и, словно прочитав мои мысли, добавила - Ко мне пойдем. Пока своим углом не обзаведешься, у бабки Марфы жить будешь.
- А это кто? - Вяло поинтересовался я, совершенно деморализованный такой встречей.
Пристальный взгляд старушки окончательно подвел меня к мысли, что я - законченный тупица, а не некромант.
Смеркалось. Никогда раньше не замечал, как быстро темнеет в лесу. А если учесть тот факт, что дом бабки Марфы стоит на отшибе у самого леса, то густые сумерки заползли внутрь, когда солнце еще не село.
Где-то в глубине чернеющего бора глухо и тоскливо завыл волк. Я поежился и в очередной раз порадовался, что не придется ночевать под открытым небом. Не люблю всю эту дикую живность.
- Да не боись, магик, Степка вот ужо месяц как на цепи сидит.
- Степка это волк? - осторожно уточнил я, предчувствуя ответ, который мне не понравится.
- Ну ить и так можно сказать. - Побрела бабка Марфа к печи. - Енто перевертыш здешний. Он у нас хороший, ласковый. Да вот Семену-кузнецу попался на глаза, когда за дочкой евойной на речке подглядывал. Теперь сидить, покудова жениться не согласится. Слышь, как плачет, болезный. По свободе тоскует. - Закончила старушка, ставя на стол чугунок с кислыми щами. Я невольно поежился, и принялся вспоминать все известные мне молитвы к высшим заступникам. В голову, как всегда лезла всякая ерунда.
Горячая пища после нескольких дней сухарно - водной диеты была просто восхитительна, но тоскливые завывания за окном сильно мешали наслаждаться жизнью. Бабка присела на широкой лавке с вязаньем и, казалось, совсем не обращала внимания на неприятные звуки. Надо сходить Егорку проведать, а то страшновато за него. Заодно и контур защитный поставлю. Чтобы, наконец, выспаться.
Егорка чувствовал себя прекрасно, хоть и пришлось ему стоять в сарае, рядом с меланхолично жующей коровой (не люблю их - страшные животные) и устраивающимися на ночлег курами. Голодным Егор не остался, спасибо хозяйке - расстаралась, насыпала моему коню полную торбу овса. Я уже собирался запереть сарай и идти спать, как заметил метнувшуюся за угол тень. Интересно, это местные жители развлекаются или Степка с цепи сорвался? Приготовив на всякий случай легкое парализующее заклинание, рассчитанное на некрупную нечисть, я смело шагнул навстречу неизвестному. К сожалению, неизвестное тоже решило провести разведку, в результате за углом сарая мы столкнулись нос к носу.
Девушка визжать не стала. Молча размахнулась зажатым в тонких ручках поленцем, но заклинание уже сорвалось с пальцев и мерцающей сетью оплело нападающую.
- Что ж ты творишь, окаянный? - Вот уже второй час причитала Марфа, хлопоча над обездвиженной девицей. Как выяснилось (все от той же бабули), девица являлась младшей дочкой кузнеца, собственно, из-за нее и посадившего оборотня Степу на цепь. Я могу понять, если бы она отца поленом приласкала, но меня-то за что? Собственно вопрос свой я озвучил, но Лёля отвечать не стала.
- Окаянный, окаянный…Я маг, вообще-то, бабушка. И должен быть готов к встрече с опасной нечестью. Это может не Лёля, кузнецова дочь, а лесавка какая? Откуда я могу знать наверняка, без всестороннего магического обследования?
- Ой, горе ты, луковое. Ты что ж за магик, коли человека от лесавки отличить неспособен? А Лёлька к Степке своему шла. Она, всегда через мой двор в лес бегает. Сымай свое заклятье, магик, пока Семен не прознал, а то женит тебя, желторотого. Как пить дать - женит. Он своих старших девок так уже с рук сбыл.
Слышать такое от древней бабки было обидно, но правоту ее признать пришлось. И контрзаклинание произнести тоже. Потому что жениться в ближайшие пятьдесят лет рано.
Лёлька храбро шагнула мне навстречу и от души двинула маленьким кулачком в нос, но промахнулась и попала по скуле. Было немного больно и сильно обидно. Оборотень в очередной раз горько взвыл, девушка испуганно всплеснула руками и бросилась прочь. А я остался стоять посреди избы, с досадой потирая скулу. Бабка попричитала еще немного, убрала чугунок со щами, и скрылась за цветастой занавеской, скрывающей небольшую лежанку за печью.
Охранный контур на ночь я все же поставил, и даже неплохо выспался на жесткой лавке.
Утро встретило ароматом гречневой каши и шебуршанием мышей. Солнечный луч упрямо светил в зажмуренные глаза, пробираясь под плотно сомкнутые веки теплой щекоткой. Спать уже не получалось. Где-то птицы цвиркают, квохчет домашняя птица, стучит топор дровосека и слышится бабья ругань возле колодца. Утро в деревне давно вступило в свои права. Придется и мне вставать.
Старушка, подскочившая ни свет, ни заря давно покормила скотину (включая Егорку, который по моему скромному мнению скотиной являлся по призванию) и сейчас возилась в небольшом огородике. В огороде? Запоздалая мысль ключевой водой омыла мозг, прогнав остатки сна. Быть такого не может! Как она прошла через мою защиту?
Я подскочил как ужаленный и бросился к окну. Баба Марфа спокойно полола репку. Ее единственная корова, с меланхоличным видом жевала траву неподалеку. Буренка подняла голову, и, словно насмехаясь надо мной, перешагнула невидимый барьер. По всем расчетам, магическая черта сейчас находилась как раз поперек животного. Но ведь это не возможно! Я торопливо протер глаза, отказываясь им верить. Ничего не изменилось. Корова стояла поперек барьера. Бабка резво носилась туда - обратно с сорной травой, скидывая ее в компостную кучу, а начинающий некромант растерянно хлопал глазами и пытался понять, что же происходит.
- Мне это сниться. Просто сниться. - Приговаривал я, торопливо обуваясь. Кое-как сладив с коварно запутавшейся шнуровкой на обуви, я стремглав бросился на улицу, чтобы лично разобраться с происходящим и налетел на бабку с ведром колодезной воды. Вода, естественно выплеснулась на меня, бодрящее, скажу я вам начало дня. При моем появлении лицо старушки приняло очень странное выражение, словно я ей чем-то сильно не угодил.
- Марфа Севостьянна, простите, я сейчас принесу воды. - Попробовал я выхватить у нее из рук деревянное ведерко, но не тут-то было. Бабушка ведро держала крепко.
- Нутка пойдем в дом, Антоша. - Тон ее мне тоже не понравился. Вроде только первую ночь на постое, а хозяйка уже злится. Позорно сбежать мне не позволяла гордость, пришлось идти, хотя разум предлагал послать гордость, бабку и деревню к лешему и вернуться в Чернец.
- Ну что, магик недоученный, разбудил усопших? И что тебе ночью в полнолуние дома не сиделось? А не говорили тебе добрые люди, что на погосте детям делать нечего? - Я сидел на лавке, вжав свою бедовую головушку в плечи. Прав разум, надо было седлать Егорку и ходу. Марфа ругалась уже с четверть часа. Из всего сказанного бабкой я уяснил только одно - в деревне, моими стараниями поднялось целое кладбище. Вот Мастер теперь посмеется. В том, что учитель уже в курсе всех событий, произошедших с его непутевым учеником, я даже не сомневался.
- Но.. как.. я же только барьер силовой поставил, от нежети опасной…
- Ой дурень! - Всплеснула сухонькими руками бабка. - Да здесь опасной нежити отродясь не водилось. Теперь ты вот появился и впрямь страшно становится. Ну да ничего, покойнички пока не буянят, бродят себе между могилок, обвыкаются, значит. Иди теперь обратно их усыпляй, пока не обвыклись совсем, да в деревню не полезли.
О том, как упокаивать простейшего зомби, я читал, даже тренировался на дворовом псе, который попал под горячую руку мастеру после праздника с обильными возлияниями. Проще говоря, мастер был пьян в стельку, а Полкан его домой пускать отказывался. Вот и напросился на молнию. Правда, потом пьяный учитель пожалел о своей горячности и поднял пса в виде зомби. Утром выяснилось, что даже на скорую руку учитель создает очень качественных зомби. Вот на нем меня и заставили отрабатывать навык упокаивания, ну и подъема, соответственно. Возвращать нежить к активному состоянию мастеру стало лень после третьего раза.
Я стоял у невысокой деревянной ограды в состоянии тихого шока. Ну почему у меня все всегда выходит не как у нормальных людей? На квадратные метры данного погоста пришлось около полусотни могил, к моему счастью (признаю, весьма сомнительное счастье подсчитывать общее количество свежеподнятой нежити) только десятка три претендовали на гордое (ага, труп ходячий это звучит гордо) звание зомби. Остальные так, скелетики ходячие, а местами, просто лежачие. В смысле на могилках своих лежат и косточки на солнышке утреннем греют. Брр, чего-то я не понял, они что, солнца не бояться? Честно говоря, после данного открытия входить на территорию погоста совершенно расхотелось, но бдящие за спиной дюжие молодцы с острыми вилами в руках имели от бабки Марфы и старосты Никитича четкий приказ - Мага, пока погост не утихомирит, никуда не отпускать. То есть теперь у меня был только один выход, он же вход - ногами, вперед, на кладбище. Эх, прощай жизнь молодая. Ничему-то я не научился. Зря наверно. Один шаг и я на вражьей территории вот и все. Мертвецы на меня отреагировали странно, никак. Совсем. Побродил немного между ними, морщась от мерзкой вони, понаблюдал. Меня упорно игнорировали.
Так, что я помню о классических зомби? А о неклассических? Мало, даже слишком, выберусь из этой передряги, засяду за книги. Понимаю, что гранит науки очень невкусный, но без него и помереть можно. От нехватки кальция в организме.
Я повертел головой, стараясь увидеть как можно больше, а двигаться меньше.
На глаза попала дородная баба. В белой рубахе до пят и с платочком на шее. Баба как баба, если бы не нездоровый цвет лица - сине-зеленый, да глаза мутной пленочкой подернуты. Утопленница настойчиво рвалась за пределы погоста, единственная из всех, между прочим, но барьер по периметру от моего колдовства не пострадал, держал надежно.
«Ага, легкая безопасная практика» - Сердито сопел я, маленькими шажочками продвигаясь к огромной статуе скорбящей девы. Поразительная роскошь для такого захолустья. Можно было бы попросить помощи у наставника, но как представлю все те ехидные комментарии, которые придется выслушать, все желание жаловаться пропадает.
Эх, ну не знал я, что на погосте печати-ограничители стоят. Не знал, а вернее не удосужился узнать хоть что-то о месте, в которое отправляюсь. Вот и поплатился.
Понимая, что за пределы погоста мне не выбраться я решил пробираться к памятнику. Там посижу, поразмышляю в тишине. Погода хорошая, на речку можно было сходить. Искупаться. А я вот на кладбище застрял. Поставил охранный контур.
Уверен, что маг, практически ползущий по кладбищу с утра пораньше, смотрится весьма оригинально, но так мне спокойней, все равно вся деревня смеется.
По дороге к статуе, я упорно пытался вспомнить направление векторов силы необходимых для создания семиконечной звезды Воззвания. Результаты были не очень, вспомнил три из двадцати восьми. Хотя мне и звезда пока без надобности, я слова призыва основной стихии вспомнить не могу.
Покойнички по-прежнему не обращали на меня внимания, чем я пользовался, осторожно продвигаясь к своей цели и прикидывая, с какой стороны на неё легче забраться, в случае если что-то пойдет не так.
Не так все пошло на половине пути - на меня наткнулся ослепленный солнцем мертвяк, а я, вместо того чтобы просто отойти с дороги, долбанул по нему ветвистой молнией. На вой поверженного противника стали активно подтягиваться остальные «жертвы» моего барьера. Вот же леший! Гептограмма еще в виде мысленного проекта, статуя скорбно взирает издалека. И что делать? Не молниями же их расстреливать. И не одного дерева поблизости. Так и думал, что ничего хорошего на этой практике быть не может. «И вышел герой один против полчищ нежити, лишенный оружия. Храбро сражался молодой…»… неуч. Закончил я свои собственные фантазии нелестным определением. Кабы знал, что так все выйдет, прилежнее занимался, но сожалеть поздно. Если завершу практику, то останется всего два года изучения общемагических предметов. Но вот стоит ли учиться некромантии? Тут с простой нежитью как справиться не знаешь, а там пойдет нежить магического характера и кровавые ритуалы. Видел я в книжке Мастера одну гравюру, так потом неделю кошмары снились. А это ведь все в жизни придется на практике отрабатывать. Брр.
Размышления размышлениями, а мертвецы неторопливо приближались. Формировать еще одну молнию и бить в самого дальнего, чтобы от себя внимание отвлечь? Не вариант. Как-то сами собой вспомнились еще пятнадцать направлений векторов и четыре ключевые руны - жизнь, смерть, право, ключ. Если основываться на них, то и слова призыва можно попытаться выстроить.
Я выдернул подвернувшуюся под руку палку (она зачем-то была воткнута аккурат в середину единственной не разрытой могилы) и принялся отмахиваться от особо назойливых умертвий. Им полагалось агрессивно завывать, пытаться вцепиться в горло жертве, дабы оное перегрызть. Мои покойнички про правила и каноны явно не знали, поэтому просто оттеснили меня к воротам. За воротами все еще дежурили дюжие молодцы с недружелюбным сельхозинвентарем в руках. А может через ограду? Она не высокая, всего-то локтя два с четвертью. И почему я не подумал о бегстве раньше? Пробиться к дальней от охранников стенке оказалось непросто, но для мага, стремящегося сбежать от навязанной работы, нет ничего не возможного. Осиновый дрын, так удачно выдернутый из могилы, пригодился уже через пять шагов. Размахивая им налево и направо, я кое-как пробился к ограде и поспешно ретировался в ближайший лесок. Леший с этой практикой, пусть сами разбираются.
Лесок, несмотря на ярко светящее вокруг солнышко, оказался мрачноватым. И, что удивительно - оцепление из селян на лесопосадки не распространялось. Значит тут можно отсидеться и спокойно подумать над сложившейся ситуацией.
Кое-как умостившись под сенью раскидистого орешника, я начал по памяти достраивать уровни заклинания. Как долго продвигался тяжелый умственный труд одного начинающего мага, сложно сказать, но в реальный мир меня вернуло вежливое покашливание. Нервно подорвавшись на своем месте, я огляделся и немного успокоился. Неподалеку от моего укрытия стоял встрепанный парень, по виду мой одногодок. Долговязый, с легкой сутулостью, в линялых штанах из непонятного материала и волчовке, мехом наружу.
- Привет. - Я постарался изобразить вежливую, немного смущенную улыбку. Очень хотелось верить, что этот представитель Корчаковки не собирается возвращать меня на кладбище.
- Привет. - Ответ был настороженный, такой же, как и взгляд золотисто-ореховых глаз.
- Антон. - Решил я ковать железо, пока горячо. - Некромант. - Добавил, пристально наблюдая за реакцией нового знакомца. Кажется, известие о моей специальности на него впечатления не произвело. Ух, прямо от сердца отлегло.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 24.01.2012, 16:45 | Сообщение # 9 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Парень помялся, в свою очередь, принимая сложное решение - называться или нет. Потом, видимо что-то для себя решив, протянул крепкую руку с узловатыми пальцами и мозолистой ладонью:
- Степан.
Я кивнул, пожал протянутую руку и почувствовал, как леденеет в груди. Вспомнились слова бабки Марфы: «Степка? Волк? Можно и так сказать. Енто перевертыш здешний».
Мамочки-и-и!!! Оборотень! Настоящий! Пустите меня обратно на кладбище.
«Не торопись, все равно скоро туда попадешь» - Съехидничал внутренний голос. Не мог, зараза, хоть в этот раз промолчать. И без него страшно. Так, какое я знаю самое эффективное заклинание против нечисти?
Степан, поняв что-то по моему лицу, поспешно рванул в соседние кусты. Матюгнулся пару раз, налетев на что-то колючее и, малость отдышавшись, просипел:
- Ты, это, некромант, не магичь шибко. Я на людей даже с голодухи и в полнолуние не кидаюсь. Да и потом, ну убьешь ты меня, шкуру своим товарищам покажешь, бахвалиться станешь, а Лелька моя одна супротив бати свово стоять должна будет. Это с пузом-то.
Я, признаюсь, сначала не понял, чего это оборотень за подругу свою так переживает. Свежо еще воспоминание о том, как она меня поленом приласкала. Не вижу ничего плохого в ее объяснениях с родителем, не съест же он ее. Максимум ремнем по мягкому месту пройдется, чтобы по мужикам не бегала. Но потом мое внимание, наконец, зацепилась за последние слова Степана. С пузом. Ай да Степка, ай да волчий сын. Представляю, что, а главное, в каких выражениях, ему кузнец на такую новость ответит. Тут уж, чую, для оборотня полешком по голове не обойдется дело.
За всеми этими размышлениями я малость забыл, почему сижу в этом мрачном негостеприимном лесу. Причина явилась неожиданно и сама о себе напомнила. Противным голосом старосты Никитича она (причина) воскликнула почти над самым ухом:
- Вот он негодник! В лесу ныкаться вздумал. Сёме-е-он! Подь сюды, тут зятек твой беглого магика держит!
Я украдкой посмотрел в сторону Степана. Парень окончательно сбледнул с лица. Крепкие ладони нервно мяли край волчовки.
- О, Степка. - Густой сочный бас легко перекрыл все остальные звуки. Оборотень на моих глазах сжался, усилием воли стараясь не втягивать голову в плечи.
- Уж я тебя поганца по всей Корчаковке обыскался. Ну теперь-то не уйдешь. Я для тебя такую дивную цепь выковал - залюбуешься. И теперь, что хочешь мне жалобное пой с цепи, покуда дуреха эта замуж не выйдет, не спущу. Не дам девку с толка сбивать. Итак совсем от рук отбилась из-за тебя, отцу родному перечит. Я ей в соседнем селе такого парня приглядел, а она, паршивка, нос воротит.
К картине «кузнец и оборотень-неудачник» добавился третий персонаж, влетевший в мрачный лес ярким громким пятном. Цветастая шаль мгновенно была распахнута так, чтобы скрыть оборотня от родительских глаз, подол синего сарафана полоскал легкий ветерок, коса только дыбом не стояла.
- Не тронь его, батя! - Голос Лели звенел близкой истерикой. Ну все, как говорил наставник, драма превращается в комедию.
«Угу,» - поддакнул внутренний голос, - «сейчас эта дура ляпнет про то, что ребенка ждет. Тут оборотню и придет полярный пушной зверек. Ты на эти кулачищи глянь - кузнец же ими безо всякого молота по наковальне железо в лепешку раскатает».
- Я без подготовки на кладбище не вернусь! - Благородство, говорят, сейчас не в цене, но наблюдать смертоубийство одного из представителей разумной нечисти мирным кузнецом мне совсем не хотелось. На мое громкое заявление Никитич отреагировал смачным плевком себе под ноги.
- Ить, хто заговорил. Магик, ты чавой-то не смекнул видать. Ты погост разбудил? Разбудил. Вот и иди укладывай покойников обратно в домовины. Коли хочешь, колыбельные им пой, ежели волшебством не умеешь.
Я представил, как стою в центре кладбища и, не имея ни слуха, ни голоса, распеваю колыбельные для мертвецов.
- Отродясь у нас такого бесчинства не было, чтоб вчера закопанная супружница не свет ни заря за оградку со скалкой ломилась. - Поддакнул какой-то неопознанный мужик. Видно душевные у них с женой отношения были, если она даже после смерти скалку на родного мужа поднять хочет.
Короче, про оборотня все благополучно забыли. А меня на погост опять провожали всей деревней. Оказавшись в уже знакомой мне обстановке, я тяжело вздохнул, с тоской посмотрел, на толпящийся за оградой народ и неожиданно вспомнил решение своей проблемы. От этой догадки на душе стало тепло и радостно. Конечно, балбес я, прав наставник. Я ведь считал, что мой контур «разбудил» покойных, а на самом деле просто ослабил печать, наложенную на кладбище много лет назад. Почему я уверен, что только ослабил? А иначе вся разупокоенная нежить уже рвала бы деревенских жителей, а не грелась на полуденном солнышке. Ну вот, полдень уже, а я еще не завтракал даже.
Искать следы чужого заклинания ученику - первогодке задача не из простых. Хотя бы потому, что этому меня еще никто не учил. Я даже не представлял с чего начинать, поэтому, убедившись, что покойным до меня нет никакого дела, присел на ближайшую скамейку. Соседство с могилой меня нисколько не смущало. Вслушиваясь в окружающие меня звуки, я пытался уловить тот, что укажет направление. Ждать пришлось долго, но я никуда не торопился, а мои сторожа, боялись отлучиться - вдруг сбегу. Но сейчас я не собирался так поступать. Во мне проснулся странный азарт, требующий найти печать и, либо обновить ее, либо заменить своей. В любом случае, она нуждалась в «ремонте», причем капитальном.
Лишь спустя пару часов медитации я уловил легкую дымку заклятия. Конечно, отрешиться от мира и сосредоточиться на своей внутренней энергии полностью не получилось. Краем сознания, я продолжал следить за обстановкой, чтобы, если не приведи боги, что-то измениться, успеть среагировать. Идти по следу, теперь отчетливо видимому мне, далеко не пришлось. Та статуя, к которой я так стремился, была окутана мерцающим облаком, от которого явственно «пахло» некромагией. Ясно, коллега работал, но работал давно и на скорую руку. Это заметно по многочисленным прорехам в тонкой сети, что лежала на территории всего кладбища. Теперь стало понятно, почему покойники блуждали в основном возле своих последних пристанищ. Остатки сети, создавали вокруг большинства из них определенные границы. Там же, где находились разрывы, и получались «жены со скалками». В том смысле, что разупокоенные беспрепятственно покидали пределы кладбища.
Спасибо, неизвестному некроманту, благодаря ему мне не придется начинать с нуля. Всего-то нужно восстановить ослабевшее заклинание, напитав своей силой. Подпитывать энергетические оболочки меня учили, как и создавать каналы. Наставник обучил его этому еще в первый месяц. На вопрос, зачем ответил - пригодится, мол, в будущем. Вот и пригодилось. Подходящего кандидата в жертвы с собой у меня, естественно не было. Спрашивать у местных жителей почему-то не хотелось, было у меня нехорошее предчувствие, что вместо петуха или кошки мне покажут шиш.
- Вот почему у меня все не так, как положено, получается? Может перевестись на другой факультет, пока еще не поздно? - Бормотал я, автоматически вычерчивая у подножия статуи сложный рисунок преобразования энергии. Если бы меня сейчас спросили зачем в нем нужна та или иная черточка-закорючка, я вряд ли ответил. Помнили руки, чертившие ее не раз и не два. Когда последний значок занял свое законное место, я с тяжелым вздохом вынул спрятанный во внутренний карман ритуальный нож. С сожалением потер нежную кожу на левом запястье, почувствовал свой учащенный пульс и, понимая, что дальше тянуть не стоит, полоснул по любимой конечности, остро заточенной полоской железа. Вопреки мнению многих, это совсем не больно. Пока по разрезанной коже не поползут первые капли едко-соленой крови. Вот тогда приходит боль. Но она всегда слабая и непродолжительная.
Я стоял на коленях над завершенным рисунком и ждал, пока наполнится кровью подставленная ладонь. Зажав другой рукой порез, я быстро зашептал заклинание. Рисунок слабо светился, с каждым словом, его линии наливались мертвенно-голубым сиянием. Последнее слово и в центр светящегося рисунка полетела горсть еще горячей крови. Вспышка голубого пламени и моя сила побежала по ослабленной печати, напитывая ее энергией. Порез саднило, голова немного кружилась, но я был счастлив. Впервые у меня получилось сделать что-то правильно без подсказок наставника. Сеть печати на моих глазах уплотнялась, все больше становясь похожей на тонкую шелковую скатерть, укрывающей территорию кладбища. Покойники падали на месте, обретая покой, вдоль ограды прошла широкая полоса, замкнув периметр. Требование жителей Корчаковки я выполнил. Ужасно захотелось пить и я, пошатываясь, побрел к выходу.
- Ну что, маг, справился, молодец. - Я сидел за столом в доме бабки Марфы и уплетал жареную на сале картошку. На другом конце стола дожидалась своего часа горка золотистых блинов, щедро политых растопленным маслом. Запястье мне тщательно промыли колодезной водой и перевязали чистой тканью и велели не напрягать без лишней в том необходимости. Разбираться результатами моей работы староста отрядил кузнеца и оборотня. Опасаясь за жизнь дорогих ей мужчин, Лёля вызвалась им помочь. Хотя мертвецов боялась до обморока.
- А Лешка, помнится, говорил, что совсем ты негодящий маг. Знать цену набивал, хитрец.
Я подавился очередной порцией картошки, и с нескрываем удивлением посмотрел на старушку. Как-то слабо верится, что Магистр Алексей, или по-простому - мастер, наставник, будет обсуждать своего ученика с деревенской бабкой. Что-то здесь было не так, но вот что?
- Бабуль, а когда вам печать на погост поставили? - Задал я интересующий меня вопрос. Старушка поправила прядь седых волос, вытерла руки о фартук, и глядя на меня небесно-голубыми глазами уточнила:
- Чего ставили, сынок? - И видел я в этих добрых - добрых глазах скрытую насмешку. И голову даю на отсечение, не над наставником смеялась бабка.
Пока я подбирал ответ, поплыли очертания избы, размытым пятном стала бабка Марфа, стихли звуки улицы, льющие в открытое окно, чтобы избавиться от наваждения я закрыл глаза и посчитал до десяти. Место, в котором я находился, оказалось мне хорошо знакомо. Целый год именно здесь я отрабатывал приемы некромагии под чутким руководством наставника. Тренировочные покои школы. Тут, обычно проходил экзамен у магов других направлений, зачем же здесь я?
- Молодец, Антоша, справился. И к твоему сведенью, Корчаковка действительно город. А то, что видел ты, всего лишь высшая иллюзия. Не мог же я отпустить на практику не готового к работе ученика? Вот мы с Марфой подумали и решили для начала посмотреть, как ты себя поведешь под нашим присмотром.
- Бабка Марфа? - Не поверил я своим ушам. - А она-то здесь откуда?
Наставник нахмурился, строго посмотрел на меня и внушительно произнес:
- Для тебя, студиоз, она архимаг Марта Севостьяновна! Запомни. И, кстати, поздоровайся, как положено.
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал наставник и почувствовал, что начинаю отчаянно краснеть.
Архимаг оказалась молодой женщиной, с уже знакомыми мне небесно-голубыми глазами. Вот только не были они такими наивными, как у деревенской бабки. Скорее наоборот, они прямо говорили, что их обладательница умна, расчетлива и хладнокровна.
- Здравствуйте, госпожа Марфа. - Я немного неуклюже (сказывалось отсутствие практики) изобразил церемониальный поклон. Мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы не начать заикаться под этим насмешливым взглядом, но я с честью справился.
- Здравствуй, Антон. - Прямо мраморная статуя, а не женщина. И вдруг озорно мне подмигнула и сказала, обращаясь к наставнику:
- Зря ты, Леша, мальчика ругал. Хороший мальчик. Неопытный, правда, но какие его годы? - И, потрепав меня по голове (как ребенка, право слово), покинула Покой.
Я стоял, не смея поднять на наставника головы. Щеки полыхали от смущения.
- Наставник, я, правда, так плох? - От расстройства хотелось совершенно не по-мужски шмыгнуть носом.
Магистр хитро прищурился:
- Ну, хорош ты или плох, Антоша, мы узнаем после окончания практики. А поедешь ты, - он сделал паузу, словно размышляя, - поедешь в один замечательный город…
Я напрягся, стараясь справиться с чувством дежавю. А наставник, словно не замечая моего напряженного состояния, продолжил:
- Корчаковка называется. Город небольшой, так что не потеряешься. Тем более у меня там друг живет, мастер Митрий. У него и остановишься на время практики. Отправляйся сейчас же, а то, я уверен, Егор уже пытается повод грызть.
Я, зная мерзкий характер каурого, заочно объявил мастера правым. Возразить на приказ было нечего. Двадцать девять лет обучения все еще оставались в моих планах, поэтому я забрал письма наставника к мастеру Митрию, попрощался и пошел к Егорке.
А повод, эта парнокопытная зараза все же надгрызла.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:22 | Сообщение # 10 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Одна
«Я, я на краю,
Мне только шаг и за спиной обрыв,
Я снова молю –
Не оставляй меня, крылья свои раскрыв.
Мне без тебя не подняться
Лишь протяни мне крыло…
Не оставь, не оставь, мне не выжить,
Я одна, я одна, ты же видишь,
Дай мне знать, я твой голос услышу,
Я одна, я одна.»
Пять стихий «Одна»
Орта.
Я встретила Аллиру в день, когда больше не хотела жить. В день, когда ждала с не-терпением свою смерть. Сил бороться с начертанным в Великой книге Судеб* не осталось.
Меня зовут Орта и стать воином я мечтала с тех пор, как война пришла на земли Сантроса. Пришла и забрала всю мою семью, оставив на попечение семнадцатилетней девушки грудного ребенка. Тогда я взялась за оружие. Вначале чтобы защитить себя и сестру, позже – чтобы отомстить захватчикам, уберечь тех, кого не коснулась кровавая жатва войны.
Пристроив малышку в один из женских монастырей, и выложив за ее относительно безопасное будущее приличную сумму, я направилась ко двору короля. Нельзя сказать, что меня воспитывали для войн, но постоять за себя я умела, и с какой стороны браться за меч знала не понаслышке. Отлично стреляла из арбалета, владела кинжалом. Тем не менее, никогда еще не убивала никого разумнее волка. Убить человека было страшно. В первый раз.
Война только-только охватывала северные приграничья и до столицы, расположен-ной на юге, могла и не дойти, поэтому меня оставили в столице, записав в недавно сформированный отряд бойцов. Не элита, но и не вольные наемники. Жажда мести застилала глаза настолько, что вместо Долины Цветов, куда направили отряд, мой путь лег дальше на север, во владения войны. Противник никого не жалел, но и я не была способна на жалость. Месть стала тем смыслом, что давал мне жажду жить. Каждого захватчика я хотела уничтожить собственными руками, спасибо, командир отряда к которому я примкнула, Дарен Ти’Морэан, умел вовремя поставить на место одну дерзкую девчонку. Со своей территории противника мы выбили за шесть декад и еще две декады гнали северян вглубь их страны.
Война окончилась через полгода нашей победой, я побывала в своем разоренном доме, навестила сестру и вернулась в расположение своего отряда. Правитель щедро вознаградил каждого, Ти‘Морэан моего самовольства не выдал, сделав вид, что явилась я на поле боя вместе с бойцами из Долины Цветов. Я осталась служить, не имея никакого желания возвращаться к прежней жизни. В одиночку это казалось невозможным. Вот уже десять лет я служила в граничном патруле регулярной армии Сантроса, охраняя свою сторону от новых попыток проникновения. Чаще всего мой отряд получал под свой контроль северные границы. Каждый час приходилось учиться сражаться и выживать в любой ситуации, при самом неблагоприятном стечении обстоятельств, каждую минуту, но это того стоило. Рядом были надежные и верные товарищи, а король платил звонкой монетой пат-рулям границ.
Время нашего патрулирования в очередной раз подходило к концу и со дня на день должна была подойти смена. Снежные тролли появились неожиданно. На этих безобразных монстров практически не действовали заклинания и приходилось сражаться мечами. Дар, Дарен Ти’Морэан, темный эльф, мастер магии и меча погиб, прикрывая нас - людей. Он рубился как десять человек, воин с вековым стажем, но их было больше, и на их стороне оказалась примитивная тупая сила. Дара разодрали на моих глазах, а остатки нашего отряда смогли справиться с тремя оставшимися в живых тварями. Мы потеряли семерых бойцов, тролли в два раз больше. Мы зализали раны и тронулись в дальний (как-то не думали тогда, что в последний) путь - в столицу. Холод северных приграничий сменился лип-кой, мутной жарой болот, но никто не готов был сдаться, и через декаду мы, наконец, во-шли в Долину Цветов, истинное сердце Сантроса. До столицы оставалось не более седмицы пути, когда налетели химеры. Прожорливые, хищные твари, с ядом на когтях, клыках и кончиках кожистых крыльев не первый год терроризировали южные приграничья нашего королевства, защищенные от вторжений воинственных соседей отвесными скалами. Но то, что они забрались так далеко от скал, казалось невероятным. Люди, населявшие долину, жили в страхе перед «смертью с небес» и наше появление восприняли как помощь, посланную самими богами. Мы оказались слабы. Патрульный отряд регулярной армии Сан-троса столкнулся с превосходящими силами противника, так позже написали в отчете, что лег на стол правителя. И нигде ни слова, что это такое, когда патруль из пяти бойцов сталкивается с тридцатью скальными химерами, невесть как очутившимися в наших долинах. Нам бы мага посильнее, увы, без Дара шансов не было. Я видела, как один за другим гиб-ли мои боевые товарищи, и все что я могла сделать - попытаться спасти себя. Длинный кинжал и небольшой шит все мое оружие. Кожаные доспехи с металлическими заговоренными пластинами изодранны ядовитыми когтями. Глубокие борозды на них дымятся, мешая сделать полноценный вдох. Где кончаются смертоносные когти-крылья и начинаются острые клювы, полные совсем не птичьих клыков я уже не разбирала. Все кончилось неожиданно - химеры взвились с истерзанных тел и с жуткими криками устремились в темнеющие небеса.
Я не смела плакать, уже не помнила, как это делается. Сил рыть могилы не было, но я заставила себя найти их, потому что это был мой последний долг павшим товарищам. Балансируя на тонкой грани безумия, я разгребала рыхлую плодородную землю, сдобренную нашей кровью, обломком чьего-то меча. Когда последний погибший (точнее то, что от него осталось) был укрыт не особо толстым слоем почвы, силы закончились. Я лежала между свежих могильных холмиков и, не мигая, смотрела в небо, уже усыпанное мириадами звезд. Слез по-прежнему не было, как не было мыслей и чувств. Лишь бесконечная, безмерная усталость, отравившая каждый кусочек тела, каждую мысль. Усталость от жизни, вернее от выживания. Я устала бороться. Наверно было бы проще, если бы десять лет назад война поглотила меня вместе с семьей. Я навещала сестру, оплачивала ее обучения, но была ей не нужна. Она жалела меня, как будущая светлая жрица, предлагая войти и остаться в храме, но это был не мой путь, и Кайла это осознавала.
За десять лет в отряде я, привыкла смотреть на смерть с равнодушием, не бояться опасностей, не рисковать понапрасну. Но сегодняшний день словно перечеркнул все про-шедшие дни. Мне было страшно, больно, плохо. Я осталась одна. Совсем одна.
Целительница появилась на рассвете. Едва небо озарилось с одного края восходящим солнцем, надо мной склонилась молодая женщина. Может быть чуть моложе, чем я сама. Ее карие глаза с тревогой всматривались в мое запрокинутое к небу лицо, а умелые руки, расторопно обрабатывали немногочисленные раны.
– Встать можешь, граничница? – Голос целительницы, с легкой хрипотцой и заметным южным акцентом, выдернул меня из полубессознательного состояния, в котором я блаженно пребывала уже несколько часов. Зачем вставать? Я искренне недоумевала. Было так уютно и спокойно лежать на стылой земле. А главное это было правильно. Война все же добралась до меня, хотя и не в том виде, как ожидалось.
Очнулась я ближе к вечеру, судя по положению дневного светила, в небольшой светлой комнате. Кровать, стул да столик, заваленный перевязочным материалом. Вот и вся обстановка. Целительница, словно почувствовав мое пробуждение, тут же возникла на пороге. Окинула меня строгим взглядом и скрылась за цветастой тряпкой, служившей шторой на двери. «Вот и хорошо, оставьте меня в покое.» – Думала я, глядя в бревенчатый потолок, радуясь уходу целительницы. Но я ошиблась, девушка быстро вернулась, держа в руках глиняную миску с каким-то пахучим варевом.
– Тебе поесть необходимо, граничница. Раны не опасные, но ты потеряла много сил. – Она подсела к изголовью кровати и протянула мне еду. Вялый взгляд, которым я одарила свою добровольную спасительницу, ясно выразил все, что я могла, но не стала говорить.
– Даже так? – Недобро прищурилась в свою очередь целительница. – Жить не хотим и намерены всеми силами мешать другим эту жизнь сохранить? Krayve. – Заклинание под-чинило меня мгновенно, не дав и вздоха на попытку сопротивления. Я с удивлением наблюдала как мои (!) руки приняли миску, до краев наполненную густым ароматным варевом. Как неловко сжались пальцы на тонком черенке деревянной ложки…
Такой режим питания продолжался в течение нескольких дней. Целительница с по-рога отдавала короткую команду и я покорно съедала пищу, выпивала отвары, не имея возможности не отказаться, не возразить. Она никогда не разговаривала со мной, не уговаривала, не лезла в душу. Со мной обращались как с животным, норовистым, упрямым животным. И постепенно безразличие начало отступать, сменяясь здоровой злостью.
В тот день, Целительница, как обычно, вошла в комнату с миской чего-то съестного в руках. Ее полные губы уже раскрылись, чтобы отдать мне приказ, но на долю секунды я ее опередила.
– Не смей! – Голос отказывался повиноваться, я слишком давно не разговаривала вслух.
– Мм, кто заговорил. – Умилилась моя мучительница. – Есть будешь?
Я торопливо кивнула, справедливо опасаясь, что заминка с ответом приведет к очередному применению заклинания.
– Вот и умничка. Ты пока ешь, а я поставлю шезлонг на улице, свежий воздух необходим для правильного выздоровления. – Мое мнение, как обычно, ее совершенно не интересовало.
После стольких дней проведенных в закрытом помещение свежий воздух подействовал как молодое вино - ударил в голову, кружа ее, выбивая почву из-под ног. Целительница, вовремя заметив признаки приближающего обморока, резво подхватила меня под руку, шепотом произнося незнакомое мне заклинание, наполнившее тело теплом и легкостью.
– Садись, граничница. Нужно перестелить твою постель. Поди седмицу не поднималась на ноги.
– Ты…- пересохшие губы с трудом открылись, чтобы выпустить в мир одно только слово. Но она, кажется, поняла.
– Я Аллира, целительница. Отдыхай граничница, потом побеседуем. – И она ушла, оставив меня полулежать в плетенном шезлонге под ласковыми лучами утреннего солнца.
С этого дня отношение целительницы ко мне заметно изменилось. Она больше не применяла заклинаний, чтобы подавить мою волю. Мы по-прежнему не разговаривали - только общие фразы, только самые необходимые слова, но их оказалось достаточно, что-бы понимать друг друга. Я по-прежнему не знала где нахожусь и кто такая на самом деле Аллира. Она готовила мне еду, помогала (только первые дни, после того как я встала) мыться в тяжелой деревянной лохани, которую перемещала в мою комнату при помощи заклинаний, учила по-новому смотреть на старый мир, жить дальше, не оглядываясь на прошлое. И моя боль отступила, ушла, оставив в душе легкий привкус осени и рябинового вина. Вкус скорби по павшим, вкус печали, но не убивающей, а легкой и светлой.
Ушло лето, прошла осень, а на изломе зимы Аллира протянула мне тяжелую походную сумку, теплый плащ, подбитый волчьим мехом, сапоги и куртку. На мой полный недоумения взгляд спокойно пояснила:
– Тебе пора граничница, твое исцеление закончено. Если на то будет воля богов - мы еще встретимся.
Не добавляя больше не слова, ничего не объясняя, она молча вышла из комнаты, улыбнувшись напоследок одними глазами.
Я запомнила целительницу молодой женщиной с большими карими глазами и твердо сжатыми полными губами. В домашнем платье, со свободно падающими на плечи каштановыми волосами с серебряными прядями ранней седины. Такой она вышла проводить меня.
Дорога до столицы ложилась под ноги ровным снежным полотном, словно природа специально для меня старалась облегчить и ускорить путь. К слову сказать, я так и не вернулась в граничные отряды, предпочтя полному опасностей патрулированию спокойное и упорядоченное существование городского стража. Жалования вполне хватало на жизнь и на оплату учебы сестры.
Мирная жизнь закончилась как-то внезапно. Вот только что я, будучи десятником, собиралась съездить навестить сестру, которая уже четыре года как являлась Посвящен-ной первого круга, как приходит срочная депеша от государя. Нас, ветеранов той, почти двадцать лет назад закончившейся войны, вооружили, благословили и отправили на передовую. Даже не объяснив, кто враг и за что на этот раз нам суждено умирать.
Долина цветов была так же прекрасна, как и семь лет назад, но теперь где-то рядом вновь была территория смерти. Мы ожидали, что противником окажутся северяне, как и тогда, но… Странно и страшно стало всем, когда нас озарило - в собранной армии были лишь чистокровные люди. Если нашим противником окажутся эльфы, то благословение жриц Светлой Матери нам ничем не поможет. Я помню, как сражались эльфийские мечники на поле брани, я знаю, что их стрелы всегда находят свою цель и не щадят никого. На наше полуторотысячное войско хватит и двух сотен эльфов. Друиды, гномы, сильфы… Любая раса нелюдей раздавит нас без особого труда.
По лагерю поползли слухи, что в этот раз войну развязал наш король, вроде бы по-пытался освободить территории нелюдей от их присутствия. Тем это, естественно не по-нравилось. Пытались договориться мирно, но переговоры зашли в тупик, из которого был только один выход и нелюди им воспользовались. Они вырезали всю посольскую миссию в своем городе, отправив королю голову посла. Нельзя сказать, что такой поворот дела стал для кого-то неожиданностью.
Жаль мы до сих пор точно не знали, с кем же встретимся в бою. Ожидание противника затянулось почти на седьмицу, но он так и не появился. Тогда многие вздохнули с облегчением, а меня все больше и больше охватывало чувство тревоги. Если враг не при-шел, объяснений может быть много, и трусость противника к ним не относится. Нелюди не знают страха, жалости, любви.
На исходе декады никто уже не верил, что нам суждено принять бой. Страх отступил, сменившись истеричной радостью - никто не умрет. Человек двадцать из моего отряда, так же как и я, не верили, в испуг нелюдей, и ждали от них какой-то изощренной гадости, на которую они так горазды. Мы никого не пытались вразумить, сейчас люди все равно не услышат наших слов, мы просто несли свою службу, вставая в дозоры, проверяя окрестности. Спать в полглаза, в полуха было привычно и нормально. Природа, будто издеваясь над нашими истерзанными нервами, разразилась ливневым дождем, затянувшим на сутки. Ночью, из-за сплошной стены дождя и его непрерывного шелеста, мы не заметили незваных гостей. Они легко сняли караульных и посетили большую часть палаток, начиная, конечно же, с шатра командующих. Я сидела на походной кровати и неторопливо чистила короткий кинжал, занятие, которое всегда успокаивало мне нервы. Легкий, едва уловимый шорох за спиной, заставил мышцы напрячься, и прогнал по ним стаю мурашек. При-знак близкой опасности. Резко упала на пол и, не останавливаясь ни на мгновение, раз-вернулась к противнику, прикрывшись подхваченным во время падения щитом.
Она была все такой же, как я ее запомнила. Теплый темный бархат глаз отсвечивал кроваво-алым на фоне бледного лица. Полные губы сжаты в твердую линию. Запястье левой руки охватывает плеть смерти, самое разрушительное заклинание наемных убийц, владеющих магией. Правая рука свободно висит вдоль тела, но я вижу как вспыхивают и гаснут на кончиках пальцев крошечные искры силы.
– Ну, здравствуй, граничница. – Знакомый голос выбил из легких весь воздух, и только многолетняя выучка помогла удержаться и не отшатнуться назад. Целительница. Долгое мгновение я смотрела в ее безразличные глаза, силясь понять, каким образом спасшая мне когда-то жизнь женщина оказалась в числе моих противников. Тем более что она человек.
– Kras ame. Rasfart. – Тело оплела мерцающая сеть обездвиживающего заклятия. Плохой ты воин, Орта, раз не убила ее до того, как тебя пленили. А ведь времени было достаточно, стоило просто метнуть кинжал перед тем как смотреть кто стоит за твоей спи-ной. Увы, уже поздно. Голоса нет, да и не услышат товарищи твой крик сквозь шум льющейся с неба воды.
Аллира плотно закрыла занавес шатра, для надежности скрепив вязки очередным заклинанием. Не знала, что целители пользуются таким количеством магии. Женщина, тем временем неспеша прошла к кровати, на которой я совсем недавно чистила свое оружие, и вновь взглянула мне в глаза. Нет, человеком она не была, странно, что семь лет назад я этого не поняла. Она не походила ни на одного представителя из множества разумных рас. Возможно полукровка во многих поколениях. Так тоже бывает. Было. До этой глупой войны.
Стоять неподвижно оказалось очень неудобно, через полчаса ноги затекли, через час я уже не чувствовала своего тела, через три, ближе к рассвету, Аллира сняла с меня заклинание. Я, сломанной куклой рухнула на пол, яростно глядя на мучительницу.
– Ничего, граничница, ничего, к полудню сможешь шевелиться. А как только получится сесть на коня - уезжай отсюда и никогда больше не возвращайся. Иначе умрешь.
Ее голос, равнодушный, бесстрастный голос, бил по нервам, так же остро, как воцарившаяся в лагере тишина. Страшная, мертвая тишина.
– Не могу, у меня есть приказ. – В придушенном хрипе едва ли можно было рас-слышать твердое и непреклонное «нет».
– Глупая, - Целительница склонилась к моему лицу, мягко водя кончиками искрящихся пальцев по щекам, губам, лбу, – у тебя нет другого пути. Те, кто отдает тебе приказы, уже остыли в своих постелях, а других пока нет. Слушай меня и тогда, возможно, останешься жива.
Почти по-матерински она погладила меня по растрепавшимся волосам, коснулась губами лба и ушла. Стремительно, прямо сквозь непромокаемую стену шатра. А я осталась лежать на холодном полу, слушать, как хлопают крылья падальщиков, и бессильно ругаться сквозь стиснутые зубы, поминая всех известных мне богов не самыми лестными словами. До полудня было еще далеко.
После долгих и мучительных попыток получилось сесть. Это было действительно прекрасно, еще бы на ноги встать, да хоть один шаг сделать. Я остервенело сжимала ку-лаки, заставляя быстрее бежать кровь по сосудам. Несколько неудачных попыток и вот я, пошатываясь, встаю на обе ноги, размахивая руками, как годовалый малыш - несмышленыш. Короткий шаг не отрывая подошвы от пола, еще один, еще… Пальцы теребят завязки полога, соскальзывают с чересчур тугого узелка. Сквозь сжатые зубы летят ругательства на всех известных мне языках. Наконец я понимаю, что с проклятой тряпкой окоченевшим рукам не совладать. Все тем же шаркающим шагом возвращаюсь к походной кровати, осторожно опускаюсь на колени и достаю улетевший под нее кинжал. Возвращаюсь к выходу. Сталь легко справляется с тканью и я оказываюсь на улице. Солнце стоит в зените, его яр-кий, слепящий свет немилосердно режет привыкшие к сумраку глаза. В другое время и в другом месте, я, скорее всего, послушала Аллиру, но сейчас у меня иная цель, нежели спасение собственной жизни.
Я бродила от шатра к шатру, от костровища к костровищу в поисках выживших, увы, нелюди работали быстро и профессионально, никому не оставляя шансов на спасение. Странно, что в эту ночь они так и не зашли ко мне. А может.. Почему-то хотелось поверить, что Аллира пришла ко мне, чтобы помочь, защитить, уберечь. Все-таки люди слишком доверчивые существа, склонные преувеличивать достоинства и не замечать недостатки тех, кто им симпатичен.
Хоронить погибших было бессмысленно - падальщики справлялись с этой задачей намного лучше. Наверно по причине того, что их было много, а я одна. Зашла в шатер командования. Все-таки эльфы поработали, вон, как аккуратно перерезано горло у командующего Брасса. Все чистенько, грамотно, ни одного лишнего движения не было сделано, это сразу видно. Покойники лежат вокруг стола, на котором разложена карта данной местности, с указанием возможных засад и точек, удобных для нападения. Не к месту вспомнился Дарен, такой, каким я его увидела впервые – быстрый, хищный, опасный, напоминающий дорогой клинок. Прекрасный и смертоносный. Вспомнила, как во время войны с северянами он скользил среди противников темной тенью, а позади оставались ряды мертвецов. Сколько я его знала - он все делал красиво: танцевал, пел, убивал.
Снаружи послышался шорох. Перехватив поудобнее кинжал, я осторожно выглянула наружу. Среди убитых, совсем как я недавно, бродил незнакомый мне воин. Заметив меня, он вскинул руку, блеснул короткий дротик. Рефлексы сработали раньше мозга, и отрав-ленное острие впилось в щит.
– Эй, не стреляй! – Я решила что лучше выяснить кто он и что ему нужно до того, как в меня прилетит что-нибудь более весомое, но не менее смертельное.
– Человек? – Казалось, его изумлению нет предела. – Выжившая? Но как? Всю сот-ню передового отряда положили.
Соврать или сказать правду? Выбор сложный, но отвечать нужно.
– Меня пропустили. Я в своем шатре была одна вот они и пропустили. – Мой голос хриплый от волнения. – А ты из какого отряда?
Он назвался. Мне было не особо интересно кто он и откуда, уже не было. Воина звали Саливан, но все сокращали его имя до Саля.
– Здесь не осталось выживших. Пойдем.
– Но ведь их нужно похоронить по-человечески. – Попытался возразить Саль.
– Всю сотню вдвоем? – В моем горьком сарказме можно было отравиться, но воин только досадливо поморщился.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:23 | Сообщение # 11 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Его отряд стоял от нашего всего в полудне пути. Судя по обилию раненных и некоторому числу убитых, им сегодня тоже пришлось сражаться.
Командир отряда выслушал мой рассказ молча, лишь изредка нервно дергая свой длинный седеющий ус.
– Значит, быстро ваших положили, девочка? Отпора дать не успели? Жаль, очень и очень. Хорошая была сотня. Ну да ничего, это война.
Я не стала говорить, что войну это совсем не напоминало, скорее резню. Нас порезали, как тупой скот и ушли резать остальных.
– Кстати, мы не только оборонялись, Орта. Удалось захватить нескольких пленных. Эльфы, конечно, старались не даваться в руки живыми, но у нас достаточно опытных воинов, чтобы справиться с нелюдью. Их сейчас как раз допрашивают. Не желаешь взглянуть?
Меня передернуло, неужели, глядя на меня, можно предположить, что чьи-либо страдания, могут доставить мне удовольствие и радость? Даже если это страдания убийц?
Командующий, не дожидаясь согласия или возражений, приказал Салю проводить меня к месту допроса.
Такой же походный шатер как и остальные. Разве что стража держит его в кольце. Внутри очень светло и жарко. Огонь пылает в жаровне, жадно облизывая пыточный инвентарь. Эльфы, горящие ненавистью, распятые на уродливых подобиях дыбы, изувечены до неузнаваемости. Пять измученных и обессиленных физически, но твердых духом нелюдей. Я чувствовала почти физическую боль, глядя на то, что творится в шатре, вспоминала то, что осталось в собственном лагере, пыталась нащупать ту болевую точку, что пробуждает холодную злость, ярость, ненависть. Но ни ненависти, ни злости не было, только скорбь и боль. А еще сожаление, что ничего нельзя отыграть назад, изменить, стереть из памяти сотен тысяч живущих в нашей стране. Мы первые бросили вызов вчерашним союзникам, попытались отнять то, что исконно принадлежало им. Скорее всего, если бы Дар не погиб семь лет назад, сейчас он был бы моим противником. И это не стало бы предательством по отношению к людям.
Звякнула цепь, вырывая меня из невеселых размышлений. Глубокие карие глаза мгновенно затянули меня в омут Её боли, Её страданий. Аллира. Как целительницу-то пленили? Ведь на ее стороне была магия. «Помоги, граничница.» – Казалось, говорила она мне взглядом.
– Заинтересовалась, Орта? Эта ведьма пыталась усыпить наш отряд магически, но благословение Светлых Богов всегда с нами. Ее поймали в шатре главнокомандующего.
– И что ее ожидает? – Я удивилась собственному голосу, холодному, безразличн-му, чужому.
– Что, что… Тоже что и остальных - смерть. Если будет правдиво отвечать на вопросы, то смерть быстрая, если же нет, то придется их вытягивать силой.
Он, точно сожалея, развел руками, а я внутренне содрогнулась. Эта женщина, на чьей бы стороне она не выступала, сохранила мне жизнь дважды. А такие долги забывать нельзя.
Рука сама по себе огладила рукоять кинжала, в то время как мозг подсчитывал, сколько потенциальных противников находится поблизости. Получалось, что много – палач, мой провожатый и два охранника, а я одна и из всего оружия только кинжал. Ну и за-дачка.
– Я слышала, что наделенных Силой Аяры* практически не возможно пленить, как же вам это удалось? – Мой интерес польстил Салю и из него, как из лопнувшего горшка вода – потекла информация. От которой мне не было никакой пользы. Что проку в том, что я знаю, как обездвижили целительницу заговоренной сетью, а после надели на нее такие же путы? Хотя… Догадка обожгла мой мозг и я пристально всмотрелась в карие, подернутые дымкой боли глаза.
«Правильно мыслишь, граничница, именно поэтому и не могу освободиться сама и помочь друзьям. А еще это очень больно. Я задыхаюсь без Силы.».
Безумный, рискованный план мгновенно возник в голове. Неспешно проводя рукой по бедру, я продолжила расспрашивать Саля. О том, что удалось узнать от пленников (солдат с чувством повторил всю нецензурную брань, вырванную под пытками), о том, как много даст нам победа над мерзкой нелюдью (от эльфов пошли такие волны ненависти, что я даже покачнулась), о том, что казнить их надо как можно более жестоким образом. Например, содрать с живых кожу и поместить в соленую воду, потому как эти гады очень и очень живучие. Кинжал, тем временем, полностью скрылся в рукаве полотняной рубашки.
– Знаешь, Саль, пожалуй, я вдоволь насмотрелась на эту мерзость. Довольно. – И, не объясняя провожатому своего поступка, обернулась к целительнице. Наклонилась, схватив ее за подбородок свободной рукой, посмотрела в глаза и почти прошипела, стараясь вложить в голос как можно больше презрения:
– Я понимаю, почему остроухие подняли против нас оружие. Они не люди, но ты? Человеческая женщина! Предатель. Таких как ты, необходимо истреблять с особой жестокостью. – Я отпустила ее подбородок, и целительница склонила голову, пряча глаза. Прошипев: «Ишь, тварь, стыдно ей», я собрала свободно лежащие на плечах волосы в хвост и резким рывком заставила ее посмотреть мне в глаза. Надеюсь, она видела, насколько мне противно так поступать. Пока Саль с одобрением наблюдал за моей личной местью (по его мнению), кинжал острым кончиком бодро чиркнул по заговоренным веревкам, без труда разрезая их.
Боль из карих глаз схлынула как прибойная волна, оставляя в их мерцающей глуби-не искорки ярости. Я сделала свое дело, поэтому спокойно отошла к скованным эльфам.
Её голос, хриплый, сорванный, тихо зазвучал в шатре, заставив насторожиться ох-рану. Аллира пела, без музыки и слов, одним голосом, она творила самую прекрасную песню из всех когда-либо спетых. Я видела как спустя несколько секунд расслабились солдаты и послала Салю вопросительный взгляд.
– Все нормально, Орта. Понимаешь, она и раньше пела, но без притока Силы, ее заклинания безвредны для нас. Так что, пусть пока пытается, скоро за нее возьмется Ретбье, наш палач, и тогда эта ведьма запоет совсем иначе.
– Саль, я провела трудную ночь, и хотела бы немного отдохнуть. Это возможно? – Вместо ответа, солдат торопливо проводил меня до шатра главнокомандующего, одарив напоследок красноречивым взглядом-предложением. Да, женщине не место среди солдат. Вопреки собственным словам отдыхать в мои планы не входило. Не время и не место. Оставшись одна, я перебрала нехитрые воинские пожитки и решила уходить как есть.
Целительница.
Способность чувствовать силу природы дается каждому в день его рождения, но не каждый умеет сохранить её в течение всей жизни. Целительство призывает нас к себе вопреки нашему собственному желанию, становится нашей сутью. Я родилась человеком с толикой волшебной крови дриад и эльфов, а в десять лет стала призванной целительницей, и обычное человеческое имя Лира приобрело новое звучание.
Как любое создание, призванное хранить жизнь, я с болью и горечью смотрела, как тысячи разумных гибли в войне с Севером. Каждую ночь тенью прокрадывалась в спящие лагеря, чтобы принести хотя бы немного исцеления раненым. И мне было неважно кто они – враги или друзья. Для целителя все разумные (да и что скрывать, неразумные тоже) делятся на два вида: пациенты в настоящий момент и потенциальные пациенты в обозримом будущем.
Сила Аяры. Дар светлой богини, покровительницы магии и жизни. Прекрасный завораживающий вихрь из разноцветных энергетических нитей. Тонких, толстых, гладких как шёлк и пушистых, точно шерстяная пряжа, мягких, колючих, упругих. Силу можно описывать до бесконечности, но так и не суметь выразить ее суть правильно. Первый контакт с Силой природы похож на вспышку – яркую, внезапную, опустошающе - короткую. На крат-кий миг ты ощущаешь всю полноту и красоту окружающего мира, а потом это проходит. И ты остаешься один на один со страшной внутренней пустотой. Пока Сила не возвращается. И в жизни наступает равновесие и появляется новый смысл.
Сейчас я вновь была оторвана от столь привычного мне танца энергий, но и без него я в полной мере чувствовала страдание эльфов, растянутых на дыбах. Они были в своем праве, отстаивая, то, что являлось их по закону. А сейчас, распятые и обнаженные подвергались изощренным пыткам, которые переносили с презрительным высокомерием. Сюда бы хоть одного мага, способного чувствовать эмоции и ощущения живых существ, чтобы эта безумная боль и ненависть терзали не одну меня. Может тогда, кто-то из смертных смог бы по настоящему оценить дар жизни и встать на правильный путь – творить, созидать, сохранять, а не превращать все вокруг в бесконечный хаос, наполненный болью, агонией, смертью. Увы, я одна, целительница, не умеющая убивать. Аяра сказала, как будет правильно, и я, ее верная последовательница, поступила так, как требовалось. Моя помощь эльфам была добровольной, потому что я не могла поступить иначе. Я не хотела, чтобы эту умную и отважную расу, достигшую совершенства практически во всех областях жизни, уничтожили за землю, на которой они селились тысячелетиями. Уничтожили алчные и глупые люди. Заговор на моих путах не позволил распознать знакомую ауру, но голос, с холодным равнодушием расспрашивающий о каре, что постигнет нелюдей, я знала слишком хорошо. Семь лет назад именно этот голос, хриплый и неуверенный выкрикнул «Не смей!» запретив мне колдовать. Я с интересом посмотрела в лицо Орте, ища в ее глазах подтверждение тому ледяному равнодушию, что царило сейчас на бесстрастном лице. Но нет, серые глаза воительницы отразили непонимание, а после того, как я позволила моей боли подняться из глубин сознания, тонкое, породистое лицо смяла гримаса страдания. Лишь на мгновение.
«Помоги, граничница». – На ментальный призыв ушло много своих, не заемных сил. Меня ощутимо подташнивало, в глазах двоилось, но она услышала. Я видела это в легком подъеме бровей и некоторой растерянности на лице. Я уже не вслушивалась, что она говорит сопровождающему солдату. Пустота внутри поглощала сознание, заставляя мозг разрываться от боли. Запах огня и крови, пропитавший каждого воина, нахлынул удушливой волной, а в следующее мгновение мое лицо вздернули вверх, удерживая за подбородок. Она что-то мне говорила, но я слышала только шум своей крови, перед глазами плыли черные пятна. Чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, я покаянно (как выглядело должно быть со стороны) опустила голову вниз. Но Орта, удерживая одной рукой мои бес-порядочно рассыпанные волосы, вновь заставила меня смотреть вверх. Боль, боль, боль…Она заглушила собой все, утягивая в бесконечный водоворот страданий. И вдруг чернота отступила. Вихрь цветных жгутов-ниток ласково потянулся к пустоте в моей груди и заполнил ее, смыв боль и голод. Сам собой родился в груди зов и потек, полился с пере-сохших губ живительной влагой, песней без слов. Голос дрожал, становясь уверенней. Охранники вздрогнули, но потом, вспомнив, что я лишена своих сил, расслабились. А я их уже почувствовала. Маленькими искрами сердец в радуге силы, размеренными толчками крови в бурлящем потоке, отголосками боли, что когда-либо была ими причинена разумным. Я пела, умоляя дать мне той твердости, того знания, что способно победить, сломить, сокрушить противника. И ответ пришел. Я видела, как замерли все, находившиеся в шатре, как из их глаз ушла воля, сменившись безропотной покорностью. С трудом встав на ноги, я подошла к одному из охранников, сняла с его пояса тяжелую связку ключей и поспешила к остальным пленникам. Заклинание не коснулось эльфов, они все также оставались в сознание. Торопливо расстегнула оковы в кровь стершие нежную кожу запястий и щиколоток, протянула пострадавшим тонкие цветные нити, наполняя их силой.
Я всю жизнь занималась целительством и мало что понимала в искусстве войны, но даже я понимала, что сейчас эльфы не способны сражаться. Конечно, из необходимости вырваться из вражеского лагеря, они будут биться до последнего вздоха, но оно мне надо? Поразмыслив немного (ровно столько, сколько потребовалось измученным пленникам на убийство своих обездвиженных врагов) я пришла к выводу, что выбираться нужно быстро и, по возможности, незаметно.
Приказывать эльфам задача не из простых, но только не для Целителя. Пятеро темных эльфов стояли полукругом за моей спиной, а я плела заклинание. Оно ложилось не совсем так, как задумывалось создателем, но иначе я не умела. Красивые воздушные петли создавали прихотливый узор магического кружева, пропитанного силой богини-матери Аяры.
– Mae maa’re irme ire ama. – Заклинание пространственного перехода осторожно со-прикасалось с кружевом, ища узлы для слияние. Спустя несколько секунд нас накрыл мерцающий полог. Я чувствовала, как разворачивается спираль пространства, специально для нас превращаясь в широкий подсвеченный зеленоватым светом тоннель. Я сделала первый шаг, глубоко в душе молясь Аяре, чтобы заданные координаты оказались верными. Эльфы смело шагнули следом, им мои сомнения знать совсем не обязательно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы вышли из тоннеля в реальный мир, а на самом деле всего пара секунд, потерянных между слоями реальности. На месте шатра, в котором нас держали сейчас должно остаться лишь пепелище, ибо контролировать остаточный выброс силы при закрытии тоннеля я не умею. Я с радостью смотрела на окружающие нас скалы. Координаты оказались верными и мы ушли достаточно далеко, чтобы не опасаться преследования.
Орта.
Долина встретила беглецов через декаду пути пестрым ароматным ковром цветов, шумом изумрудной листвы и пением птиц. Здесь никому не было дела до войны, никто не испытывал ненависти или зависти к нелюдям, сопровождавшим Целительницу Аллиру. Я добралась до ее дома днем раньше и теперь сидела на знакомом мне крыльце, привалившись спиной к резным перилам. Я давно приметила их, целительницу и эльфов, но солнце сияло так ярко и тепло, что вставать было лень. Я так и не поняла, что толкнуло меня, декаду назад уйти из лагеря именно сюда. Было весьма сомнительно, что эльфы обрадуются человеку, тем более солдату. Но этот вопрос меня сейчас занимал меньше всего. Было так хорошо, сидеть на нагретом крыльце, пахнущем деревом и летом, жмурить глаза и чувствовать мир вокруг себя.
По пути сюда, я часто останавливалась, терзаемая сомнениями и страхами. Я не представляла, как отнесется Аллира к моему появлению. Не сочтет ли недостойной своей дружбы? Что я ей скажу, когда увижу? Как оправдаю свое решение? На один короткий миг у меня мелькнула трусливая мысль, свернуть с дороги и обойти дом Целительницы за много миль. Но, вспомнились ее глаза полные вначале боли, а затем пьяные от Силы. Я совладала со своей слабостью и сделала еще один шаг, приближающий меня к ее обители. И почему-то, стоило принять это решение, как в безоблачной сини небес я увидела статную женщину, одетую в цветные нити живой энергии. И на какое-то мгновение материнская улыбка озарила некрасивое, лишенное возраста лицо. Богиня Аяра дала мне знак. Может быть теперь я все сделала по замыслу Всесильных и в новой главе Великой книги Судеб я никогда не буду одна.
Тень от набежавшего облака упала на лицо, предлагая открыть глаза, что я и сделала. Целительница стояла прямо передо мной, странно, но я не слышала ее шагов. Ее карие глаза, немного усталые, немного лукавые, смотрели на меня с почти материнским умилением. Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как отступает терзавшая все эти дни неуверенность – правильно ли я поступаю.
– Ну здравствуй, граничница. – Она присела рядом, тщательно расправляя юбку. И тогда я, с легкой душой, глядя широко раскрытыми глазами в ясное небо ответила:
– Здравствуй, Аллира.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:38 | Сообщение # 12 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Проклятая
Она сидит в полуразрушенной церкви, погруженная в свои далекие от бога мысли. В тишине ей грезится торжественная песнь органа - величественная, проникающая в душу. Женщина, хрупкая и миловидная, в роскошном шелковом платье, так не подходящем к царящей вокруг атмосфере. Печальные льдисто-голубые глаза смотрят прямо, со странной смесью сожаления и укора. Тонкие белые руки баюкают кинжал изящный и холодный, как и подобает оружию, несущему смерть. Льняные волосы, выбившись из модной прически, сияющим каскадом падают на обнаженные плечи. Она пришла сюда, чтобы уже никогда не уйти. Экипаж с родовым гербом остался ожидать у постоялого двора, слуги и семья уверены, что она спокойно спит в своей комнате.
Луна поднимается над церковью, разливая свое сияние по всей округе, проникая сквозь разбитые витражные окна, освещая каменный алтарь, возле которого сидит проклятая. Её не утешает волшебный свет и тишина, звук органа становится все громче и торжественней. Она видит, как оживает умершее немногим меньше века назад здание, видит, как цветные стекла вновь соединяются в мозаичные изображения святых, а треснувший алтарь накрывает покрывало расшитое золотыми и серебряными узорами. Вновь уютным светом от высоких свечей озаряются лики на потемневших от времени иконах. Расторопные служки с серьезными, одухотворенными лицами белыми тенями скользят между иконостасов. Звенят монеты, падая в оловянную кружку для пожертвований, а молодой священник, облаченный в праздничные одеяния, благословляет паству. Священник. Теперь он слуга милостивого бога, бога отрекшегося от нее за дар, который сам же и дал. Как давно ее судили и изгнали эти богобоязненные глупцы, как много она узнала за прошедшее с того дня время. Даже не верится, что он все же избрал путь служения. Испугался людского осуждения за связь с ведьмой? Возможно. Ей будет не хватать его страсти и нежности, его голоса и глаз, но месть свершится. Нет, она никогда не забудет, что именно он спас ее от костра, но.. лучше бы ее казнили, чем жить, зная, что больше никогда не сможешь прикоснуться к его чуть вьющимся волосам, не ощутишь себя беззащитной и хрупкой рядом с его непреклонностью и силой. Она стоит в тени, подальше от любопытных глаз и янтарного света, ей нельзя больше приходить в дом господень, она изгнана.
Вновь тишина, но не настоящего, а прошлого. Разошлись верующие и служки, догорают свечи, но вокруг никого и тогда, сняв с себя заклятие невидимости, ведьма подходит к изображению божьей матери. Она долго стоит, пристально смотрит на икону, сама не замечая, как катятся по щекам слезы.
- Зачем ты здесь? - Приятный мужской голос, его она никогда не забудет и не спутает с чьим - то еще.
Они оба знают ответ, проклятая людьми ведьма и обласканный господом священник. Ему больно смотреть ей в глаза, он знает, что предал ту единственную, что любила его безоглядно, всем сердцем. Но так было надо, чтобы сохранить жизнь им обоим. - Уходи, Мария, тебе здесь не место. - Александр говорит мягко и нежно, как с несмышленым ребенком, но в глазах лед. К прошлому нет возврата, ее пощадили, уступив его просьбам, он выполнил свои обязательства по отношению к некогда любимой женщине.
Добрые слова, призывающие девушку одуматься и покинуть их страну, пока действует помилование и лед в глазах, она отныне всего лишь часть его прошлого, которое отец Александр мечтает забыть. Хоть это и не просто, ведь не проявись ее нечестивый дар, они могли бы венчаться в этой же церкви. Как прекрасно прошлое и беспросветно будущее, где ей нет места. Мужчина не понимает, зачем она вернулась в этот город, неужели чтобы мучить его? Она не может быть такой жестокой, он достаточно наказан, он мечтает забыть ее.
- Ты прав, священник. - Мария удивилась тому чужому голосу, которым произнесла эти простые слова. - Но, Александр, чтобы расстаться навсегда, я прошу тебя - обними меня, как когда-то раньше.
Она сделает то, что задумала.
Девушка видела, как напрягся священник, как блеснуло в его глазах сомнение, но минутная слабость прошла, и на ее плечи легли его руки. Как и много месяцев назад они стояли, обнявшись под сводами торжественно молчащей церкви. Одной рукой он гладил рассыпавшийся шелк ее волос, прижимая голову к своей груди, проводя другой по напряженной спине, лишенной поддержки корсета. Пара слезинок, не удержавшись, скатилась на мягкую ткань рясы, подавленный всхлип заставил хрупкое тело девушки вздрогнуть.
- Не надо, не плачь. - Прошептал Александр, согревая ее истерзанную душу таким знакомым, наполненным безграничной нежностью взглядом. А потом поцеловал, страстно, но с горьким привкусом близкой разлуки. Он целовал ее, не замечая, как тонкая рука, скрытая в широком рукаве платья легла ему на грудь, не замечая, как холодны дрожащие пальцы, стиснувшие рукоять кинжала. Сейчас он вновь принадлежал только ей, а не своему жестокому богу и верной пастве. Она будет скорбеть всю оставшуюся жизнь, но только его смерть поможет погасить тот огонь, что сжигает и без того терзаемую душу.
Девушка нежно провела трепещущими пальцами по груди любимого, легко найдя необходимое ей место, резко подалась вперед, чувствуя, как входит лезвие в отрекшееся от нее сердце…
Она просидела до рассвета, держа на коленях темноволосую голову священника. Без слез и раскаянья. Утром их нашел молоденький служка, совсем еще дитя. Он с немым ужасом взирал на простоволосую женщину, стоящую на коленях перед мертвецом. В этот раз суд оказался скорым, а решение единственно верным - ведьму, посмевшую лишить жизни духовное лицо, приговорили к сожжению.
Прошел почти век со дня ее преступления, дважды она умирала - первый раз в огне костра, второй - на плахе, но каждый раз возвращалась, не достойная ни вечных мучений в аду, ни блаженства рая. Она знала, что между смертью и рождением проходило помногу лет, но память упрямо хранила смерть Александра. Жизнь вновь и вновь вот ее чистилище. Мария устала от перерождений, она успела побыть за свои жизни и состоятельной мещанкой и простоватой деревенской лекаркой, а теперь оказалась единственной дочерью овдовевшего после ее рождения дворянина. Она устала нести бремя памяти всех жизней, устала просыпаться от смотрящих на нее в упор зеленовато-карих глаз.
Она не раз задавала и богу и дьяволу один единственный вопрос - зачем. Зачем ее терзают, не давая обрести покой? Зачем, рождаясь вновь, она помнит свое прошлое? Если это такое наказание за один единственный грех, то слишком жестокое. Она раскаялась много лет назад, но не знает пути к искуплению.
Проклятая, так назвала ее лет двадцать назад цыганка, встретив девочку на ярмарке. Проклятая самой собой, а от такого проклятия не помогают заговоры и амулеты, молитвы или ворожба.
Она вновь вернулась в этот город, как и шестьдесят лет назад никем не узнанная. Теодолинда, таково ее очередное имя, последний отпрыск богатого и знатного, но неуклонно вырождающегося рода. Насмешка небес, за свой слишком длинный век она сменила три имени, первое, данное ей при рождении Мария – полностью оправдало себя, до восхождения на костер она успела побыть и госпожой в отчем доме, и возлюбленной Александра, и познала горечь предательства.
Луна уже давно не смотрит на полуразвалившуюся церковь. Ведьма отлично видит в темноте, ей нет необходимости жечь свечи. Нет смысла оставаться здесь - смерть не принесет ни покоя, ни искупления… Кинжал, расчертив окружающий мрак серебристой молнией, лег на алтарь, как жертвоприношение. Она идет к выходу, то и дело, натыкаясь на обломки колонн. Она проживет эту жизнь до конца, даже если вновь окажется в самом начале своего пути. Кто она, проклятая ведьма, чтобы противостоять судьбе?
- Мария…- голос не оставляющий ведьму даже во сне. Она вздрагивает и оглядывается, он стоит на том месте, с которого девушка сошла всего минуту назад. В руках, память о которых до сих пор вызывает у нее сладостную дрожь, тускло светится кинжал. - Зачем ты здесь? И ответ, который она не смогла дать тогда сам слетает с дрожащих губ
- Пришла проститься. Я ухожу, святой отец…. - И много тише, не пряча слез: - Прости, любовь моя…
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:47 | Сообщение # 13 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Сказка
****
От автора: Эта сказка посвящается моему другу Антону, самому настоящему дракону, живущему среди людей. Тому, что всегда может поднять настроение и вдохнуть в людей вкус к жизни и ощущение праздника. Спасибо что ты есть в моей жизни.
****
Влюбленный в небеса дракон,
Под крыльями твоими дремлет мир,
В котором ты - сияющий кумир,
И волен собственный творить закон.
Но страшный миг - ты небо потерял,
И некому твою развеять грусть,
И на душе отныне тяжкий груз,
Властитель неба на земле застрял.
Обычно, в любой сказке есть прекрасная принцесса или просто добрая, порядочная девушка, в которую обязательно влюбляется отважный герой, есть коварные враги и храбрые друзья. Обычно. Но когда в истории появляются драконы, то все становится иначе. Мир смело может вставать на голову, менять местами героев и злодеев, и лишаться всякой логики и правдивости. Обычно любая история начинается со слов: «Луна скрылась за густой пеленой облаков, и мир погрузился во мрак». Но, когда в ней есть дракон. Хоть один. Хоть самый маленький дракончик. Смело говорите, что все было совсем не так.
До появления Светлой на небосклоне оставалось не меньше шести больших взмахов* (1 большой взмах примерно равен часу), но небо действительно затянула серая пелена тяжелых туч. Несмотря на начало листопада, погода уже не первую седмицу стояла пасмурная. Хотелось к пылающему костру в неподвластную ледяным ветрам пещеру. Вайлиин недовольно тряхнул головой, отгоняя непрошеное видение, и снова устремил взгляд в сторону Тамирских гор. Ожидание затягивалось, но старейшина предупредил о возможном опоздании высокой гостьи, поэтому Вайлиин запасся терпением.
Кто-то рождается в королевской семье, кто-то в семье Мастеров, а он, Вайлиин Эр’Сино родился Воином. И потому очень часто оказывается в таких вот местах и с такими заданиями.
Тишина, нарушаемая ветром, раскачивающим вековые сосны, убаюкивала. Вайлиин пошевелился, меняя позу. Холодный воздух тут же атаковал нагретые места, не спасала даже дюймовая броня.
Ветер все усиливался, грозя перерасти в штормовой, в воздухе разлился запах свежести, верный предвестник дождя. Возможно, в скором времени разразиться гроза, но, Воин надеялся - гости успеют прибыть до начала непогоды.
- Лиин, подвинься. - Прошипел Хаар, опускаясь рядом с Воином. Хаар был намного старше и носил титул Мастера, что делало дружбу между ними почти невозможной, хотя сам Лиин был бы не против. Но дружить можно лишь с равными. Так учили Воинов с самого рождения. Воин создан для защиты и войны. Он должен быть хитрым, умным, терпеливым и расчетливым. Воин - оружие рода драконов, Мастер - направляющий это оружие, Принцы - те, кто владеет всеми. А еще Воинам объясняли практически с момента рождения, что любовь доступна лишь Мастерам, как власть - Принцам, поэтому семьи воины заводили исключительно по приказу Принца или Принцессы, дабы было, кому передать знания и опыт. Ну и, конечно же, чтобы было, кому защищать Род.
Сегодня они встречали Принцессу одного из союзных кланов для заключения очередного договора между правящими семьями. Если все получится, то через несколько лун их клан войдет в более многочисленный Тамирский Род.
- Летят. - Голос Воина всегда звучал мягко и негромко, и этот раз не стал исключением. Мастер тоже посмотрел в сторону гор, но смог различить лишь россыпь точек на фоне хмурого неба. Поэтому недовольно поморщился, отдавая команду:
- Взлетаем. Надо встретить принцессу.
Он не любил уступать кому-то, тем более Воинам.
Два дракона легко поднялись с насиженных мест и взмыли вверх, набирая высоту. Они слажено двигали крыльями, торопясь навстречу гостям. Хаар, бронзовый с черными полосами на морде и груди, тяжело махал широкими крыльями. Вайлиин, серебряный от кончика носа, до кончика хвоста, с бирюзовыми полосами на кончиках крыльев и вдоль гребня, летел легко, иногда излишне резво, заметно опережая своего спутника.
Серебряный дракон был буквально влюблен в полет, и, с тех пор как получил крылья, все свободное время посвящал небу, поэтому сейчас наслаждался упругим воздухом и вечной, как небо, свободой. Особенно пьянящей оттого, что в ближайшие две декады, он не должен был с ней встретиться - восстановление, после недавнего ранения еще не завершилось полностью, и Лекарь строго-настрого запретил всё, что связано с сильными физическими нагрузками. Крылья Эр’Сино получил относительно недавно, каких-то сто лет назад, что по меркам драконов, все равно, что год для смертных. Церемонию он не забудет никогда, потому что она ознаменовала сразу два события - окончание обучения у мастеров и долгожданное обретение неба, потому что именно с этого дня он получил право на взрослый полет. Без сопровождения, без надзора, без запрета.
Внизу проносился густой сосновый лес, иногда можно было рассмотреть его обитателей, тревожно всматривающихся в парящих в вышине драконов. Сильные порывы ветра толкали под крылья, сбивая с маршрута, но Вайлиину хотелось петь от восторга, поэтому на помеху он не обращал внимания. Бронзовый тревожно скосил черный взгляд, но Лиин держался уверено, видимых причин для беспокойства вроде не было. На нос приземлилось что-то маленькое и холодное.
«Дождь» - Решил дракон, но в следующую секунду в воздухе запорхало множество белых мух. Снег в начале листопада невиданное дело. Ветер щедро бросал мокрый снег драконам в морды. Снег попадал в глаза и видимость резко снижалась.
Хаар тревожно вглядывался в белую пелену, надеясь заметить Воина, что еще мгновение назад мелькал перед ним, стараясь справиться с нелетными условиями. Но Эр’Сино нигде не было видно.
Лиин не успел порадоваться первому в этом году снегу, тот очень быстро превратился из красивого явления природы в непримиримого врага. Хлесткие удары мокрого ветра напоминали удары мокрой тряпкой. Пока они приходились не по носу и не по векам, было просто неприятно. Хруст, сломавшейся кости он не услышал, но вот боль, пронзившую правое плечо почувствовал очень хорошо: в глазах потемнело, грудь сдавило так, что невозможным стал даже маленький вздох, и начали неметь крылья. И вот это-то послужило сигналом к началу паники. Воин испугался. Не чувствуя крыльев, он резко полетел вниз. Ветер швырял большого и сильного дракона из стороны в сторону, словно одну из многочисленных снежинок.
Падение не заняло и одного малого взмаха (примерно тридцати секунд). Встречаясь с верхушкой первого дерева, Лиин принял важное решение - падать в своем истинном виде нельзя, иначе переломается весь. Правое крыло, наконец, обрело чувствительность, но сложить его дракон не успел - громкий хруст, слышимый даже сквозь завывание ветра, и крыло вновь становиться бесполезным. Сквозь пелену боли, он все же смог вспомнить, и, кажется даже применить формулу принудительной трансформации. Но успело ли тело принять нужную форму или нет, дракон не узнал, встретившись, наконец, с твердью.
Сознание возвращалось медленно, толчками. С ним вернулась и боль. Она с удовольствием вгрызлась в руки от плеч до кистей и правую ногу. Судя по тому, что боль поселилась в означенных конечностях, и согласно тому, что эти конечности вообще присутствовали, трансформация прошла успешно.
Лежать на ледяной земле удовольствие сомнительное, поэтому Лиин пошевелился. Сдержать стон не получилось, в отличие от нескольких крепких слов, призванных выплеснуть раздражение. Холод, что и раньше вызывал мысли о тепле пещеры, атаковал с многократно возросшей силой. Слава Небу, не было снега. Видимо он закончился, пока сознание Лиина отдыхало в блаженной темноте.
- Как меня сюда занесло? А главное сюда это куда? - Молодой дракон осторожно сделал неуверенный шаг и все же выругался. Последний раз человеческую форму он принимал лет тридцать назад, когда участвовал в дипломатической миссии. Идти на двух ногах было неудобно - долговязую фигуру качало, отказывался находиться центр тяжести. Сделав пару шагов, он бессильно сполз по стволу на землю и замер, запрокинув голову и вглядываясь в небо. Может быть, Хаар все же отправится на поиски Воина, хотя это маловероятно - откладывать встречу принцессы из-за какого-то мальчишки глупо, недальновидно.
Захрустела хвоя под чьим-то легким шагом, взметнулись испуганные птицы. Лиин покосился в сторону источника шума и все же испытал искреннюю радость - его нашли.
Иона подозрительно рассматривала чужака, приходя к неутешительному выводу - помирать он явно не намерен, а значит, придется помочь. Осталось решить какого рода будет эта помощь - помочь умереть или все же помочь поправиться. Лиин в свою очередь тоже изучал незнакомку. Оценить всю глубину ее терзаний по достоинству дракон не мог, поэтому оценил красоту девушки. Совершенно человеческую, надо заметить, красоту. Будь она эльфой или демонессой, то в этом не было бы ничего удивительного. Но красивый человек оказался для дракона в новинку. За все триста пятьдесят лет своей жизни ему еще не доводилось встречать подобное.
Тем временем Иона приняла для себя решение и подошла к сидящему на земле пострадавшему.
- Удобно? - Ошарашенный таким вопросом дракон отрицательно кивнул. - Я тоже так думаю. Идти можешь?
Лиин осторожно поднялся. К телу он уже привык, и поэтому на ногах держался увереннее. То, что мужчина раздет, девушку, похоже, совершенно не волновало. Ни в связи с тем, что ему однозначно холодно, все же не лето уже, ни в связи с тем, что как-то это неприлично - молодой мужчина и не менее молодая девушка наедине в лесу.
Внимательно рассмотрев худощавую фигуру с рельефными мышцами и внушительными синяками, Иона со вздохом стянула с себя теплый плащ и бросила его дрожащему Вайлиину. Не то чтобы ей стало его жалко, просто она приняла решение помочь ему выжить. А значит, воспаление легких явно будет лишним.
- Укройся.
Дракон поймал брошенный ему плащ - под взглядом глубоких изумрудных глаз девушки дракону захотелось принять истинный вид и тщательно укрыться крыльями, это притом, что среди своего народа он был не самым стеснительным. Сейчас, закутываясь в тонкую ткань, дракон с удовольствием отметил, что организм уже начал регенерацию. К сожалению, у этой, несомненно, радостной новости была и другая, менее радостная сторона - все резервы организма пойдут на заживление переломанных крыльев, а значит не обычной для дракона реакции, ни скорости, ни силы у него ближайшие пять дней не будет. «Зато чувство юмора со мной» - решил Лиин, бодро топая за своей спасительницей вглубь леса. Девушка не соизволила ни представиться, ни объяснить, куда они идут. Он шла не оглядываясь, совершенно уверенная в том, что он следует за ней.
Лиин тихо насвистывал незамысловатый мотив старой народной песенки и, краем глаза, изучал окрестности. Лес кончился, и теперь они двигались по открытому пространству. Дракон посмотрел вверх, но неба за плотной пеленой туч не разглядел. Спина при каждом шаге отзывалась острой болью, отдающей в плечи и шею, плащ при каждом удобном, а точнее неудобном, случае распахивался, подставляя лишенное магической защиты тело ледяному ветру.
Иона уже жалела, что взялась помогать этому странному человеку. Вряд ли старейшина Феофан скажет ей спасибо за лишний рот. А кормить чужака общине придется. В отличие от нее они не станут сомневаться - помогать или нет. Иона недовольно поморщилась и потерла замерзшие руки. Легкая замшевая куртка, в которой она осталась, имела капюшон, но была лишена теплой меховой подкладки. Погода с каждой минутой становилась все хуже, ветер усилился, с неба, как из дырявого мешка, сыпался мелкий снежок вперемешку с дождем.
«Странный какой, ему даже не интересно, куда мы идем.» - Недоумевала Иона, кидая редкие взгляды на своего спутника. Парень выглядел больным, что, собственно, не удивительно. Здоровый человек не будет бродить по лесу, в чем мать родила. «Надо бы успеть до темноты. Впрочем, до деревни осталось недолго.» - Продолжала размышлять девушка. Да, от старейшины сегодня придется много выслушать. И не самого приятного, к ее сожалению.
- Эй, человек, нам долго еще идти? Я замерз. - Его негромкий голос прозвучал как-то неправильно в вое ветра и шепоте ее собственных мыслей. Слишком спокойно, слишком отчетливо.
- Скоро. - Иона попыталась отогнать голос призрачной совести, что твердила: «Почему не вызвала людей из общины? Ведь босым по осеннему лесу, пусть и в плаще, идти холодно. Тем более раненому.»
От совести отмахнуться получилось, а вот спутник внезапно «ожил», догнал девушку, на бегу придерживая полы, пристроился рядом и, шагая в ногу, принялся задавать вопросы. Он интересовался буквально всем, от того, какие сегодня число и месяц (не знать, что сегодня седьмой день листопада ей казалось особенно странным) и заканчивая именем девушки.
- Странный чужак, именем своего спасителя стоило поинтересоваться в первую очередь. - Мягко укорила Иона, представляясь.
- Значит, мы идем к тебе домой? - На всякий случай уточнил Лиин, и вдоволь полюбовался на заалевшие щеки девушки. Ну, тут ничего не поделаешь, как говорили наставники в пещерах - каждый думает о другом разумном существе в меру собственной испорченности.
- Мы идем туда, где я живу. - Поправила его девушка. - А это ни одно и тоже.
- Пусть так. - Согласился дракон, позволив себе легкую улыбку.
У Вайлиина характер был легкий, нрав веселый. Он не умел долго сердиться, любил шутить и веселиться, справедливо полагая, что жизнь создана для радости и любви, все остальное же мелкие сложности, которые посланы Вечным в качестве испытания своим крылатым детям. Он всегда был полон сил и оптимизма, даже тот факт, что Воинам подобает служить своему Роду, а не развлекаться, его не особенно останавливало. «Разве нельзя совместить?» - Искренне недоумевал Лиин, в очередной раз выслушивая укоры наставников. И вопреки их твердым и категоричным «нет», все же совмещал. Один из лучших бойцов среди Воинов, владеющей ментальной и вербальной магией, творец иллюзий второго уровня (что делало их вполне осязаемыми и относительно автономными), в то время как многие из наставников до сих пор не достигли и третьего. Но заноситься он себе не позволял, справедливо полагая, что драконам есть к чему стремиться и куда расти.
«Молодой еще, глупый» - качали головами старейшины, не особо доверяя его молодой дерзкой силе. «Дракон должен быть хитрым и внушающим страх» - поддерживали старейшин хранители пещер, подразумевая, что под маской добродушного разгильдяя скрывается истинный дракон - воин.
«А пойду я, наверно, крылья разомну, а то тут как-то скучно.» - Каждый раз решал Лиин, срываясь из родных пещер - подальше и от старейшин Рода и от хранителей.
Сейчас, донимая общими вопросами Иону, дракон позволил небольшой части своего сознания соскользнуть в воспоминания. Но ненадолго, потому что девушка, наконец, остановилась и обронила сухое: «Пришли».
Лиин с интересом осмотрелся и разочаровано хмыкнул. Община, в которую так стремилась его спасительница, оказалась всего лишь человеческой деревней, окруженной по периметру невысоким частоколом. Иона подошла к воротам и требовательно постучала.
- Кого принесло? - Вслед за зычным голосом перед Лиином появился невысокий мужчина с заросшим густой черной бородой лицом. Одет он был, как и Иона в штаны из мягкой замши, такую же куртку и длинный плащ с капюшоном. На ногах, вопреки ожиданиям дракона (людей в небольших подгорных деревушках он видел немало) красовались кожаные сапоги до колена. - А, это ты, Иона.
- Сарто, открывай быстрее, я продрогла, а мой спутник вообще замерз. Босым по осеннему лесу две лиги прошел. - Мужчина перевел взгляд на Лиина и его серые глаза с подозрением впились в его лицо.
- Это еще кто? Кого ты притащила, девчонка? - Иона, вздохнула. Она ожидала этого вопроса, но придумать ничего лучше правды так и не смогла.
- Нуждающийся, Сарто. Я нашла его в лесу. Кажется, его хорошо избили и ограбили.
Охранник еще раз внимательно осмотрел нежданного гостя, и нехотя посторонился, пропуская их на территорию общины.
Редкие прохожие, попадающиеся по пути к дому старейшины, радушно приветствовали Иону и со смесью любопытства и недоверия разглядывали закутанную в плащ фигуру.
Старейшина, оказавшийся высоким и худым стариком, повторил вопрос охранника. Только более мягко и ласково. Иона смешалась на мгновение, но потом вздохнула и поведала историю этой встречи от начала до конца.
- И что же ты делала близ драконьих гор, дитя? - Старейшина сказал это ласково, но его блеклые голубые глаза сверкнули яростью.
- Я должна была встретиться с Вестником, но он не появился, зато мне повстречался этот мужчина. - Иона нетерпеливо откинула за спину длинную золотую косу, ранее спрятанную под курткой. Лиину вспомнились пшеничные поля, сияющие в солнечных лучах. Он часто встречал такие, когда пролетал над землями людей.
- Лишний рот. Иона, близится зима, у нас проблемы с продуктовыми запасами, возможно, придется выйти на промысел на месяц раньше, чем обычно, чтобы прокормиться. А ты приводишь в общину лишний рот.
- Я должна была его оставить? - Она спросила это очень тихо, голосом, в котором сквозила почти детская обида.
- Конечно, нет. - Ярость схлынула из взгляда старейшины. - Ты поступила правильно, дитя. Он - нуждающийся, а мы не можем пренебречь заветом богини. Так, что определи его на постой к Лерику, он все же целитель. Иди, отведи, нашего гостя и можешь отдохнуть.
Лерик действительно был целителем. Маленький человечек, едва до плеча Лиину, он все время, что - то готовил в закопченных котелках, укупоривал в стеклянные пузырьки, растирал в медной ступке травы, смешивал их, пересыпал готовые смеси в берестяные коробочки и прятал в недра старинного сундука, окованного железными полосами.
Потянулись дни похожие друг на друга как близнецы. Они проходили в выматывающем драконью душу безделье.
К чужаку относились настороженно, но открыто своего недовольства не проявляли - продовольствия пока хватало, а больше он членам общины ничем не мешал. Несколько раз в домик лекаря заглядывала Иона, передать поручение от старейшины. Лерик после этого обычно исчезал из деревни на несколько дней, но постояльца в подробности не посвящал, обходился туманным «дела». Давал ему очередную порцию целебного снадобья и отправлял гулять по окрестностям, чтобы работать не мешал.
То, что драконы самые любопытные из Разумных, факт общеизвестный, поэтому не было ничего удивительного в том, что однажды Лиин, начал совать, причем в прямом смысле, свой нос в каждую банку - коробушку, что имелись в доме у травника. Тонкое обоняние рассказывало об их содержимом гораздо лучше, чем кривоватые руны, начертанные на крышках. Здесь были сборы от всего, начиная банальный насморк и заканчивая хорошим (в плане качества, разумеется) многокомпонентным отравлением. Были и совсем непонятные по назначению составы, их Лиин аккуратно пробовал кончиком языка, надеясь по вкусу определить компоненты, а по ним и назначение. Все это дракон проделывал в те дни, когда его чудаковатый, но гостеприимный хозяин исчезал по своим тайным делам.
- С ума сошел? - Поинтересовался женский голос, и дракон чуть не выронил очередную баночку. Торопливо оглянувшись, он вздохнул с облегчением - всего лишь Иона. За последние полмесяца он выяснил об этой девушке все, ведь когда крылья заживут и Эр’Сино сможет вернуться в клан, должен же он будет как-то отблагодарить ту, что помогла в трудный час. А благодарность дракона это всегда что-то глобальное и нужное. Они не размениваются на простые «спасибо» и деньги. Дракон, хоть и не Мастер, способен отблагодарить многим, увы, не всегда их широкие жесты оцениваются по достоинству. Чтобы избежать малейшей ошибки или недопонимания, Лиин решил выяснить заранее, в чем нуждается зеленоглазая красавица, о чем мечтает, чего ищет. Дракону нет нужды бесконечно наблюдать за объектом, достаточно просто внимательно смотреть и слушать окружающих людей.
- Ничего не сошел, просто интересно, что там. - Буркнул Лиин, задвигая баночку за остальные, такие же. Девушка попыталась что-то сказать, даже рот приоткрыла, потом видимо передумала и тяжело вздохнула.
Вестника из соседней общины она все же встретила, оказывается, в тот, первый раз, они разминулись лишь на несколько верст. Но утешительных новостей он не принес. Промысловики и охотники дальней общины, так же как и они сами выбивались из сил, в надежде как следует подготовиться к холодам. По всему выходило, что грядет голод. Уже сейчас никто не ел вдоволь. Зверь, словно почуяв какую-то страшную угрозу, ушел из их мест, дальше к югу, рыба опустилась ближе ко дну, хотя в это время года обычно плыла у поверхности. Было у старейшин подозрение, что не обошлось здесь без вмешательства драконов. Может, решили, что двуногие без меры зверя бьют и отвели-отогнали его, то есть зверя, подальше от людских угодий. А может, опять кто-то навлек на себя гнев детей неба. Или просто похулиганить им захотелось. Уж они-то мастера людям гадости устраивать, тем более что уже больше декады со стороны драконьих гор нет-нет, да и раздаются тревожные взрыки, и страшными тенями проносятся в вышине десятки детей неба.
- А если в своем уме, зачем яд пробуешь? Я тебя для того спасала? - Зеленые глаза полыхнули гневом. У нее итак настроение отвратительное, еще и душевнобольного в общину привела. Этак он вообще на веки вечные у них поселится, дармоед. - Раз уж тебе совсем заняться нечем, завтра пойдешь на промысел. - Окинула внимательным взглядом мужскую фигуру (в этот раз вполне прилично одетую), поморщилась недовольно. Как был скелетом, так и остался, на охоту такого отправлять - себе дороже выйдет. Рыбы нет, остается одно. - Вайлиин, пойдешь с женщинами за грибами и орехами. Корзину можешь взять у Тимофеевны. Она как раз по соседству живет. А баночки ты лучше не трогай, а то мало ли что…
Это «мало ли что» прозвучало так внушительно, что воин почти не среагировал на унизительную компанию деревенских баб, навязанную ему Ионой. Что поделаешь, если рожденный человеком и окружающих судит, лишь по людским меркам.
- У Тимофеевны, значит у Тимофеевны. - Согласился дракон, представляя, как будет дома рассказывать об этих, несомненно, забавных днях, проведенных среди людей.
Тимофеевны было много. К этому нехитрому выводу Лиин пришел почти сразу, как познакомился с ней. Мать пяти розовощеких карапузов, она успевала буквально езде - в доме чистота и уют, дети накормлены и обласканы, муж построен, птица сыта. Когда на пороге появился Лиин, она только руками всплеснула, поздоровалась скороговоркой и поспешила за корзиной, по пути успев пожалеть одного сына, отвесить подзатыльник другому, сделать выговор мужу, что не уследил, досыпать корм в корыто для птиц и пожаловаться на погоду - природу - богов. И все это за три взмаха (один простой взмах = 1мин15 сек). Получив, наконец, потрепанную корзинку, дракон поблагодарил хозяйку и попытался ретироваться. Не успел, она его чуть-чуть опередила - отдала распоряжения мужу, улыбнулась сыновьям, отпихнула настойчивую курицу, подхватила его под руку и увлекла к следующему дому.
- К Марфе зайдем, остальные наверняка там ждут. Тебе Иона сказала, касатик, что на бабий промысел пойдешь? - В ответ, сохраняя на лице самое дружелюбное выражение, Эр’Сино скрипнул зубами.
- К Марфе, значит к Марфе, - согласился Лиин, понимая, что Ионе он будет вынужден кое-что сказать. И это не выражение благодарности, и не признание в любви, и вообще, лучше он будет ругаться на драконьем. Чтобы она не обиделась, потому что извиняться он не умеет. А ведь придется, если девушка обидится. Потому что она хорошая. И красивая. И…
На этом дракон свои размышления оборвал и вернулся к более насущным вопросам. Например, как ему не взвыть к концу дня, от этой бесконечной трескотни трех десятков женщин всех возрастов.
Женщины шли молча. Если поначалу это открытие несказанно радовало дракона, то сейчас он начал чувствовать себя не совсем комфортно, в окружении молчаливых, целеустремленно обыскивающих кусты и деревья женщин.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:47 | Сообщение # 14 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| - Простите… - Тимофеевна даже не оглянулась, а проходившая мимо Марфа сердито шикнула на него, как на расшалившегося мальчишку. За последние два больших взмаха это были единственные звуки изданные людьми. Женщины шли по осеннему лесу так же бесшумно, как сам дракон, и это казалось странным. Нехитрые дары природы понемногу заполняли их плетеные корзинки, в то время как у Лиина на дне такой же, набралась едва ли горсть земляных орехов. Наконец ему надоели эти бесконечные блуждания позади всех (вперед его не пускали все те же Марфа и Тимофеевна), и Эр’Сино свернул с проторенной дорожки на одну из звериных троп. Чуткий слух ловил недалекий плеск воды - либо ручей, либо небольшая речка. Шагов через пятьдесят он действительно увидел темно-серую в этот мрачный день ленту реки. Она неторопливо несла себя по каменным порогам, легко и весело прыгая с камня на камень. Лиин усмехнулся, где вода там и рыба, как бы глубоко она не ушла. Нырять в ледяную воду дракон не собирался, поэтому убрав в сторонку ненужную сейчас корзину, опустился на прибрежный камень, холодный, но сухой. Извлек из-за пазухи флейту (драконы всегда берут то, что им нравится, а эта простая флейта была изготовлена рукой настоящего мастера, поэтому-то он и взял ее у лекаря, предварительно спросив, естественно, позволение . Лекарь, спешил по каким-то своим делам, поэтому только рукой махнул, давая разрешение), и заиграл старинную балладу о лесе.
Музыка лилась легко, как вода, смывая с окружающего мира пыль усталости и осенний сон . Лес вокруг преобразился - засверкала золотом опавшая листва, вздрогнули, словно струны гитары, тонкие ветви кустарников, наполнилась летней зеленью хвоя, а воздух, до того стылый , с привкусом осеннего тлена, вдруг посвежел, словно после летней грозы. Лиин, сам погрузившийся в песню, ни сразу заметил, как вспенилась вода, от поднявшихся из ее глубин рыбьих стай.
«Ну, хоть какая-то от меня польза.» - Удовлетворенно подумал он, продолжая играть. Песня все лилась и лилась, тихая мелодия окутала чарами дракона лес на многие мили.
В деревню возвращались веселой шумной толпой. Женщины несли полные корзины, вслух дивясь тому, что произошло сегодня, а Лиин, погруженный в свои мысли, лишь улыбался им немного невпопад. Его корзина тоже не пустовала, но там были не поздние ягоды и орехи, а рыба. Сверкающая чешуя придавала ей сходство с серебряными слитками, по ошибке оказавшимися в старой плетеной корзине.
Иона, уходившая на промысел с мужчинами (что поделать, если из всей общины только она умела бить зверя и не испытывать при этом стыда, за то, что отнимает жизнь) вернулась на закате. Сарто уже успел поведать ей об удивительных событиях минувшего дня, но и без его подсказок она догадалась, что произошло что-то непредвиденное - со стороны общины ветер доносил ароматный дым и запах копчения . Коптильня в общине была, разумеется, общая , но и она стояла без работы с конца жнивня. Раз ей нашлась работа, значит, кто-то на промысле оказался удачливее, но кто? За весь день им попалось едва ли с десяток мелкой дичи.
- Молодец, девонька, хорошего человека привела. - Меньше всего она ожидала услышать такие слова от старосты. Спрашивать после этого, о том, что случилось, было не слишком умно. Зачем старому человеку хорошее настроение портить. Иона уже подходила к двери, когда старейшина окликнул ее. В его голосе уже не было такой радости, скорее в нем слышалось смущение.
- Ты, того, не сердись только, но Лерику жилец мешается, так что забери его к себе на время. Он уже здоров, а в других домах мест нет. Ты же все равно одна живешь. - Поспешил с аргументами хитрец, справедливо полагая, что сейчас она примется возражать.
- А..
- И не бойся, никто косо не посмотрит, и слова о вас дурного не скажет. - Не дал ей договорить старейшина. И как бы ставя точку в разговоре, мягко добавил:
- Иди уже. - И она пошла.
Виновник всеобщей радости все еще находился в домике лекаря. И опять вертелся возле полок с порошками. Девушка вздохнула. Лерик прав, в его доме этому чудаку делать нечего, а то отравится по незнанию. Вся община потом будем казниться, что не уберегли парня.
- Уютно у тебя. - Это были первые слова, которые Лиин произнес за весь вечер. В крохотную комнатку на чердаке он заселился без каких-либо возражений, лишь бегло осмотрел небольшую чистую кухню, с беленой печью и столом, рассчитанным на одного едока. Вторая, хозяйская комната располагалась за цветастой шторой, и туда его, естественно, никто не приглашал.
В комнате отданной Лиину было тесно и мрачно, но он все равно счел нужным заметить, что у Ионы уютно. Что поделаешь, если гостей она не любит и на ночь путникам крова не дает - вот и пылится без дела деревянная кровать, больше похожая на широкую лавку, и отсырели подушка с одеялом. Дело житейское, поправимое.
На ужин сегодня была рыба. Не так чтобы много - одна штука на человека, но и это после орехово - ягодной диеты казалось роскошью.
- Лиин, а как тебе удалось выманить рыбу? - Хозяйка дома сидела напротив своего квартиранта, подперев голову тонкой ладошкой, и внимательно наблюдала за ним своими большими зелеными глазами лесной кошки. В простом домашнем платье, с рассыпанными по плечам пшеничными локонами, девушка напоминала дракону Деву Полей. Если верить легендам - Дева приходится двоюродной сестрой солнцу, племянницей Вечному небу. Его сестра Земля однажды влюбилась в Ветер, оставила брата и племянника, вышла замуж за любимого и родила дочь. Обликом девочка была словно человек, а сутью своей - Хранительница всего, что взрастила ее мать.
Вместо ответа Лиин зачем - то рассказал девушке эту легенду. Он рассказывал с чувством и в лицах, наполняя свое повествование легким дыханием магии, что делала историю более яркой и живой. Свеча, закрепленная в простом подсвечнике, почти полностью сгорела, когда дракон прервал повисшую после рассказа паузу. Он от души потянулся и громко зевнул, разрушая волшебство, и девушка испуганно вздрогнула, возвращаясь в привычный мир.
Этот дом был похож на жилище Лерика. Здесь все было иным - звуки, запахи, цвета. Иона после ужина отдала ему остаток свечи, пожелала хорошо отдохнуть и скрылась за занавеской. Лиину ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру - отправиться спать. Сон не шел. Что уж его испугало - новое место или тоска по полету, дракон не знал, но уснуть не получалось. Устав ворочаться Лиин подошел к окну - через мутное стекло мягко лился серебристый лунный свет, неся в себе послание, что может прочитать любой дракон: «Возвращайся, сын Неба, я тоже по тебе тоскую». Это было так больно, что захотелось заплакать или запеть, и Лиин выбрал второе, чтобы выразить все, что накопилось в душе. Торопливо вынул флейту, с которой не расставался, поднес к губам и замер - перед глазами возник образ Ионы в тот первый день, когда он очнулся в лесу и сегодня, когда она смотрела на него своими лучистыми глазами и, затаив дыхание, слушала сказку о Деве Полей. И вдруг стало тяжело дышать, а в груди забилось как сумасшедшее сердце. Лунный свет вспыхнул, протестуя против нерешительности, но дракон уже не знал, о чем хочет петь - о полете или любви. Вот дрогнули руки и губы приникли к флейте. По комнате поплыл тихий - тихий звук, Иону он будить не хотел.
Вайлиин не знал, сколько прошло времени с того момента, как родилась песня - несколько взмахов или один большой. Сейчас он испытывал облегчение - тоска по небу, что так мучила в последние дни, отступила, но сердце никак не желало успокаиваться и это вызывало легкую тревогу.
- Прости, что разбудил. - Присутствие девушки в своей комнате он вначале почувствовал, и лишь позже услышал - шорох одежды, легкий вздох и стук сердца. «Сердце бьется, словно у птахи в силке» - По привычке отметил дракон, медленно поворачиваясь к поздней гостье.
- О чем была эта песня? - Иона испытывала смущение, но держалась так, словно и не было ничего особенного в том, что она ночью в комнате почти незнакомого ей мужчины стоит босая в льняной сорочке.
- О любви, конечно. - Ответить с улыбкой не получилось, зато его серьезный вид подействовал на девушку как ковш колодезной воды - смущение ушло, оставив раздражение:
- Это было колдовство? Отвечай сейчас же, ты маг? - Он легко пожал плечами, любуясь, как сияют распущенные волосы в неверном лунном свете.
- Это была песня, Иона, всего лишь флейта и мое мастерство, ну и лунные чары. - Внутренний голос посоветовал ни в чем не признаваться. Особенно в том, кто он.
- Ты за кого меня держишь? Ты этой флейтой и рыбу приманил. Теперь я уверена. Иначе, почему я пришла, если не под колдовским наваждением?
«Кажется, она настроена решительно. Но я совсем не хочу провести всю ночь в спорах». - Подумал воин, делая шаг к девушке. Та маневр заметила, но должного значения ему не предала. Лиин прижал девушку к двери, отрезав ей все пути к бегству. Поймал испуганный взгляд и больше не отпустил. Со стороны все выглядело так, как если бы дракон решил поцеловать ее, но…
- Интересный сон тебе снится, девушка. Завтра в глаза парню посмотреть стыдно будет. - Начал он незнакомым голосом. - Вот уже ужасы себе воображаешь всякие. С утра к лекарю зайди, попроси отвар, для улучшения сна. Но это утром, когда проснешься, а сейчас спи.
- Но ведь я и так сплю, - слабо возразила Иона, - разве можно спать во сне?
- Можно. - Заверил ее голос. А потом Лиин провел ладонью по ее лицу и подхватил на руки крепко спящую спорщицу.
- Ушла бы сразу, не пришлось бы усыплять. - Бормотал дракон, осторожно укладывая девушку на кровать в ее комнате. Комната, кстати, оказалась меньше, чем его собственная, а кровати явно были близнецами. Как поступил бы на его месте обыкновенный человек (а может и эльф, кто их знает) Лиин не задумывался. Девушка поддалась чарам, а значит, он виноват, что нарушил ее отдых, и меньшее, что может сделать в искупление - позволить ей отдохнуть. О том, чтобы лечь спать самому, речи уже не было - так здорово оказалось просто сидеть рядом со спящей и осторожно перебирать золотые пряди волос. Утром, она может и не вспомнить о ночном происшествии, но что делать с собственной памятью?
- Я покажу тебе мир с высоты драконьего полета и познакомлю с настоящей свободой. - Пообещал он шепотом, покидая ее комнату за взмах до рассвета.
Что означает, такое обещание думать уже поздно, ведь слова сказаны. Пусть она их не слышала, но знала еще не ушедшая ночь, что дракон его дал. Вот только сожаления не было, наоборот, появилось предвкушение. Еще несколько дней и Лиин сможет принять истинный облик, а значит, придется поторопиться.
- Доброе утро, Иона. - Он действительно желал ей добра, но лукавые смешинки в глубине глаз насторожили пребывающую в плохом настроение девушку. Вот чему он так рад? Словно догадывается, какой странный сон ей привиделся ночью.
Стоило ей вспомнить тот сон, и краска прилила к лицу - там, в темной комнате, слушая флейту, она всей душой стремилась к странному чужаку, в глубине души желая, чтобы тот ее все же поцеловал.
- Что? - Она, наконец, очнулась от своих грез и посмотрела на внимательно наблюдающего за ней Лиина.
- Я спрашиваю, пойдем ли мы сегодня на промысел и можно мне отправиться с тобой? - Он был само терпение. По лицу дракона никогда нельзя понять, о чем он думает или что чувствует. Поэтому Лиин не волновался, что Иона догадается, как важен ее ответ.
- Нет, сегодня не пойдем. - Это был конец. Даже без начала. В драконьей душе поднялась волна отчаянья. Если сегодня он не выйдет с ней за пределы общины, то момент будет упущен безвозвратно, и показать полет уже не получится.
Быстро покончив с завтраком и даже не поинтересовавшись, чем намерен заниматься ее постоялец сегодня днем, Иона поспешила в темный дом Лерика. От таких снов и мыслей лучше пустырника с валерианой попить. Лиин грустно смотрел ей вслед.
Солнце поднялось над лесом достаточно высоко, когда под сень деревьев ступил молодой дракон. Он был в человеческом облике, но лес не обманулся - дракон никогда не станет человеком, как человек - драконом. Молодой мужчина шел неторопливо, вдыхая полной грудью пряный осенний воздух, окруженный живой красотой мира . Но врядли он видел эту красоту - его глаза были опущены вниз, плечи поникли, а аура мерцала невыразимой грустью. Дракон брел, выбирая направление, совсем не думая, пока не дошел до излучины реки. Вода, отражала солнце, разбрызгивая его во все стороны, наполняя прибрежные деревья волшебным светом. Мужчина немного постоял у кромки воды, а потом извлек из-за пазухи флейту, и полилась песня…
Иона после визита к Лерику чувствовала себя намного уверенней, еще и добрые вести пришли от соседей - драконы больше не покидали границ своей территорий и зверь потихоньку возвращается. Что может прекрасней ? Прошедшая декада стала для общины тяжелым испытанием, но теперь все позади. Солнце вызолотило все вокруг, и девушка счастливо рассмеялась.
- Куда ты, неугомонная? - Сарто как обычно дежурил у заветной калиточки.
- Гулять, друг, наслаждаться погожим днем! - И она легким шагом продолжила прогулку. Бродить знакомыми с детства тропами сегодня почему-то было особенно приятно. Она знала здесь каждое дерево, каждый куст, каждый поворот. Вот если через десяток шагов повернуть направо, то можно будет выйти к реке. В детстве она часто приходила туда, чтобы поплавать и погреться после холодной воды на большом валуне, который за день, бывало, раскалялся точно печка. Увлеченная светлыми воспоминаниями, Иона незаметно для себя свернула с широкой тропы. Ноги сами знали путь, поэтому девушка могла спокойно предаваться мечтам.
Мягкий, печальный звук привлек ее внимание. Он был почти не слышен на фоне шума воды и все же, что-то неуловимо знакомое было в нем.
- Мой сон…- Свой шепот Иона даже не расслышала.
Деревья расступились, и перед ней открылась река. Вот знакомый камень. И Лиин. Иона почти не удивилась, увидев его здесь. Мужчина стоял спиной к лесу, но в том, что это он у девушки не было никаких сомнений. Вот флейта издала новый, более высокий звук и за спиной ее жильца распахнулись огромные призрачные крылья. Серебряные, с бирюзовой каймой. Воздух вокруг крылатого флейтиста подернулся легкой дымкой, придавая ему какой-то иной облик.
- Дракон! - Этот вскрик не услышать было уже невозможно. Лиин отнял флейту и обернулся к девушке. Обыкновенный человек, с немного растерянным выражение лица и недоверием в глазах. Девушка тряхнула головой, прогоняя наваждение. Наверно, Лерик перепутал снадобья, раз ей мерещатся такие вещи. - Что это была за песня? О ком она? - «Кажется, я схожу с ума.» -Устало подумала девушка, припоминая, что во сне спросила его почти о том же самом. Мгновение Лиин колебался, но потом, грустно усмехнувшись, ответил, с присущей ему мягкостью:
- О тебе.
И все, больше не слова. Просто смотрит в ее глаза и молчит. Эта тишина почему-то испугала девушку, и она поспешила ее нарушить:
- Лиин, а слова у этой песни есть? - Мужчина кивнул, все так же, не сводя с нее взгляда. Ему было любопытно, что она видела, когда стояла за его спиной? Если его ощущения не лгут, то призрачного дракона, самую его суть, Иона должна была заметить. А если и не видела, то не рассмотреть серебряные белки глаз сейчас, когда стоит так близко, просто не может.
Иона сделала осторожный шаг вперед. Его глаза выглядели так странно, что ей захотелось взглянуть поближе. И дракон ей это позволил. Он спокойно стоял, радуясь, что она не слышит, как отчаянно бьется его сердце. Вот сейчас она все поймет и отшатнется в ужасе. Ведь он - дракон. А люди бояться детей Неба. Но ничего не происходило. Иона по-прежнему смотрела на него, уже не в глаза, а потом спросила, как будто до этого они разговаривали, а не молчали:
- Я рада, что ты не разбился.
Лиин моргнул от неожиданности, а девушка улыбнулась и попросила, мило покраснев:
- Раз эта песня обо мне, спой, пожалуйста. - Он растеряно протянул ей флейту. - Я не умею играть. Но ведь ты можешь петь и без музыки…дракон.
Теперь воин Вайлиин Эр’Сино знал как это, летать без крыльев, даже не покидая твердь. За спиной вновь распахнулись драконьи крылья, и поверх человека лег образ серебряного дракона, а Лиин запел:
Флейта вновь нам с тобою поет о любви
Призывает уйти от мирской суеты,
Рассказать, как ты мне нужна.
Я уверен - ты знаешь об этом давно,
Льется лунный огонь в небольшое окно -
И любовь в моем сердце сильна.
Я согрею вино для тебя. Протяну
На раскрытой ладони колдунью - луну,
Ты улыбку даруй мне в ответ.
Я приму ценный дар, никому не скажу,
И в ладони твои свое сердце вложу,
В нем одна только ты и навек.
Он не стал петь всю песню - в этом отрывке было сказано все, что он хотел сказать, но не решался так долго.
Она так и не произнесла ни слова, только в глазах сверкали слезинки. Лиин испугано кинулся к ней. Он не представлял, что расстроило девушку в этой песне, но все равно попытался успокоить. Кому будет приятно видеть, как плачет любимый человек? Особенно, если это рвет сердце тебе самому.
Прижав Иону к себе, он гладил ее по плечам и просил не плакать. Даже обещал больше не играть, раз ее это расстраивает. На последнее утверждение девушка ответила улыбкой.
- Глупый, дракон, эта песня прекрасна. Прекрасна до слез. Вот я и не удержалась. - Лиин прижал ее к себе чуть крепче - то, что он собирается сделать, может закончиться пощечиной, но искушение оказалось так велико, что он все же не удержался.
Несмелое прикосновение губ. Мягкое, осторожное, словно вопрос «Можно? Ты ведь не против?» Он очень боялся напугать девушку излишней настойчивостью, заставить ее сопротивляться. Люди такие хрупкие существа, что иногда с ними попросту страшно - вдруг что-то обидит или ранит их. Но Иона не собиралась противиться, потом она обязательно напомнит ему о событиях минувшей ночи. Чтобы впредь не обманывал. А сейчас мир уменьшился до мужчины, который обнимал ее все крепче, его сердцебиения и поцелуя, на который нельзя было не ответить. Ведь мужчины, пусть и драконы, такие ранимые создания, что нужно быть с ними очень осторожными - чтобы не ранить, не обидеть ненароком …
А мир с высоты драконьего полета он показал ей немного позже. Но это была уже совсем другая история.
Может, встретиться было нам не суждено,
И в твое заглянул я случайно окно,
Но теперь я случайности рад.
Сердце бьется, влюбленный безумец - дракон,
Нам нельзя вместе быть, ибо это - закон,
Но я все же зову тебя в сад.
Ты пришла, и в душе моей вспыхнул рассвет,
Ты рискнула, нарушив старейшин запрет,
И в груди моей нежности боль.
Ты боишься чуть-чуть. Я могу повторить
Что готов для тебя новый мир сотворить,
Просто рядом с тобой быть позволь.
Ты доверчиво таешь в объятьях моих,
Эта ночь нам сегодня одна на двоих,
В серебре круглолицей луны.
Я шепчу, что люблю - это сердца слова,
Губы мягко скользят, прикасаясь едва,
Мы друг другу отныне верны.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 01.02.2012, 14:52 | Сообщение # 15 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Певец свободы
ОТ АВТОРА: Если дядя Правитель Светлых эльфов с утра пораньше отправляет вас к людям, дыбы изменить их отношение к эльфам, лучше сразу, пошлите его лесом и отправляйтесь, как планировали, с друзьями на охоту.
Светало. Звезды мягко мерцали за стрельчатым окном, разгоняя предрассветный сумрак. В комнате Вэля зажегся, реагируя на пробуждение хозяина магический светильник. Эльф поправил завернувшийся рукав шелковой пижамы, украшенной по обшлагам и вороту вязью защитных рун. Потянулся с кошачьей грацией и поспешил умыться и одеться. Сегодня он с друзьями собрался немного поохотиться. Убедившись, что костюм сидит идеально, а сапоги сочетаются с поясом и колчаном (что ни маловажно), Вэль, наконец, обратил внимание на свою лютню. Петь эльф умел и любил. Пожалуй, это единственное, что получалось у него хорошо, за исключением тех моментов, когда шкодливый характер брал верх над талантом. В такие дни от менестреля-самоучки страдали те, у кого имелся музыкальный слух и вкус, то есть практически все население Западного леса.
В дверь вежливо, но требовательно постучали.
- Войдите, - радушно пригласил эльф, немузыкально терзая тонкие струны. - Кому еще не спится в такую рань?
Как оказалось, не спалось его дяде, правителю светлых эльфов. Судя по сосредоточенному взгляду, дядя собирался говорить о чем-то по важности сравнимом с делами государственной безопасности.
- Дитя мое, я знаю, что твои песни способны пробуждать в сердцах огонь справедливости, - начал он издалека, что было излюбленной тактикой практически всех светлых. Дитя скромно поковыряло носком охотничьего сапога шелковый ковер и подняло на дядю небесно-голубые глаза.
- Предназначение певца нести свободу душам своих слушателей, - с едва уловимым нетерпением в голосе, не согласился менестрель и на всякий случай покрепче сжал лютню. У Правителя светлых был весьма вспыльчивый характер, поэтому ожидать от него приходилось любой гадости. Например, в прошлый раз о спину дерзкого певца было сломано две флейты и пюпитр. Именно эти предметы оказались в непосредственной близости от разгневанного повелителя.
- Сейчас, когда люди пытаются вытеснить нас с земель, что исстари принадлежали нашему народу, королевство Гермель распространяет о нас гнусные слухи, мешая нормальной торговле с купцами, что приходят из людских земель. Из-за нашей самоизоляции на протяжении многих сотен лет у многих смертных созданий о нас сложилось не самое лестное мнение. Совет старейшин, крепко подумав, предложил отправить талантливого барда для пропаганды в нашу пользу, я с Советом полностью согласен. Дорогой племянник, надеюсь, ты помнишь, в чем состоит твой долг (долг каждого дивного нести прекрасное миру), потому иди и неси свет своего сердца людям. Чтобы никто не заблуждался на наш счет, и не порочил доброе имя светлых эльфов! - закончив пафосную речь величественный эльф удалился из комнаты Вэля, одарив того на прощание отеческим поцелуем в лоб.
«Что это он со мной, как с покойником?» - удивился менестрель.
С прощанием дядя затягивать не стал, Вэльтона проводили за границы Западного Леса уже через час. Стражи границы подождали в приграничных кустах с луками наизготовку, чтобы почетный самоубийца вдруг не вернулся.
Люди встречали эльфа по-разному. Кто-то с дрыном наперевес чтобы не улыбался незамужним девкам. (Он-то, стервец, дальше пойдет, а какая-нибудь дура в подоле потом принесет остроухого малыша). Кто-то слушал песни и подкармливал отощавшего от вольной жизни певца. Иной и монетку медную бросал. Короче Вэль жил как тысячи подобных ему бродяг. Неизменно приветливыми всегда были только трактирщики. Эльф с лютней поющий о любви привлекали в сии достойные заведения массу народу, что самым положительным образом отражалось на доходах. В трактире он и погорел. Закончив очередную пронзительную любовную балладу, эльф начал петь «О тиранах и дураках». Песня заслуженно пользовалась народной любовью, но вот государственные служители более высокого ранга данное произведение считали чуть ли не революционным.
Тюрьма была в лучших традициях: тесная вонючая камера три на два шага, с маленьким зарешеченным оконцем под самым потолком и тяжелой, окованной железом дверью с пудовым засовом снаружи.
Его закинули в камеру, не поленившись приковать цепью за правую ногу к узким деревянным нарам. Что примечательно, лютню Вэль так и не отдал, хотя забрать ее пытались. Прекрасное эльфийское лицо, сильно помятое крепкими кулаками стражников, выражало все оттенки страданий, доступных практически бессмертному созданию.
- Сволочи! Вам не оценить всего великолепия моей музыки! - он попытался принять позу благородного гнева, но покрытое синяками тело только-только начинало регенерацию, поэтому все болевые ощущения присутствовали на положенных им местах. В частности болела шея, за которую слишком крепко держали упирающегося полутораметрового менестреля, сломанные в нескольких местах кости на руках и пара ребер, тоже давали о себе знать. И отнюдь не звуками музыки.
Через пару часов регенерация полностью завершилась и, жаждущий мести певец взялся за инструмент. Была у бродячих менестрелей одна страшная песня - Песня бродяги-менестреля. Вот ее-то и решил исполнить Вэль. В ней речь шла о бродяге, на которого напали солдаты под стенами вражеской крепости, приняв его за шпиона, но за неимением твердыни отлично подойдет и трактир.
Много ли чести обидеть бродягу?
Лютню отнять и в подвале закрыть!
Я, как и вы, королю дал присягу
Верой и правдой служить!
Гнусаво затянул эльф, терзая все девять струн лютни почти одновременно. Мышь, пытавшаяся поглубже зарыться в соломенную подстилку, догнивающую на нарах, вскинулась, прислушиваясь, и начала истерично метаться, расшвыривая солому.
Что же теперь? Я разут, безоружен,
Подлый трактирщик смеется ехидно,
И никому мой талант уж не нужен,
А это, поверьте, обидно!
Вот, помню, лет каких-нибудь двадцать
Вином угощали и песни хвалили,
Сегодня же вдруг захотели придраться -
Раздели, разули, побили.
Продолжал изгаляться пленник, откровенно лажая. За дверями послышался неясный шум, а затем загрохотал отодвигаемый засов. На пороге стоял начальник караула. В руках он держал тяжелую дубину.
«Все, доигрался», - с тоской подумал Вэльтон, привычно пряча свое орудие мести за спину, и готовясь отдать за него жизнь. Желательно чужую.
- Слышь, ушастый, тебе завтра все равно умирать, а люди отдохнуть после трудов праведных хотят, заткнись, а? - душевно попросил страж. Отказать такому душевному созданию (помесь тролля и орка) в простенькой просьбе совершенно невозможно, поэтому Вэль втянул голову в плечи и согласно закивал головой.
После того, как принесли ужин (робкие попытки возмутиться на тему отсутствия суда, присяжных и адвокатов были задавлены хорошим ударом под дых еще в зародыше), не отличавшийся особой изысканностью, на тюремном дворе заработали плотники.
«Ну чего они стучат?» - нервничал менестрель, ерзая на жестких нарах. - «Меня же приговорили к отрубанию головы! Ну поставили бы чурбачок, ну топор рядом в колоду воткнули, зачем спать-то мешать?» - устав бороться с шумом, сон ушел, и морально усталый эльф вновь принялся терзать музыкальный инструмент, сочиняя очередной куплет к бессмертному, как он полагал, творению, о пленном менестреле, которое пели до него и, наверняка, споют еще не раз - после.
За уличным шумом и дребезжанием лютни, эльф не сразу уловил стук щеколды, а когда заметил, поспешил довыть весь куплет, уверенный, что сейчас его грубо заткнут кляпом и песню придется домычивать.
Но я - менестрель!! Пленным быть не в новинку,
Оружие - слово, и им я владею,
Где лютня моя? Я готов к поединку!
Удар нанести я сумею!
Сломались колки и растянуты струны,
И горло от жажды свербит,
Обидеть бродягу, любимца фортуны,
Лютню отнять и побить!
Домычивать ничего не пришлось, ибо у вошедшего не было ни малейшего намеренья использовать кляп. Из-под глубокого капюшона дорожного плаща маскировочной расцветки на пленника скорбно взирал его обожаемый дядя. Лучше бы правитель озаботился кляпом, никогда не слышал он столько нецензурной брани в свой адрес.
- Вэльтон, пока ты пел свои песни я, при помощи нескольких грамотных диверсий, почти приблизился к свержению человеческого правителя и возвращению исконно эльфийских земель их законным владельцам. Подробности тебе знать не надо, но помни, твоя жертва войдет в предания нашего народа!
Выслушав это полное самолюбования признание, Вэль как-то весь подобрался, в голубых глазах замерцало пламя, различимое даже в полумраке камеры. Дядя эти перемены заметил, но отнес их на счет радости от достижений правителя.
- Поэтому, дитя мое… - начал было эльф очередную возвышенную речь, но был прерван яростным криком:
- ТВОЕ ДИТЯ?! Светлый Эру, да лучше родиться человеком, чем быть твоим близким родственником. Надеюсь, что через несколько лет тебя призовет Вечное море, и ты сгинешь в его глубинах!
Эльф-менестрель бушевал не менее получаса, пока дядя не психанул, не плюнул в сердцах на грязный пол (неслыханное для эльфа проявление досады) и не вылетел из камеры, как ошпаренный.
Расстроенный до глубины души Вэль зарылся в солому и, продолжая немелодично тренькать на лютне, допел таки песню до конца.
Он сам не заметил, как забылся тревожным сном, который был прерван неделикатным пинком по нарам. Не открывая глаз проверил сохранность инструмента, убедился, что лютня на месте, выматерился на эльфийском, открыл глаза, выматерился по-человечески и все-таки встал. Это всего лишь принесли последний завтрак. «Ну, ничего, хоть не на пустой желудок помирать!» - нашел позитивный момент, отчаянно зевающий эльф. Особым этот завтрак назвать было нельзя - миска супа да краюха хлеба. Черного, сухого. А суп вообще холодный и несоленый. И сырой рыбой воняет. Пока он вяло ковырялся в еде, размышляя над превратностями судьбы (эх, было время, когда он воротил нос от лучших блюд, приготовленных дядиным поваром.) Пропели четвертые, а может пятые петухи, и с ними в камеру Вэльтона вошел конвойный. Он старался не смотреть менестрелю в глаза, что было весьма затруднительно - на смертника требовалось надеть специальный ошейник и браслеты - чтобы не сбежал.
«Ага, стыдно тебе, сволочь!» - про себя злорадствовал осужденный на смерть певец. У него сегодня с утра вообще было плохое настроение. Да и как оно может быть хорошим, если дорогой дядюшка так подставил. В голове проносились обрывки мыслей, никак не желающих ложиться в единый узор. Если бы Вэльтон владел магией, хоть какой-нибудь, если бы Слово могло делать тоже что и меч или лук в умелых руках, если бы он просто отправился с друзьями на охоту, то у него были бы шансы избежать всего этого, а так…
Толпа бесновалась в каком-то почти мистическом восторге. Еще с вечера на Судейской площади, в народе прозываемой Душегубкой, сколотили деревянный помост, на который установили здоровую колоду для рубки мяса. В ожидании бесплатного развлечения горожане стали занимать удобные места еще до рассвета.
Стоять в тонкой сорочке и полотняных штанах, босиком (тюремщик здраво рассудил, что смертнику обувь уже не пригодится, и поменялся с Вэлем на стакан крепкого вина) на необструганных досках настила было весьма неприятно. Общий дискомфорт усугублялся за счет холодного ветерка и тяжелой цепи, продетой в кольца на железном ошейнике и таких же браслетах на узнике.
Глашатай поднялся по шатким ступеням, коих было целых три штуки, и развернул пухлый свиток.
- Эльф Вэльтон из Западного Эльфийского леса, пятидесяти лет от роду, приговаривается судом королевства людей Гермель к смертной казни через отрубание головы за антигосударственную деятельность, шпионаж в пользу соседнего государства и попытки организации мятежей.
«Что делается на белом свете, какой мать их шпионаж? Я же просто пел!» - мысленно возмущался эльф. Глашатай тем временем продолжал зачитывать список обвинений.
- Король Аркадий XVIII Милостивый, дабы не нарушать установленный порядок смертной казни, дозволил оставить приговоренному последнее желание.
«А вот это вы зря», - ехидно оскалился Вэль, впрочем, тут же стирая эмоции с лица,- «я сейчас изволю развлекаться напоследок».
Глашатай дочитал до подписи короля и даты, нервно покосился на меланхолично жующего бутерброд палача в красном капюшоне, затем на бесстрастное лицо приговоренного певца.
- Ну, милсдарь эльф, ваше последнее желание? Только учтите, что непотребные или порочащие корону желания к исполнению не принимаются, - подстраховался глашатай, припомнив выражение злого ехидства, на короткий миг проступившего на бесстрастном лице.
Великолепно очерченные губы дрогнули в сардонической улыбке:
- Лютня моя цела? - торопливый кивок, подтвердил, что хотя бы ей он сумел сохранить жизнь. - Очень хорошо, тогда желаю напоследок спеть.
И вот он стоит, руки свободны, пальцы любовно гладят тонкий гриф, в чуть раскосых глазах стынет сомнение - спеть лирику, чтобы этим сволочам жить не хотелось, от жалости и осознание какие они все гады или постебаться напоследок?
Толпа перед помостом тоже замерла, почуяв повисший в воздухе невысказанный вопрос. Пальцы прошлись по струнам, прижали аккорд, и утреннюю хмарь пронзил высокий звук плачущих струн. Слова полились звенящим ручьем, прохладным и бодрящим, соединились с мелодией и накрыли толпу причудливым кружевом.
Умирать. Но зачем? И кому это надо?
Кто прошепчет в ночи - Позови меня, брат?
Я стою перед вами, в центре вашего Ада,
И голодные псы у незапертых врат.
Очарованные переливчатым голосом и грустной мелодией люди потрясенно внимали певцу.
Умирать? Дайте лютню обнять словно деву,
Чтобы пела в руках о прекрасной весне,
Чтобы в сердце не каменном светлую веру
Пробудить удалось, след оставить в душе.
Но толпа словно пес, что цепной и голодный,
Многоликая масса без душ и сердец,
Я стою перед ней непреклонный и гордый,
Только так должен воин встречать свой конец.
Мелодия лилась и лилась, завораживая своим изяществом, рождая яркие образы, заставляя трепетать сердца.
Отзвучал и затих последний аккорд. Вэльтон стоял, опустив голову, крепко прижимая к груди лютню, словно прощаясь с ней. В принципе так оно и было.
Толпа заворожено притихла, кое-где раздавались женские всхлипы. Волна протеста уже зрела в душах, поднимаясь из глубин жаркой волной.
Палач звучно высморкался, разрушая волшебный миг, поудобнее перехватил орудие труда и кивнул певцу на колоду.
«Не хочу. Вот так по-глупому умирать не хочу». Но отступать было некуда. Не позволяя страху отразиться на лице, Вэльтон подошел к колоде и опустился на колени. Колода была старая, многоразового использования, о чем свидетельствовали многочисленные зарубки. В щеку неприятно впились маленькие щепочки, но это уже было не серьезно, потому что палач размахнулся и опустил тяжелое лезвие на беззащитную шею. Больно не было, просто резко погас свет.
«Гады, включите свет!» - возмутился покойный, открыл глаза и проснулся окончательно.
Светало. Звезды мягко мерцали за стрельчатым окном, разгоняя предрассветный сумрак. В комнате Вэля зажегся, реагируя на пробуждение хозяина магический светильник. Эльф стер со лба холодный пот, поправил завернувшийся рукав шелковой пижамы, украшенной по обшлагам и вороту вязью защитных рун.
- Сон, всего лишь дурной сон, - вздохнул с облегчением несостоявшийся мученик за свободу песни. Лютня лежала на ковре рядом с ложем, к счастью струнами вверх, поэтому можно было не беспокоиться за настройку.
В дверь требовательно, но вежливо постучали.
- Войдите, - дрогнувшим голосом пригласил Вэль, стараясь справиться со странным чувством, что это уже было.
В комнату величественным шагом вошел Правитель. Неодобрительно покосился на неумытого племянника в пижаме, но тут же взял себя в руки и стер с лица презрительно-брезгливую гримасу, заменив ее стандартной доброжелательной отеческой полуулыбкой.
- Дитя мое, я знаю, что твои песни пробуждают в сердцах огонь справедливости… - начал он пафосную речь, но закончить не успел, потому как «дитя» резко подскочило с разобранной постели, схватило любимый инструмент и, сияя полубезумным взором, выдало трехэтажную матерную конструкцию на светлом наречие, потом добавило еще пару непечатных эпитетов на темном и почти успокоившись, послало дядю куда подальше с его миссиями по пропаганде эльфийского народа среди людей. И уже спокойно добавило:
- Шли бы вы дядюшка лесом, пока я за оружие не взялся.
Тонкие, подведенные серебристым карандашом брови эльфа буквально поползли вверх от удивления.
-Ты… да как… да я… - силился он что-то выговорить, потрясенный таким обращением.
- Выход там! - мрачно буркнул Вэльтон, падая обратно на ложе и начиная наигрывать незамысловатый мотив из страшного сна, примурлыкивая в полголоса припев:
Умирать... Но зачем? Я хотел еще много
В этой жизни увидеть, узнать и успеть,
Под моими ногами простерлась дорога
В новый мир, где по-прежнему я буду петь.
Он даже не заметил, как покинул комнату обозленный правитель, главное, что никакого похода к людям с летальным исходом не будет. Шли они лесом, эти государственные дела и великие миссии, ему еще жить да жить. Столько не спето, столько не сделано, а главное при правильном подходе смерти нет.
22.10.2009 - 09.11.2009 (окончательная редакция - 21.04.2011 - 22.04.2011)
Всегда рядом.
|
| |
| |
