|
Стена
|
|
| Lita | Дата: Среда, 06.07.2011, 14:29 | Сообщение # 1 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| СТЕНА
роман-путешествие
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая. Мечты и реальность
Сказочник не думал, что легенда о земле, которая звалась Луха́нной, окажется настолько правдивой. Но стражи в воротах первого же города поэтической земли, взимавшие плату за вход, говорили стихами. А когда Вистра обратился с вопросом, ходят ли рейсовые кареты между этим и следующим городом, ответили ему в рифму: «Конечно, ходят, но не слишком часто, тут разъезжать желающих немного. А лошадей и экипаж гонять напрасно не хочется, когда плоха дорога».
Вистра убедился в правдивости последних слов, когда отправился дальше пешком. Дорога была скверной, и только на подходе к следующему городу, покрупнее первого, становилась глаже и шире. Во время пути в голове странника сами собой сложились слова песенки. Вистра посопротивлялся немного, и, наконец, разрешил себе напеть, а потом и записать нехитрые строки:
- Иду - куда не знаю сам,
Пути меня ведут.
Мне верится, в далеком «там»
Надеются и ждут.
Немногое я взял с собой,
Чтоб поскорей дойти:
Воспоминанья, хлеб и соль
Мне помощью в пути.
И если волю дать мечтам,
Чудесным и простым,
То разница меж «здесь» и «там»
Исчезнет, словно дым.
Объяснений, почему в Луханне люди время от времени начинают говорить стихами и каждый, ступивший на землю страны, обретает поэтический дар, существовало много - каждый мог выбрать свое. Кто-то приписывал все неизвестной, но очень древней и сильной магии, кто-то объяснял всеобщую «стишность» особенностями климата, кто-то - волей Троих1… Правда могла быть любой – и, похоже, никого особенно не интересовала. Вистра и сам быстро перестал думать об этом.
Большой город, куда пришел странник, звался Гье́ллен, «доброе место». Доброе оказалось и красивым – широкие, украшенные фигурно подстриженным кустарником улицы, не похожие один на другой дома, чудесные, уютные скверы. Гость случайно забрел на площадь, где пожилой актер в одиночку разыгрывал сказку о Короле-Хитреце, необычайно талантливо разыгрывал, поочередно превращаясь в разных персонажей, представляя то короля, то дракона, то единорога с помощью нескольких разных плащей, жестов, мимики и голоса.
- Вот странник явился из дальней земли, куда не заплыли еще корабли. Колен не склоняя, воскликнул: «Беда! Жестокий дракон пожирает стада, расплавлены стены драконьим огнем, а злобному зверю и сталь нипочем. Ни копья, ни стрелы его не язвят, и страшен драконий, пронзительный взгляд. И ужас лютует и зиждется страх на золоте и человечьих костях».
Сказочник с удовольствием слушал и смотрел маленькое представление. Актер обладал звучным, сильным голосом, позволявшим слышать его даже с расстояния в двадцать шагов – ближе Вистре подойти не удалось из-за плотной толпы.
- Кто хочет спасти от дракона народ не меч и копье, а смекалку берет оружьем в дорогу, и хитрость свою пускает он в ход в неизбежном бою. Король уж в пути, захватил он с собой два яблока, шелковый плащ голубой, да кубок серебряный вовсе без дна – в него не нальешь ни воды, ни вина. Неделю в дороге, и вот перед ним драконья пещера, где кружится дым, и словно не зная забот и тревог, с веселою песней он встал на порог.
Даже без декораций Вистра мог хорошо представить пещеру с широким темным лазом и появившегося из нее зверя. Актер продолжал представление:
- Разбуженный, выполз из ямы дракон, огромен и злобен, спесив и силен, и, гостя увидев, огнем полыхнул. «Зачем, неразумный, мой сон ты спугнул? Ужели не знал в чьи владенья забрел?» - «Я знал, потому-то сюда и пришел. Я слышал, что ты и умен и могуч, и молнии бьются в скоплении туч, когда ты летаешь, твой пламень живой и небо зажжет над твоей головой. Но с виду ты хлипок, умом не велик и вялый уж больно, ну точно старик!». Дракон разъярился: «Беспечный глупец! Жесток и ужасен твой будет конец!». И землю когтями он рвал, разъярен. Король засмеялся: «Ничтожный дракон! Ты можешь разрушить и можешь зажечь – а сможешь ли слезы из камня извлечь?». Он яблоко вынул, в ладони зажал, и сок золотой из него побежал. «Вот видишь? Сумеешь такое, скажи?» В когтистую лапу дракон уложил булыжник и сжал – только пыль да песок. И камень он плакать заставить не смог. «Пускай я ни капли слезы не извлек, но дать и тебе я сумею урок. Ты мог бы, беспечный, из тучи тугой достать птицу-молнию голой рукой?» «Конечно, могу, - так король отвечал, - ты б лучше, не хвастаясь, с неба сорвал хотя бы один бирюзовый кусок, тогда б в твою силу поверить я смог». Дракон в голубую взлетел высоту, отравленной злостью дыша на лету, безжалостно синее небо когтил – напрасно, устал лишь, да злость затаил. Спустившись, увидел - клочок голубой в руках своих держит король молодой. И снова смеется: «Мой сын-озорник однажды в запретную башню проник, в ту башню, которая выше других, и вырвал клочок из небес голубых; хотел он узнать, из чего небеса так сшиты, что дождь нипочем и роса, и солнце, в котором так много огня. Уж лучше б об этом спросил он меня! А нынче над башней той ночью и днем текут небеса непрестанным дождем. Мы небо пытались уже залатать, да только оно прохудилось опять! Теперь вот о чем я поспорю с тобой - бездонную чашу наполни водой!». Вручил он дракону ту чашу без дна. Чудовище видит - дырява она. «Ты, верно, смеешься, нахал молодой! Ее никому не наполнить водой!». Но чашу свою вновь взял в руки король: «Как я это сделал, увидеть изволь!». В озерную воду он кинул ее, и чаша наполнилась вмиг до краев. Взорвался, взбесился дракон золотой и в озеро кинулся вниз головой, и сгинул. Король же вернулся домой, и правил по-прежнему мирной страной.
Когда представление закончилось, Вистра бросил в стоявшую у ног актера чашку целый лим2. Во время путешествия он и сам зарабатывал так, рассказывая и сочиняя на заказ истории, но пришел сюда не на заработки, а ради новой сказки. В поэтической земле, верилось ему, обязательно напишется что-то особенное.
Наверное, стоило попробовать прямо сейчас. Вистра нашел тихий немноголюдный сквер с рядами удобных резных скамеек, занял одну из них. Руки торопливо щелкнули застежками странничьей сумки и достали плотно скрученный свиток бумаги, чернила в походной чернильнице и заточенное стило. Других приготовлений не понадобилось - слова новой сказки уже ждали своего часа, нетерпеливые, как бывают нетерпеливы только слова:
«Герой стоял перед Стеной, тянувшейся, насколько хватало взгляда, и не мог поверить своим глазам. Кто и зачем построил ее? Дорога, которая привела Героя к странной преграде, упиралась в ее подножие и словно умирала, раздавленная непомерной тяжестью. Странник сделал последний шаг и ощутил запах нагретого солнцем камня. Стена словно отгородила от него половину мира, а ведь тот, у кого был целый мир, никогда не захочет довольствоваться половиной.
Путник так и не смог увидеть, кончается ли Стена хоть где-то. Она тянулась равно далеко и на север, и на юг, и приближаться к ней, чтобы перебраться, цепляясь за трещины и выступавшие из кладки камни, не хотелось. Странник повернулся на юг и пошел навстречу солнцу, чей свет так любил. Другого пути он не видел».
Вистра дал чернилам высохнуть и убрал свиток обратно в сумку. Начало казалось многообещающим, хотя он не имел ни малейшего представления о том, что это за Стена - но так еще интереснее. Довольный началом, путник отправился искать гостиницу.
За поворотом очередной улицы он увидел красочную вывеску постоялого двора, куда и вошел, недолго думая. Вечер только начинался; Вистра удобно устроился за столиком, заказав нехитрый ужин и спросив о комнатах.
Слуга, рыжий веснушчатый юнец, принес кашу с мясом и прохладный напиток, и назвал цену за комнату на ночь - всего десять тариков. Вистра немедленно заплатил и его проводили в маленькую, но уютную комнату с самой простой, без изысков, мебелью, чистым полом и высоким окном.
Он не успел решить, останется тут или еще погуляет, когда в дверь постучали.
- Состязание началось, господин, - сказал вернувшийся слуга. - Не желаете посмотреть?
- Состязание? - спросил Вистра. - Какое?
Веснушчатый уже шагнул к двери комнаты другого постояльца.
- Долго объяснять - все интересное пропустите. Спуститесь вниз и сами все увидите.
Сказочник решил пойти и посмотреть.
Нижняя зала была полна людьми. Они сидели за столиками и даже на полу, те, кому не хватило места, разместились на скамьях у стен, некоторые и вовсе стояли. А в центре залы за большим столом, уставленным разнообразными яствами, разместились двое: невысокий сухонький старичок со смешным хвостиком волос на затылке, и напротив него - звероподобный мужчина лет сорока с неприятной улыбкой на лице. Вистра прислонился к перилам лестницы, рассматривая сидящих, когда старик, налив вина в медную чашу, протянул ее звероподобному с такими словами:
- Эй ты, позор людского рода, канава на моем пути! И как могла на свет урода такого мать произвести? Искать подобного на свете не стоит даже начинать. Жаль только отпрысков, ведь дети твой облик могут перенять…
Вистра нахмурился; он уже видел подобные состязания, но такие зрелища не доставляли ему радости. Спорщики принимают друг от друга еду, питье и злые слова до тех пор, пока у одного из них не лопнет терпение, и он не кинется в драку...
Звероподобный с презрительной улыбкой взял чашу, взамен подал старику какой-то фрукт со стола:
- Твой голос мерзок, и тускл твой взгляд. Вонь псины – любимый твой аромат. Фальшив, как из железа монета. Характер – лучше молчать про это…
Зрители, воспользовавшись возникшей паузой, принялись подзуживать соперников. Вистра отвернулся и стал проталкиваться сквозь толпу на лестнице, желая возвратиться в свою комнату. Наверное, подобные поединки считались здесь делом обычным. Сказочник не мог спорить с местными обычаями, хотя считал, что стихотворный дар нельзя использовать для оскорблений. Но смотреть на удручающее безобразие не собирался.
Пробравшись сквозь толпу на лестнице, он вернулся к себе, плотно закрыл дверь комнаты и устроился в кресле с книгой, купленной в предыдущем городе. Шум, которому не мешали ни дверь, ни толстые стены, все время отвлекал, и настроение оказалось неподходящим для забавной книжной истории. Глубоко за полночь, когда состязание, наконец, закончилось, и толпа разошлась, Сказочник отложил книгу и лег спать с не очень весёлыми мыслями.
Разбудила путешественника через час после рассвета шумная возня во дворе гостиницы – хозяин немилосердно гонял слуг. Вистра умылся и сел к столу - хотел продолжить «Стену», но смог добавить к уже написанному всего лишь несколько слов, которые тотчас же и вычеркнул. Тогда он собрался и спустился вниз. Вернувшийся в помещение хозяин заведения, увидав его, удивленно воскликнул:
- И вам не спится, господин? Куда же вы, совсем один? Еще почти что ночь ведь – никак спешите очень?
- Совсем не спешу, - ответил Вистра, подыскивая объяснение, но оно не понадобилось.
- Не завтракали даже – хотите теплой каши? – поинтересовался сердобольный хозяин.
- Было бы замечательно, - признался гость с легким смущением.
- Сейчас. Вира! Живо подать завтрак господину!
Проворная девочка-служанка, крутившаяся поблизости, немедленно принесла огромную тарелку горячей гречневой каши, кружку холодного молока и румяную душистую булку.
Держатель гостиницы, убедившийся, что его приказание исполнили в точности, вновь занялся своими делами.
Сказочник с большим аппетитом поел и расплатился с хозяином за завтрак. Отсчитывая из почти опустевшего за время путешествия кошелька тарики, Вистра неожиданно для самого себя спросил:
- Скажите, часто здесь случаются такие… состязания?
- А когда как, - пожал плечами хозяин постоялого двора, листавший толстую книгу, - иногда за месяц ни одного, а иногда – всю неделю каждый день, пока не надоест. Разве плохо?
Вистра не готов был ответить, плохо это или хорошо. Но держатель заведения и не ждал ответа.
- Хорошее, дурное - все на свете может послужить тебе, если только захочешь, - сказал он с улыбкой человека, угадавшего мысли собеседника. - Конечно, для этого придется поработать головой и руками, потому как пустые мечтанья – это одно, а реальность – совсем другое.
- Я понимаю, - признал Сказочник. - Но вы никогда не восхищались красивыми стихотворениями, талантливыми песнями? Разве они не... лучше?
- Смотря для чего, господин. Восторгом брюхо не набьешь, знаете ли... Моя средняя дочь хотела выйти замуж за художника. Он не был знаменитым, но дочка восхищалась его картинами, да и самого художника любила прямо без памяти... «Ну ладно, - сказал я, - ты выйдешь за него, но вот загвоздка: может ли твой маратель полотен обеспечить тебе достойную жизнь? Я должен твердо знать, что моя дочь не голодает в собственной семье, и соседи не судачат про то, в каких обносках она ходит. Пусть твой любимый возьмет у меня золотой, и превратит его в десять – тогда я отдам ему тебя со спокойной душой». В итоге художник не смог сделать из моего золотого не то что десять, но даже два и потерял все! Дочь, конечно, поплакала немного, да и вышла замуж за сына хозяина бакалейной лавки. Думаете, она разлюбила художника? Не-ет, господин мой, просто поняла: в жизни нужнее практическая сметка, а иначе не проживешь. Ты должен что-то есть и где-то спать, ну, а о большем стоит ли мечтать?
Эта правда не подходила Вистре, но существовала на свете, как сотни тысяч других, как состязания вроде вчерашнего… И все равно он искал ответ, любой другой, кроме «да, все это так» - для себя и этого человека. Искал, но не успел найти.
- Когда-то мне нравилось одно стихотворение, - усмехнулся держатель гостиницы, и прочел - страстно и выразительно, со вдохновенным лицом и горящими глазами:
- Извилисты пути, прямы́ дороги,
Желания просты, надежды строги,
И между тем, что есть и тем, что было,
Метель и ночь, бессилие и сила.
Разлуки, встречи - всё не на века.
Ладонь протянешь и шепнешь: «Пока…»
Как ошибиться просто, не владея
Своей судьбой, и вопросить: «Но где я?
Где путь пройдённый, знак, ступень, награда?..»
Лишь разница между «хочу» и «надо»…
В ладони – ничего, ладонь пуста,
Есть только имя на краю листа.
Нет силы и причин сказать «Я знаю!»,
И тонок лед, которым я ступаю.
Иначе шел бы - да пути иного
Не распознать там, где любовь - лишь слово.
А что ладонь? Ей поймана тоска,
Не удержать такого пустяка…
Трактирщик помолчал, чуть склонив голову, а потом махнул рукой и словно стал прежним, расчетливым и прижимистым держателем гостиницы, чья дочь вышла замуж не по любви, ведь «в жизни нужнее практическая сметка».
- На свете много красивого, господин мой, но каждый считает красивым что-то свое, - сказал он.
И Вистра, глядя на человека, так удивительно изменившегося за мгновение, почему-то вдруг успокоился и перестал думать о том, можно или нельзя использовать стихотворный дар для состязаний в оскорблении. Есть свобода выбора. И, может, об этом и стоило думать, но не стоило говорить.
Он спокойно и вежливо попрощался с хозяином заведения и отправился бродить по городу. Предстояло в очередной раз найти возможность заработать денег, и решить, идти дальше по земле Луханны или остаться в Гьеллене; но пока Сказочник собирался продолжить «Стену». Тропинка привела его в небольшой парк; ранняя осень, подарившая золото листве и состарившая траву до серой ломкости, была здесь хозяйкой и госпожой. Поддавшись порыву, Вистра бросил на траву плащ, сел, положив на колени развернутый свиток со сказкой, и стал записывать новый эпизод:
«Чем дальше он шел, тем больше понимал - ничего нет обыкновенного в этой Стене. Герой так и не увидел ни ворот, ни двери, и упал духом. Преграда становилась то выше, то ниже, словно дразня Героя, но он, как и прежде, и думать не хотел о том, чтобы перелезть на ту сторону. Но даже если бы и мог сделать это - зачем? За Стеной или перед ней - у него все равно была бы только половина мира. Когда Герой понял это, он остановился. Ни дверь, ни ворота не помогли бы. Он мог уйти прочь, но Стена осталась бы и напоминала о потерянной навсегда части мира.
Два дня странник провел возле Стены, отчаянно пытаясь понять, что ему делать, а на третий разразилась буря. Ураганный ветер вырывал с корнем деревья и бросал их в небо; в воздухе носились тучи песка и камешков, а потом хлынул дождь, который колотил по земле так, словно хотел вышибить из нее дух.
Герой лег на землю у подножья Стены, и с ног до головы закутался в плащ. Когда же буря закончилась, он поднялся, дрожащий от сырости и холода, исхлестанный тугими струями дождя, и побрел прочь. Необходимость обсушиться и согреться позволила ему повернуться спиной к Стене и уйти в поисках жилья, очага и людей, которые приняли бы его».
Стило скрипнуло по бумаге и остановилось, завершив предложение. Вистра собирался перечитать написанное, но близкий шум отвлек его. Сказочник огляделся и с удивлением понял: здесь, в красивом, полном яркого золота парке, четверо собираются бить одного.
Вистра так и не научился драться – драчуны и хулиганы обходили его стороной по каким-то одним им ведомым причинам, но, бросив свои вещи на траве, подошел к людям, окружившим прижавшегося спиной к дереву щуплого мальчишку.
- Эй, да вы что?.. – двое угрюмых мужчин и двое юнцов, один из которых уже ударил мальчика ладонью по щеке, обернулись на голос Вистры. - Так же нельзя!
Второй юнец, державший жертву за плечо, оскалился:
- О, защитничек явился. Твой дружок, Ше́ла?
Мальчишка у дерева зло глянул на Сказочника, и дернул головой:
- Я не знаю его…
- А когда и кто тебе голову или руки оторвет, знаешь? - юнец схватил мальчишку за грудки и тряхнул. - Душу выну, если все не вернешь до завтра, понял?
- Оставь, Гемм, - один из старших положил руку на плечо взбешенного товарища, - он не поймет, даже если избить до полусмерти. И ничего тебе не вернет.
- А у меня ничего и нет, - огрызнулся Шела, как-то вывернувшись из крепкой хватки, хотя бежать ему все равно было некуда, - и душу до вас вытряхнули…
Гемм снова дернулся, но мужчина не позволил ему ударить, да и присутствие Вистры явно мешало.
- Не надо, – мужчина взял своего вспыльчивого молодого друга за плечо и кивнул остальным: - Пошли отсюда.
Так они и ушли, не оглядываясь на оставленную жертву и ее неожиданного защитника. Как только четверо скрылись из виду, мальчишка шумно выдохнул, расправил плечи и одернул одежду.
- Ну, спасибо, - не очень уверенно, словно говорить такие слова приходилось нечасто, произнес он. - Меня Шелой зовут. А эти, - он кивнул в сторону ушедших, - Шилом называют.
Вистра чувствовал себя до странности нелепо; что-то было не так, но он не мог понять, что. Казалось бы, спас мальчишку от побоев, и спасенный поблагодарил… Но глаза Шелы и весь его вид выражали совсем не благодарность. Мальчишка излучал самоуверенную гордость человека, легко отделавшегося на этот раз, и верящего - ему будет везти всегда. А еще смущало упоминание «всего», которое Шеле надо вернуть до завтра.
- А ты-то кто? – так и не дождавшись ответа, спросил мальчишка.
- Вистра, Сказочник.
- Как? – в глазах Шелы мелькнуло изумление, и он вдруг расхохотался. – А в драку на кой полез? Один против четверых, сказочки против каменных кулаков – героем себя представил? Вот дурость!
Странник молчал, не зная как ответить. Конечно, дурость. И нечем было ответить на безжалостно обнажившие истину слова мальчишки.
Шела почти сразу перестал смеяться и сделался на удивление серьезным:
- Ты нездешний? Недавно в городе?
- Меньше суток, - признался Вистра.
- Понятно… Ладно, хватит уже тут торчать, - сказал он совсем другим тоном, - пошли куда-нибудь.
«Куда-нибудь» оказалось подвальчиком-пивнушкой, полутемной и полупустой. Сказочник не мог понять, зачем пошел за Шелой, прихватив с травы свои пожитки. Спасенный, не стесняясь, разглядывал Вистру и путешественник ответил ему тем же, почему-то рассмешив мальчишку пристальным вниманием. Русые со светлыми, точно выгоревшими на солнце прядями, волосы; неброская, небогатая одежда, довольно новая, только выдранный из рукава клочок ткани, да неаккуратное пятно на груди портили впечатление. Мальчишка явно обращался с одеждой небрежно, и ему было все равно, как он одет.
Усевшись за свободный столик, Шела крикнул в пустоту:
- Хозяин! Лучшего пива сюда, сейчас же!
Из-за покрытой искусной резьбой двери неторопливо выплыл представительный хозяин пивной. Подозрительно оглядев требовательного посетителя, он недовольно сощурился:
- Опять за старое? Может у тебя сегодня и деньги есть?
Мальчишка с усмешкой сунул руку за пазуху и чем-то позвенел. Хозяин хмыкнул:
- А ну, покажи!
Шела набычился, помедлил и достал руку из-за пазухи – пустую.
- Ну ладно-ладно. Нет у меня денег. У меня нет, а у моего бродячего друга полно. На пиво точно хватит.
Хозяин перевел взгляд на оторопевшего от неприкрытой наглости спутника Вистру.
- Деньги есть, - подтвердил Сказочник, - но не на пиво.
Трактирщик понял по-своему:
- Обед? Провиант для путешествия? Какие-то сведения?
- Нет, спасибо, я…
- Понятно, - перебил хозяин пивнушки, - выметайтесь, оба.
- А чего сразу «выметайтесь»? – попытался возмутиться Шела. - Мог бы и в долг налить! Я же плачу свои долги.
- Обещаниями ты платишь. А сдачу получаешь тумаками. - Хозяин снова смерил взглядом Вистру: - Не сочинитель, часом?
- Сказочник, - поправил тот, уже готовый «выметаться».
- Никакой разницы. Если хочешь заработать, приходи сюда в шесть вечера. Представлю тебя кое-кому, и может, он захочет твоих историй.
Это было очень кстати. И хотя Сказочника смущала мысль возвращаться туда, где едва не влип в историю, он кивнул и немедленно вышел за дверь.
Шела последовал за ним и остановился сразу же у порога.
- Так я не понял, ты играешь в героя или нет? Если играешь, то почему не купил пиво? С тебя не убыло бы, оно дешевое тут, как вода.
Сказочник поглядел на мальчишку с удивлением. Много чего хотелось сказать ему. Но вместо многого он произнес лишь:
- Иди домой.
- А ты мне не указ! - мгновенно окрысился Шела. - Тоже мне, спаситель нашелся! Чудо-нянька… За собой присматривай! – и быстро пошел прочь.
Вистра, не размениваясь на обиду, повернулся и направился в другую сторону.
------------------------
1 - Трое – Жизнь, Смерть, Судьба, Боги.
2 - Лим – «лунный», серебряная монета. Альс – «солнечный» - золотая. Тарик – медная.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 08:43 | Сообщение # 2 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава вторая. Обещания
Вистра потратил последние медяки на скромный обед, и весь день провел, исследуя город. Гьеллен не был похож на родной город Сказочника - большой и яркий Пра́вен, где любая улица отчаянно хвалилась вывесками многочисленных лавок и магазинчиков, и все пути вели к Театру, здание которого построил известный архитектор, волей судьбы оказавшийся в Правене много лет назад. Красота Гьеллена опиралась на естественную красоту природы. Люди могли помочь ей - придать форму, разбив парк вокруг одного единственного гигантского дерева, выложить камешками тропинки между зеленых пятачков, усыпанных цветами, пересадить и подравнять кусты... Сказочник обнаружил целых четыре парка, названных по временам года. Осенний пламенел гроздьями ягод на незнакомых деревьях, радовал взгляд синими и золотистыми цветами на клумбах, многоцветной листвой, где-то зеленой, где-то – огненной; соседство разного создавало ощущение праздника. Подобранные с умением и любовью растения казались Вистре чистыми нотами немного грустной и очень красивой песни. Свет солнца, то прятавшегося за тучи, то выныривавшего, менял окружающее, дразня и удивляя непостоянством мира.
В шесть часов вечера странник спустился в полный посетителей, шумный кабачок в подвале, и прямо с порога был подхвачен хозяином пивнушки и подведен к столу, за которым сидел только один человек.
- Вот, господин Мэ́лен, это и есть сказочник.
- Вижу, - отозвался нестарый еще мужчина в богато расшитой одежде и, несмотря на теплую погоду, в кожаных перчатках до самых локтей, - присядь, пожалуйста, мой друг. Наверное, голоден, как все сочинители? Не откажешься, если угощу ужином?
- Откажусь, - ответил Вистра, зная, что лучше всего истории придумываются на полупустой желудок. Он сел на один из массивных деревянных стульев с высокой спинкой, по виду таких же грубоватых, как почти все тут.
- Ну точно, настоящий сочинитель, - улыбнулся господин Мэлен, а кабатчик отошел от столика, предоставив одного гостя другому. - Предпочитаешь быть голодным, но свободным… Итак, о чем ты расскажешь мне?
- О чем захотите.
Заказчик на мгновенье задумался:
- Пожалуй, поведай мне о драконах.
- Вы хотели бы услышать историю печальную или веселую? – спросил Вистра.
- Все равно. Как хочешь.
Сказочник вздохнул, поняв - он неправильно оценил слушателя. Человеку, которому все равно, очень трудно угодить.
- Хорошо. Эту историю я назову «Горькая чаша». Однажды дракону, который родился зимой в снегопад, белому как снег, стало скучно. Он прожил на свете тысячу лет, все повидал, все испытал, и на земле, и в небе, и даже на дне морском, но не нашел интересного или стоящего внимания, и перестал чего-либо желать. Дракон ел плоды с самых простых и самых диковинных деревьев на свете, чувствовал великую радость и небывалую печаль, поднимался ввысь и падал в бездну – но все, что начиналось, однажды заканчивалось, а дракон возвращался к прежней, скучной жизни.
Иногда он летал, озирая с высоты такую разную землю, и если что-то привлекало его внимание, спускался посмотреть.
Так однажды крылатый змей заметил странный блеск – словно маленькая золотистая звездочка упала с неба, да так и застыла, не коснувшись земли. Дракон приземлился рядом с чудом и увидел не звезду, а красивую золотую чашу, парившую в воздухе над серой каменной плитой. Обойдя вокруг странного предмета, крылатый понял: это – тайна, а тайна осталась тем единственным, что неизменно привлекало его. Он протянул когтистую лапу к золотой чаше, желая взять ее. Но кубок, как в невидимый кокон, был завернут в упругую, отталкивающую всех и все силу. Драконья лапа так и не коснулась его, и сколько бы крылатый зверь ни пытался, сила раз за разом отодвигала его прочь. Задумавшись над тайной чаши, дракон не заметил, как к нему подошел живший в пещере неподалеку Отшельник.
«Здравствуй», - без страха приветствовал он грозного гостя. «Здравствуй, - ответил Дракон, который давно не видел смысла бояться, и не помнил, как когда-то боялись его. - Скажи мне, что это за чаша?» - «Она предназначена для того, кто потерял вкус жизни, забыл, как любить ее, больше всего на свете стоящую любви. Выпивший из чаши хотя бы простой воды вернет себе потерянное». «И каков же он, вкус жизни?» - с интересом спросил Дракон. Отшельник улыбнулся: «Для каждого - свой. Хочешь попробовать?» - «Хочу, но не получится. Чаша не дается мне». «Попробуй снова, - посоветовал Отшельник, - ведь раньше ты хотел взять чашу просто так, безо всякой причины, а сейчас знаешь, зачем она тебе».
Белый Дракон недоверчиво фыркнул, но последовал совету - и на этот раз протянутая к чаше лапа не была отвергнута. Зверь взял чашу и, зачерпнув воды из бьющего у камня родника, выпил все в один глоток.
«Горько… - едва сумев вздохнуть после этого глотка, сказал он. - Почему так горько?»
Отчаянно желая смыть невыносимую горечь, Дракон снова наполнил чашу водой и снова осушил ее. На этот раз вода оказалась сладкой, и даже слишком. Эту сладость крылатому зверю тоже захотелось смыть, и он наполнил чашу в третий раз. Новое питье горчило, но после предельной сладости это показалась ему даже приятным.
Дракон разжал когтистую лапу и золотая чаша, воспарив, снова повисла над серым камнем.
«Я понял! - засмеялся крылатый зверь. - Чувствовать то горечь, то сладость и не бояться ни того, ни другого это и значит жить...»
- Достаточно, - сказал господин Мэлен, и по тону его нельзя было понять, доволен он историей или нет, - ты хороший сказочник, если придумал это сейчас, хотя сказка твоя ни о чем. И она слишком возвышенна для этого места и для меня.
Вистра не обиделся – каждый слышит по-своему.
- Я могу рассказать ее иначе, но тогда потеряется большая часть красоты.
- Это ты так думаешь, - не согласился слушатель, теребя пальцы затянутых в перчатки рук, – и так веришь. Что твои слова – самые правильные. Самые красивые. Что они изменят мир. Ты веришь в эти самые слова, потому как должен верить. Наивная вера – опасный путь, легко он заманит нас, и пообещает - когда-нибудь – всё, что желаешь сейчас. Завесой «завтра» прикроет страх, что не дает уснуть. Но вера гаснет звездой в руках, а правда – ударом в грудь. С верой ты всемогущ, как бог, каждый твой шаг - полет. А мир этот даже к людям жесток, богам же урок дает. И сам ты проснешься однажды так - беспомощным, злым, чужим... А вера твоя - не жива, пуста, надежда - лишь горький дым... - мужчина помолчал немного и закончил: - Уверен, ты знаешь это и сам. Но теперь попрошу - расскажи мне сказку об этом, - он медленно, осторожно начал стягивать с рук перчатки, - или, если можешь, расскажи правду.
В кабачке стало вдруг тихо-тихо. Руки господина Мэлена до самых локтей были покрыты темными пятнами, похожими на чернильные кляксы; и, наверное, не только руки. Вистра лишь сейчас заметил: богатая одежда заказчика не оставляет открытым ничего, кроме лица.
- Я вижу, тебе это не под силу, - спокойно заметил мужчина, снова надевая перчатки; его взгляд сделался равнодушным и далеким.
- Я сделаю, - твердо сказал Вистра, хотя сам не был так уверен.
Он на мгновение закрыл глаза, восстанавливая в памяти только что увиденное, и сразу начал рассказ:
- Очень давно, когда этот город строился, в земле нашли странный камень с прожилками, которые складывались в лицо. Не грустное, не веселое, словно спрашивающее – «чего ты хочешь?» Находка показалась любопытной, и камень не стали использовать в постройке города, но позже поставили его на одной из площадей. Люди приходили посмотреть на него и дать обещание...
- Сколько слов, - перебил господин Мэлен. - Вы прочли это в какой-то книге, где есть рассказ о моем городе? Если так, то книга была дрянная. Все можно пересказать короче и проще. Да, существовал такой камень. И люди приходили к нему дать обещание. Не камню - самим себе. «Если я получу в жены эту девушку, отдам нищим десять золотых, а потом еще десять серебряных и десяток медных». Или: «Если мой брат выздоровеет, я больше никогда не стану врать». А дальше?
Вистра замешкался. Про плиту он и правда читал когда-то, собираясь в Луханну и изучая все, что смог найти о самых больших городах страны и сейчас хотел начать с того, что знает, сделать его частью выдумки, хотя это и усложняло задачу.
- Если хотите, продолжу другими словами, проще.
Слушатель едва заметно кивнул.
- Люди приходили к каменному лику давать обещания, собираясь потом их сдержать, - повел рассказ Вистра. - В обмен на исполнение какого-то желания, за которое сами же и платили - все справедливо. Но однажды к камню пришли вы.
Вистра сделал паузу, чтобы собрать слова, но не успел – ее заполнил снова заговоривший слушатель:
- Пришел, хотя мне не о чем было просить, да я и не собирался. Друзья отправились к камню Обещаний, и я с ними. Каждый имел простую мечту и просьбу, вроде тех, о девушке и брате. Но я-то знал - чаще всего желание оказывается не тем, человек недоволен и жалуется на несправедливость, хотя все выбрал сам – и оттого злился на друзей за обращение к Камню. Потому я сказал, просто так: «Обещаю никому не отказывать в просьбе, если это поможет исполнению настоящего, правильного желания». Друзья посмеялись над моим обещанием, и я немного успокоился, спустив пар.
Господин Мэлен вдруг замолчал.
- Так не пойдет. Это ты должен рассказывать мне историю, а не наоборот.
- Хорошо, - согласился Вистра и продолжил. Он уже чувствовал историю, слышал ее, не зная, конечно, насколько правдиво услышанное: – Первая просьба после этого была прогуляться с девушкой. Вы согласились. Обычная прогулка. А девушка та через неделю получила богатое наследство от забытого родственника.
- На самом деле она не особенно нуждалась в деньгах, - заметил, снова перебивая, слушатель. - Но с наследством смогла исполнить свою мечту - построить в городе оранжерею с самыми красивыми цветами мира. Что ж, ты хорошо угадал, но продолжай.
- Товарищ попросил вместе с ним разыграть хромого мясника, норовившего вместо хорошего мяса подсунуть не очень хорошее. Вы пробрались ночью в лавку и попались бдительному хозяину, отчего-то не спавшему так поздно. А в результате друг получил от мясника разрешение жениться на любимой девушке, дочке того самого мясника, которую любил. – Вистра сделал паузу, для себя и для слушателя и тот кивнул.
- Мясник мог быть косым, а не хромым, но ведь это ничего не меняет. Просьбы, которые вы исполняли, были никак не связаны с грядущими удачами. Но после одного всегда следовало другое. Даже узнавая об этом лишь случайно, вы испытывали гордость за свой выбор. Продолжали идти этой дорогой и однажды проговорились другу. Он не принял всерьез, но...
- Не принял бы, - поправил господин Мэлен, - но рискнул испытать и тоже попросил - денег взаймы на поездку в столицу и открытие там своего дела. Поехал он в карете дальнего родственника, старика-артефактора с безобразным характером. Большую часть дороги тот ворчал на нравы молодежи и безделье, и переставал, только если спросить о его работе. Про артефакты и их изготовление старикан мог говорить вечно, о том, что на самом деле волшебную вещь можно сделать из всякой ерунды, если очень надо. Мой друг успел заинтересоваться, когда внезапно старику стало плохо. Слуга напоил его лекарством, но не помогло и тут друг вспомнил непрошенные лекции и сварганил амулет для поправки здоровья из того, что нашлось под рукой. Вышло отлично. Так он нашел свое призвание. И, конечно, рассказал другим о моем даре.
- Да, рассказал, - подхватил повествование Вистра. – Просителей у вас становилось сначала все больше, а потом наоборот. Исполнялось и правда не то, чего человек хотел, а нужное ему. Иногда для обретения счастья требовалось несчастье и не все хотели рисковать. И к тому же все еще существовал камень Обещаний… Многие были недовольны полученным, а некоторые не держали свое слово, когда обещали. Говорили – сделаю так и так, и не делали. И тогда на вашей коже проступали черные пятна. Могло пройти и пять и десять лет, когда человек понимал, что в самом деле получил лучшее. И тогда черная клякса попадала. Но некоторые оставались. Многие, - поправил Сказочник, глядя в глаза собеседнику.
Господин Мэлен смотрел чуть искоса.
- За двадцать лет даже слишком много. И все же ты не сможешь закончить историю. Наверное, она закончится, только если сила уйдет. Но, видишь ли, я уверен - она уйдет, лишь если я нарушу свое обещание и перестану исполнять все просьбы. Но я не могу. Не выходит. Мои губы произносят «да» раньше, чем успею подумать о «нет».
- А вы хотите, чтобы сила ушла? - спросил Вистра.
Слушатель усмехнулся:
- Лет десять назад я бы сказал «хочу», и даже пять лет. А сейчас - нет. Привык - и нередко удается помочь тем, кто решается просить помощи. Но я не желаю носить отметины чужих сомнений и неуверенности себе. Ты знаешь, что мне делать?
- Конечно. То же что и всегда - исполнить просьбу.
- Какую же?
Вистра собрался с духом.
- Я прошу вас мне поверить. Ваша кожа чиста, и на ней никогда больше не будет никаких отметин. В конце концов, это же просто несправедливо, верно?
- Для тебя все так просто. Думаешь, я могу так сразу поверить?
- Не знаю, я только прошу об этом.
Господин Мэлен долго, не отрываясь, смотрел в пустоту, а потом вдруг принялся стаскивать с рук перчатки из черной кожи.
Они сопротивлялись, но в конце концов поддались и упали на стол сброшенной змеиной кожей… Ни одного черного пятна Вистра не было на бледноватой коже рук господина Мэлена.
- Сказочник… - с непередаваемым, но очень сильным чувством повторил человек без перчаток и замолчал, оборвав сам себя.
- Да, - кивнул Вистра. – Просто сказочник.
Ему никто не возразил.
Деньги и хороший ужин стали наградой за историю; путешественник не отказался ни от первого, ни от второго. Хозяин кабачка честно расстарался, выставляя на стол нехитрые, но сытные яства, а потом стараться пришлось Вистре, которого один из вечерних гостей пивнушки попросил рассказать историю. А потом еще один, и еще… Сказочник увлекся любимой работой и не заметил, как наступила ночь. Кабачок закрывался; юноша вышел на улицу и тут же, у дверей, увидел Шелу.
- Привет, - неуверенно поздоровался мальчишка. - Переночевать есть где? Ко мне домой пойдешь? Заодно и меня проводишь.
Вистра не знал, как ответить. Мальчишке он не верил, но идти в самом деле было некуда, а стучаться в постоялые дворы – поздно.
- Хорошо, идем, - кивнул он.
Дом Шелы оказался очень маленьким. Тихая, добрая женщина с печальным лицом, встретила своего сына с тревогой в глазах, и лишь убедившись, что он цел и невредим, крепко обняла его, прижала к себе.
- Мама, это Вистра, - Шела не собирался терпеть объятия и вывернулся из материнских рук.
- Добрый день, госпожа, - вежливо поклонился Сказочник.
- Добрый день, - ответила женщина, улыбаясь грустно и с какой-то покорной обреченностью. - Вы – друг Шелы?
- Что вы, конечно, нет, - Вистра и сам не знал, почему так поспешно произнес это «конечно» и смутился, словно отрекся от друга.
Женщина едва заметно кивнула и пригласила гостя пройти в дом. Он не успел возразить, как оказался за столом, где заняли свои места свежеиспеченные блинчики, варенье и сметана, горячий чай и холодное молоко.
- Это, конечно, не много, - словно извиняясь, сказала хозяйка, – но утром будут суп и каша.
- Не беспокойтесь, госпожа, я совсем не хочу есть, - как можно теплее ответил Сказочник. – Только устал.
- Постелю вам в маленькой комнате, - тут же спохватилась хозяйка и куда-то ушла.
Шела мгновенно вскочил из-за стола, где за обе щеки уплетал вкуснейшие блинчики, нырнул в коридор, ведущий ко входной двери, тихо открыл ее, вышел и так же тихо закрыл за собой.
Вернувшаяся хозяйка, заставшая одного Вистру, не удивилась и ни о чем не спросила. Он же хотел, но не стал, увидев, как взгляд ее стал еще более печальным.
Мальчишка вернулся домой только утром и навеселе. Немного побуянив, он позволил матери уложить себя спать и громко храпел, пока она и Вистра занимались на кухне завтраком. Женщина смущалась предложенной помощью, но не отказалась от нее. По правде сказать, гость не представлял, как она могла бы управиться одна со столькими блюдами сразу. И каково ей воспитывать такого сына, как Шела. Но Вистра не спрашивал ни о чем; наоборот, старался отвлечь ее от грустных мыслей, и, кажется, даже начало получаться, когда весь дом содрогнулся от громкого стука в дверь.
Стучали уверенно и нагло. Мать Шелы подошла к двери, а потом, беспокоясь за нее, и Вистра; он не слышал начала разговора, но продолжение ничего хорошего не сулило. Человек за дверью требовал открыть и обещал, если его не впустят, поджечь дом.
- Открывай, Шела! - повторил грубый мужской голос. - Ты меня знаешь, я зря болтать не стану! Спалю твою конуру вместе с тобой!
Хозяйка отперла дверь, и в дом шагнул высокий плотный мужчина, за спиной которого пряталась женщина с некрасивым, ярко накрашенным лицом.
- Что вам нужно от моего сына? – отступив на шаг, спросила хозяйка. Вистра встал рядом, желая защитить ее хотя бы своим присутствием.
- Набить морду за оскорбление моей жены! Делька! – из-за спины ночного гостя выглянула накрашенная женщина. - Ну-ка, повтори слова, которые щенок сказал тебе вечером!
- Он сказал, - женщина потеребила мочку уха, в которой висела огромная золотая серьга, - что я дура набитая, и с таким лицом, как у меня, нельзя по улицам ходить без покрывала, и…
- Хватит, - остановил ее муж и потряс кулаком перед лицом матери: - Вот за это я и побью вашего сынка.
- Сколько вам лет? - оставаясь на месте, хотя здоровяк надвигался на нее, спросила мать.
- Мне-то? Ну, сорок, и чего?
- Шеле четырнадцать. И вы, взрослый человек, пришли мстить за обиду подростку!
Но здоровяк не собирался отступать:
- Ну и что тут такого? Он еще мою жену дешевкой назвал – и это тоже ему спустить?
- Нет. Он извинится перед вами и перед вашей женой, когда протрезвеет.
- Поня-атно, - немного отступая, протянул пришелец, - если пьян – значит все можно… Но кое в чем вы правы – не стану я руки марать о такую дрянь, как ваш сыночек!
Он плюнул на пол, развернулся, и, толкнув к порогу свою жену, вышел вон.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 08:44 | Сообщение # 3 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава третья. Сказки и встречи
Вистра покинул дом Шелы только после полудня. Хозяйка пыталась извиниться перед ним за некрасивую сцену – он постарался как можно мягче сказать, что извинения не нужны. Но оба чувствовали себя неловко, хотя все понимали. А может, именно поэтому. И Сказочник не стал задерживаться, чтобы не смущать женщину еще больше.
Он все же решил идти дальше, а не оставаться в Гьеллене. Но далеко не ушел – почти сразу за городскими воротами его остановила собственная сказка, заставив бросить плащ под дерево, сесть и достать свиток и писчие принадлежности.
«Герой нашел этот дом по свету огня, горевшего в его окне, и отзвукам странной песни, показавшейся ему колыбельной:
- Волны не знают обид и усталости,
Ветер-изменник не помнит измен.
Счастья и света дается по малости –
Что же отпущено счастью взамен?
Ночи и дни перемешаны ложкою
Медленных, мерных минут и часов.
Поступью важной, бесшумной, сторожкою
Правда уходит и заперт засов.
Совы ночные, наухавшись досыта,
Желтые очи сомкнут до утра.
Спать бы, как дети, легко и без про́сыпа,
Не разделяя «сейчас» и «вчера»!
Длится уныло игра неизменная
Слов и желаний, свободных вполне
В мире уставшем, где облако тенное
Стало защитой дрожащей луне.
Странник постучал и ему, продрогшему до костей, отворила хозяйка дома. Без слов впустив гостя, она усадила странника к огню, предложила сухую одежду и ужин. За окнами медленно, но верно, воцарялась ночь. Герой, отогревшийся и сытно поужинавший, поблагодарил хозяйку. Она молча кивнула, не тратя слов, но потом спросила:
- Ты видел Стену?
- Видел, госпожа. Разве можно ее не видеть?
- Можно, - ответила женщина, - дети и влюбленные не видят стен. Ты не дитя, но мог оказаться влюбленным…
Герой смутился.
- Я влюблен в жизнь, - признался он.
- А я - нет, - сказала хозяйка и глаза ее сверкнули. - Мне незачем любить жизнь, которая все отняла у меня и только саму себя оставила, наверное, чтобы поиздеваться.
Герой потрясенно глядел на нее.
- Да, смотри, - поддакнула она со злой усмешкой, - смотри и говори мне, что ты видишь?
- Я вижу женщину, - ответил он, - которая обогрела и накормила меня. Благодарю вас, добрая госпожа.
- Нет! - вскрикнула она, словно от удара. - Нет, я не добра и никогда не стану доброй! Когда-то я была счастлива - в любимом доме с любимым мужем, в окружении дорогих мне вещей, но потом Стена разделила надвое и жизнь мою, и счастье. Мой муж остался за Стеной, а все любимые вещи - посмотри на них - это только безделушки. Никогда уже мне не вернуть потери, никогда не увидеть того, кто любил меня больше жизни. У меня нет причин для доброты!
Герой видел, как страшно преобразилась говорившая. Встретившая на пороге и молчаливо предложившая все, в чем он так отчаянно нуждался, она показалась ему прекрасной. Сейчас же странник видел пред собой чудовище. И все же он не мог и не хотел отступить.
- Не нужна ли тебе помощь, госпожа? – спросил Герой.
Женщина словно опомнилась.
- Нет, - сказала она, - ты не поможешь мне. Сломать Стену? Никто не может сломать ее. Попасть на ту сторону? Невозможно. Принести весточку моему мужу? И этого так же нельзя сделать. Оставайся, сколько захочешь, но больше не спрашивай ни о чем.
Герой согласился с этим, хотя десятки вопросов теснились в его голове, а больше всего о Стене, которая появилась вдруг, внезапно, разделив женщину и ее мужа, разделив мир.
Он остался до утра, а на рассвете покинул ту, которая была так добра к нему, и так несчастлива».
Вистра посидел немного, прислушиваясь к себе. Но других слов не пришло и ничего не требовалось записать. Сложив бумагу и чернила в сумку, Вистра собрался продолжить путь. Но не успел он подняться, как его окликнули:
- Эй!
Невесть откуда появившийся Шела, с сумой на плече, топтался неподалеку,
- Не хочешь взять меня с собой? – спросил он с робкой и в то же время вызывающей улыбкой.
Сказочник мгновенно понял - мальчишка уже все решил. Наверное, даже не сегодня - именно поэтому ждал тогда, у пивнушки, и привел Вистру к себе домой. Изменить его решение не получится. И все-таки Вистра попытался:
- Послушай, у тебя есть мать, которая беспокоится о тебе…
- Для спокойствия моей матери лучше, чтобы я ушел из города, где каждый третий имеет на меня зуб, - перебил Шела. - И лучше идти в компании – с одиноким путником всякое может случиться…
- Нет, - в свою очередь перебил Сказочник, - ты не пойдешь со мной.
- А если пойду? Прогонишь? Кинешь в меня камень? Станешь мне сказки читать, пока не умру от скуки? Так я и похуже твоих байки слышал... В общем, ты меня не остановишь, - закончил мальчишка.
Сказочник отвернулся и пошел прочь.
…В самом деле, как он мог не дать мальчишке пойти с ним? А никак. Шела пытался разговорить его, болтал о разных пустяках, хотя Вистра не отвечал, а вечером этого дня нежданный спутник предпринял попытку помириться.
Гьеллен остался позади, пригород закончился тоже, а ночевать в поле не хотелось. Заметив недалеко от дороги нечто вроде хижины, Вистра свернул в ту сторону.
Это оказался домик из переплетенных ветвей, достаточно просторный для двоих. Сказочник забрался внутрь, но мальчишка, потоптавшись у входа, войти не решился и сел на траву, опершись спиной о стену хижины и заметно пошатнув ее.
- Чего я такого сделал? – пробормотал он, как бы разговаривая с самим собой. - Просто решил и решение выполнил.
Сквозь тонкие стенки из ветвей Вистра, лежавший под одеялом на куче соломы, слышал каждое слово так, точно мальчишка сидел с ним рядом.
- Ты решил, да, - заметил он, мысленно вздохнув от понимания, что не стоило отвечать, - и повесил ответственность за себя на другого человека.
- На другого – это на тебя? Не смеши. Даже родная мать мной особо не занимается. Она пытается как-то заработать на жизнь с тех пор, как отец нас бросил. Ей все время некогда...
- Понятно, - прервал Вистра, - не хватает внимания, и ты мстишь матери своей «самостоятельностью». Но с меня это ответственности не снимает, в том числе и за твой побег из дома.
- Никто на тебя никакую ответственность не вешал, – возразил Шела с обидой, - и я не бегу из дома… Я ушел в поиск! У меня есть мечта, а в Гьеллене ей никогда не исполниться.
Наверное, он ждал, что Вистра спросит, какая же это мечта, но Сказочнику, уставшему за этот день сильнее обычного, вдруг стало все равно. Поднявшись, он бросил мальчишке одеяло, а сам лег, завернувшись в плащ, и быстро уснул.
* * *
Маленькая девочка выбежала на дорогу, когда Вистра входил в следующий город – Ма́ррес, если верить не очень подробной карте, с которой сверялся Сказочник. Очаровательное создание с сережками-звездочками в ушах и колечком на пальце тотчас принялось задавать страннику всяческие вопросы, не забыв, впрочем, представиться:
- Здравствуй. Я - Ма́йна, а ты кто? А это твой сын или твой брат? А вам есть, где переночевать? А если нет, то моя мама сдает комнаты недорого, всего за пол-лима!
Она тараторила, не останавливаясь – остановиться пришлось Сказочнику. Девочка была слишком маленькой, чтобы взрослые уделяли ей столько внимания, как малышке хотелось, а найдя благодарного слушателя, Майна взялась за него всерьез.
Вистра честно попытался ответить на все накопившиеся у девочки вопросы; малышка не особенно прислушивалась к ответам, и порой сама себя обрывала на полуслове и начинала говорить совсем о другом. Когда ее вопросы, наконец, иссякли, Сказочник отправился дальше, мимоходом заметив, как Шела задержался возле девочки, присел на корточки и говорит с ней. Подозрение царапнуло сердце, но мальчишка догнал Вистру через полминуты, и Сказочник успокоился. Уже три дня они в пути вместе, и все это время Шела вел себя безупречно. Странникам попалось всего одно селение, где они и переночевали вчера, а в остальное время приходилось спать, где придется. Мальчишка не жаловался ни на это, ни на скудную и простую походную еду, ни на то, что идут пешком. Большому городу, где можно было передохнуть, обрадовались оба.
Но раньше, чем дошли до гостиницы, путь к которой подсказал прохожий, Сказочник остановился послушать выступавшего на маленькой сцене, площадке без перил, певца. Барды ухитрялись прокормиться в Луханне, хотя каждый житель страны время от времени становился способен на стихотворство. Видимо, дело было в том, что не все, кто мог писать стихи, хотели это делать.
- Свет далекой звезды –
Подлинное богатство.
Что же, ну что же ты –
Вспыхнула – и погасла…
Не предавай меня,
Ясная, неземная,
Чтоб не сорваться с края –
Дай мне в ночи огня.
Путь мой всегда далек –
Близких не выбирают.
Ночью на огонек
Многие так шагают.
Только с мечтой своей
Не расстаюсь и ноне –
Взять бы тебя в ладони,
Трепетный дивный свет.
Что ж ты так далека,
Так бесконечно зы́бка?
Дрогнет моя рука,
Вспыхнет слезой улыбка…
Небо! В волнах твоих
Вижу без узнаванья –
Катятся, сердце раня,
Звезды из глаз моих…
Слова песни были не особенно хороши. Но голос бродячего певца, поющего «Звезду», чуть хрипловатый, оказался необычайно выразителен, он проникал в душу и что-то менял в ней, заставляя чувствовать странное, неопределенное, горько-сладкое. К сожалению, этой песней бард закончил выступление и освободившееся на площадке место занял рассказчик, молодой человек, наверное, имевший мало опыта в деле, за которое взялся. Он повел историю о каком-то маге, перемежая прозаический рассказ стихотворными вставками, причем стихи читал отлично, а переходя на прозу, мямлил и терялся. Послушав с минуту, толпа, собранная бардом, начала расходиться и, наверное, заметив это, рассказчик окончательно потерял нить повествования.
- Постой здесь, - попросил Сказочник Шелу и шагнул на доски настила:
- Хочешь, я помогу тебе? – спросил он серьезно у незадачливого рассказчика.
- А можешь? – усомнился парень.
- Надо попробовать. Знаешь «Балладу о Потерянном Ничто»?
- Кто ж ее не знает? - парень уныло вздохнул. - Но там же петь надо. А у меня голоса нет.
- Не обязательно петь. Стихи ты читаешь просто замечательно, поэтому давай сделаем так: ты декламируешь два куплета песни, а второй я пересказываю прозой. И так до конца.
- Хм, ну давай попробуем, - молодой человек приосанился, принял вид серьезный и многообещающий, и, обращаясь к тем, кто еще стоял у площадки, объявил: – «Баллада о Потерянном Ничто»!
Толпа продолжала потихоньку расходиться. Исполнитель, не обращая на это внимания, выдержал паузу и начал новый рассказ, спокойно, не сбиваясь и не торопясь, словно перестал зависеть от интереса слушателей:
- Сидели в таверне, одной из тех,
Где сумрачно и тепло,
Рыбак, рифмоплет, да злой человек,
Которым не повезло.
Пили - а кто в тавернах не пьет? -
Чтобы залить беду.
Наверное, ждали - сама уйдет,
Без спора, хоть раз в году,
И счастье придет тоже так, само…
И шанс им Судьба дала:
Карлик в кафтане, как у вельмож,
Поднялся из-за стола,
Стоявшего рядом, и подошел
К этим троим в тот час,
Сказал: «Я вижу, удел ваш тяжел,
Но есть дар у меня для вас».
Парень замолчал и кивнул Вистре - тот вступил с прозаическим пересказом, нарочно не слишком искусным - на этом фоне простые стихи должны были казаться слушателям выразительнее.
- Трое посмотрели на Карлика с удивлением и насмешкой. «Как кстати! - воскликнул Рыбак. - Ты развлечешь нас? Споешь или спляшешь? Покажешь фокусы?» «Да, попляши, - усмехнулся Рифмач, - это будет забавно». «А еще забавнее, если, пока ты станешь плясать, мы потренируемся в меткости, - Злой взял со стола обглоданную кость и кинул ее в карлика, но промахнулся. - Трудно попасть в такую мелкую мишень… Лучше залезь под стол и прокукарекай, говорят, это приносит удачу».
Карлик, несмотря на оскорбления, не ушел.
«Я хочу рассказать вам о кладе и показать дорогу к нему, - сказал он,- но сначала должен убедиться, что вы - те, кто мне нужен. Друзья ли вы?»
Трое переглянулись. Рыбак пожал плечами: «Мы друзья, пока сидим тут, и у нас один на всех кувшин с вином». «Я не знаю, друзья ли мы, - сказал Рифмач - Мне не интересно об этом думать». А Злой только дернул головой - он считал, что у него нет друзей. «Тогда все верно, - кивнул карлик. - Ведь этот клад дается в руки лишь тому, кто забыл о дружбе. Вот карта, которая приведет вас к нему».
Он достал и положил на стол перед троими листок пергамента.
«И что ты хочешь за свою карту? – спросил один из троих, первым осознавший: карлик не шутит».
Вистра умолк. Партнер по рассказу повел свою часть истории, искусно изменив голос, чтобы он звучал пискляво и ехидно:
- «Есть вещь обычная, пустячок,
В кармане любом она.
Но исчезает всегда не в срок,
Как только станет нужна.
И после уже не найти никак,
И не купить его».
«Да что же это?» - спросил Рыбак.
Карлик рек: «Ничего».
Трое в смех: «И правда, пустяк,
Хочешь, так забирай,
Конечно тут без подвоха никак,
Но нас не поймать, так и знай.
Возьмем свое, хочешь ты иль нет!»
И карлик повел рукой,
Как будто невидимый взял предмет
И спрятал в карман свой.
Слушатели уже не расходились – наоборот, к ним прибавилось еще несколько человек. Вистра сделал товарищу знак – «Хорошо!» - и продолжил, стараясь, чтобы внимание слушателей не рассеивалось:
- «Помните, лишь не друзья могут его найти», - сказал карлик и тут же исчез.
Но трое сразу же забыли о нем, они немедленно отправились в путь, прихватив с собой достаточно еды, воды и подаренную им карту.
На первом же привале они открыли мешки с запасами и нашли там пустоту. Она имела вес и форму пропавших продуктов, и потому путешественники не поняли, до этого мгновения, что лишились провизии. Но поблизости шумела река и вот, когда голод стал невыносим, Рифмоплет и Злой стали требовать от Рыбака наловить им рыбы. «Вы могли бы пойти и поохотится», - в ответ огрызнулся он. «Для охоты нужно оружие, у нас его нет», - заметил Злой. «А у меня нет ничего, чтоб сделать удочку, - Рыбак усмехнулся. - Нет ничего... Оказывается не совсем уж бесполезная штука, это самое ничего». «Но у нас будет все, когда найдем клад», - напомнил Рифмач. И при мысли о кладе голод исчез. Трое пошли дальше.
Толпа слушателей стала заметно больше. Парень-рассказчик в свою очередь кивнул Вистре, одобряя его рассказ, и взялся за свою часть их общей работы:
- В темном лесу их настиг разбой,
Ватаги лихой привет.
Сумы, что трое несли собой,
Открыли - все есть и нет.
«Какое странное колдовство, -
Сказал атаман тогда, -
Есть все, но все же нет ничего.
Вы недаром пришли сюда.
Стать решили одними из нас -
Так надобно дань платить.
Монету, еду, иль славный рассказ,
Чтоб право на жизнь купить.
Ни денег с собою нет, ни хлебов…»
Рифмач говорит: «Ну что ж,
Поведаю вам про Смерть и Любовь,
И будет рассказ хорош».
- Но стоило ему открыть рот, как строки и рифмы стерлись из его памяти, - вступил Сказочник. - Он попытался найти потерю, но слова предали Рифмача, исчезли, иссякли. И так и эдак он пробовал, начинал и бросал, произносил имена героев разных историй, но сплести повествование так и не смог. «Вот так рассказ, - сказал атаман, - вот так чудная сказка! Ничего удивительнее в своей жизни не слышал. И за эту историю я вас отблагодарю – ночь проведете в яме, а утром решу, что с вами делать».
Троих бросили в глубокую, закрытую решеткой яму. Едва они остались одни, Рыбак и Злой накинулись на Рифмача: «Вот как, значит! Всю дорогу, пока шли, ты надоедал нам стихами, а стоило им понадобиться, как у тебя ни словечка не нашлось!» «Я искал, но ничего не нашел», - признал он.
Двое хотели поколотить третьего, но услышав это, отступились. Как видно, забрав ничего, карлик забрал и рифмы.
Разбойники давно спали, и только Рифмачу не спалось в ту ночь. И вот он разбудил остальных и сказал им:
«Если у нас нет ничего, то нет и этой ямы...» Злой накинулся на него с кулаками: «Это не наша яма, она принадлежит тем, кто посадил нас в нее!» «Именно так, они отдали нас ей или ее нам – результат-то один, - возразил Рифмач. – У нас ничего не может быть и ее быть не должно». И в самом деле, яма вдруг исчезла и трое оказались стоящими на поверхности. Они поспешили убраться подальше, пока разбойники не проснулись. «А ничто, выходит, полезная штука» - заметил Злой по пути.
- Карту сумели спрятать они,
Разбойным людям назло.
И снова к кладу навстречу шли,
Считая: им повезло.
Могли отныне не есть, не спать,
И не нуждались в тепле.
Ничто поминали опять и опять,
Ничто, которого нет.
Но вот и горы. Пещеры зев,
Оттуда - звериный рык.
Навстречу троим выбегает лев,
И следом идет старик.
Худой, не понять, как еще жив,
В чем держалась душа его.
Упал на колени он, попросив:
«Дайте мне ничего!»
Вистра выдержал долгую паузу перед последней из своих частей рассказа.
- «Уйди, старик, сказал Рыбак, - мы пришли за кладом, и у нас нет ничего».
Старик поднялся на ноги. «Значит, вы, так же как и я, отдали свое ничто. Хорошо же, пойдите в пещеру и попробуйте взять сокровища. Но сколько бы ни взяли – останетесь с пустыми руками, ведь у вас нет и не может быть ничего».
Трое не поверили ему и вошли в пещеру, где стояли бессчетные открытые настежь сундуки. Стали набивать карманы, но те оставались пустыми. Насыпали золото в мешки – и не могли наполнить. И каждый пытался заполнить свою жизнь хоть чем-то – Рыбак сделал удочку и старался поймать рыбу в ручье возле пещеры, Рифмач пробовал вспомнить единственное стихотворение, и только Злой просто ругался на чем свет стоит. Ни один так и не смог внести из пещеры с золотом ничего. Ничего, которого у них не было, и которое они раньше не ценили.
Партнер по рассказу тоже сделал последнюю паузу чуть дольше и произнес медленно и значительно, немного испортив впечатление нарочитым пафосом:
- Мы сказку закончим. Мораль проста
И ей не нужны слова.
Коль в голове твоей пустота,
Зачем тебе голова?
Ничто в кармане всегда найдешь,
И можно жить без него.
Но стоит отдать, и немедля поймешь
Как трудно без ничего...
…Медные и серебряные монеты так и сыпались в шапочку рассказчика, а когда поток иссяк, он торопливо рассовал деньги по карманам и с легким превосходством улыбнулся Вистре.
- Слушай, друг… спасибо тебе, конечно, но сейчас я никаких условий не приму. Надо было сразу сказать, какую долю возьмешь.
- Я помогал тебе не из-за денег, – ответил Вистра – а Шела, ждавший в двух шагах, фыркнул, услышав это. - Можешь дать несколько монет, если хочешь. Или накормить обедом меня и моего спутника.
- Конечно! – с явным облегчением кивнул парень-рассказчик. - Тут есть поблизости одно хорошее местечко…
Хорошим его, можно было назвать, только не заходя внутрь. Маленькая аккуратная снаружи закусочная на перекрестке улиц изнутри оказалась местом грязным и подозрительным. Но, помня о том, что где-то еще их едва ли покормят бесплатно, Вистра решил остаться. Деньги в кошельке, подаренном господином Мэленом, закончились подозрительно быстро - пришлось купить Шеле одежду потеплее, хорошую обувь и запасное одеяло. И в последний раз, открыв кошелек, чтобы пересчитать деньги, Сказочник нашел там лишь десяток медяков.
Рассказчик усадил гостей за покрытый жирными пятнами стол, и полноватая служанка с недовольным лицом принесла им по тарелке супа.
- Вечно ты, Хи́нки, мне дармоедов подкидываешь, - ничуть не стесняясь, проворчала она.
- Да ладно тебе, - Хинки с явной неохотой полез в карман и достал горсть заработанных рассказом монет, - на, возьми.
Девица почти брезгливо, даже не глянув на монеты, ссыпала их в карман передника и отправилась восвояси.
- Сестра, - проводив ее взглядом, признался Хинки, - но злю-у-щая!.. А уж деньги любит…
Выхлебав оказавшееся не вкусным, но сытным варево, Вистра поблагодарил Хинки и, подхватив со стула дорожную суму, собрался покинуть таверну. Но Шела остался сидеть на месте.
- Я задержусь, - предупредил он, не сводя взгляда с одного из столиков, за которым играли в «треугольники». Звон монет, шлепки карт о столешницу, гневная брань... – Нам же деньги нужны, да? Я неплохо играю…
- У меня нет денег на игру, - сказал Сказочник, ощущая тревогу и печаль.
- У меня есть, - пожал плечами мальчишка. – Часа через два у нас будет и на хорошую гостиницу, и на хороший ужин.
Вистра понимал – отговаривать его бесполезно. Да и желания не появилось. Ничего не сказав, не пообещав даже вернуться за Шелой, он пошел прочь.
Шагов через двадцать Сказочнику стало стыдно. Он не должен был уходить и мог хоть попытаться вытащить мальчишку из-за игорного стола. Даже зная - это бесполезно, и Шела вернется к игре сразу, как Сказочник уйдет. Сидеть с ним, как нянька, Вистра не мог и не хотел. Но желал побродить по городу и привести мысли в порядок.
В одном Шела был прав - нужно заработать денег, чтобы ночевать не под открытым небом, а пусть в захудалой, но гостинице. Но в выигрыш мальчишки верилось с трудом, потому стоило найти другой способ. Сказочник стал внимательнее смотреть по сторонам – мало ли, в каком виде подвернется случай заработка - объявление на стене дома, разговор случайных прохожих и все, что угодно.
Улицы в Марресе были узки, а дома казались Вистре слишком громоздкими, подавляющими. Но осень тут имела мало власти, словно здания заслоняли, защищали приютившееся в городе лето от взгляда Госпожи Увядания. Зелени в листве и траве виднелось больше, чем золота, а осенние цветы казались необычайно, сказочно яркими. Странник прогуливался по аллее, засаженной каштанами, по краям ее стояли удобные скамьи со спинками. На одной из них сидели молодая девушка и мужчина лет сорока со строгим, серьезным лицом, которые непринужденно переговаривались стихами:
- Есть только шанс, возможность сделать шаг. Надежду мы придумываем сами и Цели. Выбор кажется за нами. Но только за. А впереди - овраг, очередная пропасть, злой обрыв. Конечно, добрым Краю быть не надо, с которого нам всем однажды падать, одну из истин невзначай открыв, опору потеряв...
- А хочешь ты, чтоб истина тебе открылась даром? И мир простой не вспыхнул вдруг пожаром и не сгорели в том огне мосты? – перебил мужчина девушку. – Подобных истин и мостов таких, никто не ждет и все им знают цену, но, падая, сломать ты можешь стену, что разделяет мир, тебя, других…
Эти слова и заставили Сказочника остановиться. Девушка улыбнулась:
- Мысль ускользнула... Слово, как вода, ушло из пальцев не оставив сле́да… Но даже тут одержана победа: мы привлекли вниманье без труда. И чтобы эту закрепить победу, попросим с нами разделить беседу. Ведь разделишь? - она поглядела на Вистру.
- Охотно, - легко согласился Вистра, - но о чем она?
- Да ни о чем, в том-то и дело. Иногда слова накатывают, как прилив и нужно выговориться. А кто ты?
- Я Сказочник.
- Сказочник? Настоящий? – прищурилась девушка.
- Где ты видела ненастоящих сказочников, Льёш? – смеясь, спросил мужчина.
Девушка отмахнулась:
- Сразу не поверю, так и знай! Если ты бродячий сказочник, твои карманы и твоя сума должны быть битком набиты свитками с самыми разными историями, вероятными и невозможными.
Вистра улыбнулся:
- Нет, госпожа, сказки легки на подъем, но тяжелы на вес. Мне нужно лишь немного воображения.
- Да-а? - словно бы не поверила девушка и по-детски непосредственно спросила: - А чем докажешь?
Мужчина всплеснул ладонями, но Вистра не только не обиделся, но и обрадовался возможности нового, такого внезапного и непредсказуемого творения:
- Сказкой, конечно.
- Я так и подумала. И пусть в ней будет... М-м-м, запачканная книга, заколдованный лес и два «спасибо».
- Идет, - Вистра всегда легко принимал правила подобной игры, принял и сейчас. - Слушайте сказку о двух волшебниках.
Он сел прямо на землю, явно смутив этим девушку по имени Льёш. Ее собеседник лишь улыбнулся на такую непосредственность.
- Как-то раз Добрый Волшебник, пребывая в самом дурном расположении духа, какое только возможно для волшебника, бродил по лесу. Он шел, не разбирая пути, погруженный в свои невеселые думы, пока не споткнулся о корень дерева. Только тогда он, подняв голову, увидал, что забрел в глубокую чащу. Оглядевшись вокруг, Волшебник нахмурился – увиденное не понравилось ему.
«Подумаешь, лес, - промолвил он, - один из многих, не лучше и не хуже. А вот сделаю я сейчас тебя непохожим на другие!». Маг взмахнул рукой и произнес заклинание, превратившее все древесные листья в кожаные полоски, шелест которых, похожий на тихую жалобу, был созвучен состоянию души волшебника… Так возник Кожаный Лес, где не живут ни звери, ни птицы, ведь даже они чувствуют себя в нем неуютно.
А Злой Волшебник однажды вышел прогуляться из своей мрачной башни в настроении самом лучшем. И хотя погода стояла прекрасная – а злые волшебники, как известно, не любят хорошей погоды, это ничуть не испортило ему настроения. Наоборот – поглядев на ясное чистое небо, он подумал: «Как все замечательно!». И тут же отвлекся от этой мысли, услышав чей-то жалобный плач.
Плакала маленькая девочка. Она сидела на траве лужайки, прижимая к груди огромную, едва ли не больше самой девочки, книгу, и отчаянно рыдала. Увидав Злого Волшебника, она расплакалась еще громче.
Волшебник нахмурился - ему не хотелось, чтобы кто-то плакал сегодня.
«Ну, что с тобой случилось?» - спросил он. Девочка ответила, не переставая плакать: «Я уронила мою книжку в грязь. Теперь мне никогда-никогда больше не купят книжки!» Она открыла книгу, и волшебник увидел грязные пятна на страницах.
«Слезами горю не поможешь, - заметил волшебник, - нужно сделать вот так», - он щелкнул пальцами и во мгновение ока страницы книги очистились от грязи, и картинки на них засверкали яркими красками. Девочка во все глаза смотрела на это чудо. «Ой, спасибо! – вспомнив о благодарности, сказала она. - А говорят, вы Злой Волшебник. Но разве злые помогают людям?» «Да разве я тебе помог? - лукаво спросил волшебник, по правде сказать, ему было приятно, ведь уже очень давно никто не говорил ему «спасибо», и ясно, почему. Кому придет в голову благодарить Злого Волшебника? - Я только сказал «надо сделать так» и оно само сделалось». «Наверное, это и есть волшебство», - согласилась девочка и не пожалев времени на еще одно «спасибо» убежала счастливая.
- Вот как! - улыбнулась Льеш, когда он закончил рассказывать. - Добрый Волшебник совершает недоброе, а Злой делает не злое... Хочешь сказать, кем бы ты ни был, надо держать себя в руках и порой стоит совершать необычное?
- Я только рассказал сказку, а вы выслушали ее, - заметил Вистра понимая, что, пожалуй, пора откланяться и уйти, но пока он думал, момент был упущен.
- Сказка получилась и к месту, и ко времени. Ну, и скоры же вы на выдумки, господа фантазеры! - девушка, не собиравшаяся, как видно, так просто его отпускать, поднялась со скамьи. - Надо тебя отблагодарить – и не «спасибом». Пошли.
Вистра растерялся от ее настойчивости, но мужчина, собеседник Льеш, улыбнулся ему, и Сказочник решил принять приглашение, куда бы его ни звали.
- Я не один, - сообщил он, встав с земли, - тут недалеко в таверне сидит мой друг.
Девушка пожала плечами:
- Тогда зови и его тоже, мы подождем.
Вистра кивнул и торопливо пошагал в сторону кабачка.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 08:46 | Сообщение # 4 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава четвертая. Вместе
…В кабачке было накурено и нехорошо пахло тем, что всегда происходит, если человек, решив брать от жизни все, забывает о мере. Игра продолжалась, и засаленные, изломанные карты азартно шлепали по четырем сдвинутым вместе столам. Шела сидел среди игроков, и в горке поставленных на кон монет Вистра заметил детское колечко, свитое из тонких золотых проволочек. Точно такое же он видел на пальчике крошечной девчушки, которая встретила в Марресе его и Шелу. Подозрение, только кольнувшее, когда, оглянувшись, Сказочник увидел, как Шела говорит с малышкой, сейчас превратилось в уверенность. Вистра ощутил гнев и печаль; протолкавшись к столу, он встретился взглядом с мальчишкой.
- Ты украл кольцо у девочки? – уже зная ответ, спросил Вистра.
- Одолжил, - без стыда или удивления сказал Шела не своим, неверным голосом, едва выговаривая слова, и Сказочник понял, что мальчишка пьян в стельку. - Отыграюсь и верну.
- Сначала отыграйся! - сидевший напротив Шелы молодец с золотозубой ухмылкой накрыл здоровой лапищей горку монет вместе с колечком.
- Какой ты жадный, Ласки, - ухмыльнулся Шела, - и негостеприимный. Предложил бы моему другу сыграть с нами.
- Мне без разницы, пускай садится и играет, если деньги есть!
Кто-то уже подвинулся, освобождая место для Вистры, кто-то протянул стакан с нехорошо пахнущим пойлом. Сказочник отстранился, попытался взять Шелу за плечо и заставить подняться:
- Пойдем отсюда.
- Никуда я не пойду, - отмахнулся мальчишка, снова схватился за карты и, грязно ругнувшись, тут же бросил их на стол. - Ты принес мне неудачу!
- Что у тебя там? – ехидно поинтересовался Ласки.
- Ничего. Вистра, займи деньжат!
- У меня нет денег.
- Как это нет? Еще сегодня утром там звенело лима полтора медью…
Сказочник ощутил себя дураком, поняв, куда и почему исчезали из кошелька деньги. Гнева уже не было, только печаль и бессилие. Надо вытащить мальчишку из таверны, но это не так просто, как выудить монеты из кармана не следящего за ними человека.
- На игру у меня денег нет, - сказал он.
- Ну и дурак, - Шела встал из-за стола. - Хотел девчонке кольцо вернуть? Я бы вернул, если бы ты не жадничал. Ну как хочешь, - он усмехнулся в лицо спутнику. - А девчонка, наверное, ревет...
Вистра заметил, что Ласки пристально смотрит на него.
- Продайте мне это колечко, - попросил путешественник.
- Полтора лима, - назвал цену золотозубый.
Шела не ошибся - столько и было в кошельке Вистры - все его деньги. Он вытряхнул их на стол, забрал колечко из рук Ласки и вышел, спиной ощущая взгляд тащившегося следом Шелы.
Льеш и ее друг ждали на той же скамье.
- Что случилось? - спросила девушка и поморщилась - от Шелы несло, как от записного пьяницы, хотя на ногах он держался отлично. - Ясно. Идемте.
* * *
С полдюжины столиков стояли под сшитым из разноцветных кусков материи полотнищем тента. Солнце, просвечивая сквозь материю, бросало на все яркие блики; витые цветные шнуры свешивались с края тента до самой земли, колыхались от малейшего дуновения ветра и позванивали привязанными к ним кольцами.
Войдя под цветастый полог вместе с остальными Вистра сел к столику. Объяснения давать не хотелось и было стыдно за мальчишку, от которого разило спиртным, да и за себя, оставившего его в таверне. Но когда подошедший мальчик-слуга принес всем по стакану прохладного сока, а потом горячих булочек с умопомрачительным ароматом, Сказочника начало отпускать; горькая печаль уходила, словно мягкие цветные блики, волшебные ароматы вкусной еды и негромкие голоса нескольких посетителей за соседними столиками развеивали ее без следа, словно она не могла существовать в этом мирном месте. На самом деле ничего не изменилось; Шела сидел рядом и обиженно дулся, девушка косилась на него, иногда поглядывала на Вистру, а ее друг молчал. Но за одним столиком с двумя незнакомыми и одним полузнакомым человеком, ему стало спокойно и просто, словно со старыми друзьями.
- Стоит, наверное, представиться, - сказала девушка, когда они уселись за один из столиков. - Меня зовут Льёш, а его – Нитарзиа́ну.
- Я нездешний, - безо всякой необходимости объяснился мужчина, - здесь же меня называют Та́рзин или Книжник.
- А меня порой зовут Злой Шутихой, - усмехнулась девушка. – Ну, а ты и твой друг?
- Вистра, а он Шела. - Сказочник запоздало смутился: - Мне неловко за вмешательство в ваш разговор, но…
- Глупости, - перебила Льеш. - Я сама тебя пригласила. Угощайтесь, здесь все бесплатно.
Мальчик в цветастой одежде как раз принес и поставил на их столик корзинку с фруктами.
- Бесплатно? - переспросил Шела, беря яблоко из корзинки.
- Ну да. Это же Чертог Бабочки. Меру, маг-судья назначил одному городскому богачу такое Искупление - содержание нескольких Чертогов, куда каждый может войти, утолить жажду и голод.
- Наш меру суров, но справедлив, - заметил Тарзин.
- Я и не спорю. Просто так поэтично названо – «Чертог Бабочки»! Залетай, кто хочешь и каждому тут рады… Может, ты придумаешь историю и об этом, Сказочник?
Вистра улыбнулся.
- Он придумает, - проворчал Шела и смолк под взглядом Тарзина, доброжелательным и лишь немного грустным. - Ну чего?
- Ты не любишь сказки?
- А зачем мне любить сказки? Я взрослый.
- Оно и видно, – фыркнула Льёш, она с веселым вызовом глянула на Вистру. – Итак, ты странствуешь, это понятно из самого твоего вида... Бродячий сказочник с помощником? Я думала так, пока твой друг не сказал, что не любит сказки.
- Шела присоединился ко мне не так давно… и случайно. И да, я сказочник, но не бродячий; скорее очень ленивый искатель приключений.
- Но ты бродишь, странствуешь, слоняешься, - девушка глядела с веселым прищуром, - разница невелика. Не спрашиваю, понравился ли город. Останетесь здесь или пойдете дальше?
- Пойдем, но не сегодня.
- Значит, вам нужно где-то остановиться, а гостиницы наши дороги.
Льёш обменялась с Тарзином взглядами.
- У тебя или у меня? – спросил он.
- Да, пожалуй, у тебя, - ответила девушка и снова обратилась к Сказочнику: - В доме у Книжника найдется местечко для обоих, если вы, конечно, не против.
- Я не против. Только твой друг сказал, что сам нездешний…
Тарзин улыбнулся и подмигнул Вистре:
- Нездешний-то я нездешний, только последние пятнадцать лет об этом никто не вспоминает.
Дом Тарзина оказался большим, красивым и веселым. Начинающая полнеть женщина вышла им навстречу и остановилась, строго глядя на Книжника Тарзина.
- Нитарзиану, почему так поздно? И почему всего двое гостей? Я готовила по крайней мере на пятерых!
- Ах, Лэ́лэ, ну где я тебе найду пятерых? – всплеснул руками Книжник. - Ты готовишь так вкусно, что невозможно отказаться от лишней порции, и половина моих знакомых слишком располнели и уже не пройдут в нашу дверь… Смеешься, Лэлэ? Разве я говорю неправду?
- Правду, но твоя правда держит гостей на пороге… Заходите же!
Она провела хозяина и гостей в дом и немедленно усадила всех за стол.
- Это Вистра, он Сказочник, и его друг Шела, - представил гостей Тарзин, - а это Лэлэ, моя сестра, хотя все думают, что жена.
- Не подхожу я в жены мудрецу! – засмеялась Лэлэ. - Тебе нужна такая же, как ты, одержимая всяческой мудростью, готовая сидеть голодной, зато над книгами…
Тарзин принял обиженный вид, но не смог надолго удержать мину и рассмеялся.
Вистра и не заметил, как наступил вечер. Шела ничему не возражал и вообще говорил мало, да и ел тоже, но Сказочник как-то перестал беспокоиться о нем. Сделанное сделано; кое-что можно исправить, например, вернуть кольцо девочке... Но это не сейчас, завтра. Ужин оказался потрясающе вкусным и Сказочник на себе проверил слова Тарзина о том, что от лишней порции почти невозможно отказаться. После четвертой добавки он, наконец, отодвинул тарелку и поблагодарил гостеприимную хозяйку. Невероятная сытость, непривычная для странника, отозвалась сонливостью. Вистра начал зевать и терять нить разговора.
- Я постелю тебе в комнате, - поняв его и ничуть не обидевшись и не удивившись, сказала Лэлэ, хотя не было еще и девяти часов вечера.
Отворилась входная дверь – девочка лет девяти ворвалась в дом с порывом свежего ветра.
- Мама, мама! – воскликнула она взволнованно. - Майна плачет! Какой-то мальчик отобрал у нее колечко!
- Отобрал? – нахмурилась Лэлэ. - Может, она просто потеряла его?
- Нет-нет, мама, разве ты не знаешь Майну? Она сказала, какой-то мальчик попросил у нее колечко на время, обещал отдать, но не отдал… Майна же не умеет врать и всем доверяет, ведь она еще маленькая!
Шела побурел; сонливость Вистры как рукой сняло. Он хотел сделать это завтра, но последствия поступка Шелы нашли его и здесь, встали перед ним, требуя немедленного внимания.
Сказочник достал из кармана детское колечко, вложил его в руку Шелы и стал ждать, как тот поступит. Мальчишка зло стиснул зубы, но поднялся, подошел к девочке и сунул колечко ей в руку безо всяких слов. Девочка, рассмотрев безделушку, ойкнула:
- Это колечко Майны! Ты нашел его, да?
Шела покраснел еще больше. Ребенку не пришло в голову, что именно он и есть тот мальчик, который отнял колечко у ее подружки.
- Ага, нашел, - глухо пробормотал Шела.
- Я ей отдам! Спасибо! - радостно протараторила девочка и убежала на улицу раньше, чем мать успела остановить ее.
- Вот неугомонная. - Лэлэ посмотрела по очереди на каждого из гостей, вздохнула и решила: - Я постелю вам обоим, даже если вы пока не хотите спать.
Но они хотели; Вистра уснул едва лишь прилег и Шела тоже, хотя Сказочник и не знал об этом.
Но проснулся он очень рано; правда, Лэлэ в это время уже не спала. Она напоила гостя чаем и предложила полноценный завтрак, но он признался, что пока не голоден и хочет прогуляться.
Около часа Вистра неторопливыми шагами мерил улицы Марреса, но сейчас мало рассматривал город, а все больше погружался в собственные мысли.
Он думал о Шеле с его привычкой влезать в неприятности. Думал о Стене; сказка ждала своего часа, и ее персонаж сегодня приснился Вистре. Просто стоял на развилке дороге, ничего не говорил и не делал. Сказочник думал о девушке по имени Льеш, немного и сумбурно, но от этого поднималось настроение.
Лэлэ накрывала на стол, когда он вернулся. Тарзин помогал ей, Шела сидел за столом и молчал. Обещавшая появиться утром Льеш так и не пришла, но Книжник, узнав, что Сказочник и его друг уходят сразу после завтрака, предложил хоть немного подвезти их на бричке.
Так Вистра и Шела оказались пассажирами не новой, но ладной брички, влекомой смирной лошадкой по кличке Чёлка. Напоследок Лэлэ собрала им множество вкусных вещей в дорогу, не позабыв пополнить запасы соли, чая и непортящегося дорожного сыра, которые Вистра брал с собой - не всегда удавалось найти не только ночлег, но и еду.
- Ты не очень торопишься? - спросил Тарзин, когда все заняли в бричке свои места. - Не против если сначала заедем к Льеш?
- Не против, - признал Сказочник, он и сегодня вспоминал темноволосую девушку, знакомую Книжника.
Тарзин повернул бричку, но далеко ехать не пришлось. Пересекая улицу, они увидели Льеш, идущую куда-то с сумой на плече - родной сестрой всех дорожных сумок. Девушка не замечала их, пока Тарзин, остановивший бричку, не окликнул ее. Тогда она подошла, сбросила с плеча суму и, закинув ее в бричку, уселась рядом с Вистрой.
- Поехали, - попросила она очень тихо.
- Что случилось, Льёш? – спросил Книжник. - Ты отправляешься путешествовать?
- Пока поеду с вами, а потом решу, - вполне спокойно сказала она.
Покосившись на ее котомку, Книжник посерьезнел еще больше и вернул бричку на дорогу, ведущую к северным воротам, как договаривались они с Вистрой.
За воротами город кончался не сразу, но когда кончился, странники оказались наедине друг с другом и с дорогой. Северный тракт отчего-то популярностью не пользовался. Лошадка неспешно трусила по неплохой дороге, странники если и говорили, то обо всяких пустяках. Но до деревушки, где собирался переночевать Тарзин, чтобы не возвращаться домой по темноте, они не доехали. Как раз тогда, когда ее огни показались впереди, дорогу странникам почти бесшумно преградили шестерка мрачных личностей, вооруженных заряженными арбалетами и мечами. Один немедля схватил под уздцы смирную лошадь.
- Слезай, приехали. – Еще трое подошли сбоку, и тот, кто держал лошадь, кивнул в сторону обочины: - Ну, я кому сказал?
Четверо странников покинули бричку; вся ватага немедленно забралась в нее, и, нещадно погоняя лошадку, помчалась вперед по дороге.
- Чёлка…- вслед угоняемой бричке печально произнес Тарзин. - Бедная моя лошадка...
- Лошадь пожалел! – злобно фыркнул Шела. – А что нас могли просто прирезать, это ничего, да?
- Повезло, - заметила Льеш, - им был нужен только транспорт. И совсем не обязательно ехидничать.
- А я должен смеяться и петь? – огрызнулся мальчик.
- Не ссорьтесь, - вмешался Тарзин, - пока совсем не стемнело, нужно добраться до дома моего друга.
И они пошли в деревню пешком – ничего другого просто не оставалось. Правда, деревня оказалась не такой уж близкой, и несколько часов на путь они потратили. Но эти часы не пропали даром – постепенно странники перестали вспоминать разбойников и печалиться о потере брички, и только Шела с каждым шагом становился все мрачнее. Вистра попытался утешить его:
- Я знаю, ты устал, но скоро мы сможем отдохнуть…
- Много ты понимаешь, - огрызнулся мальчишка, - такой же чокнутый, как и твои друзья!
Он произнес это достаточно громко, чтобы Льёш с Тарзином тоже услышали. Девушка и Книжник прервали непритязательную беседу.
- Понимаю, ты решил на всех обидеться, - вполне серьезно заметила девушка, - только, знаешь, несто́ящее это дело. Тебе кажется, что тобой пренебрегают, не хотят общаться; и еще тебя мучает похмелье. Но никто из нас в твоих бедах не виноват.
Книжник только покачал головой, кажется, не одобряя слов девушки, но вмешиваться не стал.
- А кто виноват? – спросил Шела.
- Скорее всего, ты сам. Возможно – твоя мать, которая слишком сильно любила тебя и видела в тебе только хорошее. Нет силы против материнской любви. – Девушка усмехнулась, очень невесело: - «Кто виноват, – так я спросила нашего меру, мага-судью, строгого, но справедливого, - если мой язык стал слишком острым и быстрым?». Он сказал что, я знаю ответ, или узнаю - в пути, и начать его могу в любой миг. А могу оставить все как есть… Такой вызов… и я не смогла его не принять. Отвечать, не раздумывая - это я хорошо умею.
- А я умею брать у жизни свое! – высказался Шела с неожиданной резкостью. - Да я в лепешку разобьюсь, чтобы получить самое лучшее, и как можно скорее! У меня все будет, и если жизнь не даст мне всего - украду это у нее!
- Отличный план на будущее, – уже более спокойная, Льёш поправила упавшую на лицо прядь волос, - но, ни Судьба, ни люди не любят тех, кто требует у них подарков, а тем более грабят.
- Да и пусть не любят! Просто дайте мне мое.… И не надо читать лекции о хорошем и плохом поведении. Каждый спокойно отвечает злом на добро, если ему так хочется.
- Старый, никому не нужный спор о добре и зле… Чем тебе ответить? – усмехнулась Льеш. - Послушай-ка вот это: «Маленькое Одинокое Зло сидело в трактире за столиком, так изрезанном ножами прежних посетителей, что он стал похож на иссушенную солнцем потрескавшуюся пустошь, тысячу лет не видевшую дождя. Маленькое Одинокое Зло назначило здесь встречу Добру, но Добро все не приходило.
Зато других посетителей оказалось немало, и вот один из них, увидав свободное место за столом, подсел к Одинокому Злу.
«Привет, - сказал он. - Отчего же ты сидишь тут в одиночестве и даже не пьешь?»
«Разве обязательно пить, если ты в трактире?» – удивилось Зло.
«Ну конечно! Для того и существуют трактиры. Поверь мне, ведь я – Пьяница, и знаю о таких вещах все».
«Кто говорит, что знает все, не знает ничего», – ответило Маленькое Одинокое Зло. Пьяница обиделся и ушел.
Но через пять минут к столику Зла подошла девушка.
«Господин, вы не можете помочь? Моя семья голодает, и если бы вы дали мне хотя бы одну монетку…»
«У меня нет денег», - сказало Маленькое Одинокое Зло.
«Нет денег? Но на вас такой богатый плащ, и пояс ваш вышит серебром!»
«Все это – только иллюзия. Сегодня на мне золото и бархат, завтра – лохмотья и обноски, но сущность от этого не меняется. Если хочешь помочь своей семье – напомни им об этом».
Девушка ушла. После нее к столику Маленького Одинокого Зла никто не подходил, и оно решило само подойти к другим.
Вот стол, за которым азартные люди играют на деньги. Карты стучат по столешнице, и сыпется брань, столь крепкая, что превратись ее слова в камни, из них можно было бы построить самую надежную в мире крепость.
«Эй, господин, присоединяйтесь к нам! – позвал один из игроков, заметив Маленькое Одинокое Зло, и хлопнул по столешнице руками. - Только здесь – правда жизни и все самое лучшее, что она может вам дать».
«Я уже слышал такое от одного человека, - сказало Зло, - он был убийцей за золото и любил только свое дело».
Игроки переглянулись, и никто больше не заговорил с Маленьким Одиноким Злом. А оно подошло к другому столику, за которым женщины говорили о мужчинах, а мужчины – о женщинах.
«А вот и один из них, - сказала старшая из женщин, покосившись на подошедшего, - из тех, кто хочет брать, ничего не давая взамен».
«Нет, - возразил ей мужчина, - это один из нас, из тех, кто всегда видит цель и не отступится от своего!»
Маленькому Одинокому Злу не понравилось, что его приняли за человека, и оно отошло прочь.
С трактирной кухни потянулась струя дыма; выбежавшая в зал кухарка закричала: «Пожар!» - и бросилась к дверям. Следом за ней кинулись все остальные.
Маленькое Одинокое Зло стояло на улице и смотрело, как занимается пламенем крыша трактира. Огонь был ярким и красиво озарял ночь. Кто-то тронул его за плечо, оно обернулось и увидело Добро, одетое в невероятные лохмотья. Маленькое Одинокое Зло положило руки ему на плечи, а Добро положило руки на плечи Зла, и так они стояли, похожие как близнецы в пламени сгоравшего трактира, озарявшего беззвездную ночь. И постепенно богатые одежды Маленького Одинокого Зла превратились в лохмотья, а обноски Добра стали ярким бархатом с золотым и серебряным шитьем – и никто не мог уже сказать, кто из них Зло, кто – Добро.
Но люди, смотревшие на пламя, не заметили их преображения».
- Ну и к чему эта сказочка? – окрысился Шела на закончившую рассказ девушку. – Что я должен понять? Что нет огня красивей, чем пламя ночного пожара? Так это я и без тебя знаю
- Ты ничего не понял, - сказала Льёш, - а впрочем, это твой выбор.
…Друг Книжника и его жена пустили странников переночевать, устроив кого на лавке, а кого и на полу – дом был очень маленький – но никто не выразил недовольства.
* * *
Утром странников накормили вкусным и сытным завтраком, но погода начала портиться: тучи всех оттенков серого закрыли небо, то и дело погромыхивал гром – и друзья Тарзина предложили гостям задержаться, чтоб не попасть в грозу. Путешественники и правда задержались, но ненадолго. Сказочник успел продолжить «Стену».
«Уйти от Стены было возможно, но нельзя оказалось расстаться с ней. Дорога, на которую ступил Герой, привела его к маленькому городу; и все время, пока шел, он чувствовал Стену так, словно она смотрела ему в спину тысячей темных глаз. Даже перестать думать о ней Герой не мог.
Может, поэтому странник чувствовал себя так неуютно. Пополнив запасы провизии, он покинул город, но не прошел и ста шагов, как с неба на него упала огромная черная птица. Она била его крыльями, целилась в лицо лапами с огромными кривыми когтями и кричала так пронзительно, что закладывало уши. Герой отбивался, вытащив из ножен меч, казавшийся ему пустяком в сравнении с когтями чудовищной птицы, пока нападавшая не оставила его. Но птица не улетела, она опустилась на землю, меняя очертания. Темное брызнуло в стороны осколками непрозрачного стекла… Герой успел вздохнуть лишь дважды, и вот перед ним уже стоит высокий смуглый человек с желтыми глазами.
- Наконец-то я нашел тебя, - сказал он, - нашел человека, который не испугался меня и не бросился бежать!
- Кто ты? – спросил Герой, пряча меч в ножны.
- Разве не видишь? Я тьял, птицеоборотень. Я хочу, чтобы ты стал мне братом, ведь твоя храбрость делает тебя достойным этого.
- Ты ищешь брата, нападая на людей? – удивился Герой.
- А как еще можно найти его? Если просто предлагать людям братскую дружбу, любой согласится, но такой «друг» будет только пользоваться моей силой, и не сможет ничего дать взамен. Поэтому я искал того, кто силен и храбр, как я, а сила и храбрость проверяются только в хорошей драке. Ты не испугался меня, а значит, достоин стать моим братом. Вместе мы любого сможем заставить уважать нас. Скажи скорей, ты согласен?
- Прости, - ответил Герой, - я не могу стать братом того, кто хочет добиваться уважения с помощью силы или страха.
- Страх быстрее всего дает власть над людьми, - сказал тьял. - Разве ты не знаешь?
- Я знаю, что эта власть никогда не бывает надолго. У нас с тобой разные цели и это разделяет, как Стена делит мир.
- Глупец! – рассердился тьял. - Ты не понимаешь, от чего отказался! Для меня не существует ни стен, ни законов! Но ладно, я найду кого-нибудь другого, а ты станешь жить среди жалких и слабых людей, которых нужно защищать от них самих, и никогда не узнаешь, как прочна Стена, которую сам построил!
Тьял отвернулся, и человеческий облик померк, словно он был призраком, рассеивающимся при свете дня, но что-то темное и мрачное - угловатая изломанная тень - зияло в сердцевине, а потом разрослось, давая телу новый облик: матово поблескивающие глаза птицы, когти и чудовищный клюв. Птица закричала и прянула в небо, оставляя Героя наедине с его мыслями».
Гроза так и не началась. После обеда стало ясно - она прошла стороной. Странники попрощались с хозяевами дома и отправились в путь.
Вистра заметил, что Льеш то и дело смотрит на небо – ту его часть, которую все еще закрывали тучи. Не только серые, но и черные, желтоватые и странного оттенка, который Сказочник не мог бы назвать.
- Любишь грозу? – спросил он у девушки.
- Люблю, - ответила она. Четверо шли обочиной большой дороги, по которой то и дело проезжали экипажи. Город еще не закончился, но дома стали редкими и выглядели потерянными и одинокими. – В ней есть что-то правильное.
- Правильное? – влез в разговор явно скучавший Шела. – Если тебя треснет молнией по лбу, это будет правильно?
- Иногда надо получать в лоб, чтоб не забываться, - усмехнулась девушка. – Но вот есть такие стихи…
Она пошла чуть медленнее и заговорила с легким придыханием, явно волнуясь:
- Я видела бурю. Она начиналась
Не в небе, а в сердце, пылающем страстно.
Ему все прощаемое не прощалось,
А все безнадежное было – прекрасно.
В нем ветер и дождь, странной силой и властью,
И громом рожденная песня стихии
Звучала – то, неподчинимое счастье.
В ненастье, в отчаяние – есть ли другие?
Как жажда – так свет лишь один откровенен
И солнечный отблеск на кончиках пальцев…
Но что это? Молнии высверк мгновенный,
А буря все ближе, а милость все дальше!..
И снова – под ветром склоняются травы,
Где звездною пылью написана небыль
И быль. В сине-серой, дождливой оправе
Тех бурь золотых оживляющих небо…
- Ну и чего я опять не понял? – ехидно спросил Шела, дослушав до конца. – Автор точно писал эти стихи дома, сидя в уютном кресле, а не там, где погода рвет крыши с домов. Все слова – обман.
- Значит, они не для тебя, если ты понял все так, - не стала спорить Льеш. – Но знаешь, эти стихи вовсе не о грозе, а о буре внутри. А это ведь хорошо. Обновление…
- Внутри, снаружи – какая разница? – спросил мальчишка. – Из дома в грозу лучше носа не высовывать.
С этим никто не стал спорить и разговор иссяк. Только несколько часов спустя, когда они вышли за пределы пригорода, Льеш спросила у Вистры:
- А мы с Тарзином не мешаем тебе? Не стесняем в пути? Может, стоит расстаться?
- Зачем? – удивился он. – Я не против компании. Правда, у меня нет цели, до которой можно дойти, никакого места на карте. Хочу дописать сказку – и это все.
- Так интереснее, - кивнул Тарзин. – И я подумал, отчего бы не попутешествовать, раз уж так вышло. Льеш?
- Я тоже, - ответила девушка, - хотя мое «так вышло» немного менее свободное, чем твое. Значит, вместе?
Этот вопрос был адресован Вистре, и Сказочник кивнул, самую чуточку удивляясь быстрому решению двух новых друзей. Они оба решили отправиться в путь так просто и естественно, словно каждый день уходили и возвращались. Вистра принял их выбор и больше об этом никто не сказал ни слова.
Откуда-то веяло сыростью – наверное, дождь там шел нешуточный. Ветер, качающий кроны деревьев, делал их похожими на большие корабли, плывущие к единственной для каждого гавани. Странники продолжали путь.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:34 | Сообщение # 5 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава пятая. Вода и вино
Земля становилась все более влажной. Через несколько дней дороги путешественники оказались у переполненной, бурлящей реки, то и дело вырывавшейся из берегов. Под ногами хлюпала черная жижа; увязая в грязи, они старались выбрать дорогу получше, но выбирать оказалось не из чего.
Взбунтовавшаяся после недавнего ливня река Авр подмыла берега и разрушила мост, по которому можно было бы перебраться на левый, более высокий и сухой берег. Странникам пришлось тащиться по жидкой грязи, и вскоре они оказались в полузатопленной низине, окруженной холмами. Авр, донесшая и сюда свои воды, превратила низинный город в причудливой формы озеро.
Город назывался Аври. Среди домов, возвышавшихся над поверхностью воды, немало было и двух-трехэтажных, красиво отделанных резьбой и коваными финтифлюшками, с узорами по камню и росписью стен. Между домами двигались люди – там, где неглубоко, они надевали высокие непромокаемые сапоги, а в остальных местах плавали на маленьких лодках. Больше всех повезло жителям холмов, до жилищ которых вода не смогла добраться. Именно на холмах те, чьи дома оказались затоплены, ладили временные пристанища из досок, грубого полотна и всего, что нашлось под рукой.
- Наверное, опять прорвало Дьяррскую плотину, - сказала Льёш, сердито.
- Наверное. Плотина по-настоящему нужна раз или два в столетие, когда приходят большие дожди, - Книжник говорил, не отрывая взгляда от горизонта, где собирались новые тучи, - но ее вечно забывают вовремя чинить.
- Кажется, скоро снова польет, - заметил Вистра, чувствуя усиливающийся, полный водяной пыли ветер, - только вряд ли здесь есть, где укрыться.
- Но поискать стоит, - заметила Льеш.
Четверо начали спускаться. Их обувь и одежда совсем не подходили для такой погоды и нужно было попытаться раздобыть хотя бы непромокаемые ботинки для раскисших дорог. Уходя из дома, Льёш захватила немного денег, их она и предложила потратить на покупку самого необходимого. Так, грязные, с промокшими ногами, они спустились до самой воды и пошли по краю, ища таверну или гостиницу.
- Красивый город, - заметил Тарзин, - даже сейчас. И это неудивительно – отсюда родом мастер Киарра, и половину жизни он прожил здесь.
- Мастер Киарра? – чуть заинтересованно спросил мальчишка. - Это тот, кто создал «Звездную Радугу»?
- Он самый. Слышу восхищение в твоем голосе – ты видел «Радугу»?
Шела усмехнулся.
- Кто бы меня пустил в королевский дворец, полюбоваться на знаменитый витраж? «Радугу» я видел издали, как и большинство людей… и, да, этим можно восхищаться – здоровенная картина из малюсеньких кусочков стекла тридцати с лишним цветов. Наверное, кто-то хорошо заплатил ее создателю.
- Наш король не дал ему ничего, - в ответ усмехнулась Льеш, - он тогда был всего лишь принцем, даже не наследным… Думаю, мастер отказался бы от любой награды.
- Ну и дурак, - беззлобно огрызнулся Шела.
Странники поднялись чуть выше, на пригорок, который, правда, только казался сухим. Кое-как разместившись возле небольшого пенька, они выложили на него свои запасы и соорудили нехитрый обед. Изрядно уставшие, путешественники и пообедали с большим аппетитом, наблюдая за жителями Аври, продолжавшими собирать уплывшие вещи.
После обеда Льеш отправилась искать лавку для пополнения запасов еды, но от предложенной ей компании отказалась.
- Одна быстрее все найду. А вы можете поискать тоже. Встречаемся тут же, ближе к вечеру.
Сразу после ее ухода Шела тоже заявил, что пойдет, поищет полезного. Вистра, понимая, что удержать его не сможет, попросил мальчишку не попадать ни в какие истории.
Он сам и Тарзин не стали сидеть на месте - спустились вниз и предложили помощь горожанам, застигнутым бедствием. Помогать людям спасать свои вещи, переносить их из одного дома в другой, оказалось непросто. К вечеру оба вымотались, но зато одна из горожанок, пожилая женщина величественного вида, командовавшая целой толпой слуг и сама позвавшая Вистру и Тарзина, заплатила им за помощь серебром.
Уставшие, они вернулись на прежнее место, и, усевшись у вновь разведенного костра, ждали Льеш и говорили о мастере Киарре. Необычайно одаренный то был человек; он строил дома и составлял витражи, находил воду в пустыне, открывал новые земли, рисовал картины, писал песни. Одну из них Вистра знал и любил.
Звезды в ладонях нет, цветка в руках,
Пуста дорога, жажда горяча.
Сума твоя не утомит плеча,
Тебе ли горевать о пустяках?
Дыряв твой плащ, но легок вздох и шаг,
И можно сквозь дыру, каких не счесть,
Увидеть все, что в этом мире есть,
А это, без сомненья, добрый знак.
Кто ты, что ты, попавший в сеть дорог –
Песчинка в море, слово в тишине?
Найдешь ли ты жемчужину на дне,
Или тебе достанется венок
Из рук прелестной девы в золотом?
А может быть, ей белый цвет к лицу?
Венок же неспроста сродни венцу,
Ты никогда не забывай о том.
Полна сума и голова полна –
Воспоминаний ноша тяжела.
Теперь ты знаешь, нет добра и зла,
И нет цены, чтоб оплатить сполна
Ошибки все. Но нет конца векам,
Смотри, еще венок твой чист и свеж.
Нет горше яда, знай, чем яд надежд,
Но без него, ах, разве жизнь сладка?..
Мысленно повторяя строки, Вистра присматривался к Тарзину. Наверное, мастер Киарра был таким же – спокойным, рассудительным и легким на подъем.
Книжник заметил его интерес и истолковал по-своему:
- Ты смотришь, видя много или мало. Найти желаешь суть, исток, начало. Но рано. Путь себя покажет нам, и нас самих - и он же нас изменит, спаяет вместе как цепные звенья, иль разведет по разным сторонам.
- По разным сторонам одной стены. О разном говорим и видим сны и без нее. И вот дурная весть: стены как будто нет, но все же есть, - отозвался Сказочник, мысли мгновенно перешли от мастера Киарры к Герою и его проблемам.
Тарзин чуть склонил голову:
- Зря Льеш объясняла про «слова как прилив», ты ему тоже подвержен. Что беспокоит тебя?
- Стены, - признал Вистра. – Они и правда существуют. Я начал писать наобум, а вышло, что правду.
- С тобой такое первый раз?
- Нет, - Сказочник и задумался, отвечая: - Однажды я написал об одном странном обычае… Брать и приносить к дому камни – светлые, когда счастлив, и темные, когда несчастен. Следующее поколение могло построить из тех камней дом или забор. Потом оказалось, что такой обычай есть на самом деле.
- В западном Хэнью, - кивнул Книжник. – И наверняка были и еще случаи, когда ты угадал. Из этого вышло плохое или хорошее?
- Хорошее, - признал Вистра, - сказка обрела особый… вкус, глубину. Да, только хорошее. Плохого – никогда.
- Тогда тебе не о чем беспокоится, - заметил Тарзин. – Угадать не так уж и странно. Некоторые вещи просто витают в воздухе.
Мрачные, медлившие с дождем тучи, на миг позволили прорваться солнечному свету. Вода города-озера вспыхнула, и что-то блеснуло в ней чистым золотом неподалеку от того места, где сидел Сказочник. Гадая, что это может быть – рыбка? кусочек парчи? раскрашенная игрушка? - Вистра спустился к самой воде и зачерпнул ладонью мутноватую жижу вместе с блестящим предметом. Это оказалось маленькое веретенце с намотанной на него золотой нитью; Вистра внимательно оглядел находку и, не увидев в ней ничего необычного, засунул веретенце в поясной кармашек.
Льеш вернулась поздно – не сразу нашла лавку с подходящими им ценами. Странники купили там обувь, пару одеял и провизию на всех. Девушка торговалась лихо; Вистра был потрясен и торжественно назначил ее «казначеем экспедиции», отдав все заработанные в этот день монеты.
- Но потом не жаловаться! – предупредила Льеш полушутя-полусерьезно. – Стану покупать только необходимое.
Шела вернулся недовольный и, судя по всему, так и не нашел ничего полезного, но смог указать им временный приют для бедствующих, где они, хотя и не были бедствующими, смогли бесплатно поужинать и переночевать.
Утром странники перебрались через окружавшие Аври холмы, в ближайшей деревушке пополнили запасы яблоками, сыром, десятком луковиц и кубиками сушеного мяса для приготовления питательного супа. Один из местных, хозяин большого ухоженного сада, предложил путешественникам маленький дорожный арбалет. При виде изящной, блестевшей темным металлом игрушки у Шелы загорелись глаза, но никто не собирался тратиться на ненужную вещь в ущерб нужным.
- Ну и зря, - не согласился хозяин сада и арбалета.
Мальчишка глядел отчаянно просящим взглядом, но не помогло. Когда девушка рассчиталась с хозяином и странники продолжили путь, Шела начал отставать, задерживая идущих, словно надеялся: Льёш или Вистра передумают и вернутся за арбалетом. Напрасно; из-за его отставания четверо не успели до наступления ночи дойти до ближайшей деревни, и пришлось ночевать под открытым небом.
Впрочем, спалось всем неплохо, и только Шела утром жутко зевал, засыпал на ходу, его ноги заплетались, а голова клонилась на грудь. Но мальчишка не жаловался, шел, не отставая, с собственной сумой на плече, куда-то и дело заглядывал и почему-то ухмылялся.
На привале он не преминул похвастаться:
- В мокром городе я помогал искать утонувшие сокровища. Там было хранилище всяких загадочных вещей, вроде книги, в которой нет ни одного слова, но на самом деле записаны судьбы мира, или чаши, что никогда не пустеет. Все это хранилось в одном доме, а вода добралась туда слишком быстро, «сокровища» не успели вынести. Одно уплыло, другое разбилось... И все туда-сюда бродили и подбирали уплывшие вещи. Только мне за помощь не заплатили.
- Спасибо-то наверное сказали? – заметил Тарзин.
- Сказали. Но не догадались прибавить к нему пару монет, для верности.
- Люди, видишь ли, верят, что другие могут им помочь и просто так, верят в бескорыстие, - усмехнулась Льеш. – И потом, просто помогать – приятно.
- А еще нелегко, - мальчишка посмотрел на свои ладони. – Была там такая штука, камень, весь в острых кристаллах, маленький, а тяжелый. Пока достал из воды, все руки исколол. Но я это все равно сделал!
- Молодец, - похвалил Тарзин. – Есть повод собой гордиться. А если бы заплатили – имел бы деньги, без повода. Что ты предпочитаешь?
Мальчишка задумался и ответил:
- Пока монеты не сильно нужны – лучше повод. А когда наоборот – обойдусь без гордости, но денег добуду. И может тоже смогу гордится.
С этим никто не стал спорить.
Вистра достал карту, уточнить, куда теперь направить путь. Он хотел перебраться через Авр и продолжить идти на север, но подозревал – взбунтовавшаяся река снесла большую часть мостов. Но это предстояло проверить.
* * *
Через несколько дней необременительного, спокойного пути по тракту, путники добрались до единственного, каким-то чудом сохранившегося моста через Авр. Но здесь стояло много повозок и толпилось не меньше полусотни людей – за переправу на тот берег требовалось заплатить, и не все с этим соглашались. Когда очередь дошла до четверых странников, высокий страж, взимавший плату за переправу, назвал им сумму в четыре серебряных монеты. Льеш помрачнела: в Вистровом, а теперь - в их общем кошельке осталось только три и небольшая горка медяков. Она попыталась втолковать стражу, что не хватает совсем немного, но тот оказался неумолим.
- Я не могу пропустить вас, госпожа, если вы не можете расплатиться.
- Разве это такое уж большое одолжение? Два медяка вам погоды не сделают! - не ко времени вспылила Льеш.
- Я на службе и не могу делать никаких поблажек, - спокойно заметил страж. - Пропустишь за неполную плату одного, другой захочет тоже, и ничем хорошим это не кончится.
- Но ведь раньше переправы были бесплатными!
- Верно, госпожа. Но король не хочет повышать налоги для того, чтобы собрать денег на восстановление разрушенных мостов, - раздражение и усталость в голосе стража говорили - ему не в первый, и даже не в десятый раз приходится объяснять это. - Деньги нужны и для тех, чьи дома пострадали в наводнении. Поэтому у каждого уцелевшего моста и на каждой переправе теперь собирают особую дань. И конечно, это временная мера.
- Неужели в казне совсем не осталось денег, что все это так необходимо?
- Вы себе и представить не можете, госпожа, до какой степени необходимо. Ведь казна тоже не бездонна.
Спорить не имело смысла. Странники отошли в сторону, размышляя, где взять эти самые несколько недостающих монет. Мальчишка предложил поискать лодку; но лодочник, предлагавший свои услуги чуть ниже по течению, запросил еще дороже. Дальше идти по берегу не имело смысла – река поворачивала на север и уходила в густые, непроходимые леса, на востоке местность была заболочена.
Одно единственное селение с емким именем Лист нашлось неподалеку, туда и пришлось идти. Выглядело оно таким бедным, что Вистра понял: заработать тут рассказами не удастся.
В поисках какого-нибудь постоялого двора или хотя бы трактира, где могли бы передохнуть и договориться о ночлеге, четверо забрели на окраину поселка, большинство домов которого нуждалось в серьезном ремонте. Ни трактира, ни постоялого двора они так и не отыскали и решили постучаться в стоявший на отшибе домик, который выглядел поприличнее. Забор его стоял прямо, в черепичной крыше не виднелось прорех. Правда, огород выглядел неважно, но в Листе словно сама земля отказывалась поддерживать жизнь растений – все выглядело серым и чахлым.
Дверь ладного домика открыли не сразу, и незваным гостям пришлось неоднократно стучать. Когда же она, наконец, отворилась, на странников дохнуло запахом вкусной еды. На пороге стояла женщина лет пятидесяти.
- О, гости! - воскликнула она восторженно и поспешно отступила вглубь дома. - Заходите, вы как раз к ужину!
Шатающейся походкой хозяйка понесла свое не успевшее стать бесформенным тело вперед, не ожидая, когда гости последуют за ней, но, видимо, не сомневаясь - они так и сделают. Отчего-то робея заходить, Вистра потоптался на пороге.
- Мы хотели только спросить, где здесь можно переночевать…
Женщина обернулась, неловко взмахнув рукой и уронив со стены детский рисунок в деревянной рамке; наклонилась, подняла его и повесила обратно на стену.
- Какие разговоры на пороге? Посидите со мной, разделите ужин, а там и поговорим.
Гости подчинились.
Ужин был хорош, если не замечать немного подгоревшей крупы в каше. Оживленная, неуверенно двигавшаяся хозяйка подала на стол домашнюю колбасу, грибной суп и вкуснейший компот, потом, блестя глазами, поставила на стол бутыль темного стекла и тут же достала из шкафа красного дерева высокие хрустальные стаканы – вначале четыре, а потом, внимательно посмотрев на Шелу и кивнув собственным мыслям, и пятый. И только когда красное вино полилось в стаканы, Вистра понял, что так смущает его. Женщина была навеселе, а ее оживление вызвано опьянением. Посуетившись немного, и, наверное, решив, что так правильно, она поставила на стол еще одну бутыль - с прозрачной как слеза жидкостью.
- Это «огнёвка», - сказала она, обращаясь к Тарзину как самому старшему. - Можно смешать с красным и сделать «вертушку»…
Тарзин промолчал. Хозяйка недрогнувшей рукой начала разливать красное по стаканам, но Вистра, наконец-то решившись, поднялся из-за стола.
- Простите, нам нужно идти.
- Да ты свихнулся! – воскликнул Шела, ничуть не стесняясь. - Что тебе опять не нравится?
Сказочник посмотрел на молчавшую Льёш, на Тарзина, задумчиво перебиравшего бахрому желтой от частых стирок скатерти. Они не поддержали его порыва немедленно уйти. На самом деле идти было просто некуда; через час начнет темнеть и если не найти постоялого двора, придется ночевать на улице.
Вистра сел за стол, продолжая чувствовать себя очень странно. Он наблюдал за спутниками: Тарзин пригубил красного, Льёш, кажется, сделала вид, что пьет, а Шела прильнул к стакану так, словно умирал от жажды. Сама хозяйка, сделавшая себе «вертушку», то и дело прикладывалась к зелью.
Сказочник поднял свой стакан и поставил его на место. Ему нравилось легкое сладкое вино, от которого только немного кружилась голова и просыпалось воображение… Это вряд ли было таким. Вистра не любил терять контроль над собой и особенно не хотел его потерять сейчас, в пути. Он отрезал кусок от розового нежного окорока и принялся за него. А когда Шела опустошил свой стакан, и хозяйка попыталась ему подлить, решительно сказал:
- Не нужно. Ему хватит.
- А ты откуда знаешь? - тут же вспылил Шела. Язык у него уже заплетался.
- Я знаю то же, что и ты. Завтра придет похмелье.
- Зато сегодня весело, - подмигнула хозяйка и снова приблизила бутыль к стакану Шелы.
- Нет, госпожа, - повторил Вистра, отодвигая емкость. - Не нужно.
Она нахмурилась.
- Ну ладно, мне больше достанется.
- Я вина хочу! - воскликнул Шела вставая.
Хозяйка почему-то рассердилась.
- Мал еще, чтобы хотеть напиться! - выкрикнула она, ставя бутыль подальше. - Твой брат прав.
- Он мне не брат!
- А и не важно. Заботится о тебе, значит не чужой.
Вистра зевнул; было уже поздновато для посиделок.
- Да, почти ночь, - кивнула хозяйка, вставая. - Устали с дороги? Хотите спать? Можете переночевать у меня.
- Да, госпожа, - Книжник тоже поднялся из-за стола, - мы остались бы, если можно.
- Всем все можно, - пожала плечами женщина. Налила и быстро выпила еще красного. - Но можно еще посидеть. Не хотите? Ну ладно.
По лестнице на второй этаж она едва смогла подняться и чуть не уронила масляную лампу, которую несла с собой. Почему-то именно сейчас хозяйка стала стремительно хмелеть. Несколько раз она останавливалась и начинала рассказывать какие-то истории. У дверей комнаты у нее неожиданно испортилось настроение. Открыв дверь и повесив лампу на стену комнаты, она вернулась на лестницу и, громко топая, стала спускаться вниз. Спальня оказалась небольшой, с двумя кроватями, но к ней примыкала вторая комната с диваном и кушеткой. Льеш заняла ее, кушетку из комнаты перенесли в спальню, для Тарзина, Вистра и Шела устроились на кроватях. Но заснуть они не успели. Снизу, из зала, послышался шум – кто-то бил посуду и двигал мебель.
Вистра поднялся, заскрипев кроватью, Тарзин тоже встал.
- Да лежите вы, - буркнул мальчишка, - тетка веселится.
Из своей комнаты выглянула Льеш. Постояла, прислушиваясь. Шум то затихал, то начинался снова, потом все услышали рыдания.
- Надо уложить ее, - вздохнув, заметила девушка. – Или хоть попытаться.
- Я помогу, - сказал Вистра.
Втроем – он, Льеш и Тарзин – они спустились в залу.
Хозяйка сидела в кресле и плакала навзрыд. Она позволила поднять себя и даже сделала несколько шагов по направлению к другой спальне, найденной Книжником, но тут же отчего-то пришла в ярость и, схватив со стола миску с салатом, швырнула ее в Тарзина…
Следом полетели ложки, вилки и нож, и тарелки из-под супа. Опрокинувшая несколько стаканов с «вертушкой», она явно не понимала, что творит. Заплетающимся языком хозяйка выкрикивала смутные угрозы, швыряя на пол и в стены все, что попадалось под руки и, в конце концов, стянула со стола скатерть вместе с остальными приборами, с размаху села на пол и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.
- Я же всё, всё… никакой благодарности… - причитала она, всхлипывая и отмахиваясь от попыток ее утешить.
До спальни женщину все же довели - с большим трудом и сопротивлением. Кое-как уложив в постель, уговорили погасить свет; еще с полчаса хозяйка порывалась встать и заняться какими-то «важными делами», после этого, наконец, уснула беспокойным сном пьяного человека.
Гости вернулись в превратившуюся в свинарник залу. Льеш посмотрела на все это и молча начала разбирать расколотое и уцелевшее. Тарзин и Вистра присоединились к ней.
Втроем это не заняло много времени. Когда с уборкой было покончено, странники вернулись в гостевую спальню, где, натянув на себя старый потертый плед, сладко посапывал Шела, и тоже легли.
Сон женщины оказался беспокойным - она просыпалась, начинала буйствовать и будила гостей. Пыталась предупредить всех о какой-то «ужасной угрозе» и хотела даже бежать на улицу, чтобы рассказать о ней и другим… С еще большим трудом, чем прежде, удалось уговорить ее лечь, и только к утру женщина наконец-то заснула крепко и проспала до самого полудня.
После такой ночи Вистра, Льеш и Тарзин встали измученными, с кругами под глазами и головной болью, хотя они и спали на целый час больше хозяйки, которая не стала их будить.
- Ну, вы и здоровы дрыхнуть! – заметила она, накрывая на стол, когда гости, наконец, спустились вниз. – Я уж думала, проспите весь день!
Столько веселой беспечности было в ее голосе, что Вистра заподозрил неладное. Глаза хозяйки ярко блестели, руки не дрожали, и казалось, она чувствует себя превосходно. Причина этого стал ясна тотчас.
- Ну, кому нужно прояснить голову? – еще более веселым голосом спросила она, доставая из шкафа полную бутыль с красным.
Вистра, Льеш и Тарзин переглянулись. Вчера во время уборки девушка поставила в шкаф наполовину опустошенную емкость, а теперь хозяйка предлагает им неоткрытую… Остатков вчерашнего вина ей хватило, чтобы изрядно «поднять настроение».
- Прошу прощения, госпожа, - стараясь быть как можно более вежливым, сказал Тарзин, - нам бы только позавтракать и мы сразу уйдем.
- Зачем же так? – покачала головой хозяйка. - Завтрак есть завтрак, но и он – ничто без хорошего вина.
И, конечно же, она налила всем по стакану, не слушая возражений, и смешала себе «вертушку»…
- А что это со здешней землей, госпожа? - уплетая за обе щеки всевозможные лакомства, спросил Шела. – Сады чахлые и земля как камень.
- Толком никто не знает, но есть легенда. Говорят, тут как-то сошлись два не то колдуна, не то волшебника, отношения выяснять, колдовали почем зря, и наколдовались, сделав землю бесплодной. Вы еще не видели, что за поселком. Все изрыто. Вроде бы один колдун другого в золотую статую превратил, да там и закопал. С тех пор все ее ищут. Даже сынок мой в земле рылся. А дочь смеялась над ним…
Взгляд хозяйки коснулся детского рисунка в рамочке, висевшего на стене. Рука ребенка нарисовала маленький дом, дерево и птицу на дереве, яркую, похожую на бабочку.
- Где же теперь ваши дети? – спросила Льеш.
- Сын скитается где-то. Он всегда был непоседой… Муж мой тоже любил побродить, и однажды простудился и умер. Жизнь ведь не спрашивает, хотим ли мы одиночества… А дочь учится в столице.
Руки хозяйки потянулись к маленькой бутыли с «огнёвкой».
- Госпожа, - попыталась вмешаться Льеш, - может, вам не стоит так много пить?
- Пить? А разве я пью? – мгновенно вспылила женщина. - Это жизнь меня выпивает!
И все повторилось, с той лишь разницей, что хозяйка не успела начать бить посуду – удалось уговорить ее лечь раньше. Однако когда странники собирались покинуть ее дом, она поднялась с постели и начала расшвыривать вещи, бросать о стены стулья и переворачивать все вверх дном. Ей снова чудилась во всем какая-то угроза и поднявшийся ужас она хотела залить вином; Книжник попытался спрятать от нее заветную бутыль, но это лишь привело хозяйку в ярость, и пришлось отдать ей ее сокровище. Счастливо засмеявшись, она опрокинула в себя «огнёвку» и свалилась на пол в совершенно невменяемом состоянии.
Это случилось вечером, когда уходить не было никакого смысла. Четверо снова остались ночевать в этом доме, надеясь на завтрашний день. Напрасно; назавтра все повторилось и хозяйка, успевшая «взвеселиться» после новой бутыли с «огнёвкой» превратилась в буйствующее чудовище. Она ударила Льеш, запустила подсвечником в Шелу и разрыдалась на груди у Вистры. Успокаивать ее пришлось долго. Женщину трясло как в лихорадке и выворачивало наизнанку, словно все выпитое и съеденное уже не умещалось в ней. Льеш, Вистра и Тарзин ухаживали за ней, а Шела слонялся где-то с той самой минуты, как понял, что сегодня они тоже никуда не пойдут.
Когда хмурые Сказочник и Книжник, и донельзя злая Льеш в третий раз укладывались спать в этом доме, мальчишка, забравшийся в кресло, поделился секретом:
- А ведь это все правда – про золотую статую и волшебный Камень!
- Тебе, я вижу, заняться нечем, – хмуро бросила Льёш.
- Зато вы себе нашли занятие, за теткой придурочной ухаживать! Она конченый человек, разве вы не видите?..
- Во-первых, она прежде всего человек. Можно попытаться помочь, если конечно она захочет. Во-вторых, у каждого из нас свои слабости.
- Слабости, ха! Мне иногда бьют морду, ты это хотела сказать? Морду бьют другие, а эта ненормальная сама себя убивает! А тебя за что-то из города выгнали… или, скажешь, за просто так?
- Дурак ты, - прекращая спор, Льеш потушила лампу, и в самом деле, никому не захотелось разговаривать в темноте.
Утром хозяйке было совсем худо. Она не могла подняться и отчаянно просила дать ей хоть каплю вина. Льеш нацедила полстакана красного, но этого, конечно же, оказалось мало. На слова о том, что вино только повредит ей, хозяйка отвечала одним:
- Я взрослый человек и сама решаю!
Никакой благодарности за то, что вот уже три дня за ней ухаживали и убирали дом ее гости, она, казалось, не испытывала.
Немного придя в себя, женщина снова добралась до бутыли с «огнёвкой», но оказалось – ее осталось лишь на один хороший глоток, и в доме нет денег на новое спиртное. Оставшиеся на ночь странники в этот раз не были потревожены ничем, а утром, пробудившись, обнаружили, что хозяйка исчезла. Дверь дома осталась открыта.
Четверо оказались в двусмысленном положении: владелица дома ушла, бросив его незапертым и не оставив ключей. Могли ли они уйти, последовав ее примеру?.. Кажется, бросить дом с открытыми дверями не пришло в голову никому, и странники остались дождаться возвращения бесследно исчезнувшей хозяйки. Даже Шела сидел, присмирев, в облюбованном им кресле и ждал вместе со всеми.
Через час после полудня дверь отворилась, пропуская высокого человека в одеждах стража. Это был тот самый, который не пропустил странников через мост, и он вел, или, скорее, нес на себе не осознающую себя хозяйку дома. Четверо встретили его настороженным вниманием. Страж на мгновение задержал на них серьезный взгляд и сказал без тени недружелюбия:
- День добрый, странники. Не поможете ли вы мне уложить тетушку в постель?
- Конечно, - ответила Льеш, - кровать разобрана.
Она поспешно открыла дверь в спальню, а Тарзин помог стражу донести до кровати его ношу. К счастью, на этот раз женщина совсем не противилась и заснула мгновенно и крепко. Девушка предложила гостю кружку чаю, он с улыбкой принял ее и, глотнув ароматного напитка, поставил чашку на стол.
- Ну, вот что, - сказал он негромко, - ближе к вечеру подходите к мосту. Когда поток желающих перейти на тот берег иссякнет, я пропущу вас. Бесплатно.
Последнее он сказал для Льеш, явно собиравшейся вновь заговорить о деньгах.
- Разве она тебе мать?
Страж посмотрел на спросившего, посмотрел так, что Шела покраснел и опустил голову.
- Какая разница? Вот уже несколько дней вы заботитесь о совершенно чужом человеке, я же не спрашиваю, почему.
Вечером, не успели сумерки опуститься на землю, четверо странников перешли на левый берег. Страж не только пропустил их, но и попросил своих знакомых с левого берега приютить четверых в маленькой сторожке, где ночевали левобережные стражи - совсем молодой, почти мальчишка, и мужчина в годах с красивым лицом, которое часто озарялось улыбкой. Предложив путешественникам поздний ужин и постель, они разделили с ними небольшое пространство сторожки и неторопливые вечерние разговоры.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:35 | Сообщение # 6 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава шестая. Проклятье и благо
Левый берег реки Авр оказался изумительно красивым. Словно в противоположность правому с его бесплодной землей, здесь не было ни клочка, не занятого яркой изумрудной зеленью. Казалось, этот маленький уголок мира принадлежит сказочной стране, чье имя, даже вскользь промелькнувшее в памяти, вызывает улыбку.
Тяжелые, темные тучи словно растворились бесследно – небо сияло безмятежной синевой, радуя взгляд, и в солнечном свете здешние места казались еще ярче, еще прекраснее. Вистра и остальные шли очень медленно, словно стараясь впитать в себя как можно больше здешней красоты, налюбоваться вдоволь. Казалось бы – ну травы, ну цветы, что такого? Есть цвета ярче, древесные кроны - пышнее, и более ухоженные тропинки… Но, кажется, тут было что-то еще. А может, просто так казалось после унылого бесплодного Листа.
- Как называется эта земля? – спросила Льеш у одного из прохожих.
- Да́ннэре, - ответил он, и это имя тоже показалось Вистре чудесным.
И не только ему.
- В этом есть волшебство, - сказала девушка.
- А в чем его нет? - попытался спорить Тарзин. - Где нет души, лишь там и нет тепла. А красота душою станет просто. Материком вдруг обернется остров, улыбка станет всех желанней благ, всех слов важней. А мы не знаем, как ей удается сделать нас другими. Не изменив ни облик наш, ни имя…
- Нас изменить – подумаешь, пустяк, - перебила Льеш. - Мы гибкие снаружи и внутри, но красоту порою ценим мало. Но вот она - во все глаза смотри, понять пытаясь, как же это стало, что прерван твой простой обычный путь - семья и дом, и разное «так надо». От красоты ты не отводишь взгляда и дышишь только ей, забыв вздохнуть. Ой, что это?
Навстречу странникам двигалась небольшая группа причудливо одетых людей. Среди них были женщины в платьях, каких не носили уже лет сто, непривычно длинных, с подвешенными к подолу звенящими кольцами, и мужчины в вышитых рубашках, с волосами, заплетенными в косицы, перевязанными витыми многоцветными шнурами. Четверка странников отошла к краю улицы, чтобы пропустить их, но напрасно: красивая процессия на минуту остановилась, мужчина и женщина с одинаковыми зелеными лентами через плечо что-то обсудили, то и дело поглядывая на путешественников и потом вся группа подошла к ним.
- Доброго дня, Добрая Гостья, - мужчина поклонился Льеш с какой-то особенной почтительностью. – И вашим друзьям всего самого лучшего в этот день.
- И вам здравствовать, - в ответ поклонилась девушка. – Сегодня тут какой-то праздник? Или вы так приветствуете любых гостей?
- Любым мы рады, - кивнула женщина, выступая вперед, - в этот день – особо. Сто лет назад свершила гостья тут простое чудо… или, может, труд. Не зная, как, и угадать не пробуй, как хочешь, называй. Земля была мертва здесь, и пуста и безнадежна, но ожила. И сделалось возможным так много разных, пусть, обычных, благ. А если совсем просто, то когда-то девушка, которую мы называем теперь Доброй Гостьей, сделала что-то и земля селения снова стала плодородной. Мы чествуем Гостью в этот день – в лице первой странницы, которая войдет в Даннэрэ. Это просто обычай. Если вы не хотите нашего внимания, мы понимаем. Но если у вас есть время и желание, мы просим: займите на три дня место Доброй Гостьи и поучаствуйте в празднике в ее честь. Согласитесь? Откажетесь?
- Соглашусь,– ответила Льеш, - думаю, у нас есть время. - Она посмотрела на Вистру и тот кивнул. - А моим друзьям тоже окажут почет и внимание?
- Как гостям, - кивнула женщина.
Предводитель процессии снова поклонился девушке.
- Идемте со мной, госпожа. Ваши друзья, если желают, могут сопровождать вас.
Друзья, конечно, желали.
Льеш окружили уважением и почетом, но не стали разлучать с остальными. Предводитель процессии представился эну Глеаном («эну» означало, что он был управителем в этом маленьком селении). Он привел гостей к небольшому красивому дому, в одной из комнат которого уже накрыли стол. Не успели странники сесть за него, как Льеш была увлечена куда-то двумя настойчивыми женщинами, а вернулась переодетой в красивое, хотя и простое, голубое с серебряной вышивкой платье.
После невероятно вкусного обеда эну Глеан попросил Льеш выйти на площадь, чтобы все жители Даннэре смогли приветствовать ее и получить из ее рук «благословенный подарок».
На площади Даннэре для Доброй Гостьи устроили небольшое возвышение с похожим на трон креслом. Вистра, Тарзин и Шела, оставшиеся в толпе у подножия возвышения, видели, как Льеш поднялась по нескольким ступеням, провела ладонью по искусно вырезанным на спинке «трона» цветам и листьям, и села на отведенное ей место. Она казалась немного смущенной таким вниманием и почетом, но не отказывалась играть роль и делала это хорошо. У ее ног поставили большую корзину; женщина из процессии что-то негромко сказала Льеш, та кивнула. Жители Даннэре стали по очереди подходить к девушке – она доставала из корзины и дарила подходящим небольшие вещицы: вырезанные из дерева и камня фигурки птиц и зверей, стеклянные цветочные бутоны, таящие в себе пузырьки воздуха, мешочки с ароматными травами, детские браслеты из переплетенных веревочек, бусы и подвески, изящные заколки для волос и одежды, фарфоровые медальоны с дивной росписью, монетки с отверстием для шнурка, резные палочки-жезлы, го́стевки – колокольчики с нежным звоном, которые подвешивают над дверью, «птиц счастья» с лучиками крыльями и «древа желаний» из проволоки и самоцветов. Иногда она говорила несколько слов, отдавая подарок. Каждый из жителей Даннэрэ получил по вещице, а корзина у ног девушки все еще была наполовину полна. Льёш отыскала взглядом единственных, кто ничего не получил из ее рук – своих спутников и, чуть склонив голову, словно позвала их – подойдите!
Первым решился Вистра. Девушка, не глядя, достала из корзины нечто маленькое и круглое и протянула Сказочнику. Это оказался камешек, обычный речной окатыш, каких немало на любом берегу, но плоские его стороны были искусно расписаны голубым и белым – эмалью и перламутром, передававшим непокой колышущейся ночной травы, посеребренной лунным светом.
- Красивый, как твои сказки, - заметила она с улыбкой.
- Но ведь ты не знаешь моих сказок, - заметил он. – Среди них есть разные.
- Уверена, все они похожи на тебя, - покачала головой Льеш.
Вистра не стал спорить и отошел в сторону, уступая место Книжнику. Для него Добрая Гостья вынула из корзины маленькое сердечко синего стекла.
- Угадала, - улыбнулся он. – Это то, что я сам хотел бы получить.
- Сердце лишним не бывает, - подмигнула Льеш.
Последним к ней подошел Шела. Даром для него оказалась медная монетка на кожаном шнуре.
- А чего не золотая? – разочарованно спросил он.
- Сделай сам из меди золото, - строго сказала она. – Так интереснее, знаешь ли. И правильнее.
Вистра думал - мальчишка огрызнется, но он не стал.
Солнце садилось. Гостей проводили в отведенный им дом. Поужинав, четверо отправились спать.
* * *
- Ну, должен же я хоть как-то отблагодарить тебя! – воскликнул бард, расчехляя инструмент. Это был тот самый певец, худой как щепка мужчина, который пел «Звезду» на площади Марреса.
Сказочник хорошо помнил, как жалел, что «Звездой» певец закончил свое выступление, и вот, выйдя прогуляться утром, встретил его на окраине Даннэре, готовящего нехитрый обед на огне костра. Удивляясь тому, что певец предпочел остановиться в безлюдном месте, а не дойти до ближайшей таверны и позавтракать по-человечески, Вистра заговорил с ним и пригласил на завтрак в дом гостей, где жили странники. Бард охотно согласился.
Завтрак был вкусным и обильным, впрочем, бард съел немного и в благодарность решил спеть для гостеприимных хозяев, а по сути - таких же гостей в этом доме, как и он сам. Вистра попытался убедить его, что никакой «благодарности» не нужно, но певец настоял на своем.
- Спой тогда что-то простое, - попросил Сказочник.
- Простое? Хм-м…- бард на мгновенье задумался, но пальцы его уже легли на струнах и осторожными, терпеливыми движениями извлекали едва слышные звуки. - Хорошо!
О чем поет последний лист
Древесного ствола?
О том, что ветер тёпл и чист
И осень с ним пришла.
О том, какое волшебство
В осенней скрыто мгле,
О том, что жизнь всегда всего
Прекрасней на земле.
О чем кручинится трава,
Когда ей время пасть?
О том, что смерть всегда права,
Пред ней – ничто вся власть.
О ненависти и любви,
Которой жить века,
О том, что есть в твоей крови,
И есть в крови цветка.
О чем тоскует новый день
И говорит гроза?
О том, что вновь ложится тень –
Ночь отменить нельзя.
О праздниках и буднях вспять,
Об отдыхе в пути,
О голосе, чтоб им молчать,
И силе, чтоб дойти.
Бард сделал короткий, быстрый проигрыш и тихо, неторопливо закончил:
- О чем слова, дела о чем
Без славы и забот?
О том, что ночью или днем
Все будет и пройдет.
О непокое и следах,
Что лягут на песок,
О страсти той, что в мотыльках –
Лететь на огонек.
- Это, по-твоему – просто? – возмутился Шела, все еще пребывающий в плохом настроении. - Я так и не понял, о чем твоя песня.
- Значит, твое время понимать еще не пришло, - улыбнулся бард.
И вопреки ожиданию Вистры, мальчишка принял такой ответ и не затеял ссоры.
Сказочник верно оценил голос барда, далекий от совершенства и даже от простой красоты, но нечто гораздо большее было в нем, непостижимое, неназываемое, горше полыни и слаще материнского молока.
- Послушай, ты не согласишься спеть для одной моей знакомой? – спросил Вистра, уверенный - Льёш обязательно должна услышать этого певца.
Бард, склонившийся над инструментом, улыбнулся:
- Если это твоя возлюбленная, лучше, если ты сам споешь ей.
- Вовсе нет, - смутился Сказочник. – Я не люблю ее…
И замолчал. Странно, неправильно это прозвучало – как будто он поторопился откреститься от стыдного. Как тогда, когда сказал, что не друг Шеле.
- Но может, она неравнодушна к тебе? Прости, что спрашиваю, но я должен знать, есть ли цель у песни, о которой ты меня просишь, или ее нет.
- Я не знаю. Мне просто кажется, твой голос понравится Льёш. Спой для нее, о чем захочешь… Она занимает здесь место Доброй Гостьи, это обычай…
- Да, я знаю, - прервал ненужные объяснения бард.
- Ну вот… ты просто увидишь Льёш и споешь ей ту песню, какая первой придет на ум. Хочу сделать ей подарок, вот и все.
- Я понял, - сказал бард, поднимаясь с места. – Хорошо, веди меня к твоей знакомой.
Вистра не знал, где отыскать Льёш. Сегодня прямо с утра за ней пришли – кажется, она должна была за этот день посетить все дома Даннэрэ, чтобы подарить и им какое-то особенное благословение. Но на одной из улиц – Вистра уже видел возле дома, до которого осталось шагов двадцать, сопровождающих Доброй Гостьи - высокий темноволосый человек с мечом у пояса заступил им путь.
- Больше ты не сбежишь, - глядя на барда, сказал он.
- Я никогда и не бегал от тебя, Каэ́нье, - устало сказал певец. - Помнишь, мы уже говорили об этом.
- В разговорах нет толку. Я убью тебя.
- Знаю, - как-то очень легко согласился бард. - Но подожди немного, я обещал этому человеку спеть для его знакомой. После этого ты сможешь сделать то, что хочешь. Идем, - он тронул за плечо онемевшего Вистру, не понимавшего, что происходит. Певец был спокоен – это сбивало с толку и приводило в полное недоумение. Человек с мечом явно не шутил.
- Хорошо, я подожду, - согласился меченосец.
Льеш как раз вышла из дома, увидела Вистру, сказала несколько слов людям из свиты и, оставив их, подошла к нему.
- Что-то случилось? – спросила она, явно оценив и решительный вид черноволосого, и его вооруженность.
- Госпожа, - склонился в поклоне бард, - я пришел спеть для тебя.
- Хорошо, - просто ответила она, – но мне кажется, есть кое-что поважнее песни. Тебе что-то угрожает?
- Ему угрожает то, что он сам же и сделал, - ответил за барда черноволосый Каэнье.
Льеш посмотрела на него.
- Рассказывайте.
- С какой стати? – возмутился тот. – Ты не судья и не богиня. Вообще, какое тебе до нас дело? Он попросил время на песню, так пусть поет.
- Мне кажется, время нужно не ему, а тебе, - сказала девушка.
- Мне? Я два года искал его по всему свету. Думаешь, этого не хватило, чтобы решить, как с ним теперь поступить?
- Думаю, хватило. И все же… Может быть две причины, почему ты согласился дать барду время спеть: твоя честь или твое сомнение. Если это честь – то ты, можешь захотеть подумать еще раз. Если сомнение – тебе надо подумать еще раз.
Вистра слушал, потрясенный. Льеш говорила отважно и умно, но она словно брала слова из легенд, и очень сильно рисковала, что Каэнье не поймет ее. Девушка точно предлагала ему игру, но меченосцу было не до игр. А может она рассчитывала именно на то, что он удивится и в самом деле задумается?
- Могу и рассказать, - подумав, кивнул Каэнье. – А он подтвердит мою правду и правоту. Много лет назад этот человек на спор вынес из городского хранилища медальон, волшебный подарок могущественного мага, отменявший наложенное на всех горожан Проклятье… Поспорил с друзьями, что возьмет медальон и потом вернет его на место - и никто не заметит… А вернуть не смог или не успел. Но надо отдать ему должное, сам пришел и признался в краже.
- А что мне оставалось делать? Это же и мой город тоже, - сказал бард.
- Если бы ты вспомнил об этом раньше, то не трогал бы медальона и не будил Проклятье!..
- А ты не думал, - прервал его бард, - что никакого Проклятья не было? Может, сто лет назад и вправду злой чародей пожелал в жены самую красивую девушку города и, не получив, проклял всех его жителей, а тогдашний городской волшебник сделал медальон-защитник… Но к медальону еще прилагались правила – люди должны быть внимательны и добры друг к другу, не переступать грани ни в чем и помнить о мере – и конечно же запрещались всяческие свары и драки. Думаешь, медальон без этих правил помог бы нам стать такими, как мы стали? Держать себя в руках нелегко.
Каэнье положил руку на рукоять меча.
- Ты ушел и не видел, что стало с людьми…
- Почему же ты не вернул медальон в хранилище, как обещал? – спросила Льёш прежде, чем бард ответил.
- Я думал, что потерял его. Засунул за пазуху, а медальон исчез. Я обыскал все карманы и одежду, но нашел не там, где ждал, и не таким… - Тонкая, сильная рука барда развязала шнурок на рубашке, отвернула ворот. На темной от загара коже светлел неправильный овал с пересекающимися в нем причудливыми завитушками. – С этим я и пришел к нашему магу-судье. Он велел уйти из города. И унести это.
- Но как? – спросил Каэнье, не отрывая взгляда от овала на груди барда. – И почему?
- Не знаю. – Бард потер светлые линии на коже. – Я все же не потерял его, это главное. А потом он начал… просыпаться и тревожить меня. Это не больно, но так… беспокойно. Много печали, иногда злость – чаще всего не себя самого, и желание сделать что-то. И кожу слегка покалывает… Тогда я уже умел немного играть на дорожной арфе, которую нашел на обочине.
Однажды избавиться от беспокойства помогла песня. Потом я привык петь, и с тех пор так и спасаюсь.
- Спасаешься сам, а других бросил, – Каэнье все же обнажил меч. - Тебя изгнали, и ты ушел, унося медальон. После этого люди стали меняться. Словно обезумели… Драки и свары, пожары и погромы – просто так, без причины. Помогли правила, которые придумали, правила для драк. Но ведь это тоже Проклятье.
- Хочешь сказать, сами люди ни при чем, виновато только Проклятье? Свалишь все на магию?
- Но злое колдовство сильнее людей...
- У каждого из вас своя правда, - снова вмешалась Льеш, перебивая Каэнье. – Но есть просто правда.
- Может и есть. Только где ее найти? – спросил Каэнье устало. Он смотрел на свой меч, словно тот вдруг стал мешать ему.
- Наверное, в том, что у вас общее. Вы оба любите свой город.
Свита Доброй Гостьи устала ждать, люди подошли к ней.
- Госпожа, вы продолжите?
- Обязательно, но немного позже. – Она снова посмотрела на Каэнье. – Представь, что ты убил его. А дальше? Вернешься домой? Там что-то изменится от этого убийства? Изменится ли для тебя?
- Что-то всегда меняется, когда исполняешь свой долг. - Каэнье все же вернул меч в ножны. Но уходить не собирался.
- А в чем твой долг? Нет, подумай, а потом ответь, - Льеш остановила готового заговорить черноволосого. - Честно. И долг перед кем.
- Перед моим городом и его жителями, - тут же ответил он.
- Хорошо. Но этот человек тоже житель твоего города. Значит, перед ним у тебя тоже есть долг? А если нет... то странные долги ты берешь на себя - перед целым городом, за исключением одного человека. Что-то тут не так, тебе не кажется?
- Но это… - начал Каэнье и замолчал. Закрыл глаза на миг, и тут же лицо стало другим – спокойным и решительным.
- Я должен помочь моему городу, снять проклятье.
- А если этот человек знает, как помочь? - спросила Льеш. – Посмотри, он уже нашел выход для себя.
- Какой выход? Песни вместо драк?
Льеш улыбнулась:
- Твой долг - найти способ помочь. Почему же отказываешься сразу от первого же, какой нашелся, считаешь его недостойным, презираешь? А вдруг подействует? Не хочешь даже попробовать?
Каэнье не нашел сразу, что ответить. А пока искал, заговорил бард:
- Пойдем. Нам нужно серьезно поговорить. Может из этого ничего не выйдет... но мы попытаемся. Я могу даже вернуться в город, если ты хочешь, и считаешь, что так будет лучше.
- Не уверен, что нам есть о чем говорить, - заметил Каэнье, качнув головой.
- И хорошо, что не уверен, - улыбнулась Льеш. – Значит, сможешь увидеть, если не прав.
Девушка обернулась к свите:
– Я готова продолжить.
И тут же отправилась дальше, обходить и благословлять дома Даннэрэ. Вистра проводил ее взглядом, а потом и Каэнье с бардом, которые неуверенно пошли куда-то по улице и скоро скрылись от его взгляда. Он не знал, что с ними будет и как закончится эта история. Но у него была своя, которая вдруг потребовала к себе внимания.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:37 | Сообщение # 7 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава седьмая. Чудеса и ответы
Вернувшись в дом, он обнаружил удивительную вещь – Шела сидел в кресле и читал его рукопись. Сделав вид, что только его и ждал, мальчишка кивнул Сказочнику.
- Это твоя сказка?
- Моя, - ответил Вистра, беря протянутый ему свиток.
- А ничего, интересная, - мальчишка задумчиво пожевал губами. - Хочешь что-то покажу?
Он ушел и быстро вернулся с небольшим свертком. Развернул его, давая увидеть
разобранный арбалет, тот самый, который так понравился мальчишке несколько дней назад.
- Вот зря вы отказались мне его покупать, - довольно сказал он, раскладывая детали на столе и начиная собирать их. - Пришлось самому, ночью бежать, пока вы дрыхли, и то едва успел… Я же говорю, хорошая вещь всегда пригодится. Вот увидишь.
- Какой же ты… - Вистра не нашел слов для ответа.
Стукнула входная дверь – вошел где-то гулявший Тарзин. Он сразу увидел новую Шелову игрушку, нахмурился:
- Откуда?
- Он украл, - сообщил Вистра. - Обокрал честного человека…
- Почем ты знаешь, что он честный? – хмыкнул без обиды Шела. - На нем не написано.
- Но он же увидит пропажу…
- Когда мы ушли, игрушка была на месте, и хозяин, может, еще сто лет ее не хватится. – Шела пожал плечами. – А если хватится, так что – погоню за нами пошлет?
- На обратном пути мы вернем ему арбалет… или заплатим, - сказал Сказочник. – Хотя можно вернуться и сейчас, но еще одна переправа нам не по карману, а тем более две, туда и обратно.
- Вот-вот, - поддакнул мальчишка. – Да ладно, все честно, я согласен заплатить. Как-нибудь сумею заработать в пути. Сколько он там просил, пятнадцать золотых?
- А ты держишь свое слово? – вдруг спросил Тарзин. - Если попросить тебя впредь не брать чужого - поможет?
- Не знаю, не пробовал, - пожал плечами мальчишка, продолжая прилаживать одну деталь к другой, очень быстро и ловко. То ли за это время он не раз разбирал и собирал игрушку, то ли вообще умел и любил такие вещи.
- Однажды тебя все-таки поколотят, - заметил Тарзин, - и никакие уловки не помогут.
- Но это будет не сегодня, - мальчишка приладил на место последнюю деталь, поднял арбалет, вложил в него стрелу, одну из десятка украденных вместе с оружием, - а сегодня я пойду постреляю.
Его никто не остановил.
Вистра, хотя и был расстроен, все еще хотел записать продолжение сказки. Этим он и занялся. А Тарзин сел у окна с книгой.
«Долгими-долгими показались Герою следующие несколько дней, когда он шел по дороге и думал о тьяле и о Стене. Сколько правды в словах птицеоборотня? Нуждаются ли люди в том, чтобы защищать их от самих себя? И какую Стену построил Герой, сам того не заметив?
Потом его догнал другой путник, нестарый еще крепкий человек, быстро шагавший по дороге. Человек этот, дочерна загорелый, весело насвистывал простую песенку и приветствовал Героя улыбкой и взмахом руки.
- Куда торопишься, странник? – спросил Герой. – Где конец твоего пути?
- Там же, где и всякий конец, и не мне, старому воину, спрашивать об этом у Судьбы. Дорога же моя, в сущности, не имеет цели, она хороша сама по себе. Но ты, наверное, сам ищешь что-то, раз спросил меня о цели?
- Я ищу ответов на свои вопросы, а может, правды, не зная, как отличить ее от неправды.
- Правда – это то, за что ты готов умереть, - ответил Воин. - Однажды мне выпала честь узнать это, а каким образом… Вот послушай. Я был молод и упрям, и верил только в свои силы и в свой меч, пока не столкнулся с тем, кто равен мне. Его звали Хи́ан, и он был так же молод, как и я, и так же силен и задирист. Однажды утром мы встретились у подножья высокого холма, куда вела узкая и крутая лестница, которую называли Небесной.
«Сделаем так, - сказал Хиан, обнажая свой меч, - станем драться, стоя на лестнице. Тот, кто первым окажется на самом верху, и будет победителем».
И мы столкнулись, сталь на сталь… Крутые ступени Небесной лестницы вели все выше и выше, но в тот раз не победил ни я, ни Хиан. В следующий он позвал на поединок двух своих друзей, а я – двух своих, но и из этого ничего не вышло. В третий мы едва не закончили подъем, но нас остановил человеческий крик. Кричала женщина: ее маленькая дочь потерялась в лесу, имевшем недобрую славу. Мы прервали поединок и отправились в лес вместе с другими на поиски ребенка.
В лесу было тихо, и только птица-хохора, для которой нет ничего привлекательней, чем всхлипывать, подражая детскому плачу, жаловалась в чаще. Говорят, хохора живет двести лет, и так случалось уже – ребенок мог повзрослеть, состариться и умереть, а чаща продолжала плакать его голосом... Отряд разделился, я отправился вдвоем с Хианом, и именно нам повезло найти девочку. Не так уж далеко она ушла – просто, испугавшись чего-то, спряталась и не отвечала на зовы.
«Ну вот, - сказал Хиан, - теперь мы можем вернуться и закончить наш спор о силе».
Я не успел ответить ему – прятавшийся в зарослях зверь, чудовище с телом волка и головой быка бросился на нас. В два меча мы принялись отражать его атаки – зверь был огромен, и когти его, сталкиваясь со сталью мечей, высекали снопы искр… Много часов длился бой, пока зверь не был повержен. Мы вывели девочку из леса и отдали ее в руки матери. На следующий день мы с Хианом встретились у Небесной лестницы, но никому из нас не пришло в голову начать поединок. Вместо этого мы вдвоем, плечо к плечу, поднялись на вершину холма и просидели там до заката. И знаешь, мы поняли: не имеет значения, кто из нас сильнее, и ради того, чтобы выяснить это не стоит обнажать меч. Мы дрались ради жизни и во имя жизни – что после этого глупый, пустой спор о силе? Мы поклялись в братстве и верности друг другу, в том, что радость и печаль, раны и мечты будут у нас общими…»
Довольный тем, как легко прошел очередной эпизод, Вистра отложил стило.
Каэнье он больше не видел, а вот бард все-таки спел для Льеш. Ближе к вечеру Добрая Гостья вернулась в дом, уставшая, но счастливая, а певец пришел за ней следом и, испросив разрешенья, подарил Льёш такую песню:
- Безмолвная земля, беззвучная тоска…
Храня ее, спроси – во что сегодня веришь.
Одна лишь гавань есть, светла и далека,
Один лишь берег.
Так долго нужно плыть от двери до окна,
И от лица к лицу – как будто на́ край света…
Я задаю вопрос, но ночь моя темна,
И я не жду ответа
Там древних городов не счесть, и новых дел,
Разделят там с тобой немыслимую ношу,
Не спрашивая, как и в чем ты преуспел –
В плохом, в хорошем?
Там любят, как и мстят с открытою душой,
И подойдя к дверям, не постучав, уходят.
И смысл всего, что есть, хоть малый, хоть большой,
Не ищут, но находят.
Но знаешь – все не так и нужно привыкать,
Остаток сил твоих и время, что не лечит,
Помогут не упасть, доплыть и удержать,
Взвалив на плечи
И гавань, и песок далеких берегов,
И алчность, и тоску и поседевший разум,
А бросить только груз жестоких пустяков,
Чтоб не погибнуть сразу.
Я помню – было так, но я хочу забыть.
Быть жертвою себе – какая злее доля?
Но если скажешь «нет», то так тому и быть,
Твоя лишь воля.
В той гавани стоят большие корабли,
Но все они пусты, и днище в грунт врастает.
А кто-то вновь сейчас плывет на край земли
За тем, чего не знает…
- Ты хороший бард, - улыбнулась Льёш.
- Я знаю, - без притворного удовольствия и без гордости улыбнулся певец и принялся зачехлять инструмент. Потом вдруг оставил это занятие. – Тебе и твоим друзьям, конечно, интересно, что случилось у нас с Каэнье?
- Очень, - кивнула девушка. – Только не знаю, можно ли об этом спрашивать.
Тарзин, все еще читавший, закрыл книгу и посмотрел на барда. Вистра рассказал ему и Шеле о происшествии с певцом и его недругом, мальчишка только фыркнул, заметив, что некоторые умеют попадать в интересные истории, а Книжник довольно покивал.
- Спрашивать не придется, - ответил бард. – Мы долго спорили и почти подрались. И все же у нас слишком много общего. Я рассказал ему так много, как смог, о своем беспокойстве о песнях, о том, что чувствую когда пою. И он решил попробовать предложить горожанам такой выход. Не обязательно песни. Увлечение, на которое они смогут направить свои силы и желания. Думаю, должно получиться.
* * *
На эту ночь Льёш осталась в доме друзей, разделяя с ними нехитрый ужин и теплоту человеческого общения, а утром эну Глеан принес весть.
- Люди с правого берега снова прислали требователей… Они делают это каждый год, когда у нас есть Гостья. Хотят, чтобы она повторила чудо и сделала их землю такой же плодородной, как наша. - Эну развел руками. - Все понимают, что вы не она, ничего делать не нужно. Требователи уйдут. Но вам лучше пока не выходить из дома.
- Я могу попробовать, - сказала Льеш, вставая из-за стола, где они четверо завтракали. – Конечно, я не она. Может быть, ничего не получится, но я попробую.
- Госпожа! - удивленно воскликнул эну. - Но как?
- Пока не знаю. Но требователи ведь просто так не уходят, верно? Они громят Даннэрэ?
- Иногда пытаются, от отчаяния. Два года назад подожгли нашу пристань, и сами же не могли потом переправиться.
- Отведите меня к ним, - попросила Льеш. Посмотрела на троих спутников. - Подождите тут, ладно? Я скоро вернусь.
Но скоро не получилось.
Наступил и минул полдень, а Льёш все не возвращалась. Вистра попытался засесть за сказку, но слова не шли. Книжник пробовал читать, и тоже безуспешно, Сказочник видел, что он полчаса смотрит на одну и ту же страницу. Шела куда-то запропал, и никто не успел заметить, когда. Вистра не выдержал и отправился на берег. Течение воды всегда успокаивало его. А еще там он мог подождать девушку.
Льёш вернулась только в сумерках, подплыла к берегу на лодке, ее перевез один из жителей Даннэре, а потом помог сойти. Девушка едва брела и выглядела очень усталой.
Вистра подошел к ней.
- Все хорошо?
- Да, - улыбнулась она. - Только если кто-то возьмет меня на руки и донесет до дома, это будет здорово.
Сказочник не заставил себя просить.
Особенно сильным он не был и на полпути к дому все же опустил ее на землю, но там их встретил Тарзин и тогда он понес ее на руках. Ни тот, ни другой не спрашивали, что она сделала.
В доме Льеш сразу же ушла в свою комнату, спать. И тут же появился Шела чем-то донельзя довольный.
Он вел себя подозрительно тихо, не приставал с расспросами, и только поглядывал на Вистру, словно ждал чего-то. Оказалось – момента, когда сможет незаметно отозвать его в сторону, где мальчишка, блестя глазами, спросил Сказочника:
- Хочешь, расскажу, что Шутиха делала на том берегу?
- Если Льеш захочет, она сама расскажет нам…
- Ну как можно быть таким нелюбопытным? - возмутился мальчишка. - Вот представь... она сошла на берег в пустоту, где нет надежды. Только пыль и прах. Запела песню... кажется - не ту. Шагнула и запуталась в шагах, как будто в зарослях. Куда идти, не зная и не видя ничего. Ну а потом... не понял я того, как танец начался, как ветер стих. Был прост и рван, и неприкаян он, но я смотрел, да и не я один. А после словно спал и видел сон. И что-то в нем меняло этот мир.
- Красиво, - сказал Вистра.
Тарзин кивнул с улыбкой.
Мальчишка явно ждал каких-то вопросов. Не дождался и задал его сам:
- Думаете, у нее что-то вышло?
- Как ты рассказал - обязательно вышло. Если пойдем назад той же дорогой то узнаем.
- Хорошо бы.… И вы совсем ни о чем больше не спросите? Зря рассказал!
- Зря, - кивнул Сказочник. - Ты видел чудо со стороны, и оно было не для тебя.
- Ну, уж нет. Кто увидел, того и чудо! - Шела с вызовом глянул на Вистру и, не дождавшись ответа, ушел в свою комнату.
* * *
Они уходили из Даннэрэ тихо и почти незаметно. В благодарность им предложили отвезти до следующего селения. Льеш отоспалась и выглядела намного лучше. Шела нагло влез в ее разговор с эну Глеаном:
- Просто подвезти – это вся ваша благодарность? Она тут три дня вашими делами занималась!
- Госпожа сама согласилась и сказала, что не спешит, - ничуть не рассердился эну. - Но вы правы юноша. Думаю, нужно большее, чем спасибо и обещания, что в Даннэрэ вас всегда примут с радостью, даже не в качестве Гостьи. Вы согласны?
Девушка покосилась на мальчишку, вздохнула и призналась:
- В дороге нужно разное, но его проще купить, когда понадобится.
- Я понял, - с улыбкой кивнул старший в Даннэре. - Задержитесь еще немного. Дождитесь меня с наградой.
Долго ждать не пришлось - он вернулся быстро с кошельком полным серебра. С поклоном вручил его девушке.
- Это не против обычая? - спросила она.
- Ничуть. Мы же платим не за чудо, а за работу. Знаете, кажется, вы все же сотворили чудо. Жители Листа говорят, что земля стала мягче.
- Надеюсь, им не кажется, - вздохнула девушка. Взяла кошель и кивнула: - Спасибо.
До вечера странники успели попасть к очередному селению и устроиться там на ночлег. Шела признался, что ему больше нравится ехать, чем идти.
- Кто же спорит, - пожала плечами Льеш. – И я бы не отказалась ближайшую пару дней провести не на ногах. Только у нас нет столько денег, чтобы разъезжать в каретах, хотя бы и рейсовых. Да и Вистра, наверное, хочет именно идти пешком.
Вистра, читавший рукопись, сидя за столом очередной гостиницы, не согласился.
- Я порадовался бы доброму экипажу. Раньше думал - меньше увижу, если не идти, а ехать. Но не меньше. Просто увижу другое.
- Тогда я буду не я, если не раздобуду нам средство передвижения! - заметив, как вздрогнул и нахмурился Сказочник, мальчишка вызывающе усмехнулся, - совершенно честным способом!
Вистра мысленно вздохнул в ответ.
Шела вел себя тихо весь вечер, не пытаясь улизнуть, чтобы выполнить свое обещание, впрочем, ничто не помешало ему сделать это утром, пока все спали. Обнаружив это, Вистра невольно приготовился к самому худшему, но напрасно.
После обеда, который мальчишка пропустил, всеобщее внимание привлек какой-то странный звук. Сказочник выглянул в окно и увидел, как к дому приближается чудовище. Тщательно протерев глаза, он убедился, что ошибся, и бросился на улицу следом за ошарашенными хозяевами гостевого дома и своими спутниками.
Конечно же, никакое это было не чудовище, а странная, нелепая телега с высокими бортами, тентом над задней ее частью и с шестью колесами. Причем первая пара была просто огромной по сравнению со второй и третьей, Из-за высоких бортов виднелась верхняя часть какого-то механизма, машины, поблескивающей металлом, ее части двигались, когда двигалась телега и остановились, когда она остановилась. На переднем сиденье, для которого все-таки нашлось место среди нагромождения всех этих странностей, восседал седовласый мужчина лет пятидесяти, сухой и тонкий, с ярко блестевшими голубыми глазами, то и дело нажимавший на какие-то торчащие под его руками рычаги и рукоятки. Но самое странное оказалось в том, что в телегу не была впряжена лошадь, но она все равно двигалась. Следом за ней бежала стайка детей, а взрослые, опасаясь подходить ближе, толпились на обочине.
Остановив телегу, возница легко спрыгнул на землю, оглянулся, улыбаясь всем подряд, и поклонился вышедшим навстречу людям.
- Здравствуйте! Меня зовут Фари́та, я ищу Сказочника Вистру и его друзей.
- Это мы, - Сказочник встал рядом с Льеш и Тарзином. - Зачем вы искали нас?
- Меня прислал Шела. Я подвезу вас немного, если не откажетесь.
Сказочник невольно посерьезнел.
- Прослушайте, я не знаю, что вам обещала за это Шела, но у меня нет ни денег, ни ценностей…
Ясноглазый старик удивленно приподнял бровь.
- Обещал? Эй, Шела, разве ты что-то обещал мне?
Из-под тента высунулась мальчишечья голова… рыжая, и вторая – пшеничная, и только третья оказалась русой головой Шелы.
- Ничего подобного! – сказал он, улыбаясь. - Я попросил господина Фариту подвезти нас, и он сказал – «С радостью!»
Головы тут же исчезли под тентом, и старик проводил их улыбкой.
- Верно, я так сказал. Ну что же вы стоите?
Вот так они оказались пассажирами странной телеги, борта которой украшала нарисованная пара нечеловечески красивых глаз. Странный звук – «чух-пух», а порой несколько длинных и тонких свистков издавал механизм, приводящий в движение безлошадный экипаж.
- Это колдовство? – спросил Вистра, выбрав мгновение, когда шум немного поутих.
- Это паровая машина, - засмеялся Фарита, блестя глазами, - впрочем, колдовства тут тоже немножко есть. Сейчас расскажу.
Он нажал на какой-то рычаг, и шум наконец-то стих, но и телега замедлила ход. Вистра понял, что неправильно соединил наблюдения – это не машина двигалась, когда ехала телега, а телега ехала, пока работала машина.
Рассказ Фариты был прост, но состоялся уже после того, как странники налюбовались на удивительную повозку и расселись, кому где нравилось.
- Я – мастер по замкам. Говорят – хороший мастер, но не знаю, не знаю… Просто люблю я ее, эту работу. Езжу по городам и селам, предлагая свои услуги, и прошу за них немного. Вот так однажды меня занесло в Тир – это скромный городок на севере Луханны - где я помог одному изобретателю, причем он был гений, но во всем, что касается обычной жизни – беспомощней ребенка. Ухитрился выйти из дома и забыть ключи! Правда, и замок там оказался серьезный, не враз откроешь, а ломать такое чудо было просто жаль… В общем, я помог ему и он в благодарность предложил мне вот эту колымагу, объяснив, как пользоваться машиной. - Фарита усмехнулся, вспоминая: - Но долго же он уговаривал меня взять свою «безлошадную повозку»! В конце концов, я сдался и не пожалел. Вот в этот котел, видите, нужно наливать воды, она закипает и пар идет по трубкам к тем маховикам и колесам, и пружинам, и чему-то еще, все это вращается, крутя передние колеса. Рычаги – чтобы управлять ею. Есть, правда, и неудобства – нужно поддерживать постоянный огонь в печи, да и вода быстро выкипает… Словом, намучился я изрядно, пока не встретил неправильного Волшебника…
- Как это – неправильного? – спросил Книжник, сидевший в телеге рядом с Льёш, тогда как Сказочнику нашлось местечко возле Фариты с его рычагами.
- А так: он жил на отшибе, в городе о нем никто не знал, и занимался больше не волшебством, а какими-то опытами. Я открыл для него шкатулки – штук шесть, и с ними тоже пришлось повозиться. Все это время в башне волшебника что-то сверкало, взрывалось и сгорало. Он предложил мне либо деньги, либо помощь, и я попросил его сделать так, чтобы вода в котле не выкипала так быстро, и чтобы огонь горел сам по себе… Он принес мне несколько блестящих камней и велел положить в печь. «Стоит поднести к ним уголек, как они накалятся, и будут гореть столько, сколько пожелаешь. И вода на этом огне станет выкипать очень медленно». Вроде бы никакого колдовства, но камни и впрямь хорошо заменяют и уголь, и дрова, да и воды мне теперь нужно совсем чуть-чуть. «Желаю легких дорог тебе и твоей драконе!» – сказал Волшебник на прощание, с тех пор я так и зову мою телегу Драконой… Мальчишкам нравится.
Фарита услышал смех, доносящийся из-под тента, и шутливо прикрикнул:
- Рори, Дори, опять расшалились, маленькие проказники?
Дружный смех был ему ответом.
- Это ваши сыновья? – спросила Льёш с необыкновенной теплотой в голосе.
- Ну что ты, конечно нет. Разве они похожи на меня – один рыжий, второй белобрысый? Впрочем, - Фарита тряхнул седой головой, - теперь уже не понять. Я подобрал их на дороге, сначала одного, потом другого. Славные мальчуганы… Рори учится моему мастерству и наверняка сумеет его перенять, а Дори… Дори – мечтатель и фантазер, у него другая судьба.
Вистра улыбнулся. Он хорошо понимал это, хотя «другая судьба» могло означать все, что угодно. Сказочник оглянулся – полог колыхался и в щели между двумя его половинами виднелись то рыжая, то светлая, то темная мальчишечьи головы. Мальчики о чем-то оживленно разговаривали.
- И тут этот, который шел вместе с маленьким человечком, его друг, как побежит! И маленький тоже побежал.
- …А они как закричат: «Он нас связал! Мы попали в ловушку!» Ха-ха-ха, представляешь? Такие большие, страшные и уродливые. А он – такой маленький и слабый…
Мальчишки Фариты перебивая друг друга, рассказывали известную всему миру – и любимую всем миром - историю – и Шела, который был старше обоих, хоть и ненамного, охотно слушал старую, вечную сказку о добре и зле, о том, что вовсе не нужно быть большим и грозным, чтобы победить зло в себе.
Вистра тихо изумлялся, но не искал объяснения этому чуду. Возможно, Шеле всегда не хватало младших братишек со всеми их простыми, детскими играми и заботами, возможно, не хватало общения или внимания – или он стыдился признать, что до сих пор любит сказки… А может, все дело было в волшебстве истории, услышав которую однажды уже не забыть никогда.
На ночлег остановились возле соснового бора. Притворно посокрушавшись, что Дракона не может ехать сама, безо всякого управления, а то они могли бы путешествовать и ночью, Фарита устроил отличный ужин из собственных запасов, после которого странники легли спать. Под тентом оказалось достаточно места для всех.
А утром хозяин Драконы спросил у Вистры, не торопится ли он и его друзья.
- Я хочу остаться здесь на день и сделать осенний мёд, - объяснил Фарита.
Вистра уверил его, что никуда не спешит, правда, что такое осенний мёд он не знал, а Фарита не спешил объяснить, занятый многими заботами из-за этого самого мёда. Объяснил Шела:
- Телега досталась Фарите вместе со всяческим хламом, и однажды, разбирая его, он нашел кусок материи с вышитым на нем рецептом какого-то «осеннего мёда». Чего только там не было – и опавшие листья, и вечерняя роса, и солнечная паутинка, словом, невообразимое. Он хотел выбросить, да руки не поднялись, а когда настала осень, вдруг решил попробовать сварить эту пакость.
Шела замолчал, выдерживая длинную паузу.
- И сварил? – пойдя у него на поводу, спросил Вистра.
- Сварил. И даже попробовал, чтобы убедиться: осенний мёд вовсе не пакость, а нектар, густой, терпкий, придающий сил душе и телу, - мальчишка почмокал губами. – Хотел бы я это попробовать!
- Все вы попробуете меда, - сказал занятый своим делом Фарита, уловивший нить разговора. - Как же иначе? Для себя одного я бы не стал его делать.
Действия его были загадочны и походили на волшебство. Он вырыл небольшую ямку и тщательно выложил ее камешками, среди которых положил и свои волшебные камни. Медленно обошел вокруг, потом дал своим мальчишкам наказ принести воды от во-он того родника, и обязательно с песком… Мальчишки исполнили наказ совершенно серьезно и с той же серьезностью отправились собирать сосновые иголки, сухую траву и поздние осенние ягоды, все равно какие. Из маленького сундука был извлечен мешочек с ароматно пахнущими, засушенными целиком красными и желтыми листьями. Когда вода в поставленном в яму котелке закипела, Фарита и его приемыши взяли каждый по листу и принялись махать ими над котелком, словно ловя пар и сбрасывая в котелок осевшие на листьях капли… Ягоды бросили в воду безо всяких церемоний, а вот с сосновыми иголками пришлось повозиться – те, что не хотели тонуть, надо было убрать из котелка.
Колдовство приготовления осеннего мёда длилось не один час, и к вечеру еще не было закончено. Наступила полночь, и только тогда Фарита убрал раскаленные волшебные камни из под кипящего варева, но и это оказалось еще не все. Мальчишки, утомленные беготней то за одним, то за другим, улеглись спать, объяснив, что осенний мед нужно охлаждать в ночной росе… Подумав немного, четверо странников решили не мешать священнодействию и тоже отправились на покой.
Утром их разбудил голос, ведущий песню на незнакомом языке. Льёш подняла голову и вопросительно посмотрела на Книжника.
- Кажется, язык северных земель, - ответил он на невысказанный вопрос, - но я плохо понимаю его… Нет правды кроме правды… есть закон бессловных… бессловесных…
- Безмолвных, - поправил Дори и заговорил, переводя песню приемного отца красивым звучным голосом:
- Нет правды кроме правды, есть закон
Безмолвных истин. Им чужды слова.
Есть слово, что коснуться истин может.
Есть время для подобного касанья.
Захочешь ты – придет оно сейчас,
Когда, поверь, нет силы против силы,
И пусть она осенним льется мёдом –
Все, что тебе откроется – твое.
Дори замолчал и, словно услышав зов, улыбнулся какому-то внутреннему вдохновению, озарившему его лицо, и вылез из-под тента. Вистра видел, как он подошел к отцу, и что-то сказал ему, и Фарита передал мальчику объемистый медный ковшик, полный до краев.
Ощутив торжественность мгновения, странники покинули Дракону и подошли к ним. Дори внимательно посмотрел на каждого и уверенно протянул ковшик Вистре.
- Возьми. Отпей свою долю.
Сказочник взял ковшик из рук мальчика и сделал глоток, ожидая почувствовать что угодно – неимоверную горечь, яркую сладость, жгучую остроту и сбивающий с ног хмель, но не почувствовал совсем ничего, словно пил воду. Только она отчего-то казалась очень густой, и на четвертом глотке внутренний голос сказал ему: «Довольно». Вистра передал ковшик мальчику.
Дори снова огляделся и из всех выбрал Шелу. Мальчишка хлебнул и удивленно заморгал, должно быть, после рассказанного ему Фаритой тоже ожидая совсем иного вкуса. Третьим стал Тарзин, а последней – Льёш, но ковшик опустел едва ли на треть.
- Кажется, ты сомневаешься в моем выборе, - сказал Дори, глядя в глаза Льеш, передавшей ему сосуд. - Или считаешь, что больше других нуждаешься в даре, которым уже обладаешь? – мальчик серьезно покачал головой. - Ты уже отказалась однажды... Осенний мед сделает вас равными в том, что близко каждому из вас.
Девушка покорно склонила голову, принимая его выбор, а мальчик отпил из ковшика и поставил его на землю.
- Если хотите спросить о чем-то, спрашивайте сейчас, - голосом звонким и чистым произнес он.
- Я сделала неправильный выбор? – спросила девушка, сплетая пальцы рук. – Я должна была сказать «да» и стать ученицей Волшебника?
- Разве ты жалеешь о том, что сделала?
- Нет…
Дори поднял ладонь, прося о молчании.
- Ты все сделала правильно, - сказал он, и взгляд его переместился на Книжника.
Тарзин несмело улыбнулся.
- Найду ли я то, что ищу?
- А что ты ищешь?
- Потерю... Потерянную мной веру или, может быть, доверие.
- Ты на пути к ним, - сказал мальчик.
Следующим свой вопрос задал Шела.
- Исполнится ли моя мечта?
- Твой вопрос неправильный. Ты должен был спросить – а хватит ли тебе сил исполнить мечту, или даже – какова она.
- Я знаю! – воскликнул Шела возмущенно.
- Я не об этой, - Дори взмахнул рукой и на миг у Шелы словно бы появилась вторая тень. – Не о желании иметь не меньше, чем есть у других просто потому, что эти другие кажутся тебе счастливее тебя… Если семя твоей мечты не в тебе, а в других – какая же это мечта?..
Настал черед Вистры, а он и не знал, о чем спросить… В тот миг, когда глаза мальчика взглянули в его глаза, он почему-то вдруг вспомнил о странной находке – золотой нити-паутинке, намотанной на веретенце. Рука Сказочника сама собой потянулась к кожаному мешочку, нагрудному кошелю, в котором хранил по устоявшейся привычке ключи от своего дома, цветок из бисера - подарок сестренки и пару монет на черный день. Сейчас рука его отыскала в кошеле и извлекла оттуда аврскую находку.
- Что это? – спросил он, протягивая Дори веретенце с золотой нитью.
Мальчик не взял веретена, только прикоснулся к нему и улыбнулся.
- Это кинайа, волшебная нить, творение мастера Киарры. Ее искали и ищут до сих пор жители Аври, но беспокоиться об этом не надо. Кинайа будет возвращена, но не тобой. - Мальчик вздохнул и провел ладонями по лицу, словно умываясь, и засмеялся совсем по-детски: - Ох, как же я устал!
- Вот и ладно, - Фарита подхватил мальчика на руки, - пойдем-ка отсыпаться, сынок.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:39 | Сообщение # 8 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава восьмая. Дорожные беседы
Отсыпались они до самого вечера, и никто не тревожил их сон и покой. Рори, как маленький хозяин, предлагал странникам то завтрак, то обед, то всяческие игры и развлечения, но они и так не скучали - было о чем поговорить.
- Так ты хотела стать Волшебницей? – спросил бесцеремонный Шела, сидя у разведенного просто для уюта костра.
Льеш почему-то покраснела.
- Для начала ученицей Волшебника. Часто играла в магию, когда была маленькой – вот я произношу «заклинание» на тарабарском языке и вот дождь, который я «вызвала». Или вот двое дерутся, а я касаюсь их затылков ладонями, и они успокаиваются. До сих пор иногда пользуюсь этой «детской магией», потому что работает, или мне так кажется. Именно это и сделала в Листе. Может получиться… хотя, конечно, наивно надеяться на чудеса.
- Почему нет, если чудеса случаются? – подал плечами мальчишка.
Льеш покосилась на Шелу – кажется, она не ожидала от него такой вот поддержки.
- Только интересно, почему иногда срабатывает, а иногда нет? – спросил он.
- Наверное, дело в вере. Иногда я верю недостаточно сильно… не в чудо – в себя. Но в этом есть и опасность – слишком большая уверенность питает завышенные надежды. Одна женщина, знакомая мамы, обладающая Властью, сказала, что у меня есть Дар. Научила упражнению, чтобы развивать его. Это оказалось увлекательным, а еще увлекательнее – мечтать о том, как я стану Волшебницей. – Льеш вздохнула. – Мечта стала болезнью, а исцеление пришло с отказом от мечты.
- Расскажи! – потребовал мальчишка.
- Особенно и нечего. Я пришла к волшебнику просить об ученичестве. Вот прямо так – меня никто не звал, а я пришла. Волшебник был занят – он переливал какую-то жидкость из одного сосуда в другой, и явно не хотел отвлекаться. Но пришлось. «Я не могу взять тебя», – сказал он. «Но почему?» - спросила я, все еще веря, что могу его убедить. «Ты слишком сильно привязана к своему желанию стать волшебницей. Это будет мешать учебе, а у меня нет времени учить тебя еще и этому – рвать ненужные привязанности».
- Ненужные? – удивился Вистра.
- Так он и сказал. А я ответила, что если надо, сама их порву. Хоть сейчас. Самоуверенность... Волшебник ответил: «Хорошо, попробуй» и я вдруг оказалась одна в каком-то другом месте. Каменные стены, темнота – только впереди горел свет и там, на маленьком столике, лежал сияющий шар. На руках у меня – железные браслеты, от которых куда-то в темноту за моей спиной тянулись цепи. Словно невесомые – я их не сразу и заметила, только когда шевельнула рукой и услышала звон. Непонятно, зачем все это и что делать.
- И ты начала звать на помощь? – предположил Шела. – Хотя нет, скорее ругаться.
- А смысл ругаться? Волшебник решил меня испытать. Хорошо же, подумала я, пройду это испытание всем назло. Надо порвать связь? Порву. Попыталась дернуть цепи, но они, конечно, и не подумали рваться. Зато подались, словно размотались с какого-то барабана – и я смогла сделать шаг к столику и шару. И опять потянула – и снова шагнула. Подумала – как все просто, надо только дойти. Но невесомые цепочки становились все тяжелее с каждым шагом. В общем, я все же дошла, только уставшая как никогда в жизни. Рядом с шаром лежал ключ, им открывались браслеты на руках. Я скинула цепи, но от этого ничего не изменилось. Все еще было тяжело и как-то неправильно.
- А что могло быть правильного в том, что тебя засунули в какое-то подземелье? – удивился Шела.
Девушка улыбнулась:
- Тут ты прав… Просто как испытание это могло иметь смысл. Но вот я его прошла, и оказалось - нужно что-то еще. Я взяла в руки шар и из него зазвучала музыка. Не веселая и не печальная – и та, и эта. Словно мне предлагалось выбрать одно. Я и выбрала – печально-гневную и вопросительную. Хотелось знать – зачем все это, а сказать некому, и даже поругаться не на кого. Тогда я начала танцевать. Усталая и злая, почти забывшая, ради чего я здесь. А потом и совсем забывшая. Я и не заметила, когда все закончилось, и я снова оказалась в доме Волшебника. Думаю, он просто наслал на меня иллюзию. Только она помогла «развязаться» с желанием стать магом. И когда мой несостоявшийся мастер сказал, что теперь может взять меня в ученицы, отказалась и ушла.
- Потому, что уже не хотела?
Льеш покачала головой:
- Нет. Просто поняла - мне достаточно того, кто я есть. Да, иногда все еще играю в магию, и да, иногда получается настоящее. Случается, скажу что-то совершенно не задумываясь, а потом окажется – угадала, так и есть. Еще одна игра - находить потерянное. Но и все.
- Хорошенькое «все»… и даже не похвалилась! - удивился Шела.
- А есть чем? Я просто делаю вид, притворяюсь, играю. Могу «заколдовать» тебя, но не скажу точно, что из этого получится.
- Не надо меня заколдовывать, - попросил мальчишка, - даже понарошку. И все-таки зря отказалась. Стала бы магичкой, а их все уважают.
Девушка улыбнулась.
- Заслужить уважение можно и по-другому. Я не готова была платить за него и за все остальное предложенную мне высокую цену - если тебе так понятней.
- Подумаешь, высокая цена – немного усталости и страха!
- Значит, ты просто решительней меня. Или – самоуверенней.
- Ну вот, как всегда! – обиделся мальчишка. - Хоть бы раз кто-нибудь похвалил!
- Подумаешь, высокая цена, - повторил проснувшийся и выглянувший из повозки Фарита. – Здесь выбор твой – как скажешь, так и будет. Всегда найдется тот, кто нас осудит, хулою сделав наши имена. Надежда манит искоркой в золе – возможно, хоть сейчас ты будешь понят… Но так легко, как ветер листья гонит, друг друга судят люди на земле. Так, словно нет у них другой услады, дел неотложных, собственных забот! И судят так, что все наоборот и даже малой не дают награды – покоя… Подвергается суду любое неподсудное стремленье, желание, творение, уменье, предмет и слово – слову на беду, необъяснимое и светлое, простое, бесценное и грошевой цены – и никому слова те не нужны, одно в них самомнение пустое.
- Вычурно, - заметила Льёш, - но верно.
Фарита тряхнул седой головой.
- А если верно, то о чем спорить? А ты мальчик, не обижайся, ни на нее, ни на себя.
- Делать мне больше нечего, обижаться, - проворчал Шела и даже не полюбопытствовал, за что он мог бы на себя обидеться.
«Скоро старый воин захотел покинуть Героя и Герой, уважая чужой выбор, не стал отговаривать спутника. Одиночество не было ему в новинку, он не искал его нарочно и так же ни искал и компании. Но продолжая путь наедине с собой, чувствовал взгляд Стены, мучительный, словно незаданный вопрос.
И все же увидав однажды спящего возле тропинки человека, Герой остановился, подумав – может, этот человек разделит с ним его путь.
От звука шагов спящий проснулся, открыл глаза и, охнув, схватился за спину.
- Проклятые камни! - сказал он возмущенно. - Из-за них у меня, наверное, все тело в синяках!
- Зачем же ты спал на камнях? – спросил Герой.
- А на чем же еще здесь спать? Эта трава ничуть не мягче камней, и, поверь мне, я предпочел камни, имея на то вескую причину. Теперь это уже не важно. Не скажешь ли мне, который час?
Герой взглянул на солнце.
- Час до полудня.
- Так я и знал! – топнул ногой незнакомец. - Ты разбудил меня раньше, чем нужно.
- Я не собирался будить тебя.
- Теперь уже это не имеет значения. Кто ты и как тут оказался?
- Так же, как и ты – я пришел пешком.
- Откуда ты знаешь, что я пришел? – незнакомец снова был недоволен. - Может, я приехал в карете запряженной самыми прекрасными лошадьми, которых только можно найти… Но ты так и не сказал, как тебя зовут.
- Разве это важно? – уловив основной тон в рассуждениях незнакомца, с улыбкой спросил Герой.
- Совершенно неважно, - тотчас подтвердил незнакомец, и Герой подумал: «Ну и зануда!».
- Скажи, - спросил он, понимая уже, что ответ окажется пространным и бестолковым, но все же надеясь на иное, - ты знаешь что-нибудь о Стене?
- Вот! – Зануда поднял вверх палец. - Всегда будь точным, когда задаешь вопросы. Конечно, знаю. Стена – это преграда, или опора, но не всегда. Она может быть стражем тайны, а сама в себе никакой тайны не несет. Так же стена может ограждать как тебя от того, что за стеной, так и то, что за стеной от тебя...
Дальше Герой слушать не стал. Может, в словах Зануды и был смысл, но искать его совершенно не хотелось.
- Но куда же ты, постой!
Услышав окрик, Герой только ускорил шаг, боясь, что Зануда захочет догнать его. К счастью, он ошибся».
Писать, сидя в Драконе было трудно, но не писать – еще труднее. Слова об одиночестве были верны и для самого Вистры. Он предпочитал уединение, но никогда не отказывался от компании.
Мальчишки Фариты, которые учили Шелу открывать и закрывать какой-то особо сложный замок из рабочего сундука отца, на миг заинтересовались его свитком, но, узнав, что Вистра пока еще не закончил сказку, не стали приставать к нему. Только Дори, оставив забаву, тихонько подсел к Сказочнику и наблюдал, как буквы ложатся на бумагу. Закончив, Вистра завинтил походную чернильницу и собирался уже убрать свиток в суму, но мальчик попросил:
- Можно подержать?
Не сразу поняв, о чем он просит, Сказочник протянул ему свиток.
- Тяжелый, - улыбнулся Дори, покачав в руке скатку желтоватой бумаги, - слова всегда тяжелы.
- Слов там пока немного, - заметил Вистра, - это тяжесть бумаги.
- Они же теперь неразделимы – бумага и слова. Можно взять бумагу и разорвать ее. Можно взять слово и вычеркнуть, а потом вставить на его место другое… Можно даже сжечь все - и слова, и бумагу. Но даже это не разделит их.
- Странный ты мальчик. Говоришь о вещах, о которых не говорят даже взрослые…
- Им некогда, - пожал плечами Дори, - они заботятся о детях, чтобы у них было время на игры и развлечения, и чтобы всякие обыденные вещи не нарушали гармонии их внутреннего мира.
- Обыденные вещи тоже важны.
- Конечно. Но они делают человека близоруким.
Вистра подумал и согласился.
- Кто научил тебя думать о взрослых вещах, малыш? - спросил он, ничуть не боясь обидеть Дори.
- Жизнь. Мир. Люди, – лаконично ответил мальчик.
И снова – дорога, только дорога, и ничего кроме дороги. Несколько дней в компании Фариты и его мальчишек пролетели для Вистры незаметно. Было замечательно беседовать с Дори, когда на него находили «приступы мудрости»; все остальное время это был обычный мальчик. Фарита хорошо рассказывал о своей работе или о своей жизни, не отделяя одну от другой. Любить свое дело для него и значило любить жизнь. Отдыхать он, казалось, совсем не умел – все свободное время Фарита занимался своими замками, или своими мальчишками, а порой – и тем и другим сразу. Кроме того, он умел убеждать; каждый раз, когда Льёш и Шела начинали спорить, и спор переходил в ссору, Фарита умело разнимал сцепившихся и успокаивал их двумя-тремя словами.
После очередной такой ссоры Шела уселся на краю повозки и проворчал: «Вот еще, миротворец нашелся…». Фарита услышал его, но не обиделся.
- Разве плохо решить дело миром – любое дело?
- Да не знаю я! – сорвался мальчишка. - Просто в этом мире нельзя быть слишком добрым… доброта хороша, когда тебе ничто не угрожает. Тебя вон, похоже, даже обидеть нельзя – а разве так бывает? Ты весь какой-то ненастоящий!
Выпалив последнее слово, мальчишка, наконец, угомонился.
- Кто может обидеть меня, если я не обижаюсь? – Фарита почесал переносицу. - А доброта хороша всегда.
- Это тебя по улице с камнями и палками не гоняли и не ловили в темной подворотне, вот ты и добрый.
Фарита хотел ответить, но Дори вдруг тронул его за руку и приложил палец к губам в знак молчания. Тем дело и кончилось.
Вечером они свернули на большую ухоженную дорогу, ведущую к Румно, городу, который называли Серебряной Столицей. Фарита, хорошо знавший дорогу, спросил, не возражает ли кто-нибудь против Серебряной Столицы. Никто не возражал.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:40 | Сообщение # 9 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава девятая. Загадки
Столица есть столица – серебряная там, золотая, или деревянная. Шум, множество народа, широкие ухоженные улицы, многоэтажные, своеобразной архитектуры дома, и красота, красота! Река Авр давно уже осталась позади, но здесь текла известная своей шириной и глубиной Дэма́и, «Госпожа», и свежестью веяло от реки, в которой, как хвастались жители Румно, даже в пасмурную погоду отражалось синее небо. Серебряной Столицей город звался потому, что был вторым по величине городом в Луханне и имел рядом несколько серебряных рудников, обогативших город.
А еще он был любимым, понял Вистра, проезжая по улицам на Драконе. За гремучей повозкой, конечно же, бежала стая мальчишек, а взрослые останавливались и провожали взглядами необычный экипаж. Правда, не самый необычный в этом городе; Вистра собственными глазами видел повозку в форме гигантской шляпы, и другую, точь-в-точь повторяющую форму пустой бутылки. Сияли чудесные витражи в окнах самых простых домов, на перекрестке улиц стояла статуя из нетающего льда, творение то ли волшебника, то ли гения-изобретателя; фонтаны, причудливые и разнообразные, украшали город, как драгоценности хорошенькую женщину. Один раз до слуха Вистры донеслось успевшее стать знакомым «чух-пух» паровой машины…
И заработать в этом городе на обед оказалось проще простого. Пока они подыскивали подходящую гостиницу, полуденная жара превратилась в настоящее пекло, и всем захотелось лимонада. Увидав «летний шатер», цветастую палатку вроде «чертога Мотылька», только больше, Вистра зашел за лимонадом и был ненавязчиво приглашен развлечь посетителей рассказом, стихотворением или песенкой – оказалось, тут так принято. Купив лимонадной воды и отнеся ее изнывающим от жажды друзьям, Сказочник вернулся, и незатейливый его рассказ так понравился посетителям, что хозяин, не скупясь, отсыпал Вистре монет и предложил зайти вечерком, чтобы снова развлечь гостей. Очень довольный – в горсти медных монет поблескивало немало серебра - Сказочник устроил небольшую пирушку для спутников и Фариты, все это время потчевавшего странников собственными запасами.
Гостиницу, чистую и недорогую, под названием «Цветочный двор», нашли не сразу. Денег хватало заплатить за несколько дней вперед, странники и не собирались задерживаться в Румно надолго.
Фарита, остановивший Дракону возле гостиницы, бродил по округе, выспрашивая о работе для мастера по замкам. Льеш, осмотревшая и одобрившая гостиничные комнаты, нашла для себя дело - затеяла нешуточную уборку в Драконе вместе с мальчишками, а Тарзина, Шелу и Вистру решительно прогнала, сказав, что они будут только мешать. И правда, она и мальчишки отлично справлялись. Вистра отправился бродить и Шела увязался с ним. Тарзин ушел гулять в одиночку, но несколько часов спустя как-то отыскал друзей в большом, но таком тесном городе.
Прогулка завела всех троих так далеко от гостиницы, что они решили не возвращаться на ужин, а перекусить в светлой и очень чистой таверне, попавшейся по пути. Выбор оказался хорош - тут подавали вкуснейшее мясо с овощами, стоившее совсем недорого.
Мальчишка пил замечательно вкусный сок и поглядывал на столик, за которым играли, правда, не на деньги, а просто так. Что-то заинтересовало в этой игре и Сказочника; он встал из-за стола, собираясь взглянуть на нее поближе, и остальные потянулись за ним. Вновь подошедших не заметили - у стола игроков уже было немало зрителей.
Игроки бросали на стол медные пластинки, имевшие символические рисунки на обеих сторонах и старались, кажется, составить из них всевозможные комбинации; правил было не понять, как не понять шуток и возгласов, то и дело сыпавшихся следом за пластинками:
- К твоей «реке» да мою «лодку»! Вот как надо!
- Не смеши! А кто сейчас поставил «трилистник» к «звезде»? Нету такого созвездия!
- А про цветок-звездчатку ты забыл, дубина? Сейчас как врежу по твоему «пристанищу» своей «дорогой»!
- Вот тебе и «темная дверь», и «ледяное окно», и «бегущий след», – присоединив к выложенной на столе причудливой фигуре последние пластины, игрок поднял пустые ладони. - Победа!
- Еще нет. Я требую загадку! – воскликнул один из соперников. – Право хэле!
- Ну вот, так и знал, - улыбнулся Тарзин.
- Что? – спросил Шела.
- Тут везде играют в хэле. Вернее, это не самостоятельная игра, а…
- Загадаете мне загадку, господин? – обратился к нему победитель. – Для нее надо использовать какой-то предмет из ваших карманов.
- Я знаю правила, - кивнул Книжник. Его пустили ближе к столу. – И согласен.
- А я против! – немедля встрял молодой мужчина из проигравших, с красивыми светлыми волосами. - И готов выкупить у вас загадку!
Он снял с пояса кошель и положил его на стол. Тарзин, который, наверное, знал правила игры, покачал головой.
- Маловат выкуп!
- А если так? – сосед светловолосого бросил на стол собственный кошелек.
- А так? – еще несколько кошельков полетели на стол, но Тарзин был неумолим.
- Я загадаю свою загадку. Хэле. – Произнеся это явно ритуальное слово, он достал из кармана три монетки – золотую, серебряную и медную.
Положив на стол первую, он произнес:
- Золото пристало мудрецу, ибо он знает, как оно притягательно и опасно.
Следующей на стол легла серебряная монетка.
- Серебро – удел обычного человека, но оно быстро тускнеет со временем. А вот медь, - Тарзин положил рядом с двумя монетками и медяшку. – Ярко начищенная, она блестит как золото и покрывается патиной, как серебро, ценится часто дороже и первого, и второго. Скажи мне, кто же выбирает медь?
Победитель задумался.
- Сперва нужно сказать, что золото – это молчание, и оно действительно удел мудреца, - начал он неторопливо, но уверенно, - серебро же - слово, и все мы любим пользоваться им, покрывая патиной блеск новизны. Медь же… медь – это загадка, хранящая блестящую мудрость молчания и покрывающаяся патиной забвения, как устаревшее слово – но ценимая равно и мудрецами, и простаками. Так я отвечаю тебе, загадка – это середина между золотом и серебром, молчанием и словом, мудростью и обыденностью, она - для всех, и все мы время от времени выбираем медь.
Хвалебные крики огласили таверну. Чествовали победителя, который, смеясь, принимал похвалы, и отвечал на них шутками, и Тарзина, автора загадки, позволившей ему победить; пару раз Книжника так крепко ударили по плечу, что он присел. На него наседали с вопросами - кто он, откуда взял свою загадку и почему отказался продать ее. Тарзину пришлось отвечать на все это.
Вистра и Шела, севшие за свой столик, нескоро дождались возвращения друга.
- Что это за игра такая, хэле? – спросил мальчишка.
- Сама по себе она не существует. Только как продолжение любой другой игры. Сидящие за картами или те, кто держит пари, когда один уже победил, могут потребовать хэле, право загадки. Ее должен загадать любой человек, кроме игроков за столом – и если победитель не разгадает, то победа не засчитывается. Для объяснения загадки человек, выбранный хэленнэром, должен использовать какой-нибудь предмет из собственных или чужих карманов. Игра потому и называлась хэле - загадка из кармана. Хэленнэр может продать право загадки одному из игроков, тогда победитель остается победителем.
- Ну и правила! – хмыкнул Шела. - Не понимаю я только, почему ты не взял деньги за загадку – тебе же целых пять кошельков предлагали!
- В выкупных кошельках не обязательно золото и серебро, - улыбнулся Тарзин - это могут оказаться пуговицы, или деревянные кругляшки, или камешки… да что угодно. Правда, в каждом из них обязательно найдется две-три монетки. Правила разрешают такие шутки.
Мальчишка возмутился.
- Этак хапнешь с полдюжины кошельков, и получишь три медяка! И связываться не стоит.
Но он ошибался. Оказалось, те три монетки, которые Книжник выложил на стол, иллюстрируя загадку, он заработал именно таким способом, а кроме них еще четыре лима и альс. Пока Фарита искал работу, Льеш занималась уборкой в Драконе, а Шела гулял с Вистрой, Тарзин нашел дело и для себя. Он заметил любовь румноссцев к хэле, зайдя в две или три таверны выпить чего-нибудь прохладительного. В следующую он пришел уже не за этим, и вовремя - тут же стал хэленером. Потом еще раз на улице, когда два спорщика заканчивали свой спор. Оба раза он продал свое право загадки, получив таким образом несколько монет. Сейчас же Книжник решил сыграть для души. Ему нравилось придумывать загадки.
Они уже собирались расплатиться и уйти, когда к их столику подошел какой-то мужчина, невысокий, почти лысый, но фигура выдавала человека тренированного и сильного - даже теперь, когда годы его подошли вплотную к старости. Незнакомец был облачен в костюм, сочетавший в себе черное и белое в какой-то неправильной, тревожной торжественности. Пронзительные черные глаза лихорадочно блестели.
- Добрый день, уважаемые, - поздоровался странный незнакомец, и тут же все его внимание сосредоточилось на Тарзине. – Мне нужен ваш совет.
- Почему именно мой? – спросил Книжник без удивления.
- Потому что ты – мастер загадок, - мгновенно перейдя от вежливого «вы» к доверительному «ты», незнакомец поступил еще более странно - схватил Тарзина за руку и потянул за собой. – Пойдем!
- Я никуда с вами не пойду, - сказал Тарзин, не без труда отнимая у незнакомца руку.
Вистра хотел вмешаться, но не успел. Страж маленькой таверны был начеку, он шагнул от двери к тому, что могло показаться ему нарушением мира и покоя вверенной ему территории, и черноглазый отступился от Книжника. Правда, он несколько минут еще стоял рядом с ним, глядя в лицо так пристально, словно взглядом хотел заклеймить – и если бы глаза могли прожигать, Тарзин навек остался бы меченым. Потом черноглазый развернулся и вышел вон.
Тотчас к их столику подошел слуга. Приняв плату за ужин, он помедлил, явно желая о чем-то сказать гостям, и, наконец, решился.
- Тот человек, который подходил к вашему столу… он опасен. Не слушайте его и не говорите с ним, если желаете себе добра.
- Мне показалось, он просто… болен, - осторожно сказал Тарзин.
- Да, - усмехнулся слуга, - болен. Его зовут… звали Седа́ру, сейчас же называют просто Безумцем. Он и правда не в себе.
- Благодарю за предупреждение, мы будем осторожны, - сказал Тарзин.
Слуга кивнул и оставил их.
Всю дорогу до гостиницы Книжник был молчалив и задумчив. Несколько раз он сворачивал не на ту улицу, и Вистре приходилось поправлять его.
На подступах к гостинице они встретили чем-то взбудораженную Льеш.
- Ты ведь не потерял тот арбалет? – торопливо спросила она у Шелы.
Мальчишка неохотно кивнул.
- А не хочешь ли испытать свою меткость? Тут неподалеку, на Игровой Площадке, через полчаса начнется состязание метких стрелков.
Шела, вопреки всеобщему ожиданию не кинулся бежать, сломя голову.
- Попробовать можно, - рассудительно заметил он. - А что, состязаются именно в меткой стрельбе?
- А ты бы хотел соревноваться в меткости плевания? Короче, если тебе это надо – дуй за арбалетом, времени осталось мало, а нужно ведь еще записаться в претенденты. Ну, а если нет…
- Да! – воскликнул Шела, наконец-то начиная вести себя как обычно. - И еще какое «да»!
- Тогда бегом за игрушкой, а потом я покажу куда идти.
Мальчишка обернулся быстро; он и Льеш почти сразу убежали, объяснив остальным, как добраться к месту состязания. Тарзин и Вистра не так спешили и на начало конкурса стрелков не попали, а когда подошли к Игровой Площадке, то оказались в невыгодном положении. Толпа собралась большая, все лучшие места давно заняты, а с того, которое удалось занять Тарзину и Вистре, видно было немного, а слышно и того меньше. Глашатай называл имена претендующих на приз – чашу, полную разнокалиберных монет - потом каждый из них делал по три выстрела из своего оружия и по два из конкурсного лука и удалялся. Шела оказался двадцать шестым, он выстрелил удачно, и заслужил одобрительные возгласы из толпы. В общем, немного скучновато, а может, Вистра просто не был любителем таких забав.
Когда состязание завершилось, и толпа рассеялась, оказалось что мальчишки Фариты тоже здесь. Дори и Рори наблюдали за конкурсом с самого начала, им и довольному Шеле было, что обсудить. Ни первого, ни второго приза мальчишке не досталось, только поощрительный значок – заколка для плаща в виде лучника.
- Нет, ну разве же это честно? Его игрушка куда лучше моей, я же знаю эту модель! Само собой, он не мог не выиграть…
- Но ведь не выиграл!
- А вот это как раз справедливо! Тот старик с древним арбалетом – вот уж точно Первый Лучник! Как он всадил три стрелы в самое сердце мишени, а потом еще две из командного лука - совсем не целясь!..
- Ты не обиделся, что не выиграл?
- Ха, обиделся! Я хоть значок получил, а кому-то вообще ничего не досталось.
Начинало смеркаться; Вистра вспомнил об обещании, данном хозяину летнего шатра, и решил - уже пора идти выполнять его. Шатер был по пути к их гостинице, и все шли вместе, пока Вистре не понадобилось свернуть на другую улицу. И Тарзин повернул с ним, снова во власти своей рассеянности. Сказочник собирался остановить его, но не успел. Сзади раздался короткий возглас досады, и тут же по тротуару раскатилось множество зеленых яблок. Вистра и Тарзин оглянулись. Высоченный старик с длинной бородой, который шел за ними следом, наверное, запнулся о бордюр и уронил корзинку с плодами, и сейчас пытался собрать их, горестно восклицая:
- Товар! Мой товар!
Двое кинулись помогать старику собирать яблоки. Среди них оказались неизвестные Вистре, почти не отличимые от яблок плоды, маслянистые на ощупь и очень нежные. Тонкая кожица их рвалась от одного прикосновения. Не удивительно, что первый Сказочник нечаянно раздавил. Сок, который потек по пальцам и ладони, почти мгновенно высох или впитался в кожу, не оставив следов, кроме ощущения легкой прохлады. Тарзин раздавивший сразу два плода, был смущен и огорчен.
- Это ничего, ничего... - успокоил неловких помощников старик. - Их все равно отправят под пресс. Главное чтобы ни один не пропал.
Тарзин и Вистра продолжили подбирать раскатившиеся по тротуару плоды. Нужна была немалая сноровка в обращении с псевдояблоками; только раздавив еще два или три, Сказочник приспособился брать их двумя пальцами, а не всей ладонью. Старик, однако, не выказывал и тени недовольства за испорченный товар.
Они уже заканчивали собирать раскатившиеся плоды, когда у Сказочника вдруг закружилась голова и потемнело в глазах; через минуту это прошло, и он увидел рядом старика, который держал его за руку и влек куда-то.
- Вам надо прилечь, - ласково сказал он, и произносил еще что-то, только Вистра уже не понимал. В голове плыло, но он успел услышать стук лошадиных копыт и скрип колес прежде, чем сверху опустился темный полог и все померкло.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:41 | Сообщение # 10 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава десятая. Игра безумца
Очнулся Вистра от боли. Ладони словно горели в огне, а рук выше локтя он вообще не чувствовал. Первое, что понял Сказочник - он связан по рукам и ногам, и вокруг темнота. Воздух, наполненный затхлостью, едва позволял дышать. Вистра пошевелился, желая перевернуться на спину, но не сумел. Тело было как тряпка; казалось, из него вынули все мускулы. Боль в ладонях постепенно стихала, но это не радовало - кроме нее Сказочник не чувствовал совсем ничего.
Прошло немного времени и его начала бить лихорадка; Вистра стучал зубами и трясся, хотя, где бы ни находился, здесь не могло быть так холодно. Дрожь то стихала, то усиливалась, накатывая безжалостными приступами, во время которых мутилось сознание. Когда, наконец, дрожь прошла, он ощутил себя уже не тряпкой, а неподъемным каменным изваянием. Вистра прикусил губу которой не чувствовал и стал пытаться расшевелить все, что только мог. Он двигал плечами, сгибал и разгибал колени, насколько позволяли путы, и часто моргал. Шевелил пальцами рук, переставших гореть, и ступнями, напрягал мышцы, шевелил головой. Так повторяя снова и снова все возможные для него движения, он постепенно снова обрел контроль над своим телом. Глаза, привыкшие к темноте, начали различать ее оттенки, обострившийся слух – улавливать приглушенные звуки. На одной из стен Сказочник заметил светлую щель и подполз поближе, обдираясь о шершавый пол. Щель, слишком узкая, пропускала только немного света, заглянуть в нее он не смог, но стал лучше слышать звуки из комнаты за стеной.
- ...И ночью и днем - ни мгновения покоя, – говорил сиплый пресекающийся голос, показавшийся знакомым. – Вопросы, загадки, еще вопросы... Всегда звучат, всегда рядом... Я не вижу говорящего, словно я слеп; иногда мечтаю стать и глухим…
- Что тебе нужно? - второй голос принадлежал Тарзину.
Но собеседник словно и не услышал, после краткого молчания он продолжал говорить о своем:
- Если отвечать на вопросы - тогда он уходит, но ненадолго. Многих ответов я не знаю. Знают такие, как ты, мастер загадок...
- Чего ты хочешь? - снова попытался достучаться до собеседника Тарзин. - Зачем похитил меня? Седару... тебя же зовут Седару?
И только теперь Вистра смог узнать голос. Тот человек, который подходил к ним, бывший убийца по прозвищу Безумец.
- Слушай! - Седару словно и не слышал. - С чего начинается бесконечность? В чем сила бессилия? Есть ли истина в правде? Он хочет знать все это! Ты должен ответить ему!
- Бесконечность начинается с начала. Сила бессилия в том, что оно легко ломает любую силу, - очень тихо - Вистра едва расслышал - ответил Книжник, - а истина есть везде.
- Ты отвечаешь, не отвечая, как настоящий мудрец. Загадок еще много, больше, чем людей, за жизнь которых мне платили золотом. Хочешь знать? Такие, как ты, всегда хотят знать... Я расскажу тебе...
- Не нужно, - тихо сказал Тарзин, - не нужно рассказывать. Освободи меня!
Седару наконец-то услышал Тарзина, но пользы это не принесло.
- Кто тогда будет отвечать на вопросы мертвого мудреца? Я убил его тоже за деньги, как и других. Но не до конца. Теперь он мучает меня вопросами и загадками. Так говорят – наполнит чашу гнев и мир споткнется, и падет добро… Я видел кровь, что льют за серебро, и как ягненка убивает лев. Я видел мало, но могу признать, что ничего не видел я, пока не встретил мудреца... Да, старика, который отказался умирать. Он жить хотел, как все хотят, и что ж? Его враги иначе разочли. Мне заплатили золотом они, чтобы стальной в него вонзил я нож. Что проку в мудрости, когда она ни защитить не может, ни спасти - убийцы руку можно отвести не слабостью, а силой, что дана. Лишь сила правит. Значит поделом: кто слаб – не выживет на этом свете. И я на зло опять отвечу злом, чтоб кто-то злом на зло мое ответил. Да поделом всем старым мудрецам, которые лелеют глупый бред, что есть лишь жизнь, а смерти вовсе нет...
Последние слова он выговорил полушепотом, от которого у Вистры по спине побежали мурашки.
- Я убил его, а он не умер. - Настроение говорившего резко переменилось и теперь в голосе Седару звучал гнев. - Ты знаешь, почему. Можно убить человека, но как убьешь мудрость? Мертвый мудрец ненасытнее живого. Ты этому не поверишь?
- Я верю тебе, - отозвался Книжник, - но не могу помочь.
- Помочь? И не надо, - Безумец тихо засмеялся и вдруг осекся: - Вот он опять со своими загадками! Или это не загадка?
Седару помолчал, а потом заговорил едва внятно, торопливым речитативом, захлебываясь словами, и в то же время словно бы дорожа ими, не желая упускать и терять:
- Ярость в сердце - острее ножа,
Жажда смерти - его рукоять.
Можно жить, скуля и дрожа
Можно страх свой навек унять.
А страх последний не страшен так
Как нам отпущенный день за днем.
Та, Что Спит, мне дает свой знак
Улыбка стали - лицо ее.
Там, говорят, будешь нищ и гол -
Ни серой тоски, ни багряной лжи.
Но если нагим в этот мир я пришел -
О чем мне тогда сожалеть, скажи?
И кто-то кричит: «Образумься, стой!»
О да, я крепко стою на том,
Чтоб страх оставить за той чертой,
Какую легко провести клинком.
Нельзя промахнуться, когда, дрожа,
Противоядье готов принять,
Когда, не видя клинок ножа,
Ясно чувствуешь рукоять.
Храбро умрет тот, кто в страхе жил,
Бестрепетно примет жестокий яд.
И страх, и гнев, хлынув кровью из жил,
Чужую жажду пусть утолят.
Вдруг наступила тишина, словно кто-то положил руку на горло говорившему и сжал пальцы. Вистра настороженно ждал с надеждой и отчаянием, не имея возможности видеть, что происходит по ту сторону стены.
- Я убил бы его снова, если бы мог, - голос Седару был неузнаваем; если бы Вистра не знал, что за стеной только Тарзин и Безумец он подумал бы, что заговорил кто-то третий, - но мертвые мертвы, даже когда они живы. Только живого можно убить... Я и убью живого мудреца, раз не могу убить мертвого, отправлю тебя к нему - отвечать на его загадки, и тогда стану свободен!
Что-то глухо бухнуло, содрогнув стены, свет в щели исчез. Кажется, безумец ушел, оставив пленника наедине с темнотой.
- Тарзин, - тихо окликнул Сказочник, приблизившись к щели, как мог, - ты жив?
- Жив, - ответил Книжник, сразу же. – Значит и ты здесь... Ты как, в порядке?
- Раньше лихорадило, но теперь в порядке.
- Мы отравились соком плодов, которые раздавили. Старик с корзиной был Седару. Он дождался, когда яд подействует, и увез нас, куда ему нужно. Ты тоже связан?
- Да. Где мы, ты не знаешь?
- Не знаю. Я очнулся уже тут, когда Безумец тряс... О-о...
Тихий задавленный стон друга встревожил Вистру.
- Тарзин! - окликнул он всей душой надеясь, что друг не испытывает мучительной лихорадки, какую пережил он сам. – Ты не ранен?
Книжник ответил через долгую-долгую минуту.
- Нет. Плохо справляюсь с ядом. Тело как камень, а в голове словно великаны дерутся.
- Это пройдет, - пообещал Сказочник, желая приободрить друга, и нашел еще одно основание для надежды: - Много времени прошло, наши друзья должны были понять, что с нами случилось плохое. Наверняка нас уже ищут.
- Льеш весь город на уши поставит, - в голосе Тарзина Сказочник с облегчением услышал смешок, и у него отлегло от сердца. - Думаю, нас и правда скоро найдут. Постараюсь потянуть время, если Седару вернется раньше, чем придет помощь.
Он помолчал. Вистра решил уже, что ему снова стало плохо, но, к счастью, ошибся.
- Ты держись, ладно?
- И ты, - сказал Вистра.
Даже в темной каморке без единого окна чувствовалось наступление ночи, но ни Тарзин, ни Вистра не смогли бы заснуть. Они говорили или молчали, а где-то за стенами шелестела трава, сияли звезды, Льеш и Шела искали похищенных друзей. Вистра попытался ослабить веревки, когда понял, что не сумеет развязать их, но и это у него не вышло.
Время тянулось без конца.
- Расскажи сказку, - попросил Тарзин через несколько часов, растянувшихся в годы.
Сказочник мысленно отругал себя - он мог бы и сам додуматься до такой простой и привычной ему вещи, но Книжник успел первым.
- Хочешь услышать какую-нибудь особенную сказку?
- Нет. Пусть это будет просто сказка.
- Хорошо, - сказал Вистра, - слушай.
«Герой хотел найти ответы на свои вопросы, но был свободен в выборе дорог, ведь любая могла привести к цели. Вот только ни один из тех, кого он спрашивал о Стене, не ответил ему – даже так, как сделал это Зануда. Слова Героя вызывали гнев или недоумение на лицах людей, а порой это было и то, и другое.
Странник не ждал, что кто-то протянет ему все ответы на ладонях, но не получив ни одного, растерялся. Если люди не могут или не хотят ответить, кто сможет и захочет? Боги? Человеку не стоит ждать ответа от Богов. Книги? Но кто-то должен подсказать ему, в каких книгах искать. Герой уходил все дальше и понимал, что этот путь ни на шаг не приближает его к цели. Но однажды он все же получил ответ.
Покидая село, в котором провел ночь и день, он встретил близнецов - мальчика и девочку, похожих как две капли воды. Мальчик держал в руках круглую деревянную коробочку, а руки девочки были пусты.
- Купите фей, - обратился мальчик к Герою и встряхнул коробочку, откуда слышалось мелодичное, похожее на звон нежнейших колокольчиков шуршание. - Я отдам их вам всего за три лима.
- Феи? - удивился герой.
- Ну да, настоящие феи. - Мальчик снова тряхнул коробочку. - Семнадцать штук. Этого хватит, чтобы исполнить одно желание.
Герой улыбнулся, поняв, как ему казалось, правила этой игры. В коробочке наверняка были жуки или бабочки, хотя ни те, ни другие не могли производить такой странный шорох... Дети, кажется, поняли, о чем он подумал.
- Это настоящие феи, - заметила девочка сердито, - мой брат наловил их сегодня утром у Стены.
А это удивило Героя еще больше. Взрослые не хотели говорить о Стене, но дети говорили о ней свободно.
- Родные отпускают вас так далеко? - осторожно спросил он.
- Далеко? Стена здесь совсем рядом!
Герой вспомнил, как много дней шел прочь от Стены - так много, что перестал их считать. Как оказалось, что Стена здесь рядом?
Странник хотел оглянуться, но понял - он ничего не увидит. И до сих пор чувствуя пристальный взгляд Стены, поверил детям.
- Мне не нужны феи, - сказал он, - мне нужно узнать о Стене.
- А вы купите фей, и мы расскажем вам о Стене, - тут же нашлась девочка.
Ее брат одобрительно кивнул.
Герой достал из кармана несколько монет и протянул их мальчику - с затаенной надеждой узнать от этих детей важное, и с пониманием, что надежды этой очень немного. Мальчик взял монеты и, встряхнув коробочку, где к этому времени затихло мелодичное шуршание, протянул ее Герою.
- Вы должны выпустить их до вечера и загадать свое желание. После захода солнца они уснут и могут уже не проснуться.
- Я не знал, что феи такие маленькие, хотя много слышал о них, - признался Герой, беря коробочку. - Интересно будет на них посмотреть.
- Ничего не получится, - возразила девочка, - феи умирают, если глядеть на них прямо.
- Когда-то они были больше, - перебил ее мальчик, - и тогда каждая могла исполнить целое желание. Сейчас для этого нужно не меньше дюжины.
- Почему же ты сам не загадал им свое желание?
Мальчик хитро прищурился.
- Я хочу несколько монет - и все. Феи не могут дать мне денег.
Герой не стал больше спрашивать о феях.
- Расскажите мне о Стене, - попросил он.
Девочка и мальчик переглянулись.
- Все знают о Стене, но никто не говорит о ней, - сказала девочка, - потому что все слова о ней - ложь.
- Все думают, что Стена стояла всегда, но это правда только наполовину, - добавил мальчик.
- Если ты хочешь видеть Стену, то будешь видеть ее, и неважно, что ты о ней думаешь, - закончили они хором. - И это целая правда, а не половинка ее.
Дети ушли, оставив Героя наедине с его мыслями, и с тем, что мелодично шуршало в коробочке. Он подержал ее на ладони, задумчиво рассматривая со всех сторон, потом поставил на землю и, сняв крышку, поспешно отвернулся. Герой не хотел чтобы феи, если то и правда были феи, умерли от его взгляда.
Он услышал похожий на голоса нежный звон, но не обернулся на звук. Звон начал стихать, но потом зазвучал снова - и Герой услышал в нем вопрос и любопытство. Он понял, о чем его спрашивают.
- Нет, - сказал он, не поворачиваясь. - Мне ничего не нужно. Только узнать о Стене.
Его спине вдруг стало тепло, словно ее согрело солнце. Звон затих вдали; Герой обернулся и увидел пустую коробочку, лежавшую в траве. Он наклонился и поднял ее. Изнутри коробочка блестела от радужной сладко пахнущей пыли. Герой закрыл коробочку и, положив ее в котомку, - просто так, на память, - продолжил свой путь».
Он едва успел закончить рассказ, как снова услышал тот звук - словно открылась и закрылась, содрогнув стены, тяжелая дверь. Шаги вошедшего прозвучали и стихли. Не видеть, что происходит за стеной и ждать самого худшего, было мучительно. Но долго ждать не пришлось.
- Вот этот нож, - сказал голос Седару, - им я убил того мудреца. Им убью и тебя.
Вистра отчаянно рванулся и крикнул:
- Оставь его! Не трогай!
Он хотел отвлечь внимание Безумца от Книжника, но Седару не услышал его крика.
- Моя смерть тебя не спасет, - вдруг проговорил Тарзин голосом холодным и злым. Новый крик, так и не прозвучавший застрял в горле у Вистры. Словно презрение, прозвучавшее в словах друга, заморозило и его. - Если все, что сделал с тобой мертвый мудрец, ничему тебя не научило и тебе нужен еще один урок, ты получишь его от меня.
- Ты угрожаешь? - удивился Седару.
- Как я, живой, могу угрожать тебе? - спросил Тарзин с утонченной насмешкой, так что даже безумцу стало бы ясно - может! - Только мертвый способен исполнить такую угрозу.
Вистра крепко до боли, до слез зажмурился. Он понял, что делает Тарзин, так же как и понял - зачем. Говорить с безумцем как безумец, тянуть время, чтобы помощь успела вовремя, ставить в тупик полный смятения больной разум Седару - такую игру вел Книжник. Был единственный способ увидеть, что происходит за стеной - воспользоваться воображением. За каждым словом и звуком стояли жесты и движения, позы и мимика... Вистра как мог отчетливо представил себе Тарзина, лежащего на полу связанным, и склонившегося над ним Седару с ножом в руке. Сделав это, он заставил их произнести последние фразы и воображаемые Книжник и убийца ожили. Но Вистра не успел освоиться с нарисованной им картиной, как прозвучавший голос Безумца смял и смешал все «увиденное».
- Мертвый или живой, ты дашь мне свободу, - сказал он, и Сказочник понял, что «видел» неправильно. Тарзин не лежал у ног убийцы. Он стоял, поднятый на ноги Безумцем, вцепившемся в его плечо. В левой руке Седару тускло блестел короткий широкий кинжал с причудливой гардой.
- Живой или мертвый, я ничего не дам тебе, - ответил Тарзин.
Седару отдернул руку, словно держал горячие угли и только сейчас почувствовал ожог. Вторая с ножом дернулась вверх и застыла на полпути между решением о жизни и приговором смерти. Тарзин шатнулся, но устоял, словно в последний миг кто-то помог ему, подставил крепкое плечо.
- Что бы ты не говорил, - произнес Седару едва пошевелив губами, словно был парализован, - что бы ни говорил, я не пощажу тебя, ведь мертвый мудрец меня не щадит!
- Надейся, - усмехнулся Тарзин, - только это тебе и остается… Надежда пронзает и ночи и дали, и камни и облака. Не ведаешь боли, не знаешь печали? До срока, до мига, пока… Кинжалом у горла всесильное время, пророчество тысячи бед… Пусть явится Та, Что Приходит За Всеми – ее ли страшиться тебе? Она - вот единственный кто не осудит, покоем одарит в ответ. Другого тебе разрешенья не будет – награда по имени смерть… Тебя пощадит только смерть, - Тарзин, едва не теряя равновесие, наклонился к Седару, побелевшему как снег, - только смерть!
Видение стало неуправляемым и словно подернулось пеленой; сквозь нее Сказочник видел, как Тарзин становится огромным точно великан, как лопаются, опутывавшие его веревки, и он вырывает нож у Седару... Как отшатывается и падает навзничь безумный убийца, выгибается, вцепившись в грудь сведенными судорогой пальцами и страшно хрипит...
Сказочник всей силой своей воли воспротивился страшному видению. Темнота хлынула в глаза, но перед тем, как снова ослепнуть, он увидел четко и ясно Седару-безумца с ножом в груди и связанного Тарзина на коленях перед ним.
Когда вызванное «увиденным» оцепенение прошло, когда темнота успокоила разум, он тихо позвал:
- Тарзин!
- Все закончилось, Вистра - тише шепота отозвался Книжник, - Седару мертв.
Вистра не стал спрашивать, как и почему.
- Я попробую разрезать веревки, - сказал Тарзин.
Услышав «разрезать» Сказочник все понял и отчаянно пожалел, что ничего другого сделать нельзя. Против своей воли он представил, как друг связанными за спиной руками пытается вынуть кинжал из груди мертвого убийцы. Вистра с трудом сумел приструнить собственное воображение и принялся ждать.
Звякнул засов и отворилась дверь, вошел, цепляясь за стену и царапая ее острием зажатого в кулаке кинжала, Тарзин. Пять шагов до Вистры отняли у него, кажется последние силы.
- Сейчас, - Книжник упал на колени рядом со Сказочником, начал резать веревки. С руки его капала кровь.
- Ты поранился? - спросил Вистра.
- Ничего. - Веревка, наконец, лопнула и Тарзин смог уронить нож.
Вистра попробовал встать. Получилось плохо, но он был в лучшем состоянии, чем его раненый друг. Первое, что он сделал - разорвал на лоскуты носовой платок и перевязал руку Книжника. Тот сидел, закрыв глаза, и дышал как после долгого бега. Оставив его на минуту, Вистра выглянул в соседнюю комнату - не для того чтобы увидеть лежавшего на полу мертвого убийцу, а ища выход. Та комната была длинной и какой-то кривой, с дверью в дальнем конце. Вистра вернулся и на всякий случай проверил нет ли выхода и здесь, но не нашел ничего похожего.
- Надо идти, - сказал он Книжнику, осторожно беря его за плечо и принуждая подняться. - Тарзин, пойдем.
Книжник встал, опираясь на Вистру; это оказалось тяжело. Вдвоем они вышли в длинную комнату, пересекли ее и шагнули в дверь, ведущую в другую такую же комнату. Еще две они прошли, прежде чем вышли в ночь, под звезды.
Ветер ударил в лицо – после затхлого воздуха он показался Сказочнику удивительно свежим и сладким. Вокруг не было ни людей, ни следов большого города. Горизонт уже светлел, напоминая о близком рассвете. Двое оглянулись: позади стояло нелепое здание с плоской крышей, длинное и приземистое, без единого окна – неизвестно, кому и зачем могло понадобиться такое.
Тишина все-таки не была полной; прислушавшись Вистра различил далекий перестук копыт, который, кажется, приближался к ним.
Светало так стремительно, что через четверть часа, когда пятеро всадников приблизились к спасшимся, Вистра узнал в них стражей в сине-коричневой форме и заметил знаки отличия у их капитана. Стражи, искали похищенных по «горящему следу» и нашли их.
Капитан стражей быстро расспросил спасшихся, одновременно с этим оказывая им возможную в этих условиях помощь. Не стоящий на ногах Тарзин был усажен на постеленный на землю плащ, закутан в другой такой же и напоен универсальным противоядием. Вистре тоже дали отхлебнуть из маленькой медной фляжки. Уже притерпевшийся к действию яда, он ощутил, как тело снова стало послушным и гибким, и обрадовался. Двое стражей вошли в нелепое здание, и быстро вернувшись, подтвердили слова Сказочника о Безумце. Вистра рассказал обо всем, даже о том, чего не видел, потому что Тарзин говорить не мог. Прошло больше получаса, когда Книжник немного пришел в себя и смог сесть в седло лошади одного из стражей.
Оказалось – город рядом, просто невысокий холм закрывал обзор. Стоило обогнуть его, как они увидели огни Серебряной Столицы.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:43 | Сообщение # 11 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава одиннадцатая. Театр
Тревогу забил Шела. Он хорошо запомнил Безумца и его настойчивое желание куда-то увести Тарзина, и когда поздно вечером ни Книжник, ни Вистра не вернулись в гостиницу, легко связал их исчезновение с требованиями Седару. Льеш вместе с мальчишкой немедленно отправилась к стражам. А стражи свое дело знали – они отыскали следы похищения странников и подняли «горящий след», который безошибочно привел их к цели.
Все это Вистра узнал на следующий день, после того, как сумел немного поспать и окончательно побороть действие яда. Тарзин не смог оправиться так легко. Яд подействовал на него сильнее, а испытанное потрясение истощило силы души. Небольшая рана на руке Тарзина не хотела заживать и постоянно кровоточила; все примененные местным лекарем средства не смогли помочь заживлению.
Все это продержало Книжника в постели несколько дней. Он почти не разговаривал, и лицо его напоминало маску. Молчаливая неподвижность Тарзина была страшна. Друзья пытались расшевелить его - каким бы жестоким это не казалось, нельзя было оставлять все как есть. Но Тарзин замкнулся в своих переживаниях, заключенный в них как в клетку и никого не впускал внутрь нее. Льеш и Шела, Фарита и его мальчишки - все пытались пробиться сквозь прутья этой клетки, но тщетно.
Деньги, заработанные до этого, закончились быстро, так что Вистре пришлось собраться и найти способ получить еще, как бы ни хотелось сидеть с другом. Помогло случившееся с ними несчастье. Он и Тарзин на какое-то время стали чем-то вроде знаменитостей, которые привлекли в «Цветочный двор» посетителей, и держатель гостиницы сам предложил ему днем и по вечерам поработать рассказчиком за весьма щедрую плату или бесплатное проживание. Сказочник, подумав, все же взял плату, пусть даже большая часть ее возвращалась к тому же хозяину гостиницы. Несколько дней подряд он сочинял истории на заказ в нижнем зале гостиницы; слушатели не требовали ничего особенного, кажется, они вообще приходили просто посмотреть на человека, который вырвался из лап безумного убийцы. Льеш подрабатывала тут же, на кухне, хотя плата ей не была такой щедрой. Только Шела тратил большую часть времени, пытаясь растормошить Тарзина.
В один из дней, когда очередная попытка закончилась ничем, мальчишка, разозлившись, стукнул кулаком по спинке кровати и воскликнул:
- Да что с тобой такое? Все уже закончилось, надо дальше жить, а ты себе не даешь! Убийца убил сам себя, а ты спасен.
Тарзин поглядела на мальчишку с печалью обреченного.
- Это я убил Седару, Шела. Сказал, что только смерть освободит его, и он решил умереть.
- О, замечательно! - еще больше озлился мальчик. - Ты еще пожалей его! Он же ненормальный и все твои слова понимал ненормально, ясно тебе или нет?
- Это все равно. Я довел его до самоубийства.
Убедить Тарзина в том, что в смерти Седару нет его вины, оказалось невозможно. Душевная рана, как и маленькая рана на руке, не заживала - а Книжник считал это карой.
Болезнь тела отступила через неделю; душа продолжала болеть. Тарзин ходил из угла в угол или сидел в кресле, большой, сутулый, чем-то похожий на нескладную птицу, совсем мало ел и по-прежнему молчал. Исцеление для Книжника случайно нашел упрямый Шела.
Мальчишка подолгу сидел рядом с Тарзином и вел себя с ним совершенно по-хулигански, пытаясь расшевелить. Он начинал чем-то вроде «Эй, посмотри только, на кого ты стал похож!» и продолжал в том же духе, пока не добивался хоть какого-то ответа. Раз или два Шеле удавалось даже заставить Тарзина пойти погулять в ближайший парк. На смену ему приходили мальчишки Фариты, которые пытались рассказывать Тарзину истории, предлагали какие-то игры, споры, но он не откликался, точно они находились где-то в другом месте, и он просто не слышал их.
Однажды Шела подошел к Тарзину вместе с Фаритой.
- А ну-ка, посмотри, - мальчишка бросил на колени Книжнику заляпанный глиной свиток.
Тарзин поднял взгляд.
- Что это?
- Как раз об этом я хотел спросить у тебя! – сердито заметил Шела.
Книжник взял в руки свиток и попытался развернуть его. Не тут-то было – глина и грязь превратили его в единое целое.
- Займет много времени, - заметил Тарзин, - пергамент ссохся, и чтобы развернуть его, нужны особые процедуры и инструменты. Откуда он?
- Один из клиентов, для которого я открыл замок на двери унаследованного дома, обнаружил в подвале, - сказал Фарита. - Он отдал свиток мне, такие вещи его совершенно не интересуют.
- Вот-вот, а ведь любопытно, что это может быть, - поддакнул Шела. - Вдруг карта сокровищ? Помоги, а?
Книжник не проявил интереса, но и не отказал мальчишке, попросившему о помощи. Он сказал, что ему нужен костяной нож и миска с горячей водой и, получив все это, осторожно взялся за работу.
Свиток удалось развернуть, не сломав ороговевший пергамент, но карты сокровищ там не нашлось, и читать было нечего тоже. Серая поверхность пергамента несла на себе рисунки, сделанные детской рукой. Тарзин отложил пергамент в сторону. Но руки его нашли себе работу - пальцы мяли и плющили комочек глины, соскобленной пергамента и размягченный водой из миски. Комочек был слишком мал для рук взрослого человека; он быстро раскрошился от недостатка воды. Шела, наблюдавший за Книжником, пробормотал что-то вроде «ага...» и куда-то ушел. Через полчаса он вернулся, притащив целую чашку глины, которую и подсунул под руку Тарзину. Книжник задумчиво посмотрел на глину, зачерпнул и принялся мять материал.
Через какое-то время Тарзин отложил глину и развернул свиток с рисунками. Неуверенная, несмелая рука ребенка изобразила на нем людей и животных – голубую лошадь с двумя хвостами, собаку в будке, женщину в длинном платье, мальчика с мячом…
Книжник смотрел на рисунки долго, очень долго, а потом придавил развернутый свиток краем миски и взял в руки глину. Он вылепил лошадь, собаку, мальчика и женщину…
Свиток был длинный и весь испещрен рисунками – глины не хватало, а Тарзин словно задался целью изобразить с ее помощью все, что было на рисунках. Шела совсем запыхался бегать за новой глиной, но не жаловался. Тарзин по-прежнему молчал, но пустота ушла из его глаз, и вялое бессилие оставило его. Иногда он вдруг переставал лепить и с каким-то странным чувством смотрел на свои руки.
В одно из таких мгновений Льеш подсела к нему.
- Не молчи, - попросила она, - тебе нужно говорить, как говорят твои пальцы. Да чтоб мне запнуться и шлепнуться - ты обязательно должен говорить!
- Говорить? – словно эхо повторил Тарзин. - О чем?
- О чем хочешь… прочти стишок, расскажи историю из твоей жизни, или – всю жизнь… Тебе надо выговориться, Книжник, где-то по ту сторону слов лежит твое спасение.
- Я больше не верю словам. Всегда верил, а теперь нет. Нужно другое.
- И ты не хочешь поискать это другое? - спросила Льёш.
Тарзин оставил мять глину и, взяв в свои руки свиток, улыбнулся, разглядывая рисунки.
- Сначала мне придется найти для этого слово. А я не верю словам.
Вистра тихо вздохнул; Тарзин улыбался, да, но по его лицу катились слезы. Льёш тихонько взяла его за руку.
- Скажи мне, что тебе нужно, - попросила она, – и я достану это хоть из-под земли.
- Краски… если бы у меня были краски, я смог бы раскрасить те фигурки, которые уже высохли, - сказал он.
Девушка тут же умчалась выполнять просьбу Тарзина.
* * *
То, что начали Фарита и Шела, Льёш сумела закончить. Тарзин снова стал разговаривать, постепенно снимая те барьеры, которыми окружил себя. Раскрасив глиняные фигурки, он вышел на улицу и раздал их первым попавшимся детям. К Тарзину вернулись аппетит и сон. О своей вине он больше не говорил; только Вистра был уверен - Книжник до сих пор считает себя убийцей. Плохо ли, хорошо ли - часть его боли ушла вглубь, и Сказочник знал, что это значит – не исцеление, а отсрочка.
Неожиданно похолодало, впрочем, так ли уж неожиданно? Предвестие осени и раньше можно было заметить в редких позолоченных листиках, выпадавших из зеленых куп; вторая неделя осени тешила взгляд желтой листвой и ясным синим небом, но ночи становились все холоднее. В городе обнаружилось столько работы для мастера по замкам, что Фарита собирался задержаться в Румно. Вистре не хотелась расставаться с ним с его мальчишками, но нужно было продолжать путь. Нужно и ему, и Льеш с Шелой, и главное - Тарзину, который снова начал замыкаться в себе. Сказочник решил, что завтра они покинут Серебряную Столицу, и остальные с ним согласились.
Этот последний день в Румно каждый проводил по-разному. Шела и Тарзин где-то бродили, Льёш отправилась покупать для всех одежду потеплее, и Вистра, когда настал вечер, решил немного погулять по освещенному огнями Румно. Вечерний город был красив и не похож на дневной; фонари под цветными колпаками бросали на все удивительные блики, подсвеченные фонтаны искрились и пели. Люди так же легко меняются, когда яркий свет дня переходит в сумерки. Одни перестают скрывать то, что у них на сердце, другие неожиданно обнаруживают, что в мире есть много вещей, помимо простых и важных дел. И те и другие становятся счастливее, а ведь счастливый человек куда заметнее, чем яркий цветной фонарь на улице города.
Счастливых - или готовых стать счастливыми - Сказочник повстречал в вечернем Румно немало. Он сам был одним из них - странником в незнакомом городе, которому все интересно здесь, которого ждут еще большие чудеса, ведь дорога его не закончилась. Он ничего не искал нарочно, кроме продолжения для своей сказки - а нашел друзей и спутников: мальчишку, мужчину и девушку, которая не знала, не замечала собственной красоты...
Из неглубокого приятного раздумья Вистра был выведен голосами зазывал - мальчика и девочки в одинаковых ярких одеждах.
- Господин, господин! Зайдите в театр – не пожалеете!
- Это отличная пьеса, господин! Амарэт Столикая получила за нее Золотой Венец Искусства от самого короля! И вход всего полтора лима!..
Сказочник увидел, что выбрел к зданию городского Театра. Ярко освещенный фасад с колоннами, изображавшими Вечных Влюбленных, Отчаяние и Надежду, был увешан плакатами: «Мосты над Бездной»! – в представлении труппы Амарэт Столикой! Не пропустите!», «Великая Амарэт - только три представления!» и «Премьера! Сегодня вечером!»
Юные зазывалы не были похожи друг на друга, но чем-то напомнили Вистре близнецов, предложивших купить фей его Герою и рассказавших о Стене. Они щебетали, не останавливаясь, ненавязчиво подталкивая Вистру ко входу в театр. Сказочник не особенно сопротивлялся, только пытался вспомнить, есть ли у него с собой деньги. Решив разом покончить с сомнениями, он полез в карман и обнаружил там несколько монет, которые и достал. Красивая девушка у входа - распахнутых настежь высоких узких дверей - взяла две монеты, дала Сказочнику сдачу медяками и театральный билет, похожий на короткий обрывок голубой с серебром ленты. Вистра улыбнулся билетерше и вошел в зал.
Зал оказался почти полон, но представление еще не началось. Вистра успел осмотреться вокруг, полюбоваться лепными украшениями и фресками на стенах и потолке, необычайным чисто-белым светом особых театральных свечей. Мягкие и очень удобные кресла были предоставлены зрителям, темно бордовые, как и свисающий с потолка бархатный занавес.
Он любовался залом не меньше четверти часа, а потом служители погасили свечи, и представление началось.
Пьеса, основанная на старой, почти забытой сказке понравилась Вистре.
...Девушка превратилась в старуху – такова оказалась цена спасения любимого. Но человек, которого она спасла, не любил ее и не смог вернуть ей молодость. И был другой, любивший ее больше жизни, юноша с зоркими глазами, который, узнал и в обличье старухи; узнал и обнял, и поцеловал, произнеся «я люблю тебя». Старуха превратилась в девушку, но не навсегда. Ведь она любила другого...
- Чем же ты заполнишь Бездну? - спрашивала девушка, обладавшая в этот миг не только внешностью, но и мудростью пожилой женщины.
- Бездну нельзя заполнить, но можно построить мост - ответил юноша, по-прежнему обнимая ее, влюбленными глазами видя в старухе юную девушку.
Она смотрела на него с глубокой печалью - мудрость всегда печальна.
- Из чего же ты станешь строить его?
- Все мосты построены из надежд. Камень и дерево - что скрепит их прочнее надежды? Хрусталь и глина - что свяжет их в одно целое? Жизнь и жизнь - что заполнит их без остатка? Моя любовь предложена тебе, но твоя принадлежит другому; любовь разделила нас, надежда - соединит...
Зал рукоплескал; актеров долго не отпускали со сцены, особенно старуху, которая так и не превратилась обратно в девушку. Вистра не сразу понял, что она и в самом деле немолода…
- А-ма-рэт! А-ма-рэт! – скандировал зал, и старая актриса, так восхитительно сыгравшая юную девушку, улыбалась и отвешивала поклоны. Это и была Столикая Амарэт, имя которой стояло на афишах.
Вернувшийся в гостиницу Вистра обнаружил в комнате только Тарзина – ни Льеш, ни Шелы, ушедшего «по своим делам», до сих пор не было. Сказочник собирался уже засесть за «Стену», когда услышал в коридоре голос Льеш. Девушка, отчаянно ругаясь, влетела в комнату.
- Чтоб ему все сладкое горьким казалось! Чтоб его загребущие руки отвалились, пока их ему не оторвали, чтоб ему икать и чесаться! И чтоб мне превратиться в лед и растаять, если еще хоть раз захочу ему потакать!
- Что случилось? – встревожился Вистра.
- То, что и должно было! - она вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками, а потом резко отдернула руки и тряхнула головой. - Вот уж рыдать из-за него я не стану!
- Да из-за кого? - спросил ошеломленный Вистра.
- Сам не догадаешься? - огрызнулась она и осеклась. – Прости. Сейчас расскажу...
Она так и не смогла успокоиться, наоборот, злилась больше и больше. Но рассказ все объяснил.
Льеш и Шела встретились на рынке, и девушка немедля приспособила мальчишку помочь ей отнести в гостиницу сделанные ей покупки. Но до гостиницы они не дошли – на одной из улиц какой-то человек, подойдя вплотную, положил руку на плечо Шелы, не давая сбежать. Льеш узнала его - хозяина большого красивого сада, у которого мальчишка умыкнул арбалет. С ним было еще двое, которые не вмешивались, но вид имели самый нехороший.
- Ты, девушка, - сказал хозяин арбалета и сада Льеш, - пойдешь за деньгами. А твой дружок вор останется со мной ждать твоего возвращения.
Он требовал триста золотых за украденный арбалет. Льеш предложила вернуть ему украденное в целости и сохранности, но он коротко усмехнулся половиной лица.
- Я видел, как твой парень стрелял на площади из моей игрушки - и неплохо стрелял. Думаешь, мне жалко вещи для хорошего человека? Надо было сразу купить ему арбалет, а не красть его после. Я, Улыбчивый Кер, не могу позволить обкрадывать себя даром. Триста монет и арбалет ваш.
Девушка пыталась спорить – Улыбчивый не слушал возражений. Он ушел и увел с собой Шелу
Льеш была потрясена и расстроена.
- Если бы только я купила этот треклятый арбалет – или хотя бы не подтолкнула Шелу идти на состязание… - девушка ругалась, бегала по комнате из угла в угол и еще больше ругалась; Вистра и Тарзин ощущали себя неуютно, беспомощные, ничем не способные помочь - чтобы успокоить Льеш или выручить Шелу и продолжить путь, нужны были триста альсов, а где столько взять?
- И когда нужно принести деньги? - спросил Книжник, имея, кажется, последнюю надежду на долгий срок.
Надежда не оправдалась.
- Завтра, - ответила Льёш, переставая ругаться и бегать по комнате, - после полудня к фонтану Диких Снов. Там будет ждать человек, который отведет меня к Шеле, если я принесу деньги.
В эту ночь они почти не спали, обсуждая возможность добыть триста альсов. Шелу надо выручать, с этим никто не спорил, но как? Вистра не смог бы и за год заработать столько рассказами, Книжник – играя в хэле, и даже Фарита – своим мастерством. Странники решили посоветоваться с ним, и чуть рассвело, постучались в комнату к нему и мальчикам. Фарита уже не спал; вместе они спустились в нижний зал и там, пока расторопная служанка накрывала на стол, Сказочник объяснил ему, в чем дело. Обычно улыбчивое лицо мастера по замкам помрачнело.
- Можно обратиться к закону, но здешние законы в некоторых случаях не лучше беззаконья. Обокраденный имеет право требовать для вора не только штрафа, но и наказания, лучше от этого не станет. Но триста золотых!.. У меня найдется дюжины две лимов, но и только - я трачу все на мальчишек. Можно было бы заложить или продать Дракону, но боюсь, и за нее тоже столько не дадут… У этого Улыбчивого дурная слава, а репутация - наоборот.
- Как это? - не понял Книжник.
- До того как переселился в деревню, Улыбчивый Кер зарабатывал тем, что добывал для алхимиков части тел разных чудовищ. Мог спокойно выпотрошить мирную гарпию или убить щенка оборотня… И однажды случайно оказал важную услугу здешнему градоправителю, то ли спася от волкодлака его сына, то ли жену от химеры… Он почетный гражданин города, хотя и не живет теперь в Румно. Так что репутация у него самая лучшая. В общем, обратись мы к закону, он окажется прав, а мы - нет. У меня есть один знакомый законовед, я поговорю с ним с глазу на глаз, но опасаюсь, ответ будет тот же.
Он не ошибся. Знакомый Фарите законник подтвердил: Улыбчивый Кер имеет право требовать наказания и штрафа для обокравшего его мальчишки; и поскольку он числится среди ближайших друзей градоправителя Румно, дело в городском суде решат в его пользу.
Отчаявшись найти иное решение, Льеш решила попытаться уговорить Улыбчивого подождать с деньгами или уменьшить невозможную сумму. И Тарзин, и Вистра, и Фарита собирались пойти на встречу с Кером вместе с ней, но она взяла с собой лишь Сказочника. Узнав дорогу к фонтану со странным названием, двое отправились туда.
По дороге Сказочник заметил, что за ними ковыляет нелепая фигура – старуха в ужаснейших лохмотьях, тревожно оглядывавшаяся Льеш увидела ее тоже. Старуха походила на нищенку, и что-то было в ней от королевы. Пока Сказочник размышлял над этим противоречием, они подошли к фонтану.
Фонтан Диких Снов, с пустой каменной чашей, засыпанной сором и заросшей травой, показался Вистре раскрытым в беззвучном крике ртом. Края каменной чаши украшала резьба – чудовищно искаженные фигурки людей и зверей, со слишком большими или слишком маленькими телами, чересчур короткими или длинными руками и лапами, настолько уродливые, что долго смотреть на них было невозможно. Рядом с фонтаном никого не оказалось.
Старуха, следовавшая за ними, доковыляла до каменой чаши, и присела на край. Почти тотчас появился Улыбчивый Кер с двумя товарищами. Он подошел к девушке и юноше, небрежно отпинывая со своего пути мелкие камешки и во мгновение ока распознал главное.
- Я вижу, денег вы не принесли.
- Нет. Это… это очень много, триста золотых. Столько сразу не собрать, начал Вистра.
- Сколько же вы собрали?
- Нисколько.
Улыбчивый задумчиво постучал пальцами по щеке.
- Спорить я не собираюсь. Платить все равно придется – другое дело, если кто-то из вас предпочтет не платить, а расплачиваться…
- Но это действительно слишком…
- Ах, нет! – перебила беспомощно возражавшую Льеш рассмеявшаяся старуха, что сидела на краю фонтана. - Триста монет за жизнь – это не так уж дорого, молодая госпожа!
Не поняв причин ее веселья, Улыбчивый приподнял бровь.
- А это еще кто? Твоя телохранительница?
Глаза старухи вспыхнули.
- Ты говоришь, что не знаешь меня? Правда, Кера́йю, можно подумать, что раньше мы не встречались! - она встала и подошла ближе каким-то странным, нечеловечески-угловатым и в тоже время очень плавным и грациозным шагом.
- Встречались? – ухмыльнулся Кер. - Вряд ли ты была когда-нибудь так молода и красива, чтобы стать одной из моих подруг, хотя и помнишь мое имя.
- Я помню не только это, Керайю. Я помню все твои дороги, все ошибки, которые ты совершил, всех убитых чудовищ и тех, кого ты решил считать ими. Порой ты сам вел себя как чудовище, даже если не было в том нужды. Но своя нужда у тебя есть и сейчас. И свой долг. Помнишь ли ты еще, что и кому ты должен?
Улыбчивый заметно побледнел.
- Ты… не можешь этого знать!
- Человек не может знать это, ведь не с человеком ты договаривался, верно? Но Та Которая Спит…
- Заткнись! – вскрикнул Кер. – Мне не интересны твои выдумки!
- О, они давно уже не только мои! - с каким-то детским восторгом рассмеялась старуха. – Именно ты не придумал ничего лучшего, кроме как попросить кое-что у меня… В следующий раз я приду к тебе в другом обличье, и может быть, оно больше понравится тебе… Или не ждать следующего раза?
Едва уловимое взглядом движение - и лохмотья опали на землю и вспыхнули алым огнем. А сама старуха… словно маску она сняла с лица свою старость, и теперь это была молодая женщина в темном платье с приковывающими взгляд белыми узорами по краю рукавов и подола.
- Такой ты хочешь видеть меня? – спросила она, голос ее тоже изменился, став властным и сильным,
Товарищи Улыбчивого попятились с ужасом и благоговением на лицах. Вистра… он узнал облик, в котором, согласно легендам иногда появлялась Великая Госпожа Смерть, Спящая, Младшая Сестра Богини Жизнь… Но страха не было, хоть он и готов был поверить в то, что перед ними и вправду Та Что Спит.
Улыбчивый попытался отшагнуть, но упал на колено, и тотчас Она встала рядом с ним и положила руку на его плечо… и бывший охотник на чудовищ вдруг согнулся до земли, уткнувшись носом в серую пыль.
- Ты все еще подчиняешься мне? – тихо спросила Она.
- Да, Госпожа… Чего ты хочешь? Мое время пришло?
- Человеку не надо знать этого. Речь пока идет не о тебе и не о твоей жизни, - Улыбчивый вздрогнул, - а о том, что ты вновь возомнил себя Мной. Смертному пристало ли решать, жить или умереть другому смертному? Мальчишка принадлежит мне так же, как и все вы.
- Я не собирался убивать его! – запротестовал Улыбчивый, он даже поднял голову, но тут же снова опустил под тяжестью Ее взгляда.
Тень от тучи, закрывшей солнце, упала на землю, задул резкий холодный ветер.
- Не спорь со Мной. Я лучше знаю тебя, чем ты сам себя знаешь. Если Долг еще хоть что-то значит для тебя, ты отпустишь мальчишку и никогда больше не сотворишь подобного – впрочем, Я сама могу сделать это – так, как делаю всегда, - женщина улыбнулась и от этой улыбки по спине Вистры пробежали мурашки, - но тогда ты будешь должен мне вдвойне.
- Нет, Госпожа! Я сделаю это, клянусь! Просто хотел припугнуть наглого вора…
- Спор бесполезен, - Она сняла руку с его плеча, - иди и сделай.
Тяжело, медленно, словно заново учась владеть своим телом, Улыбчивый поднялся на ноги. Поискав взглядом товарищей, давно сбежавших, он напоследок поклонился Госпоже и стал пятиться, не смея повернуться к Ней спиной. Наконец, шагнул за поворот и скрылся из глаз.
Женщина в черном проводила его взглядом и улыбкой, и повернулась к Вистре и Льеш.
- Госпожа… - произнесла девушка несмело.
- Не называй меня так, - глухим, скрипучим голосом оборвала женщина. - Спектакль был сыгран неплохо, но не для ваших глаз. Или и вы тоже - поверили?
Она словно бы разом стала ниже ростом, плечи ее ссутулились, а лицо… женщина отвернулась и провела по нему рукой, а когда повернулась – это была та самая старуха, только сгоревшие лохмотья не легли вновь на ее плечи. И двигалась она как человек, давным-давно уставший от жизни.
- Спектакль? – ошарашено повторила Льеш. - Так это просто спектакль?
Старая женщина потерла колено и поморщилась.
- А что же еще? Как иначе я могла убедить этого паразита отпустить вашего мальчишку?
Словно части головоломки вдруг сложились в голове Вистры; именно в этот миг он узнал неожиданную помощницу.
- Вы – Амарэт, актриса, - сказал он уверенно.
- Лицедейка, милый, - ласково поправила она. - Не актриса – Лицедейка.
Ее постаревшее лицо словно вдруг утеряло что-то важное, какие-то черты, что придавали обаяние и силу всему ее облику. Да, она была стара, очень стара. Как он мог видеть в ней совсем юную девушку и молодую женщину? Каким чудом могло произойти такое превращение?..
Наверное, Амарэт угадала сомнения Вистры; она улыбнулась всем своим лицом, состоявшим из одних лишь морщин.
- Я могу стать любой - молодой и веселой или несчастной и дряхлой; ты увидишь звезды в моих глазах, если я буду в ударе.
Лицедейка встряхнула головой, рассыпав по плечам седые пряди, морщины на лице стали разглаживаться и исчезли совершенно. Миг – и превращение повторилось, но на этот раз перед Вистрой и Льеш предстал мужчина-странник, вечный подданный дорог, немного усталый, но еще достаточно сильный, чтобы дойти даже до края света... Созданный во мгновение ока образ воспринимался безусловно, и когда Амарэт заговорила, то и голос ее был голосом мужчины:
- Покой неведом той, что нас связала.
Ей имя – Жизнь, итог ее – молчанье,
Есть и другая, и в ее касанье
Прозрения безжалостное жало.
Не правда ли, ты был, а словно не был?
Ты колебался, вечно выбирая
Зло иль добро, не зная, не гадая,
Что все и все едино перед небом.
Великого так много и смешного.
Где ты упал, другой споткнется снова.
И мир к тебе придет, круша и строя,
С лицом злодея и душой героя.
Простое пониманье – выше счастья.
А отдыха не жди - его не будет.
Встань и иди - и кто тебя осудит
Когда оставят силы в одночасье?
И ничего. Вот отдохнешь и снова –
За небом ли под небом ли - неважно.
Пусть будет путь, и мотылек бумажный
Достигнет своего огня живого.
Ликуя и тоскуя, пой, бродяга,
Без боли здесь не сделаешь ни шага.
И сделал бы, да вдруг замрешь, не смея,
С душой героя и лицом злодея.
Последняя надежда - словно милость.
Не говорите: милосердье ранит.
Надежда, как и сердце, не обманет.
А доброте и драться приходилось -
За то, что будет, ведь не жалко биться
С тоской и с болью, и с лихой бедою.
Таким и будет твой ответ покою,
Что все равно когда-нибудь случится.
Осядут тени, разовьется локон,
Потухнет взгляд, как свет далеких окон.
Не дай вам жизнь так возжелать покоя
С лицом злодея и душой героя!..
Несомненно, в этом было что-то от волшебства, подобного тому, которое делало героев Сказочника живыми и настоящими.
- Вот так, мой милый, - сказала старая женщина. В глазах ее и правда сияли звезды.
- Вот это да, - восхищение и что-то донельзя похожее на недоверие, прозвучали в голосе Льеш. - Но почему вы помогли нам?
- Я слышу, как металл звенит в твоем голосе – не только холодное железо, но и благородный металл. Думаешь о деньгах? Напрасно, ни одного золотого я с тебя не возьму, - Амарэт потерла ладони, словно стараясь оттереть с них приставшую грязь. - Я услышала ваш разговор в зале гостиницы и захотела сделать то, что сделала. Тебе обязательно нужны причины, милая?
- Нет. У вас есть какая-то власть над этим Улыбчивым, вы знали его тайну?
- О, вот теперь тебя интересует, как я это сделала, - Лицедейка понимающе улыбнулась, - никакой тайны я не знала. Кое-что слышала о нем, остальное домыслила сама и хорошо сыграла свою роль, вот и все. Еще вопросы будут?
Вопросов действительно не было.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:44 | Сообщение # 12 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава двенадцатая. Другая Дорога
Оказалось, Амарэт поселилась в той самой гостинице, где остановились странники и Фарита, и поселилась одна, без остальных членов труппы. Это удивило Вистру, как и то, что Лицедейка переводит свое драгоценное время на незнакомых ей людей. Немного подумав, он спросил об этом и услышал в ответ:
- Не беспокойся, мое время теперь принадлежит только мне. – И что-то в голосе старой актрисы сказало Вистре - больше спрашивать не стоит.
Шела, немного помятый, но бодрый, пришел через полчаса после того, как Сказочник и лицедейка вернулись в гостиницу. И тут же попросил еды. Накинувшись на принесенную ему кашу с мясом, он опустошил несколько тарелок и лишь потом рассказал спутникам, что ничего плохого ему не сделали, только покормить забыли…
Льеш с каким-то едким юморком рассказала ему об Амарэт, но мальчишка отмахнулся от ее рассказа – кажется, Шеле просто было все равно, как его освободили. Девушка упрекнула мальчишку в неблагодарности, и они страшно поссорились. Вистра попытался помирить - и ему досталось от обоих. Удрученный, он вернулся в свою комнату и взялся за «Стену». О многом хотелось сказать, и слова текли сами, едва давая время записать себя.
«Герой больше не чувствовал тяжелого, стылого взгляда Стены - но ощущал теплое прикосновение невидимого солнца. И ему легче было идти, пока оно согревало его.
К сожалению, все когда-нибудь заканчивается.
Был чудесный солнечный день; Герой шагал, напевая песенку, которая когда-то нравилась ему:
- Далека дорога, далека,
Яркий день умыт росой и светом.
Будь, надежда, мне простым ответом
На вопрос, что не нашел пока!
Свет простых желаний – мой маяк.
И во всем я вижу добрый знак.
Жизнь и смерть - в единстве на века,
Без печали радость так ли сла́дка?
Отчего все это так – загадка,
Мир не разгадал ее пока.
Далека дорога, далека…
Тут он заметил, что больше не один на дороге – его догонял человек в яркой одежде, вышитой лунами и звездами, который бормотал себе под нос непонятное.
- А, странник, - то ли окликнул Героя, то ли произнес сам для себя человек. - Как вовремя! Я волшебник и всю мою жизнь разгадываю тайны мира, а теперь хочу поделиться и с тобой своей мудростью. Но поскольку ни одна награда не должна даваться без труда, я облек свою мудрость в загадки - их я и стану загадывать тебе. Но не бойся, что не сумеешь разгадать - у тебя будет для этого сколько угодно времени.
Герой не успел возразить, как Волшебник предложил ему первую из своих загадок:
- Что ярче серебра, дороже золота и надежнее стали?
- Доверие, - улыбнулся Герой.
Волшебник нахмурился.
- Что ж, может, эта загадка легка для тебя, потому что ты сталкивался с доверием. Но вот тебе другая: если яд горек, а мед сладок, что будет, если смешать их?
- Будет жизнь.
Волшебник почесал под колпаком плешивый затылок.
- Странно. Неужели ты мудрее меня?
- Нет, господин, - ответил Герой, - просто ответ на ваши загадки знают даже дети.
- Как? Не может быть! Неужели я потратил время, чтобы найти всем известные тайны?
В голосе Волшебника слышалась обида, но он быстро взял себя в руки.
- Тогда ответь вот на это, - он раскрыл ладонь и показал Герою два камешка, черный и белый. - Что ценнее, добро или зло? Добрые отвечают «добро», ведь они добры. Злые называют зло, ибо это в их природе. Но я хочу, чтобы ты ответил, не примеряя это к себе. Зол ты или добр, скажи мне, что лучше?
- Я не видел зла без добра, а добра без зла, - сказал Герой, - и считаю, что друг без друга они не стоили бы ничего.
Волшебник задумался, кажется, такой ответ не приходил ему в голову. Герой решился задать ему, мудрому, собственный вопрос:
- Скажите, не знаете ли вы, зачем нужна Стена?
Волшебник, кажется, тут же забыл о своей обиде.
- Это просто. Стена и мир - две части целого, - сказал он с видом победителя, ибо нашлось то, чего не знал человек, так просто разгадавший все его загадки. - Для того она и нужна - чтобы быть. Мир без Стен невозможен. Значит, если бы не существовало Стены, то не существовало бы и мира.
- Не может быть! - удивился Герой. - Стена делит мир, а не держит его на себе!
- Возможно и так, - отозвался Волшебник. - Но Стена нужна миру, и в этом никто уже не сомневается.
Миг – и он исчез, и только облачко цветной пыли клубилась на месте, где стоял мудрец. Но ветер, дохнувший с севера, унес и его.
А Герой так и остался стоять посреди дороги, думая о том, что, может статься, Стена и в самом деле нужна миру. И невидимое солнце больше уже не грело ему спину».
* * *
Утром в дверь комнаты Вистры постучали. Он отворил – на пороге стояла Амарэт.
- Ты все еще помнишь о том, что я сделала, милый? – строго спросила она.
Не поняв, чем заслужил эту строгость, Вистра кивнул:
- Конечно. Я могу что-то сделать для вас?
- Можешь. Вы, кажется, странствуете? Возьмете меня в компанию?
- Госпожа, - сомнение снова овладело Сказочником, - но как же ваш театр?..
- Забудь про театр, - Лицедейка сверкнула глазами, - мои птенцы и без меня обойдутся. Итак, когда выступаем?
- Наверное, сегодня.
- Наверное? Ладно. Когда подойдет время, пожалуйста, загляни в шестнадцатый номер.
Слишком резко и решительно для такой старой женщины она развернулась и отправилась восвояси. Тотчас открылась дверь соседней, снятой для Льеш комнаты. Проводив уходящую неодобрительным взглядом, девушка потерла слегка помятое со сна лицо.
- Что за шум? Чего от тебя хотела эта дракониха?
- Желает идти с нами… Зачем ты о ней так?..
- Она мне не нравится… Пойти с нами? – до Льёш, кажется, не сразу дошло. - Вот еще глупости! Надеюсь, ты ей отказал?
- После того, как она помогла нам? Я не смог.
- Ну, так и знала! Не-ет, надо уходить из этого города, где неприятности к нам так и липнут. Ладно, - девушка вздохнула, явно смирившись, - это все-таки твоя дорога, тебе решать, кого взять с собой.
Остальные восприняли известие о новом спутнике спокойно. Книжник снова ушел в себя, а Шела соглашался со всем, что ему говорили - только если это не исходило из уст Льёш. С утра он успел продать злосчастный арбалет, а деньги вложил в общий кошелек, словно желая таким способом попросить прощения.
Погода, как назло, начала портиться. Странники вышли из гостиницы и с сомнением остановились, глядя на хмурое небо.
- Может, все-таки подвезти вас немного? – предложил Фарита, не собиравшийся покидать Румно.
Но Дори остановил его:
- Нет, отец. Я проведу их Другой Дорогой, если разрешишь.
Фарита внимательно и серьезно смотрел на сына:
- Я не могу запретить, ты же знаешь. Я доверяю тебе. Вернешься?
- Обязательно, - пообещал Дори. Он перехватил взгляд Лицедейки Амарэт, присоединившаяся к странникам, взгляд, в котором был вопрос и ответил на него: - Есть одно место, куда вы обязательно должны попасть. Я покажу вам дорогу.
- Но больше ничего не расскажешь? - спросила Лицедейка.
Мальчик пожал плечами:
- Могу. Но тогда, скорее всего, Другая Дорога не подпустит нас к себе. Что для вас важнее - знание или вера?
- Так спрашивать нельзя. Как бы ни ответил, ответ будет неправильным!
- А я и не спрашивал, - Дори смотрел на нее с улыбкой, - это вы спросили.
Амарэт поджала тонкие красивые губы, но промолчала.
Дори вывел их из города, и, даже не поглядев на надписи на камне ближайшего перекрестка, выбрал левый поворот. Лицедейка все же не сдержалась:
- Не заплутал ли ты, наш проводник? Там только пустошь, камень и песок – мучение для наших глаз и ног. Нам точно не в обход, а напрямик?
- Земля пуста лишь так, на первый взгляд. Ты можешь повернуть, пойти назад, туда, где все не то или не так, где ждет тебя одно лишь – пустота, – ответил мальчик.
Лицедейка нехотя огляделась и пожала плечами.
- Какой пустяк, какая суета… Пути наружу нет ни здесь, ни там. А выбор жизнь один предложит нам – вот эта пустота, а может та… И ты, дитя, не можешь знать того, что может быть итогом – ничего, что благодарность – миф в конце концов, и у обид всегда знакомое лицо…
Мальчик остановился, остановив и других. Его взгляд стал внимательным и серьезным, словно Дори повзрослел от суровых слов Лицедейки.
- Прости, - сказал он, - я не понял сразу. Тебе больно…
- О нет, ты ошибаешься! – прервала его Амарэт с каким-то нарочитым оживлением. – Боль испытают они, рано или поздно! Из каждого я воспитала хорошего актера, научила превращать мертвый образ в живой, захудалую сцену с дырявым занавесом – в Храм Искусства! Все, что у них есть, дала им я! И теперь мои птенцы, мои воспитанники говорят мне, что я слишком стара, что с моими ролями они справятся лучше, а я заслужила покой… Да, порой я мечтала о покое. Когда приходилось давать по четыре представления за день, чтобы прокормиться, когда мысль о смерти казалась слаще меда, и приходилось заставлять себя жить... Но ведь это была жизнь - в холоде, голоде и нищете, жизнь полная и яркая, и мы делали все, чтобы завоевать не мир, но сердца. И мы завоевали их, и этой бескровной победой можно гордиться! И после всего этого меня хотят выбросить за борт телеги, которую я долгие годы везла по дорогам жизни! О, они просто не знают, каково это, быть труппой без опытного человека во главе, но они узнают! На того, кто примет на себя эту ношу, свалится тысяча мелочей, а ведь руководителю придется еще и иметь дело с человеческой неблагодарностью!..
Лицедейка резко замолчала, словно выдохлась и оглядела спутников со злым вызовом, точно ожидая – все, как один сейчас набросятся на нее и начнут убеждать, что она не права. Никто не сказал ни слова, но от этого ей, кажется, легче не стало.
Путь продолжился. На душе у Вистры было пасмурно. Спутники тоже имели нерадостный вид. Вновь ушедший в себя Тарзин, Льеш, косящаяся на Лицедейку, готовая доказывать свою правоту любом способом Амарэт и Шела, непонятно, научившийся ли хоть чему-то за весь пройденный путь. И тревожила сказка; обычно удавалось распутать клубок вопросов, который сами собой вставали в любой сказке, Вистра не знал, удастся ли и на этот раз.
Он задумался слишком сильно, и когда Дори, наконец, остановил странников, Вистра понял, что не знает, как попал в это мрачное место. Вокруг простиралась земля камней и песка, бесплодная и неприглядная. Ни впереди, ни позади не было ни следа тропинки и никаких ориентиров: хоть шли они совсем недолго, всякие следы Румно бесследно исчезли с обозримого горизонта. Только на западе виднелось что-то похожее на упершийся в небо палец.
- Вам нужно туда, - сказал Дори, кивнув на «палец», и отмахнулся от всех возражений, попросив: - Обязательно дойдите до Маяка. Даже если Смотритель не захочет разговаривать с вами, сможете переночевать под крышей.
Это последнее слово было, пожалуй, решающим. Мальчик, наказав им поспешить, отправился в обратный путь.
Небо окончательно затянули мрачные тучи, с самого утра грозившие ливнем; с каждой минутой эта угроза, казалось, усиливалась. Сумрак, объявший мир заставил забыть об усталости и торопиться к тому, что Дори назвал Маяком. Стало совсем темно, когда странники, наконец, достигли своей цели. К счастью, путь им освещал огонь, загоревшийся на вершине башни, становившийся тем ярче, чем ближе они подходили.
Она была не такой высокой, как казалось издалека, башня цвета сухого песка в тени; лестница вилась по наружной стороне, опоясывая Маяк неровной спиралью. Но раньше, чем странники успели рассмотреть все как следует, дверь в башне отворилась, и навстречу им вышел человек, очень высокий и тонкий.
- Заходите, – пригласил он, отступая в неяркую глубину помещений башни.
Путешественники последовали за хозяином, который шел впереди, указывая гостям дорогу; он двигался так, словно давно уже сбросил с себя все лишнее - годы, надежды, мечты… Белые волосы, косо, неровно обрезанные, шевелил ветерок, продувающий башню насквозь. Введя гостей в большую залу, хозяин повернулся к ним, и, каким-то образом определив в Сказочнике того, за кем все шли, улыбнулся ему.
- Приветствую тебя и твоих спутников, - лучики принадлежащих не одной только старости морщин, украсили загорелое лицо человека, - я Смотритель этого Маяка, иногда меня называют Ко́рдрэ.
- Я Вистра, а это мои друзья…
- Вижу, - не дал ему закончить Смотритель. - Будете ужинать, или усталость сильнее голода?
- Нет, мы не голодны, - за всех ответил Сказочник, - нам нужно только место для сна.
- Сюда. – Смотритель взял со стола нехитрый масляный светильник, зажег его от другого точно такого же и повел их дальше. Через пять минут каждый нашел для себя подходящее местечко в одной из небольших комнат, где и устроился отдыхать.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:46 | Сообщение # 13 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава тринадцатая. Башня из песка
Уснув мгновенно, Вистра и проснулся так же, и сразу вспомнил и где они находятся, и то, что никто из них толком не знает, зачем пришел сюда. Шела и Тарзин, занявшие эту же комнату, еще спали, а вот из соседней, которую занимали Льеш и Амарэт, доносились голоса. Странное эхо не позволяло понять ни слова, и только одно можно было сказать наверняка – разговор не мирный.
В небольшое квадратное окно вливался свет. Вистра выглянул, надеясь увидеть что-то интересное, или хотя бы следы бесследно пропавшего вчера города, но увидел другое – черная точка парила высоко в небе, то опускаясь, то поднимаясь, купаясь в тучах как в море. Птица не была похожа на птицу, и голос ее не был птичьим; она не пела и не кричала, а словно звала кого-то, поторапливала, или же наоборот, просила не спешить. У Вистры вдруг зашлось сердце, точно от внезапного сильного волнения. Уняв его Сказочник, отправился искать Смотрителя.
Не успел он, однако, сделать и двадцати шагов, как встретил его.
- Доброе утро, - сказал Кордрэ, выйдя навстречу гостю из какой-то комнаты. - Твои спутники еще не проснулись, а тебе захотелось с кем-нибудь поговорить?
- И да, и нет. Я видел странную птицу, которая кружит в небе вокруг маяка…
- Это тайль, - кивнул Смотритель, - крылатый конь, любимец Великой Госпожи Смерть. Только не спрашивай – откуда я знаю, кто любимец Смерти.
- Все знают, - осторожно заметил Вистра, - это легенда. - И еще осторожнее добавил: - Мне кажется, вам есть что рассказать.
Кордрэ едва заметно пожал плечами.
- Моя история проста – предательство друга, помощь врага, слишком поздно пришедшая – и вот уже рука Великой Госпожи лежит на моем плече.
- Но вы… живы?
- Нет, - подойдя к окну, Кордрэ улыбнулся, произнося слова, в которых не было повода для радости, - я умер. Но Ее власть – беспредельна, как безгранично Ее милосердие. Великая Госпожа сделала меня Смотрителем этого Маяка, и подарила друга, который никогда не предаст, потому что не способен на это.
Голос тайля прозвучал с высоты - словно он услышал, что тут говорят о нем, и ответил коротким криком.
- Тайль – это тоже я, та часть моей души, которую я обрел взамен потерянной, умершей от предательства, – Смотритель внимательно взглянул в глаза Вистре. - Ни одного человека нельзя судить за ошибки, которые он совершает, пока за них платит он сам.
- Ты милосерден, - в залу вошла Льеш, заставшая конец разговора, - но некоторые ошибки нельзя простить.
- Какие же?
Девушка провела рукой по волосам, поправляя их, Вистра заметил - она выглядит усталой.
- Ошибки, которые убивают.
- Ты сурова, - усмехнулся Смотритель Маяка, – впрочем, больше всего - к себе самой.
- Никогда не замечала…
Встревоженный, какой-то совершенно не похожий на себя Шела заглянул в залу.
- А Тарзин не просыпается, - сказал он. - Тормошу его, тормошу, а он все спит...
Вистра и Льеш кинулись в комнату Книжника.
Тарзин лежал на кушетке, куда прилег вчера вечером, лежал с закрытыми глазами и лицом таким спокойным, что Сказочник на мгновение предположил худшее… Нет, Книжник дышал - ровно, глубоко, только его, в самом деле, невозможно оказалось добудиться. Не помог даже флакончик с нюхательной солью, предложенный Амарэт.
- Он не хочет просыпаться, - объяснил Кордрэ, - во сне печаль отступает от него.
Льеш сжала кулаки.
- Нет печали, которая могла бы победить Тарзина, заставить его прятаться в сон! Не печаль, а болезнь взяла над ним верх!
Кордрэ помолчал, словно прислушивался к тому, что звучало не в словах, но за словами.
- Печаль – тоже болезнь. Я уйду и вернусь, когда можно будет зажечь огонь на Маяке… Другой огонь, - заметив вопрос на лице Вистры, прибавил Смотритель, - а не тот, который вы видели в пути.
Он вышел, оставив странников наедине друг с другом.
Спешить было некуда и незачем. И говорить тоже не о чем, да и не хотелось. Наступил и минул полдень, но никто не спрашивал о завтраке; кажется, здесь просто не могло существовать такое чувство, как голод. Вистра заметил необычайную ясность мыслей. Разбудить Тарзина так и не удалось, но что-то говорило ему - беспокоиться не нужно, помощь придет, и вовремя. Тогда он сходил в другую комнату за свитком и, вернувшись, развернул его на столе перед собой.
«Герой чувствовал себя кораблем, получившим пробоину и вмороженным в лед. Он мог двигаться вместе с этим льдом и, возможно, если бы не лед, давно бы потонул… Уверенность его была поколеблена новым знанием: что Стена может быть нужна миру. И как корабль, заточенный в ледяных водах, не может избавиться ото льда, так Герой не мог побороть сомнение.
Дорога снова привела его в город. В местной таверне, утоляя голод и жажду, он услышал странную историю о рыцаре, захваченном в плен врагом и не пожелавшем покинуть темницу, когда друг рыцаря пришел освободить его. Подозвав менестреля, рассказавшего эту историю, Герой сказал ему:
- Послушай, твоя история неправильная! Как может человек, много лет проведший в темнице, отказаться от свободы?
- Возможно, моя история и неправильная, - обиженно ответил менестрель, - но она правдива, а свой вопрос вы можете задать тому самому рыцарю, если надеетесь, что он ответит вам.
- Как, - удивился Герой, - все это случилось на самом деле?
- В том-то и дело. И если вам удастся уговорить его выйти на свет, это будет достойно новой песни.
Все еще не веря, Герой покинул таверну и, спросив у первого встречного, как найти рыцаря, отправился в нужном направлении.
Узилище оказалось полуразрушенным зданием мерзкого вида, выдававшем свое предназначение при одном лишь взгляде на него. Казалось, оно даже гордится тем, что смысл его существования – лишать свободы других.
Герою долго пришлось бродить по узким темным коридорам, донельзя захламленным и загаженным, пока, наконец, в одной из самых маленьких комнат за дверью с решеткой он не увидел закованного человека. Рыцарь был стар, но прежние силу и стать можно было увидеть в нем и сейчас - широкие, мощные плечи и немалый рост. Узник сидел на земляном полу, прислонившись спиной к стене, и не обратил на вошедшего никакого внимания, только поморщился от света внесенного Героем факела.
- Что с вами, господин? – спросил Герой. - Дверь открыта, вы можете в любой миг покинуть темницу – так почему не сделаете этого?
- Такова моя воля, - глухим простуженным голосом сказал Рыцарь. - Разве ты не видишь? Эти стены и эти цепи – все, что у меня есть.
- Нет, вы ошибаетесь! Там, за стенами, целый мир, который принадлежит вам так же, как и всем остальным. Неужели вы решили навсегда отказаться от него?
- Я ничего не решал – мой враг решил за меня. Когда-то я, так же как и ты, любил этот мир, а может, и еще сильнее, и, попав сюда, страдал в разлуке с ним. Ты не можешь себе представить меру моих страданий! Чем сильнее любишь, тем сильнее боль твоего сердца, когда потеряешь любимое – а что осталось со мной в темнице? Кусочек синего неба в окне, размером с ладонь, и сквозняки, доносившие запахи свободного мира… Я рвался прочь, рвал цепи и крушил двери – меня заковывали снова, и делали новые двери, вдвое прочнее прежних. Я молил о смерти – так мне было больно, а мой враг смеялся надо мной… Год, и два, и три – во мне еще оставались силы страдать и любить, а потом и любовь и страдание начали утихать, и это стало для меня и благословением, и проклятием. Я забывал о том, что когда-то существовало и другое, кроме моей темницы, что за стенами есть мир… Какое-то время я осознавал, что теряю, забывая по частям и самого себя, а потом мне стало все равно. Тринадцать лет я провел здесь и за эти тринадцать лет никто не подумал обо мне. А когда мой друг, наконец-то разыскав меня, победил моего врага и пришел отвести меня к свету и миру, я не пошел с ним, потому что ни мир, ни свет больше не были нужны мне.
- Но почему? – с печалью, подступившей слезами к глазам, спросил Герой.
Рыцарь пошевелился, зазвенев цепями.
- Ты не понимаешь? Вернуться в тот мир, означает снова начать страдать. Мне больше не нужно ничего, кроме того, к чему я привык здесь – кусочка неба, оставшейся памяти, да холодных каменных стен. Здесь нет любви, но нет и страданий. Там, снаружи, есть все мыслимое и немыслимое, все, что я потерял однажды с такой болью, и так же больно будет обрести вновь. А потом все может повториться – кто-то бросит меня в темницу и тогда я, заново привыкший к миру, опять потеряю его. Мое сердце умерло – пусть лучше оно будет мертвым и спокойным, чем живым и страдающим.
Герой принялся убеждать Рыцаря, что он ошибается, и мир стоит того, чтобы вернуться в него, покинув темницу, но Рыцарь не хотел слышать даже о том, чтобы снять цепи.
Потрясенный и отчаявшийся убедить Рыцаря, Герой покинул добровольного пленника и вышел на свет. Солнце показалось ему таким ярким, что глаза не вынесли и заслезились. Правда, для этих слез была и другая причина. «Мы действительно строим Стены, - думал он, уходя, - и видим их там, где их нет. И даже когда есть выход, не желаем воспользоваться им. Так нужен ли нам выход, или Стена – нужнее?»
Странники не хотели расставаться в этот час ожидания и не отходили друг от друга. Может, они и думали об одном и том же, потому что не мешали друг другу. Вистра писал и никто не отвлекал его вопросами. Льеш плела какую-то вещицу из цветных веревочек. Шела глазел в окно, прохаживался по комнате и снова глазел. Амарэт нашептывала что-то, наверное, длинные монологи из сыгранных ею пьес.
Вистра успел охватить это взглядом, когда слова иссякли и не о чем стало писать. Мгновением позже вновь появился Смотритель Маяка.
- Идемте, - сказал он.
Льеш вскочила с места.
- А как же Тарзин?
- На свет этого огня он придет даже спящий. - Кордрэ сделал приглашающий жест, обращенный к гостям: – Идемте же.
Четверо последовали за ним и вышли через маленькую дверцу на лестницу, что опоясывала снаружи стены башни-Маяка. Вистра удивился – в вечерней темноте она виделась ему полуразрушенной, но оказалось, что это не так. Лестница была в лучшем состоянии, чем сама башня; они шли, держась за тонкие, ненадежные перила. За пределами башни и лестницы была только пустошь, на которую смотреть не хотелось, и Вистра смотрел перед собой.
Поднимались долго, даже, пожалуй, слишком долго; Вистра не чувствовал усталости, не задыхался, и заметил, что ни Шела, ни Амарэт, ни Льеш не испытывали этих неудобств. Хотя Лицедейка двигалась как старая, уставшая от жизни женщина, дыхание ее оставалось во время длительного подъема спокойным, Шела, словно не замечал высоты, и только Льеш немного отставала и, казалось, испытывала нестерпимое желание оглянуться.
Чем выше они поднимались, тем становилось темнее, и неожиданная эта темнота посреди ясного дня совсем не удивляла. Смеркалось - не потому, что день неожиданно быстро заканчивался, а потому, что заканчивалось время. Вистре даже послышался голос откуда-то сверху, рассказывавший о том, чего никто из них не знал:
У моря, где соленый ветер свеж,
Волна волне передает движенье,
Есть башня из песка - маяк надежд,
Попавшихся в водоворот сомненья.
Ты знал о ней, когда не знал ее.
И вот стоишь, глазам своим не веря:
Здесь ждут тебя распахнутые двери
И все непонимание твое.
Ты возмутишься - снова выбирать?
Порог переступить, уйти, оставить?
Как много ты ролей успел сыграть!
Как многое на карту мог поставить!
Но без игры, без клятвы не играть,
Какой ты сам, чем искренен и важен?
Никто тебе так о тебе не скажет,
Как сам ты можешь о себе сказать.
Вот для чего среди лесов и вод
В пустыне, жгучей, словно злое слово,
Есть башня из песка, что ждет любого,
Кто к ней придет.
Во всем этом слышалось какое-то обещание...
Подъем закончился на площадке с конической крышей; здесь было бы совсем темно, если бы странники не принесли с собой света – он следовал за ними по пятам, сопровождал их, был другом и спутником. А потом на площадку поднялся Книжник, поднялся по той же лестнице - не открывая глаз и не держась за перила, двигаясь как человек, одержимый луной, чье сознание не управляет телом. Казалось, каждый шаг для него - тяжелая работа.
- Самое лучшее труднее всего сделать, - сказал Смотритель Маяка.
Снаружи послышался крик тайля – черный крылатый конь летал вокруг башни – и, выглянув наружу, Кордрэ ответил ему негромким, словно бы умоляющим криком.
- Что это? – спросила с испугом Льеш. - О чем он говорит?
- О том, что время пришло… Чего ты боишься?
- Того, чего не понимаю.
Сказочник, подчинившись мгновенному порыву, подошел к ней, приобнял за плечи, да так и остался стоять, не размыкая рук.
Она жалобно посмотрела на него, словно о чем-то спрашивая или прося.
- Не бойся, – Вистра ободряюще улыбнулся, понимая, что требуется ей сейчас и как легко он может дать ей это. – Все будет хорошо. Ты такая красивая, Льеш.
Удивление начисто вымело страх из ее глаз.
- Странное место ты выбрал, чтобы сказать мне об этом.
- Я знаю, но так получилось. Прости.
- Да за что же? Разве ты сказал неправду? Разве правда - это не то, чем люди оказывают честь друг другу?
- Кто сказал тебе такую чушь? – вмешалась Лицедейка. – Ах, если бы все было так просто - но ведь не выйдет... Чуждаясь зла, чуждаясь лжи, узнаешь, как они жестоки. Да, правда есть, но где, скажи, и каковы ее истоки? Слова так многое сулят, но где теперь их ветер носит? За правду не благодарят, прощенья за нее не просят. Меня осудит тот, кто прав, а лживому – какое дело? Здесь море, или волны трав? Воображенью нет предела. Печаль в один поставит ряд, друзей, врагов, что камень бросят… За правду не благодарят, прощенья за нее не просят. Не нужно спорить, спор не нов, ответы глубже океана. Звенит струна, но мир суров – ей рваться поздно или рано. Есть то, о чем не говорят – нам смерть сюрпризы преподносит. За правду не благодарят, пощады за нее не просят…
- Пощады…- повторил Кордрэ. - Именно пощады, а не прощенья. И не только за нее, но и у нее тоже.
На площадке не было ничего, кроме каменной чаши, готовой принять огонь. Но Смотритель не торопился зажигать его.
Вистра смотрел на друзей и спутников и с удивлением понимал, что не узнает их. Это были какие-то совсем другие люди, новые, незнакомые ему и весь мир - целый мир стал новым и незнакомым. Внезапно нахлынувшее чувство новизны окружающего было неожиданно глубоким. В свете его и в том свете, который они принесли сюда, Шела казался намного старше – сорок или пятьдесят прожитых лет могли так отложиться на его лице морщинами и усталым недовольством во всей фигуре. Невесть когда успевшая отойти от него к краю площадки Льеш стала еще прекраснее - тревожной, почти пугающей красотой. Тарзин превратился в большого ребенка, с капризно надутыми губами и обидой на лице, готового то ли заплакать, то ли рассмеяться в любое мгновенье. Амарэт… Вистра видел ее разной и не знал - какая она. Поэтому ему казалось - женщина ничуть не изменилась, но готова была меняться в любую секунду - меняться решительно и разнообразно.
Коническая каменная крыша башни словно растворилась темноте, и на площадку башни опустился крылатый конь. Внимательные темные глаза оглядели странников, а потом он вдруг склонил голову, точно соглашаясь с чем-то.
- Красивая игра, - сказала Амарэт, и Вистра почувствовал - ей так же не по себе, как было Льеш, и она отчаянно пытается разрушить торжественную таинственность этих мгновений, чтобы избавиться от страха перед неведомым. - Но ради чего она затеяна?
- Ради понимания, – ответил ей Тарзин, не открывая глаз.
Неожиданно присмиревшая Лицедейка посмотрела на него с удивлением и перевела взгляд на Смотрителя Маяка.
- Тебя зовут Кордрэ – и это значит «вера». Кто и почему назвал тебя так?
- Спроси об этом у него, - Смотритель кивнул на тайля, - он знает даже больше, чем ты захотела знать, и расскажет, если пожелаешь. Тогда ты потратишь бесценное время на еще одну игру - как только возможно скрывать от себя и от других свое одиночество.
- Тайли не умеют говорить, - заметила Лицедейка с неожиданной непокорностью, - а одиночество мое вовсе не тайна. Для этого мы пришли сюда - чтобы оставить здесь то, что нам не нужно?
- А, может, наоборот. Иногда нужно избавляться от того, к чему привязан.
Черный крылатый конь, словно получив знак, поднял склоненную голову и посмотрел на Амарэт… нет, на каждого из них, хотя такого, конечно же, просто не могло быть.
В каменной чаше вспыхнуло пламя - без лепестков, бьющихся на ветру, без запаха сгорающих дров или угля и даже дыма. Ровное, пульсирующее подобно сердцу алое сияние наполняло чашу – словно звезда упала с небес, да так и осталась лежать в приглянувшемся ей месте. От этого огня не исходило жара, а только легкое приятное тепло – таким, наверное, было тепло невидимого солнца, гревшее спину Героя...
Вот что обещал ему слышавшийся в сумерках голос, понял Вистра. И вот что нужно сейчас - разделить что-то с этим огнем.
Книжник сделал шаг к каменной чаше. Странно-уверенные движения у человека, глаза которого закрыты; он протянул руку и осторожно, кончиками пальцев, коснулся пламени. Как не прохладен был этот огонь, Вистра вдруг понял, что прикосновение к нему обжигает. И все-таки Книжник убрал руку, только когда тайль снова крикнул - предостерегая, не иначе! Лицо Книжника стало ясным, словно неведомая тень сошла с него. И, стоя все еще слишком близко к огню, он произнес странные слова:
- Взлет и паденье, награда и кара, истины пламя – как пламя пожара. Боль отпуская, камнем бросаешь все, что найдешь ты и потеряешь.
Неверным злым эхом ему ответил Шела:
- Каждый решает, было ли, будет? Миг выбирает - время рассудит. Стой, обожжешься! Стоит ли знаться с этим огнем, что нас учит бояться?
Мальчишка не стал прикасаться к огню; он достал из кармана подарок Льеш - монетку на шнурке и бросил его в пламя. А потом с вызовом глянул на девушку, словно спрашивал - ну что ты теперь обо мне скажешь?
Она не сказала ничего - сказала Амарэт.
- Ловкие руки, гордые речи. День, что проходит, чем он отмечен? Боль не в науку, жалость - наука. Зависть - какая жалкая штука...
Она выбрала тот же путь - не касаться огня, а подарить ему что-то. Наверное, письмо - свернутый листок бумаги, который она достала откуда-то. Огонь принял и его.
Льеш задумалась у огня. Вистра видел, как хочется ей коснуться пламени, но что-то останавливало ее. Сказочник, думавший, что есть только два пути - прикоснутся к огню и сделать ему подарок, увидел, как она выбрала третий: положила руку на край каменой чаши, отчего пламя вспыхнуло ярче. Девушка улыбнулась и посмотрела на Шелу, с которым в последнее время не разговаривала.
- Нас породнили рок и отвага. В бездну ни шага и в небо ни шага. Что же мы встали на перекрестке? Разве в ладони падают звезды? - произнесла она негромко. Мальчишка обижено надулся, хотя, казалось, здесь не на что было обижаться. А Льеш уже смотрела на Вистру, словно приглашая. Он подошел, вложил свою руку в ее, протянутую навстречу, и поглядел в огонь. Светлое пламя пульсировало и жило; в нем Сказочнику привиделся человек, стоявший перед не очень высокой - чуть больше его роста - Стеной... Четвертый путь - просто посмотреть в огонь. И он сказал так:
- Звезды в ладони - разве так сложно? Только их нужно брать осторожно - спасет и погубит нас не сомнение - слишком живое воображенье...
Вистра невольно покраснел, высказавший вслух правду своей жизни. Он чересчур увлекался и порой забывал, ради чего все это, забывал о мире за пределами сказок. И случалось, жалел, что мир не так ярок, как сказки.
Он не помнил, как спустился с верхней площадки башни, как и откуда снова появился солнечный свет, но осознал себя в дороге, словно все, что нужно было для продолжения ее, кто-то сделал за него. Все шли с ним, Льеш и Лицедейка, Шела и Тарзин - очень спокойный, словно обновленный. Глаза его оказались открыты и смотрели на мир с улыбкой. Говорить по-прежнему не хотелось и что-то словно гнало их прочь от башни, не бросавшей тени на залитый солнцем каменистый пустырь.
Сказочник вспомнил - они не простились со Смотрителем Маяка, человеком чье имя означало «вера». Вспомнил и пожалел об этом. Наверное, остальные вспомнили тоже, потому что уходящие остановились и оглянулись все разом. Башня была еще видна. Огонь не горел, и только тонкая человеческая фигурка на верхней площадке говорила о том, что Маяк обитаем. Смотритель, такой же неизмеримо далекий, как и его башня, помахал рукой уходящим. А потом ветер донес до странников слова песни, которую он пел для них:
- Мне снилось - я был силен, как Бог,
Как истина строг, как гроза внезапен.
Но сделать я ничего не мог –
Ведь двери души моей кто-то запер.
Темно и душно в темнице силы,
И нет руки, чтоб дверь отворила.
Остался заперт я в той темнице,
Уже не помня, что все лишь снится…
Мне снилось – я был проклят судьбой,
Мой корабль разбили волны.
Как я был слаб, как искал покой,
Не думая лишь о покое полном!
Когда усталость меня свалила,
Я крикнул тихо «О, где ж та сила,
Которой прежде гордилось тело?
Ушла надежда, жизнь опустела».
Мне снилось – я говорить не мог,
А говорил, так никто не слушал.
Зол, несчастен и одинок,
Только дороге излил я душу,
Плача песней, такою странной…
Думал – станет на сердце раной,
Местью всем, кто кичился силой.
Только песня меня исцелила.
Проснувшись, я что-то искал с утра,
Не понимая, что сердце плачет.
Что, если то, что ценил вчера
Сегодня уже ничего не значит?
Мне было больно и страшно было.
Что значит гордость, что стоит сила?
Брошу все, пусть все снова будет,
Дорога и песня нас всех рассудят.
Амарэт смотрела, не отрывая взгляда, словно прикованного к башне.
- Мне снилось…- повторила она, задумалась над чем-то очень важным, а потом сделала шаг обратно к Маяку.
- Куда ты? – воскликнула Льеш.
- Разве не видишь? Я иду обратно, потому что он позвал меня.
- Но ведь ты хотела пойти с нами…
- Я уже пришла. Моя цель – там.
Ее нельзя было остановить, только - отпустить. Никто и не пытался останавливать. Проводив взглядом уходящую, четверо продолжили свой путь и через час остановились, почувствовав зверский голод.
- Это ж надо, - удивился Шела, - за полные сутки я ни разу даже не подумал о еде!
- Я тоже, - ответила Льеш, - зато сейчас просто умираю от голода. Жаль, запасы скудноваты.
- Ничего, на один раз хватит, - мальчишка сделал себе пятислойный бутерброд с мясом, сыром и зеленью и с наслаждением откусил от него большой кусок.
- Куда мы идем, и где мы, в конце концов, окажемся? – спросил Вистру Тарзин. Еще и это говорило - что-то изменилось, ведь раньше его не интересовала цель пути.
Сказочник посмотрел на горизонт.
- Там, где нам обязательно надо быть, - просто ответил он.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:48 | Сообщение # 14 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая. Предсказание. Подарки
Город, куда они пришли четыре дня спустя, назывался Лиихэй, «чем больше, тем лучше». Вистра достал и снова спрятал карту, уточнив имя города, и узнав, что они свернули в западную часть Луханны.
Лиихэй оказался едва ли не больше Серебряной Столицы; странники целый день искали гостиницу, где были бы свободные комнаты. Только на закате им повезло – на постоялом дворе «Скорлупка» на вопрос о комнатах ответили, что есть, хотя и не лучшие. «Не лучшие» - означало окна, выходящие на неприглядный задний двор, небольшой размер комнат и скромную цену. Поужинав вместе, странники разделились как прежде на троих и одну и отправились спать.
Сказочник спал как убитый, и остальные, наверное, тоже, но проснулся непривычно рано. Вистра не успел умыться, как в дверь постучала Льеш.
- Доброе утро! Я была уверена, что ты не спишь. - Девушка покосилась на занятые Тарзином и Шелой кровати. - Давай спустимся вниз, чтобы не будить спящих. Мне хочется поговорить с тобой.
Сказочник умылся, причесал всклокоченные волосы и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
В нижнем зале людей оказалось немного; слуги и служанки сновали туда-сюда, торопливо готовясь к новому дню. Вистре и Льеш предложили нехитрый завтрак, но ни он, ни она пока не хотели есть, и просто сели за свободный столик.
- О чем ты хотела поговорить?
- О том, что происходит, когда ты ведешь нас по своей дороге.
Сказочник насторожился.
- Моя дорога – и ваша дорога тоже.
- Но ведешь нас все-таки ты! И тебя, а заодно и нас, окружают события, которым не место в этом мире. - Льёш смотрела строго, но не зло. - Ты сплетаешь жизнь как сказку, из возможного и невозможного. Это не плохо, но небезопасно. Но сам ты об этом, кажется, не подозреваешь. Не знаю, похвалить тебя за чудеса или поругать за беспечность.
- Ругать не надо, - попросил он. – Да и бесполезно.
- Вот и я так думаю, - девушка погрозила ему пальцем. – Только не забывай - мы настоящие люди, а не герои твоей сказки. Не приписывай нам то, чего в нас нет - из лучших побуждений или по рассеянности. Тяжело лишаться иллюзий, лучше уж не строить замков на песке... Прости, если обидела, - спохватилась она, опуская взгляд.
- Я не обиделся. Подумай, так ли велика разница между реальными людьми и придуманными? Мы делим путь и учимся чему-то у мира и друг у друга, верно? Когда я пишу сказку, то учусь вместе со своими героями, путешествую и отдыхаю вместе с ними. Я немножко влюблен в героев, пока веду их от начала до конца, и искренне симпатизирую моим настоящим спутникам, - Вистра подмигнул рассерженной девушке. - Когда сказка закончена, остается усталость от сделанной работы и радость от нее же. Когда закончен путь – тоже. Расставаться не хочется ни с героями, ни с друзьями… Почему ты смеешься?
- Оказывается, я здорово ошиблась - ты воспринимаешь своих героев так, словно они живые, а вовсе не нас – словно мы твои персонажи! Но разве ты для своих героев – не Бог и господин, который может сделать с ними все, что пожелает?
- И верно и неверно. У меня есть власть над ними, но и они властвуют надо мной, тревожа или радуя, напоминая о себе и порой совершенно выходя за рамки задуманного. Они живые для меня, Льёш – а иначе как бы я смог любить их? И, знаешь, они часто выходят из-под моей власти.
- Как это? – удивилась девушка.
- А вот как, - Вистра улыбнулся, вспоминая – ведь было, было! – Я писал сказку, намечая такой конец: главный герой умирает, его друг остается один лицом к лицу с печалью и бедой… Но герой напрочь отказался умирать. Что бы я ни делал, он выходил сухим из воды.
- Не понимаю… неужели так трудно убить несуществующего человека? Написать несколько слов…
- Я и написал, но не те, какие планировал. Сначала хотел, чтобы его погубила болезнь – невесть откуда появилась знахарка и спасла героя. Я не собирался писать про знахарку, но написал. Потом моего персонажа должны были заманить в ловушку… В последний момент на его место я поставил совсем другого героя. Поверь, я хотел убить его, но не смог. Его власть надо мной оказалась сильнее, чем моя над ним.
Льеш внимательно смотрела на Сказочника.
- И чем же закончилась та сказка? Герой не погиб?
- Нет, и честно говоря, сейчас я рад, что так получилось. Я написал сорок больших сказок и множество мелких и до сих пор своеволие собственных героев меня удивляет и интригует. В этом есть тайна... Хотя такое я могу просто представить. Представимое – всегда возможно, и лишь невозможное – не представимо.
- Ясно. Ты – фанатик, а с фанатиком говорить бесполезно. О, я снова не выбираю слова. Прости.
Вистра сделал очень серьезное лицо.
- Наверное, это Судьба…
- Все – Судьба, мой господин, - ответила на это словно из-под земли выросшая рядом с их столиком красивая молодая женщина, одетая в пестрое платье с деревянными шариками по подолу. - Не хотите ли узнать подробности Судьбы?
- Не стоит тревожить Мотылька3 по пустякам, - заметила Льеш, с большим любопытством глядя на чудесные волосы женщины - черные и рыжие пряди в них чередовались, и это было очень красиво.
Женщина качнула тонким станом, шарики на подоле мелодично стукнулись друг о друга.
- Он не сердится на того, кто хочет знать. Меня называют Мана-Советчица, я могу погадать вам и вашему другу на Королевских Картах Судьбы, бросить кости или жребий, зажечь Свечу Желаний, сплести Паутинку Мотылька…
- А я и не знал, что способов гадания так много! – засмеялся Вистра. - Но только, добрая госпожа, ни одно гадание не дает ясных и четких ответов, да и цену ваших услуг я знаю.
- Пол-лима, - с небрежностью профессионала отмахнулась женщина. - Что касается ясности, то какой ответ вам нужен? Да или нет? Хорош или же плох ваш выбор? Это вы знаете и сами.
- А вы уверены, что именно Мотылек-Судьба будет говорить через ваши карты или другие гадальные предметы? – парировала Льеш.
- Как же иначе? Если пожелаете, вначале я расскажу вам про вас; ошибусь - значит и говорить не о чем и платить не за что.
- Смело - заметила Льеш, - впрочем, это достаточно честное предложение. Ну, как, Вистра, можем мы потратить полсеребряного на Судьбу?
- Можем, - уверенно сказал он. Деньги еще были. - Погадай нам, но так, чтобы ответ оказался ясным и недвусмысленным.
- У меня нет привычки напускать тумана, - женщина запустила руку в поясной кошель, красиво вышитый цветами и непонятными знаками и достала шелковый мешочек, тщательно завязанный шнурком. Внимательно оглядев стол, она смахнула с него несколько крошек и рассыпала по столу горсть плоских разноцветных камешков с черно-белыми рисунками на боках. – Вас четверо, и вы подданные дороги, хотя и не привыкли странствовать. Вы, господин… человек-свет, чье ви́дение мира отличается от признанного, и это ваша дорога. Другой ваш спутник мудр как дитя и как дитя же наивен, совсем недавно он был болен душой. Вы, госпожа владеете Силой, но не доверяетесь ей настолько, чтобы постоянно пользоваться ее преимуществами. Последний ваш спутник – человек хаоса, беспорядка, легко превращающий доброе в злое, а злое в доброе. Это все, что сказали мне Знаки. Сколько раз я ошиблась, господин и госпожа?
Двое переглянулись.
- Да, пожалуй, что ни одного. Все так, как вы и сказали, - Вистра удивился, но не очень сильно, - признаю, это впечатляет. Погадайте же нам на события, хотя бы на ближайший день!
Гадалка собрала камешки в мешочек, легонько встряхнула их и начала доставать и выкладывать по одному в виде спирали. Иногда она укладывала камешек между витками спирали. Льеш внимательно следила за тем, что она делает, а Сказочник дивился точным очень быстрым и в то же время осторожным движениям гадалки. Она потратила на все не больше пяти минут.
- Здесь сказано о событиях в ближайшие два дня. Молодой госпоже достанется маленький, живой подарок, вам, господин, предстоит подарить другим бесценное, и получить в ответ такой же дар, мудреца ждет неудачная игра, а человека хаоса сомнение, недоверие и чудо. Хотите ли вы знать что-то еще?
- Достаточно, - за обоих ответила Льеш, - этого вполне достаточно.
Гадалка неторопливо собрала Знаки, с достоинством приняла оговоренную плату и удалилась.
- Как думаешь, сбудется? – спросил Вистра.
- Увидим, - усмехнулась Льёш, - все равно ведь придется.
* * *
Шела хмурился, молчал и делал обиженно-таинственный вид. Он увязался было за Тарзином, обнаружившим, что здесь тоже играют в хэле, но Книжник отослал его. Об этом мальчишка рассказал Вистре, обиженно супясь:
- Мешал я ему?
Вистра пожал плечами и, не найдя поддержки, мальчишка отмалчивался вот уже два часа. В конце концов, Шеле просто стало смертельно скучно, и он завалился спать среди бела дня. Сказочник предложил хозяину «Скорлупки» свои услуги рассказчика, но получил отказ, который не огорчил его. Льёш подала идею погулять и поискать гостиницу, в которой ему сказали бы «да».
Дорога привела их к Звериному Двору - площадке, где за невысокой, ярко-расписанной оградой стояли, образуя причудливый лабиринт, клетки, со всевозможными животными. Вход стоил недорого и, придя к обоюдному согласию, Льёш и Вистра заплатили и вошли. Посмотреть было на что. У входа гостей Двора встречали клетки со львами, огромными, ухоженными, царственно прекрасными хищниками. Лев спокойно смотрел на зевак, не особенно обращая на них внимание, а львица ходила по клетке, грозно порыкивая и нервно стуча хвостом по бокам. Следующей шла клетка с волками, серебристо-серая шкура которых поблескивала в свете дня. Голубоглазая волчица проявляла большой интерес к людям, но в отличие от львицы не выказывала агрессивности, а лишь любопытство. Медведь в клетке рядом с волками спал, свернувшись клубком… Несколько не очень крупных зверей полосатой окраски - Вистра не смог прочесть неразборчивую подпись на табличке клетки - играли, гоняясь друг за другом по устроенному в клетке лабиринту. Матово черный зверь с гладкой кожей и острым носом что-то строил из небольших бревнышек, укладывая их почему-то по углам. Семейство крупных серебристых ежей замирало, потом пускалось бежать, едва не заскакивая на стену, и снова затихало в неподвижности.
Часа два девушка и юноша бродили по Звериному Двору, то и дело возвращаясь к полюбившимся животным. Аккуратный маленький домик на краю площадки не сразу привлек их внимание; над дверью висела вывеска - «Дом Мышей». Двое вошли внутрь.
Большие и маленькие стеклянные ящики и клетки, поставленные одна на другую, или занимавшие место на полках, заполняли почти все свободное пространство. Они имели каждый своего маленького жителя, и тут не было двух похожих мышей – серые и пятнистые, полосатые, черные и белые, рыжие в крапинку и золотисто-розовые, они восхитили Льёш.
- Смотри, какая прелесть! – восклицала она то и дело. - Я и не знала, что есть так много пород мышей!
- Пять сотен, госпожа, - сказала девочка лет тринадцати, сидящая на стуле возле двери с надписью «для служителей», наверное, она была тут чем-то вроде гида, что и поспешила подтвердить: - Хотите, расскажу вам о наших питомцах?
- Конечно, - улыбнулась Льёш. – они такие прелестные, и мне кажется, очень умные. Вон та белая малышка забирается на потолок клетки и плюхается вниз, когда к ней подходишь…
- Это Сарина, - засмеялась девочка-гид, - очень общительная. У нее недавно родились дети, но их мы пока не выставляем.
И она принялась рассказывать о мышах, увлекательно и очень интересно – девочка знала столько о питомцах Мышиного Дома, сколько не всякий человек знает о людях, и очень любила мышей. Эта любовь слышалась в каждом ее слове. Льёш задавала много вопросов, а Вистра просто наблюдал за трюками, которые показывала общительная Сарина и ее сородичи. Одна из мышек, серая с черной полосой, о чем-то беспокоясь, старалась спрятать от посторонних глаз крупный орех, другая, наверное, древесная мышь, пыталась соорудить гнездо на проволочном «дереве», устроенном в ее клетке. Кусочки ткани, сухие травинки и веточки снова и снова падали на пол клетки, но мышка не отчаивалась и, в конце концов, сумела построить убежище, куда немедленно и забралась, спрятавшись ото всех.
- Ой, Сарина, ну ты опять? – прервав рассказ, воскликнула девочка.
Белая мышка Сарина снова была на потолке клетки – она висела, зацепившись задними лапками, и раскачивалась туда-сюда. Льёш засмеялась.
- Мне кажется, ей это нравится!
- Да она у нас просто мастерица на всякие фокусы. - Девочка хитро глянула на девушку: - А вы совсем не боитесь мышей?
- Чего их бояться, таких маленьких? – не поняла Льеш.
Девочка кивнула.
- Я то же самое твержу любому, а мне в ответ - мышь может укусить. Конечно, может, если рассердить, или обидеть - ну и поделом вам! У мыши волчьих нет клыков, нет жала, медвежьей силы нет - но храбрость есть! И мать мышиная детей бы защищала с отвагой, что для всех пример и честь. И будь ее обидчик хоть драконом, он пожалеет десять тысяч раз, мышь безобидную в недобрый час заставив стать тем зверем разъяренным!
Когда двое собрались уходить, девочка попросила их задержаться на мгновенье, и, юркнув в служебную дверь, тотчас вернулась, неся клетку с крошечными белыми комочками.
- Это и есть дети Сарины, - сказала она, - иногда мы выставляем целые семьи мышей, но видите, как их много? Звериному Двору просто не нужно столько, значит, придется продавать или отдавать. Вот я и подумала, что вам, госпожа, я могу запросто подарить одну.
- Ой! – в восхищенном удивлении воскликнула Льёш. - Правда?
- Ну конечно, - девочка открыла клетку, – выбирайте!
Льеш посмотрела на мышиный выводок и, просунув руку в дверцу клетки, подставила ладонь, которой немедленно заинтересовался один из белых комочков. Мышонок понюхал пальцы, потом взобрался на ладонь и как-то особенно внимательно принялся исследовать ее вдоль и поперек. Остальные мышата крутились вокруг, но не пытались присоединиться к товарищу. Льеш вынула руку из клетки вместе со смелым мышонком.
Девочка захлопнула дверцу клетки и внимательно оглядела белый комочек на ладони девушки.
- Это Бьяна, - сказала она уверенно, - самая любопытная и самая умная. Хороший выбор, госпожа.
- Боюсь, что не могу взять ее, - вздохнула Льёш, - видишь ли, я не живу здесь, а путешествую…
- Можно купить переносную клетку.
- И все равно – я просто не знаю, чем ее кормить, как ухаживать… Не простудится ли она в дороге, на ветру? Скоро зима…
- Это же горная мышь, госпожа! Там, где они живут, ужасно холодно - заметили какой длинны у нее шерсть? Бьяна приучена есть все, что ест человек, у вас не будет с ней хлопот!
- Ну, я не знаю…
Девочка принялась уговаривать Льёш, которую на самом деле не требовалось уговаривать. В конце концов, девушка уступила и получила в подарок маленькую, дорожную клетку, которую можно нести в руках, а можно подвесить на пояс.
- А тебя не заругают? - спросила Льеш с сомнением.
Девочка только махнула рукой.
- Ерунда. Я же отдала в хорошие руки.
Льеш была очень довольна. Всю дорогу она не выпускала клетку из рук. А Вистра любовался девушкой. Почему-то именно сейчас, играя с маленьким живым существом, она казалась ему особенно красивой.
«Что привело его к Стене снова? Может, сама Стена - тот взгляд, который он вновь ощущал спиной, или сожаление о рыцаре, не желающем выйти на свободу. Стена оказалась рядом, стоило Герою подумать о ней. Он свернул на перекрестке, и увидел ее, тянувшуюся от края земли до другого края, от заката к восходу.
Идти по дороге вдоль Стены оказалось легче - можно было не думать о ней, хотя невозможно было не видеть, и даже не видя, не получалось забыть.
Прошло немного времени, прежде чем Герой понял - Стена начала приучать его к себе; найдя ее, он испытал немалое облегчение - наверное, настанет время, когда он не сможет жить вдалеке от Стены и не захочет носить на себе незримую тяжесть.
Странник заставил себя повернуться спиной и шагнуть прочь, не признавая ни своей слабости, ни своего поражения, когда услышал молодой красивый голос, раз за разом произносящий одну и ту же фразу. Стена изгибалась, закрывая говорившего. Герою стало любопытно, и он решил пройти еще немного и узнать, что за человек повторяет снова и снова «скажите мне, кто выдумал любовь...»
Через десять шагов он увидел его: прислонившись к Стене, сидел юноша, который выговаривал странную фразу на разные лады, делая упор то на одно, то на другое слово. От этого простая фраза казалась странной.
- Здравствуй, - сказал Герой. - Что это ты делаешь?
- Сочиняю стихи, - с гордостью ответил юноша, - я поэт. А ты что подумал?
- Я ничего не успел подумать, - признался Герой. - А твои стихи будут о любви?
- Конечно! О чем еще писать настоящему поэту?
Герой смущенно помолчал; он собирался сказать слова, которые могли обидеть Поэта.
- Ты мог бы писать о чем угодно. Мне кажется, о любви уже давным-давно все сказано - и прозой, и в рифму.
- Как и обо всем остальном, - не обиделся, а засмеялся Поэт. - Ты думаешь, все остальное недостаточно хорошо описано, чтобы мне пытаться сделать это лучше? Или решил, что я хочу найти для любви какие-то новые слова? Тогда мне пришлось бы не искать среди старых, а придумывать несуществующие, а зачем миру слова, которых не поймет никто, кроме меня?
- Те, кто влюблен, поняли бы их, - уверенно сказал Герой. - А Стена не мешает тебе сочинять?
- Стена? - удивился Поэт. - Какая Стена?
- Та, к которой ты прислонился. Она занимает все мои мысли, когда я не вижу ее; когда вижу, то немного легче, и все же я ощущаю, что она есть, а это тяжело.
Поэт недоуменно смотрел на него.
- Не пойму, о чем ты толкуешь. Я прислоняюсь спиной к дереву, у него шершавая, нагретая солнцем кора и терпкий запах. Подойди, потрогай! Это живое дерево, а не камень.
- Но я не вижу дерева, - сказал Герой, - я вижу на его месте Стену.
Поэт поднялся, ощупал рукой поверхность Стены и покачал головой:
- Нет, это дерево, шершавое дерево.
Герой подошел и тоже потрогал преграду.
- Это Стена, - сказал он.
Поэт прищурился:
- Ты или обманываешь или разыгрываешь меня. Но зачем? Какая тебе от этого польза?
- Никакой. Я не обманываю тебя. Может, Стена заколдованная, хотя раньше я не знал об этом - и каждый видит на ее месте что-то свое. Я вижу Стену, которая тянется, насколько хватает взгляда, а ты дерево.
Поэт вздохнул; кажется, он был очень расстроен.
- Если Стена тянется так далеко, значит, я не могу ни обойти ее, ни пересечь, - он поднял лежавшую у подножья Стены суму и повесил на плечо, - но я могу. Я волен пойти куда угодно. Обойти это дерево с любой стороны.
Он шагнул прямо в Стену и исчез, а потом снова появился. Незыблемая каменная преграда становилась подобной туману там, где Поэт входил в нее. Герой вытянул руку и коснулся этого тумана; рука ощутила твердый камень.
Поэт, наблюдавший за ним, вдруг спросил:
- Какая она, твоя Стена?
- Не очень высокая. Сложенная из камней, пригнанных так плотно, словно они проросли друг в друга, и очень холодная.
Поэт взял Героя за руку и потянул за собой; но там, где он прошел свободно, Герой наткнулся на преграду. Поняв, что желает совершить невозможное даже для поэта, юноша отпустил его.
- Теперь ты веришь мне? - спросил Герой с печалью.
- Я верю тебе, - ответил Поэт, - но не верю в Стены, может, поэтому не вижу их. Я хотел бы помочь тебе, но не знаю как.
- Я и сам не знаю, - вздохнул Герой, - я стою перед Стеной, которая делит мир пополам. Для меня есть только половина мира, и это - настоящее несчастье. Люди сердятся или обижаются, когда спрашиваю о Стене, говорят о ней только дети. Если бы я мог, то разрушил бы ее.
- Ты не сможешь, и мне не надо видеть Стену, чтобы знать это. Но скажу вот как: доверься сердцу. Закрой глаза и пойди навстречу своей Стене. Думаю, это поможет. Прощай же.
Поэт шагнул сквозь несуществующую для него Стену и ушел, оставив Героя одного».
Льеш до самого вечера не выпускала из рук Бьяну, Тарзин играл в хэле, но получил за свои загадки лишь немного меди, а Шела снова куда-то исчез. Впрочем, и о деньгах, и о Шеле беспокоиться было еще рано.
Мальчишка вернулся вечером, сразу же заметил клетку с мышкой, выразил свое восхищение Льеш и, отозвав в сторонку Вистру, спросил его голосом заговорщика:
- Ты мне доверяешь?
Сказочник насторожился:
- Пока не узнаю, о чем речь, я не могу тебе ответить.
Шела, казалось, ждал совсем другого ответа, но быстро справился с собой.
- Завтра у меня день рождения и я уже выбрал для себя подарок… Вот не надо так улыбаться! Неужели вы настолько черствые, что вам все равно, если я останусь совсем без подарков?
Вистра уже не улыбался – он смеялся, не обращая внимания на злость Шелы, который, кажется, рассердился не на шутку.
- Так, - отсмеявшись, наконец, произнес Сказочник, - и что же ты хочешь в подарок от нас?
- «Чудо-компас». Только не говори, что это все обман и надувательство, и компас не помогает найти сокровища! Нравоучения мне не нужны, даже в подарок. Тем более в подарок. Это моя мечта, а не твоя, и я сам решаю верить или нет.
- Мир, мир! - поторопился успокоить его Вистра. - Что там с твоим чудо-компасом? Где ты нашел его?
- Можно сказать, это он меня нашел. Все произошло как в старой сказке: я помог подняться упавшему старичку, довел его до дома, и там старичок предложил мне купить у него чудо-компас за смешную цену в десять серебряных. Конечно, я согласился, и даже отдал старичку два лима из десяти…
- Откуда это у тебя взялись два лима? – спросила привлеченная слишком громким разговором Льёш.
Мальчишка потупился:
- Ну-у… вы же все равно не считаете, сколько денег осталось в кошельке, верно? Одним больше, одним меньше…
- Чтоб тебя раскрутило и бросило! И после этого смеешь просить дать тебе еще восемь? Ну, ты и нахал!
- У Шелы завтра день рождения, Льёш. Он просит нас купить ему подарок…
- Ой, не могу, он просит! Почему бы ему просто не взять эти деньги из кошелька?
- Это было бы нечестно, - невинно ответил Шела.
Льеш с минуту смотрела на него, потом возвела очи к небу, со вздохом признавая поражение.
- Ну что с тебя взять! То ли ты хорошо притворяешься, то ли и в самом деле такой… Нечестно, значит? А те два серебряных взять было честно?
- Я хотел купить что-нибудь нужное, - покраснев, сказал Шела.
- И купил. Да-а… Сказочник, ты, в самом деле, поверил в то, что у него завтра день рождения, а ты, Шела - что «чудо-компас» действует? Попался на такую удочку?
- Я не попался! Старик взял компас в руки и в два счета нашел тайник в поле моей куртки, где я держал монеты…
- Тайник в поле куртки, с ума сойти! – всплеснула руками девушка. - И зачем же тебе тайник?
- Ну-у, мало ли…. Так вы согласны или нет?
Льеш посмотрела на Вистру и на присоединившегося к компании Тарзина.
- Надо подумать, - сказал Книжник, которому до сих пор не удавалось вставить слово в перепалку Льеш и Шелы, - тем более, и день рождения у тебя не сегодня, а завтра. Уже поздно, давайте-ка отдыхать.
Все согласились.
* * *
Едва проснувшись, Шела задал самый важный для него вопрос, отмахнувшись от словесных поздравлений:
- Так вы дадите мне денег или нет? Хотя можете сделать мне каждый по подарку, взамен компаса, - он взглянул на Сказочника. – Ты, Вистра, можешь подарить мне кинайю.
Сказочник нахмурился. Он никогда не был жадным, но тут вдруг почувствовал, как не хочется расставаться с кинайей и удивился самому себе - он ни разу не доставал веретенце с золотой нитью из нагрудного кошеля с тех пор, как они покинули Аври, и вдруг оказалось, что прикипел сердцем к этой странной находке.
- Прямо не знаю, как поступить, - вздохнула Льёш, признанная хранительница денежных запасов.
- Пусть тебе сердце подскажет, - предложил Тарзин.
- Сердце? Я всегда больше полагалась на разум… а, ладно! – она достала из кошелька восемь серебряных кругляшей. - Вот тебе твой подарок, надеюсь, побывав в шкуре обманутого, ты поймешь, наконец, что обманывать – нехорошо.
Шела схватил деньги и умчался, подняв ветер. Вернулся он очень быстро, спеша похвастаться приобретением и доказать всем, что «чудо-компас» в самом деле действует. Льеш пристала к нему с ехидным вопросом, отчего это хозяин компаса предпочел деньги, когда мог в любой день найти клад с его помощью?
- Ха, ты бы посмотрела на этого хозяина! – отмахнулся Шела без тени обиды. - Настоящая развалина. Нет, последний камень на развалинах, поросший мхом и потрескавшийся. У него сил нет дойти до рынка и обратно, а ты говоришь – сокровища! Как бы он стал откапывать их?
- Угу, а ты теперь станешь повсюду таскать с собой лопату, кирку и другой инструментарий?
Мальчишка обиделся именно сейчас:
- Ну почему обязательно надо все испортить? В конце концов, это мой подарок!
- Ладно-ладно! – Льёш выставила перед собой ладони, точно защищаясь. - Во всяком случае, меня ты копать не заставишь.
«Чудо-компас» оказался круглой чуть вогнутой круглой пластиной темного стекла размером с ладонь. И как ни странно, он в самом деле «видел» золото. Работало это, как и полагается всему волшебному, совершенно необъяснимо. Темное стекло светлело, если рядом было золото, приобретая золотистый оттенок. Рядом с серебром делалось серебристым. Вистре без труда удалось найти кошелек, нарочно спрятанный Льеш за креслом ради такого случая.
- Ну и ну, - девушка потерла пальцем ставшую золотой пластину чудо-компаса, - и вправду волшебный.
- А я что говорил? – немедленно возгордился Шела. – Вот как мне повезло! Я мог пройти мимо того старикашки и мимо той улицы, и вообще никуда не пойти…
- Ой-ой! - в игривом удивлении всплеснула руками Льеш. - Какое чудесное совпадение, что взаимное притяжение привело друг к другу тебя и этого милого старичка!
- Взаимное притяжение? – со смаком повторил красивую фразу Шела, словно и не заметив, что над ним подтрунивают. - Да, меня так и тянет к богатству, так и тянет…
- Сильно-то не радуйся, - слегка охладила его пыл девушка. – Ты не обязательно вот прямо сегодня найдешь свои сокровища.
- Сегодня или завтра – это не так важно. Теперь, у меня все будет!
----------------------------------------------------------
3 - Мотылек – Бог-Судьба.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Воскресенье, 23.10.2016, 09:50 | Сообщение # 15 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Глава вторая. Сказка для принцев. Снова в пути
У Вистры закончились чернила – то ли высохли, то ли незаметно пролились, хотя дорожная чернильница закрывалась плотно. Он отправился на поиски чернильной лавки; назавтра четверка странников собиралась покинуть город «Чем больше, тем лучше», и неизвестно, когда бы в следующий раз представилась возможность пополнить запас чернил.
Город по-прежнему был переполнен; краем уха Вистра услышал, что через Лиихэй должны проехать возвращающиеся из путешествия принцы, пятнадцатилетние близнецы Орийю и Рейле, и именно это создавало ажиотаж. Короля Хейме не очень-то любили, но принцев просто обожали.
Вистра пытался не попадать в толпу, но ничего не вышло - поток подхватил его и вынес на большую площадь, по которой проезжал богатый эскорт – бессчетное множество экипажей и всадников. Сказочника прижали к каменному парапету какого-то здания; он попытался забраться на парапет, и мужчина, уже стоявший там вместе с другими людьми, протянул ему руку и помог забраться тоже. С возвышения Вистра наблюдал, как проезжает процессия. Самих принцев не видел – их карета, когда настал ее черед проехать по камням площади, оказалась закрытой, и только раз в окне появилось лицо мальчика, приветливо махнувшего рукой окружающим площадь людям.
А потом карета остановилась. Сопровождавшие ее стражи оттеснили толпу, освобождая побольше места, один из них открыл дверцу и произнес:
- Пожалуйста, Ваши Высочества!
В наступившей тишине ожидания его слова были отчетливо слышны.
Из кареты один за другим вышли два мальчика… Нет, подумал Вистра, неправильно называть их мальчиками. Ровесники Шелы, они выглядели юношами, а не мальчишками, невысокие, в строгих и красивых одеждах, похожие как две капли воды. Сказочник невольно восхитился – он не представлял себе, что возможно такое сходство в лицах и движениях, хотя не раз писал о близнецах. Золотые волосы, одинаковая манера держаться и что-то, куда большее, чем обычное сходство, было в них.
- Мы приветствуем жителей Лиихэя, добрых людей доброго города, – сказали они в один голос. Толпа довольно зашумела.
Юные принцы обменялись улыбками и тогда, наконец, заговорил один:
- Что мы подарим этому городу, брат?
- Что можно подарить городу, в котором есть все? – пожал плечами второй. - Но ты, Ори, конечно, придумаешь что-нибудь.
Орийю, который был старше брата на несколько мгновений, кивнул:
- Это несложно. Если у людей этого города все уже есть, нужно дать им возможность сделать подарок нам, Рей.
- Хорошо, но кого мы выберем для этого? – младший, Рейле, усмехнулся. - Ты же понимаешь, нет смысла просить о подарке человека богатого – он начнет метаться в поисках лучшего подарка, и мы успеем поседеть, пока он сыщет его.
В толпе послышались смешки.
- Но и у бедного тоже просить не стоит. Бедный имеет так мало, что расстаться хоть с чем-нибудь для него все равно, что расстаться с жизнью. Пожалуй, надо попросить подарок у людей, которые забрались так высоко, чтобы увидеть нас, - Ори кивнул в ту сторону, где на парапете здания стояло несколько человек и среди них Вистра. У Сказочника от предчувствия заколотилось сердце.
- Кого же мы попросим? Может, эту женщину в красивом платье?
- Да, господин, я буду счастлива сделать вам подарок! – закричала женщина, спрыгивая с парапета.
Рей покачал головой.
- Нет, скорее всего, того мужчину со строгим лицом.
Названный отчего-то засуетился и, поспешно спрыгнув на землю, скрылся в толпе.
- Опять мимо, - усмехнулся Ори и посмотрел на Сказочника, и в тот же самый миг на него посмотрел и Рейле. Юноши переглянулись и кивнули друг другу.
- Ты думаешь о том же, о чем и я, брат?
- Как всегда, - подтвердил Ори, - вот этот человек сделает нам подарок.
Он указал на Сказочника, все еще не верящего в то, что его предчувствие оправдалось. Толпа расступилась, и по образовавшемуся проходу к нему подошел капитан стражей и вежливо попросил подойти к принцам. Вистра неловко, чувствуя на себе взгляды тысячи людей, спустился с парапета и пересек площадь.
- Приветствуем тебя, горожанин, - снова в один голос сказали юные принцы, вежливо поклонившись.
- Рад встрече, Ваши Высочества, - поклонился в ответ Вистра, - но я не горожанин, а странник, и в этом городе оказался случайно.
Ори и Рей переглянулись.
- Ты сделал лучший выбор, какой мог.
- Как всегда, брат. Что же ты подаришь нам? – Ори обратился к Вистре. - Пожалуйста, не смущайся, это может быть все, что угодно – грошовая безделушка, загадка, хвалебный стих…
- Будь скромнее, брат! – рассмеялся Рей. – Можно подумать, ты напрашиваешься на похвалу.
- Я так не подумаю, Ваше Высочество, - быстро поборов смущение и неуверенность, сказал Вистра, - я Сказочник и могу подарить вам только сказку.
- Замечательно. – Ори сделал знак и один из стражей принес небольшую скамейку и поставил ее на землю, - присядь, чтобы тебе не пришлось рассказывать стоя.
- Но тогда другие ничего не услышат, - заметил Рей, - в общем, поступай как хочешь. Желаешь – присядь и рассказывай только для нас, а нет – говори стоя и тогда тебя услышат многие.
- Я постою, - улыбнулся Вистра.
Юные принцы присели на приступку собственной кареты и приготовились слушать.
- Вот что знают об этом люди, - начал Сказочник, умело управляя голосом, вкладывая в него силу и ясность. - На высокой скале стоит прекрасный замок. Впрочем, не всегда это замок и скала. Иногда это маленькая хижина на берегу оврага или мрачная земляная пещера в холме... Но обиталище это, каким бы оно ни было, всегда занято. Живут там два брата и сестра. Братья не похожи друг на друга и на свою сестру - она смугла, а их лица светлы. Братья одеваются в шитые золотом и серебром одежды, а сестра носит старое залатанное платье. Братья веселы, а сестра почти всегда печальна; и наконец, она не очень красива, а братьев ее никто не назвал бы некрасивыми. Они любят свою сестру; много раз предлагали ей сменить старое платье на новый наряд, но она никогда не соглашалась на это.
Трое живут уединенно, и все-таки все знают про них, и время от времени у них бывают гости. Иногда это карлик, который совершил в своей жизни столько зла, что уже не может ничего другого. Он считает себя не таким, как все; голос его тонок и звонок, и слышен каждому, к счастью не каждый прислушивается к нему. «Я! - кричит он, завидев любого. - Я!» - и скребущее чувство рождается во всяком, кто услышит это, и услышавший начинает со спесью и гордостью думать: «Я!» - и становится глух к другим словам. Цель карлика - убить одного из братьев или сестру. Но братья дружно встают у него на пути, и он ничего не может поделать, ведь их двое, а он один. Иногда к ним приходит маленькая капризная девочка, которая просится жить с ними, но они отказывают ей в этом, несмотря на все просьбы. Она может снова и снова топать маленькой ножкой - и при этом содрогается земля! - и кричать «хочу!». Сестра смотрит на девочку и качает головой, и это заставляет малышку утихомириться. Иногда появляется торговец с чемоданчиком, полным разнообразных товаров. Братья не покупают у него вещей, хоть каждый мог бы это сделать, ведь они богаты. Один из них во всем соглашается с торговцем, другой вечно спорит с ним, а сестру человек с чемоданчиком никогда не видел и не знает о ее существовании. Но ни согласие, ни отказ не приносят торговцу выгоды. Только иногда один из братьев тайком отдает ему монетку, но ничего не берет взамен. Часто приходят и другие, и всех принимают в этом замке, доме или хижине. Случается, один из братьев надолго уходит, но потом возвращается. И как бы то ни было сестра всегда остается при хозяйстве. Ведь по-настоящему только она может поддерживать порядок в доме.
У них много знакомых. Некоторые из них живут рядом, а некоторые так далеко, что не могут прийти в гости. Тогда они присылают сестре и братьям весточку, а те отвечают своей. Есть среди них один беспокойный, чье беспокойство рождает мысли. Есть другая, которая всегда смотрит на небо, и глаза ее полны надежды и веры. Есть еще сестры, которых очень трудно отличить друг от друга, хотя они совсем не похожи. Одна никогда не обманет, а другая - никогда не солжет. И все они, знакомые и не знакомые, зависят друг от друга. И только сестра не зависит ни от кого, скромная сестра в своем простом платье - даже от прекрасных своих братьев. Вот как знают об этом люди.
Вистра замолчал, закончив повествование. Принцы обменялись взглядами и улыбками.
- Ты очень хитрый сказочник, - сказал Рейле, - сделал сказку из того, что знает каждый.
- Но каждый знает по-разному, - заметил Ори, - ведь и в самом деле нелегко различить сестер правду и истину, одна из которых не солжет, а другая – не обманет. И недаром беспокойство разума рождает мысли, а мечта всегда смотрит на небо...
- Не раскрывай всех секретов брат! Ответ на загадку может быть и не один – пусть каждый решает сам!
- И верно, брат, - принц Ори встал и поклонился Вистре, то же сделал и Рейле, отставая на несколько мгновений. - Благодарим тебя, ты замечательный сказочник.
- А вы замечательные слушатели, ваши высочества.
Принцы были готовы продолжить путь, но прежде, чем сесть в карету, они снова переглянулись и кивнули друг другу, и это было то самое «ты думаешь о том же, о чем и я?», узнаваемое так легко.
- Не хочешь ли ты поехать с нами и стать нашим придворным сказочником? - спросил Орийю.
Вистра не ожидал такого предложения.
- Это было бы честью для меня, но… - он замолчал, не решаясь продолжить.
- Честью, но не радостью, верно? – догадался Рейле, - что ж, с этим ничего не поделаешь. Человек должен быть всегда честным с собой, а то сестра-совесть не даст ему покоя. Мы не посмеем предложить тебе денег за твою сказку, ведь чудо нельзя купить за золото, но может, ты примешь одну вещицу на память об этой встрече?
- Это будет для меня и честью, и радостью, - поклонился Вистра.
Юные принцы сели в карету и оттуда Орийю протянул Сказочнику крошечный, не больше половины мизинца, флакон темного стекла на тонком ремешке.
- Это лунная вода. Почти как бывает в сказках. Ну знаешь, если посадить цветок и полить его обычной водой с каплей этой, лунной, то вырастет Белый Цветок, олицетворяющий чудо. Флакон передается в нашей семье как реликвия и мы даже вырастили несколько цветов…
- У Ори вышло лучше, - сразу признал Рейле, перебивая брата. – Но наши цветы быстро вяли, им чего-то не хватало. Мы не знаем, чего. Может, веры в чудеса.
- Поэтому мы дарим лунную воду тебе, - закончил Ори. – В тебе достаточно веры.
Вистра принял удивительный этот подарок, и тотчас стражи захлопнули дверцу кареты, и процессия двинулась дальше. Сказочник проводил ее взглядом и отправился искать чернила.
Когда вечером он рассказал спутникам о своем приключении – а рассказать пришлось, все равно весь город знал об этом - Шела не поверил ему, хотя слышал то же, что и остальные.
- И ты отказался от такой награды? Нет, правда?
- У меня не лежит душа служить при дворе, - пожал плечами Сказочник.
- И ты так легко говоришь об этом – просто не лежит душа и все? – мальчишка покачал головой. - Ну ты меня удивил… Мог хотя бы денег попросить!
Льеш улыбнулась.
- Да разве теперь, когда у нас есть твой «чудо-компас», стоит вспоминать о деньгах?
Шела упрямо поджал губы.
- Я что, о себе думаю? Ему самому разве не обидно упустить такой шанс разбогатеть?
- Мне кажется, я ничего не упустил, - Вистра покачал на ладони флакон с лунной водой, - и, по моему, самый лучший подарок это тот, который от сердца.
- Кажется, все сбылось, - заметила Льеш, когда они уже пожелали друг другу доброй ночи и собирались расходиться по своим комнатам.
- Сбылось? – Вистра успел позабыть о гадании Маны-Советчицы, но вспомнил о нем после слов девушки, - а ведь и верно. Подарок для тебя, маленький и живой, неудачная игра Тарзина…
Книжник и Шела поинтересовались, о чем речь и пришлось объяснить.
- Так вы знали, что моя игра будет неудачной, да? – притворившись обиженным, спросил Тарзин. - А меня не предупредили? Эх вы…
Но конечно, никто не поверил в эту обиду.
* * *
Лиихэй покинули следующим же утром. Переносная клетка, подвешенная к поясу, сильно раскачивалась и тряслась. Нести ее в руках Льеш почему-то не хотела; девушка открыла клетку и посадила Бьяну себе на плечо.
- Не убежит? - полюбопытствовал Тарзин.
- Догоню, - усмехнулась девушка, поглаживая пальцем мохнатую спинку северной мыши, - но думаю, что не придется.
И она не ошиблась. Бьяна прекрасно устроилась на плече и не пыталась спрыгнуть. Иногда она начинала беспокоиться и тогда Льеш опускала ее на землю. Совершив моцион, Бьяна сама подбегала к хозяйке и становилась на задние лапки, прося вернуть ее на место. Дорога была удобной для пешеходов и для проезжавших мимо экипажей; нечастые остановки Льеш не задерживали путников. Их задерживал Шела. Стоило ему выйти из города, как он достал свой «чудо-компас» и принялся так и эдак вертеть его, стараясь обнаружить поблизости хоть малый след сокровищ, учась пользоваться своей новой игрушкой. Каждому открытию он радовался так искренне и заразительно, что нельзя было не улыбнуться, но продвигались они совсем медленно. К тому же единственное золото, которое «видел» чудо-компас лежало в их общем расходном кошеле. Шела потратил много времени чтобы выяснить - чем ближе к компасу богатство, тем быстрее темное стекло становится золотым или серебряным. Он ощущал легкое покалывание в пальцах, держащих компас, и заставил Вистру взять чудесную вещицу в руки и тоже ощутить его. Мальчишка проверял и перепроверял каждое свое открытие и тратил на это времени не меньше, чем на сами открытия; он то и дело отставал, и странникам приходилось дожидаться его.
- Ну все, - первой потеряла терпение Льеш, - теперь не успокоится, пока не найдет свой клад.
- И не успокоюсь, - согласился Шела. - Кто-то тут сомневается, что я его найду?
- Я-то не сомневаюсь… да только кому из нас придется тащить его? Сокровища, знаешь ли, весят немало!
Шела бросил на нее оскорбленный взгляд и ничего не ответил. Когда он снова отстал от них шагов на десять, Льеш сказала озабоченно:
- Представляю, что будет, если окажется, что чудо-компас «видит» золото только вблизи.
- Не говори ему о своих сомнениях, - попросил Тарзин, - мальчик увлечен, он не поймет.
- Надеюсь, скоро его увлечение пройдет или он все-таки найдет себе сокровище и успокоится. Почему ты так смотришь на меня? Я злая, да?
- Ты грустная, - ответил Тарзин.
- Сказать причину? - она покосилась в сторону, где Шела вертелся волчком, не отрывая глаз от чудо-компаса. - Я начинаю ему завидовать. Так увлечься! Он же не по земле сейчас ходит, он летает, и небо лежит у него на макушке! Еще ничего не случилось, но Шела уже счастлив. Я бы так не смогла.
- А я думаю, смогла бы. Нет, в самом деле Льеш, что тут такого сложного? Шела влюблен в свои сокровища, а ты влюбись, например, в меня!
Девушка напустилась на него еще больше:
- Вот и правда влюблюсь в тебя на твое несчастье, узнаешь тогда всю прелесть моего характера! Будешь ты меня, Тарзин, на руках носить и за подарками бегать на другой конец света.
- И буду, - ничуть не испугался Тарзин. - Мужчина, любимый женщиной - счастливейший из мужчин. Верно, Сказочник?
Вистра ощутил, как краснеет – и не мог себе объяснить собственного смущения.
До вечера они не успели достичь ближайшего поселка, и пришлось устраиваться на ночь в поле; даже при теплой погоде это никого не обрадовало. Только Шела не замечал неудобств. Когда он в очередной раз повторил, что у него все будет, Льеш проворчала:
- Насморк у тебя будет. Да и у всех нас заодно.
- Как я могу сейчас болеть? – удивился мальчишка. – Может, уже завтра я найду свое сокровище.
- И что ты станешь делать с ним, когда найдешь? – спросил Тарзин.
- Что обычно делают с сокровищем? Берегут его или тратят. Но я же не дракон, беречь и сохранять. А хочешь, тебе что-нибудь подарю? А то каждому из нас уже досталось по подарку, а тебе – ничего.
- Я претендую лишь на приключения, которые делю с вами, да на опыт жизни…
- Ну, это ты зря… Кто ничего не просит, тот ничего не получает. Обещаю, как только найду сокровище, подарю то, что тебе понравится!
- Ты так уверен, что мне обязательно что-нибудь понравится? – смешинки лукавого ребенка заплясали в глазах Книжника.
- Еще бы! Золото, драгоценные камни – красивые, блестящие штучки, как это может не понравиться? – искренне удивился Шела. – А-а, я забыл – ты же Книжник, ты книжки любишь. Ну, значит, на ту часть клада, которую я тебе дам, купишь себе самую умную книгу, какую только найдешь. Остальных тоже не обижу. Тебе, Сказочник, что больше по душе – камни, монеты или украшения?
- Мне нравится мечтать, - сказал Вистра, улыбаясь в темноте, - рассвет встречать веселым словом «Здравствуй, новый день!» и словно сор из дома выметать из сердца своего хандру и лень. В рассказе каждом чуть присочинять, несладкий чай горячий в стужу пить, в дождь, в снег или по сумеркам гулять, и просто жить.
- Тебе не трудно будет угодить, - заметил Шела с удовольствием, - подумаешь, загадку загадал! Могу тебе я зонтик подарить, чтоб дождь за шиворот не заливал, для чая чашку или теплый плащ, раз дома не сидится в снегопад. Но ты же не откажешься сейчас, и будешь рад?
- Да он уже, - не удержалась Льеш, - так счастлив, что и впрямь не знает, как тебя благодарить! Не рано ль о подарках говорить? Конечно, ты настойчив и упрям, но где твой клад? В какой земле лежит? Фантазию не зря ты распалил? Лишь только то тебе принадлежит, что ты уже со всеми разделил – дорогу, этот миг и ужин наш...
- И больше ты и крошки мне не дашь? А я тебе готов был предложить изрядный кус богатства своего. А если ты не хочешь ничего – то отчего бы мне огонь тушить? Я сам зажегся и погасну сам. Не хочешь брать подарок – так не дам.
- Подшучивать не стоит над мечтой, - Тарзин вмешался раньше, чем Льеш ответила с резкой прямотой, - как над душой. Ведь путь мечты тяжел. По вере - по мосту над пустотой, по тонкой нити мальчик к ней пришел. Огонь его дороже слов и благ; и если он горит – пусть будет так. Жар пламени пускай, и свет его, и жажда, что не признает преград. Быть может, он не стоит ничего, но это самый драгоценный клад.
Шела посмотрел на Тарзина сквозь свет костра и колыхание горячего воздуха.
- Спасибо, - выговорил он, явственно смущаясь. – Ты правильно сказал.
- Сказал что думаю, - признался Книжник, - так или иначе – я не судья чужим мечтам.
Мальчишка с усмешкой глянул на Льеш.
- Слышала? Учись! Вот как надо думать о людях!
Девушка поднялась, поправляя одежду.
- Давайте-ка спать ложиться, поздно уже.
Никто не возразил.
«Закрыть глаза и шагнуть сквозь Стену, как советовал Поэт – в этом не было ничего сложного и ничего героического. Но Герой не мог сделать такую простую вещь; он не только видел преграду, но и верил в ее незыблемость. Несколько раз он подступал к Стене и стоял перед нею, но не сумел преодолеть свою собственную веру. Стена оказалась коварна; она вырастила вторую Стену в душе Героя.
Дорога его вела теперь не от селения к другому селению, а от мысли к другой мысли. Однажды раздумья его прервал громкий окрик. Герой поднял голову и увидел юношу, восседающего на красивом коне.
- Кто ты и зачем пришел сюда? - спросил он. - Разве не знаешь, что это место под моей защитой?
- Я мирный странник, - ответил Герой, оглядываясь – он и не заметил, как забрел в какой-то городок, - и не угрожаю ни этому месту, ни тебе.
- Я поверил бы, не будь ты при оружии. Мирные странники несут с собой не меч, а посох.
- Я Герой и меч заменяет мне посох.
Услышав это, юноша поспешно спустился с коня, подвел его к Герою и глубоко поклонился.
- Простите меня, благородный господин, - сказал он, - я не хотел оскорбить вас, мои слова - просто глупость. Пожалуйста, возьмите моего коня, и мой меч, и все, что пожелаете!
- Мне не нужны ни твой конь, ни твой меч, – удивленный изменением, произошедшим в юноше, ответил Герой, - и ты ничем не оскорбил меня. Ты охраняешь свой город - что же в этом оскорбительного?
- То, как я встретил вас, настоящего Героя, - потупился юноша, - ведь сам я Герой ненастоящий.
- Как можно быть ненастоящим Героем? И оружие твое и твой конь - реальные, и реальным было твое беспокойство о безопасности города.
Юноша опустил голову еще ниже.
- Я лжец, господин, самый жалкий и презренный на всем белом свете. Все, что я умею и умел всегда – это лгать и притворяться, и никогда я и на малую долю не был тем, кем притворяюсь.
Я читал много книг, потому что книги позволяли мне то и дело находить новые образы, какие я мог примерить на себя. Однажды я прочитал о девушке, что притворялась принцессой и которую, в конце концов, признали ею. История удивила и поразила меня: как это возможно, подумал я, так притвориться, чтобы другие поверили тебе? На самом деле девушка была сиротой без рода и племени, но она вела себя как настоящая принцесса. И тогда впервые эта мысль пришла в мою голову: я, лжец, могу притвориться кем-то и не снимать маски, пока она не прирастет ко мне. Так я решил попробовать и выбрал роль Героя. Притворяться Героем почти так же трудно, как быть им, ведь приходилось на самом деле защищать слабых и обиженных и восстанавливать справедливость… Я вел себя вызывающе смело и гордо, часто получая за это тумаки, но не отступал.
Вскоре нашлись люди и книга, которые научили меня всему, что должен знать и уметь Герой… Я отправлялся в одиночку в такие места, куда не отваживались ходить настоящие храбрецы, и всякий раз я покидал их невредимым. Однажды я разоружил и взял в плен целую банду разбойников, и с тех пор всюду за мной, словно плащ на ветру, летела слава храбреца. Наверное, этого уже было достаточно, но я продолжал притворяться и стал охранять родной город и его дороги от всякого зла. Я не думал, что в такой глуши встречу настоящего Героя, но настоящий, я знал, тотчас поймет, что сам я – всего лишь жалкий лжец...
Юноша замолчал, смущенный и грустный. Герой, выслушав его историю, понял лишь одно – надо помочь ему поверить в себя.
- Послушай, - сказал он, - твоя откровенность тронула мое сердце. Скажи, нет ли здесь поблизости какой беды – чудовища, угрожающего людям, злого колдуна, или другого ужаса? Мы сражались бы с ним вместе, а потом я посвятил бы тебя в Герои, если бы ты показал себя храбрым и смелым в бою.
- Но как же, - воскликнул юноша, - ведь даже если бы я показал храбрость, она была бы только притворством, игрой лжеца, который хочет казаться Героем! Как вы сможете посвящать меня в Герои, зная это?
- Очень просто. На поле битвы любая храбрость – настоящая, ведь она помогает тебе победить врага так же хорошо, как и самого себя, а это, поверь мне, очень трудно. Так как насчет чудовища?
- Чудовища нет, но есть заколдованное место. Его чары пробуждают в человеке зверя, тот, кто хоть раз ступил в него, становится злым и жестоким. Конечно, это не такая уж большая опасность…
- О нет, ты ошибаешься, - сказал Герой, - опасность, которой не увидеть глазами, хуже той, что видна всякому. Она способна незаметно подкрасться к тебе и сделать с тобой все, что захочет, а ты и не поймешь, пока не будет слишком поздно…
Немного отдохнув в доме юноши, который звал себя лжецом, они отправились в заколдованное место. Это были старые развалины, заросшие зеленью - все, что осталось то ли от большой хижины, то ли от маленького дома.
Вместе они вошли в злое место. Герой почувствовал злобу и ярость; словно горячая волна накрыла его с головой, заставив скрипнуть зубами и потянуться к мечу. Но он преодолел искушение, и юноша справился с ним тоже. Волны ненависти накатывали и отступали, но двое оставались непреклонными перед их злой и яростной силой. Только борьба эта много стоила им обоим.
- Мы не можем уйти отсюда, - наконец сказал юноша Герою. - Я чувствую, что злоба навсегда поселилась во мне, а унести ее с собой не хочу.
- Мы еще не побеждены, - ответил Герой, - но и не победили. У каждой ненависти есть причина. Что-то ужасное случилось однажды в этом месте и с тех пор оно ненавидит людей. Мы должны побороть эту ненависть, противопоставив ей что-то куда более сильное, и тогда чары падут.
- Бороться не только с этим местом, но и за него? – удивился юноша. - Хватит ли нам на это силы?
- Нас двое здесь, - напомнил Герой. - Есть ли хоть что-то, чего мы не смогли бы?
Юноша подумал и ответил:
- Я сомневался бы в себе, но в нас сомневаться не могу, это значит оскорбить тебя. Правда, я все равно не знаю, что делать. Хочешь, прочитаю стихотворение, которое я люблю? Пусть оно станет ответом на здешнюю ненависть.
Герой кивнул, и юноша прочитал такие строки:
- Где-то в сумрачной выси
Облака-корабли.
Жизнь, скажи мне, как вышло,
Что все дали – мои?
Что волшебное слово
У меня на устах,
Что весною мир снова
Утопает в цветах?
Но, мой пыл остужая,
Мне ответила тишь:
«Слишком ярко пылаешь –
Слишком быстро сгоришь».
Жизнь, плененный тобою,
Я безумно влюблен
В жажду летнего зноя,
В дождь осенних времен.
Опьянен и беспечен,
Я пою на ветру.
Знаю, век мой не вечен,
И, как все, я умру.
«Слишком много ты знаешь, -
Снова шепчет мне тишь. -
Так же ярко пылаешь,
Значит, быстро сгоришь».
Я не злюсь и не спорю
В эту лунную ночь.
Что ж, что этому горю
Невозможно помочь?
Ярок пламень и светел
И, всему вопреки,
На привет мой ответил
Взмах знакомой руки.
Значит, так выбираю,
В этом путь мой и впредь:
Слишком ярко пылая,
Слишком быстро сгореть.
И злобные волны ненависти отступили, откатились и затихли, а на место их пришли мир и покой. Прислушавшись к себе и к миру, Герой улыбнулся.
- Мы победили, - сказал он, - ты и я, и это место, в котором нет больше никакого колдовства.
Они отошли от развалин и сели на траву отдохнуть от битвы. Юноша, считавший себя лжецом, долго молчал и, наконец, осмелился спросить, не поднимая глаз:
- Заслужил ли я, чтобы вы исполнили свое обещание?
- Ты заслужил гораздо больше - мою благодарность и признательность всех, кто никогда не станет жертвой злых чар. Но скажи мне, что ты чувствуешь сейчас?
Юноша прислушался к себе и улыбнулся:
- Радость и счастье, - сказал он,- спокойствие и уверенность.
- То же, что и я, - кивнул странник, - тебе не нужно никакое посвящение. Ты храбрец и Герой, и этого у тебя никто уже не отнимет.
И он покинул юношу, поверившего в себя и потрясенного этим больше, чем любым из чудес мира; Герой шел к Стене, понимая – он может и должен одержать победу не над ней, а над собой».
Всегда рядом.
|
| |
| |
