|
Только представь себе
|
|
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:01 | Сообщение # 1 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ТОЛЬКО ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ
- Мама!
Рааданн замахнулась, готовая ударить младшего братца не столь больно, сколь обидно – например, по уху, и он, конечно же, завопил «Мама!»
Из-за веревок, увешанных бельем, выглянула мама.
- Дети, не ссорьтесь так громко! Соседи решат, что у меня не двое детей, а двадцать и очень удивятся.
- Но он обзывается!
Ясное лицо матери чуть затуманилось.
- Правда? Какой ужас! – она улыбнулась, и продолжила развешивать мокрые простыни, - ты предлагаешь наказать его? Это наверняка пойдет ему на пользу, но тогда придется наказать и тебя - чтобы было по-справедливости. Пожалуй, я не стану никого из вас наказывать.
Йарти расцвел нахальной улыбочкой хитреца, довольного удачным плутовством, и когда мама отвернулась, показал Данне язык. Рааданн, не найдя ничего лучшего, ответила ему тем же и погрозила кулаком, надеясь, что у нее еще будет возможность рассчитаться за обиду. Младший брат сделал вид, что не заметил угрозы и удалился, торжествующий и непобежденный.
Девочка проводила его взглядом голодного хищника.
- Рааданн? - полуспросила-полупозвала мама, как всегда предлагая дочери самой выбрать, как ей поступить. Девочка еще раз вздохнула и, поправив сползшую заколку в растрепавшихся рыжеватых волосах, принялась помогать маме с бельем, представляя для собственного утешения, как противный мальчишка спотыкается и валится в крапиву. Крапиву Йарти ненавидел.
Работа успокоила Рааданн и настроила на мирный лад. «Стану я расстраиваться из-за ерунды, когда впереди мой двенадцатый день рождения! - сказала она себе. - Еще пятнадцать дней... Нет уже четырнадцать, ведь сегодняшний не считается - и Йарти, увидев мои подарки, умрет от зависти!»
А еще у нее будет платье - самое красивое платье на свете.
Мама сама предложила сшить это «самое-самое». К сожалению, не то, которое рисовала в своем воображении Рааданн. Кружева, о которых она мечтала, были слишком трудоемки, чтобы успеть сплести их к сроку и слишком дороги, чтобы купить, так что от кружев пришлось отказаться. С тех пор, как отца Рааданн и Йарти унесла лихорадка, семье помогал дядя, мамин брат, который служил на жалованье в Школе Всех Искусств. Он приносил деньги в семью сестры, в доме которой жил, и без дяди Рикку им пришлось бы туго. Но денег всегда не хватало, и на покупку готового платья рассчитывать было нечего. Рааданн заикнулась, было, о вышивке - золотых или серебряных цветущих лианах на нежно-зеленном шелке платья, но мама объяснила ей, что вышивка еще более трудоемка, чем кружева.
Но и огорченная этим новым обстоятельством, Рааданн надеялась – где-то и как-то случится чудо, деньги появятся, и ее мечта о чудесном платье исполнится. Дяде Рикку выплатят жалованье за месяц вперед, или найдется клад, зарытый под яблоней. Мало ли что может случиться?
Только почему-то ничего такого не случалось. И даже обещание мамы, что платье все-таки будет украшено кружевами, Данну уже не утешало.
А мелкий пакостник Йарти ухитрился и тут насолить ей. Он простудился и слег; маме приходилось сидеть с ним почти целый день, так что ни на что другое времени не оставалось. Платье было забыто. Рааданн злилась, но помогала маме ухаживать за братом, ведь он был младше нее на целых четыре с половиной года, но до дня ее рождения оставалось все меньше и меньше времени! Она тормошила маму безо всякой жалости, торопя и подгоняя ее, требуя выкраивать время для платья, но маме неоткуда было взять те лишние часы, что требовались, чтобы закончить шитье.
Одной бедой дело не ограничилось - дядя Рикку неожиданно потерял работу в Школе. Магистр Дольмаш, чьим помощником он служил, читал курс лекций по философии. Рааданн плохо представляла себе, что такое эта философия. Она знала только, что она учит размышлять, задавать вопросы и находить ответы. Магистру Дольмашу случилось поспорить с ректором школы, и в итоге тот объявил, что от философии – один только вред и лекции его отменил. Живущего при Школе магистра, не выбросили на улицу, но жалованья больше не платили и дядя Рикку не получал своего, так что семья осталась без гроша как раз накануне Данниного праздника.
К тому времени Рааданн успела пригласить в гости двенадцать подруг. Неужели ей придется отменить все приглашения? Но ведь день рождения бывает раз в году, разве нельзя оставить на время все проблемы и сделать его настоящим Праздником?
Оказалось – нельзя.
«Праздник» начался с погоды. Рааданн проснулась раньше, чем обычно и, взглянув за окно, почувствовала, как «золотое» настроение, припасенное для этого дня, испаряется утренним туманом. Последний день весны хмурился и капризничал. Грязно-серые тучи затянули все небо, было пасмурно, и накрапывал дождь. Не найдя в своей комнате готового платья и хоть чего-нибудь похожего на подарок, девочка вылезла из кровати и отправилась на кухню, откуда доносились голоса мамы и дяди и кружащие голову аппетитные запахи.
- Доброе утро, доченька! – мама с улыбкой обернулась навстречу дочери, чтобы обнять и поцеловать ее, - с днем двенадцатилетия, любимая!
- С днем рождения, Даннюшка! – в свою очередь обнял ее дядя Рикку.
И это все? Поцелуи, объятья, слова – и никаких подарков? Рааданн надула губы.
- Мама, где мое платье?
Мама вздохнула.
- Знаю, моя радость, как ты мечтала надеть его сегодня… но Йарти опять было плохо, я сидела с ним до самого рассвета, а потом уснула. Я так устала за эти дни, ты же понимаешь…
Рааданн понимала. Но, злясь на то, что все это - и мерзкая погода, и нехватка денег, и болезнь Йарти случилось как нарочно, чтобы испортить ей праздник, и виду не подала, что понимает.
- Ты можешь надеть голубое платье, - предложила мама, - а к нему я дам тебе свое бирюзовое ожерелье и браслет.
Рааданн ощутила, что готова простить маме все на свете за возможность надеть восхитительные украшения из бирюзы... Но как же новое платье – нежно-зеленое с воланами и кружевами, платье, которым она бредила даже во сне?
- Я не хочу голубое, - упрямо повторила Рааданн, - я хочу новое!
Мама вздохнула.
- Хорошо, - она сняла цветастый кухонный фартук и повесила его на спинку стула, - пойдем.
Рааданн почувствовала, как в ней воскресает умершая, было, надежда.
В маленькой спальне на не разобранной маминой кровати лежало то, что должно было стать самым красивым на свете платьем. Полностью готовая юбка с воланом, и несколько кусков ткани, по виду которых можно было угадать рукава и верх платья. Отпоротые от лучшего маминого платья золотистые кружева всели на спинке кресла, а те, что были пришиты на юбку, красиво блестели на нежно зеленом шелке.
Мама села за машинку, быстро прострочила бока, прихватила наскоро кружева, сшила юбку с кофтой и заставила Рааданн надеть все это. Девочка с радостью подчинилась, и уже на ней мама закончила шитье, сотворив из двух кусочков кружева чудесные рукава-крылышки.
Когда она делала вручную последний стежок на плече, в дверь постучали.
- Ну вот, - сказала мама, - это все, что я могу сейчас сделать. – Она повязала на пояс Рааданн широкую тесьму, чтобы скрыть несовершенство торопливого шва, - но ты должна быть осторожна, потому что все это очень ненадежно.
- О, я буду осторожной, мама! – девочка с восторгом вертелась перед зеркалом, чувствуя себя совершенно счастливой. Сейчас она готова была пообещать все, что угодно, даже что впредь она всегда будет послушной и милой! Рааданн и думать забыла о том, что ей так ничего и не подарили.
Время подарков наступило позже, когда собрались приглашенные ею гости. Подарки падали в руки Рааданн один за другим и были они хороши. Заколка для волос в виде ажурного листа, волшебный карандаш, который мог рисовать хоть на стекле, хоть на бумаге, хоть на камне, шесть цветных фейерверков, бархатная игольница с искусно вышитой золотой ромашкой, хорошенькая куколка в платье, ничем не уступающем платью Рааданн, книга, камешек-талисман на тонком шнурке…
Книга? Именно ее, заложенную в середине тонким шнурком с камнем-талисманом, преподнес ей незваный гость – белоголовый темноглазый Ольх, тринадцатилетний мальчик, с которым Рааданн сидела рядом в Малой Школе. Странный, тихий мальчик, умеющий, однако, и подраться, если кто-то решал выместить на нем свою злость, он всегда оказывал Рааданн маленькие знаки внимания – конфетка, положенная рядом с чернильницей, значок, приколотый на клапан сумки девочки, блестящая бусина… У Рааданн было много знакомых мальчишек, но никто, кроме Ольха, не делал ей подарков. Девочка вначале отказывалась, думая, что за все это придется водиться с Ольхом, играть с ним, приглашать его в гости, но он ни разу ничего не попросил у нее, и она успокоилась.
- Мильза сказала мне, что у тебя сегодня Двенадцатилетние… ничего, что я пришел?
Мильза была самой старшей из приглашенных девочек и вечной заводилой в их компании.
- Ничего, - Рааданн улыбнулась, и думать не думая о том, чтобы прогнать незваного гостя, - а что это? – она качнула пальцем свисающий из книги камешек на шнурке.
- Разве ты не знаешь? Это Счастливый камень, - мальчик улыбнулся и вдруг заговорил полушепотом, так, чтобы кроме Рааданн его никто не слышал, - и он настоящий! Когда берешь плоский камешек и делаешь в нем дырку – это не то, а этот я нашел уже дырявым!
Восторг, что прозвучал в его голосе, заставил девочку почувствовать себя неловко. Верить в такие глупости как «счастливый камень»… Но она не стала высказывать это, а повесила камешек себе на шею.
- Спасибо. Хочешь чаю с медом?
Чаю хотели все. Вскоре мама вынесла из кухни большой торт и земляничную воду, сладкую и ароматную, от которой, если выпить ее много, слегка кружится голова и поднимается настроение. Рааданн была довольна; гости, каждый на свой лад, хвалили ее платье. Даже синеглазая белокурая красавица Мильза, отец которой был богатым человеком и жил с семьей в одном из лучших домов города, сказала, что никогда не видела ничего прелестнее.
После чаепития с тортом начались игры и тут Мильза, как самая старшая, сумела настоять на своем. Рааданн любила играть в «угадай, что внутри» и в прятки, а Мильза желала показать всем новомодную игру под названием «фанты – воображалки». На клочках бумаги писались разные слова – названия животных и предметов, времена года, и прочее; каждый по очереди брал бумажку из коробки, куда их ссыпали, и должен был с помощью жестов, мимики и всяческих ужимок изобразить то, что выпало ему. Избирался так же Противник, который всячески мешал изобразить фант и притворялся, что не понимает, что изображается, и нужно было убедить его, или подкупить. Противником стала Мильза, и фанты писала тоже она. Рааданн согласилась на новую игру, но настроение ее начало портиться.
И не зря. Сердце словно чувствовало грядущую беду и предупреждало о ней. Когда до нее дошла очередь тянуть фант, ей досталось изображать лягушку. Прыгать и квакать в таком прекрасном платье, подметать пол кружевами на юбке, да еще и притом, что среди гостей был мальчишка! Платье и так уже еле держалось на нескольких швах…
Рааданн попыталась отказаться – куда там! Большинство девчонок уже испытали на себе эту «радость» и искренне желали, чтобы и ей досталось то же. Особенно настаивала Мильза, бывшая непримиримым Противником; ее «дамская» сумочка распухла от конфет, которыми ее «подкупали».
Данна сопротивлялась, сколько могла, потом, решив как можно скорее отвязаться от глупого фанта, принялась прыгать и квакать, сгибая ноги в коленях. Квакать она умела хорошо и все почти тотчас признали в ней лягушку, хотя прыжки оставляли желать лучшего. Только Мильза серьезно хмурилась и, положив тонкие пальцы на подбородок, говорила:
- Хм, и что же это такое? Разве это лягушка? Разве такие лягушки бывают? Они же скачут по болоту, а не летают над ним! Вот если бы ты села на корточки и попрыгала так немного…
Рааданн злилась. Быть лягушкой - унизительно само по себе, к тому же она поклялась, что ни за что не станет подкупать Мильзу, отпускавшую шутки насчет ее платья, «как раз подходящего цвета для этого фанта, разве нет?». Присев, она подобрала юбки и попыталась прыгнуть.
Кусок кружева попался ей под ногу, и Рааданн не заметила этого, пока не поскользнулась на нем, и не шлепнулась самым глупым образом. Единственный шов, скреплявший юбку с кофтой, с треском разошелся, и треск этот, наверное, услышали даже на том конце города.
- Ой, - прижав ладони к розовым щечкам, сказала Мильза, - какой ужас…
Ольх бросился поднимать Рааданн – словно она не могла подняться сама! Девочка отмахнулась от него и, придерживая оторвавшуюся почти полностью юбку, бросилась прочь из комнаты, ухитрившись в дверях зацепиться злополучным кружевом за незаметный гвоздик и оставив на нем кусок дорогостоящего шитья.
- Бедная Данна, - вслед ей сказала Мильза, - вечно с ней что-то случается!..
К счастью, этого Рааданн уже не слышала.
Что ни говори, а ее День был испорчен! Рааданн рыдала, уткнувшись носом в подушку, а мама возилась на кухне и даже не слышала ее!.. Чтобы попасть на кухню, нужно было опять пройти через зал, полный гостей, иначе пришлось бы звать на помощь, кричать «мама» в полный голос, а это казалось ей еще большим унижением. Девчонки сейчас и без того, наверное, смеются над ней... Но что же оставалось - сидеть здесь и ждать, пока мама придет сама?
- Не расстраивайся так, а? – сказал чей-то тихий голос – ну, подумаешь, порвалось немного…
- Немного?! – вскинулась Рааданн, удерживая на боку распадающийся шов, - это называется «немного»?
- Но ведь можно опять пришить, - стоявший в дверях Ольх беспечно пожал плечами.
- Я не умею шить! - Рааданн снова уткнулась носом в подушку.
- Хочешь, я позову твою маму?
Девочка дернула плечами, слишком занятая своим горем, чтобы отвлекаться на что-то еще и не увидела, как Ольх отправился выполнять свое предложение.
Мама пришла через несколько минут, сердитая, но долго сердиться не смогла и, осмотрев то, что осталось от платья, сказала:
- Знаешь, я могу, конечно, зашить все это прямо на тебе, да только вот стоит ли? Этому платью нужен серьезный ремонт. Может, оденешь голубое?
Рааданн всхлипнула и, кивнув, принялась стаскивать с себя мягкую зеленую ткань. Как она ненавидела это платье, символ ее позора, источник всех бедствий и слез!
Ольх, отосланный в коридор, потоптался там немного и вернулся в зал, где Мильза сидела на диванчике в окружении остальных гостей, поигрывая хорошеньким, украшенным жемчужинами зеркальцем, предметом воздыхания всех видевших его девчонок.
Рааданн вышла к гостям через десять минут. Голубое платье сидело на ней замечательно. Бирюзовое ожерелье украшало шею, а браслет – правую руку, а, кроме того, мама уложила в красивую прическу ее волосы, закрепив укладку серебряным гребнем с голубым же камешком. Щеки и заплаканные глаза пришлось немного припудрить, но этого никто не заметил. Даже рядом с разодетой в пух и прах Мильзой Рааданн выглядела настоящей королевой, да она и была ею оставшиеся несколько часов своего Дня.
…В фанты больше не играли. Мама принесла лютню, а дядя Рикку взял свою свирель. Они играли красивые песни, а именинница пела, и все было очень хорошо и очень красиво.
- Мой дом у дороги, где ясеня тишь
Лесную свежесть хранит,
Повиснув на ветках, летучая мышь
В листве изумрудной спит.
А мышь полевая в норе своей
По осени прячет зерно,
И ветер гуляет среди полей,
Беспечный и гордый свободой своей,
Бросает листву в окно.
Как пух одуванчика тает дым,
Вьющийся над костром.
Утром рождается молодым
Мир за рассветным окном.
Утренней птицы волшебная трель
Меня пробуждает в срок.
И ласковый август, и теплый апрель
Качают небес голубую купель,
Туманов седых порог.
А лунною ночью серебряный свет
Ручья оживляет звук.
И росная чаща помашет мне вслед
Прохладой древесных рук.
Здесь все мне знакомо и каждый цветок
Милей самоцветных камней.
Мой дом у дороги, где ласково строг
Закат золотой и рассветный восток,
И звездная тишь полей.
Праздник закончился и гости разошлись. Последним уходил Ольх; немного потоптавшись в дверях, он вдруг сказал:
- А книгу… если долго не можешь уснуть – почитай, и все пройдет.
- Она такая скучная? – хмыкнула Рааданн.
- Она интересная… это же сказки, от них бывает хорошо и грустно, а иногда мучаешься, и не можешь понять, что с тобой.
Он так сказал это «сказки», что все остальное стало просто ненужным, и девочка поняла – это действительно очень необычная книга.
Таким вот вышел ее День. Надев ночную сорочку, Рааданн босиком прошлепала в комнату младшего брата, где мама, уставшая за этот долгий день и по правде сказать, давно уже не отдыхавшая толком, остужала вечернее молоко для Йарти.
- Мама…. А ты мне ничего не подаришь? – спросила девочка.
Мама обернулась на голос.
- И что же ты хочешь, родная?
Рааданн растерялась.
- То есть я могу загадывать желание, и ты его исполнишь?
- Понимаешь, я хотела подарить тебе одну хорошую вещь, но она дорого стоит, а все деньги я потратила на лекарства для Йарти… пусть пока платье будет тебе подарком, ладно? А потом я подарю тебе что-нибудь еще.
Рааданн снова расстроилась, хотя, надо отдать ей должное, постаралась скрыть это от мамы. Она хорошо знала, что «потом» чаще всего не наступает никогда.
- Хорошо, мама, я пойду спать. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, дочка, - ответила мама, снова беря в руки кружку с молоком.
Девочка вернулась в комнату и забралась под одеяло. «Это все из-за Йарти! – думала она почти без обиды. - Такая несправедливость! Почему именно он должен быть центром внимания целую неделю и как раз накануне моего Дня? Вот бы завтра он проснулся уже здоровым!» Картинка, представившаяся ей в воображении, была столь уморительной, что девочка продержала ее в голове минут пять. Мальчишка просыпается утром, у него ничего не болит и нет жара, но мама продолжает держать его в постели, поит горячим молоком и заставляет принимать лекарства!
Потом Рааданн вспомнила о Мильзе. «Пусть бы она раскокала свое хорошенькое зеркальце – знала бы тогда, как хвастать! – воображение отзывчиво нарисовало ей и эту картину, и с ней Рааданн и уснула, радуясь, что завтра не надо идти в школу, ведь наступило лето.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:02 | Сообщение # 2 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Сны и мечты Рааданн начали сбываться прямо с утра. Йарти проснулся здоровым, слопал две тарелки куриного супа и стал канючить, просясь погулять. Шутка ли – целую неделю проваляться в постели! Погулять его отпустили, но не дальше их собственного двора. А потом Рааданн, посланная в лавку за мукой, встретила Чери, девчонку, которая была «хвостиком» Мильзы и не на шаг не отходила от нее, пока могла. Чери и рассказала ей, что Мильза сегодня целый день не в настроении, уже довела свою маму до слез и все потому, что разбила свое любимое жемчужное зеркальце.
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Только вчера Данна представляла все это и вот, пожалуйста – исполнилось по ее желанию! «Нет, это, наверное, случайность, - подумала она осторожно, и исправила себя, – ну, две случайности. Не может же такое быть на самом деле!»
Вечером ей неожиданно захотелось почитать перед сном. Достав с полки над своей кроватью книгу Ольха, девочка полистала ее и остановилось на одной из сказок. Заглавие, напечатанное крупными красивыми буквами, гласило: «Сказка о Чудаке и волшебной Монете»
- Если не понравится - брошу, - самой себе пообещала Рааданн, и углубилась в чтение.
Бросать не пришлось. Наоборот - Рааданн очень удивилась, перевернув последнюю страницу – как, сказка уже закончилась?..
- Надо же, Ольх не соврал, сказка интересная, - девочка зевнула и засмеялась, обнаружив, что он не обманул ее и в этом - спать после чтения хотелось неимоверно. Вот бы ей приснились сегодня Чудак и его приключения!
Наутро Рааданн озарила новая удивительная мысль. Если выздоровление Йарти и происшествие с Мильзиным зеркальцем – дело ее рук, вернее – ее мыслей, если нужно просто представить – как следует, от всего сердца, то, может быть, она сумеет это повторить?
Глубоко вздохнув и закрыв глаза, Рааданн подумала о монетке – не о волшебной говорящей Монетке из сказки, а о простой, медной, а лучше – серебряной, которой как раз хватило бы, чтобы купить вышитую бисером ленту, которую Данна видела в ближайшей лавке, торгующей всякими прелестями. Вот бы пойти погулять и найти монетку прямо у порога! Девочка во всех подробностях представила, как это происходит – как она ступает на порог и видит лежащий на нем блестящий кружок с ивой на одной стороне и королевским девизом – «Осторожность - во всем пример» на другой. Короля так и звали – Герайд Осторожный...
Нарочно просидев дома до полудня – Данне казалось, что так ее мечта обретет большую силу, девочка отпросилась погулять. Ее отпустили без разговоров.
Замирая и волнуясь, Рааданн шагнула на порог, не глядя, куда ступает, и, не решаясь взглянуть…
- Хи-хи-хи, Данька – слепая мышка! – послышалась обидная дразнилка.
Мгновенно рассвирепев, девочка погрозила кулаком прятавшемуся за углом Йарти, но он, конечно, ничуть не испугался. Разочарованный тем, что сестра не погналась за ним как обычно, и не дала повода на всю улицу завопить «мама!», мальчик скорчил рожицу и исчез.
Рааданн, как ни хотелось ей в этот миг опрокинуть на голову братцу бочку с дождевой водой, отвлеклась от злых мыслей и, посмотрев на порог, тихо ахнула. Монетка лежала там, мягко поблескивая серебром, и не ива в виде цифры «один» была на ней, а составленная из узких ивовых листов пятерка. Голова у девочки закружилась, когда она нагнулась чтобы поднять монетку - это было целое богатство. Денежка легла ей в ладонь прохладной тяжестью и, убедившись, что она настоящая, а не плод ее воображения, Рааданн сломя голову бросилась со двора в ту лавку, где продавалась бисерная лента.
Все оказалось не так просто. Ленту уже продали, а купить одну из прелестных вещиц «как раз для красивой маленькой госпожи», предложенных ей словоохотливым хозяином лавки, девочка не решилась. Бисерную ленту она могла бы «найти», но как объяснить маме появление шитого цветами плаща, новых туфелек, серебряного пояска?.. На пять серебряных можно было купить даже платье, и соблазн был велик.
Рааданн принялась обходить все известные ей лавки, ни в одной не задерживаясь надолго. День уже клонился к вечеру, а она все никак не могла выбрать, что бы такое ей купить, и из одной лавки тотчас бежала в другую.
Людей на улицах становилось все меньше и меньше; в который раз подумав, что еще не поздно и время у нее есть, девочка бегом бросилась к последнему на этой улице крошечному магазинчику и налетела на двух мальчишек-подростков, преградивших ей дорогу.
Все произошло так быстро, что она не успела испугаться, но через мгновение страх сковал ее, не давая ни крикнуть, ни убежать. Да и куда убежишь, если тебя держат за плечо и ворот платья цепкие костлявые пальцы?..
- Смотреть надо, куда летишь! – сказал один из парней, высоченный с бледным лицом.
А второй ухмыльнулся и ухватил ее за запястье:
- А что это у тебя в руке?
Попытавшись спрятать сжимавший монетку кулачок за спину, и убедившись, что из хватки хулигана не вырваться, Рааданн выкрикнула:
- Отпусти сейчас же!
- А ты покажи, что в руке, мы и отпустим! – поддакнул бледнолицый.
Рааданн в отчаянии огляделась. Сумерки сгустились уже до настоящей ночной темноты, и ни одного человека кроме нее и хулиганов не было в переулке.
- Отпусти-ите! – девочка попыталась захныкать, еще надеясь разжалобить их, - меня мама жде-о-от!
- Да кто тебя держит? – безжалостно сдавив ей руку, ответил высокий хулиган, - а ну-ка, что у тебя там? Не хорошенькая ли медная монетка?..
Рааданн забилась в его руках, стараясь вырваться, и настоящие слезы ручьем побежали по ее щекам.
- Тю-тю-тю, младенчик плачет! А вот мы сейчас уложим младенчика в пыль и покатаем, как следует, да измажем в грязи это хорошенькое платьице…
Это было уже слишком. Рааданн завопила в голос, но бледнолицый быстро завел ей руку за спину и она почувствовала, как сами собой от боли разжимаются пальцы… Монетка упала в руки хулиганов и они тотчас отпустили девочку и скрылись в подворотне, довольно переговариваясь:
- Пятерочка, чтоб мне свариться! У такой малявки…
- Да этого же на всех хватит…
Заплаканная, ограбленная, она осталась посредине темной улицы в полном одиночестве, несчастная как никогда, не способная думать ни о чем, кроме своего горя. Появился фонарщик с лестницей и огнями; он увидел девочку, застывшую статуей в темном переулке и окликнул ее:
- Малышка, ты что здесь, совсем одна? Ступай-ка домой родители, наверное, уже ищут тебя.
И Рааданн со всех ног бросилась к дому.
За нее уже волновались. Случалось, девочка приходила с прогулки и позже, но никогда – такой заплаканной и расстроенной. Но что она могла сказать маме, спросившей ее о причине слез?..
Рааданн забралась в постель и попыталась представить, как два мерзких хулигана попадаются по пути страшному злому разбойнику и как они ползают перед ним на коленях, умоляя пощадить их… но странно, почему-то ничего такого не представлялось, и больше всего было жаль монетки. Девочка не была уверена, что сможет навоображать себе еще одну. Легко вспоминалось все, что случилось в темной подворотне и не в силах забыть и успокоиться, она то и дело начинала плакать, горько и безутешно…
Наступила полночь, а она все еще не могла уснуть, хотя слезы давно иссякли, и горе поутихло. Чтобы хоть как-то утешиться, она постаралась представить что-то хорошее… «А что было бы, если бы я шла по улице не одна, а с таким вот Рыцарем, как в сказке о Чудаке и Монете? Вот бы тогда досталось хулиганам! Рыцарь взял бы их за шкирку, и как следует стукнул лбами…» Девочка вздохнула. Представить Рыцаря она могла во всех подробностях и очень легко, словно видела их, по крайней мере, тысячу, этих бесстрашных героев в сверкающих доспехах. Но время рыцарей прошло, и едва ли кто-то мог подойти к Рааданн и сказать ей: «Здравствуй, госпожа! Я твой Рыцарь и буду служить тебе, и защищать тебя». Впрочем, именно это она и видела во сне почти всю ночь, когда все-таки уснула…
Ох, какая гроза случилась на следующий день! Казалось, природа злится на кого-то и очень сильно; молнии словно играли в догонялки – не успевала погаснуть одна, как тут же сверкала другая, и трусишка Йарти взвизгивал и прятался за спинкой маминого кресла. Рааданн не боялась грозы, но все же вздрагивала, когда раскаты грома сотрясали дом. Тщетно прождав улучшения погоды и убедившись, что прогулка на сегодня отменяется, девочка вернулась в свою комнату.
Здесь все было устроено так, как ей хотелось. Кровать с высокими столбиками, на которые она вешала покрывало, чтобы получился полог, цветные картинки, приколотые к стенам, большое зеркало – в рост Рааданн, шкаф с куклами, нарядами и коробкой, в которой она хранила сладости, шкатулка с бусами на столике у окна. Девочка взяла со стола шкатулку, и принялась перебирать свои сокровища. Ничего по-настоящему ценного в шкатулке не было: стеклянные бусы, медальон, внутри которого таилась красивая миниатюра – портрет неизвестной женщины, несколько колечек и камешек на шнурке, подарок Ольха. И еще… Рааданн, чувствуя неладное, снова просмотрела все содержимое шкатулки – главного, самого дорогого и любимого в ней не было! Янтарный паучок с проволочными лапками и глазками из красного стекла исчез бесследно.
Лихорадочный, с замирающим сердцем, поиск ничего не дал. Девочка закрыла шкатулку и в полном расстройстве чувств попыталась вспомнить, когда видела паучка в последний раз и куда могла деть его. Получалось, что никуда, да и шкатулку она не открывала всего-то дня два или три… Единственное и самое худшее объяснение пропажи было – Йарти, любитель мелких пакостей. Когда ему было пять, он взял из той же шкатулки позолоченный браслет – единственное стоящее сокровище Данны и променял его на кусок цветного стекла. Рааданн обнаружила пропажу слишком поздно - хотя Йарти во всем сознался, вернуть браслет было уже никак нельзя. К сожалению, наказание ничему не научило младшего брата девочки, и с тех пор у нее то и дело что-нибудь пропадало.
Очередной раскат грома потряс дом. Рааданн почувствовала, что больше не в силах сидеть, опустив руки, и бросилась на поиски Йарти, который до сих пор прятался от грозы в той же комнате, где сидела мама, пришивавшая заплату на рубашку своего сына.
- Мама, он опять… - задохнувшись от обиды, кое-как выговорила девочка, - паучка, моего паучка!..
Мама отложила иглу.
- Йарти, зачем ты это сделал?
- Что, мама? – мальчишка не пытался убежать, только делал вид, что он тут совершенно не причем, да и вообще, разве что-то случилось?..
- Йарти, - повторила мама строго – и право же, лучше было оказаться в такую грозу в темной лесной чаще, чем рассердить маму! И мальчишка немедленно съежился и захныкал, рассказывая печальную историю о том, как он нашел паучка на пороге Данниной комнаты, и как он хотел только поиграть с ним немного, но паучок был хрупкий и сломался…
Тут заревела Рааданн – не столько от обиды, сколько от чувства потери. Паучок был ее гордостью, и потом – она точно знала, что он не мог оказаться на полу сам по себе!
Это было ужасно несправедливо. Отвесив Йарти крепкий подзатыльник прежде, чем мама успела остановить ее, и, не слыша обещания мамы купить взамен паучка что-нибудь давно просимое, Рааданн закрылась в своей комнате, чтобы никто не мешал ей плакать и не утешал. От утешений становилось только хуже и в ответ на все эти ласковые словечки и объятия, новые потоки слез извергались сами собой. Наревевшись вволю, она очень рано легла спать, просто потому, что больше делать было нечего. Гроза продолжалась и ей снова снился ее Рыцарь, выходящий навстречу Рааданн из Врат Чудесной Страны, и говорящий слова о том, что он будет отныне служить ей и защищать ее…
Чудесную Страну она придумала так давно что и не помнила времени, когда бы не играла в нее. Чудесная страна была все, что Рааданн могла вообразить. Замок на скале и дракон в небе, заколдованный король, обращенный в мраморную статую, которая иногда могла говорить, чертоги лесой феи и Озеро Желаний... У Страны было свое место в реальном мире - на крохотном заднем дворике, куда солнечные лучи попадали лишь вечером, перед самым закатом, но где так или иначе всегда было светло. Найдено это место было совершенно случайно: однажды Рааданн случилось заплутать в собственном дворе, она искала маленького разбойника Йарти, ухитрившегося насолить ей в очередной раз, свернула за угол дома и обнаружила удивительное местечко, укромный уголок, полный загадки и тайны. Оно понравилось ей с первого же взгляда; стена дома, глухая без единого окна, была почти не видна из-за зарослей плюща, а там, где ее все же можно было видеть, это почему-то была не штукатурка, а каменная кладка. Сразу же у стены начиналась дорожка, ведущая в никуда, короткий обрывок тропы, выложенный серыми и красными камешками, словно оброненная на землю короткая каменная лента. Дорожка упиралась в то, что должно было быть обыкновеннейшим забором, а было почему-то угрожающе красивой кованой решеткой из копий и листьев, так же заросших зеленью. Еще тут стояла скамейка и большой камень с трещиной на боку. Вот и все. Но в другой раз, вспомнив об этом месте Рааданн, не сумела найти его. Она повторила одно за другим все свои действия, и оказалась всего-то навсего на заднем дворе, может быть и интересном по-своему, но самом обыкновенном. Во второй раз девочка отыскала волшебное место так же случайно. Во всем этом была какая-то тайна. А тайна обычно тянется к другой тайне, потому именно здесь девочка мысленно расположила Врата в свою Чудесную страну.
И почему-то именно в этом месте, которое то появлялось, то исчезало, воображение рисовало ей особенно яркие картинки. Стоило ступить на тропинку-ленту, и шагнуть меж двух всегда распахнутых створок воображаемых Врат, как девочка оказывалась в мире, где все – и драконы, и волшебство – было возможно. Более того, когда она там придумывала себе приключения, то потом помнила их так, словно по настоящему пережила. Рааданн приходила бы сюда часто, если бы могла; но странное место не всегда допускало до себя. Впервые обнаружив это, она даже рассердилась, но потом привыкла. И если вопреки ее желанию Врата не появлялись, Данна шла играть в другое место.
На следующий день после грозы, после слез, переживаний и мысленных обещаний отомстить Йарти, Рааданн решила посетить свою Чудесную страну. Она надеялась, что сумеет там вообразить еще одну монетку - на этот раз золотую. Или ту самую ленту, которую так и не купила. Чудо-место на этот раз не стало прятаться от нее, и девочка сочла это добрым знаком. Но она не стала проходить в воображаемые Врата, а просто села на траву возле камня с трещиной, и дала волю своей фантазии.
Утро нового дня выдалось светлое и ясное, но ни мягкий и какой-то сказочный здешний свет, ни неуемное воображение не помогали Данне представить себе яркий новенький золотой. Вместо этого почему-то представлялся красивый Рыцарь, который кланялся ей и предлагал свою службу. Он был высоким и сильным - сильнее всех взрослых, каких она знала - как силач из цирка, приезжавшего в прошлом году. Рааданн вспомнила, как силач жонглировал огромными гирями и фыркнула – нет, ее Рыцарь был бы еще сильнее. Кроме того, он был бы умен и добр и послушен ее воле...
Что-то коснулось ее руки, потом еще раз – более требовательно, и незнакомый голос спросил:
- Госпожа, ты не хочешь посмотреть на меня?
Девочка открыла глаза. На выложенной камешками тропинке стоял темноволосый мальчик в нелепой, яркой одежде. Мгновенно испугавшись чего-то (еще свежа в ее памяти была встреча с хулиганами в темном переулке) Рааданн вскочила на ноги и тотчас сообразила, что, во-первых, она почти дома, а во-вторых, никакого такого мальчишки здесь быть не может. Рааданн сидела так, что закрывала единственный вход в эту тихую гавань. Не перелез же он через забор с его железными копьями?
- Ты кто? – спросила она подозрительно.
- Я твой Рыцарь, - сказал мальчик и смущенно поправил складку своего нелепого костюма – зелено-красно-голубого в мелкий желтый цветочек. – Я буду беречь и защищать тебя.
Рааданн оторопела. Одно дело навоображать себе монетку и совсем другое – человека... Даже если представить, что этот мальчик действительно ее Рыцарь, то выходило нечто столь же нелепое, сколь нелеп был его наряд – девочка точно знала, что рыцари бывают только взрослые, в латах и с мечом... Впрочем, на поясе мальчишки висел кинжал.
- Но ты… ты не можешь быть рыцарем, ты же не взрослый! – от растерянности она брякнула первое, что пришло в голову.
- Но я очень сильный, госпожа, - он подошел к камню, возле которого только что сидела Рааданн, - хочешь, я разобью этот камень?
- Не надо, - быстро ответила девочка. - И все равно… этого быть не может! Откуда ты взялся, Рыцарь? И где твои доспехи, меч и верный конь?
Мальчик улыбнулся.
- Что делает Рыцаря Рыцарем – разве же меч, доспехи и конь? Надо иметь доброе сердце, твердую руку и желание помогать людям, вот и все. Для этого ты и позвала меня из Чудесной Страны.
- Ох, нет, я просто мечтала о Рыцаре, который бы надавал по шее всем моим врагам… да меня же мама зовет!
Голос мамы и в самом деле выкликал Рааданн. Девочка поспешно покинула свое убежище и отозвалась:
- Мама я здесь!
- Данна, хорошо бы прополоть... Ах, у тебя, оказывается, уже гости…
Девочка оглянулась. Рыцарь не остался ждать ее в чудо-месте и не исчез, ступив в мир реальный; он топтался у нее за спиной, с любопытством оглядываясь.
- Ну, вот что, мне нужна твоя помощь. Скажи своему другу «до свидания», если конечно он не захочет помочь тебе прополоть грядку. Потом уже вы сможете играть во что захотите хоть до самого вечера… ну как, согласен?
Мама конечно вовсе не собиралась заставлять незнакомого мальчика работать, просто она хорошо знала друзей Рааданн, которые предпочитали подождать ее за калиткой. Но этот мальчик, видно, был особенным.
- Конечно, госпожа, с радостью, - сказал он.
Первое мгновение Данна думала, что он пошутил, но глаза Рыцаря были совершенно серьезны.
- Ну что ж, - вздохнула мама, словно чувствовала себя немного неловко, - пожалуй, тебе стоит переодеться. Твой костюм, я вижу, еще новый, хотя и… немного странный…
Рааданн покраснела. Если она и в самом деле несет ответственность за появление этого Рыцаря, то и за нелепый костюм, в который он обряжен - тоже. Сказать по правде, дальше блестящих доспехов ее воображение не заходило, ей просто было все равно, что носит рыцарь, когда на нем нет лат.
…И переодетый Рыцарь отравился полоть грядки.
Рааданн чувствовала смущение и, занимаясь прополкой, молчала, время от времени поглядывая на Рыцаря настороженно. Только когда первая грядка была очищена от сорняков, и девочка уселась отдохнуть на горку ароматно пахнущей травы, она, наконец, решилась заговорить:
- А я думала, рыцари в земле не копаются.
- Рыцари делают все то же самое, что и остальные люди, - ответил мальчик, по ее примеру присев на травяной холмик, - и еще многое из того, что другим не придет в голову. Например, если ты попросишь меня достать яблоко вон с того дерева, я полезу на дерево.
Рааданн взглянула на высокий ствол за забором и засмеялась:
- Но ведь это тополь! На тополе не растет яблок… слазал бы за яблоком на яблоню!
- Если только моя госпожа пожелает, я достану яблоко и с тополя.
Девочка ощутила ужасную неловкость – словно, в самом деле, уже приказала ему нечто подобное.
- Глупости! – отмахнулась она, - как можно даже думать о таком?
- Все потому, что я Рыцарь, а рыцари верят в чудеса, - сказал мальчик, словно не замечая ее смущения.
- Чудеса… и что мне теперь с тобой делать? Рыцарь там, или не рыцарь, но ты же не можешь жить на улице и тебе надо что-то есть…
- Не беспокойся об этом, госпожа. Я могу не есть ничего и ночевать под деревом…
- Глупости! – повторила Рааданн, - почему это ты должен ночевать под деревом? Если я и вправду вызвала тебя, значит, должна придумать, куда теперь тебе деваться. И я придумаю, пусть мне придется ломать голову хоть весь день!
…Работать с кем-то это совсем не то же, что работать одной. Рыцарь рассказывал ей интересные и смешные истории, пел шуточные песенки, отвлекал разговорами от нелюбимой работы - Рааданн и не заметила, как закончила прополку.
- Как зовут твоего нового друга? – спросила мама позже, наливая ароматного цветочного чая своей дочери и ее на редкость трудолюбивому товарищу.
- Обычно меня называют просто Рыцарь, - сказал мальчик, прежде чем Рааданн проболталась, что не знает его имени, - а иногда – Лив. Может быть от «ливен» - «защищать», или «ливва», что значит «сердце».
Девочка отчаянно зажмурилась. Вот сейчас мама начнет задавать вопросы - ведь таких имен просто не бывает! - и очень скоро поймет, что Ливу некуда деваться, разве что в самом деле ночевать на улице… Но она ошиблась.
- Я думаю, что это хорошее имя, - сказала мама, и ее взгляд снова задержался на пестрой одежде Лива, - но знаешь, мне кажется, что старая безрукавка, в которой ты работал, все же лучше того, что на тебе надето… прости, но куда смотрит твоя мама, позволяя своему сыну носить такое?
Рааданн снова покраснела - на этот раз от стыда.
- У меня нет мамы, госпожа, - осторожно сказал Лив. – То есть, у меня вообще нет родителей.
- Так ты сирота? И где же ты живешь? В городском приюте?
- Нет, госпожа. Я не живу нигде.
Мама нахмурилась. На бродяжку мальчик не был похож, правда, эта его одежда, да еще странная игрушка – кинжал в ножнах, украшенный камнями, которые сверкают как настоящие… И он не был голоден и очень вежливо вел себя за столом.
- Хм… ну вот что, Лив, сегодня ты останешься с нами, а завтра расскажешь о себе побольше, и, может быть, я придумаю, что делать. Согласен?
- Да, госпожа, - смущенно ответил Рыцарь.
Рааданн не знала, смеяться ей или плакать. С прогулки вернулся отчаянно ревущий Йарти, и следом пришла одна из соседок – мальчишка опять мучил ее кота, за что и получил от него глубокую царапину поперек ладони. Разговор с Ливом прервался, и мама снова заговорила о нем лишь вечером, когда отвела Рыцаря в комнату Йарти и постелила ему постель.
- Он немного странный, этот твой друг, Данна. Когда и где ты познакомилась с ним?
- Мама, я не… я…- слова не находились, хоть плачь! – мне кажется, он вовсе не плохой человек, мама!
- Это я поняла, - мама пришла на помощь окончательно запутавшейся дочери. - Что ж, если ты доверяешь ему, он может пока пожить у нас.
- Конечно, доверяю, мама… в конце концов, он же не станет сидеть без дела, а будет помогать мне и тебе! – Рааданн заговорщически подмигнула маме, надеясь, что она подхватит шутку.
- А вот об этом я совершенно не беспокоюсь, - улыбнулась мама.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:04 | Сообщение # 3 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| И Лив остался. Все были довольны таким решением; правда Йарти смотрел на Рыцаря откровенно враждебно, а дядя Рикку узнав о том, что в доме будет жить неизвестно чей мальчик, покачал головой, хотя и не упрекнул сестру в излишней доброте. Теперь, когда ему не платили за работу с магистром Дольмашем, он должен был искать другой заработок. Вот уже неделю семья жила на то, что осталось от старых запасов, а денег не было вовсе, и вечно так продолжаться не могло.
В один из дней, когда дядя Рикку собрался искать работу взамен потерянной, заранее готовый к тому, что сегодня, как и вечера, не найдет ничего, Лив попросил взять его с собой.
- Да зачем тебе? – удивился дядя, - ничего интересного в этом нет, ведь я не клад ищу, а заработок.
- Может быть, вдвоем нам больше повезет, - просто ответил Рыцарь.
И дядя Рикку взял его с собой, не уверенный в том, что поступает правильно.
Через час после полудня они вернулись немного усталые, но счастливые. Во всяком случае, счастлив был дядя Рикку, которого взяли в одну из гостиниц помощником управляющего. Место это досталось ему совершенно неожиданно.
- Вот представь себе, сестра: мы шли мимо гостиницы, когда на наших глазах страж выставил на улицу какого-то человека. Тот подбоченился и гордо заявил, что кроме него ни один уважающий себя человек не согласится служить за столь мизерное жалованье в этой псарне… и так далее. Псарню я пропустил мимо ушей – на вид гостиница была вполне приличной – и, войдя внутрь, столкнулся с ее хозяином, еще не отошедшим от ярости. Тут бы я, пожалуй, и повернул обратно, но мальчик тронул хозяина за руку и спросил, не нужен ли ему честный помощник. «Нужен-то нужен, - сказал хозяин весьма сварливо, - только где его взять? Мало того, что все служанки таскают сладкое, а слуги – вино, мало того, что повар откармливает тут задаром шестерых поросят и троих детей, так еще и помощник управляющего оказался мошенником и плутом! Теперь я не поверю никаким рекомендациям, пока не посмотрю человеку в глаза. А уж по глазам-то я отличу честного человека от плута!»
И в точности со своими убеждениями он уставился мне в лицо и смотрел так довольно долго… и хотя я не думаю, что на лице плута всегда написано, что он плут, он видимо решил, что я – тот кто ему нужен. «Вот, наконец, передо мной человек, который не станет воровать, - сказал хозяин гостиницы, - если вы знаете толк в гостиничном хозяйстве, приму вас на день-два, а там посмотрим. Справитесь – останетесь навсегда и на хорошем жалованье». Я сразу же согласился и был так обрадован, что забыл поблагодарить его, а вот мальчик сказал хозяину «спасибо».
- Ты что же, приносишь удачу, как хороший талисман? – немного позже спросила Рааданн.
- Нет, госпожа, но я легко могу представить себе все хорошее. А то, что легко представить, обязательно сбудется.
…Играть Рыцарь любил, и надо сказать, друзья и подруги Рааданн запросто приняли его в свою пеструю компанию. Излюбленным местом их игр была полянка, посреди которой росло корявое разлапистое дерево с необъятным стволом. Когда-то ветер обломил его верхушку; с тех пор макушку дерева украшала шевелюра молодой зеленой поросли, что вместе с растущими вкривь и вкось нижними ветвями делало его похожим на сердитого зеленого деда. Его и называли Зеленым Делом завсегдатаи этих ветвей, посвященные в тайну - на каких ветках можно качаться, не боясь, что они сломаются.
Мильза жила на другом конце города и по деревьям, конечно, не лазила. Она приходила на Дедову Поляну со своей кампанией – для того, чтобы играть в собственные игры, и читать подругам вслух странные книжки, в которых было много роковых тайн, слез и счастливых случайностей.
Иногда Рааданн прислушивалась к этим историям, но чаще едва услышав повторяющуюся почти в каждой книге фразу «нет мне прощенья!», фыркала и издевалась:
- Еще один разбойник оказался наследным принцем! И королева будет рыдать в три ручья, а король, приказавший казнить бандита, немедленно помилует его.
- Тоже мне, знаток нашелся! – огрызалась Мильза, - если ничего не понимаешь в настоящих книгах, так молчи!
- Это – настоящая книга? Каждый раз то несчастные влюбленные, то потерянные дети, то семейные сокровища, можно подумать, больше и писать-то не о чем! Дались тебе эти взрослые книжки! Хочешь, почитаю действительно стоящую вещь?
- О, нет-нет, только не сказки! – в притворном ужасе воскликнула Мильза.
Рааданн усмехнулась. Сегодня она взяла с собой на Дедову Поляну книжку Ольха и в ожидании, пока соберется вся ее компания, читала вслух «Сказку о Гордой Реке».
- Поду-умаешь… - Рааданн спрыгнула с ветки, на которой сидела, привязывая к соседней ленты с колокольчиками. Ветер качнул ветку, и колокольчики зазвенели светло и нежно. - Ничего хорошего нет в твоих взрослых книжках.
- Может, и нет. Но твои сказки еще хуже.
- Ты не любишь сказки? – удивился Лив, подававший Рааданн колокольчики.
- А за что их любить? - небрежно бросив на траву свою взрослую книгу, Мильза подошла и подняла лежавшую у корней Зеленого Деда книгу сказок. Взяла, брезгливо скривившись, пролистала, и остановилась на одной из страниц. - Нет, вы только послушайте, какая чушь: «У гордой реки не было имени, и она искала его повсюду, спрашивая у камней, у песчинок на берегу и у неба...»
- Просто ты неправильно говоришь. Голос тоже имеет значение. «У гордой реки не было имени. Она искала его всюду, спрашивая у камней и у песчинок, у деревьев на берегу, у неба и земли. «Это так странно, называться просто Рекой! Если бы каждый человек звался просто человеком, кто бы тогда отличил одного от другого?» Но многие из людей имеют два или даже три имени… и разве это правильно и справедливо?»
Негромкий голос Рыцаря звучал искренне и проникновенно. Мильза хмыкнула – да уж, большая разница была между тем, как говорила она, и голосом мальчишки. Но мгновение спустя она заговорила, почти в точности повторив мягкие и проникновенные интонации Рыцаря:
- «Кому-то - слишком много, для кого-то - слишком мало. Вот если бы взять одно имя у того, кто имеет их несколько, и оставить его себе! И Река начала вспоминать тех, у кого было много имен… Она знала разбойника, которого звали Шанне Белый Рок - за то, что ему всегда везло; она знала сосну одиноко растущую на высоком утесе и называющую себя Стражницей. Людям, плывущим по реке, она казалась человеком, пристально вглядывающимся за горизонт, и они звали ее Вечно Ждущей; она знала большую каменную плиту, на которой было высечено несколько древних Имен, но, к сожалению, Река не умела читать…»
- Так лучше, - с улыбкой заметил Лив, - твой голос был почти таким, какой нужен.
- Почти? – возмутилась Мильза, - да ты зазнался, маленький сиротка!
Мальчик не обиделся.
- Позволь сказке рассказывать себя твоими устами. Этот так же просто, как дыхание. «Река решила сперва назваться Белым Роком. «Может быть, я стану такой же счастливой, как тот разбойник и найду, наконец, выход из-под скалы, что преградила мне путь, заставив уйти в землю, где холодно и темно». И приняв на себя новое имя, она кинула свои волны на скалу, что так мешала ей. И что же? Скала и не подумала отступить, и Река только разбилась в брызги и пену, но так и не добилась своего. «Ладно же, - сказала она, - тогда я возьму другое имя, раз уже это ничего не дает мне. Назовусь Стражницей, и будь что будет».
Рыцарь говорил легко и свободно, словно читал с листа, но на самом деле он не смотрел в книгу, раскрытую Мильзой. А она наоборот - произносила слова с легкой запинкой, словно не всегда понимала их значение. И все равно Мильза не желала уступать:
- «И назвавшись так, река понесла свои воды спокойно и осторожно, внимательно оглядываясь вокруг, надеясь, что кто-то, наконец, заметит – у Реки появилось имя! Но никто не видел, не замечал, и никто не поздравил ее со столь славным приобретением. И Река, обидевшись на всех, решила: есть имя или нет его – она всегда будет рекой, на дне которой лежит большая каменная плита с древними именами, рекой, чьи берега приветливы и пологи. Совсем уже придя в себя и в хорошее расположение духа, она услышала смех. То смеялась птица по имени Глупыш, сидящая на волнах.
«Какая ты странная, Река – сказала птица, - почему ты ищешь имя где угодно, но только не в себе самой? То, чего не найти снаружи, всегда прячется внутри». «Так не бывает, - сказала Река, - что может быть во мне такого, чего я не знаю?» «Ты сама. Ты знаешь, кто ты, но знаешь ли, какая ты?» Река задумалась. «Какая я? Бурная или тихая, темная или светлая, игривая или капризная...» « Нет, - сказал Глупыш, - все это проходит. Есть ли что-то, что в тебе постоянно?» «Гордость – уверенно сказала Река, она уже поняла, каким должен быть ответ, - она живет во мне всегда, и всегда будет жить. Я говорю – вот скала, она мешает мне, загоняя мои воды под землю, но я начну точить ее, не жалуясь на то, что камень слишком тверд и когда-нибудь я буду свободна… И если потом еще что-то встанет на моем пути, я не поверну назад!»
…Где-то не очень близко и не очень далеко есть река по имени Гордость. Какой бы ни была она - бурной или тихой, полноводной или обмелевшей, темной или светловодной – она всегда горда и гордо несет свои воды, и внушает уважение всем камням, деревьям и людям на ее берегах…»
Мильза замолчала так резко, что казалось, сказка еще должна продолжаться; злость исказила ее красивое лицо.
- Ты… несчастный сиротка… – она швырнула книгу в Лива и сжала кулаки, - Я ненавижу сказки, а ты заставил меня, ты меня обманул!
- Как бы я мог заставить тебя? – удивился мальчик, - мы просто играли вместе.
- Я не хочу играть в ваши дурацкие детские игры! И провалиться тебе под землю вместе со своими сказками!..
Красная от злости, Мильза бросилась прочь с Дедовой Поляны, забыв на траве одну из своих обожаемых взрослых книжек.
- С ума сойти, - отчего-то чувствуя себя победительницей, выдохнула Рааданн, - как это у тебя получилось?
- Не у меня, госпожа, а у твоей подруги. Просто она на самом деле любит сказки, но почему-то не хочет этого признать. Но ведь себя не обманешь, правда?
Так проходили дни, так проходили недели. Рыцарю Ливу оказалось не от кого защищать свою госпожу. Переодетый в нормальную одежду, он оставался Рыцарем, и как прежде, старался помогать матери Рааданн и самой Рааданн, к разочарованию девочки - безо всяких чудес. Рядом с Ливом было тепло и уютно… ощущение легкой, то щекочущей до смеха, то свербящей до слез пушистости не покидало Данну. И все, что делал Рыцарь по имени Лив, получалось у него самым лучшим образом.
Йарти за что-то невзлюбил Лива. Это очень удивляло Рааданн. Лив не старался завоевать дружбу Йарти, но и врагом его не был тоже.
В один из дней, увидав, как брат гоняет по столу домашнего паучка-старожила, незаменимого уничтожителя мух в доме, Рааданн с грустью вспомнила о своей потере - янтарном паучке.
- Перестань сейчас же! – прикрикнула она, прикрыв паучка ладонью, - тебя бы так!
- Бе-е-е, паучиная заступница! – младший братишка скорчил рожицу, и, отступив шага на три - для безопасности, добавил, - иди, целуйся со своим дурацким Рыцарем!
Рааданн мгновенно вспыхнула и, выпустив щекотавшего ладонь паучка, бросилась вдогонку за припустившим через весь дом Йарти в надежде догнать и как следует отлупить его. Когда, казалось, ее надеждам суждено было сбыться и надо было только протянуть руку и схватить за шиворот мелкого нахала, он отпрыгнул в сторону, к столу, и передвинул на самый край столешницы большую стеклянную вазу.
- Только тронь – и я раскокаю этот горшок!
«Горшок» был подарком дяди Рикку матери Рааданн и Йарти; подарки девочка уважала, а, кроме того, ваза была красивая, с цветами и узорами на стенках синего стекла.
- Только попробуй! – Она погрозила братцу кулаком, - голову оторву!
- Ранька-Данька! – не остался в долгу Йарти.
- Йар-самовар!
- Кошка облезлая!
- Червяк зеленый!
Словечки сыпались одно обиднее другого; когда Йарти выпалил нечто, явно услышанное от взрослых мальчишек, Рааданн рассвирепела совершенно. Повторить такое она не могла, и закатила-таки братцу хорошую затрещину, а он громко завопил и столкнул вазу со стола неловким движением локтя…
Наверное, никто в целом мире не умел бить посуду так, как Йарти. Бывало, тонкостенный стакан разлетался вдребезги от одного его прикосновения; как-то он разбил фарфоровую кружку, слегка стукнув ею о край фарфоровой же тарелки, которая тоже долго не прожила из-за появившейся на ней трещины. Так что и сейчас эффект получился потрясающий: ваза брызнула мелкими осколками во все стороны, а уж звону было… Когда мама прибежала с кухни на шум, Йарти попытался свалить вину на Рааданн и хотя это ему не удалось, казался ужасно довольным.
Когда вернулся Рыцарь, посланный в хлебную лавку, девочка высказала ему свои соображения о нелюбви Йарти.
- Этой беде так просто не поможешь, - ответил Лив, становясь серьезным, - твой брат должен сам захотеть…
- И ты, поклявшись защищать меня, себя защитить не можешь? Вот погоди, он еще воды нальет тебе в башмаки или тухлым помидором бросит…
Рыцарь тряхнул темноволосой головой.
- Нет, я думаю, он не станет этого делать. Зачем, для чего? Если я его чем-то обидел...
- Никто его не обижал, - вздохнула Рааданн, - просто он решил обидеться. У него такая игра... Иногда...
Лив хитро улыбнулся.
- Я научу его другой игре, если только он захочет. - Рыцарь словно спохватился, - у меня что-то есть для тебя.
Он взял ее за руку, что-то вложил в ладонь Рааданн и долгую минуту не давал ей смотреть, словно дразня. Но девочке и не нужно было смотреть – она чувствовала, как покалывают ладонь проволочные лапки янтарного паучка.
- Я заметил как что-то блестит в щели под домом и нашел его, - объяснил Лив, но Рааданн не были нужны никакие объяснения.
- Спасибо, - сказала она и счастливо улыбнулась, - ты настоящий Рыцарь.
Ольха воспитывала мачеха, но она вовсе не была такой, как злые сказочные мачехи. Недаром мальчик охотно называл ее мамой – она заботилась о нем, пусть даже просто потому, что своих детей у нее не было, и делала это с любовью. Ольх любил книги – она покупала их ему, а иногда обменивала уже прочитанные на новые, так что маленькая библиотека его почти не пополнялась, ведь книги стоили недешево, но зато часто обновлялась. Отец Ольха служил вестником-глашатаем; он очень любил сына и жену, а они любили его. Служба, заставлявшая много путешествовать, оставляла ему мало времени для семьи, и каждое его возвращение было настоящим праздником.
Иногда с мамой Ольха случалось странное: словно заколдованная принцесса, она начинала требовать, просить, или искать какую-то вещь или человека и не успокаивалась, пока не получала этого. Если же нет - то она превращалась в чудовище, и в гневе набрасывалась на тех, что оказывался рядом. Длилось это недолго; когда приступ проходил, мама Ольха, в обычное время женщина добрая и покладистая, плакала от стыда и бессилия.
- Она говорит, что это проклятие ее рода, - однажды под страшным секретом рассказал Данне Ольх, - ее прапрапрабабушка полюбила красавца-принца, а он на нее и смотреть не хотел… Тогда она отправилась к колдуну и попросила дать ей такую красоту, которую нельзя было бы не заметить. «Каждому - свое, - сказал колдун, - ты и сейчас достаточно красива». Но она умоляла его и просила очень долго, так что колдун, в конце концов, согласился, но предупредил: «Великая красота – сокровище с изъяном, в ней всегда живет чудовище. Время от времени оно будет вырываться на свободу и это передастся твоим детям, тогда как красота может и не достаться им». Но она все же согласилась на это…
- Значит, она очень любила своего принца, - заметила Рааданн, - а твоя мама очень красивая!
- Да, очень. Но папа всегда так горюет из-за этих приступов – иногда она просит невозможного и не получает этого. И каждый раз это заканчивается все хуже...
Болезнь то была или проклятье, но ни лекарь, ни чародей ничем не смогли помочь тетушке Эмми. И потому, когда однажды вечером непохожий на себя, взъерошенный и несчастный Ольх пришел к Рааданн и попросил ее пойти с ним, мама девочки отпустила ее без разговоров. Госпоже Эмми опять было плохо, и она хотела видеть Данну. Дяди Рикку дома не было – он задержался в своей гостинице, и мама собиралась пойти вместе с дочерью, но Лив тихо тронул ее за руку и сказал:
- Госпожа, я могу проводить Рааданн.
- Ах, мальчик, сколько раз я просила не называть меня госпожой! Я начинаю чувствовать себя королевой и забываю о том, что меня ждет стирка и починка носков… конечно, ты можешь пойти с Данной, но уже очень поздно, я буду волноваться, если не провожу вас.
- Ничего плохого не случится, обещаю вам!
- Ну, если ты обещаешь, - мама улыбнулась, легко соглашаясь с этим, - тогда идите, но будьте осторожны и выбирайте улицы посветлее.
И они пошли, стараясь обходить стороной темные закоулки и Рааданн не сразу заметила, что Ольх ведет ее не в сторону своего дома.
- Куда мы? – тревожно спросила она, почти остановившись под очередным фонарем.
Ольх низко опустил голову и тихо ответил:
- Прости, что сразу не сказал … я просто боялся, что тогда тебя не отпустят, ведь это очень далеко… мы были в гостях у маминой подруги, когда это началось: мама Эмми села в кресло, сплела руки на груди и сказала: «Хочу видеть Рааданн!» Я помчался к тебе бегом. Прости, пожалуйста…
- Все правильно, Ольх, - поспешила успокоить его девочка, - ты все сделал правильно. Только давай поторопимся немного.
Ольх согласился, тем более что освещенная улица, по которой они шли, как раз закончилась и до следующей такой же нужно было пройти двадцать или тридцать шагов в почти полной темноте. Словно почувствовав ее страх, Рыцарь улыбнулся девочке.
- Не бойся, все будет хорошо.
Эти слова точно сдвинули что-то в зыбком сумраке гаснущего дня; две и еще две тени отделились от мрачной стены заброшенного дома и встали перед троими детьми, заставив их остановиться.
- Э-э, какие славнее храбрые мышата! – безо всякой угрозы сказал высокий рыжеволосый парень с нечесаными кудрями, неряшливо свисающими на глаза, – и что же вы принесли четырем несчастным голодным сироткам?
- Не нужно делать этого, - сказал Рыцарь Лив, - вы же люди.
- Конечно, мы люди, - согласился рыжий, - мы хотим сытно питаться и красиво одеваться… и даже если у вас нет с собой ни медяка, мы извлечем свою пользу, немного поиграв с тремя храбрыми серыми мышками. Однако, что это? – алчный взгляд хулигана мгновенно нацелился на блестящую камешками рукоять Ливова клинка, - ты часом не наследный принц, дружок?
- Уж скорее наследная принцесса, - хихикнул мускулистый бугай лет девятнадцати, стоявший радом с Рыжим.
- Не груби, Бронш, - одернул его подельник, - так что же, милый мальчик, ты отдашь мне свою игрушку добровольно, или придется Броншу помочь тебе?
Рыцарь внимательно посмотрел на Рыжего и покачал головой:
- Мой кинжал тебе не нужен.
- О нет, ты ошибаешься, дружок. Ты и представить себе не можешь, как я ценю такие вот чудесные вещички. Впрочем, я могу предложить тебе обмен.
Рыжий запустил руку за спину и достал откуда-то короткий широкий нож в кожаных ножнах. Чуть-чуть вынув клинок из его кожаной обители, он полюбовался отблесками далекого света на полированной стали, и совершенно серьезно протянул нож Ливу:
- Меняю этот на твой.
Ольх сжимал и разжимал кулаки. Застывшая от страха Рааданн понимала, что никакого обмена не будет, а будет обычный грабеж… Но вот Лив, кажется, не понимал этого. Или, может быть, он поступил так, как поступил, просто потому что не умел иначе.
Отцепив от пояса ножны с кинжалом, он протянул его рыжему хулигану.
- Если он на самом деле нужен тебе – возьми так, без обмена.
По лицу хулигана прошла волна чувства… нельзя было точно сказать, какое это чувство и даже сам Рыжий, захоти он разобраться, наверное, не понял бы, что чувствует. Протянутая за кинжалом рука опустилась… нет, упала, словно исчезла воля, велевшая ей тянуться, исчезла резко и неожиданно.
- Да нет, - совсем другим голосом и безо всякой издевки сказал Рыжий, - он мне не нужен. Да и этот тоже… можно, я подарю его твоему другу? – и он протянул зачехленный нож Ольху, - он принесет тебе удачу, как приносил мне.
Ольх смотрел на нож, не смея взять его. Происходившее не могло происходить на самом деле. Подельники Рыжего застыли в каком-то оцепенении, только бугай Бронш подергивал плечами, точно ежась от порывов ледяного ветра.
- Возьми, - сказал Лив, - это хороший подарок.
И Ольх взял протянутый ему клинок и сжал в руке, не зная, что с ним делать.
- Уже поздновато для таких, как вы, - словно только сейчас заметив это, сказал Рыжий, - может, проводить вас?
- Нет, спасибо, мы уже почти пришли, - улыбнулся Лив.
- Ну, как хотите, - хулиган сделал знак своим товарищам и все четверо ушли в тень.
Трое детей отправились своей дорогой, и Ольх невольно все ускорял и ускорял шаг, пока не остановился, задыхаясь, у порога нужного дома.
- Что это было? – спросил он, едва отдышавшись, - почему он отпустил нас?
- Потому что его желания изменились, - просто сказал Лив.
В доме послышался шум и грохот, и Ольх, помышлявший спросить еще о чем-то, поспешил войти вместе с остальными.
Вовремя. Приступ проклятой болезни начался с того, что тетушка Эмми вскочила с кресла и отшвырнула его от себя. Ее подруга, хозяйка дома, металась, пытаясь то успокоить маму Ольха, то сберечь от разрушения попадавшееся ей на глаза вещи.
- Мама! – с порога крикнул мальчик, - вот Рааданн!..
Полубезумный взгляд неистовствующей женщины коснулся Данны, и через мгновение госпожа Эмми задрожала, как осенний лист под порывом ветра, и, закрыв лицо ладонями, тихо заплакала.
- Ах, когда же, наконец, это кончится?.. Боги и Богини, за что вы так жестоки со мной?
- Мама, ты ни в чем не виновата перед Богами, - мальчик ласково погладил ее по плечу, потом потянулся и обнял, - может быть когда-нибудь это пройдет или найдется волшебник, который расколдует тебя, если это колдовство.
Рыцарь Лив легко и осторожно поднял перевернутое кресло и поставил его на место, что было замечено, кажется, одной Рааданн.
- Это не колдовство, госпожа, - сказал он, - и есть одно средство, которое может помочь.
- Что же это за средство? - спросила мама Ольха без особой надежды.
- Когда вы почувствуете что перестанете быть собой, займите руки работой – и чем кропотливее, тем лучше. Все самое простое, все, на что прежде не хватало времени или терпения. Это отвлечет вас, и приступ быстро минует.
- Не слишком ли ты молод чтобы давать советы взрослым? - строго спросила хозяйка дома, но Лив посмотрел на нее и она устыдилась своего порыва, - прости, я не хотела тебя обидеть. Просто ведь Эмми никто не смог помочь, а ты говоришь, что все так просто.
- А почему это обязательно должно быть сложным и трудным? - удивился Лив.
Госпожа Эмми вздохнула.
- Милый мальчик, - ласково и очень грустно произнесла она, - я почти не надеюсь на то, что твой совет поможет мне, но попробую сделать, как ты сказал. В конце концов, в доме всегда есть кропотливая рабата, так что от этого будет польза.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:05 | Сообщение # 4 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Простой совет Рыцаря помог маме Ольха. Несколько дней спустя мальчик рассказал Рааданн о том, как во время нового приступа, настигшего его маму, она ухватилась за комок овечьей шерсти и принялась выбирать оттуда колючки и сучки. До этой работы у нее никак не доходили руки, теперь же она втянулась, отвлекаясь от внутреннего противоречия, да так, что совсем забыла о нем… А на рассвете она обнаружила, что приступ миновал, не начавшись, не было ни буйства, ни тумана в голове.
В полдень того же дня сама госпожа Эмми пришла поблагодарить Лива и принесла свое знаменитое на весь город яблочное печенье. Печенье просто таяло во рту и было его много; Рааданн глотала одно за другим, пока не заметила, что Лив откусывает крошечные кусочки от первого взятого им печенья.
- Ты не любишь сладкое? – удивленно спросила она.
- Люблю. Но ведь ты любишь его больше, - ответил Рыцарь.
Девочка засмеялась.
Как-то очень незаметно Ольх, Лив и Рааданн стали неразлучными друзьями, и они удивительно подходили друг к другу. Один за другим проходили золотые дни середины лета – времени хватало на все многочисленные и разнообразные игры, разговоры и приключения. В один из дней Ольх поведал друзьям свою тайну. Приведя их к себе домой, он достал из тайника толстую тетрадь в коричневой обложке. Открыв ее, Рааданн удивилась:
- Ты пишешь стихи?
- Да. Нет… - Ольх беспомощно сник и тотчас словно взорвался словами, пытаясь объяснить необъяснимое. - Я ничего не делаю нарочно, но как-то получается… я не знаю, как и зачем. Может это вообще не стихи...
Рааданн полистала тетрадь, удивляясь все сильнее с каждой страницей. Стихи были странные, серьезные, далекие от тех розовых птичек и голубых бабочек, о которых пыталась писать она сама. Например, вот это:
Тень от холма на траве пропыленной,
Ближние эха, новые лица…
Меркнет сияние той, отдаленной
Цели, что может лишь только присниться.
Меж ней и тобою – бессчетные дали,
Глубокие корни, упругие ветки.
Но дикого, белого зверя печали
Не выпускай из огненной клетки.
Ночь не отступит, солнце не встанет
Раньше, чем тьме на земле не наскучит.
Пусть тебя самое темное манит,
Чем ничего – это все-таки лучше.
Ничем пустоту ты заполнишь едва ли,
Даром достанется страшное знанье:
У дикого белого зверя печали
Остры клыки, ядовито дыханье.
Боль забывается, радость проходит,
Долгое счастье – мечта золотая.
Знать бы, когда это время приходит,
Время потерь... Правда легче – не зная...
Но что бы еще у тебя не отняли,
Что бы ни дали – ты волен проснуться
И дикому, белому зверю печали
Словно себе самому улыбнуться.
Ольх заметно волновался. Рааданн поняла что нужно как-то подбодрить его, но Лив успел раньше.
- Это хорошие стихи, - сказал Рыцарь.
Мальчик потупился, потом одним решительным жестом отнял у Рааданн коричневую тетрадку.
- Не надо хвалить меня. Я не заслужил.
- Это еще почему? – удивилась Рааданн, наконец-то вернувшая себе дар речи.
- Ну-у… вот если бы я как настоящий поэт корпел над каждой строчкой, над каждым словом…
- Вот насмешил! По-твоему каждый поэт обязательно должен страдать и мучиться над своими стихами?
- По-моему – да, - совершенно серьезно ответил Ольх, - вот прочитаешь сказку об Упрямом поэте и все поймешь.
- И все равно ты ошибаешься, – сказала Рааданн и улыбнулась все еще смущенному Ольху, - по-моему, это здорово - быть поэтом!
Появление Рыцаря что-то меняло в жизни Рааданн. Йарти как-то незаметно перестал делать ей гадости и обзываться, хотя на Лива по-прежнему посматривал с неприязнью. Мильза, считавшая себя взрослой, однажды пригласила Данну на один из своих «цветничков».
«Цветничками» назывались устраиваемые Мильзой чаепития, на которые в ее доме собиралась компания избранных подруг; Рааданн прежде не приглашали, да она и не рвалась войти в круг избранных Мильзой. И вот теперь она получила предложение прийти, да не одной, а вместе с Ливом!
- Прямо и не знаю, что делать, - призналась она Рыцарю.
- Слушай, что скажет тебе твое сердце, - посоветовал Лив.
Девочка вздохнула. Сердце подсказывало ей, что на «цветничке» у Мильзы им с Ливом делать нечего… Да, ей не хотелось идти, но любопытство подталкивало, ведь другого такого случая могло и не представиться. И потому она решилась один единственный раз пойти против своего сердца и принять приглашение.
Послушавшись совета мамы, и одевшись как можно скромнее, Рааданн вместе с Ливом отправилась в гости.
Мильза встретила их на пороге своего дома и провела в залу. Гостей на «цветничке» было немного; кто-то из них, сидя на кушетке, тренькал струнами лютни, кто-то разговаривал слишком громко, но когда Мильза вернулась с новыми гостями, она немедленно завладела всеобщим вниманием. Перво-наперво она отобрала лютню у игравшей девочки и коснулась струн коротким нарочитым движением. Мильза в самом деле играла очень неплохо. Заставив гостей выслушать немудрящую песенку о том как «ты меня больше не любишь, увы, будут напрасны слова и мольбы...» она повесила инструмент на стену. И дальше продолжалось в том де духе: Мильза была в центре внимания, и только она. Никаких поблажек другим она не давала и не позволяла ни на миг кому бы то ни было занять свое место. Быть «самой-самой» у нее хорошо получалось; вот только, не видя себя со стороны Мильза не замечала, что порой ее игра в «я лучше всех» превращается в нелепое кривлянье.
Ослепленная роскошью богатого дома, Рааданн не сразу поняла, что Рыцарь никакой радости от подобного времяпрепровождения не испытывает. И ей стало ужасно стыдно за себя, увлекшуюся пустопорожней болтовней и мишурным блеском.
- Давай уйдем отсюда, - тихо попросил Лив.
Но Рааданн не успела ответить – Мильза заметила их перешептывание, и спросила совершенно бесцеремонно:
- Вам не скучно?
- А что такое скука?– удивился Лив, словно и не услышав издевки в вопросе Мильзы. – разве она существует на самом деле?
- Скучно вместо ответа на вопрос слышать новый вопрос, - парировала хозяйка «цветничка».
Рыцарь посмотрел на нее строго и внимательно.
- Мне кажется, что тебе нужен не ответ.
Мильза слегка покраснела.
- Да?.. - протянула она, - что же мне нужно?
- Немножко доброты. И может быть это, - Лив подошел к книжной полке и снял с нее яркую книжку, - Хочешь, я прочту тебе сказку из твоей книги?
- Это не моя книга, - тихо и зло ответила Мильза, - это книга моей младшей сестры. Ей на ночь читают сказки…
- А я прочту тебе, - спокойно улыбнулся Лив, - вот, послушай…
- Нет! - уже абсолютно не владея собой, воскликнула Мильза, - я не хочу!
- Неправда. Послушай.
Кажется, Мильза снова хотела воскликнуть «Нет!», но из этого ничего не вышло. Гости окружили Лива - кто-то сел рядом с ним, кто-то с любопытством заглядывал в книгу, и все ждали сказки. Мильза окинула взглядом эту картину, и, пожав плечами, совершенно спокойно уселась в ближайшее к Рыцарю кресло, всем своим видом показывая, что она давно уже выросла из сказок, но если уж он так хочет почитать вслух…
- Сказка называется «Мечта и Смерть»
«…Мальчик умирал. Стены дома, в котором он прожил всего десять лет, плакали скрипучими голосами и янтарной смолой, горькой как сама жизнь, плакали мать и отец мальчика и его друг, но никто ничего не мог сделать. Целительница сказала – кровь мальчика, становясь густой, вязкой, бежит по жилам все медленнее, и настанет миг, когда она остановится вовсе. И настанет он скоро.
Пока еще он мог говорить, он попросил маму читать ему сказки. Мальчик любил сказки – почти так же сильно как жизнь, и ни с тем, ни с другим он не хотел расставаться. И мама плача, читала ему одну за другой истории грустные и веселые, странные и причудливые...
А потом настал миг, когда мальчик перестал слышать маму. Его сердце стало замирать, и Госпожа Смерть склонилась над мальчиком.
- Ты пойдешь со мной? – спросила Она, хотя знала, каким будет ответ; это было Ее право – спрашивать, и Ее долг.
- Пойду, - сказал мальчик, - ведь остаться я не могу. Но разреши мне сначала рассказать Тебе сказку.
- Расскажи, - согласилась Госпожа.
Мальчик улыбнулся – улыбнулся Смерти, так как Ей может улыбнуться только тот, кто смертен.
- Есть прекрасный цветок. Он вырос в темном глухом лесу, и он один такой на целом свете. Имя цветка – Мечта. Он точно знает, для чего создан – чтобы сделать кого-нибудь счастливым, и он ждет того, кто его найдет. Только люди ищут его где угодно, кроме того леса и той чащи. Не потому что это какой-то особенно темный лес и какая-то особенно глухая чаща. Просто так уж случается – вместе с жизнью мы получаем множество самых разных даров, и не всеми ими пользуемся. Один из них – поверить в мечту. А мы очень часто ищем, не веря, узнаем, но продолжаем не верить, понимаем, по-прежнему не веря, и так – всю жизнь. А тот кто не верит, не найдет дороги к Мечте.
Но иногда Мечта сама может найти дорогу к людям. Так аромат цветка, пронизав насквозь весь лес, вырвался на свободу из чащи и пустился в самостоятельный путь. Ветер подхватил его и унес далеко-далеко. Принес и сюда, где его почувствовал я. Если бы только мог, я пошел бы в ту чащу, в тот лес, за тем цветком.
Госпожа Смерть задумчиво смотрела на мальчика.
- Ты точно знаешь, где искать тот цветок, хотя на свете есть много людей, которые не знают? – спросила Она строго – так строги взрослые, когда хотят оградить своих детей от беды.
- Да, я знаю точно, - ответил мальчик. – Я дарю Тебе эту сказку и это знание – о том, что есть такой цветок и даже Ты можешь найти его. Я думаю, что и Смерть может о чем-то мечтать... но может быть, теперь Ты сделаешь мне подарок в ответ?
- Какой же? – спросила Госпожа удивленная тем что мальчик понимал, или пытался понять Ее, Ту, Что Приходит За Всеми.
- Станцуй для меня, - попросил он. - Я хотел бы узнать, что рождается от Твоего танца.
Госпожа удивилась еще больше, и хотя сердиться или гневаться – это тоже было Ее право, Она не рассердилась и не разгневалась.
- Вот как ты думаешь обо мне! Но ведь я – Смерть. Я не могу ничего творить и создавать, и едва ли что-то может родиться от моих деяний, кроме уничтожения и погибели – разве не так думают все люди?
- Так. Но я не думаю, что это – вся правда. Пожалуйста, исполни мою просьбу!
И Госпожа подчинилась, немного удивленная тем, что слова мальчика имеют над Нею такую власть.
Что это был за танец? Никто не видел, как танцует Смерть, кроме того мальчика, а он никогда никому не расскажет об этом – не будем же нарушать гармонии, срывая покров с тайны, время которой еще не пришло.
Но от танца Смерти родилась жизнь… загустевшая кровь становилась быстрой и текучей и весело бежала по жилам, наполняя почти остановившееся сердце мальчика радостью и силой.
- Вот так, - сказала Госпожа, заканчивая свой танец, - теперь ты можешь пойти и отыскать твой цветок. А может быть, Я сделаю это, потому что ведь ты прав – и у меня тоже есть Мечта. Но всегда помни о том, что есть и другие цветы: цветок по-имени Вера, яркий как сама жизнь, и цветок что зовется Надеждой, ослепительный словно солнце. И есть еще цветок Любовь, его ты можешь вырастить сам». Так кончается сказка.
- Это просто сказка, - зевнув, сказала Мильза, - глупая детская сказка.
- У сказок не бывает возраста, - заметил Лив с улыбкой.
- Тогда тем более глупо, - хозяйка «цветничка» почти вырвала книгу из рук Лива и бросила ее на полупустую полку.
Видно было, что Рыцарь огорчен и грусть его продержалась долго, до того самого мгновения, когда Лив и Рааданн вернулись домой. Тут, наконец, девочка не выдержала.
- Да не расстраивайся ты так! Ну не понравилась Мильзе сказка, ну и ладно. Мне вот она понравилась…
- Дело не в этом, - сказал Лив, и наконец-то улыбнулся, - я хотел подарить ей красоту и доброту сказки, а она не приняла подарка.
Неприязнь Йарти к Рыцарю была необъяснима. Когда в гости приходил Ольх, младший братишка Рааданн еще мог мириться с обществом Рыцаря и даже иногда участвовал в их общих прогулках, но все остальное время он даже разговаривать с Ливом не желал. Мама, конечно, замечала это и однажды, подозвав к себе сына, обняла его и сказала:
- Если ты думаешь, что я буду меньше любить тебя из-за того, что в нашем доме живет этот мальчик, ты ошибаешься, мой хороший.
- Он мне не нравится, мама! – с бесцеремонностью ребенка заявил Йарти, вырываясь из объятий матери, - подумаешь, Рыцарь! Вот вырасту и тоже стану рыцарем!
- Ты мое чудо! – рассмеялась мама, - не надо завидовать никому, даже самым счастливым. Зависть – маленькая и очень ядовитая змейка, которая делает с человеком все, что захочет, если только он впустит ее в себя. Я же хочу, чтобы ты был счастлив, никому не завидуя.
Йарти хихикнул.
- Разве так бывает, мама?
- Конечно, бывает, – мама нахмурилась, - никогда не слушай того, кто говорит иначе. Глупость не лечится… Лив просто хороший, добрый мальчик, ты же – мой сын и я люблю тебя таким, какой ты есть. Это мой главный секрет – иначе как бы я могла прощать тебе все твои капризы и шалости?
Йарти засмеялся и позволил снова обнять себя.
Впрочем, если его отношение к Ливу и улучшилось, то заметить это было трудно.
Как-то раз он целый час добивался, чтобы Рыцарь показал ему свой кинжал. Но Лив упорно отказывался, не объясняя ничего, и Йарти в конце концов разозлился:
- Но это же оружие! – воскликнул он. - Если ты Рыцарь, то должен хотя бы иногда проверять его остроту!
- Его нельзя вынимать из ножен до срока, - ответил Лив, - до тех пор, пока он действительно не понадобится.
Йарти попытался разузнать об этом побольше, но, потерпев неудачу, наконец-то отстал от Рыцаря.
Дядя Рикку продолжал работать в гостинице, и у него хватало времени, чтобы навещать магистра Дольмаша, которого восстановили в должности.
Однажды дядя попросил Лива пойти с ним к магистру; мама Рааданн, услышав это, удивилась:
- Для чего это твоему магистру понадобился мальчик?
Взрослый мужчина казался смущенным, как ребенок, когда отвечал на вопрос сестры:
- Мне кажется, он думает, что этот мальчик - Бог.
Мама удивленно ахнула, Рааданн – фыркнула, услышав такое. Бог, подумать только!
- Ну да, - словно услышав ее мысли, с чуть меньшим смущением подтвердил дядя Рикку. - Господин Дольмаш всегда очень интересовался Богами. Он мудр, сестра, но всегда говорит что, на некоторые вопросы могут ответить только Боги. И он хочет поговорить не с мальчиком, а с Богом Судьбы, который любит появляться в мире людей в облике мальчика…
- С чего он взял, что мальчик - Бог? Что такого ты рассказал ему?
- Все, что знаю, - признался дядя, - про то, как мы искали работу, про тетушку Эмми, про то, как он разговаривает. - Дядя посмотрел на Лива с интересом и легким опасением, - конечно, я не думаю что ты Бог, но совершенно точно, что не обычный мальчик. Если ты захочешь поговорить с магистром, я провожу тебя к нему.
- В такую познь? - снова возмутилась мама.
- Но я же пойду с ним вместе! - резонно возразил дядя.
- Ага, а вернетесь вы через месяц, потому вряд ли вопросы у старика закончатся раньше ...
- Не сердитесь, госпожа, - мягко, но очень настойчиво перебил ее Лив, - нет ничего плохого в том, чтобы поговорить с мудрым человеком.
- О, я знаю, но все-таки… Ну, что с вами делать, ступайте, только постарайтесь все-таки вернуться поскорее, а то знаю я эти разговоры с мудрецами…
- Этого я не могу обещать вам, госпожа, - лукаво улыбнулся Лив.
Конечно, вернулись они не через месяц, но нескоро - ранним утром следующего дня. Рааданн, так и не дождавшаяся возвращения своего Рыцаря, блаженно спала, а когда проснулась, спал уже Лив, проговоривший с магистром всю ночь. Рааданн с нетерпением ждала его пробуждения, чтобы выспросить, о чем он говорил со старым магистром, принявшим его за Бога.
- Он спрашивал меня о богах и о людях, - улыбнулся мальчик, - Я отвечал ему, когда мог, но чем дальше, тем больше становилось у него вопросов. Поэтому он перестал спрашивать и стал рассказывать мне о том, что важно для него. Я сразу сказал магистру, что я не Бог, но он, кажется, не поверил.
- И правильно не поверил, - хитро усмехнулась Рааданн, - когда кто-то совершает чудеса так же легко, как ты, можно подумать все что угодно!
- Но ведь и ты, госпожа, можешь творить чудеса, - улыбнулся в ответ Рыцарь, - только представь себе чудо - и оно произойдет. А самое большое чудо - это доброта.
- Угу. И того хулигана ты тоже победил с помощью доброты? - шепнула она так, чтобы мама не слышала. И громко добавила, - вот бы мне так!
- Дочка, - строго сказала мама, вмешиваясь в разговор, - дай ему, наконец, позавтракать, хотя теперь время обеда! Потом вы можете говорить хоть до ночи!
Рааданн со вздохом согласилась.
Счастью Йарти не было предела. На день рождения ему подарили белого в рыжих пятнах щенка, да и праздник удался на славу; Данна даже немного позавидовала брату. Теперь же этот потрясающий подарок носился по всем дому, разбрасывая вещи и оглашая мир звонким лаем. Именно от лая Рааданн устала раньше всего – но что можно поделать с бесконечно игривым, по-настоящему беспечным существом, которое пока осознает только радость движения и интерес к окружающему миру? Устраивать беспорядок щенок умел так, что мама едва успевала убирать за ним, даже при помощи самого счастливого хозяина, и однажды заметила:
- Кажется, именно для того, чтобы создавать хаос и существуют щенки и дети…
Но Йарти безропотно собирал разбросанные щенком вещи, складывал в коробку игрушки, по десять раз на дню заправлял постель, покрывало которой чем-то очень привлекало щенка. Он действительно был счастлив, возясь со своей новой, живой игрушкой, так что ни добавить к этому счастью, ни убавить от него было нечего.
В один из дней, когда щенок очень уж разошелся, Рааданн решила пойти погулять, и тут весьма кстати зашел Ольх с таким же предложением.
- Там тепло и солнечно. Я думал, что столько солнца в один день просто не бывает!
- Правда? А Лив, представляешь, опять ушел к старому учителю поболтать о богах и людях, - девочка улыбнулась, - я вот думаю – если хулиганы его не трогают, а взрослые слушаются - может он и вправду бог... Ну, не настоящий конечно, а сказочный? И как это может быть, чтобы я его таким придумала? Ой, - она вдруг вспомнила, что Ольх ничего не знает, и прибавила с хитроватым смущением: - Хочешь узнать мой секрет?
Конечно, он хотел, но промолчал из скромности. А Рааданн вдруг показалось, что она и в самом деле может отвести Ольха в свою Чудесную Страну, что он увидит там больше чем камень, дорожку-ленту и стену дома. Оглядевшись и убедившись, что никто за ними не подсматривает, она взяла Ольха за руку и повела туда, где жила ее тайна.
Странное место не стало прятаться и легко впустило их обоих. Рааданн не знала, сможет ли найти слова, чтобы объяснить Ольху хоть что-нибудь.
- Вот, - сказала она просто, и это показалось самым правильным, - это волшебное место. Здесь живет Чудесная страна. Если закрыть глаза и представить Врата, а потом шагнуть – то окажешься там. Но это не главное... Здесь я выдумала Лива. Вернее он как-то сам собой выдумался, а потом оказалось, что вот он - стоит и смотрит на меня.
Ольх округлили глаза.
- Правда?
- Самая правдивая правда. Я сама очень удивилась... и до сих пор удивлюсь. Еще тут я придумываю себе всякие приключения и словно на самом деле их переживаю. Это как... Как разматывать клубок. Потянешь за нить и идешь за ней все дальше. Тут ты можешь все. Чего бы ты хотел?
Ольх запустил руку в свои белые, словно выгоревшие под солнцем, волосы и ответил:
- Приключение. Чтобы была опасность, и чтобы все закончилось хорошо, как в сказке.
- Значит так и будет. Войди во Врата и начни представлять что-нибудь такое и даже, если у тебя совсем нет воображения... Что, ты уже?
Шагнувший вперед с закрытыми глазами мальчик кивнул.
- Ага. Я представлял лес... Ночной лес...
…Лес был темным – вечер еще не уступил место ночи, но чаща с трудом пропускала сквозь себя последний свет солнца. Мальчик шел по лесу без тропинки, то и дело спотыкаясь о корни, а чаща становилась все глуше, и где ему было найти в ней один единственный Цветок, который был ему так нужен? Где-то выли волки – и это была опасность… но мальчик не понимал этого, пока не наткнулся на них – целую стаю под предводительством Белого Вожака.
Двое волков сразу же без предупреждения бросились на него, мальчик едва успел увернуться от их клыков и когтей, что было настоящим чудом, и, встав спиной к дереву, вытащил нож – единственное оружие, которое у него было. Он понимал - нож не спасет его, но так же хорошо понимал, что бежать нельзя.
Однако волки остановились, увидав блеснувшее в лунном свете лезвие, один даже попятился, и лишь второй, злобно оскалившись, бросился на маленького героя… Мальчик взмахнул ножом – и промахнулся, но волк промахнулся тоже и клыки его лишь разорвали рукав куртки мальчика. Волк бросился снова, но неожиданно на его пути встал Белый Вожак; его ворчание и оскаленные клыки недвусмысленно говорили о том, что он не желает убийства…
В чаше залаяли собаки, и стая бросилась прочь, оставив мальчика в одиночестве… Прошло должно быть не меньше часа, прежде чем он смог разжать пальцы, сжимавшие рукоять ножа и обессилено опуститься на землю в потрясении от всего, что произошло. Он мог умереть – но остался жив только потому, что один волк не позволил другому убить его…
Все ближе и ближе лаяли собаки, и, наконец, на поляну вышли двое охотников, мрачных мужчин, привычных к опасностям ночной охоты.
- Эй, посмотри-ка, - сказал один другому, заметив мальчика, - сегодня нам везет на щенков. Вначале эти, - он встряхнул мешок, который нес на плече, - а теперь вот еще один. Жаль только, что за этого нам не заплатят золотом.
Мрачная эта шутка, наверное, была понятна второму охотнику, но мальчик не понял ее. Он поднялся на ноги, сжимая в ладони поднятый с земли нож, и охотники тотчас заметили это, а так же и волчьи следы на поляне и поняли все.
- Э-э, да тебе досталось, малыш, - первый охотник подошел ближе и опустился на корточки перед мальчиком, - да вот и кровь на руке… эти таври никого не щадят, но вижу, ты готов был драться за себя и дрался, храбрый мальчик. Дай-ка я перевяжу твою рану!
Не без удивления только сейчас обнаружив, что волчьи клыки распороли ему руку, мальчик пошатнулся и снова сел на землю. Боли он не чувствовал, но было что-то другое, из-за чего его глаза вдруг наполнились слезами. Он вздрогнул от прикосновения рук охотника и тут же захлебнулся в плаче.
- Нашел время, - проворчал второй охотник, он был старше и жестче и, должно быть, лучше знал сердца волков, чем сердца людей, - больше нам заняться нечем, кроме как плачущих мальчишек успокаивать… Лучше покажи ему свою добычу, небось, тогда он сразу утешится!
- В самом деле! – младший охотник снял с плеча мешок, и, запустив туда руку, достал тихо повизгивающего волчонка, - вот, дружок, этот уже никогда ни на кого не бросится, да и его братья и сестры тоже. А, что теперь скажешь? Волк ранил тебя, но мы отомстили ему!
Черно-серый щенок висел в воздухе, схваченный за загривок, и тихо поскуливал.
- Зачем? - вдруг спросил мальчик, - зачем они вам?
- Отдадим чучельнику, - ответил старший охотник, - здешний чучельник хорошие деньги платит за щенков.
Глаза мальчика разом высохли – ни одной слезинки не осталось на них.
- И они… их убьют? – тихо спросил он, быстро приходя в себя после своего потрясения.
- Ну конечно! Ведь из этих щенков выросли бы новые хищники и скольких детей, заблудившихся в лесу, они загрызли бы?
Но мальчик в этот миг не думал о других детях – перед его глазами было беспомощное звериное дитя.
- Отпустите, - сказал он, и голос его вдруг обрел силу и твердость стали, - отпустите его!
- Да ты что? – не поняв, что он это всерьез, удивился младший охотник, - это же звери...
- Отпустите! – мальчик рванулся к охотнику, к его рукам, собиравшимся запихнуть щенка обратно в мешок, выхватил волчонка и прижал его к груди, отчаянно готовый драться с этими людьми, как дрался бы с волками, дикими зверями, не знающими сожаления и жалости.
- Щенок, – сплюнул сквозь зубы старший охотник и неодобрительно покосился на младшего, - ладно, пошли...
- Отпустите остальных! – потребовал мальчик и, должно быть, что-то такое было в его голосе, что заставило младшего охотника повиноваться ему… почти заставило.
Он раскрыл горловину мешка, заглянул в нее и закрыл снова.
- Извини. Эти уже мертвы.
И отвернувшись, совершенно равнодушно последовал за своим товарищем. Ни один из них, уходя, не думал о том, что оставляет мальчика одного в темной ночной чаще, наедине с волками…
И волки не замедлили появиться – та же стая с Белым Вожаком, только на этот раз их было больше; стая остановилась в нескольких шагах от мальчика, и внимательные глаза Белого наблюдали, как изо всех сил рвется из державших его рук черно-серый волчонок, как отпихивается всеми лапами от приютившей его груди. Белое пятно на боку щенка светилось маленькой луной. А потом Вожак поднял голову и посмотрел на мальчика – глазами мудрыми и глубокими, какими могут быть лишь глаза зверя; а мальчик посмотрел в глаза волка... Долгую минуту длился этот разговор взглядов, и другого объяснения не было между ними, да оно и не нужно было никому из них. Мальчик наклонился и поставил волчонка на землю. Звереныш покачнулся на тонких неуверенных лапах и, попытавшись шагнуть, растянулся на траве…
Тихо, осторожно ступая, словно боясь спугнуть кого-то их двоих детей, Белый Вожак подошел ближе, обнюхал щенка и ласково толкнул его носом в сторону стаи. Щенок поднялся на лапы и смешно заковылял к волкам. А Белый приблизился к мальчику и так же осторожно лизнул его раненую руку…
Потрясенный - во второй раз за эту долгую, странную ночь - мальчик наблюдал, как уходит стая, и Белый Вожак уносит взятого за загривок волчонка. Это было так дико и так щемяще-больно, больнее памяти о том, что сестры и братья этого щенка навсегда остались в душной темноте охотничьего мешка, больнее раны, по которой прошелся шершавый волчий язык, что мальчик снова ощутил слезы на своих щеках. Он плакал, не понимая, что стало причиной его слез, но в этот миг ни понимание, ни все остальное в этом мире не было нужно ему.
А когда последняя капля печали скатилась по его щеке, и мальчик вытер лицо рукавом куртки, он увидел то, чего почему-то не замечал раньше: на противоположном краю поляны у одинокого дерева его ждал Цветок.
…Ольх, словно внезапно разбуженный, отчаянно тер глаза.
- Что ты видел? - с тревогой и волнением спросила Рааданн.
- Лес, волков и охотников… - Ольх потрясенно огляделся. - Все было как настоящее… а это… возможно только здесь?
- Наверное, да. А может, и нет. Однажды сидя дома я «представила» себе монетку, которую потом нашла на пороге. Просто нужно, чтоб никто не мешал, - немного смущенно ответила Рааданн. Он думала, что Ольх не поверит, даже после того как ему удалось его приключение.
Но Ольх поверил. Он улыбнулся так ясно, светло, как умел, она думала, один только Рыцарь, да еще, пожалуй, ее мама, и сказал то, что девочка совсем не ожидала услышать:
- Ты такая счастливая, что у тебя есть все это!
Она колупнула носком туфли землю и ответила.
- Ну, теперь не только у меня.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:06 | Сообщение # 5 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Щенок заставил Йарти наконец-то отвлечься от неприязни к Ливу. Но окончательно младший брат Данны принял Рыцаря после того, как Лив запросто помирил Йарти с его злейшим врагом - бывшим лучшим другом Лайссом.
Йарти, несмотря на юный возраст, обладал тяжелым характером, и друзей у него было немного. Капризный мальчишка не особенно ценил их, а настоящих врагов, чтобы почувствовать разницу, у него не было тоже. Один только Лайсс, мальчик его лет, рыжий как огонь или закатное солнце, казалось, был бессменным другом Йарти; он не обижался на обидную шутку, никогда не ругался с другом, даже когда застукал его на попытке позаимствовать из коробки с карандашами самый лучший, розовый с одного конца и сиреневый с другого. Но однажды, разглядев вышивку на лайссовой рубашке, Йарти фыркнул:
- Это тебе мама вышила?
- Конечно, мама, - рыжий мальчик, живший с одной матерью и безгранично любивший ее, погладил пальцами смешную рожицу на кармашке, немного похожую на лицо самого Лайсса.
- Какие они глупые, эти мамы! Вечно думают, что нам все это нужно – эти их поцелуи и конфеточки под подушкой и вся остальная ерунда.
Лайсс застыл, как замороженный.
- Моя мама вовсе не глупая! Она умная, добрая и… и вообще самая лучшая мама на свете!
Йарти скорчил рожицу.
- Да весь город знает, что тетушка Мирра глупа как корова, - заметил он, явно повторяя услышанное от кого-то из взрослых, - и еще…
Что «еще» он сказать не успел – кроткий обычно Лайсс бросился на него с кулаками. Наверное, это была его первая драка, но он вышел из нее победителем и потом, когда взрослые решили разобраться, с чего все началось, держался сдержанно и спокойно, проявляя почти королевское достоинство.
Так Йарти лишился единственного настоящего, как потом оказалось, друга. И так же быстро, как дружба переросла во вражду, он понял, чего лишился. Вражда была тихой – Йарти, случайно встречая Лайсса, отворачивался или произносил обидную дразнилку, но рыжий мальчик никогда и ничем на это не отвечал.
Теперь же увлеченный возней с маленьким Кайо, своим щенком, Йарти, казалось, и думать забыл о своем друге-враге. Кайо был щенком умным и презабавным, легко оказалось научить его делать разные вещи – подавать лапу, приветствовать хозяина лаем и приносить ему сандалии – добившийся этого мальчик имел полное право гордиться своим питомцем.
Мальчишки из соседних домов выбегали на улицу посмотреть, когда Йарти прогуливал щенка. В один из таких дней Лив отправился с ним, и надо же было так случиться, чтобы почти у ворот собственного дома Йарти столкнулся с Лайссом. Первым, о чем он подумал, было – Лайсс тоже пришел взглянуть на щенка, но бывший друг просто посмотрел на Йарти и отправился по своим делам… В этот миг мальчику очень захотелось, чтобы все стало иначе, чтобы не было между ними никакой вражды и как бы легко было это сделать! Но что-то холодное и упрямое не позволило ему окликнуть бывшего друга и сказать, как он, Йарти, сожалеет о своих словах…
- Хочешь, я расскажу тебе сказку? - спросил Рыцарь, которого молчаливая эта сцена абсолютно не касалась, - она поможет тебе понять, как поступить.
- Отстань ты со своими сказками… - буркнул Йарти, но через мгновение передумал, - ну, давай, рассказывай.
Лив подождал, пока они отойдут от дома и присядут в тенек на траву, и начал:
- Сказка называется «Три совета на всякий случай». «Старый седой колдун поучал юного чародея-ученика:
«Скоро настанет пора тебе идти в люди и применять среди них свое искусство. Чтобы ты не ошибся в самом простом, чтобы не натворил бед, я дам тебе три совета на всякий случай. Первый – в своих делах никогда не руководствуйся гордостью…»
«Чем же тогда мне руководствоваться?» – перебил ученик – как все ученики он был нетерпелив и несдержан.
«Желанием сделать добро или зло, порывом – если он сильнее тебя, Законами, которые ты уже знаешь».
«А что, если моя гордость сильнее меня?»
Старый колдун сурово поджал губы.
«Ты задаешь так много вопросов, что я понимаю – надо дать тебе возможность найти на них ответы самому. Что ж, пусть будет так. Вот тебе волшебный жезл, – старик вручил юноше резную палочку из орехового дерева, - все, к чему ты прикоснешься им, сможет говорить с тобой, правда, недолго. Ступай в мир и задай свои вопросы всем и всему, чему захочешь. Только не задавай их людям – большинство их думают, так же как и ты, что гордость важна, как жизнь, а то и еще важнее».
И ученик покинул замок старого колдуна, предпочитавшего держать при себе своих учеников.
Первым, что он увидел, была каменная гарпия на перекрестке дорог – предупреждение о том, что неподалеку живет колдун. Юноша коснутся палочкой каменной морды Гарпии, и статуя ожила и посмотрела на него веселыми желтыми глазами.
«И чего же ты хочешь?»
«Задать вопрос и получить ответ. Можно ли руководствоваться гордостью в желании делать добро или зло?»
«Гордость, - усмехнулась Гарпия, - что проку в ней мертвым и живым? Она имеет значение только для тебя самого – как же ты станешь руководствоваться ею в том, что хочешь сделать для других?».
Ученик удивился и задумался, а пока он думал, Гарпия снова стала камнем. Увидав это, он отправился дальше и пришел к старому могучему дереву. Коснувшись его палочкой, юноша задал свой вопрос:
«Почему гордость, казавшаяся мне такой важной, не имеет значения?»
«Потому, что когда она появилась – одной из последних, поверь мне – все места важных вещей были уже заняты, - ответило Дерево, - их заняли доброта и мера, дружба и любовь… Будь добрым или злым, если хочешь, но помни что во всем нужна мера».
С этим Дерево замолчало, и юноша не посмел тревожить его во второй раз. Отправившись дальше, он встретил Странника и вопреки совету, данному колдуном, решил спросить у него:
«Скажи мне, если знаешь, есть ли мера у гордости?»
Странник, отдыхавший в тени дерева, посмотрел на него с улыбкой.
«Ты не похож на человека, который ищет истину. Что же тогда ты ищешь?»
«Может быть, правду» – ответил ученик колдуна.
«Но кто я такой, чтобы дать тебе правду – такую, какой я вижу и знаю ее? У каждого своя правда – всегда считайся с этим, что бы ни случилось и ищи свою, ведь тебе придется туго, если она первой найдет тебя».
Эти слова повергли ученика в такое уныние, что он решил вернуться к своему учителю.
«Так скоро? – удивился чародей, - что же, ты узнал ответ на свой вопрос?»
«Нет, хотя трижды задавал его. Не понимаю, почему никто не хочет ответить мне просто и ясно?»
«Значит, ты не сумел просто и ясно задать свой вопрос, - ответил колдун, - ну что ж, придется продолжить занятия, раз уж оказалось, что тебе еще рано иметь дело с настоящими вопросами и ответами».
И как не возражал ученик, как ни спорил с учителем, пришлось ему заниматься обычными упражнениями и забыть о гордости. И в голову ему не пришло, что будь гордость хоть мало-мальски важной для него, он едва ли смог бы забыть о ней…»
- Не понимаю, - сказал Йарти, когда сказка закончилась, - ты же сказал «Три совета», а этот ученик колдуна получил только один!
- Но если ты посмотришь внимательно, то найдешь в сказке все три. Первый дал ученику колдун, второй – Дерево, а третий – Странник… и если хочешь, я могу дать четвертый – если не знаешь с чего начать, начни с начала. Представь, что совсем не знаком с этим рыжим мальчиком, который так на тебя смотрел – ведь он был когда-то твоим другом, правда? - и познакомься с ним заново.
- Так не бывает! - насупился Йарти.
- А ты попробуй – вдруг получится? – улыбнулся Рыцарь.
…Лив куда-то исчез. Увлеченный очередным представлением, которое давал щенок Кайо окрестным мальчишкам, Йарти не сразу заметил, как к нему подошел рыжий как огонь мальчишка. И только увидав улыбку бывшего друга, Йарти понял, что вот прямо сейчас произойдет чудо...
- Здравствуй, – сказал рыжеволосый мальчик, - меня зовут Лайсс. А тебя?
На миг Йарти испугался, что это всего лишь насмешка – но Лайсс был не тем человеком, который мог насмехаться над кем бы то ни было. И он ответил улыбкой на улыбку и сказал:
- Меня зовут Йарти. Давай дружить?..
Как-то так выходило, что Лив нужен всем… Даже щенок Йарти, признал в нем второго хозяина и то и дело увивался вокруг Рыцаря, напрашиваясь, чтобы с ним поиграли. И неудивительно, что однажды Рааданн почувствовала себя одинокой. Большинство ее подруг и друзей разъехались на лето к ближним и дальним родственникам, Ольх был занят каким-то делом, а Лив учил Йарти как правильно подавать команды щенку, изрядно подросшему и обещавшему стать крупным псом на радость обоим хозяевам. Ни у кого не было времени для Рааданн - даже у придуманного ею Рыцаря...
Увидав, что все заняты, и не решаясь к кому-нибудь из них присоединиться, девочка забралась в кресло с книжкой сказок, дочитать которую у нее никак не хватало времени. Дни были такими короткими, а засыпала она теперь мгновенно… Но Рааданн было немножко грустно и потому, должно быть, и сказка, которую она выбрала, была невеселой. Называлась она «Слезы камня».
«Говорят, что камни не плачут. У них нет сердца и нечему разбиваться… Но сердце из камня – это ведь хуже, чем когда сердца нет вовсе.
Далеко, за горами, у теплого моря, стоит город, красивый город с высокими шпилями, гордыми башнями и добрыми жителями. Посреди города на главной площади лежит камень, белый как снег, белый как облако, как печаль без причины. Иногда с небес спускается волшебная птица с крыльями алее заката. Она садится на белый камень и тогда все, кто рядом, загадывают желания. Люди желают мира и счастья, любви и радости, понимания и надежды – и желания их всегда исполняются, по воле волшебной Птицы или по них собственной – кто скажет?
Но случилось однажды, что человек пожелал себе мудрости. Это желание исполнилось - пожелавший стал понимать языки зверей и птиц, вспоминал забытое, открывал тайное. Но радость – не радость, пока не поделишься ею с другим. Он рассказал обо всем своим друзьям. Друзья радовались вместе с ним, и думали – когда прилетит Птица, мы пожелаем чего-то столь же полезного. И вот когда Птица вернулась на камень, один из них захотел стать мастером сразу во всех ремеслах, другому понадобился красивый голос, и каждый из них получил что хотел. Первый мог быть садоводом и поваром, плотником и виноделом и все, за что бы он ни взялся, выходило у него превосходно. Второй теперь говорил - как пел, но если он пел - солнце замирало в небе, чтобы послушать его. Исполнение их желаний принесло обоим немалую славу. Но если сердца нет у камня - есть ли оно у славы? Так или иначе, другие люди после этого тоже начали думать о пользе. Желания их, простые желания, изменились навсегда. Кто-то хотел дом побольше, кто-то - богатства, а кому-то приглянулось место короля…
Но вот что случалось все чаще: получив загаданное, каждый понимал, что желал совсем иного и с нетерпением ждал Птицу, чтобы обменять одно на другое.
Однажды Птица не прилетала очень долго, а когда, наконец, опустилась на белый камень, накрыв его алыми крыльями, люди набросили на нее тяжелую сеть. Неизвестно, кто первым подумал о том, что можно желать постоянно, а не ждать как милости появления Птицы... Она билась под сетью и кричала громко и пронзительно, но еще громче были голоса людей, выкрикивавших свои желания.
Только напрасно они тратили слова. Старик, пожелавший молодости, не помолодел, человек, хотевший смерти соседу – чтобы жениться на его красавице жене – не получил ничего; женщина, пожелавшая, чтобы сын разлюбил приведенную в дом невестку и прогнал ее, осталась ни с чем.
Гнев и обида обуяли сердца людей, как пожар; у камня нет сердца, но тот, у кого сердце есть, может наполнить его чем пожелает - страхом надеждой, гневом...
Но страх – это еще не все, и гнев – не все. Ты можешь посадить семя, но не заставишь его прорасти.
Тяжелая сеть все сильнее прижимала Птицу к камню - а может, то были желания людей, продолжавших требовать каждый своего. А потом сердце ее не выдержало и остановилось. Перья, алее заката, стали черными как ночь. Люди заметили это и подняли сеть - не из милосердия, а чтобы узнать, что случилось с Птицей. Увидав, что она умерла, люди принялись браниться, жалея обо всех тех желаниях, что никогда уже не сбудутся - о власти и славе, почете и богатстве. Они так увлеклись этим, что не замечали вокруг ничего. А камень, белый как облако, белый как снег, как печаль без причины, оплакивал смерть птицы. Горячие слезы, проступая на нем, омывали черные перья, делая их белыми - белее, чем снег и облако и даже белее печали, у которой нет причины. Слишком горячи они были - для жизни и даже для самой смерти. И смерть отступила перед слезами камня и Птица ожила.
Белые крылья распахнулись и подняли Птицу в небо. Волшебной она была, и осталась волшебной; вот только желаний она больше не исполняла. Голос Птицы открывал людям правду о самих себе, и добрые понимали, что они не добры, честные – что лживы, а милосердные обнаруживали, что сострадание их было притворным. И тогда в сердцах их поселялась печаль. Печаль! Порой она делает нас сильнее – тогда нет таких препятствий, которые человек не мог бы преодолеть, с ее помощью, или против ее воли – таков дар, который делает нам печаль, а на мелочи она не разменивается. Но дар ее всегда тяжел...
...Где-то есть город, красивый город с высокими шпилями и гордыми башнями. Волшебная птица больше уже не прилетает туда. Она никому не нужна в городе людей, которые не знают, что сердце есть и у камня, что сердце камня может разбиться. Белый камень, что прежде лежал на площади рассыпался серой пылью, а пыль унес ветер. И только белая печаль никуда не ушла, да белые облака изредка еще проплывают над высокими шпилями города».
Рааданн поплакала немного – над сказкой, и просто потому что ей было грустно, и решив – все, хватит - пожелала заняться каким-нибудь делом, а когда дела не нашлось, отправилась в гости.
Дом Мильзы был не самым близким к дому Рааданн. Но, точно зная, что остальных ее знакомых нет дома, и просто интересуясь, почему уже с неделю ничего не слышно о «первой красавице» города, девочка свернула на Яхонтовую улицу с ее богатыми большими домами.
Как ни странно, ей пришлось долго стучать, прежде чем дверь открыла мама Мильзы – маленькая женщина лет сорока, не признающая подступления старости.
- Здравствуйте, госпожа Тесса. А Мильза дома?
- Дома, - тусклым, бесконечно усталым голосом человека, потерявшего последнюю надежду, ответила госпожа Тесса, - но она никуда не выходит.
- Она заболела?
Рааданн показалось, что в глазах госпожи Тессы блеснули слезы.
- Да, заболела, - женщина отступила от дверей вглубь дома, - тебе очень нужно видеть ее? Тогда заходи.
Рааданн вошла.
- Мильза в своей комнате, наверху, - сказала госпожа Тесса.
Девочка поднялась по лестнице, остановилась у приоткрытой двери комнаты Мильзы и, немного помедлив, вошла. Вошла и тут же стала у порога, не веря своим глазам. В комнате царил хаос. Первой бросалась в глаза не заправленная постель, на которой были разбросаны шкатулки, недорогие детские украшения, стеклянные фигурки людей и зверей. Платяной шкаф, распахнутый настежь, зиял пустотой – платья загромождали оба кресла и валялись грудой на полу между ними. Зеркало, великолепное, выше человеческого роста зеркало было закрыто мятой занавеской, небрежно наброшенной на него. Единственным, чего не затронул всеобщий хаос, был столик из темного стекла, на котором стояла в неприхотливой вазе хрустальная роза, неповторимое творение неведомого мастера, заставившего хрусталь казаться живым цветком. Нежные лепестки розы отсвечивали алым и казались бархатистыми на ощупь, стебель щетинился шипами, три и еще три мелкозубчатых листа располагались один выше другого на тонких ножках. Невозможно было не засмотреться на розу, словно сияющую собственным внутренним светом, и не поразиться тому, сколь совершенны могут быть творения человека, когда он берет за основу творение природы.
Мильза сидела на стуле у окна, сцепив пальцы рук так, что они побелели, и на лице ее, отрешенном и каком-то неправильном, не отражалось ничего. Рааданн позвала ее по имени, и девочка посмотрела на нее.
- Зачем пришла? – неприветливо спросила Мильза.
- Да так просто… Что с тобой случилось?
- Разве не видишь? – Мильза расцепила пальцы и потрясла руками в воздухе, сгоняя с пальцев белизну, - я схожу с ума.
- Не может быть… с ума сходят не так.
- Ты-то откуда знаешь? – мгновенно вышла из себя Мильза, - или тебе этот твой друг рассказал, который так любит сказки?
- Лив? – Рааданн поняла, что она говорил о ее Рыцаре, - нет, при чем тут Лив? Разве ты похожа на городского дурачка Филле? Он вечно всякую чепуху болтает.
- Да уж…- Мильза заметила, как пристально смотрит на нее Рааданн и еще больше съежилась, опустила плечи и постаралась спрятать руки, тонкие худые кисти с проступающими сквозь кожу голубыми жилками… Такие руки, с желтоватой, собранной морщинками кожей, могли быть у старухи, но не у юной девушки четырнадцати лет… Лицо Мильзы было похожим на помятый листок бумаги – кто-то когда-то нарисовал на нем красоту, а потом смял и бросил, но вскоре решил, что рисунок не так уж плох, поднял и расправил его. Красота никуда не исчезла, но складки, оставшиеся от сгибов, пересекали рисунок вдоль и поперек и словно состарили нарисованное лицо. Даже голос Мильзы звучал так, словно за спиной говорившей была сотня лет жизни, не оставившей в память о себе ничего, кроме усталости.
Рааданн почувствовала себя лишней здесь, и ненужным показался внезапный порыв, заставивший ее беспокоиться о судьбе Мильзы, которая никогда не была ей подругой.
- Я, наверное, пойду…
- Испугалась? – зло бросила Мильза, и тотчас прежнее безразличие сделало ее лицо непроницаемым, - ну, иди… только знаешь… не рассказывай обо мне... о том, какой я стала…
Рааданн поспешно кивнула; даже если бы она и захотела рассказать, то не знала бы, о чем и как...
Возвращаясь домой, девочка с трудом преодолела желание бежать сломя голову – она чувствовала горькую неловкость, словно и ее вина была в странной болезни Мильзы. На пороге дома сидел, улыбаясь солнцу, Лив, и столь великая разница была между его счастливым видом и тем, что чувствовала Данна, что девочка возмутилась.
- Что-то случилось? – мгновенно заметив недовольство своей госпожи и став серьезным, спросил Лив.
- Не со мной. Но что, если бы случилось со мной? Кто-то там говорил, что он – мой Рыцарь и будет беречь и защищать меня…
- О, госпожа, тебе не о чем беспокоиться. Когда меня нет рядом, я посылаю с тобой свою тень. Это ничуть не хуже, чем если бы это был я сам.
Рааданн решила, что он шутит.
- Что мне пользы от тени, на которую любой может наступить ногами? – еще больше раздражаясь, спросила она, и туча тучей надвинулась на Лива, уставив руки в бока, - что хорошего в куске тьмы, стелющейся по земле?
Но Рыцарь не испугался ее гнева.
- Ой, перестань, пожалуйста, - с улыбкой попросил он, - я говорил вовсе не об этой тени, что родится от солнца. Вот, смотри!
Он взял девочку за руку, и раздвоился прямо у нее на глазах. Два Лива, совершенно одинаковых, улыбались ей, но стоило одному из них отпустить ее руку, как второй исчез.
- Это и есть моя тень, - предвосхищая вопрос, пояснил Рыцарь, - но пока я не прикасаюсь к тебе, ты не можешь ее видеть… или пока ты не попала в беду, из которой тебя нужно выручать. Так же ее не видят и другие, только это ненадолго и посылать свою тень далеко я не могу.
- Почему?
- Потому что она забирает у меня часть моих сил, и чем дольше она с тобой вместо меня, тем больше я слабею. Но никакая слабость не помешает мне тебя защитить.
- Только меня? А как же ты сам? - неожиданно для самой себя спросила Рааданн - злость сменилась внезапным и очень сильным беспокойством за Лива.
- Я - Рыцарь, - ответил он, и этот простой ответ не успокоил ее, а прибавил беспокойства - так сурово он прозвучал. - Я не должен думать о себе.
У Рааданн задрожали губы. Да что же это такое! Лив говорит так, словно готов вот прямо сейчас умереть за нее!
Немного помолчав и решив, что лучше ничего не спрашивать больше, она села на порожек рядом с Рыцарем.
- Мильза заболела, - она коротко рассказала Ливу о том, что видела и чувствовала, - ты не знаешь, что это за болезнь и как ее лечить?
- Может быть и знаю, - сомнение прозвучало в голосе Рыцаря, - но я слышал, что с этим нужно родиться и никак иначе не заболеешь… Но ты не волнуйся ни о чем, моя госпожа. Тебе ничего не грозит.
Честно говоря, Рааданн о себе и не подумала, хотя не очень-то она верила в то, что тень Рыцаря может помочь ей, если возникнет такая нужда. Девочка немножко ревновала Лива к своему братцу Йарти, с которым он все чаще проводил свое время. Ей хотелось убедиться в том, что она по-прежнему госпожа Лива, его повелительница…
Тут ей под руку подвернулся Ольх. Мальчишка приволок откуда-то карту с зашифрованными надписями и стал убеждать Рааданн, что на ней указано местонахождение сокровищ. Рааданн, слушая его, повествующего о своем открытии с горящими глазами, только фыркала, но мальчик все больше увлекался и вот уже оказалось, что таинственные подписи на карте им расшифрованы, что он знает это место и оно не так уж далеко отсюда… В заключение своей пламенной речи, он предложил ей отправиться за сокровищами.
- Кто тебя отпустит? – засмеялась Рааданн, но очень осторожно, так, чтобы он не обиделся, - и меня вместе с тобой… Скорее запрут под замок и сторожа приставят.
- Да ничего сложного, - с не меньшим, а, пожалуй, и с большим вдохновением ответил мальчик. - Когда я взял карту наших земель и сравнил с этой картой, как думаешь, что у меня получилось? Вот эти треугольники – горы, а это - река, и не какая-нибудь, а Шерла, которая течет за городом. Рядом с Шерлой живет дальняя родственница моей мамы, недавно она прислала письмо, приглашая приезжать к ней в гости. Но мама не хочет оставлять дом. Если бы твой дядя, которого она знает и которому доверяет, согласился отвезти нас в Шерласс, городок на реке, мы с тобой могли бы хорошо провести время…
- В поисках сокровищ? И на каком повороте ты собираешься сбежать от моего дяди, и отправится за ними?
- Ни на каком. Туда мы потом прогуляемся.
Рааданн притворно тяжело вздохнула. Она хорошо знала, что человека, чем-то увлеченного, очень трудно переубедить. Карта, правда, выглядела очень странно, и это настораживало – горы, река и все остальное было обозначено подозрительно нечетко. Какие-то штрихи, неровные линии, обрывающиеся на самом неожиданном месте и продолжавшиеся в другом. Подписи имелись только на полях и язык их был непонятен.
- Как ты смог прочесть это? – удивилась Рааданн.
- Случайно. Если смотреть долго и пристально, а лучше – при свете свечи, когда тени дышат, все становится понятно – я не знаю, как. Я просто так увлекся однажды, что у меня все получилось. Да ты попробуй сама! Поднеси карту поближе к глазам и посмотри на какую-нибудь надпись.
- Что-то не хочется, - призналась Рааданн, - эти кривульки мне не нравятся. Ох, ну ладно. А кто из нас скажет обо всем моей маме?
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:06 | Сообщение # 6 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Осуществить все оказалось проще простого. Мама без возражений отпустила дочь в очаровательное местечко под названием Шерласс, и дядя Рикку согласился отвезти туда ее, Ольха и Лива. И все. И вот уже они тащатся в не новой, но вполне надежной повозке, запряженной смирной лошадкой. Места были знакомые, и ехать недалеко – дядя и возражать не стал против того, чтобы потратить выходной на поездку.
Рааданн и Ольх перемигивались и шептались как настоящие заговорщики, а Ливу о сокровищах и карте не было сказано ни слова. («Пусть для него будет сюрпризом, когда мы найдем клад!» – сказала Рааданн, задумавшая в поисках его обойтись без помощи Рыцаря).
Приняли их хорошо. Матушка Тинни, троюродная тетя Ольха, оказалась милой старушкой, очень любившей детей. («Ах, вас, оказывается, трое! Какое чудо, как мне повезло!» – воскликнула она, едва увидав гостей, и не отходила он них ни на шаг первые несколько часов. И, наверное, не отходила бы и дольше, если бы дядя Рикку не начал расспрашивать ее о том, какова в здешних местах грибная охота…)
Прошло целых две недели, но ни Данна, ни Ольх никак не могли усыпить бдительность любвеобильной старушки и улизнуть на поиски сокровищ. К тому же пришлось бы обманывать и Лива… Им помог случай.
Матушка Тинни неудачно порезалась, занимаясь готовкой; крохотная ранка на мякоти ладони воспалилась, и рука опухла и покраснела. Тетушка пыталась остановить воспаление, промывая рану травяными отварами, но через несколько дней слегла с высокой температурой.
- Ей нужен лекарь, - сказал Лив.
- В нашем городке только один лекарь и он живет на самой окраине, - тяжело опускаясь в кресло и хватаясь за сердце, с трудом произнес муж тетушки Тинни, старый господин Дару, недавно вернувшийся из соседнего городка, где гостил у старшей дочери, - но это так далеко… ох, как больно…
Он запрокинул голову и тяжело дышал, судорожно вздрагивая всем телом.
- Как отыскать его дом? – Лив положил руки на грудь старика, поверх дрожащих старческих ладоней. Рааданн показалось, что по комнате прошуршал ветер – что-то коснулось ее щеки прохладным дуновением и исчезло без следа. Только бледные щеки старика порозовели и разжались стискивавшие грудь пальцы.
- Ты увидишь его… он стоит в отдалении, и окно в нем всегда светится.
Лив еще немного подержал ладони на груди старика и опустил руки.
- Держитесь, - сказал он и зажмурился так, что в уголках его глаз выступили слезинки, - держитесь.
А потом исчез. Наверное, в этот миг не было для него невозможного на свете.
Рааданн посмотрела на Ольха, взглядом напоминая о соединявшем их заговоре.
- Идем? – тихо спросила она.
- Как, сейчас? Но мы же не можем оставить матушку Тинни…
- Но ведь мы ничем тут не поможем, правда? Рыцарь отправился за лекарем, он его, найдет и приведет сюда. Да и матушка будет не одна.
- Но это… так бессердечно.
Рааданн смущенно улыбнулась, признавая, что понимает это.
- Мне тоже так кажется, но… ведь ты хочешь найти свое сокровище?
- Да, конечно, - мальчик обернулся к дядюшке Дару, - мы должны… нам надо…
Но старый супруг матушки Тинни, поглощенный тревогой о жене, и надеждой, которую дал ему Лив, не слышал его. Неуверенность вновь овладела Ольхом, но она быстро прошла, стоило Рааданн взять его за руку и повлечь к выходу… Где-то по дороге Ольх прихватил куртку, маленькую лопатку, которой дядюшка Дару выкапывал рассаду, и взял свою карту, возможно вовсе не бывшую картой.
Как-то сразу (должно быть их нетерпение сыграло с ними такую шутку), Ольх и Рааданн оказались в стороне от Шерласса; в той самой стороне, откуда, если верить карте, нужно было идти на юг, чтобы найти сокровища. Значок, обозначавший их, был похож на маленький бриллиант и в то же время на нечеловеческое око, смотрящее в никуда.
Почему-то именно теперь, когда они были уже в пути, карта стала казаться загадочной и противоречивой, и начала внушать сомнения даже не сомневавшемуся прежде Ольху. Чем дальше они шли, тем чаще он останавливался, оглядывался, сверяя окружающее с тем, что видел на карте, и тем более растерянным казался.
Быстро и странно темнело - до наступления вечера было еще далеко, и ни тучки, ни облачка не пятнало ясную синеву неба, но темнота вызревала как плод, наливаясь все большей силой. Девочка с тревогой поглядывала на небо, не понимая причины столь скорых сумерек, однако немало времени прошло, прежде чем она предложила:
- Может, вернемся?
- Нет, - ответил Ольх, но голос его выдавал тревогу, - мне кажется, уже близко.
…Может быть, не карта обманывала их – они обманывали себя сами… ведь, в конце концов, двое детей оказались в месте, где все было как на «карте» – горы и лес в одной стороне, и река Шерла в другой; и хотя в полутьме трудно было ориентироваться, оба отчего-то были уверены, что цель близка.
Глубокое, тяжкое напряжение, долго копившееся в воздухе вместе с темнотой, наконец, разрешилось вспышкой молнии, разорвавшей небеса. Но грома так и не прозвучало. Задул резкий холодный ветер, он нес с собой клочки тумана, зловеще светящегося багровым.
- Д-давай уйдем отсюда, - едва шевеля онемевшими от холода губами, сказала Рааданн, - какая странная гроза...
- Мне кажется, это не гроза, - Ольх накинул свою куртку на плечи девочке, а сам трясся крупной дрожью от страха и холода, - н-надо спрятаться от в-ветра…
- Где тут можно спрятаться? – лихорадочно просовывая руки в рукава куртки, спросила Рааданн.
И в самом деле – небольшая равнина, на которой не было ничего кроме камней, кустов да одинокого дерева, со странно тонким стволом и какой-то неправильной кроной, не могла предоставить им убежища...
Ольх, взяв девочку за совершенно окоченевшую руку, повлек ее вперед, к странному дереву. Ветер дул все сильнее, словно размазывая по небу больное багровое сияние. Куртка не спасала от холода. Шагах в десяти от дерева Ольх и Рааданн смогли, наконец, разглядеть его как следует.
Это было не дерево - странное сооружение из камня, похожее на воткнутое в землю гигантское копье, нацелившее в небо наконечник; грани его поблескивали немыслимой, жестокой остротой, способной вспороть и твердь, и воду, и воздух, и пламя. Что-то внушало ужас при одном взгляде на «копье», но что-то говорило - тут безопасно.
- Мы не можем… - Рааданн дрожала все сильнее, но изо всех сил противилась влекшему ее под прикрытие каменного копья Ольху, - нам нельзя здесь оставаться…
Ольх вдруг остановился, пристально глядя куда-то назад, и она тоже посмотрела… Разницы между небом и землей больше не было - багровый свет поглотил все, оставив только черное каменное копье, да вцепившихся друг в друга испуганных детей, оказавшиеся в ловушке неведомо каких сил.
Сверкнула ослепительно белая молния, на миг высветив изнанку багрового тумана. Там, на изнанке, что-то происходило сейчас. При свете новой молнии Рааданн почти сумел разглядеть – что. А третья... третья вспышка не гасла так долго, что девочка, наконец, увидела.
Это были не молнии - высверки тонких длинных мечей. Мечи держали в руках двое, двигающиеся в невероятно-красивом и смертоносном танце сражавшиеся воины, светлый и темный. Фигуры их заслоняли бы полнеба, если бы тут еще было небо.
Безупречными, оточенными были их движения, и ясно было – не один день, не один год и даже не один век ведут они свою битву, битву Света и Тьмы. Багровый полог вздрагивал от каждого удара, но сражавшиеся не замечали той силы, что обрушивали на мир… да и было ли им хоть какое-то дело до мира? Рааданн, которой они показались очень красивыми, медленно, постепенно начала замечать отдельные детали, вдребезги разбивающее общее впечатление красоты: равнодушные, холодные лица, слишком тонкие руки, бледные губы, то и дело складывавшиеся в полуулыбку-полуоскал. Темный и Светлый – они различались только цветом своих одежд, в остальном же были похожи как братья-близнецы. Может быть, поэтому, как бы ни были сильны их удары, ни один не мог победить, и за те века и тысячелетия, что они провели, сражаясь, им стало все равно, возможна ли эта победа.
Ледяные когти страха, непонимания и недоверия сжались на сердце Рааданн. Перед ее глазами сражались Тьма и Свет, Зло и Добро, Ложь и Правда и им было все равно?!! Как же тогда, на чем же еще стоит мир, если главные силы мира равнодушны к его судьбе?
Ольх, вцепившийся в девочку мертвой хваткой, отчаянно дрожал; багровый океан-полог всколыхнулся снова – причиной была не новая молния от скрестившихся мечей, а голос. Звонкий мальчишеский голос.
- Остановитесь! - прозвучал он. – Остановитесь хоть на миг!
Рядом с воителями появилась тонкая невысокая фигурка и Рааданн невольно подалась вперед – это был Лив, ее Рыцарь.
- Глупый мальчишка, - не останавливая сражения, поднимая и опуская меч, принимая на него удары другого меча, сказал Темный воитель. - Почему мы должны остановиться?
- Потому что ваша битва не нужна никому – ни вам, ни людям.
- Глупый мальчишка, - голосом столь же холодным и равнодушным произнес Светлый. - Люди сами дали нам эту силу… Мир был простым и понятным, пока не было людей с их неуемным любопытством и жаждой давать всему имена. Придающие большое значение словам, они назвали дерево деревом, а реку рекой, обесценив их сущность. Люди навязали всему и всем придуманные ими свойства. Но даже и этого им показалось мало - и тогда они разделили все на хорошее и плохое, решив, что это добавит миру порядка…
- Как бы не так! – подхватил повествование, как подхватывал на клинок удар другого клинка, Темный воитель. - Как только кто-то сказал – «Это добро, а это вот – зло», все стало еще запутанней. Мир распался на две половины, и каждая из них обрела собственную душу. Никто не спросил у мира, желает ли он разделения, и пока жив хоть один человек, будет продолжаться и наша битва. Почему же мы должны остановиться, если не хотите остановиться вы, разделяющие мир на хорошее и плохое?
- Потому что только так можно понять – нужно ли хоть кому-то то, что вы делаете, - сказал Лив, - остановиться и посмотреть, заметит ли мир, что вы остановились.
- Ты судишь слишком просто, - сказал Светлый, - ты никогда не был на нашем месте.
- Но что мешает ему оказаться на нем? – усмехнулся его соперник, и обратился к Ливу, крошечному в сравнении с фигурами воителей, - возьми мой меч или меч моего брата и сражайся, если хочешь, чтобы что-то изменилось в этом мире.
Лив смотрел в вызывающе-насмешливые глаза Темного воителя.
- И с кем же из вас я буду драться? С тобой?
- Нет, вначале - с моим братом, - Темный вонзил в невидимую землю свой меч и отошел в сторону, уступая Ливу оружие и место.
Маленький Рыцарь шагнул к мечу, чья рукоять возносилась к алому небу у него над головой. Шаг - и рукоять меча опустилась. Еще один - и Лив словно бы вырос - он мог бы уже дотронуться до рукояти. Еще три шага - и Рыцарь вытянул темный клинок, все еще слишком большой для него, из земли, и занял боевую позицию.
- Не тяжел ли мой меч? – с каким-то особым чувством спросил Темный воитель.
- Тяжел, как и всякое оружие, - ответил Лив, и клинок в его руках стал меньше и тоньше – как раз по руке маленькому Рыцарю.
- Это не дает тебе преимущества, - заметил Светлый.
- Я знаю! – в голосе мальчика была упрямая сила, - я не хочу преимущества!
- Вот как? Что ж, посмотрим, не запросишь ли ты пощады так скоро, что само время отвернется от тебя. – И Светлый поднял свой меч, засиявший вдруг бледным, немочным светом.
…Лив отбивал удары, но не проводил атак. Два или три раза меч противника коснулся его, но мальчик словно и не заметил полученных ран. Что-то странное происходило с ним – он становился выше, мощнее, а может, это Светлый становился ниже, хотя и не слабее. Темный, отстраненно наблюдавший со стороны, решил помочь собрату и, перехватив у него меч, вступил в битву вместо Светлого. Светлый встал в стороне, наблюдая так же холодно и равнодушно, как до этого его брат. Через мгновение Лив снова был ранен…
Багровая пелена, заполнившая небо и землю, пошла тревожными волнами. Темный опустил меч и оглянулся.
- Время истекает, - сказал он, - но ты не победил и все останется по-прежнему.
- Мир меняется от любого прикосновения, - ответил Лив, устало вонзая меч в алую твердь и отходя в сторону, - и ничто никогда уже не будет прежним.
- И особенно это верно для тебя, - Темный вложил в ножны свой меч, - ты ранен добром и злом, которые раньше не имели для тебя значения.
- Имели, - не согласился Лив, - просто они не разрывали на части мои сердце и душу.
- И все же ты больше не прежний и никогда уже не будешь столь силен, чтобы противостоять добру и злу с оружием в руках…
- Пора, – прервал Темного Светлый Воитель, - времени больше нет.
Багровые волны словно вздохнули, и рассеялись без следа. Рааданн зажмурилась от яркого света, хлынувшего в мир, а когда смогла, наконец, открыть глаза, увидела, что стоит на перекрестке, возле путевого камня с полустертыми, непонятными знаками; от камня, нагретого ярким дневным солнцем, исходило тепло. Лив стоял рядом, тихий и отстраненный, непохожий на себя.
- Лив, - девочка тронула Рыцаря за руку, - это ты или твоя тень?
Мальчик улыбнулся – устало и печально, как человек, которому едва хватило сил и воли, чтобы выполнить тяжкую работу.
- Конечно я, госпожа. Да и где ты видела тень, которая захочет признать, что она – тень?
Ольх, оглядевшись вокруг, удивленно спросил:
- Что это было? Что мы видели?
- Вечную битву, которая никогда не кончается. Некоторые дороги в этот час ведут к Черному Копью, отмечающему сердцевину мира, место между добром и злом, светом и тенью, где они могут встретиться и встать друг против друга... Человек, оказавшийся там, обязательно попадет на глаза Вечным Противникам, и будет втянут в их битву. В битву, которая не по силам ни одному человеку…
- Но ведь ты сражался с ними!
- Но я не победил, госпожа. Победить можно, только отказавшись от добра и зла в себе самом. Тогда Зло и Добро, Свет и Тень склонятся перед тобой... Но сердце твое станет холодным и равнодушным; ничто на свете уже не будет радовать тебя, хотя ничто не будет и печалить.
- Значит, если бы не ты, они заставили бы нас сражаться с ними? – спросил Ольх.
- Нет, не с ними, а друг с другом. Они не могут причинить вред человеку, но сам человек волен сделать это.
Рааданн содрогнулась. На миг она представила себе эту невозможную, страшную битву и поспешила прогнать жуткое видение.
- Ты же ранен, Лив! – вспоминала она вдруг, - нужно перевязать твои раны!
- Эти раны не кровоточат, моя госпожа, - сказал маленький Рыцарь, - вот только одежда испорчена…
Он провел ладонью по рукаву и груди – куртка зияла прорехами, но крови не было.
- Идемте скорее назад, - опустив голову, предложил Ольх, который чувствовал себя виноватым. – Лив, мы вовсе не хотели бросать тебя, просто решили сначала найти клад по карте, а потом…
- Клад? Карта? – удивился Лив, - так вы искали клад и добрались к Черному Копью, идя по карте? Покажи мне ее.
Ольх протянул ему свернутый в трубочку лист; взглянув рисунок, Рыцарь покачал головой.
- Это не карта, а «дикая картинка». Стоит посмотреть на нее издалека, как из осколков и линий сложится единое целое. Попробуй!
Повинуясь ему, Ольх отошел на несколько шагов и взглянул на карту в руках Лива. Рааданн тоже посмотрела, встав рядом с ним. Не сразу странные черточки, треугольники и точки сложились перед ее глазами в искаженное неправильное чудовищное лицо. Чудовищное – хотя это было лицо человека, наверное, готового в любое следующее мгновение стать чудовищем. Страх или удивление, или отчаяние – вот было то, что способно было его превратить...
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:07 | Сообщение # 7 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| …Печаль – ее много было в последующие дни, хотя целитель помог матушке Тинни быстро снять температуру и опухоль, и дал дядюшке Дару особый порошок, способный укрепить его одряхлевшее сердце. Рыцарь оставался печальным и тихим и Рааданн все больше казалось, что мечи, не оставившие следов на теле, ранили его душу. Однажды, когда Ольха не было рядом, девочка присела на скамейку возле о чем-то задумавшегося Лива и тихо попросила его:
- Прости меня, пожалуйста.
- За что, госпожа? – удивился очнувшийся от раздумья Лив.
- Ой, только не говори, что ничего не случилось, и я не виновата… случилось и виновата! Я же вижу, ты болеешь с тех пор, как эти двое ранили тебя.
- Я справлюсь, моя госпожа, - ответил Лив, - я справлюсь. А иначе, какой же я Рыцарь? И я прощаю тебя. Но и ты прости меня.
- Тебя-то за что? – искренне удивилась Рааданн.
- За то, что через меня они ранили и тебя, и твоего друга. Хочешь, я расскажу сказку, которая исцелит твое сердце?
- А твое?
Спокойная, теплая улыбка преобразила лицо Лива.
- Может быть, и мое тоже… Она называется «Мотылек и Туча». Мотылек-однодневка проснулся в чашечке цветка и посмотрел вокруг. О, как прекрасен был этот мир! Как он был хорош! Какими яркими были цветы его, его небо и земля! Мотылек встряхнулся, умылся росой и, расправив крылышки, собирался лететь… Тень наползла на солнце, его лучи погасли, и первые капли дождя упали на землю. Одна из них коснулась золотистого мотылькового крыла, превратив его в мокрую тряпочку… «Нет-нет, пожалуйста! – в отчаянии воскликнул Мотылек, поглядев на большую черную тучу, принесшую настоящий ливень, - разве же это справедливо? У меня есть только этот день, неужели весь его мне придется провести здесь, в этом цветке? Ну, пожалуйста, милая Туча, пролейся дождем где-нибудь в другом месте!»
Но Туча не слышала его. Ведь она была так высоко, а голос Мотылька был тих и слаб. Маленький Мотылек заплакал горькими слезами, и слезы его разбудили спящий цветок, в чашечке которого он прятался.
«Ах, - сказал Цветок, - почему ты плачешь так горько? Что с тобой случилось, малыш?»
«Самое большое горе на свете, - сказал Мотылек, - этот день – все, что у меня есть, но из-за дождя я так ничего и узнаю о мире! Ах, как я несчастен! Что если весь это день, всю мою жизнь, будет идти дождь?»
«Может быть, попросить Тучу унести дождь подальше?» – спросил Цветок.
«Я пытался говорить с Тучей, - всхлипнул Мотылек, - но она не слышит меня».
«И все-таки твоему горю можно помочь. Слушай, иногда ко мне прилетает птица. Если она прилетит и сегодня, я попрошу ее слетать к Туче и рассказать о тебе. Конечно, Туча согласится тебе помочь».
«А если птица не прилетит?» - спросил Мотылек, переставая плакать.
«Мы должны надеяться, ведь ничего другого нам не осталось», - ответил Цветок.
Мотылек согласился, и вдвоем с Цветком они стали ждать, когда прилетит Птица.
А дождь все лил, и Туча заслоняла солнце, затеняя, скрадывая яркие краски мира. Казалось, она стояла на месте, словно ей понравилось именно здесь… Птицы не было, и Мотылек уснул, убаюканный шорохом дождевых капель, а проснулся от низкого сильного гудения и еще от того, что Цветок задрожал и затрясся. Случилось это потому, что на него опустился тяжелый зеленый Жук. Увидав, что это не Птица, Мотылек снова заплакал.
«Эй, ну что ты? – прожужжал жук, топорща зеленые надкрылки, - все не так плохо, как кажется. И нужно совсем немного подождать, чтобы стало совсем хорошо!»
«Куда уж лучше! – еще громче заплакал Мотылек-однодневка, - дождь все льет, Птица так и не прилетела и некому слетать к Туче и попросить ее унести подальше свой дождь. А ведь прошла уже половина дня – половина моей жизни!»
«Но тебе совсем не обязательно просить Тучу, - заметил Жук, - ты можешь поговорить с дождем, ведь дождь-то совсем рядом!»
Удивляясь, почему сам не подумал об этом, Мотылек обратился к Дождю:
«Дождик, милый Дождик, пожалуйста, помоги мне!»
«Конечно, малыш. Что я должен сделать для тебя?»
«Попроси Тучу улететь в другое место! Ведь в дождь я не могу летать, а у меня есть только этот день и нужно сделать так много…»
«Прости, малыш, - огорченно прошелестел Дождь, - я не могу сделать этого. Понимаешь, мои капли падают только вниз, а обратно к Туче подняться не могут. Ни одной из них мне не дотянуться до неба».
«Ах, - заплакал Мотылек, - у меня осталось так мало времени, и никто в целом мире не поможет мне…»
Дождь, огорчившись, заплакал еще горше, чем сам Мотылек…
Ветер, веселый Ветер Пространства, пролетал мимо и услышал громкий плач. Удивившись, что кто-то может так плакать в такой хороший день (ведь для ветра все дни – хорошие), он заглянул в чашечку Цветка и увидел плачущего Мотылька.
«Ах, вот ты где! – весело воскликнул он, - я повсюду ищу тебя!»
«Именно меня? – Мотылек так удивился, что перестал плакать, - отчего же?»
«Оттого, что каждый день я обещаю себе сделать хотя бы одно доброе дело, а сегодня еще не сделал ни одного. Говори же скорее, чем тебе помочь!»
«Пожалуйста, поскорее лети к этой Туче и попроси ее унести дождь подальше! Пусть я уже не успею всего, но смогу погреться под солнцем и полетать немного, пока не закончится мой день».
«Хм, Туча ленива и неповоротлива и может отказаться тронуться с места, которое ей понравилось, - сказал веселый Ветер, - сделаем так – сейчас я поднимусь в небо, а ты поднимешься вместе со мной, уцепившись за мой хвост – и ни одна капля дождя не достанет тебя там. Вместо того, чтобы уговаривать Тучу, мы вместе подуем на ее – ты и я, и ей не останется ничего другого, кроме как улететь. Ну, ты согласен?»
Конечно же, Мотылек согласился, и они поднялись, и, настигнув Тучу, вместе подули на нее. И Туча тронулась с места, унося с собой дождь - туда, где его, может быть, ждали больше всего на свете.
Солнце засияло ярче прежнего и, хотя это был уже конец дня, отсюда, сверху, Мотылек увидел весь мир и он, огромный, был прекрасен.
«Какое счастье, - сказал он, - что мир такой большой и что я узнал это так вовремя! Я хотел облететь его весь за один день, не зная, что мне не хватило бы и тысячи дней. Но теперь я стану любоваться той его частью, которую вижу, ведь любая его часть так же прекрасна, как целый мир!»
«Ты понял так много за один день, малыш?» – удивился веселый Ветер.
«Конечно. А еще я понял, что никогда не нужно отчаиваться, ведь если с тобой случилось беда, если весь день – всю твою жизнь - идет дождь, обязательно найдется кто-то, кто научит тебя, как прогнать тучу. Все в этом мире – друзья, и никогда не нужно забывать об этом!»
И веселый Ветер Пространства согласился с ним, потому что любил этот мир так же, как полюбило его маленькое сердце маленького Мотылька. Какая разница – маленькое у тебя сердце или большое, если ты любишь жизнь и никогда не отчаиваешься, даже если жизнь твоя длится всего лишь день, да и тот, словно назло тебе, идет бесконечный дождь?..
- Как красиво, - сказал Ольх, пришедший к середине сказки, - а у меня есть стихи про мотылька. Только они грустные... кажется...
- Давай-давай, рассказывай, - подбодрила его Рааданн.
Ольх помолчал еще немного и, наконец, прочел:
- Ты мотылек ты знаешь путь,
Один из всех путей.
Спеши, спеши, себя забудь,
Мир добрых ждет вестей,
О том, что есть огонь в окне,
И есть, кому лететь
На свет, что и тебе и мне
То жизнь несет, то смерть.
Но я не верю, ты же – верь:
Бессмертен только тот,
Кто свой огонь во тьме потерь
Когда-нибудь найдет.
Огнь не страшен; тьма – страшней,
И ты летишь, шепча:
«Я верю...» - и в руке моей
Горит твоя свеча.
- Замечательно, - без тени притворства сказала Рааданн. - Знаешь что? Что бы ты там не считал, ты настоящий поэт!
Ольх покраснел от удовольствия.
Хотя матушка Тинни все еще не могла работать рукой, она то и дело пыталась заняться то приготовлением завтрака, то починкой старой одежды.
- Родная, отдохни хоть немного, ведь всю жизнь ты только и делаешь, что работаешь! – ласково уговаривал супругу дядюшка Дару.
Матушка ворчала, но ничего поделать не могла. А Рааданн, помогая хозяйке дома, неожиданно для себя полюбила готовить. Конечно, все это было чуточку не всерьез - как ни уговаривал супругу господин Дару, она не желала бездельничать, так что Рааданн чаще всего просто что-то взбивала, солила или помешивала. Но иногда хозяйка все-таки отдыхала - тут же, на кухне, и тогда под ее руководством девочка готовила какое-нибудь блюдо самостоятельно.
Ей нравилось по взрослому, всерьез, играть в хозяйку, покрикивая на помогавших ей мальчишек, шлепать ложкой по пальцам дядюшку Дару, пытавшегося угоститься сладким тестом для печенья и придумывать названия для салатиков, сделанных из всего, что попалось под руку. Такая жизнь оказалась сродни настоящему приключению…
О Битве, которой они были свидетелями, никто их детей больше не заговаривал, а Лив и в самом деле справился, исцелился от нанесенных ему Светом и Тьмой ран.
Рааданн прочла, наконец, сказку об Упрямом Поэте, и она ей не понравилась: «Жил-был Поэт, он был не очень талантлив, но зато страшно упрям… да-да, именно так и никак иначе! Стать поэтом он решил потому, что услышал красивое стихотворение и подумал – неужели я не смогу написать еще красивее? Конечно, одного желания переплюнуть неизвестного автора было мало, и потому он поступил в Школу Поэтов, которую и закончил – не блестяще, но очень даже неплохо.
Но что такое «неплохой поэт»? Где лежат в этом мире пути, по которым он должен идти, чтобы не быть одним из многих, а только единственным и никак иначе? Он перепробовал все, о которых знал: писал стихи, посвящая их тому, кого уважали и почитали, выдумал свою собственную манеру стихоплетства, сочетал стихосложение с рисованием и танцем, превращая свои поэмы в феерии красок и телодвижений… Он был упрям, этот Поэт, и именно упрямство было в нем сильнее всего. Оно-то и заставило его обратиться за помощью к чародею.
- Что-что? – засмеялся Чародей, услышав его просьбу, – ты просишь научить тебя магии, чтобы ты смог вплетать ее в свои стихи, создавая то, что другим не под силу? Послушай, стоит ли подмешивать магию туда, где нет таланта? Ведь магия не сможет заметить его.
Поэт обиделся. И хотя в словах Чародея была правда, он решил попробовать еще раз и отправился на поиски Дракона – именно Дракона, и никого иного. Конечно, он нашел его, упрямый Поэт, думавший дни и ночи лишь об одном.
- Возьми меня к звездам! – попросил он Дракона, - я хочу почувствовать ветер пространства на своем лице и услышать песню светил там, где сияет лунная радуга. Это вдохновит меня и я смогу, наконец, создать что-то уникальное…
- Извини, я бы и рад помочь тебе, но это невозможно, - ответил Дракон, - во-первых, потому, что все, о чем ты говорил, не существует. Драконы не летают к звездам, а там где мы летаем, не звучат песни звезд и нет лунной радуги. А во-вторых – ты же не хочешь пожертвовать жизнью за одно единственное стихотворение? Моя шкура ядовита и сколько бы мехов и кож ты не стелил мне на спину, сев на нее, ты будешь отравлен и умрешь.
Поэт огорчился, но не растерялся - он был очень упрямый и знал, что у него есть еще один путь. Он ушел подальше от людей и мира, забравшись в самую глухую глухомань, и остался там совершенствовать свое искусство стихосложения, хотя и считал, что и так уже достиг многого.
Десять лет прошло – именно так, не больше и не меньше – когда в одну ночь к нему пришла мысль написать поэму, которая будет бесконечной. Как такое возможно? А вот как: он хотел сомкнуть начало поэмы с ее концом, так, чтобы читающий поэму, незаметно переходил от конца к началу. Кроме того он решил, что поэма должна быть красива, ведь иначе никто не захочет читать ее снова и снова.
Сотни, тысячи сюжетов он изобретал и отбрасывал, подолгу не останавливаясь ни на одном. Он забывал о еде и сне, и годах, летящих над его головой, и даже о том, что на свете есть другие люди, кроме него. «Чем больше усилий я приложу, тем лучше будут мои стихи», – твердил он, и раз за разом соскребал с пергамента написанные слова…
Однажды осенью он бросил у реки косточку вишни, а весной увидел росток – то проросла брошенная им косточка. Через год деревце было ему по пояс, через три – зацвело… «Вот она, моя Поэма, - сказал он, - косточка превращается в сливу, слива снова обращается косточкой!» И Поэт бросился писать, торопясь, как всякий, кто набрел случайно на великую ценность, и спешит завладеть ею.
О, упрямый Поэт! Седина посеребрила его виски, а он и думать забыл о том, что природа пишет свою поэму сотни и тысячи лет – и стоит ли тягаться с нею?
Наконец была поставлена точка, и Поэт-отшельник покинул свою глухомань, чтобы прочесть написанное людям и заслужить уважение и почет. Но первый же слушатель – мальчик лет двенадцати не выслушав и десяти строк, убежал играть с друзьями в салки. Женщина, мать мальчика, и вовсе не стала слушать – у нее хватало других дел.
Словно рок преследовал его – все, кому он начинал читать свою Поэму, быстро прощались с ним. Совсем отчаявшись, Поэт пришел в старую Школу Поэтов и, разыскав своего учителя, превратившегося за это время в дряхлого старца, прочел Поэму ему. Учитель выслушал ее и улыбнулся в ответ на сомнения своего ученика.
- Ты хочешь знать, почему никто не желает слушать тебя? Да ведь ты говоришь всем, что твоя Поэма не имеет конца, а слова ее рассказывают о том, что каждый миг жизни бесценен. Кто же захочет тратить бесценные мгновения жизни на бесконечную Поэму? Не огорчайся, Поэма прекрасна именно тем, что поворачивает человека лицом к жизни и зажигает в его сердце нетерпеливую любовь к ней. Большего не смог бы сделать никто.
Поэт не знал, печалиться ему или радоваться. Ему удалось, наконец, создать нечто особенное, но что, если и правда никто не захочет читать его Поэму?
Оставив свиток у старого учителя, он вышел из школы и увидел, что в мире снова царит весна. «Всегда случается так, - думал он, - дети рождаются, взрослеют, превращаются в стариков и умирают, но родились уже другие дети, чтобы так же повзрослеть, состариться и умереть… В этом нет ничего удивительного, почему же так хочется удивляться и восхищаться жизнью, продолжающей мою Поэму так, как не смог бы продолжить ее я сам?»
Дети играли, взрослые трудились, старики вели свои неторопливые разговоры. Никто не обращал внимания на упрямого Поэта, да, наверное, он больше и не хотел этого. Ведь одно дело желать стать великим Поэтом и совсем другое – видеть, как велика и прекрасна жизнь. Именно так и никак иначе. И стоит ли пытаться увидеть что-то большее, даже если ты очень-очень упрям?»
Это была какая-то неправильная сказка...
Когда девочка и ее Рыцарь вернулись из Шерлассса, в доме царили уныние и печаль. Щенок, любимец Йарти, заболел странной болезнью – лапы отказались служить ему, он мог только лежать на боку и тихо поскуливать. Местный «собачий доктор» ничем не смог ему помочь.
- Щенок родился с этой болезнью, только она проявила себя не сразу, - сказал он, - лучшее, что можно сделать – дать ему вечный покой, чтобы малыш не мучился.
Но Йарти поднял такой крик, что никто не осмелился приблизиться к щенку, чтобы напоить его сонным зельем. Так, с упрямством ребенка, не желающего признавать, что иногда ничего нельзя сделать, мальчик продолжал отстаивать право щенка жить до тех пор, пока не вернулись Лив и Рааданн. Едва увидав Рыцаря, Йарти бросился к нему с питомцем на руках и попросил с тихой надеждой и отчаянием:
- Пожалуйста, вылечи его! Я знаю, ты можешь…
- Нет, Йарти, не могу, - ответил Лив, в глазах его была печаль.
- Но ведь ты помог тетушке Эмми!
- Она сама помогла себе… представь себе треснувшую чашку, куда нельзя налить воды, потому что она утечет через трещину – такой чашкой была душа госпожи Эмми, а я лишь научил ее, как залатать трещину.
- Но я думал… я думал, ты…
На большее Йарти не хватило. Он всхлипнул, прижав к себе щенка, и тут же разрыдался в голос, да так, что успокоить его не смогли всей семьей.
- Неужели совсем ничего нельзя сделать? – тихо спросила Рааданн.
- Не знаю, госпожа… - Лив на мгновение закрыл глаза, словно свет дня мешал ему думать, а потом кивнул, - я попробую.
Осторожно взяв из рук Йарти щенка, Рыцарь положил его на кушетку и начал гладить. Не так как гладят, желая приласкать, не так как играют, щекоча и теребя, и не так, как ощупывают больного, не зная, где у него болит. Все это было в поглаживаниях Лива – мягкость, игривость, осторожность и ласка, любовь и настойчивость и что-то еще. Что-то волшебное и обыкновенное, прекрасное и простое.
Рааданн присела рядом с ним на корточки и тоже стала гладить щенка – по голове, по спине и бессильным лапам. Она не могла так, как Лив, и понимала это, но ей очень-очень хотелось помочь ему. Йарти тоже сел и принялся гладить больного любимца. Щенок был маленьким, но руки троих, отдававших ему любовь и ласку не мешали друг другу...
В какой-то миг все трое остановились – разом, как по команде.
- Это должно помочь, - сказал Лив, и Рааданн поняла – обязательно поможет.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:09 | Сообщение # 8 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Болезнь Кайо прошла без следа, никак не отразившись на веселом нраве щенка и на капризном характере Йарти. Утром следующего дня щенок уже мог немного махать хвостом и шевелить лапами. Через день - день полный тревоги и надежды, он совсем поправился и был так же весел и игрив, как прежде.
В это день Ольх, придя в гости, рассказал Рааданн о готовящемся карнавале, и девочка обрадовалась грядущему празднику. Со времени последнего карнавала прошло четыре года, но она до сих пор помнила его. Решив порадовать известием Лива, Рааданн отправилась разыскивать его и нашла сидящим в глубоком кресле возле камина. Рыцарь смотрел в никуда пустым, прозрачным взглядом, а лицо его было темным, словно в самый яркий полдень на него легла густая тень.
Девочка испуганно застыла рядом, не зная, видит ли он ее, но Лив повернул к ней голову:
- Госпожа, что-то случилось?
- Мне кажется, случилось… Ты болен, Лив?
- Нет... о, пожалуйста, не нужно звать лекаря, ведь я говорю правду! Лекарь не поможет.
- Но почему, Лив? – девочка, в самом деле подумавшая о лекаре, испугалась еще больше, - кто же может помочь тебе?
- Ты, госпожа. Пожалуйста, побудь со мной немного…
Рааданн присела в соседнее кресло, потом, передумав, подвинула резную скамейку к креслу Лива и опустилась на нее. В ее присутствии он словно бы ожил, и тень, что лежала на его лице то рассеивалась, то вновь наползала, как туча на солнце.
- Лив... – начала Рааданн, но Рыцарь упредил ее вопрос.
- Я взял силу у Чудесной Страны, чтобы вылечить щенка, - сказал он, - но это запрещено делать, и твой мир сопротивляется чудесной силе и наказывает меня за нарушение его законов.
Тень, туманившая его лицо и взгляд, стала гуще; Рааданн вдруг очень захотелось взять Лива за руку – он подвинулась еще ближе и сделала то, чего ей так хотелось... Это был просто порыв, но, последовав ему, она почувствовала, что сделала все правильно. В посетившем ее чувстве смешивались облегчение и радость... радость потому что тень, скрывавшая лицо Рыцаря, вдруг ушла, рассеялась без следа. Рааданн с тревогой подождала ее возвращения и поняв, поверив, что тень, чем бы она не была, больше не вернется облегченно вздохнула.
- Теперь все хорошо, - словно услышав ее мысли, сказал Лив. – Благодарю тебя, госпожа.
Девочка кивнула. Слова Рыцаря успокоили ее, и она поверила словам, подтверждавшим то, что Рааданн видела своими собственными глазами. Но что-то говорило ей – это не может закончиться так просто.
Данна, занятая сначала выдумыванием, а потом и созданием карнавального костюма, и не заметила, как пролетела неделя до праздника. Время от времени она поглядывала на своего Рыцаря, страшась увидеть ту странную тень на его лице, но страхи ее ни разу не оправдались, и Рааданн совершенно успокоилась.
В волшебный день карнавала Рааданн не без труда надела поверх обшитого блестками платья жесткие крылья из разноцветных кусков материи, сшитых вместе и натянутых на проволочный каркас. Рукава и подол ее платья, украшали переливающиеся стеклянные шарики, которые девочка пришила своими собственными руками. Соорудив на голове совершенно невообразимую прическу, она воткнула в волосы с десяток шпилек с яркими камушками, и, посмотрев в зеркало, осталась довольна собой. Это был костюм Птицы-Бабочки, волшебного существа, оберегающего мечты и желания всех живущих, и дающего им душу. Для чего душа мечте? Для того, чтобы она могла исполниться.
Йарти хотел быть на карнавале чудовищем. Но когда Ольх принес ему свои старые жестяные доспехи Рыцаря, красивый плащ и деревянный меч, мальчик передумал. Доспехи оказались чуть великоваты, но дело было поправимо. Лива нарядили Веселым Королем, стариком в сдвинутой набекрень короне с длиной седой бородой, красным носом и веселым нравом. Он должен был вести с собой облаченного в смешную разноцветную попонку щенка Кайо с ожерельем из бубенчиков на шее. Дядя Рикку нарядился Детским Деревом; для этого ему пришлось пришить к пестро-зеленому костюму кусочки коры, веточки и цветные ленты. К веточкам и лентам он привязал на тонких ниточках конфеты, яркие бумажные шарики и ягодные бусы, которые он должен был дарить встреченным детям. Ольх оделся Пиратом-Поэтом – полосатая матросская рубашка, короткая безрукавка, алые штаны, пояс-платок и повязка на глазу, которая то и дело сползала. Вся его одежда – даже повязка, были исписаны строчками из разных стихотворений про пиратов и море. За пояс вместо сабли он заткнул свиток бумаги, за ухо сунул очиненное перо.
Мама Рааданн стала Госпожой Осень. Половину волос она посыпала серебряной пыльцой, вторую половину – золотой. Пыльца окрасила и руки мамы – правую в серебро, а левую - в золото. Солнечно-оранжевое платье с поясом под самой грудью и подолом, вырезанном в форме зубчатых листочков, с короткими, до локтя рукавами, удивительно шло ей. Колье из стеклянных цветов и такая же диадема хорошо дополняли костюм.
- Ой, мама, - не сдержалась Рааданн, - ты самая красивая мама на свете!
Мама засмеялась, и осторожно, чтобы не стереть с рук серебряную и золотую пыльцу, обняла свою дочь.
- Я надеюсь, что хоть раз в жизни каждое дитя говорит это своей матери… ну что, все готовы? Тогда идем.
И они отправились на праздник, который уже обозначил себя громкой музыкой и гомоном радостных голосов.
Солнце щедро дарило ласковое тепло и свет. Ярмарки, игры и танцы, шуточные и серьезные представления, в которых принимали участие все желающие, превратили город в Чудесную Страну, где нет места печали и скуке.
Где-то между двумя танцами, когда взрослые оказались в другой части площади, Йарти пристал к Рыцарю с просьбой одолжить ему кинжал, тот самый, к которому младшему брату Данны до сих пор не удалось прикоснуться и кончиком пальца.
- Лив, а Лив, ну зачем он тебе сейчас, а? Веселому Королю кинжал не нужен, а я с ним был бы как настоящий рыцарь…
- Твой деревянный меч ничуть не хуже, - заметил Лив, - прости, но это нельзя.
Все уговоры Йарти потерпели крах, он даже чуть-чуть всплакнул, но Лива разжалобить не смог. И тогда мальчик обиделся. Надувшись, он надменно отвернулся, и стал пробираться сквозь толпу на другой конец площади - к маме и дяде Рикку.
Рааданн попыталась последовать за ним, но ей приходилось беречь свои проволочно-тряпичные крылья, и потому никак было не поспеть за юрким мальчишкой. Заметив беспокойство госпожи, Лив скользнул в толпу за Йарти, и Данна облегченно вздохнула – теперь она была спокойна за младшего брата.
- О, вот там, кажется, играют сценку, - заметил Ольх, - Пойдем, посмотрим?
Девочка согласилась, уваренная, что ее Рыцарь скоро вернется, сопроводив Йарти ко взрослым.
Сценку на предназначенной для этого площадке играли знакомые Рааданн люди – госпожа Лиа, живущая в доме через дорогу, ее брат со своей женой и двумя детьми. То была короткая и немного грустная история о Пьянице и его детях.
…Пьяница вышел из трактира, очень недовольный собой и миром. Он потратил последнюю медную монетку, и теперь надо было идти домой, выпрашивать деньги у жены.
- Ах, горемыка я, горемыка! – стенал он, бредя по дороге. – Вот если бы у меня были деньги, хотя бы одна монетка, а лучше столько, сколько их у моего соседа, который живет в достатке...
С этими словами он споткнулся, упал в грязь и запричитал еще громче:
- Горе мне, горе! Даже земля не хочет держать меня… а вот мой сосед, я уверен, вообще никогда не падает. Ведь он человек с деньгами – зачем такому падать?
Пьяница поднялся и попытался отряхнуть грязь с одежды, но ничего не вышло.
- Бедный я, бедный! Вот если бы у меня была такая жена, как у моего соседа, разве она стала бы ругать меня за то, что я пришел домой без денег и одежда моя в грязи? Да ни за что! Я-то знаю, соседская жена добрая да ласковая, она не кричит на мужа «где ты шлялся, кровопийца?» и не забирает у него последнюю монетку, пока он спит!
Он снова споткнулся и оказался в грязи.
- Ах, я, несчастный! – закричал Пьяница, чувствуя уже не печаль, а злость, - вот если бы у меня был такой дом, как у моего соседа – разве нужно было бы мне что-нибудь еще? Такой дом, а в нем добрая жена и немного денег в копилке, чтобы я всегда мог пропустить стаканчик-другой винца…
Он так и сидел в грязи, пока к нему не подошли двое детей, которые взяли его под руки, заставляя подняться.
Пьяница, почти заснувший сидя, посмотрел на них с удивлением.
- Эй, вы кто такие?
- Мы твои дети, - сказал мальчик, - разве ты не узнал нас?
- Но у меня нет детей, и никогда не было!
- А вот и нет, - засмеялась девочка, - я – твоя жажда, та, что заставляет тебя идти в трактир и напиваться.
- А я – похмелье, что снова отправляет тебя в питейную уже после того, как ты получил нагоняй от жены, и поклялся ей, что ноги твоей больше не будет в трактире. Вставай, нам надо идти!
- Куда? – еще больше удивился Пьяница.
- Домой. Там тебя ждет жена, и она приготовила большую скалку, чтобы отдубасить тебя как следует.
Пьяница помотал головой.
- Ну уж нет, теперь я точно не пойду домой, - сказал он, - раз у меня нет такого дома, как у соседа и такой жены, как у него, я пойду к соседу. Там меня не станут бить скалкой, и может быть, поднесут вина.
Похмелье и Жажда рассмеялись и смеялись они до тех пор, пока Пьяница не рассердился.
- Что такое? Разве я сказал что-то смешное?
- Конечно, разве ты сам не понял? Ты желаешь, чтобы у тебя был дом как у соседа, и жена как у него – но разве когда-то у тебя не было всего этого? И дом твой был полон, и твоя жена никогда не кричала на тебя, но тебе захотелось чего-то еще и ты пошел в трактир… Там ты нашел себе друзей, таких же, как ты, и вместе с ними, не ценящими того, что имеют, обменял благополучие, мир и любовь на стаканчик с горьким вином, шатающуюся землю и больную голову. А потом появились мы – Жажда и Похмелье, и теперь будем с тобой до самой смерти.
- Так вот значит, как было дело, - сказал Пьяница, с трудом поднимаясь на ноги, - почему же до сего дня я никогда не видел вас?
- Потому что раньше ты еще хотел остановиться и мог сделать это, и мы не могли являться перед тобой. Но теперь-то тебе все равно. Поэтому все будет идти так, как шло, и ты должен отправиться домой, чтобы потом вновь пойти в трактир, и вновь домой, и снова в трактир, и так до конца твоих дней...
- Нет! – воскликнул Пьяница выскальзывая из цепких прохладных рук, тянущих идти, - не будет по-вашему!
Но девочка-Жажда и мальчик-Похмелье только громко смеялись над ним, и Пьяница слышал в их смехе приговор себе…
- Наконец-то я нашла тебя! – услышал он знакомый голос жены и встрепенулся, - так и знала, что ты торчишь у дверей кабака!
Она подошла к мужу, грозно хмурясь и потрясая скалкой. Пьяница увидел, как исказились лица Жажды и Похмелья, и почувствовал надежду.
- Ну что, так и будешь тут стоять, пока корни не вырастут?.. а это еще что такое? – казалось, женщина только сейчас заметила детей рядом со своим мужем.
- Мы его дети - Похмелье и Жажда, - гордо заявил мальчик, - а других у него никогда не будет.
Женщина на миг опустила скалку, но тотчас глаза ее сверкнули:
- Ах, вот как? Значит, его дети? Давненько я мечтала посмотреть вам в глаза да отвесить по паре оплеух – ну, теперь держитесь!
И она набросилась со скалкой на Похмелье и Жажду и принялась колотить их. Пьянице казалось, что каждый удар достается ему, но он подбадривал жену, восклицая:
- Так их! Не жалей, не щади, ведь и они меня не щадили! – и его детям доставалось снова и снова. В конце концов, изрядно побитые, они исчезли, а жена взяла своего мужа за загривок и поволокла домой, громко ругаясь и грозя поколотить его не меньше, если он снова вспомнит дорогу к трактиру. «Зачем мне дом соседа и жена соседа? – думал он по дороге, - разве мои чем-то плохи? Разве сумела бы соседская жена так отдубасить Похмелье с Жаждой? Нет, с этого дня ноги моей не будет в трактире, а если эти двое снова появятся, я попрошу жену взять скалку и тогда посмотрим, кто кого!»
…Выполнил ли Пьяница свое обещание? Может быть, ведь с тех пор, как Жажда и Похмелье покинули его, он почувствовал стыд и сожаление, а еще – желание все исправить. Да и в трактир его больше не тянуло… и стоило ему увидеть скалку в руках жены, как он вспоминал, сколь ловко она отдубасила его детей, и начинал смеяться и хвалить жену, оставшуюся верной ему даже тогда, когда он предпочитал благополучию и любви горькое вино…
- Замечательная история, - заметила Рааданн. - и веселая, и грустная, и поучительная. Ой, что это?
Яркое белое пламя вспыхнуло над сердцевиной площади, там, где помещалась большая сцена, помост для серьезных представлений, и чудесный аромат заполнил воздух. Запах, похожий на любимые мамины духи, которые очень нравились Рааданн, или на аромат волшебного цветка – такой, каким она представляла его себе.
- Ой, мама… - только и смогла прошептать Рааданн, голова ее кружилась от чудесного запаха.
Свет над помостом погас, и на возвышении остался стоять невысокий человек в длинном, темно-синем с серебром одеянии. Казалось, звезды на его хламиде - настоящие, они мерцали, испуская заметные даже в ярком солнечном свете лучи. Человек на сцене начал что-то говорить, и слова его не сразу пробились к разуму Рааданн сквозь волны чудесного аромата:
- …ведь это не просто костюмы, верно? Поэтому, пусть будет так. Пусть на час каждый станет настоящим Королем, Рыцарем, или Драконом, Менестрелем или Разбойником, Единорогом или Ткачом Судьбы… В этом не будет зла, как нет его в вас, носящих маски и карнавальные одежды, под которыми бьются живые горячие сердца. Пусть это будет мой подарок вам… я - Великий Волшебник Эрту.
В один миг восторг заполнил душу Рааданн - всепобеждающий, сносящий на своем пути все преграды, как сносит плотину бурная вода.
- Я Птица-Бабочка! – воскликнула она, взмахнув крыльями, готовая вот-вот взлететь над толпой, - я охраняю мечты и желания, их души и души тех, кто желает…
Лоскутные крылья затрепетали, легко поднимая ее в воздух, даря наслаждение полетом, не столь стремительным, сколь красивым… Руки Данны утончились и покрылись золотистой пыльцой, крылья засияли радугой и уж конечно не бисер и ни стеклянные камешки были тому причиной, а волшебство.
Беспечно порхая, она вдруг почувствовала тревогу и оглянулась: что случилось? Разве она поднялась слишком высоко или оставила мир, которому принадлежала и который принадлежал ей? Но нет, все было в порядке, только почему-то ее внимание привлек маленький старичок с длинной бородой и красными щеками, который поднимался на деревянный помост. Старичок смешно танцевал и хлопал в ладоши, за ним бежала собачка в цветной попонке.
Поднявшись на сцену, он перестал плясать, сбросил лоскутный плащ Веселого Короля и бумажную корону и оказался мальчиком.
- Пожалуйста, останови свое волшебство, – попросил он у Великого Волшебника, - ведь это неправильно!
- Дарить людям радость – неправильно? – изумился Волшебник, - я не понимаю тебя.
- Волшебство вовсе не делает людей счастливыми, как ты думаешь, а только создает хаос. Посмотри, - мальчик указал вниз, в толпу, - что ты видишь?
Волшебник глянул, прищурившись, точно зрение подводило его, и ответил:
- Я вижу королей и королев, чудовищ и героев – или людей, которые хотели стать ими и стали… но что они делают?
Удивление, непонимание и растерянность прозвучали в его голосе. Люди на площади, вместо того чтобы радоваться осуществившимся мечтам, кидались из стороны в сторону, натыкаясь друг на друга, точно слепые. И никто из них не казался счастливым.
- Ты дал каждому по собственному миру, - сказал мальчик, - многие и не мечтали о таком… но взамен ты отнял у них тот мир, который они знали, простой и надежный. Короли и герои, чудовища и волшебные существа – они сейчас не больше, чем дети, заблудившиеся в темноте.
Волшебник задумался, нахмурившись, но через миг лицо его просветлело.
- И верно, я дал им новый мир, новое существование, но не позаботился о том, чтобы дать цель. Но это легко исправить…
- Нет! – воскликнул мальчик, - я знаю, что ты хочешь сделать, но это еще более неправильно, чем все твое волшебство!
- Ступай, - властно махнув рукой, приказал Волшебник, и лоскутный плащ с бумажной короной снова оказались на мальчике, а взгляд его погас, - иди к остальным и веселись.
Медленно переставляя ноги, словно сопротивляясь, мальчик спустился по лестнице в беспорядочную толпу, ведя за собой щенка…
Птица-Бабочка потеряла его из виду и тотчас перестала думать о нем. Взгляд Волшебника коснулся ее и позвал. И когда она подлетела и опустилась у его ног, он спросил ее:
- Ты поможешь мне?
- Охотно, - ответила Птица-бабочка. - Что нужно сделать?
- О, всего лишь исполнить несколько желаний… - Волшебник снова улыбнулся, - я знаю, ты не привыкла делать это, но ведь ты знаешь, как это делается?
Она задумчиво свела и развела яркие крылышки.
- Мне кажется, знаю… Только представь себе…
- Правильно. Ну что же, лети!
И она полетела. Полетела к людям, королям и королевам, героям и нищим, чудовищам и волшебным существам, которые тянули к ней руки и взгляды и произносили свои желания, странные и противоречивые, но всегда – искренние… И желания эти были желаниями простых людей, а не героев и чудовищ, королей и королев.
…Не все исполнялись, конечно. Для некоторых еще не пришло время, другие были несерьезными или слишком странными, исполнение третьих принесло бы гибель миру… Стройная женщина в платье Луны пожелала, чтобы тот, кого она любит, больше не покидал ее, и хотя Птица-бабочка знала, что женщина сама может исполнить это, она взмахнула крыльями, осуществляя ее мечту. Старик захотел вернуть молодость – на день и еще на час, и это было исполнено тоже. Маленькая девочка захотела, чтобы старший брат перестал обижать ее, а брат девочки – чтобы она перестала изводить их маму бесконечными капризами и придирками… Могла ли она отказать им обоим?
Не раз и не два заводилась речь о богатстве, о вечной жизни, о силе и славе… Руки и взгляды все тянулись и тянулись к ней, и каждому она должна была ответить. Маленький мальчик в серебристых доспехах Рыцаря попросил:
- Я хочу кинжал Лива!
Птица-Бабочка взмахнула крыльями, разрешая исполниться этому простому желанию; в руках серебристого Рыцаря появились ножны с богато украшенным камнями кинжалом. Рыцарь-мальчик восхищенно воздохнул и взялся за рукоять...
Беззвучный гром потряс воздух и души людей и вещей. Гневная алая вспышка ударила по глазам Рааданн; беспомощно хлопая крыльями, (какими крыльями?!) она рухнула вниз, и больно ударившись локтями и коленями, приземлилась на четвереньки.
- О, ужас, - простонала девочка, потирая ушибленные места, - что со мной случилось?
Люди вокруг беспомощно оглядывались и выглядели растерянными и обманутыми, а Великий Волшебник исчез. Девочка поднялась на ноги, взглядом отыскала в толпе Рыцаря Лива, Йарти и Ольха, стоявших рядом, и подошла к ним.
Рыцарь показался Рааданн очень-очень печальным, он крепко стискивал в руках свой кинжал в ножнах и не пытался утешить тихо, жалко всхлипывавшего Йарти.
- Что случилось, Лив? – тревожно спросила Рааданн, - почему ты такай грустный... И почему Йарти плачет?
- Все хорошо, госпожа, - негромко ответил Рыцарь, - ничего не случилось, просто… могло случиться…
- Но ведь я же не знал! – воскликнул Йарти и заплакал еще сильнее, - я не хотел, я…
- Я много раз говорил тебе, что никто не должен прикасаться к этом кинжалу, - строго заметил Лив, не обращая внимания на его слезы, - теперь ты знаешь, что это серьезно. Пообещай мне, что больше не станешь пытаться.
- Обещаю! – воскликнул несчастный Йарти, - и ты прости меня, пожалуйста!
- Я прощаю, - Лив, прицепив, наконец, ножны на пояс, тронул мальчика за плечо - все хорошо. Пожалуйста, не плачь.
Он обернулся к Рааданн.
- Тебе понравилось быть Птицей-Бабочкой, моя госпожа?
Рааданн почему-то смутилась:
- Очень, - призналась она себе и Рыцарю. - Только… что теперь станет со всеми этими желаниями?
- Некоторые останутся в силе, а время других еще не пришло. Волшебник ушел, и мне так и не удалось убедить его… Он хотел сделать счастливыми всех и сразу – но разве это под силу хоть кому-нибудь?..
- А, вот вы где - пробившись, наконец, сквозь толпу, к ним вышла мама, она, как многие люди на площади, выглядела немного растерянной, но уже справилась с этим. - А я-то решила, что вы устали и ушли домой. Здесь неподалеку стоит мороженщик, так что если кто-то хочет сладкого, придется немного пройтись!
Ни от «пройтись», ни от мороженого никто не отказался. О, это мороженое! Один вид голубой тачки мороженщика, разрисованной сверкающими сосульками и снежинками, вызывал неутолимую жажду. Правда, желающих отведать мороженого, шоколадного и ванильного, с орехом и изюмом, яблочного, апельсинового, ягодного всех цветов радуги и на любой вкус, оказалось нимало и Рааданн пришлось стать в конец длинной, как занудный рассказ, очереди. Мама с дядюшкой и Йарти отправились к другому мороженщику, надеясь, что там очередь поменьше.
Солнце, словно за что-то рассердившись на людей, зашло за тучи, но толпа любителей мороженого ничуть не уменьшилась. Особенно удручало Рааданн столпотворение у самой тачки мороженщика – нельзя было понять, кто действительно стоял в очереди, а кто пролез нахрапом…
Откуда-то слышалась приятная негромкая музыка, и девочка огляделась, ища ее источник. Сидящий прямо на траве газона юноша задумчиво трогал струны старенькой арфы. Костюм его был изрядно запыленным, башмаки – истоптанными, а сума на плече подтверждала, что он пришел издалека. На голове юнца красовалась чудная шапочка с яркой перламутровой пряжкой.
- Ух, ты! – Ольх перехватил взгляд Рааданн и тоже увидел бродягу, - настоящий бард!
- Откуда ты знаешь? – спросила девочка, никогда раньше не видевшая ни одного барда.
- А разве не видно? Инструмент у него в руках – дорожная арфа, он весь в пыли, а посмотри на его обувь!..
- По-моему он слишком юн для барда! – перебила Рааданн
- Ничего подобного, - вступился за незнакомого песнотворца Лив, - тогда бы он ходил в учениках со старшим. Но такие вот чудные шапочки носят только барды.
Рааданн с новым интересом пригляделась к странному колпаку на макушке юноши.
- Ну ладно… вот бы послушать, как он поет!
Между тем юный бард, кажется, и собирался петь. Губы юноши шевелились, но троим, торчавшим в бесконечной очереди, не было слышно ни слова.
Рааданн огорчилась.
- Может, подойдем поближе? – спросила она Ольха.
- Это будет невежливо… что, если он сочиняет песню, а мы помешаем ему?
- А если поможем? – возразила Данна.
Мальчик задумался. В самом деле, кто их знает, этих бардов?..
Попросив Лива постоять в очереди за них, они стали осторожно, почти крадучись, приближаться к юноше на траве. Ольх очень волновался и все время тянул Рааданн куда-то в сторону, так что в итоге оба оказались не перед лицом барда, а за его спиной. Рассердившись, девочка присела на обвитую плющом каменную тумбу, всем своим видом показывая, что предоставляет Ольху самому выкручиваться из неудобного положения. Мальчик вздохнул и крохотными шажками подошел к барду.
Бард и в самом деле был занят; он не замечал Ольха, который, потоптавшись рядом, сел на траву, обняв колени руками. Юноша в смешной шапочке тихонько напевал что-то веселое, но почему-то то и дело хмурился. Прислушавшись, Рааданн поняла, что он без конца повторяет один и тот же куплет какой-то песенки:
- В таверне маленькой одной,
Где желтый огонек
Сошлись охотники к столу
В прохладный вечерок.
За кружкой доброго вина
Решали, кто из них
В охоте и в иных делах
Смекалистей других.
Бард нахмурился еще больше, и спросил сам себя:
- Хм, а дальше-то что?
Видно, что-то не получалось… Тонкими пальцами песнотворец отстучал неровный ритм по корпусу арфы и вздохнул:
- Придется повозиться… - тут он, наконец, заметил сидящего в трех шагах от него мальчика, - хочешь помочь?
Ольх, совсем было решивший, что сейчас его прогонят, очень удивился и не сразу нашелся с ответом.
- Попробовать можно. Сидят, значит, охотники в таверне, и похваляются друг перед другом?
- Точно. Обычные их небылицы об огромных и хитрых зверях и необычайной смекалке ловцов.
- Но у песенки очень веселая мелодия… ты хочешь, чтобы было смешно? Тогда пусть будут совсем уж небылицы. М-м... Один сказал... Я нору лис нашел, чтоб их поймать... ловушку изобрел. Им проперченный мяса кус...
- Постой, постой! - воскликнул бард, блестя глазами - а если так?
Один сказал: «В глуши лесной
Я нору лис нашел
И чтоб поймать всех до одной
Ловушку изобрел:
Им сунул, крепок поперчив,
Баранины кусок.
Поев ее, никто из лис
Сбежать уже не смог».
- Ага, - очень довольный кивнул Ольх. - Еще про волка или медведя... Другой похвастал: «Как-то раз медведя я поймал, Когда... охотясь битый час...
- Все стрелы расстрелял, - подхватил бард, -
Искал он воду в жаркий зной.
Я так его словил:
Налив вина в родник лесной...
– песнотворец смолк и глянул на Ольха.
- Допьяна напоил, - продолжил мальчик, приняв игру, - но ты знаешь, что было дальше?
- Примерно знаю. Тут приходит охотник по прозвищу Старый Мик и пеняет им на пустую похвальбу... И предлагает... Что?
- Известно что - словить небывалого, волшебного оленя!
Его хитрее зверя нет
И за Седым холмом.
Оленья шкура - лунный свет
С волшебным серебром.
И тот, кто шкурой завладев,
Кафтан с нее сошьет,
Разбогатеет в тот же миг
И долго проживет!
- Ух, ты! - не без зависти выдохнул бард, - но я тебе не уступлю так и знай! Значит, так…
Услышав вызова слова,
Тотчас сорвались с мест
Охотники, решив сперва
Пойти в ближайший лес.
Ну а Старый Мик… им вслед с усмешкою глядел. За ними не пошел он, нет, остался не у дел. Подхватишь?
- Охотно, - согласился разошедшийся Ольх, он тоже не собирался уступать. -
Пришлось до утренней зари
Охотникам искать
Оленя дивного нашли,
Но не смогли поймать
Он обходил ловушки их
Игриво и шутя,
И в чаще недотеп двоих
Запутал в свете дня.
- О, да... И потом они вернулись в таверну, и Старый Мик сказал, что он легко поймает оленя. И...
Ему не веря, заключить
Решили спор-пари,
Что он не сможет изловить
Оленя до зари.
Лишь час прошел, как лег закат,
Чертой отметив день,
Вернулся Старый Мик назад
А рядом шел олень.
- «Чем ты его околдовал?» - спросили старика, - пропел Ольх, подхватив мелодию в свой черед, -
«Ничем, по имени позвал
И угостил слегка.
Гуляет вольно по лесам
Серебряный олень
С добром придешь – к тебе он сам
Придет сквозь ночь и день.
- Ага а теперь конец...
С тех пор гуляют по лесам
Тенями прошлых лет
Охотники тот тут тот там
Ища оленя след,
Отдав все прошлое векам,
О многом позабыв…
Урок хороший хвастунам
И тем, кто слушал их!
- Бард опустил инструмент и весело поклонился. - Благодарю тебя.
- Да не за что. - Ольх покраснел от удовольствия.
Рааданн увидела, что Лив пододвинулся к самому лотку мороженщика и отправилась к нему, оставив Ольха разговаривать с бардом. Через пять минут она вернулась, неся три порции ванильного мороженого, одну из которых она вручила Ольху, а другую молодому барду.
- Угощайся, пожалуйста, - сказала она, - правда, не знаю, какое ты любишь, но это очень вкусное.
- Ум-м-м, прелесть… спасибо тебе! В жизни не ел мороженого вкуснее!
- Теперь ты должен спеть для меня хорошую песню, - засмеялась девочка.
- А какие песни госпожа считает хорошими?
Данна беспечно пожала плечами.
- Ты должен знать об этом больше, ведь это ты бард, а не я.
Странствующий певец очень быстро расправился с мороженым, сполоснул руки водой из фляги и, тщательно вытерев их, взялся за арфу.
- Тогда послушай эту! – сказал он и запел:
- Солнце яркое над холмами,
Как душа чисты небеса.
Человек зажигает пламя,
Точно слепы его глаза.
Что же, солнца тебе уж мало?
Это пламя – зачем, к чему?
Всем, кто спрашивал, отвечал он,
Что огонь разгоняет тьму.
«Тьму? – спросили, - но солнце светит,
Разве мало его огня?»
«Если кто-то один на свете, -
Он сказал, – пусть найдет меня.
Это пламя – не ради славы,
Это свет его маяка.
Через горы все, сквозь дубравы,
Знаю, он придет, а пока
Подожду, не печаля сердце,
Заварю чаек травяной…»
Так легко иногда согреться,
Стужу зим заменить весной.
И улыбку поднять, как знамя,
Как надежный и добрый знак.
Человек зажигает пламя –
Может это и твой маяк?..
- Красиво, - похвалила Рааданн, - за такое мало одного мороженого.
- О нет, - не согласился бард, зачехляя арфу. – Она легко далась мне, эта песня, просто пришла и осталась… так, но где же это?
Он запустил руку в карман и, порывшись, извлек на свет тонкую цепочку с овальным медальоном из стекла, а может из горного хрусталя.
- Это тебе, мой друг, - бард протянул медальон Ольху, - пожалуйста, не отказывайся, я должен как-то отблагодарить тебя, а кроме этого да моих песен у меня ничего и нет. Можешь подарить его своей подруге.
- Ой, нет, - поспешила отказаться Данна, боясь, что тогда Ольх и в самом деле останется без подарка, - у меня уже есть!
Она извлекла из-под одежды шнурок со «счастливым камнем» и показала его барду. Тот кивнул с улыбкой и, вложив стеклянный медальон в ладони Ольха, вскинул на плечо суму и зашагал прочь.
- Вот непоседа! – заметила Рааданн, - наверное, и дня не провел на одном месте!
- Дорога – холодная вода в летний зной, - сказал подошедший с новыми порциями мороженого Лив, - утолив свою жажду один раз, ты знаешь, что новая придет скоро и будет такой же жгучей…
Праздник продолжался и никто, казалось, больше не вспоминал о Великом Волшебнике и его дарах.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:10 | Сообщение # 9 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| …Играли в прятки на Дедовой поляне. Младший брат Данны, выгуливавший Кайо, водил, а Лив, Рааданн и Ольх, прятались. Иногда щенок помогал водившему находить спрятавшихся, а иногда просто носился по поляне или лежал, грызя сухую ветку. На «помощь» Кайо никто не обижался, хотя это и было не совсем честно.
Поляна оказалась слишком маленькой для таких игр. Через час Рааданн поняла, что спрятаться ей больше некуда. Йарти громко произносил считалку, а она пыталась отыскать хоть одно укромное местечко, куда еще не заглядывала. Тщетно! Лив, помогавший Ольху забраться на дерево, заметив ее растерянность, подмигнул, и девочка вспомнила: только представь себе - и случится любое чудо. Ничего иного ей не оставалось, ведь она промешкала притаиться в одном из тех мест, которые уже использовала, и Йарти как раз выкрикивал завершавшее считалку «кто не спрятался – я не виноват!». Отчаянно зажмурившись, она так и застыла посреди поляны, на самом видном месте. «Меня здесь нет! – убеждала она себя и своего младшего брата, который сейчас наверняка таращится на нее во все глаза, - ты не видишь меня, потому что меня здесь нет!» И шепча это, она представила - и в самом деле нет. Поляна пуста. И Йарти со щенком бродят по ней, не видя и не чуя ее, Данну.
Минуту-другую подождав, и не услышав крика «нашел!», она открыла глаза. Йарти со щенком обыскивал все известные ему укромные уголки, старательно обходя место, на котором стояла Рааданн. Раз или два его взгляд проходил сквозь нее, точно она была пустым местом. Ликуя про себя, девочка наблюдала, как Йарти безо всякого труда отыскал оседлавшего дерево Ольха, притаившегося за другим деревом Лива, но сама оставалась невидимой. Мальчишка, побродив по поляне, но так и найдя сестру, наконец-то сдался.
- Ты здорово спряталась, Даннька, - признал он, - я проиграл. Ну-ка выходи!
Девочка не знала, как ей появится, она просто шагнула вперед, и Йарти немедленно увидел ее.
- Ой, ты где была? – спросил он подозрительно.
- Здесь! – довольно засмеялась она, - ты пять раз мимо проходил!
Мальчишка надулся.
- Это нечестно! Я всегда говорил тебе, где прятался, если ты меня не находила, а ты…
Он обиженно отвернулся и, воспользовавшись этим, Рааданн опять «исчезла». Обернувшийся через мгновение Йарти хлопал глазами и вертел головой во все стороны, не видя ее. Убедившись, что все получилось, как она хотела, девочка снова появилась из ничего, и мальчик испуганно потер глаза. На лице его застыло вовсе не восхищение, как того ожидала Рааданн, а удивление и обида.
- Если это волшебство, то я так не играю! – он поймал за ошейник набегавшегося за день Кайо, - я иду домой!
…Рааданн хотела остановить его, объяснить…
- Ты не права, моя госпожа, - сказал Лив.
- Подумаешь… это всего лишь игра!
- Это не имеет значения. Честность так же важна, как доброта и милосердие.
- Но я не хотела обманывать его, я же только пошутила… Но ты-то видел меня?
- Конечно, - ответил Лив без улыбки.
- А я нет, - признался Ольх, - как ты это сделала?
- Разве ты не помнишь – только представь себе.
- Как - здесь, сейчас? – удивился мальчик, - я думал, это действует только в Чудесной Стране. Ведь это настоящее волшебство!
- Ты когда-нибудь видел волшебство ненастоящее? А, ну конечно, всякие там фокусы…
- Фокусы заставляют людей улыбаться, - заметил Лив, - а волшебство иногда вызывает слезы, моя госпожа…
Он вдруг замолчал, глядя в никуда - почти как тогда, в кресле, после того взял силу у Чудесной страны, чтобы вылечить щенка, и девочка ощутила тревогу за своего Рыцаря. Но тревожиться нужно было не о Ливе.
- Твой брат попал в беду, - сказал Рыцарь, - я послал с ним свою тень, но этого оказалось недостаточно.
Рааданн, запоздало вспомнившая о том, что собиралась догнать Йарти, но так и не сделала этого, мысленно отвесила себе хорошую оплеуху.
- Где он?
- В странном месте… Там стоит изваяние в виде колеса и человека, положившего руку на его обод… Я уже иду туда, госпожа.
Никто не успел и вздохнуть, как Рыцарь исчез – наверное, для того, чтобы сразу оказаться там, где больше всего нужен.
…Есть места, словно созданные для того, чтобы внушать людям сомнение и страх. Таким местом был расположенный чуть ли не в центре города пустырь, который все звали Пустошью, и который много раз пытались застроить или использовать. Только на Пустоши невозможно было сколько-нибудь долго заниматься каким-нибудь одним делом; люди становились рассеянными, рабочие то и дело роняли инструменты и застывали в неподвижности, а градоправитель, затеявший стройку в последний раз, вдруг передал должность своему помощнику и уехал из города. Все, что удалось поставить на Пустоши - это скульптуру человека с колесом, олицетворяющую вечное, безнадежное скольжение по накатанной колее, да несколько скамеек.
Люди обходили Пустошь стороной, зато она стала любимым местом городского дурачка Филле; он жил в одном из недостроенных домов, а летом ночевал прямо на траве под открытым небом. Никто иной, как Филле, прочел надпись, выбитую на каменной плите, вмурованной в мостовую в центре Главной площади. Таинственная плита по легенде была найдена глубоко в земле при постройке города, а надпись на некому не известном языке считали чуть ли не заклинанием. И вот во время прошлой ярмарки Филле подошел к камню, постоял возле него и вдруг засмеялся. Когда его спросили, почему он смеется, он сказал «Здесь написано: занимайся только своим делом. Разве это не смешно?» Как-то так вышло, что все ему сразу поверили, хотя счастливым это никого не делало. В городе была своя собственная тайна, и вот ее не стало... Город без тайны - всего лишь город, каких много на земле. Когда к Филле пристали с требованием рассказать, где он научился никому не известному языку, он сказал «там» и отвел вопрошавших к Пустоши... Несмотря на это явное чудо, Пустошь не стала более популярной.
…Цель была известна и Рааданн летела, не чуя под собой ног, а Ольх бежал вместе с ней. Остановились они, только достигнув цели.
Пустошь ничем не отличалась от тех мест, в которых начали что-то строить, но почему-то вдруг передумали. Ее окружали недостроенные дома, пересекали недовыложеные квадратными каменными плитками тропинки, и только скамейки с резными деревянными спинками да статуя человека с колесом стояли на своих местах.
Йарти сидел на одной такой скамейке, безжизненно свесив руки, щенок прижимался к его ногам, тихонько поскуливая. Лив стоял рядом, но не делал ничего.
- Что с ним? – тихо спросила девочка.
Йарти поднял голову и как-то странно, словно издалека посмотрел на сестру.
- Какой же я был глупый, - сказал он, - какие мы все глупые.
- Ты о чем? – удивилась Данна.
- О том, что мы тратим все свое время на ерунду, не думая о том, что когда-нибудь оно закончится. И ты, и я, и все остальные, мы только и делаем, что убиваем время.
- Не только, - сказал Лив, - мы живем. Мы все разные и очень разные вещи считаем важными. На них мы и тратим свое время...
- А что по-настоящему важно? – перебил Йарти. – То, во что мы играем? То, что мы говорим или делаем, или то, чего не делаем и не говорим? От нас ничего не останется, потому что все мы – пустые изнутри.
Лив нахмурился.
- Скажи мне, ты понял только это?
- А что еще я должен был понять?
- Что одного понимания – мало, – ответил Лив. - Что оно не подскажет, что тебе делать с собственной жизнью. Даже здесь... Особенно здесь, где понимание железной ладонью ложится человеку на плечи и прижимает его к земле... Но ведь на самом деле оно должно поднимать человека над землей, давать ему крылья...
- Крылья? – с недоверием и с усталостью повторил Йарти. – Я не умею летать. И ты тоже.
- Но мы можем научиться. Ты хочешь? – глаза Рыцаря вдруг улыбнулись, - я – хочу.
- Ты предлагаешь мне заменить одну игрушку на другую, - сказал Йарти. Рааданн тихо и немо стоявшая рядом подумала вдруг, что его голосом сейчас говорит кто-то другой. И в то же время она не могла не признать – именно сейчас в нем было много от прежнего капризного ребенка. – Предлагаешь потратить часть себя на то, чтобы поверить. Но вера – это всего лишь вера.
- Как понимание – только понимание, пока ты не знаешь, что с ним делать.
- С ним ничего нельзя поделать. Но оно многое может сделать с тобой...
- Нет, - Лив взял Йарти за руку, - понимание – золотая монетка, которую ты можешь хранить в своем кошеле и тогда от нее тебе не будет никакой пользы. Можешь потратить ее или разменять на медь и серебро.
Рыцарь развел в стороны руки, словно собираясь обнять весь мир и опустил их. Рааданн не знала что он хочет сделать, но почему-то вдруг почувствовала – ему трудно, очень трудно. Может быть, потому что он собирался снова совершить чудо в месте, которое сопротивлялось всему новому.
Лив обернулся к Ольху.
- Помоги мне, - попросил он.
Ольх не удивился.
- Чем я могу помочь?
- Дай мне несколько строк… строк о том, что ты считаешь важным. Пусть в них будет надежда или мечта.
Мальчик задумался, а потом кивнул.
- Я знаю такие слова. Только... я так и не закончил то стихотворение, которое могло бы подойти.
- Все равно. Прочти!
Вот именно тут Ольх почему-то заколебался. Он огляделся вокруг, словно тоже почувствовал сопротивление со стороны, беспомощно взглянул на Рааданн, точно прося у нее помощи - и знай она, как, то непременно помогла бы ему! - и только потом начал читать:
- Я видел его во сне – цветок золотой, как правда,
Он мне не давался в руки, но сердце тревожно жег.
Я шел за ним через ночь и знал – что вот так и надо,
Что даром не достается волшебный этот цветок.
Был долгим странный тот путь... Но вот я уже и рядом -
Вдохнуть аромат чудесный, росу отряхнуть с листа...
Но я спросил у него, коснуться смея лишь взглядом:
«Как тебя называют?» И он мне сказал: «Мечта».
Йарти поднял голову.
- Ты в самом деле видел этот цветок? – спросил он.
Ольх кивнул и улыбнулся. Казалось, он сейчас вспомнил, как это было и воспоминание словно осветило его лицо. Младший брат Данны словно прислушался к чему-то, что мог слышать только он. А потом он заговорил, продолжая не законченное Ольхом стихотворение:
- Я видел его в бреду – в отчаянье и бессилье
Синий цветок, как небо, и рядом с ним иногда
Алый - как пламя жизни или заката крылья,
Что тихо обнимут небо, позвав из «сейчас» - «всегда».
Алый зову любовью, синий – он верой звался –
Так я давал им имя, в цвет небес и огня.
Идя по пути простому, нередко я возвращался,
Но все-таки я был счастлив, ведь кто-то любил меня.
Может быть, голосом мальчика и вправду говорил сейчас кто-то другой... Может быть, это был сам Йарти – тот, каким он станет когда вырастет. Но по-настоящему это было не важно, ведь слова которые он произносил, были для всех и всего, кто их слышит.
- Я знал, что он где-то есть, белый цветок, бесценней
Чем целый корабль сокровищ, чем истина или свет.
К нему пробирался я сквозь злую чащу сомнений,
Что тернием прорастают сквозь все наши «да» и «нет».
И если я не дойду, и если в пути отстану,
Душу убьет усталость, глаза ослепнут от слез,
Надежда моя прорастет сквозь пальцы, сжавшие рану,
И белым цветком склонится над всем, что я ей принес.
- Я понял, - сказал Йарти, - Нет ничего напрасного. А время, которое мы тратим... оно никогда не принадлежит только нам. Мы делим его со всем, что нас окружает. Мы не отдельные части, каждая из которых сама по себе, но целое из частей...
Точно проснувшийся вот только сейчас, мальчик огляделся без тени печали и тревоги, и взял сестру за руку.
- Я устал, Даннька, - сказал он, - пойдем домой.
- Да, пойдем, - согласилась Рааданн, удивленная, растроганная и немножко встревоженная. Но тревога быстро улеглась, стоило им покинуть пределы пустоши. А Пустошь легко отпустила их.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:11 | Сообщение # 10 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Данне приснился кошмар – впервые в жизни и может быть, поэтому она напугалась по-настоящему. В этом сне жуткое чудовище напало на Мильзу и выходило так, что это она, Рааданн, напустила на подругу эту клыкасто-когтистую жуть…
Рааданн проснулась в ужасе от видения бьющейся в черных когтях Мильзы, которая, чтобы освободиться, сбросила кожу, как змея, и оказалась дряхлой старухой. И конечно проснувшись, девочка почувствовала себя ужасно оттого, что совсем забыла о Мильзе. Болеет ли она еще, или, может, уже поправилась? В тот же день она отправилась навестить Мильзу - одна, потому что Лив отказался пойти с ней, а Ольх был занят. Удивленная отказом своего Рыцаря, она думала об это всю дорогу до самого дома Мильзы.
Мама Мильзы сказала ей, что девочка все еще больна и проводила ее в комнату дочери, где за это время поубавилось беспорядка.
Мильза сидела в кресле у окна; высокая спинка кресла полностью скрывала ее присутствие. Рааданн приблизилась, обойдя столик с розой и кресло, и застыла в немом удивлении и ужасе. То, что прежде казалось неясным намеком, сейчас проступало с неумолимой отчетливостью: глубокие морщины на лице четырнадцатилетней девочки, старчески пожелтевшие руки с выступающим сизыми венами… И седина в волосах.
- Не спрашивай меня, что со мной происходит, - так и не дождавшись ответа на свой вопрос, сказала Мильза, - я не знаю. Может быть, твой друг из Чудесной Страны знает.
Рааданн удивилась еще больше. О том, кто таков Лив и откуда он пришел, она говорила лишь одному человеку – Ольху… Тут же ее внимание привлекла тетрадь на коленях Мильзы, коричневая тетрадь Ольха.
- Твой приятель заходил ко мне и принес почитать свои стихи, - заметив ее взгляд, сказала Мильза, - после того, как я читала ему свои.
- Ты пишешь стихи?
Девочка-старуха усмехнулась.
- Я готова заниматься чем угодно, только бы не думать, не помнить… Ни один лекарь не смог помочь мне, волшебников в нашем городе нет, да и не верю я в волшебство. Разве что твой Рыцарь смог бы сделать хоть что-то…
Обида зашевелилась в сердце Рааданн. Это была ее тайна, и ее право было рассказывать о ней тому, кому пожелает. А Ольх... Как он мог, как посмел?.. Мильза говорила еще что-то, но девочка не слушала ее, думая о предательстве Ольха, пока хорошо знакомые слова не привлекли ее внимания:
- ...только представить? Вот так просто взять и поверить, что я могу сбросить с себя незаслуженную старость?
- Да, - сказала Рааданн, ощущая и злость и жалость. - Ты можешь все, если поверишь.
- От веры нет никакого толку. - Откинув с лица серебристую прядь, Мильза взяла в руки тетрадь Ольха и открыла, - и от неверия - тоже.
Через мгновение ломкий усталый голос четырнадцатилетней старухи зазвучал стихами из коричневой тетради:
- Створы заперты у ворот,
Темнота легла на пути,
Мне придется идти вперед,
Или даже – просто идти.
Одиночество среди нас -
Побежденный не страх, но страж.
И кого-то ведет кураж,
А кого-то – чужой приказ.
Выбор твой тебе на беду.
Потеряв себя – не найти...
Я не верю, что я дойду,
Но без веры мне - не дойти.
И клянуть нельзя и молить,
А вернуться – кто тебя ждет?
Я ворота смог затворить
Но других не нашел ворот.
Даже если их вовсе нет
Всем скажу, что это не так.
Притворюсь, что увидел свет
И быть может, отступит мрак
Слышишь – это тебя зовет
Ложь дороги, правда пути.
Кто-то должен идти вперед,
Кто-то может – просто идти...
Мильза смотрела в открытую тетрадь, и на лице ее отражалось удивление – словно бы она собиралась прочесть совсем другое стихотворение, но именно это заставило ее прочитать себя.
Обе заговорили одновременно.
- Так не бывает… - сказала Мильза.
- Ну, хоть кто-то же должен знать, как тебе помочь… - сказала Рааданн.
- Найти причину, - прозвучал третий голос, - потому что это – Белая Старость.
Обе обернулись и увидели стоявшего в дверях Йарти.
- Откуда ты знаешь? – спросила Мильза, и одновременно с ней то же самое спросила Рааданн.
- Я увидел тебя и понял, как это называется.
- Как это, понял? - с недоверием и подозрением спросила Данна.
Мальчишка почувствовал недоверие и немедля обиделся.
- Догадался, угадал, сообразил – так тебе больше нравится? Думаешь, если маленький, значит глупый? Сама такая…
- И где же мне искать причину? – Мильза подалась вперед, ожидая ответа. – И что, если ее нет?
- Если ты и правда думаешь так, тогда ты еще больше ребенок, чем я… Рааданн, я видел, как твой Рыцарь куда-то уходит и лицо у него было такое, словно он уже не вернется.
Рааданн онемела. С того дня, как побывал на пустоши Колеса, Йарти словно бы повзрослел, и вот теперь еще это его «увидел и понял»… И Рыцарь, ее Рыцарь, куда он мог уйти, никому ничего не сказав, не предупредив свою госпожу?
Нет, Лив просто не мог бросить ее! Он был так нужен ей, она так к нему привыкла! Теперь ей уже казалось, что Рыцарь был рядом всегда… а что, если он вернулся в Чудесную Страну?
Что-то было не так, что-то билось и кричало, делая ей все больнее, слово Рааданн вдруг осталась совсем одна на белом свете… слезы сами хлынули из глаз, и девочка не могла бы остановить их, даже если бы захотела.
- Ну, ты чего? – сконфуженно пробормотал Йарти, - ну перестань!
- Не могу, - всхлипнула Данна.
- Человек может так мало, - сказала Мильза, не глядя на брата и сестру, - это первое, что я поняла очень быстро. Все мы герои в своем придуманном мире, где нас никто не видит, где некому оценить наши поступки, говоря, что это вот хорошо, а это – плохо…
- Бездну тебе в сердце, - по взрослому выругалась Рааданн которой как-то сразу, должно быть от злости, расхотелось плакать, - пойдем со мной и я покажу тебе ее, эту несуществующую страну! Или ты слишком взрослая, чтобы признать, что тоже веришь в чудо?
Не отвечая, Мильза захлопнула коричневую тетрадь и протянула ее Рааданн.
- Возьми, отдай своему другу, и скажи ему, что все это красиво, но бесполезно. Стихи приходят и уходят, а печаль остается, ты просыпаешься такой же, как засыпала и перед лицом твоим снова встают те же беды.
- Стихи – это мостик между сердцами людей, - серьезно сказал Йарти, глядя ей в глаза так, словно она не понимала простых вещей, и взял сестру за руку, - пойдем, мне кажется, мы должны сейчас быть дома.
Рааданн подчинилась.
Стоять на пороге ожидания – странное, ни с чем не сравнимое чувство. Все в твоих руках, но ты не можешь сделать ничего. Только сама жизнь, да еще то, чего ждешь, имеет значение на этом пороге. Нет легких путей, и ожидание – нелегкий путь, даже если ты думаешь так.
В ожидании Лива, Рааданн сидела у окна. Теплый летний ветер носил по улице прошлогодние пожухлые листья, и, немного пофантазировав, можно было представить, что шуршанием листья прежнего лета и листва нынешнего тихо переговариваются друг с другом.
Хлопнула входная дверь и, подумав, что вернулся ее Рыцарь, девочка вскочила с места и помчалась по лестнице вниз. В самом деле это был Лив, но он был не один. Когда Рааданн спустилась, она увидела рыжего хулигана, который поддерживал за плечи Рыцаря.
Мама приняла его из рук на руки, и пригласила Рыжего зайти и хотя бы выпить чаю.
- Нет уж, спасибо, - поморщился Рыжий, услышав о чае, - я и так немного… переборщил с добротой.
И увидав, как потрясли эти слова взрослую женщину, невесело усмехнулся – улыбка мелькнула на его губах и тут же пропала, точно унесенный ветром осенний листок.
- Таким, как я, нельзя быть слишком хорошими… Доброта – как старое вино, она опьяняет и трудно отказаться, и не сделать добра снова и снова.
- Постой! – он уже шагнул за порог, когда Рааданн остановила его, - где ты нашел Лива, и что случилось с ним?
- Он сидел на земле и трясся, словно в лихорадке, - ответил Рыжий, - я не знаю, что это за болезнь, но над его головой не светило солнце, хотя повсюду было море света.
- Солнце? – не поняла девочка.
- Да… он был весь в тени, но рядом не было ни одного дерева и ни одной тучи в небе. Потом он встал и пошел, а через десять шагов упал на колени и пополз, - глаза хулигана вспыхнули и погасли. – Я не добрый человек и кое-кто меня вообще человеком не считает, но я не мог просто смотреть на него и ничего не делать. Я поднял его и повел, вернее, это он вел меня и привел сюда. Об остальном спроси его.
Рыжий шагнул за порог, не сказав больше ни слова.
Рааданн бросилась к Ливу и остановилась, напуганная пустым взглядом, глаза его на сером от пыли и словно бы выцветшем лице не выражали ничего.
- Ой, нет… - в отчаянии прошептала она, - ну что опять с тобой случилось?
Мама принесла мокрое полотенце и принялась стирать пыль и грязь с лица мальчика, От прикосновения мокрой ткани он очнулся, но не обрадовался этому:
- О нет, я не должен был приходить сюда!
- Какая чушь! - возмутилась Данна, не помня себя от тревоги, - куда еще ты мог прийти? И знаешь, было бы здорово, если бы ты больше не уходил, не предупредив меня!
Рыцарь склонил голову.
- Прости меня, моя госпожа…
- Пойду-ка приготовлю для тебя ванну, - сказала мама, опуская руки, - так просто это не оттереть. И тебе нужно поесть.
Проводив благодарным взглядом удалившуюся на кухню женщину, Лив снова поник головой.
- Я должен уходить, госпожа.
- Куда? – похолодев, спросила девочка, - и зачем?
- Туда откуда пришел. Я нарушил закон. Я боюсь, что если останусь, вместе со мной за это накажут всех, кто будет рядом. Пожалуйста, отпусти меня!
- Нет! – с каким-то отчаянным упрямством, с надрывом во внезапно предавшем ее голосе вскрикнула девочка, - я не могу отпустить тебя! Это… это неправильно, так не должно быть! Несправедливо наказывать человека за доброе дело!
Взгляд Рыцаря заставил ее замолчать. Взгляд был такой, что она вдруг поняла – может быть ей и в самом деле придется его отпустить. Она не может помочь ему, не может исцелить, как он исцелил щенка Йарти... Как хорошо, как интересно играть, воображая себя могучей волшебницей, знающей секретное волшебное слово... легко и красиво представлять себе все, что только ни пожелалось – здесь и сейчас у нее не было никакой силы.
Рааданн встрепенулась. Она думала о силе - но ведь за ее плечами была вся мощь фантазии… сила не воображаемая, но реальная - реальная сила воображения.
Она взяла Рыцаря за руку, поразившись тому, как горячи его пальцы, и мысленно подбодрила себя: «Ты только представь... Предоставь, что Рыцарь здоров и все хорошо. Сумела же ты вообразить себе настоящую монетку и даже больше того - настоящего Рыцаря!»
И Рааданн представила. Так легко, так спокойно, словно все в ней ждало именно этого. Ей даже не понадобилось закрывать глаза – а потому она сумела увидеть перемену, вызванную ее собственной фантазией. На один короткий миг лицо Рыцаря словно бы осветилось внезапно вспыхнувшим солнцем, и вдруг все в нем наполнилась красками жизни. Так преображается человек, отыскавший надежду...
- Благодарю, моя госпожа, - сказал Рыцарь. – Ты спасла меня.
Девочка пошатнулась, потом неловко, едва не промахнувшись, села в кресло и, закрыв лицо руками, заплакала. И спроси ее сейчас, почему она плачет, могучая волшебница, сотворившая чудо, - Рааданн ни за что не сумела бы ответить.
Ночью испортилась погода. Поднявшийся ветер приносил непривычные городу запахи далекого леса и еще более далекого моря.
Рааданн проснулась с чувством, что вчера забыла сделать что-то важное и тотчас наткнулась взглядом на тетрадь Ольха. «Надо отнести ему, - подумала она, - и поговорить с ним». Она больше уже не злилась на то, что он раскрыл Мильзе ее секрет, по-настоящему не бывший секретом, но все же…
Убедившись, что Лив вполне бодр, она отправилась в гости к Ольху, вернее хотела отправиться именно к нему, но ноги упорно сворачивали совсем в другую сторону, точно что-то более важное звало и влекло ее. Измучившись от того, что никак не может попасть по назначению, не понимая, что происходит, она позволила себе идти туда, куда вело ее тревожное, непостижимо мучительное чувство неполноты, незавершенности, неправильности происходящего.
…Можно было догадаться! Ноги привели ее к дому Мильзы, и Рааданн не смогла пройти мимо него.
Мильза выглядела еще более старой и усталой, чем вчера и девочка вначале не поверила своим глазам: нельзя же так постареть за ночь! Но оказалось – можно.
- Я знаю, - сказала Мильза, - знаю, что происходит со мной. Чудесная Страна мстит мне за то, что я не верю в нее.
- Что?.. – опешила Рааданн, - почему ты так решила?
- Мне подсказала сказка о Розе, - девочка-старуха на миг замолчала, и вдруг начала декламировать со странным чувством в голосе, глубоким и сильным - словно говорящая ненавидела то, о чем говорила, до глубины своей души, - «Был человек, который делал все неправильно, невольно или вольно, нечасто думая о том, что есть различье между верным и неверным. Он вздумал семя посадить, чтоб вскоре явилась миру роза; зная все - что осень золотит листву деревьев, земля остыла, и прохладой дышит осенний день, он сделал, как желал. И им посаженное в землю семя взошло ростком, поправшее законы, одной лишь вере, вере человека обязанное жизнью. Он же знал – прекрасной будет роза, как рассвет и с нетерпеньем ждал, пока однажды ненастной ночью стужа поздних дней предел не положила той надежде. Так верил он, что позабыл о главном - о том, что время для всего свое. Кто верит страстно – верой ослеплен, и ничего другого он не видит… Поник цветок и не оставалось в нем ни капли жизни. В сердце человека ударила невиданная боль: «Но как же так? Я верил и любил - что холод ей, моей прекрасной Розе? Но вот она мертва. Так не должно быть… И что это за мир, в котором вера так слаба, так мелка, что защитить не может даже Розу? На а если не вере сила – в чем она тогда?» Он посмотрел вокруг и увидал - не верой мир силен - силен неверьем. Оно ведет, оно не знает меры, спасает иногда, но часто - поздно, оно одно прочнее скал и истин, и ничего нельзя поделать с ним…» Вот так. Что ты можешь сделать с этим?
Мильза обращалась к Рааданн так, словно та должна была что-то сделать - прямо сейчас и не позже, чем через мгновение.
- Я - ничего, - обретя вдруг странную зыбкую, но все-таки достаточно надежную опору - не в вере, а в уверенности - так правильно! – сказала Рааданн, - но ты – можешь. - Рааданн собралась с духом словно собиралась прыгнуть с высокой ветки и предложила: - Пойдем со мной, пойдем в Чудесную Страну, где нет ничего невозможного. Вера или неверие сделали тебя такой, но там ты сможешь исцелиться.
И седая четырнадцатилетняя девочка не посмела спорить… на миг, только на один миг в ее глазах отразилось сомнение – а нужно ли, стоит ли? Но, кажется, в глубине своего сердца она уже знала – нужно и стоит.
- Хорошо, я пойду с тобой, - Мильза сдернула со спинки кресла полупрозрачный кисейный шарф, и закутала голову так, чтобы скрыть лицо, - но вряд ли твоя Страна впустит меня. Что ты станешь делать тогда?
Рааданн не ответила. Она верила.
…Дым они заметили лишь за десять шагов от дома. Что-то горело, сильно чадя и не веря своим глазам, Рааданн бросилась бежать. Этого просто не могло быть, а если могло – почему она не почувствовала беду заранее, отчего сердце не предупредило ее? К сожалению, девочка не ошиблась - горел тот самый задний двор, где она поместила Врата в Чудесную Страну. По настоящему там и нечему было гореть. Но Рааданн, увидав копоть на стене дома и обуглившиеся доски забора, поняла, что здесь никогда больше не будет никаких Врат. Мама и дядя Рикку, успели затушить короткий, как злое слово, пожар, но не знали, отчего он начался.
Это уже была не игра. Рааданн ощущала себя ограбленной. Казалось бы - что может быть проще? Помести Врата в Чудесную страну в другом месте и играй дальше. Но вдруг оказалось, что выдумка ее и это теперь черное от копоти место, связаны слишком тесно. Потеряв одно, Рааданн навсегда потеряла и другое. Врата сгорели, и входа в Чудесную Страну больше не существовало.
Она не могла помочь Мильзе, не могла отправить Лива назад, если вдруг все станет так плохо, что другого выхода не останется, и все ее чудесные приключения закончились раз и навсегда.
Но может быть, Лив знает другой путь? Ведь он собирался как-то уйти... Девочка оглянулась, ища Лива, и с удивлением поняла, что ее Рыцарь не сражался с огнем вместе со всеми.
- А где Лив? – спросила она у мамы.
- Он болен дочка. Час назад я нашла его лежащим на полу… словно он упал и не смог подняться. Но он попросил меня не звать целителя.
Рааданн бросилась к дому, забыв обо всем – о недоступной теперь Чудесной Стране, о Мильзе и ее беде. У нее была своя, в сто раз более горькая.
Лив был уложен в постель и не удивительно – выглядел он по настоящему больным. Серая бесцветность вернулась, но вернулась и тень что окутывала его точно душным плащом.
- Ой, нет… - прижимая ладони к щекам, прошептала девочка, - нет, нет, нет…
Рыцарь открыл глаза – непроницаемо-темные, обжегшие Данну холодным презрением. Приподнявшись на локте, он смотрел на нее, словно видел впервые, но уже ненавидел всем своим сердцем.
- Ну что застыла? Вайка за пятку укусил?
Ожидавшая чего угодно – новой просьбы отпустить его, порыва просить прощения неведомо за что - девочка похолодела. Вайка был придуманным ею мелким злым зверьком, от укуса которого человек превращался в камень.
- Лив… Лив, ты что? – с трудом нашлась она, - это же я, твоя госпожа…
- О, я помню, - тонко усмехнулся Рыцарь, - только мне нет от этого ни пользы, ни удовольствия. Думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как шлейф за тобой носить? Сколько еще я должен дожидаться пока ты, наконец, попадешь в настоящую беду, чтобы я смог спасти тебя, исполнить свой долг и освободиться?
У Рааданн подкосились ноги. Неловко сев в подвернувшееся кресло, она и не почувствовала, как беспомощные слезы потекли по щекам.
- Да ты… да как ты… - только и сумела произнести она, прежде чем разрыдалась в голос.
В комнату вбежала мама.
- Данна, дочка, что случилось?
Оказавшись в ее объятиях, девочка разрыдалась еще сильнее, чувствуя, что не сможет произнести ни слова, а если начнет рассказывать – слез хватит до самой ночи.
- Как я мог забыть, что этим всегда все и кончается, - презрительно скривившись Лив отбросил одеяло и легко, упруго поднялся, - слезы и сопли.
Руки мамы, такие нежные и ласковые, вдруг словно окаменели.
- Повтори, пожалуйста, - тихо сказала она, выпуская из рук дочь, - и если я не ослышалась, извинись перед Данной.
Рыцарь немедленно подчинился, с самым гордым и презрительным видом опустившись на колени. И голос его, которым он просил прощения, был холоден и равнодушен.
- Прости меня, моя госпожа.
Мама долго глядела на него, потом вздохнула и вышла из комнаты.
- Поднимись, пожалуйста, - сказала Рааданн, стараясь, чтобы голос ее звучал так же спокойно, как голос мамы, - и никогда больше так не делай. Если ты чувствуешь себя связанным, я отпущу тебя, освобожу от твоего долга. Иди, возвращайся в Чудесную Страну.
- Боюсь, ты не можешь сделать этого, моя госпожа. Долг есть долг, это – условие, записанное на пергаменте моей души. Переступить через него значит переступить через себя, а это хуже, чем смерть. Впрочем, - он снова усмехнулся, - можешь попробовать.
- С этим нельзя играть, - в дверях появилась Мильза, о которой все позабыли, - разве ты не знаешь?
- Играть? – Рыцарь рассмеялся, запрокинув голову, - и верно, это единственное, что вечно приходит вам в голову. Игра… вы так привязаны к ней, что предпочитаете ее всему... Игра делает вас счастливыми чаще, чем жизнь. Но это ложное, пустое счастье, оно не может дать ничего, а жизнь скоро ставит на место зарвавшегося мечтателя, пренебрегшего ею. Она ревнива, как и Судьба…
Звук пощечины оборвал его слова. Мильза, вдруг оказавшаяся рядом с Рыцарем, медленно опустила руку, а Лив поднял свою чтобы потрогать щеку наливавшуюся алым.
- За что? – безо всякого чувства спросил он, - разве это не правда?
- Правда. Но именно за это, - ответила Мильза, - а еще за то, что не всем и не всегда можно говорить правду.
- Это мелочи. Если кто-то не желает признавать правду – что мне до этого?
- Ничего, если ты не боишься превратиться в чудовище…
- Ну, хватит, - вмешалась Рааданн, чувствуя, что еще минута – и она не выдержит. Каждое слово Лива камнем ложилось на ее сердце, и еще было что-то в его голосе, от чего темнело в глазах, - все было так просто и так… красиво. Если это была игра – разве в этом есть что-то плохое? Посмотри на себя, Лив, ты был Рыцарем. Кем ты стал теперь?
Лив с притворным сожалением склонил голову.
- Госпожа всегда права… Но вот еще что я скажу, и только это: даже сейчас ты играешь. Для тебя все происходящее – забава, ведь только представь себе, и все будет по твоему желанию. А для меня это – жизнь, другой нет, и не будет, - он взглянул на Данну без злобы и без осуждения, но так, что сердце в груди Рааданн обратилось в камень, - всегда помни о том, что ты играешь мной.
Он церемонно (о нет, скорее – бесцеремонно) – поклонился и вышел.
Внезапная усталость снова толкнула Рааданн в кресло. Блуждающий ее взгляд споткнулся о взгляд Мильзы. Девушка-старуха едва заметно кивнула, делясь с Рааданн безмолвным пониманием чего-то такого, чего не поняла еще сама Рааданн.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:12 | Сообщение # 11 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| …Мама, расстроенная и усталая, успела поставить чай для гостьи, но Мильза собиралась уходить.
- Постой, куда ты? – спросила Рааданн.
- Не знаю, но если где-то есть спасение для меня, я не найду его сидя на одном месте.
- Нет, подожди… - девочка вскочила на ноги, отчаянно надеясь, что у нее еще есть время, чтобы попытаться исправить неисправимое, - разве ты не пойдешь со мной?
- Но как же…
- Да, то место где были Врата, сгорело, и другого пути в Чудесную страну я не знаю, но сейчас мне кажется – он все же есть где-то, там…
- И где это – там?
Рааданн крепко зажмурилась. Там - это было все, что она могла сказать, просто направление, по которому нужно пройти, как она прошла однажды по дороге к Черному Копью вместе с Ольхом.
- Там, впереди. Нужно идти и тогда будет ясно…
Что ясно, она и сама не знала. Но словно беспокойная стрелка компаса, что-то дрожало в ней, безошибочно указывая верный путь.
- Хорошо, идем, - легко согласилась Мильза, и решительно взяв ее за руку, повлекла к выходу.
…Рааданн никогда не видела в городе столь извилистой дороги, как та, по которой они шли сейчас. Девочка торопилась, и, торопясь, не заметила, как и когда ясный день обернулся вечерними сумерками - словно существовала явная видимая граница между светом и темнотой и Рааданн перешагнула ее. Вечерний город был неузнаваемым, чужим и она шла по нему как по чужому, не отвлекаясь на поиск иных ориентиров, кроме того чувства, что влекло ее к цели - таинственной и неизвестной.
Пока ее и ее друзей не остановили, заступив им путь.
…В темной подворотне их было четверо или пятеро. Высокие, полные наглой самоуверенности и не ожидавшие, должно быть, что добыча сама придет к ним в руки, они выразили своеобразную радость, увидев, что рыбка попалась в сети.
- Деньги, золото есть? – деловито спросил будущий атаман, ныне старший из этих шестнадцати-семнадцатилетних любителей легкой наживы.
Рааданн почувствовала страх и следом за ним - злость. Не потому, что это был третий случай за лето, и не потому, что ее Рыцаря не было рядом (да и его Тени, скорее всего, тоже), не потому, что ничего нельзя было поделать с этим – потому, что ее остановили, а время было на вес золота. Она чувствовала, как гаснет, гаснет свет ведущего ее маяка. И того, что он погаснет совсем, девочка боялась куда больше, чем городских хулиганов… И слова, которые нашлись вдруг, были очень простыми словами:
- А тебе, правда, очень нужны деньги? Жаль, что у меня нет с собой ни монетки. Я бы хотела помочь тебе…
- Действительно жаль, - легко, но уже не так уверенно, согласился хулиган, - я обещал подарок моей подружке.
- Да, обещал! – одна из темных фигур придвинулась ближе и Данна не без удивления поняла, что это девушка, одетая в ту же неприметную, неброскую одежду, что и остальные, - и я своё получу!
- Успокойся, Тира! Когда это я не выполнял своих обещаний?
- Сейчас, - уставив руки в бока, отрезала Тира, - развесил уши, словно эта мелочь – твоя родственница, и ты не собираешься пощипать ее…
- Но если щипать действительно нечего…
- А ты проверил? – снова вышла из себя Тира, - ну-ка, что у тебя в карманах, милая крошка?
- Я и сама не знаю, - сказала Рааданн без тени страха, - сейчас посмотрю… ну вот, носовой платок, карандаш и вот это.
Она подняла на ладони камешек на шнурке – подарок Ольха.
- Хочешь, подарю?
- На кой мне твой булыжник? Серебро, ну, хотя бы позолоченная медь есть?
- Откуда? Кто бы доверил мне настоящую ценность, мне же только двенадцать…
- А твоя старуха?..
- Я не старуха, - сказала молчавшая до сих пор Мильза, - мне пятнадцать лет.
- Что-о-о? – глаза Тиры полезли на лоб, но она быстро справилась с собой, и взглянула на своего друга-хулигана с безграничным презрением, - да, говорили мне, что с тобой, Джару, связываться не стоит, но я не поверила. А зря… вечно тебе всякие уроды попадаются, словно город только ими и населен!
- Дура ты, Тира, - сказал Джару, - тебе хотят сделать подарок, а ты…
- Бери, - Рааданн протянула шнурок с камешком оскорбленной, злящейся Тире, - он настоящий и приносит счастье!
- Да мне-то что с того, малявка? Будь это золото…
- Но счастье и удачу не купишь за золото!
- Ага, конечно... удача и счастье сегодня есть, завтра нет, и как хочешь, так и выкручивайся!
- Как может не быть счастливой такая красавица? – искренне удивилась Данна, - ведь ты красивая. Мне хочется взять в ладони твое лицо и разгладить все морщинки на нем…
- Морщинки? – возмутилась Тира, мгновенно вспыхивая от новой искры, упавшей на хворост ее сердца, - где ты видишь морщинки на моем лице, малявка?
- Когда ты злишься, они появляются. Когда грустишь – тоже, но с этим ничего не поделаешь, печали так много на свете.
- Да ты… - Тира споткнулась о слова, которые хотела произнести, - да как ты смеешь?
- Остынь, Тира, - попросил Джару, - с тобой же вежливо разговаривают!
- И ты туда же, обормот бездомный? Все, с меня хватит!
Тира развернулась и почти бегом бросилась прочь.
- Ой, нет! - воскликнула Рааданн, - я не хотела обидеть ее!
- А ты ее и не обижала – она сама обиделась, - усмехнулся Джару, - я же говорю – дура… Ладно, время уже позднее, пожалуй, вам стоит закончить свой путь… да, кстати, раз уж Тира отказалась, ты не могла бы подарить это мне?
- Возьми, если хочешь, - Рааданн отдала ему счастливый камень, и хулиган повесил его на шею.
- Спасибо. Ну что, ребята, пойдем, поищем себе другое занятие? – спросил он и, странно, никто из «ребят» не возразил будущему, а теперь, возможно, бывшему атаману.
- Немножко доброты? – тихо спросила Мильза через несколько шагов. - И только-то?
Рааданн тихо кивнула.
Постепенно Рааданн начала видеть окружающее так, как видела только в воображаемой ею Чудесной Стране. Звезды над ее головой стали сказочно ярки, деревья покачивались, слово оживая, и в шелесте их листьев девочке слышались слова одобрения и поддержки. Дорога сама ложилась под ноги, перестав, наконец, сворачиваться в невиданные петли; впереди темнела громада причудливого здания, в котором светилось единственное окно.
- Замок, - уверенно сказала Рааданн.
- Да нет же, - не очень охотно поправила Мильза, - это Школа.
Замок, Школа – было все равно, потому что Данна шла только в одно место, и туда же она вела за собой Мильзу, чей шаг становился все медленней. Наконец у самых ворот она остановилась вовсе.
- Я… мне нужно отдохнуть, - сказала она
- Присядь, вот скамейка.
Мильза села, но Рааданн осталась стоять, глядя на единственное светящееся окно – пока оно горит, еще не поздно все исправить. Можно и нужно пойти до конца – до счастливого конца, а как же иначе?..
- Ой… - кто-то вынырнувший из темноты столкнулся с Рааданн, да так, что она плюхнулась на лавку рядом с Мильзой. - Ты что здесь делаешь?
- А ты? – спросила девочка, потирая ушибленные ладони, которыми пыталась остановить падение, и глядя на удивленно моргающего Ольха.
- Не знаю. Я… мне надо туда, - он махнул рукой в сторону ворот Школы-Замка и единственного сияющего окна.
- Нам тоже, – Мильза поднялась со скамейки. – Значит, идем.
Странно, в воротах Школы не было сторожа, и они были открыты. Трое вошли внутрь. Безоговорочно доверяясь ведущему ее чувству, Рааданн подошла к двери комнаты, таящей свет, и постучала.
- Кто там? – спросил голос человека, отягощенного годами.
- Я Рааданн, магистр Дольмаш, и со мной мои друзья.
Дверь отворилась. Стоявший на пороге магистр близоруко щурился.
- Дети? Но ведь уже поздно. Что вы делаете здесь? А вы, госпожа?..
- Я Мильза и мне пятнадцать лет, – сказала старая седая женщина, - я пришла сюда искать спасения от Белой Старости.
- Белая Старость? – магистр отступил, пропуская гостей в комнату, - но ведь с этим ничего нельзя поделать!
- Можно, - сказала Рааданн, - для этого мы и пришли сюда. Скажите, здесь есть что-то, похожее на Лабиринт? Что-нибудь запутанное, со многими коридорами, тупиками и неизвестностью?
- Неизвестностью?.. Да пожалуй, есть, - магистр взял в руки свечу, чей огонь привел сюда троих, - но зачем тебе?
- Я не могу сказать, пока не попаду туда, - честно призналась Рааданн.
- Хм, ну что ж… Здешние подвалы чем-то похожи на Лабиринт. – Магистр поставил свечу на окно, поближе к книжной полке, с которой достал большую толстую книгу с неровными листами.
Это оказалась что-то вроде истории, но не страны, не мира и не человека, а того места, на котором стоял город.
- Здесь… да, вот здесь, - листавший книгу магистр остановился на странице, испещренной черточками, квадратиками, темными и светлыми прямоугольниками, соединенными в одно целое, - когда-то это выглядело так и никто не знает, кто и зачем построил испещренный ходами подземный этаж, затратив столько сил постройку. Позже над ним построили Школу. В здешние подвалы редко кто заглядывает, даже из любопытства… это не простое место.
- Мы пойдем туда.
…Кто из троих это сказал?
- Как, прямо сейчас, в темноте?
- Конечно. Разве днем в подвалах светлее, чем ночью?
Старый магистр потряс головой. В самом деле, отчего это он решил, что рассвет что-то меняет в подземных помещениях?
- Хорошо, тогда вот, - он разгреб книжные завалы на одной из полок и вытащил связку свечей, - это вам понадобится, и я провожу вас до входа в подвалы. Только… вы не боитесь заблудиться?
- Вряд ли это случится, - сказал Ольх, беря одну из свечек и зажигая ее - иначе, зачем все это? То, что привело нас сюда, никому не желает зла.
- Все обязательно будет хорошо, - поддержала его Рааданн
Магистр задумчиво улыбнулся.
- Да, я знаю… теперь я знаю это точно.
Рааданн, уже готовая идти, еще раз посмотрела на него.
- А вы и правда думали, что Лив - Бог? - спросила она вдруг.
Магистр ничуть не удивился вопросу.
- Я и сейчас так думаю. Видишь ли, любой человек - немножко бог... Просто один больше другой - меньше. А Лив... В нем этого очень много. Наверное, даже слишком. Только я зря задавал ему свои вопросы. Человек сам, только сам может найти тот ответ, который сделает полным его жизнь, его сердце.
Вход в лабиринт оказался обычной дверью, правда, очень узкой. И ключ не понадобился - даже замочной скважины не было, да и кому нужен замок, если дверь находится в полу? Открыв-откинув ее, магистр Дольмаш осветил ведущую куда-то вниз лестницу.
- Спускаться недолго, но лестница очень крутая, будьте осторожны, - напутствовал он.
Рааданн спустилась первой и оказалась в небольшом помещении, до самого потолка заставленном хламом, так что всем троим места там едва хватило. Старые, полуразвалившиеся шкафы, столы и стулья, причудливые конструкции непонятного назначения, загромождали проход к еще одной двери, казавшейся скорее нарисованной на стене, чем настоящей. Кое-как пробравшись к ней сквозь груду хлама, Рааданн толкнула ее, взявшись за пыльную медную ручку. Дверь отворилась и Рааданн и ее друзья оказались совсем в другом мире. Все здесь должно было говорить о древности и о самом времени, которое одно только и знает, как начинаются и чем кончаются все истории. Но почему-то именно этого - древности сооружения тут и не ощущалось, а время... оно словно остановилось.
Большая квадратная комната, и в каждой ее стене – высокая арка- проход. Здесь было светло, словно светились сами стены и трое решились погасить свои свечи.
Рааданн задумчиво приблизилась к одному входу, и попыталась представить, что именно этот ведет в Чудесную Страну. Стоило ей подумать о Чудесной Стране, как она почувствовала – в конце этого коридора – пустота, а за ней еще одна пустота и еще одна и так до бесконечности.
- Не этот, - сказала она вслух, хотя никто ни о чем ее не спрашивал.
Следующий коридор ответил той же пустотой, но вот последний… Рааданн словно услышала, как он вскрикнул от радости наконец-то закончившегося ожидания: «Да-да, это я нужен тебе!»
- Сюда, - сказала она, и вошла первой.
Коридор был чистым и светлым – ничего мрачного и зловещего, камни его стен дышали теплом, похожим на тепло живого существа. Рааданн остановилась, только увидав первое разветвление – один коридор превращался в два, и, оглянувшись, не увидела своих спутников.
Страх острой иглой кольнул ее в сердце. Одна, совсем одна здесь, в этом месте? Она пыталась позвать их, пыталась даже вернуться – что-то остановило ее, не позволило сделать ни полшага назад, а голос просто не прозвучал. И тогда она поняла – так и должно быть, пугаться нечего, и, выбрав направление, свернула в новый коридор. Путь ее был недолог.
Через три или четыре поворота перед ней открылась гигантская зала, посреди которой восседало Чудовище. Оно светилось чистым золотом, а темные глаза его были полны мудрости и тишины.
- Здравствуй, - сказала Рааданн без страха.
- Здравствуй и ты, - ответило Чудовище, - ты хочешь спросить о своих друзьях? Они скоро придут сюда, а пока я загадаю тебе загадку, чтобы тебе было не так скучно ждать…
- Я знаю твою загадку, - улыбнулась девочка, вспомнив одну из своих любимых сказок, - кто самый суровый судья, перед чем склоняется и самый суровый судья, и что превращает в пепел разожженное ими пламя? Ответ таков: самый суровый судья – совесть, склоняется она перед милосердием, а безразличие превращает их пламя в пепел. Как и любое другое пламя…
Чудовище на миг перестало сиять, и Рааданн сумела увидеть голубовато-серую шкуру с темными пятнами, похожими на веснушки.
- Как просто… и как сложно. Но вот и твои друзья!
В самом деле, из другого коридора в большую залу вышли Мильза, Ольх… и Лив, ее Рыцарь. Он шел, пошатываясь, точно всеми своими силами сопротивлялся этому, и взгляд его был мутен и бессмыслен.
- Лив? Что ты здесь делаешь?
- То же, что и ты, моя госпожа, - заплетающимся языком ответил он, - ищу выход.
- Вечность, да ты пьян!..
- О, нет… нет на свете такого вина, которое опьянило бы меня, разве что напиток прозрения… Это всего лишь бессилие. Я стал бесполезным для тебя, госпожа, - он положил руку на рукоять кинжала, - даже с этим… Но ты… ты должна проводить меня, увести отсюда – или, может, это сделает твой друг, который должен мне?
- О чем ты? – спросил Ольх, поняв, что Рыцарь говорит именно о нем, - за что я должен тебе?
- За то, что я дал твоей матери - или теперь ты будешь спорить?
- Нет.
Лив усмехнулся, но в глазах его не было и тени веселья.
- Я хочу жить, - сказал он, - но если не вернусь в Чудесную Страну, очень скоро меня не станет. Если вернусь – не выполнив долга перед госпожой – не станет тоже, от меня не останется даже тени. Если же кто-то приведет меня и скажет – Рыцарь сделал все, что мог, любая ложь станет правдой в устах человека, и я не исчезну. Ты согласен?
- Да…
- Нет! – резко и четко произнесло Чудовище, - он не отвечает за твою жизнь и твои ошибки!
- Кто же отвечает? Все они охотно пользовались мной, когда могли… С кого я должен спросить?
- С того, кто позвал тебя. Можешь так же спросить с меня, но я могу лишь помочь твоей госпоже.
- Так чего ты ждешь? У меня мало времени…
- Хорошо, - Чудовище устремило взгляд темных глаза на Рааданн, - ты согласна с тем, что каждый, кто пришел сюда, должен получить свою награду, найти сокровище?
- Сокровище? Ты говоришь о кладе?
- Нет. Есть что-то более ценное, чем золото и серебро. Каждый пойдет своей дорогой в поисках такого сокровища, но вести их всех будешь ты. Согласна?
- Да, - ответила девочка, - но что я должна делать?
- Стать каждым из них, дать им то, что есть у тебя, но нет у них, и верить в то, что все будет так, как ты захочешь.
Рааданн оглянулась – за ее спиной ждали ее слов седая пятнадцатилетняя девочка, мальчик, сочиняющий странные стихи и Рыцарь, переставший быть Рыцарем…
- Да, - сказала она, - я сделаю это.
В тот же миг она оказалась на высоком троне, где прежде восседало Чудовище, а где-то внизу, очень далеко, у ее ног, остались темные фигурки ее друзей и сияющее тело прежнего обитателя трона.
- Вот и начало, - сказало Чудовище.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:15 | Сообщение # 12 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| …Хорошо быть мальчиком, думал Ольх, шагая по лесу, и эта мысль удивила его – как будто он мог быть кем-то другим! Ну, наверное, быть девочкой тоже приятно, но все же не так приятно, как мальчиком. Мальчик имеет куда больше свободы, правда и опасностей в его жизни больше тоже.
Об одной из них он не забывал ни на минуту и потому постоянно оглядывался и очень спешил – вечерело и можно было в любой миг встретить волков, вышедших на охоту. Впрочем, как и в любое другое время, напомнил себе он.
На шее мальчика висел медальон – прозрачный овал из стекла или из горного хрусталя, и время от времени Ольх ловил им солнечный луч и любовался зажигающейся в медальоне радугой. Потом ему в голову пришла мысль посмотреть сквозь него на мир; мальчик остановился и поднял медальон к лицу…
От того, что Ольх увидел, стеснило сердце, хотя мгновение спустя он уже и не помнил, что именно увидел и ему захотелось взглянуть снова… И он сделал бы это, если бы в этот миг не почувствовал той странной жажды, что настигала его в самое неподходящее время. Пришлось остановиться, достать из-за пазухи толстую тетрадь, а из кармана – карандаш и растянуться прямо на траве для полного удобства.
Стихи выплеснулись сразу и целиком, трудно было удержаться от соблазна выговорить их вслух прежде, чем записать, но он слишком торопился, боясь потерять хоть одно слово.
- Что это? – услышал мальчик, совершенно увлекшийся своим занятием, - что ты делаешь?
Ольх мгновенно захлопнул тетрадь, но поздно. Незаметно подошедшая красивая девчонка смотрела на него с улыбкой.
- Опять стихи кропаешь?
- А тебе какое дело? – огрызнулся мальчик.
- Да никакого… прочти мне, а?
- Вот еще, - насупился Ольх, не понимая, с чего это Мильзе, красавице и воображале, захотелось потешиться стихами, - иди, играй в свои девчачьи игры!
- Фу, какой грубый… я же вежливо попросила! Ну, почитай!
Точно зная, что она не отстанет, Ольх вздохнул, открыл тетрадь, окончательно смирившись со своей участью, и прочел:
- Своей Судьбе не скажешь «нет», не выставишь за дверь.
Судьбу не проведёшь - она всё знает наперёд,
Сегодня был ты человек, а завтра - будешь зверь,
Твоя судьба, уж мне поверь, всегда тебя найдёт.
Ты первым отыщи ее, и, может быть, тогда,
Лицом к лицу ей скажешь: «Да я твой, а ты моя».
Судьба отступит пред тобой и вспыхнет как звезда
И поведет тебя сама в неблизкие края.
Там будут радость и покой, отчаянье и гнев
Там будет все, в чем скуки нет, и трусости, и лжи.
И если встретишься с Судьбой, судьбу преодолев,
За все дары не позабудь - спасибо ей скажи.
- Замечательно! – захлопала в ладоши Мильза, - прочти еще!
Ольх начал сердиться.
- И не подумаю.
- Но почему? Ты же настоящий поэт!
- Бывают ли ненастоящие поэты? – спросил незнакомый голос, и молодой человек, высокий, и – вот диво! – с мечом на поясе – вышел из-за деревьев, - но только не думай, что это веселое занятие, быть поэтом. Каждый из них знает, что лучшие стихи дарят печаль и дорога.
- Глупости, - фыркнула Мильза, - стихи и печаль никак не связаны, так же как печаль и дорога.
- Правда? – молодой человек улыбнулся, - я Рыцарь и знаю об этом все. А что это у тебя? – неожиданно спросил он, пристально глядя на медальон на груди мальчика, - можно посмотреть?
Ольх неохотно отстегнул цепочку и протянул вещицу Рыцарю, который несколько мгновений просто разглядывал его, а потом посмотрел на мир сквозь прозрачный овал… Когда рука, державшая медальон опустилась, лицо Рыцаря отражало сожаление и надежду.
- Я хотел бы купить его у тебя, или выменять на что-то, - сказал он.
- Он не продается и не меняется, - ответил немного встревоженный Ольх – а вдруг Рыцарь не отдаст медальона? – это подарок.
- Понимаю. Но для чего он тебе?
- А тебе?
- Я буду смотреть сквозь него на мир, и видеть его таким, какой больше всего подходит мне. Разве в этом есть что-то плохое?
- Отдай, - потребовал мальчик, чувствуя, что вот-вот расплачется.
Рыцарь тотчас протянул ему цепочку с медальоном, хотя видно было, что расставаться с ним он не хочет.
- Возьми, пожалуйста…о, не считай меня человеком, способным отнять что-то силой у другого человека! Понимаю, ты не веришь мне, потому что не знаешь меня… Но посмотри на меня сквозь медальон и ты увидишь. Увидишь, почему можешь доверять мне.
Ольх, собиравшийся как можно скорее отправиться домой – слишком много приключений для одного вечера! – осторожно взглянул сквозь прозрачный овал. Голова чуточку закружилась, но это тотчас прошло, и он увидел, что Рыцарь вовсе не взрослый, а такой же мальчишка как он, что меч его – всего лишь короткий кинжал, и что он никому не может сделать зла.
Когда Ольх опустил руку, на месте высокого взрослого Рыцаря остался стоять увиденный сквозь медальон мальчик.
- Я всегда был таким, - сказал Рыцарь, прежде чем вопрос сорвался с губ Ольха, – просто, если нужно, я могу казаться старше и сильнее. Я надеюсь, теперь мы можем поговорить с тобой об обмене?
- Нет, - сказал Ольх, пряча медальон в ладони.
- Даже если я подарю тебе чудо?
- Чудо? – вмешалась удивительно долго молчавшая Мильза, - смотря какое это чудо. Если из тех фокусов, что показывают на ярмарке всякие Великие Маги и Могучие Волшебники…
Не дослушав ее, Рыцарь огляделся и, заметив на краю поляны большой, ему по пояс, камень, подошел к нему. На одно мгновение его фигура закрыла камень от взглядов смотрящих, его руки вспорхнули вверх и опустились. А потом он отошел в сторону и двое потрясенно замерли – из выпуклой серой вершины камня росла живая, изумительной красоты алая роза.
- Это Роза Веры, - сказал Рыцарь, - в руках того, кто сорвет ее, она станет хрустальной, и ни старость, ни болезни не тронут его, пока Роза цветет.
- Но ведь... хрустальная роза не может завянуть… Значит, так можно прожить вечно? – спросила Мильза, очарованно глядя на цветок.
- Увы, нет. Но Роза завянет, только если человек перестанет верить в ее силу. Разве тяжело хранить в сердце веру?
Щеки девочки вспыхнули румянцем, и она удивленно глянула на Ольха. Чего он ждет? Ему предлагают такое…
- Соглашайся же! Какой-то медальон за вечную молодость…
- Нет, - очень уверенно прервал ее мальчик, - никакого обмена не будет!
Мильза покраснела.
- Да ты с ума сошел! – она шагнула к камню и посмотрела на Рыцаря жалобно, умоляюще, - раз цветок не нужен ему, может быть, ты подаришь его мне?
- Роза нужна тебе? – спросил Рыцарь, - ты хочешь получить ее? Подойди и возьми.
Дважды повторять ему не пришлось. В один миг волшебный цветок оказался в руках Мильзы… Став хрустальной, Роза неожиданно потяжелела, так, что девочка едва не уронила ее.
- Теперь ты должна мне, - произнес Рыцарь, выглядел он как ребенок, но это казалось сейчас личиной, обманом, - и потому исполнишь мое желание: правдой или неправдой, волей или неволей забери медальон у своего друга и отдай его мне.
Мильза снова едва не уронила цветок.
- Но я… я не могу.
- Не можешь? Разве ты не хочешь всегда быть такой же красивой, не хочешь, чтобы Та, Что Приходит За Всеми забыла о своем существовании?
Мильза посмотрела на Ольха беспомощно и растерянно.
- Я не могу... – повторила она и неясно было о чем говорит девочка, которая держит в руках вечную молодость – о том, что отказаться от нее выше ее сил, о том что ей не суметь уговорить Ольха отказаться от медальона, или о том, что никому и никогда, даже с помощью волшебной Розы, не выйти из под власти Той, Что Приходит За Всеми.
Рыцарь, со страной улыбкой положил руку на камень, и камень треснул.
А Ольх... Ольх почему-то вдруг совсем перестал бояться мальчика-Рыцаря который вел себя и говорил как ожесточившийся взрослый.
- Тебе очень нужен этот медальон? - спросил мальчик.
- Больше жизни, больше надежды, больше истины...
Ольх смотрел в глаза мальчика-Рыцаря. А потом на открытой ладони протянул ему прозрачный овал на цепочке.
- Возьми, - сказал он, - я дарю его тебе.
Мильза, стоявшая в стороне, сжимала в руках стебель хрустальной розы. Неужели нет на свете ничего более привлекательного, чем вечная юность и красота?..
- Возьми, - как-то очень легко пересилив себя, сказала она, протягивая Рыцарю Розу, - отдай ее тому, кому она нужна.
Рыцарь отступил на шаг, чем-то смущенный, или, быть может, это лишь показалось Ольху. А потом осторожно взял те дары, которые ему предлагали. И с обоими, он, кажется, не знал сейчас, что ему делать. Овал медальона переливался в лучах солнца, а Роза... Хрусталь под пальцами Рыцаря медленно и неотвратимо превращался в живое – алые лепестки дышали, покачивая единственную каплю росы, сверкавшую как величайшая драгоценность, и от Цветка разносилось благоухание, прекраснее которого могла быть одна только жизнь.
Рааданн слышала, что кто-то зовет ее, но ответить не могла. И ничего не могла - слышала она словно сквозь вату, перед глазами у нее все расплывалось и от попыток сосредоточить взгляд, становилось лишь хуже. Потом она поняла, что слаба, как голодная мышь и не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Она хотела спросить, что случилось, но не сумела разлепить губ.
- Она дала каждому, кого вела, то, чего ему не хватало, и взяла себе Белую старость и наказание, грозившее тебе, - услышала она голос Чудовища, едва узнаваемый, странный.
- Она сделала еще больше, - сказал другой голос, и этот она узнала сразу – это говорил ее Рыцарь. – Моя госпожа заплатила за то, чтобы я стал частью этого мира и мир принял меня. Принял и простил. И теперь мне есть чем заплатить миру за исцеление моей госпожи.
Лив сказал это бестрепетно и беспечально, но Рааданн поняла, что сейчас произойдет что-то непоправимое. Девочка попыталась остановить Лива – что бы он ни собирался сделать...
Она не успела.
- Моя жизнь – это твоя жизнь, госпожа, - сказал Рыцарь.
Мильза вскрикнула, и закричал Ольх. Белый свет прорезал тьму, застилавшую глаза Рааданн. Яркий, неистовый и очень горячий... Почему-то она знала, что он горяч, хотя и не чувствовала жара... Свет струился от кинжала который держал Лив, обнаженного кинжала все это время скрывавшего в ножнах... Ничего не скрывавшего. Рааданн поняла вдруг, что у него не было клинка. Только свет. И свет этот, как клинок, вошел в грудь Лива.
В тот же миг свинцовая тяжесть, навалившаяся на Рааданн, исчезла, а глаза ее вновь начали видеть так же, как прежде. Свет погас. Рыцарь медленно опускался на пол – вопреки поддержке Ольха, безмолвно, без единого звука рыдающего от горя. Пустая ненужная больше рукоять кинжала, звякнув, упала на пол, выпав из руки Рыцаря. Мильза плакала, закрыв лицо руками, но сам Лив… Он улыбался. Рааданн не успела понять, как и когда оказалась стоящей на коленях рядом с ним.
- Нет-нет, пожалуйста, только не умирай! – прошептала она едва слышно, каменеющими от горя губами.
- Я не могу обещать тебе этого, моя госпожа, - сказал Рыцарь.
- Нет, Лив! Ты же можешь творить чудеса… Сделай чудо для себя – живи!
- Прости меня, моя госпожа, - ответил Лив едва слышно. – Больше никаких чудес...
- Ну и ладно! – со злостью и отчаянием воскликнула Рааданн, не позволяя слезам задушить голос. - Ты мой Рыцарь! Я не позволю тебе умереть!
Отчаянно зажмурившись, она постаралась представить себе, как Рыцарь – живой и здоровый, улыбается ей, встает на ноги... Ничего не получилось. Воображение раз за разом рисовало ей то, что было на самом деле – умирающего Лива. Впервые сила фантазии отказала ей. Девочка пыталась снова и снова, осознавая уже, что ничего не выйдет и, не сдаваясь лишь потому, что страшилась открыть глаза и увидеть, что Рыцарь покинул ее раз и навсегда.
И все таки ей пришлось остановиться и посмотреть. Лив еще жил, кто знает, не потому ли что Рааданн все же пыталась удержать его в жизни? - вот только это не могло остановить смерть.
- Не ненужно никакого чуда, - сказал Мильза, и поднялась, встала медленно и властно, как королева или Великая Волшебница, неотрывно глядя на Рыцаря. – Поиграй со мной. Ты знаешь сказку о Цветке Мечты и о Смерти?
Лив едва заметно кинул.
- Знаю.
- Поиграй со мной, - повторила Мильза, - пусть я буду Смерть, а ты – умирающий мальчик с густой кровью.
Лив, кажется, собирался спорить – Мильза сердито нахмурилась и сделала несвойственный ей, какой-то нечеловечески-строгий, плавный жест. Рааданн поняла его так: «Я пришла. Ты пойдешь со мной?»
- Пойду, - сказал Рыцарь, - Но разреши мне сначала рассказать тебе сказку.
Мильза - нет, Госпожа Смерть! - благосклонно кивнула.
Лив улыбнулся – улыбнулся Смерти, так как Ей может улыбнуться только тот кто верит в жизнь.
- «Сказка о Чудаке и Монете», – сказал он. Рааданн лишь на миг удивилась тому, что он не стал повторять сказки о Цветке Мечты. Не удивилась, потому что так было правильно, так было хорошо! А Лив продолжил: - Один Чудак подумал однажды: «А есть ли на свете другие, такие как я? Не пойти ли мне поискать их?»
Чудак – это человек, у которого за мыслью тотчас следует дело, ведь он не умеет ждать и не верит, что рано или поздно получит все, что хочет, ничего не сделав для этого. И вот уже он идет, и дорога ложится ему под ноги, и Чудак счастлив и весел, а может быть весел и счастлив. Солнце светило ярко, и ясно было на сердце у Чудака.
«Дорога, - сказал он дороге, - ты хорошая дорога, ведь ты ведешь прямо и прямо до самого горизонта. Глядя вперед, можно шагать и верить – однажды придешь в то место, где небо соединяется с землей. Ты даешь надежду, и я благодарен тебе».
Дорога не ответила ему, и он ничуть не обиделся. Только что-то вдруг сверкнуло в пыли; Чудак наклонился и поднял с обочины маленькую монетку. Поднеся ее поближе к глазам, он понял, что она не золотая и не серебряная, а медная, и обрадовался.
«Вот хорошо! – сказал он, стирая с монетки пыль другой ладонью, - у меня никогда не было ни золота, ни серебра и вот эта находка едва ли лежала с ними рядом. Теперь если на меня нападут разбойники, им нечего будет взять, и может, не найдя ничего кроме меди, они вспомнят что жизнь – сокровище сама по себе!»
В ответ монетка весело засверкала и сказала Чудаку:
«Как хорошо ты сказал! Все богатства мира не могут состоять из золота и серебра. Но все же, если хочешь, я научу тебя, как стать богатым».
Чудак рассмеялся.
«Волшебная монетка! Ты, конечно же, волшебная, я знаю, но, пожалуйста, не спорь! Богатство не нужно мне, ведь мне поздно уже привыкать быть богатым. Я немножко боюсь этого, так что лучше я останусь тем, кем был всегда. И прости, если обидел тебя».
«Я вовсе не обиделась, – сказала Монетка, - пусть будет по-твоему. Только иногда я буду давать тебе советы, а ты, если захочешь, станешь следовать им».
Так они договорились, и Чудак отправился дальше по дороге, что была добра к нему, под ярким ласковым солнцем.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 26.09.2011, 17:16 | Сообщение # 13 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Разбойников он к счастью не встретил; но на повороте дороги ему повстречался Рыцарь. Его латы были покорежены, кое-где их покрывала ржавчина, поэтому Рыцарь, наверное, не мог снять их и когда он двигался, слышались скрип и скрежет. Зато его конь был чист и ухожен. Он стоял привязанный к маленькому деревцу и, объедая с него листочки, то и дело косился на скрипящего рыцаря.
«Добрый день, - сказал Чудак, улыбаясь - он не подумал о том, что его улыбка может быть принята за насмешку, он вообще не знал, что улыбкой можно кого-то обидеть, - что ты делаешь?»
«Пытаюсь хоть как-то почистить мои латы. Слышишь, как скрипят? Когда я двигаюсь, из-под них сыплется ржавчина, и я думаю – должна же она когда-нибудь кончиться! Не мог бы ты помочь мне снять доспехи?»
Чудак охотно согласился – ведь чудаки любят помогать людям – и принялся расстегивать многочисленные застежки на латах.
Когда Рыцарь снял шлем, под ним оказалось молодое веселое лицо человека, привыкшего улыбаться.
«Спасибо тебе, - сказал он, - как тебя зовут?»
«Все называют меня просто Чудаком, и я не обижаюсь».
«А меня все зовут Рыцарем – даже Дракон, с которым я вначале сражался, а потом говорил, называл меня так. Куда ты идешь?»
«Куда ведет дорога. А куда держишь свой путь ты?»
«К горизонту, - улыбнулся молодой Рыцарь, - ведь я еще никогда там не был и как знать, нет ли там кого-то, кто ждет меня?»
Так они говорили друг с другом и чистили ржавые латы песком. И были они так упорны, что через час железо засверкало, и улыбка веселого солнца отразилось в нем.
«Вот хорошо! – сказал Рыцарь, - теперь я могу идти навстречу приключениям, которые прежде спешили убежать от меня, едва услышав скрип ржавых доспехов. И еще, я хотел бы идти вместе с тобой».
«Что же мешает тебе? – спросил Чудак, - дорога широка и длинна, нам не будет на ней тесно вдвоем».
И, конечно же, он не ошибся, ведь так или иначе всегда можно договориться, о чем бы ни шла речь. Вскоре солнце зашло, и наступила ночь; странники собирались остановиться на ночлег.
«Если бы вы прошли еще немного, - сказала молчавшая доселе волшебная Монетка, - то наши бы домик, где смогли бы переночевать, хотя возможно это было бы опасно, ведь хозяйка его – одинокая Ведьма».
Рыцарь не удивился говорящей Монетке – ничто не может удивить человека, говорившего с Драконом - и согласился.
«Если ведьма не прогонит нас сразу, мы сможем попросить ее о ночлеге».
Так через час пути они оказались у дверей маленького уютного домика, в окошке которого горел огонек. Рыцарь постучал, но не получил ответа, хотя хозяйка наверняка была дома. Он постучал снова и снова – напрасно, никто не отворил ему двери… Тогда Чудак подошел к окну и запел старую, как мир песню о двух странниках, уставших в пути, которым нужно немного тепла, да огонь в очаге, а больше ничего.
Только тогда дверь отворилась, и встрепанная женщина с красивыми глазами встретила их на пороге.
«Как странно, - сказала она, - я решила до конца своих дней никому не открывать двери, потому что люди считают меня не способной на добро и охотно сеющей зло, а это не так. Обидно, когда о тебе думают хуже, чем ты есть. Но вот сейчас я подумала, что нет добра в том, чтобы оставить вас ночевать на улице. Входите и будьте моими гостями».
Она провела их в дом, напоила вкусным травяным чаем и уложила спать. Обоим странникам в эту ночь снились удивительные сны.
Утром Ведьма накормила их завтраком и, прежде чем отпустить в дорогу, задала три вопроса:
«Скажите, почему люди видят лишь зло там, где есть и добро?»
«Потому что добро менее заметно тому, кто стоит в стороне от него, зло же заметно всем», - ответил Рыцарь.
«Почему же зло заметно всем?»
«Потому что оно охотно выставляет себя напоказ, добро же стареется держаться в тени».
«Почему же добро держится в тени»? - наконец спросила Ведьма.
«Потому что добро, которое стремиться выставить себя на показ, очень быстро перестает быть добром».
С этим Ведьма и отпустила их.
Начал накрапывать мелкий дождик, солнце спряталось в тучу. Рыцарь снял свои доспехи, боясь, что они снова заржавеют, спрятал их в кожаный мешок и погрузил на спину верного коня. Однако не прошло и часа, как впереди на дороге послышались громкие голоса, крики и лай собак. Рыцарь пригляделся и вдруг бросился вперед, на ходу обнажая меч.
Толпившиеся на перекрестке люди натравливали собак на прижимавшуюся спиной к путевому камню девушку. Она отчаянно отбивалась от огромных злых псов толстой палкой. Хозяева собак были богато одеты, а у одного из них на груди висела толстая золотая цепь, но Рыцарь заставил их потесниться, и встал рядом с девушкой.
«Что ты делаешь? – спросил человек с золотой цепью на шее, - и зачем ты это делаешь?»
«Я защищаю человека, который не может защитить себя сам, - ответил Рыцарь, - но что делаете вы? Зачем так жестоки?»
«Мы - жестоки? – закричал низкорослый, кряжистый человечек рядом с обладателем золотой цепи, - эта девчонка - злобная колдунья, отравившая нашего короля! Неужели и теперь ты станешь защищать ее?»
Рыцарь не отступил ни на шаг.
«Всякая жизнь священна для меня, и я буду защищать ее столько, на сколько хватит моей жизни».
«Но если так, то за жизнь твою никто не даст ни гроша!»
«Я не собираюсь продавать ее, - с достоинством ответил Рыцарь, - Я никогда не боялся жизни и не испугаюсь смерти, если мое время пришло. Ничего недостойного нет в том, чтобы защищать слабого – но есть ли оно в том, чтобы нападать всем на одного?»
«Что ты можешь предложить нам, желающим всего лишь справедливого возмездия? – спросил низкорослый, - и какое тебе дело до всего этого?»
Чудак, наконец-то подошедший совсем близко и слышавший часть разговора, решил вмешаться.
«Послушайте, - сказал он - я мог бы предложить вам выход. У меня есть волшебная Монетка, которая дает советы и советы эти неплохи. Почему бы ни спросить у нее, как поступить?»
«Что может твоя Монетка знать о наших делах? – проворчал хозяин золотой цепи, - а впрочем, почему бы и нет?»
Тогда Чудак достал из-за пазухи волшебную Монетку и спросил ее совета.
«Подумайте и скажите, - ответила Монетка, - что важней для вас – справедливость без возмездия или возмездие без справедливости? Эта девушка может быть невиновна».
«Это не пришло в голову мне, Первому Советнику короля, - признал владелец цепи, - хоть это может быть и так».
«Но король отравлен! – перебил его низкорослый, - и с каждым часом ему все хуже и хуже! Говорят, если колдунья умрет, то яд перестанет действовать…»
Первый Советник короля знаком заставил его замолчать.
«Я готов признать, что мы поступили неправильно, - сказал он, - но лишь потому, что любим своего короля. Хорошо, пусть девушка уходит из страны и никогда больше не возвращается сюда!»
С этим он повернулся и отправился восвояси. Остальные, чуть помедлив, последовали за ним и только один – низкорослый человечек в темной одежде, оглянулся и бросил на девушку злобный взгляд.
Когда они скрылись из виду, девушка глубоко вздохнула и выронила из рук тяжелую палку. Рыцарь поддержал ее и постарался успокоить:
«Не бойся, никто больше не обидит тебя...»
«Боюсь, что это не так, - ответила она, - Второй Советник короля, тот, кто оглянулся, уходя, затаил злобу и ни ты, ни я ничего не можем поделать с этим. Кроме того, король может умереть, а я так хотела помочь ему!.. Ах, они могут причинить зло моей матери, и я не знаю, что мне теперь делать…»
Девушка заплакала, и никакие слова утешения не помогали. Наконец, Чудак, которому было ужасно жаль девушку, предложил ей свой носовой платок – ведь рукав платья, которым она вытирала слезы, промок насквозь – и сказал ласково и грустно:
«Знаешь, я верю - что бы ни случились, можно исправить зло и сделать его добром. Пожалуйста, расскажи нам о своей беде и, может быть, мы придумаем, как тебе помочь».
Девушка вытерла мокрое от слез лицо, и начала рассказ:
«Когда наш король заболел, моя приемная мать – знахарка, пришла во дворец чтобы попытаться понять, что за хворь сделала короля слабым и беспомощным. Многие целители пытались помочь ему, но не сумели… Мама послушала, как бьется сердце короля и тут же приготовила зелье для него. Но оно не только не помогло, но и ухудшило положение. Второй Советник объявил, что моя мать отравила короля, и хотел бросить ее в темницу, но за нее заступился начальник дворцовых стражей, который знал маму больше двадцати лет, и которому она когда-то спасла жизнь. Мама вернулась домой, но ей дали три дня на то, чтобы приготовить лекарство… Два дня мы с ней пытались отыскать подсказку в книгах целителей, а королю тем временем становилось все хуже. На третий маму позвали к больному на другом конце города, а я листая книги, нашла ответ… Есть такой яд, который становится сильнее от того, что человек принимает противоядие и единственное спасение для отравленного – снова принять тот же яд. Я приготовила его и понесла во дверец, но Второй Советник остановил меня. Он приказал испробовать снадобье на слуге, который, выпив яд, тотчас упал без чувств, а меня обвинили в том же, в чем хотели обвинить мою мать… Я попыталась бежать, но меня догнали…» - девушка снова заплакала.
«Не плачь, - сказал Рыцарь, - я отыщу твою мать, и никто не посмеет причинить ей зло».
Он застегнул на плече свой плащ, сбросил со спины коня суму с латами и вскочил в седло.
«Постой! – воскликнул Чудак, - а как же твои доспехи? Ты не оденешь их?»
«Доспехи тяжелы, а я очень спешу».
«Но тогда ты будешь беззащитен!» – воскликнула девушка.
«О нет. Все, что мне нужно – это вера в себя и желание помочь. Тому, кто не имеет их, никакие доспехи не помогут».
Он ускакал, а Чудак и девушка остались ждать его.
Прошел день и еще половина, когда Рыцарь вернулся очень усталый, без плаща и меча, ведя в поводу коня, на котором сидела мать девушки.
«Что с тобой случилось?» – спросил Чудак, но Рыцарь только улыбнулся ему и свалился с ног от усталости.
«Меня взяли под стражу, - сказала мать девушки, - а он пришел во дворец и поклялся, что я невиновна, поклялся честью Рыцаря! Даже Второй Советник не смог ничего ответить на это, кроме одного – предложить поединок Чести! «Раз в этом деле замешан яд, будет справедливо, если до поединка ты выпьешь глоток того, что эта женщина приготовила для короля. Ты согласен?» Он согласился и выпил яд, а потом сражался и, победив выставленного против него поединщика, потребовал отвести меня к королю. Так я смогла дать правителю яд-противоядие, а то, что осталось, выпил отважный Рыцарь».
Хотя поединок и борьба с ядом дорого стоили Рыцарю, он быстро поправлялся, может, потому, что девушка хорошо ухаживала за ним. Все они поселились в небольшой гостинице на окраине ближайшего города, но очень скоро Чудак понял, что дорога снова зовет его. Он хотел уйти и позвать с собой Рыцаря, но, увидав, как он и девушка смотрят друг на друга, понял, что у Рыцаря теперь есть другая цель в жизни, кроме дороги.
«Подожди немного, - сказала волшебная Монетка, - может быть, тебе не придется идти одному».
И этот совет оказался хорош. Как-то ночью Чудаку не спалось и, услышав странный шорох со стороны окна, он разбудил Рыцаря. Тот тихо подобрался к окну и увидел человека, пытавшегося открыть ставню и забраться в комнату. Рыцарь подождал, пока человек влез на подоконник, тогда он схватил его за шиворот и как следует встряхнул. Ночной гость попытался ударить Рыцаря выскочившим из рукава кинжалом, но Рыцарь разоружил его и тот больше уже не сопротивлялся. То был убийца, посланный затаившим злобу вторым советником короля. Заставив его признаться в этом, Рыцарь передал убийцу в руки стражей гостиницы и утром четверо покинули ее. Так Чудак снова оказался в дороге не один, а в компании Рыцаря, девушки и ее приемной матери. Правда, так не могло продолжаться долго – мать девушки была немолода, и зима уже напоминала о себе первыми холодами.
«Когда увидишь голубой путевой камень, - сказала Монетка, давая новый совет, - поверни от него направо и заставь остальных сделать то же, как бы они не противились».
В самом деле, через день они увидели путевой камень небесно-голубого цвета, от которого вели две дороги. Правая была пустынной, а по левой двигалось множество повозок.
«Мы должны пойти направо», - сказал Чудак.
«Но левая дорога ведет к городу, - сказал Рыцарь, прочтя знаки на камне, - а эта кажется заброшенной. Куда она может вести, если камень умалчивает об этом?»
«Она ведет в такое место, которое подойдет всем нам», - ответил Чудак, улыбнувшись – он подумал, что прежде Рыцарь, отвечавший лишь за себя, не был таким острожным и рассудительным.
Что ж, трое послушались одного и не ошиблись. Не внушающая уважения пустая дорога очень скоро превратилась в наезженный тракт, украшенный по обочинам диковинными цветами. Впереди забрезжило золотое сияние.
«Мне кажется, я знаю, куда мы идем, - с улыбкой сказала словно помолодевшая мать девушки, - это Золотая Страна, в которой не бывает несправедливости и горя, а королем здесь может быть любой, будь даже он простым землепашцем или водоносом».
Услышав это, Чудак постарался незаметно отстать, повернулся спиной к Золотой Стране и зашагал обратно.
«Почему ты уходишь? – спросила Монетка, - разве это место не подходит и тебе?»
«Нет, - ответил Чудак, - я искал вовсе не Золотую Страну, а всего лишь тех, кто похож на меня».
«Но может быть, потом ты уже не найдешь сюда дорогу!»
«Я знаю. Но я люблю исполнять свои желания сам, а не получать их исполнение в дар от волшебников Золотой Страны. Я всегда делал так, и разве я был не прав?»
«Выбирающий всегда прав», - ответила Монетка.
Путь Чудака, оставившего спутников, привлеченных сиянием Золотой Страны, не был особенно долгим. В одной из гостиниц он услышал о принцессе, которая привечала всяческих странных созданий и удивительных людей. Говорили, что при ее дворе живет мальчик по имени Маленький Мудрец, который знает ответы на все вопросы, и женщина с зелёными волосами, умеющая заставить воду петь, и старичок-сказочник, которой пишет сказки на древесных листах и дарит их людям.
«Вот интересно! – воскликнул Чудак, - как бы я хотел увидеть эту принцессу!»
«Тебе не стоит ходить туда, - сказала Монетка, - может быть, принцесса держит при дворе всех этих людей только ради корысти, и тогда вы с ней не поймете друг друга».
Но Чудак на этот раз не послушался ее совета и отправился в гости к принцессе.
Ее замок стоял на другом краю земли, так что когда он добрался туда, то был очень усталым и голодным. Чудак вошел внутрь, и ворота замка захлопнулись за ним как створки хищной раковины…
Принцесса приняла Чудака, и, не спеша предложить ему отдохнуть, утолить голод и жажду, спросила, кто он и что умеет делать.
«Ничего, - ответил Чудак, - я просто брожу по земле и дарю людям свои мечты».
Принцесса некрасиво поморщилась.
«И всего-то? Ты, должно быть, не знаешь, что и без тебя на земле тесно от бредовых фантазий. Если ты и вправду не умеешь ничего, тогда тебе здесь не место. Или у тебя есть что-то особенное?»
И усталый, голодный Чудак вспомнил о волшебной Монетке.
«У меня есть вот это, - сказал он, доставая ее, - это волшебная Монетка, она дает хорошие советы».
Принцесса взяла Монетку в руки, потерла ее и заметила:
«Но она даже не золотая!»
«Ты тоже сделана не из золота, - сказала Монетка, - но разве тебе больше понравилось бы быть золотой, а не живой?»
Красивая Принцесса рассмеялась.
«Так ты и вправду волшебная! Что ж, ты останешься у меня, и будешь давать мне советы – глядишь и выйдет из этого толк».
«Постой! – воскликнул удивленный Чудак, - ведь у тебя есть еще зеленоволосая женщина, и мальчик-Мудрец и старый сказочник, а у меня – только эта монетка! Верни мне ее, пожалуйста!»
«Мальчик-Мудрец не хочет разговаривать со мной, - сказала Принцесса, покраснев от гнева, - старый сказочник смешон с его сухими листочками, на которых трудно разобрать слова, а зеленоволосая и вовсе не нужна мне – какой толк от поющей воды? Но если ты недоволен, я дам тебе вместо твоей Монетки золотую, так что ты ничего не потеряешь, а как раз наоборот. Говори же скорее, ты согласен?»
«Нет. Я не хочу никакой другой монетки, кроме этой».
«Вот как, - Принцесса поднялась с трона и топнула ножкой, - пусть будет по-твоему. Эй, стража, выкиньте этого человека на улицу, пока я не приказала отрубить ему голову, которая, кажется, ему не нужна!»
И стражники взяли Чудака под руки и выставили его за ворота замка.
Печальный, он сел на землю, обнял голову ладонями и задумался о том, что, кажется, принцесса права, раз он не подумал, как следует, прежде чем показал ей волшебную Монетку. И ведь он сам отказался последовать хорошему совету и поплатился за это!
Вечер уже наступил, когда он поднялся на ноги и, умывшись в ручье, отправился в путь. С Монеткой или без нее – у него была своя цель, которой он пока не достиг. Дорога и время смиряют злость и развеивают печаль, и к счастью или к несчастью ничего с этим не поделать
Его жажду утолила вода ручья, голод – плоды дикой яблони, а печаль уходила сама, не оставляя следов. Когда взошла луна, он нашел ночлег в маленьком домике у дороги, а утром, едва выйдя в новый путь и сделав три шага по нему, Чудак увидел, как что-то блеснуло в пыли. Он наклонился и поднял Монетку, ту самую, что отняла у него Принцесса.
«Вот чудо! – воскликнул он, - как ты оказалась здесь?»
«Это вовсе не чудо, - не согласилась Монетка, - просто ты понял, что способен быть счастливым и без моих советов, как был прежде, а значит, мы с тобой можем начать все сначала. Руки Принцессы не могли удержать меня, ведь она считала, что только чудо может сделать человека счастливым. Но разве это правда?»
«Нет, - ответил Чудак, - а может быть, да. Счастье – это и есть настоящее чудо. И всякий раз, когда оно приходит, и медь и бронза, и камень превращаются в золото, даже если сразу этого не увидишь. Но как же это здорово, что на свете существуют и медь и бронза и камень, и обычная простая жизнь, которую можно любить так сильно, как ничто на свете!»
И волшебная Монетка согласилась с ним – да и кто бы не согласился? Конечно, однажды она оставит Чудака и перейдет в другие руки, но так ли важно иметь в собственном владении чудо, если – оглянись и увидишь, как вокруг тебя каменные сердца превращаются в золотые одно за другим, безо всякого волшебства, просто потому, что жизнь прекрасна?..»
- Вот и все, - закончил умирающий мальчик. - Я дарю тебе эту сказку. Примешь ли ты мой подарок?
- Приму и сделаю тебе подарок – в ответ, – сказала Смерть. - Ты любишь сказки и любишь жизнь. Я оставлю тебе обе твоих любви. Живи, рассказывай сказки всем, кого встретишь на своем пути, всем кто сможет потом рассказать их Мне, если захочет. Это будет правильно. Никогда еще Я никому и ничего не дарила, но ты ничего не просил, поэтому живи, как живут сказки, ради них и с ними.
На мгновение возникла пауза – все было сказано и сделано, и сыграно, или нет, не все. Ольх и Рааданн переглянулись и вдруг взялись за руки, словно собираясь прыгнуть вместе с высокого обрыва – и не упасть, а взлететь.
- Смерть никогда и ничего никому не дарила, – сказал Ольх тихо и страстно, - но в этот раз Она подарила человеку обещание.
- И это было больше чем все, что может сделать не только Богиня, но и человек. Больше чем все, что можно себе представить, – воодушевленно продолжила Рааданн, чувствуя, как поднимается в ней волна радости, волна света, немыслимого сияния, похожего на рассвет. - А потом Смерть ушла, а жизнь – осталась.
Рыцарь глядел на них – на всех троих, потрясенно и странно. А потом встал на ноги, живой, прежний, свободный идти куда пожелает, совершать чудеса и рассказывать сказки и иногда – принимать чудеса и сказки в подарок ото всех, кто рядом. Даже от самой Смерти.
- Вот и все, - сказала Мильза, которая больше не была пятнадцатилетней старухой и не была Госпожой Смерть.
- Спасибо, - тихо ответил Лив, который тоже больше не был умирающим мальчиком, но был Рыцарем, который исполнил свой Долг.
- Вам пора возвращаться, - сказало Чудовище на троне, - ваши родители беспокоятся о вас.
- А как же ты? – спросила Рааданн.
- А что я? Конечно, здесь всегда было немного одиноко… Если хочешь, загадай мне загадку, чтобы долгие дни и ночи я мог думать над ней.
- Загадку? – девочка огорчилась, - но я не знаю других загадок кроме той, первой.
- Я могу загадать, – сказал Ольх. – Можно? – и, не дожидаясь разрешенья, произнес одну из тех загадок, ответы на которые всегда рядом, так близко, что никому не приходит в голову искать их, - что побуждает семечко превращаться в дерево? Что заставляет дерево отдавать земле свои плоды? Что остается дереву в его последнюю осень?
- Это простая загадка. Семя взрастает оттого, что земля любит его. Дерево отдает ей плоды, потому что верит – из них вырастут новые деревья. А в последнюю осень ему остается надежда, что те, кто вырос из его плодов, бросят в землю свои семена и сколько бы ни умирали деревья, лес будет стоять. Но, может быть, есть и другой ответ? Дашь ли ты его мне, простому Чудовищу?
- Ты можешь поискать его сам, - улыбнулся Ольх, - ты сияешь как солнце, разговариваешь как человек, и веришь в добро, как ребенок – какое же ты Чудовище?..
…Уходящие не оглядывались. Зачем? Они всегда могут вернуться, не так ли?
- Ой-ёй-ёй! - Вспомнив о маме, схватилась за голову Рааданн, - как мне попадет!
- А уж мне-то… я еще никогда не уходил из дома, не предупредив маму.
- Никому не попадет, - улыбнулся Лив, - разве ты забыла, госпожа? Только представь себе…
- Представить, что моя мама не заметила моего отсутствия, и знать не знает о том, что меня нет дома? - принялась спорить Рааданн – просто так, по привычке, - у меня не получится. Впрочем, небольшое наказание я заслужила. А тебя, Ольх, точно на весь день в угол поставят.
- Меня – в угол? – возмутился Ольх, - да как ты смеешь?..
…Легко, радостно было так препираться без злости и злобы, подшучивая друг над другом, и Лив охотно присоединился к своей госпоже и Ольху. Одна правда, одно счастье объединяло их, знающих то, что сейчас знаешь и ты – нужно просто представить, а потом - протяни руку и вот оно – самое сладкое яблоко с самой высокой яблони… Но иногда – какое же это счастье, залезть на дерево и сорвать его своими руками, просто потому, что так захотелось…
январь 2002 г – 9 июля 2002 г.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Триллве | Дата: Суббота, 05.01.2013, 02:42 | Сообщение # 14 |
 Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 247
Награды: 15
Репутация: 64
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
