|
*Весь театр*
|
|
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:43 | Сообщение # 1 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ОСКАР УАЙЛЬД
Как важно быть серьезным
Легкомысленная комедия для серьезных людей
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Джон Уординг, землевладелец, почетный мировой судья.
Алджернон Монкриф.
Его преподобие каноник Чезюбл, доктор богословия.
Мерримен, дворецкий.
Лэйн, лакей Монкрифа.
Леди Брэкнелл.
Гвендолен Ферфакс, ее дочь.
Сесили Кардью.
Мисс Призм, ее гувернантка.
Место действия:
Действие первое - квартира Алджернона Монкрифа на Хаф-Мун-стрит, Вест-Энд.
Действие второе - сад в поместье м-ра Уординга, Вултон.
Действие третье - гостиная в поместье м-ра Уординга. Вултон.
Время действия - наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Гостиная в квартире Алджернона на Хаф-Мун-стрит. Комната обставлена роскошно и со вкусом. Из соседней комнаты слышатся звуки фортепьяно. Лэйн накрывает стая к чаю. Музы-ка умолкает, и входит Алджернон.
Алджернон. Вы слышали, что я играл, Лэйн?
Лэйн. Я считаю невежливым подслушивать, сэр.
Алджернон. Очень жаль. Конечно, вас жаль, Лэйн. Я играю не очень точно - точность доступна всякому, - но я играю с удивительной экспрессией. И поскольку дело касается фортепьяно - чувство, вот в чем моя сила. Научную точность я приберегаю для жизни.
Лэйн. Да, сэр.
Алджернон. А уж если говорить о науке жизни, Лэйн, вы приготовили сандвичи с огурцом для леди Брэкнелл?
Лэйн. Да, сэр. (Протягивает блюдо с сандвичами.)
Алджернон (осматривает их, берет два и садится на диван). Да... кстати, Лэйн, я вижу по вашим записям, что в четверг, когда у меня обедали лорд Шормэн и мистер Уординг, в счет поставлено восемь бутылок шампанского.
Лэйн. Да, сэр; восемь бутылок и пинта пива.
Алджернон. Почему это у холостяков шампанское, как правило, выпивают лакеи? Это я просто для сведения.
Лэйн. Отношу это за счет высокого качества вина, сэр. Я часто отмечал, что в семейных домах шампанское редко бывает хороших марок.
Алджернон. Боже мой, Лэйн! Неужели семейная жизнь так развращает нравы?
Лэйн. Возможно, в семейной жизни много приятного, сэр. Правда, в этом отношении у меня самого опыт небольшой. Я был женат только один раз. И то в результате недоразумения, возникшего между мной и одной молодой особой.
Алджернон (томно). Право же, ваша семейная жизнь меня не очень интересует, Лэйн.
Лэйн. Конечно, сэр, это не очень интересно. Я и сам об этом никогда не вспоминаю.
Алджернон. Вполне естественно! Можете идти, Лэйн, благодарю вас.
Лэйн. Благодарю вас, сэр.
Лэйн уходит.
Алджернон. Взгляды Лэйна на семейную жизнь не слишком-то нравственны. Ну, а если низшие сословия не будут подавать нам пример, какая от них польза? У них, по-видимому, нет никакого чувства моральной ответственности.
Входит Лэйн.
Лэйн. Мистер Эрнест Уординг.
Входит Джек. Лэйн уходит.
Алджернон. Как дела, дорогой Эрнест? Что привело тебя в город?
Джек. Развлечения, развлечения! А что же еще? Как всегда, жуешь, Алджи?
Алджернон (сухо). Насколько мне известно, в хорошем обществе в пять часов принято слегка подкрепляться. Где ты пропадал с самого четверга?
Джек (располагается на диване). За городом.
Алджернон. А что ты делал за городом?
Джек (снимая перчатки). В городе - развлекаешься сам. За городом развлекаешь других. Такая скука!
Алджернон. А кого именно ты развлекаешь?
Джек (небрежно). А! Соседей, соседей.
Алджернон. И симпатичные у вас там соседи, в Шропшире?
Джек. Невыносимые. Я никогда с ними не разговариваю.
Алджернон. Да, этим ты им, конечно, доставляешь большое развлечение. (Подходит к столу и берет сандвич.) Кстати, я не ошибся, это действительно Шропшир?
Джек. Что? Шропшир? Да, конечно. Но послушай. Почему этот сервиз? Почему сандвичи с огурцами? К чему такая расточительность у столь молодого человека? Кого ты ждешь к чаю?
Алджернон. Никого, кроме тети Августы и Гвендолен.
Джек. Отлично!
Алджернон. Да, все это очень хорошо, но боюсь, тетя Августа не очень-то одобрит твое присутствие.
Джек. А собственно, почему?
Алджернон. Милый Джек, твоя манера флиртовать с Гвендолен совершенно неприлична. Не меньше чем манера Гвендолен флиртовать с тобой.
Джек. Я люблю Гвендолен. Я и в город вернулся, чтобы сделать ей предложение.
Алджернон. Ты же говорил - чтобы развлечься... А ведь это дело.
Джек. В тебе нет ни капли романтики.
Алджернон. Не нахожу никакой романтики в предложении. Быть влюбленным это действительно романтично. Но предложить руку и сердце? Предложение могут принять. Да обычно и принимают. Тогда прощай все очарование. Суть романтики в неопределенности. Если мне суждено жениться, я, конечно, постараюсь позабыть, что я женат.
Джек. Ну, в этом я не сомневаюсь, дружище. Бракоразводный суд был создан специально для людей с плохой памятью.
Алджернон. А! Что толку рассуждать о разводах. Разводы совершаются на небесах.
Джек протягивает руку за сандвичем.
Алджернон (тотчас же одергивает его.) Пожалуйста, не трогай сандвичей с огурцом. Они специально для тети Августы. (Берет сандвичи и ест.)
Джек. Но ты же все время их ешь.
Алджернон. Это совсем другое дело. Она моя тетка. (Достает другое блюдо.) Вот хлеб с маслом. Он для Гвендолен. Гвендолен обожает хлеб с маслом.
Джек (придвигаясь к столу и берясь за хлеб с маслом). А хлеб действительно очень вкусный.
Алджернон. Но только, дружище, не вздумай уплести все без остатка. Ты ведешь себя так, словно Гвендолен уже твоя жена. А она еще не твоя жена, да и вряд ли будет.
Джек. Почему ты так думаешь?
Алджернон. Видишь ли, девушки никогда не выходят замуж за тех, с кем флиртуют. Они считают, что это не принято.
Джек. Какая чушь!
Алджернон. Вовсе нет. Истинная правда. И в этом разгадка, почему всюду столько холостяков. А кроме того, я не дам разрешения.
Джек. Ты не дашь разрешения?!
Алджернон. Милый Джек, Гвендолен - моя кузина. И я разрешу тебе жениться на ней, только когда ты объяснишь мне, в каких ты отношениях с Сесили. (Звонит.)
Джек. Сесили! О чем ты говоришь? Какая Сесили? Я не знаю никакой Сесили.
Входит Лэйн.
Алджернон. Лэйн, принесите портсигар, который мистер Уординг забыл у нас в курительной, когда обедал на той неделе.
Лэйн. Слушаю, сэр. (Уходит.)
Джек. Значит, мой портсигар все время был у тебя? Но почему же ты меня не известил об этом? А я-то бомбардирую Скотленд-Ярд запросами. Я уже готов был предложить большую награду тому, кто найдет его.
Алджернон, Ну что же, вот и выплати ее мне. Деньги мне сейчас нужны до зарезу.
Джек. Какой смысл предлагать награду за уже найденную вещь?
Лэйн вносит портсигар на подносе. Алджернон сразу берет его. Лэйн уходит.
Алджернон. Не очень-то благородно с твоей стороны, Эрнест. (Раскрывает портсигар и разглядывает его.) Но, судя по надписи, это вовсе и не твой портсигар.
Джек. Разумеется, мой. (Протягивает руку.) Ты сотни раз видел его у меня в руках и, во всяком случае, не должен читать, что там написано. Джентльмену не следует читать надписи в чужом портсигаре.
Алджернон. Всякие правила насчет того, что следует и чего не следует читать, просто нелепы. Современная культура более чем наполовину зиждется на том, чего не следует читать.
Джек. Пусть будет по-твоему. Я вовсе не собираюсь дискутировать о современной культуре. Это не предмет для частной беседы. Я просто хочу получить свой портсигар.
Алджернон. Да, но портсигар вовсе не твой. Это подарок некоей Сесили, а ты сказал" что не знаешь никакой Сесили.
Джек. Ну, если хочешь знать, у меня есть тетка, которую зовут Сесили.
Алджернон. Тетка!
Джек. Да. Чудесная старушка. Живет в Тэнбридж-Уэллс. Ну, давай сюда портсигар, Алджернон.
Алджернон (отступая за диван). Но почему она называет себя маленькой Сесили, если она твоя тетка и живет в Тэнбридж-Уэллс? (Читает.) "От маленькой Сесили. В знак нежной любви..."
Джек (подступая к дивану и упираясь в него коленом). Ну что в этом непонятного? Есть тетки большие, есть тетки маленькие. Уж это, кажется, можно предоставить на усмотрение самой тетки. Ты думаешь, что все тетки непременно похожи на твою? Какая ерунда! А теперь отдай мой портсигар! (Преследует Алджернона.)
Алджернон. Так. Но почему это твоя тетка зовет тебя дядей? "От маленькой Сесили. В знак нежной любви дорогому дяде Джеку". Допустим, тетушка может быть маленькой, но почему тетушке, независимо от ее размера и роста, называть собственного племянника дядей, этого я в толк не возьму. А кроме того, тебя зовут вовсе не Джек, а Эрнест.
Джек. Вовсе не Эрнест, а Джек.
Алджернон. А ведь ты всегда говорил мне, что тебя зовут Эрнест! Я представлял тебя всем как Эрнеста. Ты отзывался на имя Эрнест. Ты серьезен, как настоящий Эрнест. Никому на свете так не подходит имя Эрнест. Что за нелепость отказываться от такого имени! Наконец, оно стоит на твоих визитных карточках. Вот. (Берет визитную карточку из портсигара.) "Мистер Эрнест Уординг, Б-4, Олбени". Я сохраню это как доказательство, что твое имя Эрнест, на случай если ты вздумаешь отпираться при мне, при Гвендолен или при ком угодно. (Кладет визитную карточку у карман.)
Джек. Ну что ж, в городе меня зовут Эрнест, в деревне - Джек, а портсигар мне подарили в деревне.
Алджернон. И все-таки это не объяснение, почему твоя маленькая тетушка Сесили из Гэнбридж-Уэллс называет тебя дорогим дядей Джеком. Полно, дружище, лучше уж выкладывай все сразу.
Джек. Дорогой Алджи, ты уговариваешь меня точь-в-точь как дантист. Что может быть пошлее, чем говорить так, не будучи дантистом. Это вводит в заблуждение.
Алджернон. А дантисты именно это и делают. Ну, не упрямься, расскажи все как есть. Признаюсь, я всегда подозревал в тебе тайного и ревностного бенбериста и теперь окончательно убедился в этом.
Джек. Бенберист? А что это значит?
Алджернон. Я тебе тотчас же объясню, что значит этот незаменимый термин, как только ты объяснишь мне, почему ты Эрнест в городе и Джек в деревне.
Джек. Отдай сначала портсигар.
Алджернон. Изволь. (Передает ему портсигар.) А теперь объясняй, только постарайся как можно неправдоподобнее. (Садится на диван.)
Джек. Дорогой мой, здесь нет ничего неправдоподобного. Все очень просто. Покойный мистер Томас Кардью, который усыновил меня, когда я был совсем маленьким, в своем завещании назначил меня опекуном своей внучки мисс Сесили Кардью. Сесили называет меня дядей из чувства уважения, которое ты, видимо, не способен оценить, и живет в моем загородном доме под надзором почтенной гувернантки мисс Призм.
Алджернон. А между прочим, где этот твой загородный дом?
Джек. Тебе это не к чему знать, мой милый. Не надейся на приглашение... Во всяком случае, могу сказать, что это не в Шропшире.
Алджернон. Я так и думал, мой милый. Я два раза бенберировал по всему Шропширу. Но все-таки, почему же ты Эрнест в городе и Джек в деревне?
Джек. Дорогой Алджи, я надеюсь, что ты доймешь истинные причины. Ты для этого недостаточно серьезен Когда вдруг оказываешься опекуном, приходится рассуждать обо всем в высоконравственном духе. Это становится твоим долгом. А так как высоконравственный дух отнюдь не способствует ни здоровью, ни благополучию, то, чтобы вырваться в город, я всегда говорю, что еду к своему младшему брату Эрнесту, который живет в Олбени и то и дело попадает в страшные передряги. Вот, мой дорогой Алджи, вся правда, и притом чистая правда.
Алджернон. Вся правда редко бывает чистой. Иначе современная жизнь была бы невыносимо скучна. А современная литература и вообще не могла бы существовать.
Джек. И мы ничего бы от этого не потеряли.
Алджернон. Литературная критика вовсе не твое призвание, дружище. Не становись на этот путь. Предоставь это тем, кто не обучался в университете. Они с таким успехом занимаются этим в газетах. По натуре ты прирожденный бенберист. Я имел все основания называть тебя так. Ты один из самых законченных бенберистов на свете.
Джек. Объясни, бога ради, что ты хочешь сказать.
Алджернон. Ты выдумал очень полезного младшего брата по имени Эрнест, для того чтобы иметь повод навещать его в городе, когда тебе вздумается. Я выдумал неоценимого вечно больного мистера Бенбери, для того чтобы навещать его в деревне, когда мне вздумается. Мистер Бенбери - это сущая находка. Если бы не его слабое здоровье, я не мог бы, например, сегодня пообедать с тобой у Виллиса, так как тетя Августа пригласила меня на сегодня еще неделю назад.
Джек. Да я и не приглашал тебя обедать.
Алджернон. Ну еще бы, ты удивительно забывчив. И напрасно. Нет ничего хуже, как не получать приглашений.
Джек. Ты бы лучше отобедал у твоей тети Августы.
Алджернон. Не имею ни малейшего желания. Начать с того, что я обедал у нее в понедельник, а обедать с родственниками достаточно и один раз в неделю. А кроме того, когда я там обедаю, со мной обращаются как с родственником, и я оказываюсь то вовсе без дамы, то сразу с двумя. И, наконец, я прекрасно знаю, с кем меня собираются посадить сегодня. Сегодня меня посадят с Мэри Фаркэр, а она все время флиртует через стол с собственным мужем. Это очень неприятно. Я сказал бы - даже неприлично. А это, между прочим, входит в моду. Просто безобразие, сколько женщин в Лондоне флиртует с собственными мужьями. Это очень противно. Все равно что на людях стирать чистое белье. Кроме того, теперь, когда я убедился, что ты заядлый бенберист, я, естественно, хочу с тобой поговорить об этом Изложить тебе все правила?
Джек. Да никакой я не бенберист Если Гвендолен согласится, я тут же прикончу своего братца; впрочем, я покончу с ним в любом случае. Сесили что-то слишком заинтересована им. Это несносно. Так что от Эрнеста я отделаюсь. И тебе я искренне советую сделать то же с мистером... ну с твоим больным другом, забыл, как его там.
Алджернон. Ничто не заставит меня расстаться с мистером Бенбери, и если ты когда-нибудь женишься, что представляется мне маловероятным, то советую и тебе познакомиться с мистером Бенбери. Женатый человек, если он не знаком с мистером Бенбери, готовит себе очень скучную жизнь.
Джек. Глупости. Если я женюсь на такой очаровательной девушке, как Гвендолен, а она единственная девушка, на которой я хотел бы жениться, то поверь, я и знать не захочу твоего мистера Бенбери.
Алджернон. Тогда твоя жена захочет. Ты, должно быть, не отдаешь себе отчета в том, что в семейной жизни втроем весело, а вдвоем скучно.
Джек (назидательно). Мой дорогой Алджи! Безнравственная французская драма насаждает эту теорию уже полвека.
Алджернон. Да, и счастливая английская семья усвоила ее за четверть века.
Джек. Ради бога, не старайся быть циником. Это так легко.
Алджернон. Ничто не легко в наши дни, мой друг. Во всем такая жестокая конкуренция. (Слышен продолжительный звонок.) Вот, должно быть, тетя Августа. Только родственники и кредиторы звонят так по-вагнеровски. Так вот, если я займу ее на десять минут, чтобы тебе на свободе сделать предложение Гвендолен, могу я рассчитывать сегодня на обед у Виллиса?
Джек. Если так - конечно.
Алджернон. Но только без твоих шуточек. Ненавижу, когда несерьезно относятся к еде. Это неосновательные люди, и притом пошлые.
Входит Лэйн.
Лэйн. Леди Брэкнелл и мисс Ферфакс.
Алджернон идет встречать их. Входят леди Брэкнелл и Гвендолен.
Леди Брэкнелл. Здравствуй, мой милый Алджернон. Надеюсь, ты хорошо себя ведешь?
Алджернон. Я хорошо себя чувствую, тетя Августа.
Леди Брэкнелл. Это вовсе не то же самое. Более того, это редко совпадает... (Замечает Джека и весьма холодно кивает ему.)
Алджернон (к Гвендолен). Черт возьми, как ты элегантна. Не правда ли, мистер Уординг?
Джек. Вы просто совершенство, мисс Ферфакс.
Гвендолен. О! Надеюсь, что нет. Это лишило бы меня возможности совершенствоваться, а я намерена совершенствоваться во многих отношениях.
Гвендолен и Джек усаживаются в уголке.
Леди Брэкнелл. Извини, что мы запоздали, Алджернон, но мне надо было навестить милую леди Харберн. Я не была у нее с тех пор, как умер бедный ее муж. И я никогда не видела, чтобы женщина так изменилась. Она выглядит на двадцать лет моложе. А теперь я бы выпила чашку чаю и отведала твоих знаменитых сандвичей с огурцом.
Алджернон. Ну разумеется, тетя Августа. (Идет к столику.)
Леди Брэкнелл. Иди к нам, Гвендолен.
Гвендолен. Но, мама, мне и тут хорошо.
Алджернон. (при виде пустого блюда). Силы небесные! Лэйн! Где же сандвичи с огурцом? Я ведь их специально заказывал!
Лэйн (невозмутимо). Сегодня на рынке не было огурцов, сэр. Я два раза ходил.
Алджернон. Не было огурцов?
Лэйн. Нет, сэр. Даже за наличные.
Алджернон. Хорошо, Лэйн, благодарю вас.
Лэйн. Благодарю вас, сэр. (Уходит.)
Алджернон. К моему величайшему сожалению, тетя Августа, огурцов не оказалось, даже за наличные.
Леди Брэкнелл. Ну, ничего, Алджернон. Леди Харбери угостила меня пышками. Она, по-видимому, сейчас ни в чем себе не отказывает.
Алджернон. Я слышал, что волосы у нее стали совсем золотые от горя.
Леди Брэкнелл. Да, цвет волос у нее изменился, хотя, право, не скажу, отчего именно.
Алджернон подает ей чашку чаю.
Леди Брэкнелл. Спасибо, мой милый. А у меня для тебя сюрприз. За обедом я хочу посадить тебя с Мэри Фаркэр. Такая прелестная женщина и так внимательна к своему мужу. Приятно смотреть на них.
Алджернон. Боюсь, тетя Августа, что я вынужден буду пожертвовать удовольствием обедать у вас сегодня.
Леди Брэкнелл (хмурясь): Надеюсь, ты передумаешь, Алджернон. Это расстроит мне весь стол. Ведь твоему дядюшке придется обедать у себя. К счастью, он уже к этому привык.
Алджернон. Мне очень досадно, и, конечно, я очень огорчен, но я только что получил телеграмму с известием, что мой бедный друг Бенбери снова опасно болея. (Переглянувшись с Джеком.) Там все ждут моего приезда.
Леди Брэкнелл. Странно. Этот твой мистер Бенбери, как видно, очень слаб здоровьем.
Алджернон. Да, бедный мистер Бенбери совсем инвалид.
Леди Брэкнелл. Я должна сказать тебе, Алджернон, что, по-моему, мистеру Бенбери пора уже решить, жить ему или умирать. Колебаться в таком важном вопросе просто глупо. Я по крайней мере не увлекаюсь современной модой на инвалидов. Я считаю ее нездоровой. Поощрять болезни едва ли следует. Быть здоровым - это наш первейший долг. Я не устаю повторять это твоему бедному дяде, но он не обращает на мои слова никакого внимания... по крайней мере, судя по состоянию его здоровья. Ты меня очень обяжешь, если от моего имени попросишь мистера Бенбери поправиться к субботе, потому что я рассчитываю на твою помощь в составлении музыкальной программы. У меня это последний вечер в сезоне, и надо же дать какие-то темы для разговора, особенно в конце сезона, когда все уже выговорились, сказали все, что у них было за душой, а ведь чаще всего запас этот очень невелик.
Алджернон. Я передам ваше пожелание мистеру Бенбери, тетя Августа, если только он еще в сознании, и ручаюсь вам, что он постарается поправиться к субботе. Конечно, с музыкой много трудностей. Если музыка хорошая - ее никто не слушает, а если плохая - невозможно вести разговор. Но я покажу вам программу, которую я наметил. Пройдемте в кабинет.
Леди Брэкнелл. Спасибо, Алджернон, что помнишь свою тетку. (Встает и идет за Алджерноном.) Я уверена, что программа будет прелестная, если ее слегка почистить. Французских шансонеток я не допущу. Гости всегда либо находят их неприличными и возмущаются, и это такое мещанство, либо смеются, а это еще хуже. Я пришла к убеждению, что немецкий язык звучит гораздо приличнее. Гвендолен, идем со мной.
Гвендолен. Иду, мама.
Леди Брэкнелл и Алджернон выходят. Гвендолен остается на месте.
Джек. Не правда ли, сегодня чудесная погода, мисс Ферфакс.
Гвендолен. Пожалуйста, не говорите со мной о погоде, мистер Уординг. Каждый раз, когда мужчины говорят со мной о погоде, я знаю, что на уме у них совсем другое. И это действует мне на нервы.
Джек. Я хочу сказать о другом.
Гвендолен. Ну вот видите. Я никогда не ошибаюсь.
Джек. И мне хотелось бы воспользоваться отсутствием леди Брэкнелл, чтобы...
Гвендолен. И я бы вам это посоветовала. У мамы есть привычка неожиданно появляться в комнате. Об этом мне уже приходилось ей говорить.
Джек (нервно). Мисс Ферфакс, с той самой минуты, как я вас увидел, я восторгался вами больше, чем всякой другой девушкой... какую я встречал... с тех пор как я встретил вас.
Гвендолен. Я это прекрасно знаю. Жаль только, что хотя бы на людях вы не показываете этого более явно. Мне вы всегда очень нравились. Даже до того, как мы с вами встретились, я была к вам неравнодушна.
Джек смотрит на нее с изумлением.
Гвендолен. Мы, живем, как вы, надеюсь, знаете, мистер Уординг, в век идеалов. Это постоянно утверждают самые фешенебельные журналы, и, насколько я могу судить, это стало темой проповедей в самых захолустных церквах. Так вот, моей мечтой всегда было полюбить человека, которого зовут Эрнест. В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Как только Алджернон сказал мне, что у него есть друг Эрнест, я сейчас же поняла, что мне суждено полюбить вас.
Джек. И вы действительно любите меня, Гвендолен?
Гвендолен. Страстно!
Джек. Милая! Вы не знаете, какое это для меня счастье.
Гвендолен. Мой Эрнест!
Джек. А скажите, вы действительно не смогли бы полюбить меня, если бы меня звали не Эрнест?
Гвендолен. Но вас ведь зовут Эрнест.
Джек. Да, конечно. Но если бы меня звали как-нибудь иначе? Неужели вы меня не полюбили бы?
Гвендолен (не задумываясь). Ну, это ведь только метафизическое рассуждение, и, как прочие метафизические рассуждения, оно не имеет ровно никакой связи с реальной жизнью, такой, какой мы ее знаем.
Джек. Сказать по правде, мне совсем не нравится имя Эрнест... По-моему, оно мне вовсе не подходит.
Гвендолен. Оно подходит вам больше, чем кому-либо. Чудесное имя. В нем есть какая-то музыка. Оно вызывает вибрации.
Джек. Но, право же, Гвендолен, по-моему, есть много имей гораздо лучше. Джек, например, - прекрасное Имя.
Гвендолен. Джек? Нет, оно вовсе не музыкально. Джек - нет, это не волнует, не вызывает никаких вибраций... Я знала нескольких Джеков, и все они были один другого ординарнее. А кроме того, Джек - ведь это уменьшительное от Джон. И мне искренне жаль всякую женщину, которая вышла бы замуж за человека по имени Джон. Она, вероятно, никогда не испытает упоительного наслаждения - побыть хоть минутку одной. Нет, единственное надежное имя - это Эрнест.
Джек. Гвендолен, мне необходимо сейчас же креститься... то есть я хотел сказать - жениться. Нельзя терять ни минуты.
Гвендолен. Жениться, мистер Уординг?
Джек (в изумлении). Ну да... конечно. Я люблю вас, и вы дали мне основание думать, мисс Ферфакс, что вы не совсем равнодушны ко мне.
Гвендолен. Я обожаю вас. Но вы еще не делали мне предложения. О женитьбе не было ни слова. Этот вопрос Даже не поднимался.
Джек. Но... но вы разрешите сделать вам предложение?
Гвендолен. Я думаю, сейчас для этого самый подходящий случай. И чтобы избавить вас от возможного разочарования, мистер Уординг, я должна вам заявить с полной искренностью, что я твердо решила ответить вам согласием.
Джек. Гвендолен!
Гвендолен. Да, мистер Уординг, так что же вы хотите мне сказать?
Джек. Вы же знаете все, что я могу вам сказать.
Гвендолен. Да, но вы не говорите.
Джек. Гвендолен, вы согласны стать моей женой? (Становится на колени.)
Гвендолен. Конечно, согласна, милый. Как долго вы собирались! Я думаю, вам не часто приходилось делать предложение.
Джек. Но, дорогая, я никого на свете не любил, кроме вас.
Гвендолен. Да, но мужчины часто делают предложение просто для практики. Вот, например, мой брат Джеральд. Все мои подруги говорят мне это. Какие у вас чудесные голубые глаза, Эрнест. Совершенно, совершенно голубые. Надеюсь, вы всегда будете смотреть на меня вот так, особенно при людях.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:44 | Сообщение # 2 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Входит леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Мистер Уординг! Встаньте! Что за полусогбенное положение! Это в высшей степени неприлично!
Гвендолен. Мама!
Джек пытается встать. Она его удерживает.
Гвендолен. Пожалуйста, обождите в той комнате. Вам здесь нечего делать. Кроме того, мистер Уординг еще не кончил.
Леди Брэкнелл. Чего не кончил, осмелюсь спросить?
Гвендолен. Я помолвлена с мистером Уордингом, мама.
Они встают оба.
Леди Брэкнелл. Извини, пожалуйста, но ты еще ни с кем не помолвлена. Когда придет время, я или твой отец, если только здоровье ему позволит, сообщим тебе о твоей помолвке. Помолвка для молодой девушки должна быть неожиданностью, приятной или неприятной - это уже другой вопрос. И нельзя позволять молодой девушке решать такие вещи самостоятельно... Теперь, мистер Уординг, я хочу задать вам несколько вопросов. А ты, Гвендолен, подождешь меня внизу в карете.
Гвендолен (с упреком). Мама!
Леди Брэкнелл. В карету, Гвендолен!
Гвендолен идет к двери. На пороге они с Джеком обмениваются воздушным поцелуем за спиной у леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. (Озирается в недоумении, словно не понимая, что это за звук. Потом оборачивается.) В карету!
Гвендолен. Да, мама. (Уходит, оглядываясь на Джека.)
Леди Брэкнелл (усаживаясь.) Вы можете сесть, мистер Уординг. (Роется в кармане, ища записную книжечку и карандаш.)
Джек. Благодарю вас, леди Брэкнелл, я лучше постою.
Леди Брэкнелл (вооружившись книжкой и карандашом). Вынуждена отметить: вы не значитесь в моем списке женихов, хотя он в точности совпадает со списком герцогини Болтон. Мы с ней в этом смысле работаем вместе. Однако я готова внести вас в список, если ваши ответы будут соответствовать требованиям заботливой матери. Вы курите?
Джек. Должен признаться, курю.
Леди Брэкнелл. Рада слышать. Каждому мужчине нужно какое-нибудь занятие. И так уж в Лондоне слишком много бездельников. Сколько вам лет?
Джек. Двадцать девять.
Леди Брэкнелл. Самый подходящий возраст для женитьбы. Я всегда придерживалась того мнения, что мужчина, желающий вступить в брак, должен знать все или ничего. Что вы знаете?
Джек (после некоторого колебания). Ничего, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Рада слышать это. Я не одобряю всего, что нарушает естественное неведение. Неведение подобно нежному экзотическому цветку: дотроньтесь до него, и он завянет. Все теории современного образования в корне порочны. К счастью, по крайней мере у нас, в Англии, образование не оставляет никаких следов. Иначе оно было бы чрезвычайно опасно для высших классов и, быть может, привело бы к террористическим актам на Гровенор-сквер. Ваш доход?
Джек. От семи до восьми тысяч в год.
Леди Брэкнелл (делая пометки в книжке). В акциях или в земельной ренте?
Джек. Главным образом в акциях.
Леди Брэкнелл. Это лучше. Всю жизнь платишь налоги, и после смерти с тебя их берут, а в результате земля не дает ни дохода, ни удовольствия. Правда, она дает положение в обществе, но не дает возможности пользоваться им. Такова моя точка зрения на землю.
Джек. У меня есть загородный дом, ну, и при нем земля - около полутора тысяч акров; но не это основной источник моего дохода. Мне кажется, что пользу из моего поместья извлекают только браконьеры.
Леди Брэкнелл. Загородный дом! А сколько в нем спален? Впрочем, это мы выясним позднее. Надеюсь, у вас есть дом и в городе? Такая простая, неиспорченная девушка, как Гвендолен, не может жить в деревне.
Джек. У меня дом на Белгрэйв-сквер, но его из года в год арендует леди Блоксхэм. Конечно, я могу отказать ей, предупредив за полгода.
Леди Брэкнелл. Леди Блоксхэм? Я такой не знаю.
Джек. Она редко выезжает. Она уже довольно пожилая.
Леди Брэкнелл. Ну, в наше время это едва ли может служить гарантией порядочного поведения. А какой номер на Белгрэйв-сквер?
Джек. Сто сорок девять.
Леди Брэкнелл (покачивая головой). Не модная сторона. Так я и знала, что не обойдется без дефекта. Но это легко изменить.
Джек. Что именно - моду или сторону?
Леди Брэкнелл (строго). Если понадобится - и то и другое. А каковы ваши политические взгляды?
Джек. Признаться, у меня их нет. Я либерал-юнионист.
Леди Брэкнелл. Ну, их можно считать консерваторами. Их даже приглашают на обеды. Во всяком случае на вечера. А теперь перейдем к менее существенному. Родители ваши живы?
Джек. Нет. Я потерял обоих родителей.
Леди Брэкнелл. Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность. Кто был ваш отец? Видимо, он был человек состоятельный. Был ли он, как выражаются радикалы, представителем крупной буржуазии или же происходил из аристократической семьи?
Джек. Боюсь, не смогу ответить вам на этот вопрос. Дело в том, леди Брэкнелл, что я неточно выразился, сказав, что я потерял родителей. Вернее было бы сказать, что родители меня потеряли... По правде говоря, я не знаю своего происхождения. Я... найденыш.
Леди Брэкнелл. Найденыш!
Джек. Покойный мистер Томас Кардью, весьма добросердечный и щедрый старик, нашел меня и дал мне фамилию Уординг, потому что у него в кармане был тогда билет первого класса до Уординга. Уординг, как вы знаете, морской курорт в Сассексе.
Леди Брэкнелл. И где же этот добросердечный джентльмен с билетом первого класса до Уординга нашел вас?
Джек (серьезно). В саквояже.
Леди Брэкнелл. В саквояже?
Джек (очень серьезно). Да, леди Брэкнелл. Я был найден в саквояже довольно большом черном кожаном саквояже с прочными ручками, - короче говоря, в самом обыкновенном саквояже.
Леди Брэкнелл. И где именно этот мистер Джеме или Томас Кардью нашел этот самый обыкновенный саквояж?
Джек. В камере хранения на вокзале Виктория. Ему выдали этот саквояж по ошибке вместо его собственного.
Леди Брэкнелл. В камере хранения на вокзале Виктория?
Джек. Да, на Брайтонской платформе.
Леди Брэкнелл. Платформа не имеет значения. Мистер Уординг, должна вам признаться, я несколько смущена тем, что вы мне сообщили. Родиться или пусть даже воспитываться в саквояже, независимо от того, какие у него ручки, представляется мне забвением всех правил приличия. Это напоминает мне худшие эксцессы времен французской революции. Я полагаю, вам известно, к чему привело это злосчастное возмущение. А что касается места, где был найден саквояж" то хотя камера хранения и может хранить тайны нарушения общественной морали - что, вероятно, и бывало не раз, - но едва ли она может обеспечить прочное положение в обществе.
Джек. Но что же мне делать? Не сомневайтесь, что я готов на все, лишь бы обеспечить счастье Гвендолен.
Леди Брэкнелл. Я очень рекомендую вам, мистер Уординг, как можно скорей обзавестись родственниками - постараться во что бы то ни стало достать себе хотя бы одного из родителей - все равно, мать или отца, - и сделать это еще до окончания сезона.
Джек. Но, право же, я не знаю, как за это взяться Саквояж я могу предъявить в любую минуту. Он у меня в гардеробной, в деревне. Может быть, этого вам будет достаточно, леди Брэкнелл?
Леди Брэкнелл. Мне, сэр! Какое это имеет отношение ко мне? Неужели вы воображаете, что мы с лордом Брэкнелл допустим, чтобы наша единственная дочь - девушка, на воспитание которой положено столько забот, - была отдана в камеру хранения и обручена с саквояжем? Прощайте, мистер Уординг! (Исполненная негодования, величаво выплывает из комнаты.)
Джек. Прощайте!
В соседней комнате Алджернон играет свадебный марш.
Джек (в бешенстве подходит к дверям.) Бога ради, прекрати эту идиотскую музыку, Алджернон! Ты совершенно невыносим.
Музыка обрывается, и, улыбаясь, вбегает Алджернон.
Алджернон. А что, разве не вышло, дружище? Неужели Гвендолен отказала тебе? С ней это бывает. Она всем отказывает. Такой уж у нее характер.
Джек. Нет! С Гвендолен все в порядке. Что касается Гвендолен, то мы можем считать себя помолвленными. Ее мамаша - вот в чем загвоздка. Никогда не видывал такой мегеры... Я, собственно, не знаю, что такое мегера, но леди Брэкнелл сущая мегера. Во всяком случае, она чудовище, и вовсе не мифическое, а это гораздо хуже... Прости меня, Алджернон, я, конечно, не должен был так отзываться при тебе о твоей тетке.
Алджернон. Дорогой мой, обожаю, когда так отзываются о моих родных. Это единственный способ как-то примириться с их существованием. Родственники скучнейший народ, они не имеют ни малейшего понятия о том, как надо жить, и никак не могут догадаться, когда им следует умереть.
Джек. Ну, это чепуха!
Алджернон. Нисколько.
Джек. Я вовсе не намерен с тобой спорить. Ты всегда обо всем споришь.
Алджернон. Да все на свете для этого и создано.
Джек. Ну, знаешь ли, если так считать, то лучше застрелиться... (Пауза.) А ты не думаешь, Алджи, что лет через полтораста Гвендолен станет очень похожа на свою мать?
Алджернон. Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия.
Джек. Это что, остроумно?
Алджернон. Это отлично сказано и настолько же верно, насколько любой афоризм нашего цивилизованного века.
Джек. Я сыт по горло остроумием. Теперь все остроумны. Шага нельзя ступить, чтобы не встретить умного человека; Это становится поистине общественным бедствием. Чего бы я не дал за несколько настоящих дураков. Но их нет.
Алджернон. Они есть. Сколько угодно.
Джек. Хотел бы повстречаться с ними. О чем они говорят?
Алджернон. Дураки? Само собой, об умных людях.
Джек. Какие дураки!
Алджернон. А кстати, ты сказал Гвендолен всю правду про то, что ты Эрнест в городе и Джек в деревне?
Джек (покровительственным тоном). Дорогой мой, вся правда - это совсем не то, что следует говорить красивой, милой, очаровательной девушке. Что у тебя за превратные представления о том, как вести себя с женщиной!
Алджернон. Единственный способ вести себя с женщиной - это ухаживать за ней, если она красива, или за другой, если она некрасива.
Джек. Ну, это чепуха!
Алджернон. А все-таки как быть с твоим братцам? С беспутным Эрнестом?
Джек. Не пройдет недели, и я навсегда разделаюсь с ним. Я объявлю, что он умер в Париже от апоплексического удара. Ведь многие скоропостижно умирают от удара, не так ли?
Алджернон. Да, но это наследственное, мой милый. Это поражает целые семьи. Не лучше ли острая простуда?
Джек. А ты уверен, что острая простуда - это не наследственное?
Алджернон. Ну конечно, уверен.
Джек. Хорошо. Мой бедный брат Эрнест скоропостижно скончался в Париже от острой простуды. И кончено.
Алджернон. Но мне казалось, ты говорил... Ты говорил, что мисс Кардью не на шутку заинтересована твоим братом Эрнестом? Как она перенесет такую утрату?
Джек. Ну, это не важно. Сесили, смею тебя уверить, не мечтательница. У нее превосходный аппетит, она любит большие прогулки и вовсе не примерная ученица.
Алджернон. А мне хотелось бы познакомиться с Сесили.
Джек. Постараюсь этого не допустить. Она очень хорошенькая, и ей только что исполнилось восемнадцать.
Алджернон. А ты сказал Гвендолен, что у тебя есть очень хорошенькая воспитанница, которой только что исполнилось восемнадцать?
Джек. К чему разглашать такие подробности? Сесили и Гвендолен непременно подружатся. Поручусь чем угодно, что через полчаса после встречи они назовут друг друга сестрами.
Алджернон. Женщины приходят к этому только после того, как обзовут друг друга совсем иными именами. Ну, а теперь, дружище, надо сейчас же переодеться. Иначе мы не захватим хорошего столика у Виллиса. Ведь уже скоро семь.
Джек (раздраженно). У тебя постоянно скоро семь.
Алджернон. Ну да, я голоден.
Джек. А когда ты не бываешь голоден?
Алджернон. Куда мы после обеда? В театр?
Джек. Нет, ненавижу слушать глупости.
Алджернон. Ну тогда в клуб.
Джек. Ни за что. Ненавижу болтать глупости.
Алджернон. Ну тогда к десяти в варьете.
Джек. Не выношу смотреть глупости. Уволь!
Алджернон. Ну так что же нам делать?
Джек. Ничего.
Алджернон. Это очень трудное занятие. Но я не против того, чтобы потрудиться, если только это не ради какой-то цели.
Входит Лэйн.
Лэйн. Мисс Ферфакс.
Входит Гвендолен. Лэйн уходит.
Алджернон. Гвендолен! Какими судьбами?
Гвендолен. Алджи, пожалуйста, отвернись. Я должна по секрету поговорить с мистером Уордингом.
Алджернон. Знаешь, Гвендолен, в сущности, я не должен разрешать тебе этого.
Гвендолен. Алджи, ты всегда занимаешь аморальную позицию по отношению к самым простым вещам. Ты еще слишком молод для этого.
Алджернон отходит к камину.
Джек. Любимая!
Гвендолен. Эрнест, мы никогда не сможем пожениться. Судя по выражению маминого лица, этому не бывать. Теперь родители очень редко считаются с тем, что говорят им дети. Былое уважение к юности быстро отмирает. Какое-либо влияние на маму я утратила уже в трехлетнем возрасте. Но даже если она помешает нам стать мужем и женой и я выйду еще за кого-нибудь, и даже не один раз, - ничто не сможет изменить моей вечной любви к вам.
Джек. Гвендолен, дорогая!
Гвендолен. История вашего романтического происхождения, которую мама рассказала мне в самом непривлекательном виде, потрясла меня до глубины души. Ваше имя мне стало еще дороже. А ваше простодушие для меня просто непостижимо. Ваш городской адрес в Олбени у меня есть. А какой ваш адрес в деревне?
Джек. Поместье Вултон. Хартфордшир.
Алджернон, который прислушивается к разговору, улыбается и записывает адрес на манжете. Потом берет со стола железнодорожное расписание.
Гвендолен. Надеюсь, почтовая связь у вас налажена. Возможно, нам придется прибегнуть к отчаянным мерам. Это, конечно, потребует серьезного обсуждения. Я иуду сноситься с вами ежедневно.
Джек. Душа моя!
Гвендолен. Сколько вы еще пробудете в городе?
Джек. До понедельника.
Гвендолен. Прекрасно! Алджи, можешь повернуться.
Алджернон. А я уже повернулся.
Гвендолен. Можешь также позвонить.
Джек. Вы позволите мне проводить вас до кареты, дорогая?
Гвендолен. Само собой.
Джек (вошедшему Лэйну). Я провожу мисс Ферфакс.
Лэйн. Слушаю, сэр.
Джек и Гвендолен уходят. Лэйн держит на подносе несколько писем. Видимо, это счета, потому что Алджернон, взглянув на конверты, рвет их на кусочки.
Алджернон. Стакан хересу, Лэйн.
Лэйн. Слушаю, сэр.
Алджернон. Завтра, Лэйн, я отправляюсь бенберировать.
Лэйн. Слушаю, сэр.
Алджернон. Вероятно, я не вернусь до понедельника. Уложите фрак, смокинг и все для поездки к мистеру Бенбери.
Лэйн. Слушаю, сэр. (Подает херес.)
Алджернон. Надеюсь, завтра будет хорошая погода, Лэйн.
Лэйн. Погода никогда не бывает хорошей, сэр.
Алджернон. Лэйн, вы законченный пессимист.
Лэйн. Стараюсь по мере сил, сэр.
Входит Джек. Лэйн уходит.
Джек. Вот разумная, мыслящая девушка. Единственная в моей жизни.
Алджернон без удержу хохочет.
Джек. Чего ты так веселишься?
Алджернон. Просто вспомнил о бедном мистере Бенбери.
Джек. Если ты не одумаешься, Алджи, помяни мое слово, попадешь ты с этим Бенбери в переделку!
Алджернон. А мне это как раз нравится. Иначе скучно было бы жить на свете.
Джек. Какая чушь, Алджи. От тебя слышишь одни глупости.
Алджернон. А от кого их не услышишь?
Джек с возмущением глядит на него, потом выходит. Алджернон закуривает папироску, читает адрес на манжете и улыбается.
Занавес
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:45 | Сообщение # 3 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сад в поместье м-ра Уординга. Серая каменная лестница ведет к дому. По-старомодному распланированный сад, полный роз. Время - июль. В тени большого тиса соломенные стулья, стол, заваленный книгами. Мисс Призм сидит за столом. Сесили в глубине поливает цветы.
Мисс Призм. Сесили, Сесили! Такое утилитарное занятие, как поливка цветов, это скорее обязанность Мольтона, чем ваша. Особенно сейчас, когда вас ожидают интеллектуальные наслаждения. Ваша немецкая грамматика у вас на столе. Раскройте страницу пятнадцатую. Мы повторим вчерашний урок.
Сесили (подходя очень медленно). Но я ненавижу немецкий. Противный язык. После немецкого урока у меня всегда ужасный вид.
Мисс Призм. Дитя мое, вы знаете, как озабочен ваш опекун тем, чтобы вы продолжали свое образование. Уезжая вчера в город, он особенно обращал мое внимание на немецкий язык. И каждый раз, уезжая в город, он напоминает о немецком языке.
Сесили. Дорогой дядя Джек такой серьезный! Иногда я боюсь, что он не совсем здоров.
Мисс Призм (выпрямляясь). Ваш опекун совершенно здоров, и строгость его поведения особенно похвальна в таком сравнительно молодом человеке. Я не знаю никого, кто превосходил бы его в сознании долга и ответственности.
Сесили. Может быть, поэтому он и скучает, когда мы остаемся тут втроем.
Мисс Призм. Сесили! Вы меня удивляете. У мистера Уординга много забот. Праздная и легкомысленная болтовня ему не к лицу. Вы же знаете, какие огорчения доставляет ему его несчастный младший брат.
Сесили. Я хотела бы, чтобы дядя позволил этому несчастному младшему брату хоть иногда гостить у нас. Мы бы могли оказать на него хорошее влияние, мисс Призм. Я уверена, что вы, во всяком случае, могли бы. Вы знаете немецкий и геологию, а такие познания могут перевоспитать человека. (Что-то записывает в своем дневнике.)
Мисс Призм (покачивая головой). Не думаю, чтобы даже я могла оказать влияние на человека, который, по словам собственного брата, обладает таким слабым и неустойчивым характером. Да я и не уверена, что взялась бы за его исправление. Я вовсе не одобряю современной мании мгновенно превращать дурного человека в хорошего. Что он посеял, пускай и пожнет. Закройте ваш дневник, Сесили. Вообще вам совсем не следует вести дневник.
Сесили. Я веду дневник для того, чтобы поверять ему самые удивительные тайны моей жизни. Без записей я, вероятно, позабыла бы их.
Мисс Призм. Память, моя милая, - вот дневник, которого у нас никто не отнимет.
Сесили. Да, но обычно запоминаются события, которых на самом деле не было и не могло быть. Я думаю, именно памяти мы обязаны трехтомными романами, которые нам присылают из библиотеки.
Мисс Призм. Не хулите трехтомные романы, Сесили. Я сама когда-то сочинила такой роман.
Сесили. Нет, в самом деле, мисс Призм? Какая вы умная! И, надеюсь, конец был несчастливый? Я не люблю романов со счастливым концом. Они меня положительно угнетают.
Мисс Призм. Для хороших там все кончалось хорошо, а для плохих - плохо. Это называется беллетристикой.
Сесили. Может быть, и так. Но это несправедливо. А ваш роман был напечатан?
Мисс Призм. Увы! Нет. Рукопись, к несчастью, была мною утрачена.
Сесили делает удивленный жест.
Мисс Призм. Я хочу сказать - забыта, потеряна. Но примемся за работу, дитя мое, время уходит у нас на пустые разговоры.
Сесили (с улыбкой). А вот и доктор Чезюбл идет к нам.
Мисс Призм (встав и идя навстречу). Доктор Чезюбл! Как приятно вас видеть!
Входит каноник Чезюбл.
Чезюбл. Ну, как мы сегодня поживаем? Надеюсь, вы в добром здравии, мисс Призм?
Сесили. Мисс Призм только что жаловалась на головную боль. Мне кажется, ей помогла бы небольшая прогулка с вами, доктор.
Мисс Призм. Сесили! Но я вовсе не жаловалась на головную боль.
Сесили. Да, мисс Призм, но я чувствую, что голова у вас болит. Когда вошел доктор Чезюбл, я думала как раз об этом, а не об уроке немецкого языка.
Чезюбл. Надеюсь, Сесили, что вы внимательно относитесь к вашим урокам?
Сесили. Боюсь, что не очень.
Чезюбл. Не понимаю. Если бы мне посчастливилось быть учеником мисс Призм, я бы не отрывался от ее уст.
Мисс Призм негодует.
Чезюбл. Я говорю метафорически - моя метафора заимствована у пчел. Да! Мистер Уординг, я полагаю, еще не вернулся из города?
Мисс Призм. Мы ждем его не раньше понедельника.
Чезюбл. Да, верно, ведь он предпочитает проводить воскресные дни в Лондоне. Не в пример его несчастному младшему брату, он не из тех, для кого единственная цель - развлечения. Но я не стану больше мешать Эгерии и ее ученице.
Мисс Призм. Эгерия? Меня зовут Петиция, доктор.
Чезюбл (отвешивая поклон). Классическая аллюзия, не более того; заимствована из языческих авторов. Я, без сомнения, увижу вас вечером в церкви?
Мисс Призм. Я все-таки, пожалуй, немножко пройдусь с вами, доктор. Голова у меня действительно побаливает, и прогулка мне поможет.
Чезюбл. С удовольствием, мисс Призм, с величайшим удовольствием. Мы пройдем до школы и обратно.
Мисс Призм. Восхитительно! Сесили, в мое отсутствие вы приготовите политическую экономию. Главу о падении рупии можете опустить. Это чересчур злободневно. Даже финансовые проблемы имеют драматический резонанс. (Уходит по дорожке, сопровождаемая доктором Чезюблом.)
Сесили (хватает одну книгу за другой и швыряет их обратно на стол). Ненавижу политическую экономию! Ненавижу географию. Ненавижу, ненавижу немецкий.
Входит Мерримен с визитной карточкой на подносе.
Мерримен. Сейчас со станции прибыл мистер Эрнест Уординг. С ним его чемоданы.
Сесили (берет карточку и читает). "Мистер Эрнест Уординг, Б-4, Олбени, зап.". Несчастный брат дяди Джека! Вы ему сказали, что мистер Уординг в Лондоне?
Мерримен. Да, мисс. Он, по-видимому, очень огорчился. Я заметил, что вы с мисс Призм сейчас в саду. Он сказал, что хотел бы побеседовать с вами.
Сесили. Просите мистера Эрнеста Уординга сюда. Я думаю, надо сказать экономке, чтобы она приготовила для него комнату.
Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)
Сесили. Никогда в жизни я не встречала по-настоящему беспутного человека! Мне страшно. А вдруг он такой же, как все?
Входит Алджернон, очень веселый и добродушный.
Сесили. Да, такой же!
Алджернон (приподнимая шляпу). Так это вы моя маленькая кузина Сесили?
Сесили. Тут какая-то ошибка. Я совсем не маленькая. Напротив, для своих лет я даже слишком высока.
Алджернон несколько смущен.
Сесили. Но я действительно ваша кузина Сесили. А вы, судя по визитной карточке, брат дяди Джека, кузен Эрнест, мой беспутный кузен Эрнест.
Алджернон. Но я вовсе не беспутный, кузина. Пожалуйста, не думайте, что я беспутный.
Сесили. Если это не так, то вы самым непозволительным образом вводили нас в заблуждение. Надеюсь, вы не ведете двойной жизни, прикидываясь беспутным, когда на самом деле вы добродетельны. Это было бы лицемерием.
Алджернон (глядя на нее с изумлением). Гм! Конечно, я бывал весьма легкомысленным.
Сесили. Очень рада, что вы это признаете.
Алджернон. Если вы уж заговорили об этом, должен признаться, что шалил я достаточно.
Сесили. Не думаю, что вам следует этим хвастаться, хотя, вероятно, это вам доставляло удовольствие.
Алджернон. Для меня гораздо большее удовольствие быть здесь, с вами.
Сесили. Я вообще не понимаю, как вы здесь очутились. Дядя Джек вернется только в понедельник.
Алджернон. Очень жаль. Я должен уехать в понедельник первым же поездом. У меня деловое свидание, и мне очень хотелось бы... избежать его.
Сесили. А вы не могли бы избежать его где-нибудь в Лондоне?
Алджернон. Нет, свидание назначено в Лондоне.
Сесили. Конечно, я понимаю, как важно не выполнить деловое обещание, если хочешь сохранить чувство красоты и полноты жизни, но все-таки вам лучше дождаться приезда дяди Джека. Я знаю, он хотел поговорить с вами относительно вашей эмиграции.
Алджернон. Относительно чего?
Сесили. Вашей эмиграции. Он поехал покупать вам дорожный костюм.
Алджернон. Никогда не поручил бы Джеку покупать мне костюм. Он не способен выбрать даже галстук.
Сесили. Но вам едва ли понадобятся галстуки. Ведь дядя Джек отправляет вас в Австралию.
Алджернон. В Австралию! Лучше на тот свет!
Сесили. Да, в среду за обедом он сказал, что вам предстоит выбирать между этим светом, тем светом и Австралией.
Алджернон. Вот как! Но сведения, которыми я располагаю об Австралии и том свете, не очень заманчивы. Для меня и этот свет хорош, кузина.
Сесили. Да, но достаточно ли вы хороши для него?
Алджернон. Боюсь, что нет. Поэтому я и хочу, чтобы вы взялись за мое исправление. Это могло бы стать вашим призванием, - конечно, если б вы этого захотели, кузина.
Сесили. Боюсь, что сегодня у меня на это нет времени.
Алджернон. Ну тогда хотите, чтобы я сам исправился сегодня же?
Сесили. Едва ли это вам по силам. Но почему не попробовать?
Алджернон. Непременно попробую. Я уже чувствую, что становлюсь лучше.
Сесили. Но вид у вас стал хуже.
Алджернон. Это потому, что я голоден.
Сесили. Ах, как это мне не пришло в голову! Конечно, тот, кто собирается возродиться к новой жизни, нуждается в регулярном и здоровом питании. Пройдемте в дом.
Алджернон. Благодарю вас. Но можно мне цветок в петлицу? Без цветка в петлице мне и обед не в обед.
Сесили. Марешаль Ниель? (Берется за ножницы.)
Алджернон. Нет, лучше пунцовую.
Сесили. Почему? (Срезает пунцовую розу.)
Алджернон. Потому что вы похожи на пунцовую розу, Сесили.
Сесили. Я думаю, вам не следует так говорить со мной. Мисс Призм никогда со мной так не говорит.
Алджернон. Значит, мисс Призм просто близорукая старушка.
Сесили вдевает розу ему в петлицу.
Алджернон. Вы на редкость хорошенькая девушка, Сесили.
Сесили. Мисс Призм говорит, что красота - это только ловушка.
Алджернон. Это ловушка, в которую с радостью попался бы всякий здравомыслящий человек.
Сесили. Ну, я вовсе не хотела бы поймать здравомыслящего человека. О чем с ним разговаривать?
Они уходят в дом. Возвращаются мисс Призм и доктор Чезюбл.
Мисс Призм. Вы слишком одиноки, дорогой доктор. Вам следовало бы жениться. Мизантроп - это я еще понимаю, но женотропа понять не могу.
Чезюбл (филологическое чувство которого потрясено). Поверьте, я не заслуживаю такого неологизма. Как теория, так и практика церкви первых веков христианства высказывались против брака.
Мисс Призм (нравоучительно). Поэтому церковь первых веков христианства и не дожила до нашего времени. И вы, должно быть, не отдаете себе отчета, дорогой доктор, что, упорно отказываясь от женитьбы, человек является всеобщим соблазном. Мужчинам следует быть осмотрительнее, слабых духом безбрачие способно сбить с пути истинного.
Чезюбл. Но разве женатый мужчина менее привлекателен?
Мисс Призм. Женатый мужчина привлекателен только для своей жены.
Чезюбл. Увы, даже для нее, как говорят, не всегда.
Мисс Призм. Это зависит от интеллектуального уровня женщины. Зрелый возраст в этом смысле всего надежней. Спелости можно довериться. А молодые женщины - это еще зеленый плод.
Доктор Чезюбл делает удивленный жест.
Мисс Призм. Я говорю агрикультурно. Моя метафора заимствована из садоводства. Но где же Сесили?
Чезюбл. Может быть, она тоже пошла пройтись до школы и обратно?
Из глубины сада медленно приближается Джек. Он облачен в глубокий траур, с крепом на шляпе и в черных перчатках.
Мисс Призм. Мистер Уординг!
Чезюбл. Мистер Уординг!
Мисс Призм. Какой сюрприз! А мы вас не ждали раньше понедельника.
Джек (с трагической миной жмет руку мисс Призм). Да, я вернулся раньше, чем предполагал. Доктор Чезюбл, здравствуйте.
Чезюбл. Дорогой мистер Уординг! Надеюсь, это скорбное одеяние не означает какой-нибудь ужасной утраты?
Джек. Мой брат.
Мисс Призм. Новые долги и безрассудства?
Чезюбл. В тенетах зла и наслаждения?
Джек (качая головой). Умер.
Чезюбл. Ваш брат Эрнест умер?
Джек. Да, умер. Совсем умер.
Мисс Призм. Какой урок для него! Надеюсь, это ему пойдет на пользу.
Чезюбл. Мистер Уординг, приношу вам мои искренние соболезнования. Для вас остается по крайней мере утешением, что вы были самым великодушным и щедрым из братьев.
Джек. Брат Эрнест! У него было много недостатков, но это тяжкий удар.
Чезюбл. Весьма тяжкий. Вы были с ним до конца?
Джек. Нет. Он умер за границей! В Париже. Вчера вечером пришла телеграмма от управляющего Гранд-отеля.
Чезюбл. И в ней упоминается причина смерти?
Джек. По-видимому, острая простуда.
Мисс Призм. Что посеешь, то и пожнешь.
Чезюбл (воздевая руки горе). Милосердие, дорогая мисс Призм, милосердие! Никто из нас не совершенен. Я сам в высшей степени подвержен простуде. А погребение предполагается здесь, у нас?
Джек. Нет. Он, кажется, завещал, чтобы его похоронили в Париже.
Чезюбл. В Париже! (Покачивает головой.) Да! Значит, он до самого конца не проявил достаточной серьезности. Вам, конечно, желательно, чтобы я упомянул об этой семейной драме в моей воскресной проповеди?
Джек горячо пожимает ему руку.
Чезюбл. Моя проповедь о манне небесной в пустыне пригодна для любого события, радостного или, как в данном случае, печального.
Все вздыхают.
Чезюбл. Я произносил ее на празднике урожая, при крещении, конфирмации, в дни скорби и в дни ликования. В последний раз я произнес ее в соборе на молебствии в пользу Общества предотвращения недовольства среди высших классов. Присутствовавший при этом епископ был поражен злободневностью некоторых моих аналогий.
Джек. А кстати! Вы, кажется, упомянули крещение, доктор Чезюбл. Вы, конечно, умеете крестить?
Доктор Чезюбл в недоумении.
Джек. Я хочу сказать, вам часто приходится крестить?
Мисс Призм. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных обязанностей пастора. Я часто говорила по этому поводу с беднейшими из прихожан. Но они, как видно, понятия не имеют об экономии.
Чезюбл. Смею спросить, мистер Уординг, разве вы заинтересованы в судьбе какого-нибудь ребенка? Ведь сколько мне известно, брат ваш был холост?
Джек. Да.
Мисс Призм (с горечью). Таковы обычно все живущие исключительно ради собственного удовольствия.
Джек. Дело касается не ребенка, дорогой доктор. Хотя я и очень люблю детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, и не позднее чем сегодня, - конечно, если вы свободны.
Чезюбл. Но, мистер Уординг, ведь вас уже крестили.
Джек. Не помню.
Чезюбл. Значит, у вас на этот счет имеются сомнения?
Джек. Если нет, так будут. Но, конечно, я не хотел бы затруднять вас. Может быть, мне уже поздно креститься?
Чезюбл. Нисколько. Окропление и даже погружение взрослых предусмотрено каноническими правилами.
Джек. Погружение?
Чезюбл. Не беспокойтесь. Окропления будет вполне достаточно. Оно даже предпочтительно. Погода у нас такая ненадежная. И в котором часу вы предполагаете совершить обряд?
Джек. Да я мог бы заглянуть часов около пяти, если вам удобно.
Чезюбл. Вполне! Вполне! Как раз около этого часа я собираюсь совершить еще два крещения. Это двойня, недавно рожденная у одного из ваших арендаторов. У Дженкинса, того, знаете, возчика и весьма работящего человека.
Джек. Мне совсем не улыбается креститься заодно с другими младенцами. Это было бы ребячеством. Не лучше ли тогда в половине шестого?
Чезюбл. Чудесно! Чудесно! (Вынимая часы.) А теперь, мистер Уординг, позвольте мне покинуть сию обитель скорби. И я от всей души посоветовал бы вам не сгибаться под бременем горя. То, что представляется нам тяжкими испытаниями, иногда на самом деле - скрытое благо.
Мисс Призм. Мне оно кажется очень даже явным благом.
Из дома выходит Сесили.
Сесили. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный костюм? Скорее идите переоденьтесь!
Мисс Призм. Сесили!
Чезюбл. Дитя мое! Дитя мое!
Сесили подходит к Джеку, он с грустью целует ее в лоб.
Сесили. В чем дело, дядя? Улыбнитесь. У вас такой вид, словно зубы болят, а у меня для вас есть сюрприз. Кто бы вы думали сейчас у нас в столовой? Ваш брат!
Джек. Кто?
Сесили. Ваш брат, Эрнест. Он приехал за полчаса до вас.
Джек. Что за чушь! У меня нет никакого брата.
Сесили. О, не надо так говорить! Как бы дурно он ни вел себя в прошлом, он все-таки ваш брат. Зачем вы так суровы? Не надо отрекаться от него. Я сейчас позову его сюда. И вы пожмете ему руку, не правда ли, дядя Джек? (Бежит в дом.)
Чезюбл. Какое радостное известие!
Мисс Призм. Теперь, когда мы уже примирились с утратой, его возвращение вызывает особую тревогу.
Джек. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Какая-то нелепость.
Входит Алджернон за руку с Сесили. Они медленно идут к Джеку.
Джек. Силы небесные! (Делает знак Алджернону, чтобы тот ушел.)
Алджернон. Дорогой брат, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что я очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и что я намерен в будущем жить совсем по-иному.
Джек бросает на него грозный взгляд и не берет протянутой руки.
Сесили. Дядя Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?
Джек. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Его приезд сюда - просто безобразие. Он знает сам почему.
Сесили. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом есть крупица добра. Эрнест сейчас рассказывал мне о своем бедном больном друге Бенбери, которого он часто навещает. И, конечно, есть доброе чувство в том, кто отказывается от всех удовольствий Лондона для того, чтобы сидеть у одра больного.
Джек. Как! Он тебе рассказывал о Бенбери?
Сесили. Да, он рассказал мне о бедном Бенбери и его ужасной болезни.
Джек. Бенбери! Я не желаю, чтобы он говорил с тобой о Бенбери и вообще о чем бы то ни было. Это слишком!
Алджернон. Признаюсь, виноват Но я не могу не сознаться, что холодность брата Джона для меня особенно тяжела. Я надеялся на более сердечный прием, особенно в мой первый приезд сюда.
Сесили Дядя Джек, если вы не протянете руку Эрнесту, я вам этого никогда не прощу!
Джек. Никогда не простишь?
Сесили. Никогда, никогда, никогда!
Джек. Ну хорошо, в последний раз. (Пожимает руку Алджернону и угрожающе глядит на него.)
Чезюбл. Как утешительно видеть такое искреннее примирение Теперь, я думаю, нам следует оставить братьев наедине.
Мисс Призм. Сесили, идемте со мной.
Сесили. Сейчас, мисс Призм. Я рада, что помогла их примирению.
Чезюбл. Сегодня вы совершили благородный поступок, дитя мое.
Мисс Призм. Не будем поспешны в наших суждениях.
Сесили. Я очень счастлива!
Все, кроме Джека и Алджернона, уходят.
Джек. Алджи, перестань озорничать. Ты должен убраться отсюда сейчас же. Здесь я не разрешаю бенберировать!
Входит Мерримен.
Мерримен. Я поместил вещи мистера Эрнеста в комнату рядом с вашей, сэр. Полагаю, так и следует, сэр?
Джек. Что?
Мерримен. Чемоданы мистера Эрнеста, сэр. Я внес их в комнату рядом с вашей спальней и распаковал.
Джек. Его чемоданы?
Мерримен. Да, сэр. Три чемодана, несессер, две шляпных картонки и большая корзина с провизией.
Алджернон. Боюсь, на этот раз я не смогу пробыть больше недели.
Джек. Мерримен, велите сейчас же подать кабриолет. Мистера Эрнеста срочно вызывают в город.
Мерримен. Слушаю, сэр. (Уходит в дом.)
Алджернон. Какой ты выдумщик, Джек. Никто меня не вызывает в город.
Джек. Нет, вызывает.
Алджернон. Понятия не имею, кто именно.
Джек. Твой долг джентльмена.
Алджернон. Мой долг джентльмена никогда не мешает моим удовольствиям.
Джек. Готов тебе поверить.
Алджернон. А Сесили - прелестна.
Джек. Не смей в таком тоне говорить о мисс Кардью. Мне это не нравится.
Алджернон. А мне, например, не нравится твой костюм. Ты просто смешон. Почему ты не пойдешь и не переоденешься? Чистое ребячество носить траур по человеку, который собирается целую неделю провести у тебя в качестве гостя. Это просто нелепо!
Джек. Ты ни в коем случае не пробудешь у меня целую неделю ни в качестве гостя, ни в ином качестве. Ты должен уехать поездом четыре пять.
Алджернон. Я ни в коем случае не оставлю тебя, пока ты в трауре. Это было бы не по-дружески. Если бы я был в трауре, ты, полагаю, не покинул бы меня? Я бы счел тебя черствым человеком, если бы ты поступил иначе.
Джек. А если я переоденусь, тогда ты уедешь?
Алджернон. Да, если только ты не будешь очень копаться. Ты всегда страшно копаешься перед зеркалом, и всегда без особого толку.
Джек. Уж во всяком случае это лучше, чем быть всегда расфуфыренным вроде тебя.
Алджернон. Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком хорошо воспитан.
Джек. Твое тщеславие смехотворно, твое поведение оскорбительно, а твое присутствие в моем саду нелепо. Однако ты еще поспеешь на поезд четыре пять и, надеюсь, совершишь приятную поездку в город. На этот раз твое бенберирование не увенчалось успехом. (Идет в дом.)
Алджернон. А по-моему, увенчалось, да еще каким. Я влюблен в Сесили, а это самое главное.
В глубине сада появляется Сесили, она берет лейку и начинает поливать цветы.
Алджернон. Но я должен повидать ее до отъезда и условиться о следующей встрече. А, вот она!
Сесили. Я пришла полить розы. Я думала, вы с дядей Джеком.
Алджернон. Он пошел распорядиться, чтобы мне подали кабриолет.
Сесили. Вы поедете с ним кататься?
Алджернон. Нет, он хочет отослать меня.
Сесили. Так, значит, нам предстоит разлука?
Алджернон. Боюсь, что да. И мне это очень грустно.
Сесили. Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.
Алджернон. Спасибо за эти слова.
Входит Мерримен.
Мерримен. Экипаж подан, сэр.
Алджернон умоляюще глядит на Сесили.
Сесили. Пусть подождет, Мерримен, ну, минут... минут пять.
Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)
Алджернон. Надеюсь, Сесили, я не оскорблю вас, если скажу честно и прямо, что в моих глазах вы зримое воплощение предельного совершенства.
Сесили. Ваша искренность делает вам честь, Эрнест. Если вы позволите, я запишу ваши слова в свой дневник. (Идет к столу и начинает записывать.)
Алджернон. Так вы действительно ведете дневник? Чего бы я не дал за то, чтобы заглянуть в него. Можно?
Сесили. О нет! (Прикрывает его рукой.) Видите ли, это всего только запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это предназначено для печати. Вот когда мой дневник появится отдельным изданием, тогда непременно купите его. Но прошу вас, Эрнест, продолжайте. Я очень люблю писать под диктовку. Я дописала до "предельного совершенства". Продолжайте. Я готова.
Алджернон (несколько озадаченно). Хм! Хм!
Сесили. Не кашляйте, Эрнест. Когда диктуешь, надо говорить медленно и не кашлять. А к тому же я не знаю, как записать кашель. (Записывает по мере того как Алджернон говорит.)
Алджернон (говорит очень быстро). Сесили, как только я увидел вашу поразительную и несравненную красоту, я осмелился полюбить вас безумно, страстно, преданно, безнадежно.
Сесили. По-моему, вам не следует говорить мне, что вы любите меня безумно, страстно, преданно, безнадежно. А кроме того, безнадежно сюда вовсе не подходит.
Алджернон. Сесили!
Входит Мерримен.
Мерримен. Экипаж ожидает вас, сэр.
Алджернон. Скажите, чтобы его подали через неделю в это же время.
Мерримен (смотрит на Сесили, которая не опровергает слов Алджернона). Слушаю, сэр.
Мерримен уходит.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:45 | Сообщение # 4 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Сесили. Дядя Джек будет сердиться, когда узнает, что вы уедете только через неделю в это же время.
Алджернон. Мне нет дела до Джека. Мне нет дела ни до кого, кроме вас. Я люблю вас, Сесили. Согласны вы быть моей женой?
Сесили. Какой вы глупый! Конечно. Мы ведь обручены уже около трех месяцев.
Алджернон. Около трех месяцев?!
Сесили. Да, в четверг будет ровно три месяца.
Алджернон. Но каким образом это произошло?
Сесили. С тех пор как дядя Джек признался нам, что у него есть младший брат, беспутный и порочный, вы стали, конечно, предметом наших разговоров с мисс Призм. И, конечно, тот, о ком так много говорят, становится особенно привлекательным. Должно же в нем быть что-то выдающееся. Может быть, это очень глупо с моей стороны, но я полюбила вас, Эрнест.
Алджернон. Милая! Но все-таки когда состоялось обручение?
Сесили. Четырнадцатого февраля. Не в силах больше вынести того, что вы даже не знаете о моем существовании, я решила так или иначе уладить этот вопрос и после долгих колебаний обручилась с вами под этим старым милым деревом. На другой день я купила вот это колечко, ваш подарок, и этот браслет с узлом верности и дала обещание не снимать их.
Алджернон. Так, значит, это мои подарки? А ведь недурны, правда?
Сесили. У вас очень хороший вкус, Эрнест. За это я вам всегда прощала ваш беспутный образ жизни. А вот шкатулка, в которой я храню ваши милые письма. (Нагибается за шкатулкой, открывает ее и достает пачку писем, перевязанных голубой ленточкой.)
Алджернон. Мои письма? Но, моя дорогая Сесили, я никогда не писал вам писем.
Сесили. Не надо напоминать мне об этом. Я слишком хорошо помню, что мне пришлось писать ваши письма за вас. Я писала их три раза в неделю, а иногда и чаще.
Алджернон. Позвольте мне прочитать их, Сесили.
Сесили. Ни в коем случае. Вы слишком возгордились бы. (Убирает шкатулку.) Три письма, которые вы написали мне после нашего разрыва, так хороши и в них так много орфографических ошибок, что я до сих пор не могу удержаться от слез, когда перечитываю их.
Алджернон. Но разве наша помолвка расстроилась?
Сесили. Ну, конечно. Двадцать второго марта. Вот, можете посмотреть дневник. (Показывает дневник.) "Сегодня я расторгла нашу помолвку с Эрнестом. Чувствую, что так будет лучше. Погода по-прежнему чудесная".
Алджернон. Но почему, почему вы решились на это? Что я сделал? Я ничего такого не сделал, Сесили! Меня в самом деле очень огорчает то, что вы расторгли нашу помолвку. Да еще в такую чудесную погоду.
Сесили. Какая же это по-настоящему прочная помолвка, если ее не расторгнуть хоть раз. Но я простила вас уже на той же неделе.
Алджернон. (подходя к ней и становясь на колени) Вы ангел, Сесили!
Сесили. Мой милый сумасброд!
Он целует ее, она ерошит его волосы
Сесили. Надеюсь, волосы у вас вьются сами?
Алджернон. Да, дорогая, с небольшой помощью парикмахера.
Сесили. Я так рада.
Алджернон. Больше вы никогда не расторгнете нашей помолвки, Сесили?
Сесили. Мне кажется, что теперь, когда я вас узнала, я этого не смогла бы. А к тому же ваше имя...
Алджернон (нервно). Да, конечно.
Сесили. Не смейтесь надо мной, милый, но моей девической мечтой всегда было выйти за человека, которого зовут Эрнест.
Алджернон встает. Сесили тоже.
Сесили. В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Я так жалею бедных женщин, мужья которых носят другие имена.
Алджернон. Но, дорогое дитя мое, неужели вы хотите сказать, что не полюбили бы меня, если бы меня звали по-другому?
Сесили. Как, например?
Алджернон. Ну, все равно, хотя бы - Алджернон.
Сесили. Но мне вовсе не нравится имя Алджернон.
Алджернон. Послушайте, дорогая, милая, любимая девочка. Я не вижу причин, почему бы вам возражать против имени Алджернон. Это вовсе не плохое имя. Более того, это довольно аристократическое имя. Половина ответчиков по делам о банкротстве носит это имя. Нет, шутки в сторону, Сесили... (Подходя ближе.) Если бы меня звали Алджи, неужели вы не могли бы полюбить меня?
Сесили (вставая). Я могла бы уважать вас, Эрнест. Я могла бы восхищаться вами, но, боюсь, что не смогла бы все свои чувства безраздельно отдать только вам.
Алджернон. Гм! Сесили! (Хватаясь за шляпу.) Ваш пастор, вероятно, вполне сведущ по части церковных обрядов и церемоний?
Сесили. О, конечно, доктор Чезюбл весьма сведущий человек. Он не написал ни одной книги, так что вы можете себе представить, сколько у него сведений в голове.
Алджернон. Я должен сейчас же повидаться с ним... и поговорить о неотложном крещении... я хочу сказать - о неотложном деле.
Сесили. О!
Алджернон. Я вернусь не позже чем через полчаса.
Сесили. Принимая во внимание, что мы с вами обручены с четырнадцатого февраля и что встретились мы только сегодня, я думаю, что вам не следовало бы покидать меня на такой продолжительный срок. Нельзя ли через двадцать минут?
Алджернон. Я мигом вернусь! (Целует ее и убегает через сад.)
Сесили. Какой он порывистый! И какие у него волосы! Нужно записать, что он сделал мне предложение.
Входит Мерримен.
Мерримен. Некая мисс Ферфакс хочет видеть мистера Уординга. Говорит, что он нужен ей по очень важному делу.
Сесили. А разве мистер Уординг не у себя в кабинете?
Мерримен. Мистер Уординг недавно прошел по направлению к дому доктора Чезюбл а.
Сесили. Попросите эту леди сюда. Мистер Уординг, вероятно, скоро вернется. И принесите, пожалуйста, чаю.
Мерримен. Слушаю, мисс. (Выходит.)
Сесили. Мисс Ферфакс? Вероятно, одна из тех пожилых дам, которые вместе с дядей Джеком занимаются благотворительными делами в Лондоне. Не люблю дам-филантропок. Они слишком много на себя берут.
Входит Мерримен.
Мерримен. Мисс Ферфакс.
Входит Гвендолен. Мерримен уходит.
Сесили (идя ей навстречу). Позвольте вам представиться. Меня зовут Сесили Кардью.
Гвендолен. Сесили Кардью? (Идет к ней и пожимает руку.) Какое милое имя! Я уверена, мы с вами подружимся. Вы мне и сейчас ужасно нравитесь. А первое впечатление меня никогда не обманывает.
Сесили. Как это мило с вашей стороны, мы ведь с вами так сравнительно недавно знакомы. Пожалуйста садитесь.
Гвендолен (все еще стоя). Можно мне называть вас Сесили?
Сесили. Ну конечно!
Гвендолен. А меня зовите просто Гвендолен.
Сесили. Если вам это приятно.
Гвендолен. Значит, решено? Не так ли?
Сесили. Надеюсь.
Пауза. Обе одновременно садятся.
Гвендолен. Теперь, я думаю, самое подходящее время объяснить вам, кто я такая. Мой отец - лорд Брэкнелл. Вы, должно быть, никогда не слышали о папе, не правда ли?
Сесили. Нет, не слыхала.
Гвендолен. К счастью, он совершенно неизвестен за пределами тесного семейного круга. Это вполне естественно. Сферой деятельности для мужчины, по-моему, должен быть домашний очаг. И как только мужчины начинают пренебрегать своими семейными обязанностями, они становятся такими изнеженными. А я этого не люблю. Это делает мужчину слишком привлекательным. Моя мама, которая смотрит на воспитание крайне сурово, развила во мне большую близорукость: это входит в ее систему. Так что вы не возражаете, Сесили, если я буду смотреть на вас в лорнет?
Сесили. Нет, что вы, Гвендолен, я очень люблю, когда на меня смотрят!
Гвендолен (тщательно обозрев Сесили через лорнет). Вы здесь гостите, не так ли?
Сесили. О, нет. Я здесь живу.
Гвендолен (строго). Вот как? Тогда здесь находится, конечно, ваша матушка или хотя бы какая-нибудь пожилая родственница?
Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц никаких нет.
Гвендолен. Что вы говорите?
Сесили. Мой дорогой опекун с помощью мисс Призм взял на себя тяжкий труд заботиться о моем воспитании.
Гвендолен. Ваш опекун?
Сесили. Да, я воспитанница мистера Уординга.
Гвендолен. Странно! Он никогда не говорил мне, что у него есть воспитанница. Какая скрытность! Он становится интереснее с каждым часом. Но я не сказала бы, что эта новость вызывает у меня восторг. (Встает и направляется к Сесили.) Вы мне очень нравитесь, Сесили. Вы мне понравились с первого взгляда, но должна сказать, что сейчас, когда я узнала, что вы воспитанница мистера Уординга, я бы хотела, чтобы вы были... ну, чуточку постарше и чуточку менее привлекательной. И знаете, если уж говорить откровенно...
Сесили. Говорите! Я думаю, если собираются сказать неприятное, надо говорить откровенно.
Гвендолен. Так вот, говоря откровенно, Сесили, я хотела бы, чтобы вам было не меньше чем сорок два года, а с виду и того больше. У Эрнеста честный и прямой характер. Он воплощенная искренность и честь. Неверность для него так же невозможна, как и обман. Но даже самые благородные мужчины до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было бы невозможно читать.
Сесили. Простите, Гвендолен, вы, кажется, сказали - Эрнест?
Гвендолен. Да.
Сесили. Но мой опекун вовсе не мистер Эрнест Уординг - это его брат, старший брат.
Гвендолен (снова усаживаясь). Эрнест никогда не говорил мне, что у него есть брат.
Сесили. Как ни грустно, но они долгое время не ладили.
Гвендолен. Тогда понятно. А к тому же я никогда не слыхала, чтобы мужчины говорили о своих братьях Тема эта для них, по-видимому, крайне неприятна. Сесили, вы успокоили меня. Я уже начинала тревожиться. Как ужасно было бы, если бы облако омрачило такую дружбу, как наша. Но вы совершенно, совершенно уверены, что ваш опекун не мистер Эрнест Уординг?
Сесили. Совершенно уверена. (Пауза.) Дело в том, что я сама собираюсь его опекать.
Гвендолен (не веря ушам) Что вы сказали?
Сесили (смущенно и как бы по секрету). Дорогая Гвендолен, у меня нет никаких оснований держать это в тайне Ведь даже наша местная газета объявит на будущей неделе о моей помолвке с мистером Эрнестом Уордингом.
Гвендолен (вставая, очень вежливо). Милочка моя, тут какое-то недоразумение. Мистер Эрнест Уординг обручен со мной. И об этом будет объявлено в "Морнинг пост" не позднее субботы.
Сесили (вставая и не менее вежливо). Боюсь, вы ошибаетесь. Эрнест сделал мне предложение всего десять минут назад. (Показывает дневник.)
Гвендолен (внимательно читает дневник сквозь лорнет). Очень странно, потому что он просил меня быть его женой не далее как вчера в пять тридцать пополудни. Если вы хотите удостовериться в этом, пожалуйста. (Достает свой дневник.) Я никуда не выезжаю без дневника. В поезде всегда надо иметь для чтения что-нибудь захватывающее. Весьма сожалею, дорогая Сесили, если это вас огорчит, но боюсь, что я первая.
Сесили. Я была бы очень огорчена, дорогая Гвендолен, если бы причинила вам душевную или физическую боль, но все же приходится разъяснить вам, что Эрнест явно передумал после того, как сделал вам предложение.
Гвендолен (размышляя вслух). Если кто-то вынудил моего бедного жениха дать какие-то опрометчивые обещания, я считаю своим долгом немедленно и со всей решимостью прийти к нему на помощь.
Сесили (задумчиво и грустно). В какую бы предательскую ловушку ни попал мой дорогой мальчик, я никогда не попрекну его этим после свадьбы.
Гвендолен. Не на меня ли вы намекаете, мисс Кардью, упоминая о ловушке? Вы чересчур самонадеянны. Говорить правду в подобных случаях не только моральная потребность. Это удовольствие.
Сесили. Не меня ли вы обвиняете, мисс Ферфакс, в том, что я вынудила у Эрнеста признание? Как вы смеете? Теперь не время носить маску внешних приличий. Если я вижу лопату, я и называю ее лопатой.
Гвендолен (насмешливо). Рада довести до вашего сведения, что я никогда в жизни не видела лопаты. Совершенно ясно, что мы вращаемся в различных социальных сферах.
Входит Мерримен, за ним лакей с подносом, скатертью и подставкой для чайника, Сесили уже готова возразить, но присутствие слуг заставляет ее сдержаться, так же как и Гвендолен.
Мерримен. Чай накрывать здесь, как всегда, мисс?
Сесили (сурово, но спокойно). Да, как всегда.
Мерримен начинает освобождать стол и накрывать к чаю. Продолжительная пауза. Сесили и Гвендолен яростно глядят друг на друга.
Гвендолен. Есть у вас тут интересные прогулки, мисс Кардью?
Сесили. О да, сколько угодно. С вершины одного из соседних холмов видно пять графств.
Гвендолен. Пять графств! Я бы этого не вынесла. Ненавижу тесноту!
Сесили (очень любезно). Именно поэтому вы, вероятно, живете в Лондоне.
Гвендолен (закусывает губу и нервно постукивает зонтиком по ноге, озираясь). Очень милый садик, мисс Кардью.
Сесили. Рада, что он вам нравится, мисс Ферфакс.
Гвендолен. Я и не предполагала, что в деревне могут быть цветы.
Сесили. О, цветов тут столько же, сколько в Лондоне людей.
Гвендолен. Лично я не могу понять, как можно жить в деревне, - конечно, если ты не полное ничтожество. На меня деревня всегда нагоняет скуку.
Сесили. Да? Это как раз то, что газеты называют сельскохозяйственной депрессией. Мне кажется, аристократы именно сейчас особенно часто страдают от этой болезни. Как мне рассказывали, среди них это своего рода эпидемия. Не угодно ли чаю, мисс Ферфакс?
Гвендолен (с подчеркнутой вежливостью). Благодарствуйте. (В сторону.) Несносная девчонка! Но мне хочется чаю.
Сесили (очень любезно). Сахару?
Гвендолен (надменно). Нет, благодарю вас. Сахар сейчас не в моде.
Сесили (сердито смотрит на нее, берет щипцы и кладет в чашку четыре куска сахара, сурово). Вам пирога или хлеба с маслом?
Гвендолен (со скучающим видом). Хлеба, пожалуйста. В хороших домах сейчас не принято подавать сладкие пироги.
Сесили (отрезает большой кусок сладкого пирога и кладет на тарелочку). Передайте это мисс Ферфакс.
Мерримен выполняет приказание и уходит, сопровождаемый лакеем.
Гвендолен (пьет чай и морщится. Отставив чашку, она протягивает руку за хлебом и видит, что это пирог; вскакивает в негодовании). Вы наложили мне полную чашку сахара, и хотя я совершенно ясно просила у вас хлеба, вы подсунули мне пирог. Всем известны моя деликатность и мягкость характера, но предупреждаю вас, мисс Кардью, вы заходите слишком далеко.
Сесили (в свою очередь вставая). Чтобы спасти моего бедного, ни в чем не повинного, доверчивого мальчика от происков коварной женщины, я готова на все!
Гвендолен. С той самой минуты, как я увидела вас, вы мне внушили недоверие. Я почувствовала, что вы притворщица и обманщица. Меня вам не провести. Мое первое впечатление никогда меня не обманывает.
Сесили. Мне кажется, мисс Ферфакс, я злоупотребляю вашим драгоценным временем. Вам, вероятно, предстоит сделать еще несколько таких же визитов в нашем графстве.
Входит Джек.
Гвендолен (заметив его). Эрнест! Мой Эрнест!
Джек. Гвендолен!.. Милая! (Хочет поцеловать ее.)
Гвендолен (отстраняясь). Минуточку! Могу ли я спросить - обручены ли вы с этой молодой леди? (Указывает на Сесили.)
Джек (смеясь). С милой крошкой Сесили? Ну конечно нет. Как могла возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?
Гвендолен. Благодарю вас. Теперь можно. (Подставляет щеку.)
Сесили (очень мягко). Я так и знала, что тут какое-то недоразумение, мисс Ферфакс. Джентльмен, который сейчас обнимает вас за талию, это мой дорогой опекун, мистер Джон Уординг.
Гвендолен. Как вы сказали?
Сесили. Да, это дядя Джек.
Гвендолен (отступая). Джек! О!
Входит Алджернон.
Сесили. А вот это Эрнест!
Алджернон (никого не замечая, идет прямо к Сесили). Любимая моя! (Хочет ее поцеловать.)
Сесили (отступая). Минуточку, Эрнест. Могу ли я спросить вас - вы обручены с этой молодой леди?
Алджернон (озираясь). С какой леди? Силы небесные, Гвендолен!
Сесили. Вот именно, силы небесные, Гвендолен. С этой самой Гвендолен!
Алджернон (смеясь). Ну конечно нет. Как могла возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?
Сесили. Благодарю вас. (Подставляет щеку для поцелуя.) Теперь можно.
Алджернон целует ее.
Гвендолен. Я чувствовала, что тут что-то не так, мисс Кардью. Джентльмен, который сейчас обнимает вас, - мой кузен, мистер Алджернон Монкриф.
Сесили (отстраняясь от Алджернона). Алджернон Монкриф? О!
Девушки идут друг к другу и обнимаются за талию, как бы ища защиты друг у друга.
Сесили. Так вас зовут Алджернон?
Алджернон. Не могу отрицать.
Сесили. О!
Гвендолен. Вас действительно зовут Джон?
Джек (горделиво). При желании я мог бы это отрицать. При желании я мог бы отрицать все, что угодно. Но меня действительно зовут Джон. И уже много лет.
Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мы обе жестоко обмануты.
Гвендолен. Бедная моя оскорбленная Сесили!
Сесили. Дорогая обиженная Гвендолен!
Гвендолен (медленно и веско). Называй меня сестрой, хочешь?
Они обнимаются. Джек и Алджернон вздыхают и прохаживаются по дорожке.
Сесили (спохватившись). Есть один вопрос, который я хотела бы задать моему опекуну.
Гвендолен. Прекрасная идея! Мистер Уординг, я хотела бы задать вам один вопрос. Где ваш брат Эрнест? Мы обе обручены с вашим братом Эрнестом, и нам весьма важно знать, где сейчас находится ваш брат Эрнест.
Джек (медленно и запинаясь). Гвендолен, Сесили... Мне очень жаль, но надо открыть вам всю правду. Я в первый раз в жизни оказался в таком затруднительном положении, мне никогда не приходилось говорить правду. Но я признаюсь вам по чистой совести, что у меня нет никакого брата Эрнеста. У меня вообще нет брата. Никогда в жизни у меня не было брата, и у меня нет ни малейшего желания обзаводиться им в будущем.
Сесили (с изумлением). Никакого брата?
Джек (весело). Ровно никакого.
Гвендолен (сурово). И никогда не было?
Джек. Никогда.
Гвендолен. Боюсь, Сесили, что обе мы ни с кем не обручены.
Сесили. Как неприятно для молодой девушки оказаться в таком положении. Не правда ли?
Гвендолен. Пойдемте в дом. Они едва ли осмелятся последовать за нами.
Сесили. Ну что вы, мужчины так трусливы.
Полные презрения, они уходят в дом.
Джек. Так это безобразие и есть то, что ты называешь бенберированием?
Алджернон. Да, и притом исключительно удачным. Так замечательно бенберировать мне еще ни разу в жизни не приходилось.
Джек. Так вот, бенберировать здесь ты не имеешь права.
Алджернон. Но это же нелепо. Каждый имеет право бенберировать там, где ему вздумается. Всякий серьезный бенберист знает это.
Джек. Серьезный бенберист! Боже мой!
Алджернон. Надо же в чем-то быть серьезным, если хочешь наслаждаться жизнью. Я, например, бенберирую серьезно. В чем ты серьезен, этого я не успел установить. Полагаю - во всем. У тебя такая ординарная натура.
Джек. Что мне нравится во всей этой истории - это то, что твой друг Бенбери лопнул. Теперь тебе не удастся так часто спасаться в деревне, дорогой мой. Оно и к лучшему.
Алджернон. Твой братец тоже слегка полинял, дорогой Джек. Теперь тебе не удастся пропадать в Лондоне, как ты это проделывал раньше. Это тоже неплохо.
Джек. А что касается твоего поведения с мисс Кардью, то я должен тебе заявить, что обольщать такую милую, простую, невинную девушку совершенно недопустимо. Не говоря уже о том, что она под моей опекой.
Алджернон. А я не вижу никакого оправдания тому, что ты обманываешь такую блестящую, умную и многоопытную молодую леди, как мисс Ферфакс. Не говоря уже о том, что она моя кузина.
Джек. Я хотел обручиться с Гвендолен, вот и все. Я люблю ее.
Алджернон. Ну и я просто хотел обручиться с Сесили. Я ее обожаю.
Джек. Но у тебя нет никаких шансов жениться на мисс Кардью.
Алджернон. Еще менее вероятно то, что тебе удастся обручиться с мисс Ферфакс.
Джек. Это не твое дело.
Алджернон. Будь это моим делом, я бы и говорить не стал. (Принимается за сдобные лепешки.) Говорить о собственных делах очень вульгарно. Этим занимаются только биржевые маклеры, да и то больше на званых обедах.
Джек. И как тебе не стыдно преспокойно уплетать лепешки, когда мы оба попали в такую беду. Бессердечный эгоист!
Алджернон. Но не могу же я есть лепешки волнуясь. Я бы запачкал маслом манжеты. Лепешки надо есть спокойно. Это единственный способ есть лепешки.
Джек. А я говорю, что при таких обстоятельствах вообще бессердечно есть лепешки.
Алджернон. Когда я расстроен, единственное, что меня успокаивает, это еда. Люди, которые меня хорошо знают, могут засвидетельствовать, что при крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья. Вот и сейчас я ем лепешки потому, что несчастлив. Ну, и кроме того, я очень люблю деревенские лепешки. (Встает.)
Джек (встает). Но это еще не причина, чтобы уничтожить их все без остатка. (Отнимает у Алджернона блюдо с лепешками.)
Алджернон (подставляя ему пирог). Может быть, ты возьмешь пирога? Я не люблю пироги.
Джек. Черт возьми! Неужели человек не может есть свои собственные лепешки в своем собственном саду?
Алджернон. Но ты только что утверждал, что есть лепешки - бессердечно.
Джек. Я говорил, что при данных обстоятельствах это бессердечно с твоей стороны. А это совсем другое дело.
Алджернон. Может быть! Но лепешки-то ведь те же самые. (Отбирает у Джека блюдо с лепешками.)
Джек. Алджи, прошу тебя, уезжай.
Алджернон. Не можешь ты выпроводить меня без обеда. Это немыслимо. Я никогда не ухожу, не пообедав. На это способны лишь вегетарианцы. А кроме того, я только что договорился с доктором Чезюблом. Он окрестит меня, и без четверти шесть я стану Эрнестом.
Джек. Дорогой мой, чем скорей ты выкинешь из головы эту блажь, тем лучше. Я сегодня утром договорился с доктором Чезюблом, в половине шестого он окрестит меня и, разумеется, даст мне имя Эрнест. Гвендолен этого требует. Не можем мы оба принять имя Эрнест. Это нелепо. Кроме того, я имею право креститься. Нет никаких доказательств, что меня когда-либо крестили. Весьма вероятно, что меня и не крестили, доктор Чезюбл того же мнения. А с тобой дело обстоит совсем иначе. Ты-то уж наверно был крещен.
Алджернон. Да, но с тех пор меня ни разу не крестили.
Джек. Положим, но один раз ты был крещен. Вот что важно.
Алджернон. Это верно. И теперь я знаю, что могу это перенести. А если ты не уверен, что уже подвергался этой операции, то это для тебя очень рискованно. Это может причинить тебе большой вред. Не забывай, что всего неделю назад твой ближайший родственник чуть не скончался в Париже от острой простуды.
Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда - болезнь не наследственная.
Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это сейчас? Наука идет вперед гигантскими шагами.
Джек (отбирая блюдо с лепешками). Глупости, ты всегда говоришь глупости!
Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я? Там только две и осталось. (Берет их.) Я же сказал тебе, что люблю лепешки.
Джек. А я ненавижу сладкий пирог.
Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом? Странное у тебя представление о гостеприимстве.
Джек. Алджернон, я уже говорил тебе - уезжай. Я не хочу, чтобы ты оставался. Почему ты не уходишь?
Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.
Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.
Занавес
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:47 | Сообщение # 5 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Гостиная в поместье м-ра Уординга. Гвендолен и Сесили, стоя у окна, смотрят в сад.
Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в дом, как можно было ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.
Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.
Гвендолен (помолчав). Они, видимо, не замечают нас. Может быть, вы попробуете кашлянуть?
Сесили. Но у меня нет кашля.
Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!
Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны!
Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.
Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.
Входит Джек, за ним Алджернон. Они насвистывают мотив какой-то ужасающей арии из английской оперы.
Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.
Сесили. Очень печальным.
Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.
Сесили. Конечно, нет.
Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос. Многое зависит от вашего ответа.
Сесили. Гвендолен, ваш здравый смысл меня просто восхищает. Мистер Монкриф, будьте добры ответить мне на следующий вопрос. Для чего вы пытались выдать себя за брата моего опекуна?
Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.
Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мне кажется, это удовлетворительное объяснение. Как по-вашему?
Гвендолен. Да, моя дорогая, если только ему можно верить.
Сесили. Я не верю. Но это не умаляет удивительного благородства его ответа.
Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а стиль. Мистер Уординг, чем вы объясните вашу попытку выдумать себе брата? Не затем ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог как можно чаще бывать в Лондоне и видеть меня?
Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?
Гвендолен. У меня на этот счет большие сомнения. Но я решила ими пренебречь. Сейчас не время для скептицизма в духе немецких философов. (Подходит к Сесили.) Их объяснения кажутся мне удовлетворительными, особенно объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.
Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф. Один его голос внушает мне абсолютное доверие.
Гвендолен. Так вы думаете - мы можем простить их?
Сесили. Да. То есть нет.
Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и нам нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.
Сесили. А не можем ли мы сказать это вместе?
Гвендолен. Прекрасная идея! Я почти всегда говорю одновременно со своим собеседником. Только держите такт.
Сесили. Хорошо.
Гвендолен отбивает такт рукой.
Гвендолен и Сесили (говоря вместе). Неодолимым препятствием по-прежнему являются ваши имена. Так и знайте!
Джек и Алджернон (говоря вместе). Наши имена? И только-то? Но нас окрестят сегодня же.
Гвендолен (Джеку). И вы ради меня идете на такое испытание?
Джек. Иду!
Сесили (Алджернону.) Чтобы сделать мне приятное, вы согласны это перенести?
Алджернон. Согласен!
Гвендолен. Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас.
Джек. Вот именно! (Пожимает руку Алджернону.)
Сесили. Да, порой они проявляют такое физическое мужество, о каком мы, женщины, и понятия не имеем.
Гвендолен (Джеку). Милый!
Алджернон (Сесили). Милая!
Все четверо обнимаются. Входит Мерримен. Поняв ситуацию, он вежливо покашливает.
Мерримен. Хм! Хм! Леди Брэкнелл.
Джек. Силы небесные!..
Входит леди Брэкнелл. Влюбленные испуганно отстраняются друг от друга. Мерримен уходит.
Леди Брэкнелл. Гвендолен! Что это значит?
Гвендолен. То, что я помолвлена с мистером Уордингом. Только и всего, мама.
Леди Брэкнелл. Поди сюда, сядь. Сядь сейчас же. Нерешительность - это признак душевного упадка у молодых и физического угасания у пожилых. (Повертываясь к Джеку.) Поставленная в известность о внезапном исчезновении моей дочери ее доверенной горничной, чье усердие я раз и навсегда обеспечила посредством небольшой денежной мзды, я тотчас же последовала за ней в товарном поезде. Ее бедный отец воображает, что она находится сейчас на несколько затянувшейся популярной лекции о влиянии, которое рента оказывает на развитие мысли. И это очень хорошо. Я не намерена разуверять его. Я стараюсь никогда не разуверять его ни в чем. Я бы считала это недостойным себя. Но вы, конечно, понимаете, что обязаны отныне прекратить всякие отношения с моей дочерью. И немедленно! В этом вопросе, как, впрочем, и во всех других я не пойду ни на какие уступки.
Джек. Я обручен с Гвендолен, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Ничего подобного, сэр. А что касается Алджернона... Алджернон!
Алджернон. Да, тетя Августа?
Леди Брэкнелл. Скажи мне, не в этом ли доме обитает твой больной друг мистер Бенбери?
Алджернон (запинаясь) Да нет. Бенбери живет не здесь. Сейчас Бенбери здесь нет. По правде говоря, Бенбери умер.
Леди Брэкнелл. Умер? А когда именно скончался мистер Бенбери? Судя по всему, он умер скоропостижно.
Алджернон (беззаботно). О, Бенбери я сегодня убил. Я хочу сказать бедняга Бенбери умер сегодня днем.
Леди Брэкнелл. А что было причиной его смерти?
Алджернон. Бенбери?.. Он... он лопнул, взорвался...
Леди Брэкнелл. Взорвался? Может быть, он стал жертвой террористического акта? А я не предполагала, что мистер Бенбери интересуется социальными проблемами. Ну, а если так, поделом ему за такие нездоровые интересы.
Алджернон. Дорогая тетя Августа, я хочу сказать, что его вывели на чистую воду. То есть доктора установили, что жить он больше не может, вот Бенбери и умер.
Леди Брэкнелл. По-видимому, он придавал слишком большое значение диагнозу своих врачей. Но, во всяком случае, я рада, что он наконец-то избрал какую-то определенную линию поведения и до конца не был лишен медицинской помощи. Но теперь, когда мы наконец избавились от этого мистера Бенбери, могу я спросить, мистер Уординг, что это за молодая особа, которую сейчас держит за руку мой племянник Алджернон совершенно неподобающим, с моей точки зрения, образом.
Джек. Эта леди - мисс Сесили Кардью, моя воспитанница.
Леди Брэкнелл холодно кланяется Сесили.
Алджернон. Я помолвлен с Сесили, тетя Августа.
Леди Брэкнелл. Как ты сказал?
Сесили. Мистер Монкриф и я помолвлены, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл (вздрогнув, проходит к дивану и садится). Не знаю, может быть, воздух этой част Хартфоршира действует как-то особенно возбуждающе, но только число обручений, здесь заключенных, кажется мне много выше той нормы, которую предписывает нам статистическая наука. Я считаю, с моей стороны уместно будет задать несколько предварительных вопросов. Мистер Уординг, мисс Кардью тоже имеет отношение к одному из главных лондонских вокзалов? Мне нужны только факты. До вчерашнего дня я не предполагала, что есть фамилии или лица, происхождение которых ведет начало от конечной станции.
Джек (вне себя от ярости, но сдерживается, звонко и холодно). Мисс Кардью - внучка покойного мистера Томаса Кардью - Белгрэйв-сквер 149, Ю.-З.; Джервез-парк, Доркинг в Сэррее; и Спорран, Файфшир, Северная Англия.
Леди Брэкнелл. Это звучит внушительно. Три адреса всегда вызывают доверие к их обладателю, даже если это поставщик. Но где гарантия, что адреса не вымышлены?
Джек. Я нарочно сохранил "Придворный альманах" за те годы. Они доступны для вашего обозрения, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл (угрюмо). Мне попадались странные опечатки в этом издании.
Джек. Делами мисс Кардью занимается фирма Маркби, Маркби и Маркби.
Леди Брэкнелл. Маркби, Маркби и Маркби. Фирма, пользующаяся авторитетом в своем кругу. Мне даже говорили, что одного из господ Маркби иногда встречают на званых обедах. Ну что ж, пока это весьма удовлетворительно.
Джек (крайне раздраженно). Как это мило с вашей стороны, леди Брэкнелл. К вашему сведению, могу добавить, что я располагаю свидетельствами о рождении мисс Кардью и ее крещении, справками о кори, коклюше, прививке оспы, принятии причастия, а также о краснухе и желтухе.
Леди Брэкнелл. О, какая богатая приключениями жизнь, даже, может быть, слишком бурная для такой молодой особы. Я, со своей стороны, не одобряю преждевременной опытности. (Встает, смотрит на часы.) Гвендолен, время нашего отъезда приближается. Нам нельзя терять ни минуты. Хотя это всего-навсего проформа, мистер Уординг, но я должна еще осведомиться, не располагает ли мисс Кардью каким-либо состоянием.
Джек. Да. Около ста тридцати тысяч фунтов государственной ренты. Вот и все. Прощайте, леди Брэкнелл. Очень приятно было поговорить с вами.
Леди Брэкнелл (снова усаживается). Минуточку, минуточку, мистер Уординг. Сто тридцать тысяч! И в государственной ренте. Мисс Кардью при ближайшем рассмотрении представляется мне весьма привлекательной особой. В наше время немногие девушки обладают по-настоящему солидными качествами, долговечными и даже улучшающимися от времени. К сожалению, должна сказать, что мы живем в поверхностный век. (Обращаясь к Сесили.) Подойдите, милочка.
Сесили подходит.
Леди Брэкнелл. Бедное дитя, платье у вас такое простенькое и волосы почти такие же, какими их создала природа. Но это все поправимо. Опытная французская камеристка в очень короткий срок добьется удивительных результатов. Помню, я рекомендовала камеристку леди Лансинг-младшей, и через три месяца ее не узнавал собственный ее муж.
Джек. А через шесть месяцев ее уже никто не мог узнать.
Леди Брэкнелл (бросает грозный взгляд на Джека, а потом с заученной улыбкой обращается к Сесили). Пожалуйста, повернитесь, дитя мое.
Сесили поворачивается к ней спиной.
Леди Брэкнелл. Нет, нет, в профиль.
Сесили становится в профиль.
Леди Брэкнелл. Именно этого я и ожидала. В вашем профиле есть данные. С таким профилем можно иметь успех в обществе. Два наиболее уязвимых пункта нашего времени - это отсутствие принципов и отсутствие профиля. Подбородок чуть повыше, дорогая моя. Стиль в значительной степени зависит от того, как держать подбородок. Теперь его держат очень высоко, Алджернон!
Алджернон. Да, тетя Августа?
Леди Брэкнелл. С таким профилем мисс Кардью может рассчитывать на успех в обществе.
Алджернон. Сесили самая милая, дорогая, прелестная девушка во всем свете. И какое мне дело до ее успехов в обществе.
Леди Брэкнелл. Никогда не говори неуважительно об обществе, Алджернон. Так поступают только те, кому закрыт доступ в высший свет. (Обращается к Сесили.) Дитя мое, вы, конечно, знаете, что у Алджернона нет ничего, кроме долгов. Но я не сторонница браков по расчету. Когда я выходила за лорда Брэкнелла, у меня не было никакого приданого. Однако я и мысли не допускала, что это может послужить препятствием. Поэтому я думаю, что могу благословить ваш брак.
Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа!
Леди Брэкнелл. Сесили, поцелуйте меня, дорогая.
Сесили (целует). Благодарю вас, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Можете впредь называть меня тетя Августа.
Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.
Леди Брэкнелл. Свадьбу, я думаю, не стоит откладывать.
Алджернон. Благодарю вас, тетя Августа.
Сесили. Благодарю вас, тетя Августа.
Леди Брэкнелл. Я, по правде говоря, не одобряю длительных помолвок. Это дает возможность узнать характер другой стороны, что, по-моему, не рекомендуется.
Джек. Прошу прощения, что прерываю вас, леди Брэкнелл, но ни о какой помолвке в данном случае не может быть и речи. Я опекун мисс Кардью, и до совершеннолетия она не может выйти замуж без моего согласия. А дать такое согласие я решительно отказываюсь.
Леди Брэкнелл. По какой причине, смею вас спросить? Алджернон вполне подходящий, более того - завидный жених. У него нет ни гроша, а с виду он кажется миллионером. Чего же лучше?
Джек. Мне очень жаль, но приходится говорить в открытую, леди Брэкнелл. Дело в том, что я решительно не одобряю моральный облик вашего племянника. Я подозреваю, что он двуличен.
Алджернон и Сесили смотрят на него изумленно и негодующе.
Леди Брэкнелл. Двуличен? Мой племянник Алджернон? Немыслимо! Он учился в Оксфорде!
Джек. Боюсь, что в этом не может быть никакого сомнения. Сегодня, во время моей недолгой отлучки в Лондон по весьма важному для меня личному делу, он проник в мой дом, прикинувшись моим братом. Прикрываясь вымышленным именем, он выпил, как мне только что стало известно от дворецкого, целую бутылку моего "Перье-Жуэ-Брю" тысяча восемьсот восемьдесят девятого года; вино, которое я хранил специально для собственного пользования. Продолжая свою недостойную игру, он в один день покорил сердце моей единственной воспитанницы. Оставшись пить чай, он уничтожил все лепешки до единой. И поведение его тем более непростительно, что он все время прекрасно знал, что у меня нет брата, что у меня никогда не было брата и что я не имею ни малейшего желания обзаводиться каким бы то ни было братом. Я совершенно определенно сказал ему об этом еще вчера.
Леди Брэкнелл. Гм! Мистер Уординг, всесторонне обсудив этот вопрос, я решила оставить без всякого внимания обиды, нанесенные вам моим племянником.
Джек. Весьма великодушно с вашей стороны, леди Брэкнелл. Но мое решение неизменно. Я отказываюсь дать согласие.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:47 | Сообщение # 6 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Леди Брэкнелл (обращаясь к Сесили). Подойдите ко мне, милое дитя.
Сесили подходит.
Леди Брэкнелл. Сколько вам лет, дорогая?
Сесили. По правде сказать, мне только восемнадцать, но на вечерах я всегда говорю - двадцать.
Леди Брэкнелл. Вы совершенно правы, внося эту маленькую поправку. Женщина никогда не должна быть слишком точной в определении своего возраста. Это отзывает педантством... (Раздумчиво.) Восемнадцать, но двадцать на вечерах. Ну что ж, не так уж долго ждать совершеннолетия и полной свободы от опеки. Не думаю, чтобы согласие вашего опекуна имело бы такое значение.
Джек. Простите, я снова прерву вас, леди Брэкнелл. Но я считаю своим долгом сообщить вам, что по завещанию деда мисс Кардью, срок опеки над нею установлен до тридцатипятилетнего возраста.
Леди Брэкнелл. Ну, это не кажется мне серьезным препятствием. Тридцать пять - это возраст расцвета. Лондонское общество полно женщин самого знатного происхождения, которые по собственному желанию много лет кряду остаются тридцатипятилетними. Леди Дамблтон, например. Сколько мне известно, ей все еще тридцать пять с тех самых пор, как ей исполнилось сорок, а это было уже много лет назад. Я не вижу причин, почему бы нашей дорогой Сесили не быть еще более привлекательной в указанном вами возрасте. К тому времени ее состояние значительно увеличится.
Сесили. Алджи, вы можете ждать, пока мне исполнится тридцать пять лет?
Алджернон. Ну, конечно, могу, Сесили. Вы знаете, что могу.
Сесили. Да, я так и чувствовала, но я-то не смогу ждать. Я не люблю ждать кого-нибудь даже пять минут. Это меня всегда раздражает. Сама я не отличаюсь точностью, это правда, но в других люблю пунктуальность и ждать - пусть даже нашей свадьбы - для меня невыносимо.
Алджернон. Так что же делать, Сесили?
Сесили. Не знаю, мистер Монкриф.
Леди Брэкнелл. Дорогой мистер Уординг, так как мисс Кардью положительно утверждает, что она не может ждать до тридцати пяти лет, - замечание, которое, должна сказать, свидетельствует о несколько нетерпеливом характере, - я просила бы вас пересмотреть ваше решение.
Джек. Но дорогая леди Брэкнелл, вопрос этот всецело зависит от вас. В ту самую минуту, как вы согласитесь на мой брак с Гвендолен, я с великой радостью разрешу вашему племяннику сочетаться браком с моей воспитанницей.
Леди Брэкнелл (вставая и горделиво выпрямляясь). Вы прекрасно знаете: то, что вы предложили, - немыслимо.
Джек. Тогда безбрачие - вот наш удел.
Леди Брэкнелл. Не такую судьбу мы готовили для Гвендолен. Алджернон, конечно, может решать за себя. (Достает часы). Идем, дорогая.
Гвендолен встает.
Леди Брэкнелл. Мы уже пропустили пять, а то и шесть поездов. Если мы пропустим еще один - это может вызвать нежелательные толки на станции.
Входит доктор Чезюбл.
Чезюбл. Все готово для обряда крещения.
Леди Брэкнелл. Крещения, сэр? Не преждевременно ли?
Чезюбл (со смущенным видом указывая на Джека и Алджернона). Оба эти джентльмена выразили желание немедленно подвергнуться крещению.
Леди Брэкнелл. В их возрасте? Это смехотворная и безбожная затея. Алджернон, я запрещаю тебе креститься. И слышать не хочу о таких авантюрах. Лорд Брэкнелл был бы весьма недоволен, если бы узнал, на что ты тратишь время и деньги.
Чезюбл. Значит ли это, что сегодня крещения не будет?
Джек. Судя по тому, как обернулись обстоятельства, досточтимый доктор, я не считаю, что это имело бы практическое значение.
Чезюбл. Меня весьма огорчает, что вы это говорите, мистер Уординг. Это отдает еретическими взглядами анабаптистов, взглядами, которые я полностью опроверг в четырех моих неопубликованных проповедях. Однако, так как вы сейчас, по-видимому, полностью погружены в заботы мира сего, я тотчас же возвращусь в церковь. Меня только что известили, что мисс Призм уже полтора часа дожидается меня в ризнице.
Леди Брэкнелл (вздрагивая). Мисс Призм? Вы, кажется, упомянули о мисс Призм?
Чезюбл. Да, леди Брэкнелл. Мне сейчас предстоит встреча с мисс Призм.
Леди Брэкнелл. Позвольте задержать вас на одну минуту. Этот вопрос может оказаться чрезвычайно важным для лорда Брэкнелла и для меня самой. Не является ли упомянутая вами мисс Призм женщиной отталкивающей наружности, но притом выдающей себя за воспитательницу.
Чезюбл (со сдержанным, негодованием). Это одна из самых воспитанных леди и само воплощение респектабельности.
Леди Брэкнелл. Ну, значит, это она и есть! Могу ли я осведомиться, какое положение занимает она в вашем доме?
Чезюбл (сурово). Я холост, сударыня.
Джек (вмешиваясь). Мисс Призм, леди Брэкнелл, вот уже три года является высокочтимой гувернанткой и высокоценимой компаньонкой мисс Кардью.
Леди Брэкнелл. Несмотря на все ваши отзывы, я должна с ней немедленно повидаться. Пошлите за ней!
Чезюбл (оглядываясь). Она идет; она уже близко.
Поспешно входит мисс Призм.
Мисс Призм. Мне сказали, что вы ждете меня в ризнице, дорогой каноник. Я ожидала вас там почти два часа. (Замечает леди Брэкнелл, которая пронизывает ее взглядом. Мисс Призм бледнеет и вздрагивает. Она боязливо озирается, словно готовясь к бегству.)
Леди Брэкнелл (жестоким прокурорским тоном). Призм!
Мисс Призм смиренно опускает голову.
Леди Брэкнелл. Сюда, Призм!
Мисс Призм, крадучись, приближается.
Леди Брэкнелл. Призм! Где ребенок?
Всеобщая растерянность. Доктор Чезюбл в ужасе отступает. Алджернон и Джек заслоняют Сесили и Гвендолен, подчеркнуто стараясь оградить их слух от подробностей ужасающего разоблачения.
Леди Брэкнелл. Двадцать восемь лет назад, Призм, вы оставили дом лорда Брэкнелла, сто четыре по Гровенор-стрит, имея на попечении детскую коляску, содержавшую младенца мужского пола. Вы не вернулись. Через несколько недель усилиями уголовной полиции коляска была обнаружена однажды ночью в уединенном уголке Бэйсуотера. В ней нашли рукопись трехтомного романа, до тошноты сентиментального.
Мисс Призм негодующе вздрагивает.
Леди Брэкнелл. Но ребенка там не было!
Все смотрят на мисс Призм.
Леди Брэкнелл. Призм, где ребенок?
Пауза.
Мисс Призм. Леди Брэкнелл, я со стыдом признаю, что я не знаю. О! Если бы я знала! Вот как все это произошло. В то утро, навсегда запечатлевшееся в моей памяти, я, по обыкновению, собиралась вывезти дитя в коляске на прогулку. Со мной был довольно старый, объемистый саквояж, куда я намеревалась положить рукопись беллетристического произведения, сочиненного мною в редкие часы досуга. По непостижимой рассеянности, которую я до сих пор не могу себе простить, я положила рукопись в коляску, а ребенка в саквояж.
Джек (слушавший ее с большим вниманием). Но куда же вы дели саквояж?
Мисс Призм. Ах, не спрашивайте, мистер Уординг!
Джек. Мисс Призм, это для меня чрезвычайно важно. Я настаиваю, чтобы вы сказали, куда девался саквояж с ребенком.
Мисс Призм. Я оставила его в камере хранения одного из самых крупных вокзалов Лондона.
Джек. Какого вокзала?
Мисс Призм (в полном изнеможении). Виктория. Брайтонская платформа. (Падает в кресло.)
Джек. Я должен вас на минуту покинуть. Гвендолен, подождите меня.
Гвендолен. Если вы ненадолго, я готова ждать вас всю жизнь.
Джек убегает в крайнем волнении.
Чезюбл. Что все это может означать, как вы думаете, леди Брэкнелл.
Леди Брэкнелл. Боюсь что-нибудь предположить, доктор Чезюбл. Едва ли надо говорить вам, что в аристократических семьях не допускают странных совпадений. Они считаются нереспектабельными.
Над головой у них слышен шум, словно кто-то передвигает сундуки. Все смотрят вверх.
Сесили. Дядя Джек необычайно взволнован.
Чезюбл. У вашего опекуна очень эмоциональная натура.
Леди Брэкнелл. Весьма неприятный шум. Как будто он там с кем-то дерется. Я ненавижу драки, независимо от повода. Они всегда вульгарны и нередко доказательны.
Чезюбл (глядя вверх). Вот, все прекратилось.
Шум раздается с новой силой.
Леди Брэкнелл. Хотела бы я, чтобы он пришел наконец к какому-нибудь выводу.
Гвендолен. Это ожидание ужасно. Я не хочу, чтобы оно кончалось.
Входит Джек. В руках у него черный кожаный саквояж.
Джек (подбегая к мисс Призм). Этот, мисс Призм? Поглядите получше, прежде чем ответить. От вашего ответа зависит судьба нескольких человек.
Мисс Призм (спокойно). Похоже, что мой. Да. Вот царапина, полученная при катастрофе с омнибусом на Гауэр-стрит в лучшие дни моей юности. А вот на подкладке пятно от лопнувшей бутылки безалкогольного напитка - это случилось со мной в Лимингтоне. А вот на замочке мои инициалы. Я и забыла, что из каких-то экстравагантных побуждений велела выгравировать их на замке. Да, саквояж действительно мой. Очень рада, что он так неожиданно нашелся. Мне все эти годы так его не хватало!
Джек (торжественно). Мисс Призм, нашелся не только саквояж. Я младенец, которого вы в нем потеряли.
Мисс Призм (пораженная). Вы?
Джек (обнимая ее). Да... мама!
Мисс Призм (вырываясь и в полном негодовании). Мистер Уординг! Я девица!
Джек. Девица? Признаюсь, это для меня большой удар. Но в конце концов кто посмеет бросить камень в женщину, которая столько выстрадала? Неужели раскаяние не искупает минуты увлечения? Почему должен быть один закон для мужчин и другой для женщин? Мама, я прощаю тебя. (Снова пытается обнять ее.)
Мисс Призм (еще в большем негодовании). Мистер Уординг, здесь какое-то недоразумение. (Указывая на леди Брэкнелл). Ее сиятельство может сказать вам, кто вы такой на самом деле.
Джек (помолчав). Леди Брэкнелл! Простите, что докучаю вам, но скажите мне, кто я такой?
Леди Брэкнелл. Боюсь, эти сведения придутся вам не по вкусу. Вы сын моей покойной сестры, миссис Монкриф, и, следовательно, старший брат Алджернона.
Джек. Старший брат Алджи! Так, значит, у меня все-таки есть брат! Я так и знал, что у меня есть брат. Я всегда говорил, что у меня есть брат. Сесили, как могла ты сомневаться, что у меня есть брат? (Хватает Алджернона за плечи.) Доктор Чезюбл, - мой беспутный братец. Мисс Призм, мой беспутный братец. Гвендолен, - мой беспутный братец. Алджи, негодник, ты теперь обязан относиться ко мне с большим уважением. Ты никогда в жизни не относился ко мне как к старшему брату.
Алджернон. Да, каюсь, дружище. Я старался, но у меня не было практики. (Пожимает руку Джеку.)
Гвендолен (Джеку). Родной мой! Но кто же вы, если стали кем-то другим? Как вас теперь зовут?
Джек. Силы небесные!.. Про это я совсем забыл. Ваше решение относительно моего имени остается неизменным?
Гвендолен. Я неизменна во всем, кроме своих чувств.
Сесили. Какой у вас благородный характер, Гвендолен.
Джек. С этим вопросом надо покончить сейчас же. Минуточку, тетя Августа. К тому времени, как мисс Призм потеряла меня вместе со своим саквояжем, я, вероятно, был уже крещен?
Леди Брэкнелл. Все жизненные блага, которые можно приобрести за деньги, были вам предоставлены вашими любящими и заботливыми родителями, в том числе, конечно, и крещение.
Джек. Значит, я был крещен? Это ясно. Но какое же мне дали имя? Я готов к самому худшему.
Леди Брэкнелл. Как старший сын, вы, разумеется, получили имя отца.
Джек (сердится). Да, но как звали моего отца?
Леди Брэкнелл (задумчиво). Сейчас не могу припомнить, как звали вашего батюшку, генерала Монкрифа. Не сомневаюсь, однако, что его все же как-нибудь звали. Он был чудак, это правда. Но только в преклонных летах. И под влиянием индийского климата, женитьбы, несварения желудка и прочего в этом роде.
Джек. Алджи, ты-то можешь вспомнить, как звали нашего отца?
Алджернон. Дорогой мой, мне ни разу не пришлось беседовать с ним. Он умер, когда мне еще и году не было.
Джек. Его имя, должно быть, в армейских справочниках того времени. Не так ли, тетя Августа?
Леди Брэкнелл. Генерал был человеком весьма мирного характера во всем, кроме семейной жизни. Но я не сомневаюсь, что имя его значится в любом военном альманахе.
Джек. Армейские списки за последние сорок лет - это украшение моей библиотеки. Мне бы надо было без устали штудировать эти воинские скрижали. (Бросается к книжным полкам и выхватывает одну книгу за другой). Значит, М... генералы... Магли, Максбом, Маллам, - какие ужасные фамилии - Маркби, Миксби, Моббз, Монкриф! Лейтенант - в тысяча восемьсот сороковом. Капитан, подполковник, полковник, генерал - в тысяча восемьсот шестьдесят девятом. Зовут - Эрнест-Джон. (Не торопясь ставит книгу на место, очень спокойно.) Я всегда говорил вам, Гвендолен, что меня зовут Эрнест, не так ли? Ну, я и на самом деле Эрнест. Как тому и следовало быть!
Леди Брэкнелл. Да, теперь я припоминаю, что генерала звали Эрнест. Я так и знала, что у меня есть особая причина не любить это имя.
Гвендолен. Эрнест! Мой Эрнест! Я с самого начала чувствовала, что у вас не может быть другого имени.
Джек. Гвендолен! Как это ужасно для человека - вдруг узнать, что всю свою жизнь он говорил правду, сущую правду. Вы прощаете мне этот грех?
Гвендолен. Прощаю. Потому что вы непременно изменитесь.
Джек. Милая!
Чезюбл (к мисс Призм). Летиция! (Обнимает ее.)
Мисс Призм (восторженно). Фредерик! Наконец-то!
Алджернон. Сесили! (Обнимает ее). Наконец-то!
Джек. Гвендолен! (Обнимает ее.) Наконец-то!
Леди Брэкнелл. Дорогой мой племянник, вы, кажется, проявляете признаки легкомыслия.
Джек. Что вы, тетя Августа, наоборот, впервые в жизни я понял, как важно Эрнесту быть серьезным!
Немая картина.
Занавес
Пер. - И.Кашкин
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Понедельник, 05.12.2011, 16:57 | Сообщение # 7 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| УИЛЬЯМ ГИБСОН
Сотворившая чудо
Пьеса в трех действиях
Действующие лица:
ДОКТОР
КЕЙТ
КЕЛЛЕР
ЭЛЕН
МАРТА
ПЕРСИ
ТЕТУШКА ИВ
ДЖЕЙМС
АНАНЬОС
АННИ СЮЛЛИВЭН
ВИНИ
СЛЕПЫЕ ДЕВУШКИ
СЛУГА
ГОЛОСА ЗА СЦЕНОЙ
Время действия — 1880-е годы
Место действия — в доме и около дома семьи КЕЛЛЕР в Тос-комбия, штат Алабама. Короткий период в доме для слепых им. ПЕРКИНСА в Бостоне.
Сцена разделена на две части диагональю, идущей из правого нижнего угла сцены к левой верхней части сцены.
Пространство за диагональю находится на платформах и изображает дом семьи КЕЛЛЕР. В доме, в нижней части справа находится столовая, в центре — несколько выше рас-положена спальня. На уровне сцены, ближе к ее центру, за верандой находится колодец с насосом.
Остальная часть сцены, расположенная перед диаго-нальным делением, представляет из себя окружающее дом пространство. Здесь располагаются различные декорации, зависящие от содержания действия, — двор около дома КЕЛ-ЛЕРОВ, институт слепых имени ПЕРКИНСА, оранжерея и т. д.
Нужно принять во внимание условность декорации, по-зволяющая легко менять время и место действия. Сцена не должна быть загромождена и обременена стенами. Кроме не-которых необходимых предметов, таких как насос, окно, из которого нужно спуститься, дверей, которые можно запереть, обстановка должна даваться контурно, легкими очертаниями — эффект смены декораций достигается в основном сменой освещения.
Действие первое.
Ночью в доме семьи КЕЛЛЕР. В спальне трое взрослых стоят у детской кроватки, освещенные светом лампы. Они долго бодрствовали, имеют усталый вид, платье их в беспорядке. Молодая дама с милым девическим лицом — КЕЙТ КЕЛЛЕР, рядом с ней пожилой доктор со стетоскопом и термометром в руках. Третий — мужчина сорока с лишним лет, с живым лицом, обрамленным бакенбардами — капитан АРТУР КЕЛЛЕР.
ДОКТОР. Она будет жить.
КЕЙТ. Слава Богу
ДОКТОР оставляет их у детской кроватки и идет к своему саквояжу, упаковывает его.
ДОКТОР. Вы счастливые родители. Теперь я могу вам сказать — не думал, что она сможет выжить.
КЕЛЛЕР. Чепуха. Ребенок ведь из рода Келлеров. Она крепко скроена, словно горная козочка и переживет всех нас.
ДОКТОР (добродушно). Да, особенно, если кой-кто из Келлеров будет продолжать не спать. Я имею в виду вас, госпожа Келлер.
КЕЛЛЕР. Ты слышишь, Кети?
КЕЙТ. Я слышу.
КЕЛЛЕР (снисходительно). Я воспитал двоих детей. У моей жены это первый ребенок, поэтому она еще не закалилась в боях.
КЕЙТ. Доктор, скажите правду. У моей девочки все будет в порядке?
ДОКТОР. О, к утру она будет опять ломать изгородь капитана Келлера.
КЕЙТ. Может быть, нам следовало бы еще что-то сделать?
КЕЛЛЕР (весело). Например, построить покрепче забор?
ДОКТОР. Пусть она сама поправляется. Она лучше нас знает, как это сделать.
ДОКТОР уложил свой саквояж и собирается уходить.
Главное, что температура нормальная. Болезни эти у детей приходят и уходят, и никто не знает почему. Можете назвать это острым воспалительным процессом в желудке и мозгу.
КЕЛЛЕР. Я провожу вас к экипажу, доктор.
ДОКТОР. Поверьте мне, я никогда не видел более жизнеспособного ребенка.
ДОКТОР улыбается на прощанье — ребенку и КЕЙТ. КЕЛЛЕР провожает его вниз по лестнице, держа в руках лампу. Они спускаются по ступенькам веранды, идут через двор, и ДОКТОР уходит налево. КЕЛЛЕР стоит во дворе с лампой в руках. В это время КЕЙТ ласково наклонилась над детской кроваткой, из которой слышится какой-то лепет. КЕЙТ пальцем трогает лицо ребенка.
КЕЙТ. Тихо, тихо, не вздумай сейчас плакать. Ты и так уже доставила нам достаточно хлопот. Можете называть это острым воспалением, как же, я так и не вижу, что тут острого или остроумного в этом воспалении, разве только, что это затеяла ты? Мы попросим твоего отца напечатать в его газете редакционную статью о чудесах современной медицины, которая не знает, что она лечит, даже когда ей удается вылечить больного. Ах, мужчины, мужчины, они, видите ли — закаленные в боях, а нам — женщинам нужно еще... (Она внезапно замолкает и с удивлением подносит к глазам ребенка палец). Элен? (Теперь она быстро делает движение рукой перед глазами ребенка). Элен. (Она щелкает дважды пальцами у глаз ребенка, затем опускает руку. Вскрикивает и громко зовет). Капитан, капитан, подойдите сюда. (Она пристально рассматривает ребенка и снова зовет почти у самого уха девочки). Капитан!
Продолжая все еще внимательно разглядывать ребенка, КЕЙТ громко вскрикивает. КЕЛЛЕР во дворе слышит крик и бежит с лампой в дом. КЕЙТ снова кричит, взгляд ее прикован к ребенку, на лице выражение ужаса. КЕЛЛЕР быстро поднимается в спальню.
КЕЛЛЕР. Кети? Что случилось?
КЕЙТ. Посмотрите. (Она проводит рукой около глаз ребенка).
КЕЛЛЕР. В чем дело, Кети? Она себя хорошо чувствует, ей нужно время для того, чтобы...
КЕЙТ. Она ничего не видит. Посмотрите на ее глаза. (Она берет лампу из рук КЕЛЛЕРА и подносит ее к лицу ребенка). Она ослепла!
КЕЛЛЕР (хриплым голосом). Элен.
КЕЙТ. Она ничего не слышит. Когда я закричала, она даже не моргнула. Даже не пошевелила ресницами.
КЕЛЛЕР. Элен! Элен!
КЕЙТ. Она не слышит нас!
КЕЛЛЕР. Элен!
КЕЛЛЕР исступленно, почти гневно выкрикивает имя ребенка, КЕЙТ, в близком к обмороку состоянии, зажимает рот руками, чтобы не закричать. Свет в комнате быстро гаснет. Со сцены доносится медленный звук далекого колокола, этот звук нарастает, приближается и затем угасает, символизируя ход времени. Сцена снова освещается, действие переносится на пять лет вперед. На сцене, около колодца — трое детей, стоящих на коленях, и старая собака. Собаку-сеттера зовут БЕЛЬ, она спит. Двое детей, МАРТА и ПЕРСИ — негры, третий ребенок — ЭЛЕН. Ей шесть с половиной лет, волосы у нее растрепаны. Это маленькая подвижная фигурка с прелестной головкой. Видно, что девочка слепая, один глаз больше и выдается, жесты ее угловаты, настойчивы и необузданны, лицо не знает улыбки. Двое других детей играют с вырезанными из бумагами фигурками. Когда МАРТА и ПЕРСИ говорят, ЭЛЕН ощупывает их лица, пытаясь угадать движение их губ.
МАРТА. Сначала я отрежу этому доктору ноги, вот так одну и другую, а потом...
ПЕРСИ. А зачем ты хочешь отрезать доктору ноги?
МАРТА. Я ему сделаю операцию. Сейчас я отрежу ему руки, и ту, и другую. А теперь я их приделаю. (Она отталкивает от своего рта руку ЭЛЕН). Отстань
ПЕРСИ. Разрежь ему живот. Вот это будет операция!
МАРТА. Нет, я сначала отрежу ему голову, а то он сильно простудился.
ПЕРСИ. Ну, немного останется от этого доктора, когда ты кончишь все свои опера...
В это время ЭЛЕН засовывает ему в рот свои пальцы, стараясь нащупать язык, ПЕРСИ в раздражении кусает ее за пальцы, и она отдергивает руку. ЭЛЕН подносит пальцы к своим губам и пытается, подражая, двигать губами, но делает это беззвучно.
МАРТА. Что это ты сделал, укусил ее?
ПЕРСИ. Ну и что? Если она опять будет совать мне в рот пальцы, я их откушу.
МАРТА. Что это она сейчас делает?
ПЕРСИ. Она хочет говорить. Сейчас начнет злиться. Посмотри, как она старается заговорить.
ЭЛЕН нахмурилась. Ее губы беззвучно шевелятся под пальцами, движения их становятся все более и более неистовыми. В припадке злобы она начинает кусать свои пальцы. Это рассмешило ПЕРСИ, но встревожило МАРТУ.
МАРТА. А ну-ка, перестань сейчас же. (Отдергивает руку ЭЛЕН). Сиди тихо и...
В это мгновение ЭЛЕН толкает МАРТУ, опрокидывает ее на спину и прижимает плечи МАРТЫ коленями к земле и хватает ножницы. МАРТА кричит. ПЕРСИ бежит к террасе и дергает за веревочку колокольчика у входной двери. Колокольчик звенит.
За это время в гостиной дома КЕЛЛЕРОВ постепенно зажигаются огни, там собралась семья КЕЛЛЕРОВ. Они беседуют, пантомима — КЕЙТ сидит около колыбели, изредка ее покачивает и штопает носки, капитан КЕЛЛЕР , в очках работает, наклонившись над газетными полосами, лежащими на столе. У корзинки со швейными принадлежностями сидит почетная гостья в шляпке — ТЕТУШКА ИВ. Она делает последние стежки, заканчивая большую бесформенную куклу, которую она шьет из полотенец. Молодой человек ДЖЕЙМС КЕЛЛЕР с ленивым видом стоит около окна и смотрит на детей во дворе. Когда раздается звонок, КЕЙТ немедленно вскакивает и бежит на веранду. На лице ее отражено все, что ей пришлось пережить за прошедшие пять лет. Исчезла девическая жизнерадостность, теперь это женщина, закаленная горем.
КЕЙТ (в тысячный раз). Элен.
КЕЙТ сбегает по ступеням веранды на двор, хватает ЭЛЕН за руки и оттаскивает ее от МАРТЫ. МАРТА убегает в слезах, с криками, ПЕРСИ бежит за ней.
Семья КЕЛЛЕР в доме встревожена. ТЕТУШКА ИВ идет к окну, где стоит ДЖЕЙМС, КАПИТАН КЕЛЛЕР, однако пытается продолжать работу.
ТЕТУШКА ИВ. Боже мой, что там происходит?
ДЖЕЙМС (иронически). Элен всего лишь выколола Марте глаза ножницами. Ну, почти выколола. У нее всегда бывает почти. Поэтому не стоит беспокоиться, пока этого окончательно не произошло, не так ли?
Они смотрят в окно, КЕЙТ в это время пытается отнять у ЭЛЕН ножницы. ЭЛЕН тянет ножницы к себе. Они борются, затем КЕЙТ уступает, ножницы остаются в руках ЭЛЕН. КЕЙТ пытается увести ЭЛЕН в дом. ЭЛЕН вырывается. КЕЙТ опускается на колени, ласково берет в свои руки руку ЭЛЕН и заставляет ее поглаживать и качать ножницы, как если бы они были куклой. Одновременно КЕЙТ КЕЙТ берет палец ЭЛЕН и показывает им в сторону дома.
ТЕТУШКА ИВ. Как она это все выдерживает?
Тело ЭЛЕН становится податливым. Девочка отдает ножницы, КЕЙТ поворачивает ее в сторону двери и слегка толкает в спину. ЭЛЕН поднимается на ноги и идет к дому. КЕЙТ также встает и идет за ней.
Почему вы не обратитесь к этому человеку в Балтиморе? Все это не может тянуться бесконечно, как дурная погода.
ДЖЕЙМС. Погода в этих краях не спрашивает у меня разрешения какой ей быть, тетушка Ив. Поговорите с моим отцом.
ТЕТУШКА ИВ. Артур. Надо же что-то сделать для этого ребенка.
КЕЛЛЕР. Оригинальное предложение. Но что?
Входит КЕЙТ. Поворачивает ЭЛЕН в сторону ТЕТУШКИ ИВ, которая дает ей тряпичную куклу, продолжая говорить с КЕЛЛЕРОМ.
ТЕТУШКА ИВ. Вот, хотя бы этот знаменитый глазник в Балтиморе, о котором я вам писала, как его зовут?
КЕЙТ. Доктор Чизхолм.
ТЕТУШКА ИВ. Да, он. Я слышала, было много случаев, когда людям казалось, что слепота их неизлечима, а он помогал им. Говорят, он просто делает чудеса. Почему вы ему не напишите?
КЕЛЛЕР. Я перестал верить в чудеса.
КЕЙТ. Я уверена, что капитан скоро ему напишет. Не правда ли, капитан?
КЕЛЛЕР. Нет.
ДЖЕЙМС (легкой скороговоркой). Нет денег перед деньгами.
ТЕТУШКА ИВ. Ну, если это только вопрос денег, Артур, теперь, когда ты стал начальником местной полиции, и в твоем распоряжении находятся деньги этих янки... Ты мог бы...
КЕЛЛЕР. Дело не в деньгах. Ребенка возили к специалистам в Алабаме и Теннесси, и если бы я думал, что это ей поможет, я бы показал ее всем знахарям, которые только существуют в нашей стране.
КЕЙТ. Я думаю, капитан скоро ему напишет.
КЕЛЛЕР. Кэти. Сколько раз можно позволять бесцельно мучить себя?
КЕЙТ. Сколько угодно.
ЭЛЕН в это время сидит на полу и изучает пальцами куклу, рука ее задерживается на лице куклы. На лице у куклы ничего нет, только ровная поверхность полотенца, и это обстоятельство беспокоит девочку. Рука ее ищет черты лица, вопросительно останавливается в поисках глаз. Никто этого не замечает. Она подходит к ТЕТУШКЕ ИВ, дергает ее за платье и энергично указывает пальцем на безглазое лицо куклы.
ТЕТУШКА ИВ. Что ты хочешь, дитя мое?
ЭЛЕН, конечно, не слышит и переходит от одного к другому, стараясь обратить их внимание на отсутствие глаз у куклы. Однако никто не понимает ее и не может помочь ей.
КЕЙТ (говорит, не прерывая свои мысли). Сколько угодно, пока будет хоть малейшая надежда, что она сможет видеть. Или слышать, или...
КЕЛЛЕР. Нет такой надежды. Ну мне пора кончать работу.
КЕЙТ. С вашего позволения, капитан, я бы хотела написать этому человеку.
КЕЛЛЕР. Я сказал нет, Кети.
ТЕТУШКА ИВ. Но почему же, Артур, ведь это не повредит — совсем маленькое письмецо. Только выяснить, не сможет ли он ей помочь.
КЕЛЛЕР. Не может он помочь.
КЕЙТ. Но мы не сможем убедиться в этом, пока вы ему не напишите, капитан.
КЕЛЛЕР (встает, с горечью говорит). Кэти, он не может помочь ей. (КЕЛЛЕР собирает свои бумаги).
ДЖЕЙМС (иронически). Ну раз отец встал, значит это так.
КЕЛЛЕР. Замолчи! Меня и без твоих дерзостей здесь достаточно терзают женщины.
ДЖЕЙМС замолкает. ЭЛЕН ощупью перебирает находящиеся на столе КЕЛЛЕРА вещи и роняет бумаги на пол. КЕЛЛЕР раздражен. КЕТИ быстро отстраняет ЭЛЕН и нагибается, что бы собрать упавшие бумаги.
С таким же успехом можно было бы работать на птичнике, как в этом доме...
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 09:57 | Сообщение # 8 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ДЖЕЙМС (говорит умиротворяющим голосом). Отец, тебе действительно надо было бы ее куда-нибудь поместить.
КЕЙТ (поднимает голову). Что такое?
ДЖЕЙМС. Ну, куда-нибудь в лечебницу. Это было бы самым гуманным.
ТЕТУШКА ИВ. Но, Джимми, это же твоя сестра, а не чужой человек...
ДЖЕЙМС. Полусестра, и к тому же полудефективная. Она даже не может держать себя в чистоте. Не так уж приятно видеть ее все время.
КЕЙТ. Как вы смеете! Жаловаться на то, что можете видеть.
КЕЛЛЕР (очень раздражен). Этот разговор закончен.
Все немедленно замолкают. ЭЛЕН ощупью пробирается назад с куклой в руках.
Я буду весьма признателен тебе, Ив, если ты не будешь больше касаться этого.
Все молчат. КЕЛЛЕР идет к двери в глубине сцены с бумагами в руках, оборачивается, чтобы закончить разговор и вдруг срывается на крик.
Я сделал все, что мог. Я не могу посвятить этому всю свою жизнь! Весь дом, с раннего утра и до поздней ночи занят этим ребенком, пора, наконец, обратить внимание и на Милдред!
КЕЙТ (мягким голосом, но с оттенком сухости). Вы разбудите ее, капитан.
КЕЛЛЕР. Я наконец требую покоя в своем доме. Мне безразлично, как мы этого достигнем, но уж во всяком случае мы не будем ездить по всей стране каждый раз, как только услышим о появлении нового знахаря. Я страдаю от этого несчастья не меньше, чем другие, мне больно смотреть на девочку...
КЕЙТ. Я полагала, что вы будете писать не о нашем несчастье, капитан.
ЭЛЕН снова подошла к ТЕТУШКЕ ИВ, ощупывает ее платье и отрывает от него две пуговицы.
ТЕТУШКА ИВ. Элен! Мои пуговицы!
ЭЛЕН кладет пуговицы кукле на лицо. КЕЙТ видит это, быстро подходит к девочке, берет руку ЭЛЕН и вопросительно подносит ее к глазам девочки.
КЕЙТ. Ты ищешь глаза?
В комнате снова наступает тишина. КЕЙТ берет булавки и пуговицы из корзинки со швейными принадлежностями и прикрепляет булавками пуговицы на лицо куклы. КЕЛЛЕР стоит и мрачно смотрит на эту сцену. ТЕТУШКА ИВ моргает и старается скрыть свое волнение, разглядывая свое платье.
ТЕТУШКА ИВ. Боже, я совершенно неприлично выгляжу.
КЕЙТ. Она иначе не умеет, тетушка Ив. Я их вам сейчас пришью.
ДЖЕЙМС. Она никогда ничему не научится, если ей будут позволять делать все, что ей взбредет в голову...
КЕЛЛЕР. Замолчи!
ДЖЕЙМС. А что я такое сказал?
КЕЛЛЕР. Ты слишком много говоришь.
ДЖЕЙМС. Но ведь я соглашался с вами!
КЕЛЛЕР. Все равно. Ребенок ущербный, пусть она, по крайней мере, получает те пустяки, которые доставляют ей удовольствие.
ДЖЕЙМС очень обижен, уходит из гостиной на веранду, стоит там с угрюмым видом.
ТЕТУШКА ИВ. Да это стоит двух пуговиц, Кейт, посмотрите-ка.
Теперь ЭЛЕН держит в руках куклу, у которой появились глаза и не может сдержаться от радости. Девочка качает куклу, гладит и целует ее.
У этого ребенка больше сообразительности, чем у всех Келлеров вместе взятых. О, если бы только можно было найти путь к ее сознанию!
В это время ЭЛЕН внезапно подходит к колыбели и, не колеблясь, опрокидывает ее, из колыбели падает ребенок и КАПИТАНУ КЕЛЛЕРУ едва удается поймать его на лету.
КЕЛЛЕР. Элен!
Царит всеобщее смятение, младенец пронзительно кричит. ЭЛЕН невозмутимо кладет в колыбель свою куклу. КЕЙТ опускается на колени и пытается оторвать руки ЭЛЕН от колыбели, у ЭЛЕН на лице появляется смущенное выражение.
КЕЙТ. Элен, Элен! Ты не должна делать такие вещи, ну как я могу заставит тебя понять это.
КЕЛЛЕР (хриплым голосом). Кети.
КЕЙТ. Ну как мне заставить тебя понять это, дорогая моя, бедная моя...
КЕЛЛЕР. Кети, надо же найти какой-то путь, чтобы научить ее хотя бы капле дисциплины...
КЕЙТ (вспыхнув). Как можно дисциплинировать больного ребенка? Разве это ее вина?
ЭЛЕН трогает пальцами губы матери, тщетно пытаясь понять их движение.
КЕЛЛЕР. Я не говорил, что это ее вина.
КЕЙТ. Тогда кто же виноват? Я не знаю, что делать! Как я могу научить ее чему-нибудь? Бить ее до синяков?
КЕЛЛЕР. Опасно оставлять ее одну. Надо найти какой-то способ изолировать ее так, чтобы она не...
КЕЙТ. Как изолировать? Посадить в клетку? Ребенок растет, и она должна двигаться!
КЕЛЛЕР. Тогда ответьте мне, будет ли это справедливо по отношению к Милдред?
КЕЙТ (непреклонно).Вы хотите ее отдать?
В это время лицо ЭЛЕН искажается в приступе гнева, и она ударяет мать по губам. КЕЙТ удается схватить ее снова за руку. ЭЛЕН отбивается, борется и извивается в руках матери.
КЕЛЛЕР. Вот видите!
КЕЙТ. Она хочет говорить, как... Хочет быть такой, как вы и я.
КЕЙТ продолжает держать вырывающуюся из ее рук ЭЛЕН. Затем мы слышим первый звук, который произносит ребенок — это нечленораздельный непонятный звук, напоминающий звуки, которые может издавать попавшее в капкан животное. КЕЙТ отпускает девочку. Как только ЭЛЕН чувствует себя свободной, она неловко кидается в сторону, сильно ударяется о стул, падает, поднимается и, сидя на полу, плачет. КЕЙТ подходит к ней, обнимает, ласкает, успокаивает ее прячет свое лицо в волосах девочки для того, чтобы овладеть собой.
Каждый день она ускользает от нас все дальше. А я не знаю, как вернуть ее.
ТЕТУШКА ИВ. Ну, теперь я решила сама поехать с ней в Балтимору. Если этот доктор не сможет помочь ей, может быть, он сможет посоветовать, кто за это взялся бы.
КЕЛЛЕР (внезапно, с трудом). Я напишу этому человеку, Кети.
КЕЛЛЕР стоит с ребенком на руках и смотрит на головку ЭЛЕН, свешивающуюся с обнимающей ее руки КЕЙТ. Свет на сцене гаснет, освещенными остаются только КЕЙТ и ЭЛЕН. В темноте медленным шагом уходят в различных направлениях ДЖЕЙМС, ТЕТУШКА ИВ и КЕЛЛЕР. Остается КЕЙТ с ЭЛЕН на руках, образуя собой неподвижную группу, образ которой переходит в следующую сцену и исчезнет только когда следующее действие полностью разовьется.
Из темноты в левой нижней части сцены раздается голос мужчины с греческим акцентом, который говорит:
АНАНЬОС. ...который, конечно, не смог ничего сделать для девочки. Только доктор Белл поверил в то, что ее все же можно чему-то научить. Я написал семье девочки, что мы нашли подходящую гувернантку здесь, в Бостоне — мисс Анни Сюлливэн...
На сцене снова появляется свет, который освещает нижнюю левую часть сцены, где стоит длинный стол и стул. На столе лежат пособия, с помощью которых производится обучение слепых через посредство осязания — маленькое изображение человеческого скелета, чучела животных, искусственные цветы и растения, стопки книг. АНАНЬОС, коренастый мужчина с бородой, ходит вокруг стола и говорит. На стуле сидит девушка двадцати лет с лицом, которое в состоянии покоя имеет серьезное и упрямое выражение, а в состоянии активности выдает дерзость, агрессивность и искрится жизнью, которой так не хватает лицу ЭЛЕН. Лицо АННИ, когда ее глаза закрыты, привлекательно. Оно исполнено какой-то стихийной жизненной силы. На коленях у нее чемоданчик.
...Которая приедет к ним. Несомненно, тебе будет там трудно, Анни. Но здесь, в школе, тебе тоже трудно пришлось, правда ведь? Когда ты поступила к нам, ты и своего имени не могла сложить. Тебе удалось сделать здесь так много за эти несколько лет, разве это не так? Но это всегда было трудной ирландской битвой. Битвой за независимость.
Он с улыбкой смотрит на АННИ, она не открывает глаз.
Я в последний раз даю тебе совет, Анни. Тебе несколько не хватает (и, говоря «несколько», я имею в виду — сильно), не хватает умения и тактичности в обращении с другими. Здесь, в институте, тебя часто спасало то, что некуда было тебя выгнать. Болят глаза?
АННИ. Нет, не глаза, а уши, господин Ананьос.
Но вот она открывает глаза: они воспалены, слегка косят, взгляд их мутный, затемненный трахомой. АННИ часто закрывает их, чтобы свет не причинял ей боли.
АНАНЬОС (сурово). Тебе некуда идти, кроме как обратно в дом призрения, где дети рано учатся быть дерзкими. Анни, я знаю, какие это были ужасные годы, не с этим теперь ведь покончено раз и навсегда, почему не предать все это забвению.
АННИ (бодро). Я думаю, Бог должен был бы меня вознаградить — вернуть к жизни еще одну душу.
АНАНЬОС (неприятно пораженный). Что?
АННИ (поглаживая лоб). Ведь он все время напоминает мне об этой битве.
АНАНЬОС. Нехорошо так говорить, Анни. Я говорю совсем о другом.
АННИ. Ну хорошо, не буду. Я вот знаю, что я такое, но что представляет из себя этот ребенок?
АНАНЬОС. То есть, ты хочешь знать, на что она похожа?
АННИ. Не совсем так. Для начала я хочу знать, способная она или нет?
АНАНЬОС. Никто этого не знает. А если бы она была неспособной, то у тебя не хватило бы терпения заниматься с ней?
АННИ. Имея дело со взрослыми, необходимо знать, какие они. В отношении детей такого рода окончательные выводы несколько преждевременны. Я могу употребить это слово?
АНАНЬОС. Только в том случае, если ты можешь изобразить его знаками.
АННИ. Да, это преждевременно. По крайней мере, я надеюсь, что она способная девочка.
АНАНЬОС. Кто знает? Ведь она глухая, слепая и немая. Это как маленький ларчик, который закрыт и к которому нет ключей. А может быть, в этом ларчике лежит сокровище.
АННИ. Но может быть, в нем ничего и нет?
АНАНЬОС. Возможно. Кроме того, я должен предупредить тебя, у девочки часто бывают приступы истерии.
АННИ. Это значит, что внутри что-то есть. Я ведь тоже такая, если верить тому, что обо мне говорят. Может быть, вам следовало предупредить их об этом.
АНАНЬОС (нахмурился). Анни, я не написал им ни одного слова о твоем прошлом. Ты будешь там среди чужих людей, которые ничего о тебе не знают.
АННИ. Хорошо. Будем держать их в состоянии блаженного неведения.
АНАНЬОС. Может быть, т е б е следует сказать им о себе?
АННИ (сердито). Зачем? Мне достаточно неприятностей с людьми, которые ничего обо мне не знают.
АНАНЬОС. Сказать для того, чтобы они поняли, когда у тебя будут какие-то неприятности.
АННИ. У меня только тогда бывают неприятности, когда я права. (Но она уже успокоилась и шутит так же, как и АНАНЬОС). Разве я виновата в том, что часто бываю права? Я не буду волновать их, господин Ананьос, я буду вести себя так благовоспитанно, что они вообще не заметят, что я приехала.
АНАНЬОС. Анни, будь поскромней, ведь у тебя не такой большой выбор в жизни. Тебе нужна будет их симпатия и поддержка, если ты будешь учить их ребенка.
АННИ (с юмором). Я только надеюсь, что не буду нуждаться в их сочувствии.
АНАНЬОС. О! Нам всем требуется немного сочувствия. (Твердо). Итак, ты уже более не наша ученица, мы отправляем тебя в жизнь, ты становишься учителем. Конечно, в том случае, е с л и этого ребенка можно чему-то научить. Никто не ожидает от тебя чудес, даже за двадцать пять долларов в месяц. В этом конверте — деньги на проезд, которые ты можешь вернуть мне, когда у тебя будет счет в банке, а в этой коробочке — подарок, который я прошу тебя принять вместе с нашей любовью.
АННИ открывает маленькую коробочку, которую он ей дал и видит в ней гранатовое кольцо. Она смотрит на АНАНЬОСА, опускает взгляд.
Мне кажется, другие твои друзья тоже хотят попрощаться с тобой. (Он делает движение, как если бы хотел пойти открыть дверь).
АННИ. Господин Ананьос. (Голос ее дрожит). Дорогой господин Ананьос, я... (Но, надевая кольцо на палец, она так взволнована и растрогана, что не может закончить начатой фразы, наконец грустно шутит). Ну, что мне нужно сказать? Я невежественная и упрямая девушка, которая всем, что у нее есть, обязана вам?
АНАНЬОС (улыбается). Это правильно только наполовину, Анни.
АННИ. Да, но какая это половина? Я приползла сюда, как тонущая крыса, я думала, что сама умерла, когда умер мой брат Джимми, и что мне никогда не суждено будет снова ожить. Вот вы так легко говорите «с любовью», а я с тех пор, как он умер, не любила никого и наверное и не полюблю. Но здесь мне вернули больше, чем зрение. Здесь не только учили меня правильно писать, чему я так, наверное, никогда и не научусь. Вся эта борьба и неприятности, через которые я прошла здесь, научили меня ценить помощь, научили снова жить, и я не хочу прощаться с вами. Не открывайте дверь, я не хочу, чтобы они видели, как я плачу.
АНАНЬОС (ласково). Они не могут видеть этого.
Он снова делает движение, как бы открывая дверь. Входит группа девочек в возрасте от восьми до семнадцати лет. По их походке видно, что они все слепые. АНАНЬОС направляет их движением руки.
РЕБЕНОК. Анни?
АННИ (голос ее звучит бодро). Я здесь, Беатриса.
Как только они находят ее по голосу, они толпой устремляются к ней и начинают говорить все сразу. АННИ опускается на колени для того, чтобы обнять самую маленькую из них. И вот что можно различить в нестройном гуле голосов:
ДЕВОЧКИ. У нас есть подарок. Мы принесли тебе на прощанье подарок, Анни!
АННИ. О, вы не должны были этого делать...
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА (грустно). Не уходи от нас, Анни.
ДЕВОЧКИ. А мы принесли подарок. Где он? У Алисы. Алиса! Где Алиса? Я здесь! Где ты? Здесь!
Одна из девочек протягивает футляр с подарком. АННИ берет его.
АННИ. Вот он. Что же, открыть мне его?
ДЕВОЧКИ. Открой. Тише. Да она открывает.
Пауза. АННИ развертывает пакет, открывает футляр. Это дымчатые очки.
Открыла, Анни?
АННИ. Открыла.
ДЕВОЧКИ. Это для твоих глаз, Анни, надень их. Миссис Хопкинс сказала, что у тебя болят глаза после операции. И еще она сказала, что там, куда ты едешь, очень яркое солнце.
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА (печально). Не уезжай, Анни, туда, где очень яркое солнце.
ДЕВОЧКИ. Ну как, подошли они?
АННИ. Моим глазам уже в сто раз лучше. Я выгляжу в них великолепно, как лошадь на скачках.
ДЕВОЧКИ (в восторге). У нас есть и другой подарок — для Элен. Беатриса, дай его Анни. Вот он.
АННИ. О, какая красивая кукла! Обещаю вам, что я прежде всего подарю ей эту куклу. Если только я не оставлю ее себе, вы же знаете, мне нельзя доверять кукол!
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА (грустно). Не уезжай, Анни, к ней.
АННИ (обнимая девочку). Сара, милая. Я не хочу ехать.
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА. Тогда зачем же ты едешь?
АННИ (ласково). Потому что я теперь большая девочка, а большие девочки должны зарабатывать себе на жизнь. Это единственное, что я могу делать для того, чтобы заработать деньги. Но если ты не улыбнешься мне сейчас, знаешь, что я должна буду сделать?.. (Она останавливается, как бы в ожидании ответа).
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА. Что?
АННИ. Положу тебя в чемодан вместо этой куклы и отвезу к Элен, в Алабаму!
Это кажется девочкам очень забавно, они начинают смеяться и шутить над самой маленькой девочкой, которая через некоторое время начинает улыбаться АННИ.
АНАНЬОС. Ну, дети, пошли. Нужно отнести сундучок Анни в экипаж и везти Анни на вокзал, иначе никто не поедет в Алабаму. Пошли, пошли.
Он выпроваживает детей из комнаты. АННИ остается одна, стоя на коленях с куклой в руках. Она хочет спрятать куклу в чемодан, но останавливается и осторожно гладит ее кончиками пальцев. Цвет освещения слегка меняется, и зритель переносится вместе с мыслями АННИ в другое время. Начинают раздаваться голоса людей, которые видны только АННИ, и девушка задумчиво принимает участие в их беседе.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА (шепотом). Но ведь нам не разрешают приходить в эту комнату, Анни. Кузина Стейша так сказала.
АННИ (голосом маленькой девочки). Тихо. Я всегда пробираюсь сюда потихоньку.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, посмотри на эти подарки! Для кого они?
АННИ. Для всех. (Движеньями слепой она гладит куклу). Эта кукла будет моей.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. А почему она будет твоей?
АННИ. Потому что сейчас Рождество. Посмотри, какая она красивая, Джимми. Златокудрая, вот как ее зовут, потому что у нее светлые волосы. Разве она не самая красивая?
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни. У нее коричневые волосы.
АННИ. Нет, они золотистого цвета. Разве она не самая красивая, не самая нарядная...
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ (громко). Поздравляем всех с Рождеством Христовым!
АННИ прижимает к себе куклу и в голосе ЖЕНЩИНЫ звучит раздражение.
Нет, Анни, это не для тебя, отдай эту куклу Мэгги...
АННИ. Нет, не отдам.
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Отдай эту куклу Мэгги, или...
АННИ. Нет.
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Я сказала тебе, отдай ей
Ну, вот так. С Рождеством Христовым. А вот эти перчатки для тебя, Анни. Правда, они красивые? куклу!
АННИ отдает куклу и прячет голову, как бы от удара.
АННИ. Нет.
ГОЛОС ВТОРОЙ ЖЕНЩИНЫ (ласково). Возьми их, Анни. Я вязала эти перчатки для тебя.
АННИ. Не хочу я их!
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 10:10 | Сообщение # 9 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Слышится гул грубых голосов, возбужденные голоса перекрывают друг друга, в них слышится возмущение.
ГОЛОС ПЕРВОГО МУЖЧИНЫ. Что она опять сделала?
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Бросила их в огонь!
ГОЛОС ПЕРВОГО МУЖЧИНЫ. В огонь?
ГОЛОС ВТОРОЙ ЖЕНЩИНЫ. Какой ужасный ребенок!
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Вот как вы цените хорошую одежду, противные, бездомные...
ГОЛОС ВТОРОЙ ЖЕНЩИНЫ. Какой ужасный ребенок! Какой ужасный ребенок!
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Я больше не могу терпеть этих детей! У быка на пастбище, и то лучшие манеры, чем у этой молодой девицы!
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Оставьте ее в покое! Оставьте ее, или...
ГОЛОС ПЕРВОГО МУЖЧИНЫ. Это кого же ты собираешься ударить костылем, маленький...
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Ой!
ГОЛОС ВТОРОЙ ЖЕНЩИНЫ. Они не умеют ценить...
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Подумать только, воспитывать своих детей вместе с этими двумя! Я больше не потерплю их здесь ни одного дня!
ГОЛОС ПЕРВОГО МУЖЧИНЫ. Тогда скажи городским властям, чтобы они как-нибудь позаботились о них!
ГОЛОС ПЕРВОЙ ЖЕНЩИНЫ. Я больше не потерплю их здесь ни одной...
Голоса слышатся глухо, нарастает стук колес поезда, взор АННИ обращен на какое-то страшное видение, приближающееся к ней.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Куда мы едем, Анни?
АННИ. Джимми. (Она закрывает глаза, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, вынужденная еще раз пережить сцену, мучительный конец которой ей известен). Не беспокойся, теперь я буду сама заботиться о тебе.
Стук колес поезда прекращается.
ГОЛОС ВТОРОГО МУЖЧИНЫ (безличная интонация). Анни Сюлливэн, возраст девять лет, слепая, Джеймс Сюлливэн, возраст семь лет... А что это у тебя с ногой, мальчик?
АННИ. Это у него такое бедро, господин, он таким родился.
ГОЛОС ВТОРОГО МУЖЧИНЫ. А он не может ходить без костылей?
АННИ отрицательно качает головой и продолжает качать ею.
Девочку направит в женское отделение, мальчика — в мужское.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА (в ужасе). Анни! Анни, не отдавай меня им, Анни!
АНАНЬОС голос за сценой). Анни! Анни?
На этот раз это уже реальный голос. АНАНЬОС заглядывает к АННИ, она пробуждается от нахлынувшего на нее кошмара и решительно качает последний раз головой; в это время свет выделяет фигуру КЕЙТ в доме КЕЛЛЕРОВ. АННИ громким голосом отвечает АНАНЬОСУ.
АННИ. Иду!
Это слово как бы направлено также к КЕЙТ, которая стоит вполоборота, внимательно прислушиваясь к чему-то, как если бы она могла услышать то, что говорит АННИ. В это время АННИ поворачивается и быстро уходит с чемоданом в руке.
В комнате гаснет свет. С левой стороны сцены начинает доноситься стук колес поезда. Постоянный ритм этих звуков сохраняется в качестве фона, на котором идет вся следующая сцена. Зажигаются огни в доме КЕЛЛЕРОВ. На террасе в ленивой позе ждет ДЖЕЙМС. В верхней спальне, которая отведена для АННИ, находится ЭЛЕН. Она одна и с любопытством ощупывает пальцами расположенные в комнате предметы, принюхивается к ним, трогает занавески, залезает в пустые ящики комода, погружает руки в воду кувшина на умывальнике, гладит чистые полотенца на кровати. Внизу в столовой КЕЙТ торопливо надевает перед зеркалом шляпу. Служанка — негритянка ВИНИ в фартуке — смотрит на нее.
ВИНИ. Пусть мастер Джимми поедет один, вы и так провели весь день, копаясь в саду. Пора и отдых дать ногам.
КЕЙТ. Не могу дождаться, чтобы поскорее увидеть ее, Вини.
ВИНИ. А может быть, она опять не приедет на этом поезде.
КЕЙТ. А может быть, приедет.
ВИНИ. А вдруг нет?
КЕЙТ. Но, может быть, он все же едет с этим поездом. Где Элен?
ВИНИ. Наверху, все обнюхивает. Чувствует, что происходит что-то особенное.
КЕЙТ. Покорми ее обедом, как только уложат в постель Милдред. И скажи капитану Келлеру, когда он приедет, что мы сегодня вечером немного запоздаем.
ВИНИ. Опять.
КЕЙТ. Я не думаю, что следует говорить ему «опять». Достаточно будет сказать просто, что мы опоздаем.
Она бежит наверх, в комнату АННИ. ВИНИ следует за ней, продолжая говорить.
ВИНИ. Я имела в виду, что это он скажет: «опять опоздают».
ВИНИ начинает накрывать на стол. Наверху КЕЙТ стоит в дверях комнаты АННИ и наблюдает за тем, как ЭЛЕН ощупью исследует эту комнату.
КЕЙТ. Да, мы ждем кого-то. Кто-то приедет к моей Элен.
ЭЛЕН натыкается на мать, обхватывает ее ногу. КЕЙТ утомленным и грустным движением наклоняется для того, чтобы привести в порядок волосы девочки и отряхнуть ее грязный фартук.
О, милая, ведь фартук был чистым только час тому назад.
ЭЛЕН дотрагивается до шляпы матери, мрачно качает головой и стремится стянуть шляпу с головы КЕЙТ. КЕЙТ держит шляпу одной рукой и пытается отвлечь внимание ЭЛЕН другой рукой, которую она подносит к носу девочки.
Вот, возьми, я ненадолго.
ЭЛЕН принюхивается, затем берет и кладет что-то себе в рот. КЕЙТ продолжает говорить виноватым голосом.
Не думаю, чтобы мятная лепешка испортила тебе аппетит перед ужином.
Она быстро целует ЭЛЕН, отстраняется от рук девочки и поспешно сбегает по ступеням вниз. В это время во двор из глубины сцены входит КАПИТАН КЕЛЛЕР, под рукой у него газета, он очищает редиску, кладет ее в рот и жует. КЕЛЛЕР видит ДЖЕЙМСА, который стоит, прислонившись к балюстраде веранды.
КЕЛЛЕР. Джимми.
ДЖЕЙМС (не двигаясь с места). Да, отец.
КЕЛЛЕР (рассматривая его). Не похоже, чтобы ты был одет для чего-либо полезного, мальчик.
ДЖЕЙМС. Нет, конечно. Я еду встречать мисс Сюлливэн.
КЕЛЛЕР. Нет нужды подпирать веранду, для этого у нас есть деревянные столбы. Я ведь просил тебя проследить за тем, чтобы сегодня вечером отвезли клубничную рассаду.
ДЖЕЙМС. Вместо этого я везу вашу миссис Келлер. На вокзал.
КЕЛЛЕР (медленно, с гневом). Миссис Келлер! Почему ты всегда говоришь о ней так, словно она тебе чужая?
КЕЙТ выходит на террасу, и ДЖЕЙМС опускает голову.
ДЖЕЙМС (иронически). Маму. (Он уходит с террасы, по дороге уклоняясь от взгляда КЕЛЛЕРА, как от удара). Я же сказал — маму!
КЕЙТ. Капитан.
КЕЛЛЕР. Добрый вечер, дорогая.
КЕЙТ. Мы уезжаем, чтобы встретить поезд, капитан. Обед сегодня вечером немного запоздает.
КЕЛЛЕР. Как, опять?
КЕЙТ (уклоняясь от ответа). С вашего позволения, капитан?
КЕЙТ и ДЖЕЙМС уходят. КЕЛЛЕР мрачно смотрит им вслед.
Наверху ЭЛЕН ищет мать. Дотрагиваясь многозначительным жестом до щеки, она ждет. Опять дотрагивается до щеки, снова ждет. Затем пробирается к открытой двери и начинает спускаться вниз. Входит в гостиную, снова прикладывает руку к щеке. ВИНИ смотрит на нее.
ВИНИ. Тебе что надо, золотко, маму?
ЭЛЕН опять дотрагивается до своей щеки. ВИНИ идет к буфету, вынимает печенье, дает ЭЛЕН. ЭЛЕН засовывает печенье в рот.
Одно маленькое печенье не испортит тебе аппетита.
ВИНИ поворачивает ЭЛЕН в сторону двери. ЭЛЕН выходит на веранду. В это время на веранду поднимается по ступенькам КЕЛЛЕР. Девочка дотрагивается до него, затем снова вопросительно касается рукой своей щеки, ждет.
КЕЛЛЕР. Она уехала.
[i]Он чувствует себя с ЭЛЕН неловко, когда он кладет свою руку ей на голову, девочка отстраняется от него. КЕЛЛЕР стоит и с грустью смотрит на ЭЛЕН.
Она уехала, сын и я не в ладах, а ты не знаешь, что я твой отец. Никто меня не любит, и обед запаздывает.
ЭЛЕН трогает свою щеку, ждет. КЕЛЛЕР ищет что-то в своем кармане.
Вот. Я тебе что-то принес. Немножко сладкого не принесет тебе вреда.
Он разворачивает и дает девочке большой леденец. ЭЛЕН хватает конфету. ВИНИ смотрит на них из окна.
ВИНИ (осуждающим тоном). Капитан Келлер, ну как я теперь заставлю ее есть ужин, после того, как вы накормили ее этой дрянью?
КЕЛЛЕР (кричит). Занимайся своим делом!
ВИНИ быстро исчезает. КЕЛЛЕР передумал и пытается отнять у ЭЛЕН конфету, но ЭЛЕН не отдает ее. Когда КЕЛЛЕР хочет выхватить конфету, девочка ударяет его ногой в колено. КЕЛЛЕР от боли подскакивает, ЭЛЕН с конфетой убегает и прячется во дворе за колодцем. КЕЛЛЕР яростно бросает газету на пол веранды, с шумом идет в дом мимо стоящей у входа ВИНИ и исчезает.
Освещение дома КЕЛЛЕРОВ становится менее ярким, ВИНИ и ЭЛЕН уходят. В это время стук колес в левой части сцены нарастает крещендо, достигая максимального звучания, которое символизирует прибытие поезда. Левый край сцены освещается, виднеются очертания экипажа; в экипаже сидит КЕЙТ в ожидании, внимательно глядя вниз налево. Там появляется АННИ в темных очках и помятом во время путешествия платье. Она останавливается и ждет со своим чемоданом. ДЖЕЙМС идет ей навстречу. Под рукой АННИ растрепанная, обернутая в бумагу книга — доклад института Перкинса.
ДЖЕЙМС (холодно). Мисс Сюлливэн?
АННИ (весело). Я здесь! Наконец-то! Я так долго ехала на поезде, что думала, он каждый раз возвращается обратно, когда я засыпаю...
ДЖЕЙМС. Я Джеймс Келлер.
АННИ. Джеймс? (Это имя останавливает ее). У меня был брат, которого звали Джимми. Вы брат Элен?
ДЖЕЙМС. Я только сводный брат. А вы ее гувернантка?
АННИ (с оттенком легкости). Во всяком случае, попытаюсь быть ею.
ДЖЕЙМС (разглядывая ее). Вы не очень похожи на гувернантку.
Входит КЕЙТ. АННИ стоит неподвижно, пока ДЖЕЙМС берет ее чемодан. КЕЙТ смотрит на нее с сомнением.
Мисс Сюлливэн.
КЕЙТ пожимает ей руку.
КЕЙТ (просто). В течении двух дней мы встречали все прибывавшие поезда.
АННИ разглядывает лицо КЕЙТ, и хорошее настроение снова возвращается к ней.
АННИ. Каждый раз, когда поезд останавливался, я должна была пересаживаться. Человек, который продал мне этот билет, заслуживает того, чтобы его привязали к рельсам...
ДЖЕЙМС. У вас есть сундук, мисс Сюлливэн?
АННИ. Да.
Она дает ему квитанцию и ДЖЕЙМС уходит с ее чемоданом. АННИ держит растрепанную книгу. КЕЙТ разглядывает ее лицо, и АННИ тоже смотрит на нее. Они как бы взаимно оценивают друг друга — аристократка с юга и ирландская девушка из рабочей семьи. АННИ немного не по себе.
Вы не привезли Элен, я так на это надеялась.
КЕЙТ. Нет, она дома.
Разговор обрывается. АННИ пытается начать чинную дамскую беседу, однако, ее энергия то и дело прорывается. Каждый раз, когда она это чувствует, она пытается сдерживать себя.
АННИ. Хорошо. Я думаю, я смогу потерпеть еще одну милю. Но не удивляйтесь, если я выйду из экипажа и буду толкать лошадь.
КЕЙТ. Элен тоже с нетерпением ждет вас. В доме была такая суматоха, что она почувствовала и ждет чего-то, Бог знает чего.
Так она выражает свое сомнение и АННИ понимает это.
Я ожидала... высохшую старую деву. Вы очень молоды.
АННИ (решительно). О, вы бы посмотрели на меня, когда я уезжала из Бостона. Я очень возмужала во время этой поездки.
КЕЙТ. Я имею в виду, что вам придется учить такую трудную девочку, как Элен.
АННИ. Я буду стараться. Ведь за попытку не сажают в тюрьму.
КЕЙТ. А возможно ли это вообще? Научить чему-то глухого и слепого ребенка, хотя бы половине того, что учит нормальный ребенок? Делалось ли это когда-нибудь?
АННИ. Половине?
КЕЙТ. Ну, хотя бы десятой доле?
АННИ (неохотно). Нет, не делалось.
Выражение надежды на лице КЕЙТ исчезает, она все еще оценивает взглядом молодость своей собеседницы.
Доктор Хоу делал чудеса, но вы говорите — учить, как нормальных детей? Нет, этого никогда не было. Однако, читая его отчеты, я подумала, что... (Она показывает на книгу, лежащую у нее на коленях). ...он никогда не обращался с ними, как с нормальными детьми. Скорее, как с сырыми яйцами, которые все боятся разбить.
КЕЙТ (помолчав). Могу я спросить вас, сколько вам лет?
АННИ. Ну, знаете ли, я уже не подросток! Мне двадцать лет.
КЕЙТ. Целых двадцать лет!
АННИ храбро берет быка за рога.
АННИ. Миссис Келлер, не отчаивайтесь только потому, что я еще не падаю с ног от старости. У меня три больших преимущества над доктором Хоу, которых вы не могли бы получить ни за какие деньги. Первое — это то, что я знаю все его труды, я читала каждое слово, которое было им написано, а он не является человеком, которого можно было бы назвать немногословным. Другое преимущество — это то, что я молода, и у меня хватит энергии на что угодно. Третье преимущество — я сама была слепой. (Ей нелегко это сказать).
Пауза.
КЕЙТ (тихо). Преимущество.
АННИ. Ну и затем, существует еще ирландское везение, правда, не у всех.
КЕЙТ улыбается. Ей начинает нравиться АННИ.
КЕЙТ. Чему вы попытаетесь научить ее вначале?
АННИ. Вначале, в конце и в промежутках — речи.
КЕЙТ. Речи?
АННИ. Речь для мозга значит больше, чем свет для глаз. Это сказал доктор Хоу.
КЕЙТ. Речь! (Она покачивает головой). Мы не смогли научить ее спокойно сидеть. Вы слишком молоды, несмотря на ваши годы, для того, чтобы так в это верить. Ну а в душе вы верите в то, что это возможно?
АННИ изучает лицо КЕЙТ. Она тоже нравится ей.
АННИ. Нет. По правде говоря, в душе я вся дрожу, словно детская погремушка.
Они улыбаются друг другу и КЕЙТ гладит ее руку.
КЕЙТ. Не бойтесь.
Возвращается ДЖЕЙМС и идет вместе с ними к выходу.
Мы сделаем все, чтобы помочь вам, а также все для того, чтобы вы почувствовали себя у нас, как дома. Мы для вас теперь не чужие, мисс Анни.
АННИ (бодро). О, чужие мне вовсе не так чужды. Я знала их всю свою жизнь.
КЕЙТ опять улыбается. АННИ улыбается ей в ответ. Все трое уходят.
Свет, освещающий их, становится менее ярким. Зато ярко вспыхивает освещение в доме КЕЛЛЕРОВ. ВИНИ вошла в гостиную с салфетками, раскладывает их на столе, берет кувшин для воды и идет во двор к колодцу. Насос качает настоящую воду. Возвращаясь в дом, ВИНИ слышит звуки приближающегося экипажа и кричит:
ВИНИ. Капитан Келлер! Капитан Келлер! Они едут!
Она входит в дом в тот момент, когда КЕЛЛЕР появляется на веранде.
Она все-таки приехала, они подъезжают.
КЕЛЛЕР спускается с веранды и идет через двор навстречу экипажу. Разговор начинается за сценой.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 10:26 | Сообщение # 10 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| КЕЛЛЕР (очень вежливо). Приветствую вас в Айви Грин, мисс Сюлливэн. Я полагаю, вы и есть мисс Сюлливэн.
КЕЙТ. Мисс Анни, это мой супруг, капитан Келлер.
АННИ (стараясь вести себя как можно более чинно). Капитан, как поживаете?
КЕЛЛЕР. Рад вас видеть наконец у нас. Надеюсь, путешествие ваше было приятным?
АННИ. О, у меня было несколько путешествий! Когда только эта страна стала такой большой?
ДЖЕЙМС. Куда нести сундук, отец?
КЕЛЛЕР. Поставь его там, где он будет под рукой у мисс Сюлливэн, я полагаю.
АННИ. Да, пожалуйста. А где Элен?
КЕЛЛЕР. В вестибюле. Джимми...
КЕЙТ. Мы поместили вас наверху, в угловой комнате, мисс Анни. Если этим летом будет хоть малейший ветерок, что редко случается, вы его почувствуете...
В доме сеттер — БЕЛЬ — бежит в столовую, спасаясь от ЭЛЕН, собака бежит к двери, за ней ощупью в дверь пробирается ЭЛЕН и выходит на веранду. Она неопрятна, волосы ее всклокочены, фартук разорван, шнурки на ботинках развязались. КЕЛЛЕР несет чемодан АННИ, АННИ тянется к чемодану, хотя все еще старается соблюдать надлежащие манеры.
КЕЛЛЕР. А куда чемодан...
АННИ (любезно). Я возьму чемодан, благодарю вас.
КЕЛЛЕР. Что вы, я понесу его, мисс Сюлливэн.
АННИ. Я бы хотела сама взять его.
КЕЛЛЕР (галантно). Я не могу допустить этого, мисс Сюлливэн. Вы увидите, что на Юге...
АННИ. Позвольте мне...
КЕЛЛЕР. ...мы рассматриваем женщин, как цветы цивилиза...
АННИ (нетерпеливо). В чемодане у меня есть кое-что для Элен!
Она вырывает чемодан у КЕЛЛЕРА. КЕЛЛЕР в изумлении смотрит на нее.
Благодарю вас. Когда я смогу увидеть ее?
КЕЙТ. Вот. Вот Элен.
АННИ поворачивается и видит ЭЛЕН на веранде. Мгновение царит тишина. Затем АННИ направляется к девочке через двор, волоча за собой чемодан.
КЕЛЛЕР (тихим голосом). Кети...
КЕЙТ заставляет его замолчать, положив руку ему на плечо. Когда АННИ, наконец, подходит к ступенькам веранды, она останавливается и внимательно разглядывает девочку, прежде чем вторгнуться в ее мир. Затем она умышленно тяжело роняет чемодан на пол веранды. ЭЛЕН вздрагивает и протягивает вперед руку. АННИ тоже протягивает ей руку и дотрагивается до ЭЛЕН. ЭЛЕН сразу хватает ее руку и начинает пальцами ощупывать ее, словно лицо. Рука девочки движется вверх по руке АННИ и ощупывает ее платье; АННИ становится на колени, чтобы приблизить свое лицо к пальцам ЭЛЕН. Пальцы девочки безо всякого смущения движутся по лицу АННИ, пока не встречают на своем пути темные очки, которые она отталкивает в сторону. Взгляд АННИ серьезный, очень внимательный, в нем нет жалости. АННИ кладет свои руки на плечи девочки, но ЭЛЕН сразу отстраняется, и так они стоят лицом к лицу, разделенные пространством. Тогда ЭЛЕН поворачивается к чемодану, старается открыть его, но никак не может. АННИ берет руку ЭЛЕН и поднимает ее над головой. ЭЛЕН уклоняется и снова старается открыть чемодан. АННИ поднимает руку над головой. ЭЛЕН тоже поднимает руку над головой в знак вопроса. АННИ подносит руку ЭЛЕН к своему лицу и кивает головой. Тогда ЭЛЕН начинает тащить чемодан к двери, АННИ пытается отнять у нее чемодан, но девочка отталкивает ее и убегает с чемоданом в дверь. АННИ стоит некоторое время, затем идет за ней, и они вместе несут чемодан вверх по лестнице в комнату АННИ.
КЕЙТ. Ну?
КЕЛЛЕР. Она очень неотесанна, Кети.
КЕЙТ. Она мне нравится, капитан.
КЕЛЛЕР. Да, странных девушек они воспитывают на севере. Сколько ей лет?
КЕЙТ (неопределенно). О, ну она уже не подросток.
КЕЛЛЕР. Она еще ребенок. Что у нее за семья, которая отпустила ее так далеко одну?
КЕЙТ. Мне не удалось этого узнать. В некоторых вопросах она очень скрытна.
КЕЛЛЕР. Почему она носит очки? Я хотел бы смотреть в глаза человеку, с которым разговариваю.
КЕЙТ. Это из-за солнца. Она была слепой.
КЕЛЛЕР. Слепой?!
КЕЙТ. У нее было девять глазных операций. Последнюю она перенесла незадолго до того, как поехала к нам.
КЕЛЛЕР. Слепая, боже праведный. Неужели они ожидают, что один слепой ребенок научит чему-то другого? Есть ли у нее по крайней мере опыт, как долго она там преподавала?
КЕЙТ. Она была там ученицей.
КЕЛЛЕР (медленно). Кети, Кети. Это ее первая работа?
КЕЙТ (оживленно). Она была одной из первых выпускниц.
КЕЛЛЕР. Здесь полон дом взрослых не может справиться с ребенком, как же это сделает неопытная, полуслепая школьница-янки?
Входит ДЖЕЙМС с сундуком на плечах.
ДЖЕЙМС. Ничего себе, облегчение. Теперь нам придется уже ухаживать уже за двоими.
КЕЛЛЕР. Ты бы лучше ухаживал за клубникой!
ДЖЕЙМС с сундуком останавливается. КЕЛЛЕР, не говоря ни слова, отворачивается от него и уходит.
ДЖЕЙМС. Что бы я ни сказал, все плохо.
КЕЙТ. А зачем говорить? (Кричит). Капитан, не задерживайтесь, будем обедать...
Она уходит в дом и проходит в дверь в глубине столовой. ДЖЕЙМС тащит сундук, направляясь к лестнице, ведущей в комнату АННИ. Поднявшись по лестнице, он ставит сундук под дверью. Свет повсюду затемняется, по-прежнему ярко освещена лишь комната АННИ.
Тем временем в комнате наверху АННИ дает ЭЛЕН ключ; пока АННИ снимает шляпу, ЭЛЕН отпирает замок и открывает крышку чемодана. Первое, что она вынимает из него — это большая шаль. Она долго ощупывает ее, затем понимает, что это такое, заворачивается в шаль, берет шляпу АННИ и ее очки, надевает их на себя. Она почти потонула в шали, шляпа съезжает на очки, но она продолжает стоять у зеркала, наклоняя голову из стороны в сторону, подражая движениям взрослых. АННИ смеется и разговаривает с ней, как с маленьким зверьком, без какого-либо оттенка товарищеских отношений.
АННИ. Как я старалась, а значит, вот на что я похожа?
ЭЛЕН пробирается обратно к чемодану, ищет в нем еще чего-нибудь и наконец вынимает панталоны.
Ну, нет, только не панталоны!
ЭЛЕН отбрасывает в сторону панталоны и находит куклу. Пальцы девочки изучают лицо куклы и, когда ЭЛЕН поднимает куклу и девочка обнаруживает, что глаза куклы открываются и закрываются, она сперва изумлена, а потом восхищена. Она берет куклу, радостно гладит ее голову, ударяет себя в грудь и вопросительно кивает головой. АННИ берет ее за палец, указывает им на куклу, затем на ЭЛЕН, потом касается рукой девочки своего лица и тоже кивает. ЭЛЕН садится на корточки, прижимает к себе куклу и качает ее. АННИ внимательно смотрит на нее, одетую в шляпу и очки и похожую на карикатурное изображение самой АННИ. АННИ обращается к девочке со смехом.
Прекрасно, мисс Сюлливэн. Начнем со слова «кукла». К... (Она берет руку ЭЛЕН, прикасаясь к ее ладошке указательным пальцем, одновременно сжимает большим пальцем остальные пальчики девочки). У... (Затем, большим пальцем сжимая пальчики девочки, она одновременно касается ладони ЭЛЕН). К... (Потом вытягивает большой и указательный пальцы). Л... (Этот знак повторяется). А... (АННИ берет руку ЭЛЕН и кладет ее на куклу). Кукла.
ДЖЕЙМС. Вы прекрасно объясняетесь знаками.
АННИ быстрым движением засовывает панталоны в чемодан, захлопывает крышку, поворачивает голову и видит стоящего в дверях ДЖЕЙМСА.
Вы что, хотите узнать, боится ли девочка щекотки? Да, боится.
АННИ смотрит на ДЖЕЙМСА, как бы застыв, но ЭЛЕН, нахмурясь, снова повелительно дергает ее за руку. АННИ повторяет знаками буквы, ЭЛЕН прерывает движения АННИ и озадаченно ощупывает каждый ее палец. АННИ снова кладет руку ЭЛЕН на куклу и после этого опять знаками изображает слово в руке девочки.
Это что, игра?
АННИ (вежливо). Это алфавит.
ДЖЕЙМС. Алфавит?
АННИ. Да, для глухих.
ЭЛЕН начинает повторять движения пальцев в воздухе, склонив голову к своей руке. Глаза АННИ радостно вспыхивают.
О, какая она способная!
ДЖЕЙМС. Вы думаете, она понимает, что она делает? Она просто подражает всему, как обезьяна.
АННИ (очень довольная). Да, она очень способная маленькая обезьянка.
Она берет куклу у ЭЛЕН и хочет взять девочку за руку. ЭЛЕН мгновенно отнимает куклу. АННИ снова берет куклу и пытается взять ЭЛЕН за руку, но ЭЛЕН уже рассержена. Когда АННИ подносит руку девочки к своему лицу, чтобы та почувствовала ее отрицательный кивок, и хочет снова делать знаки у нее на руке, ЭЛЕН царапает лицо АННИ. АННИ хватает ЭЛЕН за обе руки и несет девочку на стул, там она прижимает ее к стулу, в то время, как девочка отбивается руками и ногами. Очки, кукла, шляпа летят в разных направлениях. ДЖЕЙМС смеется.
ДЖЕЙМС. Она хочет куклу.
АННИ. Она ее получит только когда изобразит знаками слово «кукла».
ДЖЕЙМС. Изобразит? Она даже не знает, что предметы имеют названия.
АННИ. Конечно, нет, и никто не ждет от нее этого сейчас. Я хочу только, чтобы она научилась изображать пальцами буквы.
ДЖЕЙМС. Ей ничего это не даст.
АННИ смотрит на него. Потом старается сложить пальцы ЭЛЕН в знаки, изображающие буквы. Но ЭЛЕН с силой замахивается на нее, и АННИ едва удается вовремя пригнуться. АННИ снова прижимает ее к стулу.
Ей не нравится этот алфавит, мисс Сюлливэн. Вы сами изобрели его?
ЭЛЕН в ярости кусается и царапается, стремясь освободиться и слезть со стула. АННИ отвечает ДЖЕЙМСУ, борясь с ЭЛЕН и укрываясь от ее ударов.
АННИ. Алфавит изобретен испанскими монахинями, принесшими обет молчания. Хотела бы я, чтобы и вы дали такой обет!
Внезапно отпустив руки ЭЛЕН, она подходит к двери и захлопывает ее под самым носом ДЖЕЙМСА. ЭЛЕН сползает на пол и ощупью ищет куклу. АННИ в отчаянии смотрит вокруг себя, видит на постели свою сумку, берет ее, роется внутри и находит раскрошенный кусочек печенья, обернутого в газету. Ногой она ловко отодвигает в сторону от ЭЛЕН лежащую на полу куклу, опускается на колени и кладет печенье на тыльную сторону руки девочки. ЭЛЕН не двигается. Она нюхает печенье и протягивает за ним руку, но АННИ убирает печенье и быстро изображает знаки на протянутой руке.
Печенье.
Рука ЭЛЕН неподвижна и выражает удивление. АННИ повторяет знаки на руке девочки.
Печенье. Повторяй то, что делают мои пальцы, не задумывайся над тем, что это значит.
Она берет печенье, подносит его к носу ЭЛЕН, гладит руку девочки и подставляет ЭЛЕН свою руку. ЭЛЕН быстро пишет в ее руке знаки. АННИ радостно гладит ее руку и дает девочке печенье. ЭЛЕН поспешно запихивает в рот печенье обеими руками. АННИ с усмешкой наблюдает за ней.
Глотай быстро, а то я и это отниму. Ну, вот. (АННИ берет куклу, подносит ее к носу ЭЛЕН и снова пишет знаки в руке девочки). К-у-к-л-а. Подумай.
ЭЛЕН думает, АННИ подставляет ей свою руку. Тогда ЭЛЕН пишет на ней три буквы. АННИ ждет некоторое время, потом берет руку ЭЛЕН и заканчивает слово у нее на руке. После этого она отдает девочке куклу, и ЭЛЕН крепко держит куклу за ногу.
Сейчас только подражай. Поймешь позднее. Конец первого уро...
Она не успевает кончить слово, так как ЭЛЕН с яростной энергией замахивается куклой и что есть силы ударяет АННИ прямо в лицо. АННИ падает, крича от боли и закрывает рот руками. ЭЛЕН выжидает, готовясь к дальнейшей битве. АННИ опускает руки и видит, что они в крови. Она делает движение губами, встает, ищет зеркало и осматривает зубы. Теперь она рассержена.
Ах ты, маленькая ведьма. Никто не учил тебя, как себя следует вести? Так вот я...
Но повернув голову от зеркала, она видит, как ЭЛЕН с куклой исчезает за дверью и дверь закрывается. В следующее мгновение ЭЛЕН поворачивает ключ в замке. АННИ бежит к двери, толкает ручку, но дверь уже заперта. АННИ начинает дергать ручку.
Элен! Элен, выпусти меня...
Однако она сама усмехается нелепости этого призыва. В это время находящийся внизу ДЖЕЙМС слышит ее крик и оборачивается в тот момент, когда ЭЛЕН с ключом и куклой ощупью пробирается вниз по лестнице. ДЖЕЙМС все сразу понимает и делает движение для того, чтобы перехватить ЭЛЕН, но затем передумывает, дает ей возможность уйти и с удовольствием наблюдает за тем, как девочка пробирается на веранду. ДЖЕЙМС идет за ней. Наверху АННИ продолжает дергать ручку, затем становится на колени, чтобы заглянуть в замочную скважину и снова поднимается. Она подходит к окну и, нахмурясь, смотрит вниз. ДЖЕЙМС снизу весело напевает, обращаясь к ней:
ДЖЕЙМС. Девушка из Буффало, пойдешь ли ты погулять со мной вечером...
Затем АННИ уходит от окна, берет платок, вытирает им рот и останавливается посреди комнаты, глядя по очереди на дверь и окно. Она случайно видит свое изображение в зеркале — щека оцарапана, волосы в беспорядке, носовой платок в крови, на лице недовольство самой собой. Она иронически обращается к зеркалу.
АННИ. Не беспокойся. Они найдут тебя. Ты не потерялась. Только ты здесь не к месту. (Она кашляет, выплевывает что-то на руку, смотрит на ладонь и яростно говорит). К тому же и без зубов. (Стонет). Ох, как больно.
Она наливает воду в таз, мочит в воде платок и прижимает его ко рту. Стоя над тазом, стеная от боли в полутьме, освещенная призрачным лучом света, который принимает окраску прошлого, она снова слышит какие-то отдаленные голоса и медленно поднимает голову в их направлении. ГОЛОС МАЛЬЧИКА тот же. Остальные голоса другие — голоса выживших из ума старух в страшном кошмаре.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Больно, Анни, больно.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Заставь это отродье замолчать, девочка. Разве можно заснуть в этой чертовой палате?
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Больно. Больно.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Эй ты, заткнись!
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, когда мы пойдем домой? Ты обещала!
АННИ роняет носовой платок, поворачивается к окну, но застывает неподвижно, застигнутая очередным воплем.
Анни? Анни, ты здесь? Анни! Мне больно!
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. Держи, держи его, он падает.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни!
ГОЛОС ДОКТОРА (пауза, медленно). Маленькая девочка. Маленькая девочка, я должен сообщить, что твой брат отправится в...
АННИ прижимает руки к ушам, чтобы не слышать, что он скажет. Мгновенно наступает тишина.
Зажигается свет и освещает другую часть помещения. ДЖЕЙМС ходит взад-вперед около лестницы, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. Возвращается КЕЛЛЕР, он идет слева по двору к дому; КЕЛЛЕР проходит мимо ЭЛЕН, спрятавшейся за колодцем. Из двери в глубине гостиной выходит КЕЙТ, которая несет цветы для украшения обеденного стола.
КЕЙТ. Обед готов, Джимми, позовите отца.
ДЖЕЙМС. Разумеется, сейчас. (Он подходит к лестнице и кричит так, чтобы АННИ слышала). Отец! Обед подан!
КЕЛЛЕР (стоя у дверей). Нет нужды так кричать, я уже час, как жду обеда. Садитесь за стол.
ДЖЕЙМС. Хорошо.
КЕЛЛЕР. Вини!
Входит ВИНИ и несет жаркое. Все садятся за стол.
ВИНИ. Да, капитан, я здесь.
КЕЙТ. Милдред сразу заснула, Вини?
ВИНИ. О да. Этот ребенок сущий ангел.
КЕЙТ. А Элен хорошо поужинала?
ВИНИ. Не знаю, мисс Кейт, что-то не очень хороший был у нее сегодня аппетит...
КЕЙТ (немного виноватым голосом). Ах, Боже мой...
КЕЛЛЕР (поспешно). Ну ладно. Не могу этого сказать о себе, умираю с голоду. Кейт, дайте мне свою тарелку.
КЕЙТ (оглядывая стол). Но где же мисс Анни?
Молчание.
ДЖЕЙМС (любезно). В своей комнате.
КЕЛЛЕР. В своей комнате? Что, она не знает, что жаркое нужно есть горячим? Пойди и приведи ее сейчас же, Джимми.
ДЖЕЙМС (вставая из-за стола). Сейчас. Я только пойду за лестницей.
КЕЛЛЕР (глядя на него в изумлении). Что?
ДЖЕЙМС. Мне нужна лестница. Это не займет у меня много времени.
КЕЙТ(смотрит в изумлении). Что не займет много времени?
КЕЛЛЕР. Джимми, делай, что я тебе говорю. Иди сейчас же наверх и скажи мисс Сюлливэн, что ужин стынет...
ДЖЕЙМС. Она заперта в своей комнате.
КЕЛЛЕР. Заперта в своей...
КЕЙТ. Что вы, ради всего святого, говорите?..
ДЖЕЙМС. Элен заперла ее и удрала с ключом.
КЕЙТ (встает). А вы сидите здесь и ничего не говорите?
ДЖЕЙМС. Да, но ведь вы все говорите мне, чтобы я молчал.
Он спокойно выходит из дома и идет через двор, посвистывая. КЕЛЛЕР встает со стула и быстро идет к лестнице.
КЕЙТ. Вини, пойди, поищи Элен за домом. Посмотри, нет ли у нее ключа.
ВИНИ. Хорошо, мисс Кейт.
ВИНИ уходит в дверь, расположенную в глубине комнаты.
КЕЛЛЕР (кричит ей вслед). Она у насоса!
КЕЙТ выходит на веранду за ЭЛЕН. КЕЛЛЕР поднялся по лестнице и стучит в дверь АННИ, затем дергает ручку и властным голосом говорит:
Мисс Сюлливэн, вы здесь?
АННИ. О да, я здесь.
КЕЛЛЕР. Есть ли у вас ключ?
АННИ. Если бы ключ был здесь, меня бы здесь не было. Элен взяла ключ. Единственное, что находится на моей стороне двери — это я сама.
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн. Я... (Он пытается сдержаться, но не может). Я просто не понимаю, как вы сумели натворить все это, не пробыв в доме и десяти минут!
Тяжелыми шагами КЕЛЛЕР спускается по лестнице вниз, а АННИ бормочет про себя:
АННИ. Но даже и я не на моей стороне.
КЕЛЛЕР (громко кричит). Вини!
ВИНИ (снова появляясь). Да, капитан!
КЕЛЛЕР. Поставьте жаркое опять в печь!
ВИНИ уносит жаркое. КЕЛЛЕР выходит на веранду. КЕЙТ стоит с ЭЛЕН у колодца и разжимает ей руки.
КЕЙТ. У нее нет ключа.
КЕЛЛЕР. Чепуха, ключ должен быть у нее. Вы поискали у нее в карманах?
КЕЙТ. Да. У нее нет ключа.
КЕЛЛЕР. Кети, ключ должен быть у нее.
КЕЙТ. Может быть, вы сами хотите поискать у нее, капитан?
КЕЛЛЕР. Нет. Я предпочел бы не делать этого! Она чуть не разбила мне коленную чашечку, когда я только попытался...
Появляется ДЖЕЙМС, который несет лестницу. За ним бежит ПЕРСИ, который жаждет принять участие в происходящих событиях.
Отнеси эту лестницу назад.
ДЖЕЙМС. Хорошо.
Он поворачивается и уходит с лестницей. Из-за угла, подпрыгивая, выбегает МАРТА, она также хочет участвовать в происходящем. Ее сопровождает сеттер — БЕЛЬ.
КЕЙТ. Она могла спрятать куда-нибудь ключ.
КЕЛЛЕР. Куда?
КЕЙТ. Где угодно. Под камень. В клумбах. В траве...
КЕЛЛЕР. Да, но не могу же я вспахать всю усадьбу для того, чтобы найти ключ! Джимми!
ДЖЕЙМС. Да, сэр?
КЕЛЛЕР. Принеси мне лестницу!
ДЖЕЙМС. Сейчас.
Из-за угла дома выходит ВИНИ для того, чтобы принять участие в происходящем. На руках у нее МИЛДРЕД, которая что-то лопочет. КЕЛЛЕР ставит лестницу под окном АННИ и начинает к ней подниматься. АННИ в это время бегает по комнате и пытается привести себя в порядок, смывает со рта кровь, оправляет платье, приглаживает волосы. Появляется слуга-негр и смотрит с удивлением.
КЕЙТ (резко). А почему Милдред не спит?
ВИНИ. Капитан разбудил ее, такой шум стоит.
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн!
АННИ подходит к окну, стараясь держать себя непринужденно и грациозно. КЕЛЛЕР стоит на лестнице на уровне окна.
АННИ. Да, капитан Келлер?
КЕЛЛЕР. Выходите!
АННИ. Я не знаю, как это сделать. Выходить некуда.
КЕЛЛЕР. Я понесу вас. Садитесь на мое плечо и крепко держитесь.
АННИ. О нет. Это очень любезно с вашей стороны, но я бы предпочла...
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн, выполняйте мои распоряжения! Я не хочу, чтобы вы в довершение ко всему еще падали из наших окон.
АННИ неохотно подчиняется.
Я надеюсь, что это не является образцом того, что нам следует ожидать от вас в дальнейшем. Я имею в виду, в смысле облегчения работы по уходу за Элен.
АННИ. Капитан Келлер, я превосходно могу спуститься по лестнице самостоятельно.
КЕЛЛЕР. Я сомневаюсь в этом, мисс Сюлливэн. Держитесь за мою шею.
Он начинает спускаться с ней по лестнице, зрители в это время стоят вокруг и с удивлением наблюдают. КЕЛЛЕР чуть не пропустил ступеньку и оступился, АННИ в испуге хватает его за бакенбарды.
Я сказал, держитесь за мою шею, мисс Сюлливэн!
АННИ. Извините меня, пожалуйста, за то, что я причиняю вам все эти неудобства.
КЕЛЛЕР. Отнюдь нет, мне только придется снять с петель дверь и переменить замок, если нам не удастся найти ключ.
АННИ. О, я буду повсюду его искать.
КЕЛЛЕР. Благодарю вас, только не ищите его в комнатах, которые можно запереть. Ну вот.
Он ставит ее на землю. ДЖЕЙМС аплодирует.
АННИ. Благодарю вас.
Она оправляет юбку, стараясь казаться спокойной и благовоспитанной. КЕЛЛЕР озирается вокруг и видит стоящих слуг.
КЕЛЛЕР. Идите, занимайтесь своим делом. Что вы смотрите? Здесь не на что смотреть.
Зрители расходятся.
Может быть, теперь мы сможем пообедать, как все другие люди? (Уходит в дом).
КЕЙТ. Вини, подавай обед. Я сама уложу Милдред спать.
Все идут в дом. ДЖЕЙМС уходит последним, обращается к АННИ.
ДЖЕЙМС. Ну, лестницу, наверное, надо оставить?
Он произносит слово «лестницу» по слогам. АННИ игнорирует его и смотрит на ЭЛЕН. ДЖЕЙМС уходит в дом. Незаметно свет начинает гаснуть. АННИ и ЭЛЕН остаются одни во дворе. ЭЛЕН сидит у насоса, безразличная ко всему, маленькая, растрепанная дикарка, играющая с куклой — олицетворение невинного довольства жизнью. АННИ подходит ближе, прислоняется к стене дома, снимает темные очки и рассматривает девочку не без некоторого страха. ЭЛЕН внезапно поднимается, вытягивает руку, чтобы проверить — остался ли кто-нибудь возле нее. АННИ уклоняется от ее руки. В тот момент, когда ЭЛЕН с удовлетворением констатирует, что она одна, из ее рта высовывается ключ. ЭЛЕН берет ключ в руки, стоит некоторое время, размышляя, затем идет к колодцу, поднимает одну доску и бросает ключ вниз, радостно улыбаясь себе. АННИ с удивлением наблюдает. Затем она качает головой, не в силах удержаться от улыбки.
АННИ. Ах ты, чертенок! (В ее голосе — уважение, смех и принятие вызова). Ты думаешь, от меня так легко отделаться? Нет, сначала тебе придется кое-чему научиться. У меня ведь нет другого занятия в жизни. (Она поднимается на вереду, затем оборачивается к ЭЛЕН и в заключение говорит голосом, в котором слышится предупреждение). И мне некуда идти.
Затем она входит в дом и присоединяется к остальным. Свет гаснет, все вокруг темнеет, остается освещенным только маленький яркий круг, в котором находится ЭЛЕН, одиноко сидящая у колодца. Так заканчивается первое действие.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 10:56 | Сообщение # 11 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Действие второе.
Вечер. Единственное, что видно в доме КЕЛЛЕРОВ — комната АННИ. АННИ, накинув на плечи шаль, сидит при свете лампы за письменным столом и пишет письмо. Около нее ЭЛЕН в своем обычном неряшливом виде укладывает куклу в нижний ящик комода, который служит в качестве колыбели. Содержимое ящика она предварительно выбросила на пол, создав, как всегда, изрядный беспорядок. АННИ бормочет себе под нос каждое слово по мере того, как пишет. Она пишет медленно, наклонившись над столом так, что ее глаза почти прикасаются к бумаге, с трудом различая написанное.
АННИ. «...и — никто — здесь — не — пытался — ее — обуздать. Самая — главная — моя проблема — сейчас — заключается — в том — как — приучить — ее — к дисциплине — не сломив — в то же время — ее — дух.» (Решительным голосом). «Но — я — с самого — начала — буду — настаивать — на разумном — послушании...»
В эту минуту ЭЛЕН, шарившая по столу, опрокидывает чернильницу. АННИ вскакивает, убирает свое письмо, хватает полотенце и преграждает им путь потоку чернил, затем вытирает руки ЭЛЕН. ЭЛЕН, как обычно, вырывается, но ей удается сделать это только после того, как АННИ успевает запечатлеть знаками на ее ладони семь букв.
Ч-е-р-н-и-л-а.
ЭЛЕН настолько заинтересована и удивлена этим сочетанием букв, что снова протягивает свою руку. АННИ повторяет слово по буквам и с полным бесстрастием снова окунает руку ЭЛЕН в чернильную лужу
Чернила. Так это называется.
Она начисто вытирает руку ЭЛЕН, ведет ее ведет ее к комоду и ищет, чем бы ее занять. Находит пяльцы для вышивания с иглой и ниткой, становится на колени и, взяв руку ЭЛЕН, показывает ей, как продергивать нитку через находящиеся рядом отверстия.
Вниз. Продернуть снизу. Кверху. Вниз, продернуть снизу, кверху. Вниз, продернуть снизу...
ЭЛЕН понимает, что надо делать, и АННИ поднимается с пола.
АННИ. Превосходно. Не попадай больше в чернила. И, может быть, мне удастся не попасть... впросак. (Она возвращается к столу, приводит его в порядок и продолжает писать письмо, низко наклонившись к бумаге). «Эти — кляксы — ее — работа. Я — ...»
Ее прерывает сдавленный крик ЭЛЕН. Она уколола палец и сидит с мрачным видом, высасывая кровь из ранки. Затем с мстительной решимостью она хватает свою куклу и собирается размозжить ей голову об пол. АННИ бросается к ней и успевает на лету поймать куклу одной рукой, трясет этой рукой от боли, но терпеливо ее переносит
Ну что же, попытаемся действовать мягко. (Она берет куклу, наклоняется, делает вид, что ударяет куклу головой об пол и пишет знаками в руке ЭЛЕН). Плохая девочка.
Она позволяет ЭЛЕН ощупать свое лицо, которому придает выражение печали. Затем заставляет ЭЛЕН обласкать куклу, поцеловать то место, которым она ударилась. Затем знаками пишет в руке ЭЛЕН.
Хорошая девочка.
Она позволяет ЭЛЕН ощупать ее улыбающееся лицо. ЭЛЕН сидит со злым, насупленным лицом, которое вдруг проясняется. Девочка гладит куклу, целует ее, растягивая губы в большую неестественную улыбку, несет куклу к умывальнику и бережно сажает ее там. Довольная АННИ следит за ней.
Очень хорошая девочка.
В эту минуту ЭЛЕН берет кувшин, поднимает его и с силой бросает об пол. АННИ вскакивает и стоит не в состоянии произнести ни звука. ЭЛЕН спокойно возвращается к пяльцам и игле. АННИ удается взять себя в руки. Она подбирает пару осколков кувшина, видит, что ЭЛЕН испытывает затруднения в своей работе с пяльцами и решительно садится рядом, чтобы помочь ей. Она что-то передает знаками ЭЛЕН, взяв ее руку.
В это время КЕЙТ появляется из-за угла со сложенными простынями на руке, останавливается в дверях и мгновение наблюдает за ними, ничего не говоря. Она тронута, но сохраняет спокойствие.
КЕЙТ. Что вы ей говорите?
АННИ немного теряется, поднимает на нее глаза и прерывает передачу слов по буквам, демонстрируя светскость манер.
АННИ. О, я просто беседовала. Говорила, что это пяльцы.
КЕЙТ. Но разве это... (Она подражает движеньям пальцев АННИ). ...Говорит ей что-либо?
АННИ. Нет. Она не поймет, как сочетание букв складывается в слово до тех пор, пока не узнает, что такое слово.
КЕЙТ. И все же вы продолжаете составлять для нее слова. Зачем?
АННИ (веселым голосом). Мне самой нравится слушать, как я говорю!
КЕЙТ. Капитан говорит, что это то же самое, что произносить слова по буквам, обращаясь к заборному столбу.
АННИ (после паузы). Ах, он так говорит.
КЕЙТ. Правда ли это?
АННИ. Нет. Это подобно тому, как вы разговариваете с Милдред. Я видела, как вы это делаете.
КЕЙТ. С Милдред.
АННИ. С любым грудным ребенком. Гугуканье, сюсюканье взрослых, бессмысленный разговор с грудными детьми, — разве вначале дети понимают хоть одно слово? Но постепенно они начинают понимать каким-то образом. Если они слушают то, что им говорят, то и я даю Элен возможность слушать.
КЕЙТ. У других детей с головой все в порядке.
АННИ. О, в этой головке все в полном порядке. Она работает, как мышеловка!
КЕЙТ (улыбается). Но сколько слов они должны для этого услышать, мисс Анни? Миллион?
АННИ. Мне никогда не приходилось встречать мать, которая подумала бы о том, чтобы вести счет.
Она снова опускает глаза и передает знаки в руку Элен, показывая пяльцы. ЭЛЕН сигнализирует в ответ, и это вызывает веселое оживление у АННИ.
КЕЙТ (порывисто). Какое слово она передала?
АННИ. Я назвала пяльцы. Она назвала печенье.
Она замечает порывистое движение КЕЙТ и ласково качает головой.
Нет, миссис Келлер, для нее это всего лишь игра. Сначала она должна научится тому, что вещи имеют названия.
КЕЙТ. Но когда она этому научится?
АННИ. Может быть, после миллиона и одного слова.
Они смотрят друг другу в глаза. Затем КЕЙТ спокойно говорит:
КЕЙТ. Я хотела бы выучить эти буквы, мисс Анни.
АННИ (довольна). Я научу вас завтра утром. Тогда на каждую из нас придется только по полмиллиона!
КЕЙТ. Ей пора спать.
АННИ протягивает руку, чтобы взять пяльцы. ЭЛЕН сопротивляется. АННИ настаивает, и ЭЛЕН избавляется от руки АННИ, ткнув в нее иголкой. АННИ вздрагивает от боли и хочет схватить ЭЛЕН за руку, но в это время вмешивается КЕЙТ, протягивает конфету. ЭЛЕН бросает пяльцы, засовывает конфету в рот, поднимается с пола, чтобы обшарить руки матери в поисках сладостей. АННИ держится за место укола и неотрывно следит за тем, как конфеты исчезают во рту ЭЛЕН.
Мне очень жаль, мисс Анни.
АННИ (с возмущением). Почему она получает награду? За то, что уколола меня?
КЕЙТ. Видите ли... (Затем устало). Боюсь, что нам приходится приманивать мух на мед. У нас не хватает решимости для большего, а во многих случаях ее просто нельзя заставить.
АННИ (зловеще). Да, и я такая же.
КЕЙТ (улыбается). Покойной ночи.
Она уводит ЭЛЕН из комнаты и скрывается за углом. АННИ остается одна и подбирает вещи. Когда она убирает куклу ЭЛЕН, то ее хорошие манеры не выдерживают испытания и она злобно сжимает ей горло. Затем она бросает куклу в постель и стоит в раздумье. Потом она поворачивается, решительно садится за стол и пишет снова. Свет постепенно гаснет
АННИ (мрачно). «Чем — больше — я — думаю — тем — больше — я — убеждаюсь — что — послушание — явится — теми — воротами — через — которые — знание — найдет — путь — к — сознанию — ребенка.»
В момент, когда она произносит слово «послушание», луч солнечного света освещает водяной насос во дворе, в то время, как голос АННИ продолжает звучать в темноте. Когда он замолкает, слышно далекое петушиное пение. Дневной свет озаряет небо с другой стороны, и одновременно с этим раздается голос ВИНИ.
ВИНИ. Завтрак подан.
ВИНИ спускается вниз, к месту, освещенному лучом солнца, и набирает кувшин воды. Пока вода льется в кувшин, мы слышим разговор в темноте. Затем постепенно освещается столовая, в которой завтракают. КЕЛЛЕР и ДЖЕЙМС спорят о войне. АННИ из-за ее очков с дымчатыми стеклами следит за каждым движением ЭЛЕН. Их стулья расположены в передней части сцены. ЭЛЕН слезла со своего стула и бродит вокруг стола, исследуя содержимое чужих тарелок. Входит ВИНИ и ставит кувшин на стол. КЕЙТ берет со стола почти пустое блюдо с домашним печеньем и вопросительно смотрит на ВИНИ. ВИНИ утвердительно кивает головой и выносит блюдо из комнаты. Все это не прерывает беседы мужчин. Тем временем АННИ тихо сидит, держа вилку в руке, и наблюдает. ЭЛЕН приблизилась к тарелке матери и шарит рукой среди остатков яичницы. КЕЙТ перехватывает взор АННИ и улыбается, пожав плечами. ЭЛЕН двигается дальше, в сторону тарелки ДЖЕЙМСА. Мужской разговор продолжается, причем ДЖЕЙМС говорит сдержанно, КЕЛЛЕР с большим жаром, не обращая внимания на аргументы своего собеседника.
ДЖЕЙМС. Нет, но почему же, отец, мы не должны отдавать должного хотя бы и самому дьяволу? Ведь это факт, что мы потеряли Юг не два года раньше, когда он перехитрил нас под Виксбургом.
КЕЛЛЕР. «Перехитрил» — это не то слово, когда мы говорим о мяснике.
ДЖЕЙМС. Разве он был не шорник?
КЕЛЛЕР. Я сказал — мясник. Единственная его заслуга, как солдата, заключалась в том, что под его командованием было большее число людей и он вел их на убой так, как если бы это были овцы.
ДЖЕЙМС. Но, если даже в этом отношении он и был мясником, то дело заключается в том, что он...
КЕЛЛЕР. К тому же и пьяница. Половину войны пил без памяти.
ДЖЕЙМС. Хорошо, я согласен, отец. Если его близкие так говорят, то я не собираюсь спорить...
КЕЛЛЕР. Тогда какие же черты достойные восхищения, ты находишь в этом человеке, Джимми? Ухватки мясника или пьянство?
ДЖЕЙМС. Ни то и ни другое, отец, а лишь тот факт, что он нас побил.
КЕЛЛЕР. Нет, не побил.
ДЖЕЙМС. Так что же, сэр, значит мы выиграли войну?
КЕЛЛЕР. Он не побил нас при Виксбурге. Мы потеряли Виксбург потому, что Тембертен дал Браггу пять тысяч своих кавалеристов и Лоринг, которого я лично знал, как никуда негодного мямлю еще до того как ты появился на свет божий, покинул Чэмпион Хилл, хотя у него было достаточно людей для того, чтобы сдерживать противника. Мы потеряли Виксбург из-за глупости, граничащей с предательством.
ДЖЕЙМС. Я бы сказал, что мы потеряли Виксбург потому, что Грант обладал одним качеством, которое отсутствовало у предшествовавших ему генералов янки...
КЕЛЛЕР. Пьянство? Не думаю.
ДЖЕЙМС. Упрямство.
КЕЛЛЕР. Упрямство! Да разве кто-нибудь из них мог бы потягаться даже в этом со стариком Стоунволлом? Если бы он был тогда там, то Виксбург до сих пор был бы нашим.
ДЖЕЙМС. Так вот, мясник просто отказывался примириться с поражением. Четыре раза он пытался обойти Виксбург, и в пятый раз он его обошел. Любой другой на его месте направился бы на север и...
КЕЛЛЕР. Он не обошел бы, если бы мы имели во главе командования настоящего южанина вместо предателя подобного Пембертону, в жилах которого наполовину текла кровь янки...
На фоне этой беседы ЭЛЕН продолжает свое продвижение вокруг стола и, наконец, достигает тарелки АННИ. Она лезет руками в тарелку ДЖЕЙМСА, а затем в тарелку КЕЛЛЕРА, но оба мужчины воспринимают это, как обычное явление и не обращают почти никакого внимания. Затем ЭЛЕН приближается, ощупывая все на своем пути перепачканными руками, к тарелке АННИ. Ее рука (минуя свою тарелку), тянется к тарелке АННИ; АННИ, которая подстерегала эту минуту, берет руку ЭЛЕН и отодвигает ее в сторону. ЭЛЕН снова начинает продвигаться к тарелке. АННИ с силой удерживает ее руку за кисть и снова убирает ее со стола. ЭЛЕН вытягивает обе руки в сторону тарелки. АННИ перехватывает их. ЭЛЕН начинает биться и издает громкие. Эта помеха разговору мужчин привлекает к ним внимание КЕЛЛЕРА.
Что там еще происходит?
КЕЙТ. Мисс Анни, видите ли, она привыкла брать с наших тарелок то, что ей...
АННИ (ровным голосом). Да, но я не привыкла к таким вещам.
КЕЛЛЕР. Да, да, конечно. Вини!
КЕЙТ. Джимми, дайте ей что-нибудь, чтобы она успокоилась.
ДЖЕЙМС (вызывающе). Но ведь ее поведение за столом сейчас ничуть не хуже обычного. Ну, хорошо.
Он берет кусок бекона и, наклонившись через стол, пытается вложить его в руку ЭЛЕН, выпущенную АННИ. Однако ЭЛЕН отталкивает бекон и упрямо протягивает руки к тарелке АННИ. АННИ снова хватает ее за руки, и борьба между ними усиливается.
КЕЛЛЕР. Уступите ей на этот раз, мисс Сюлливэн. Только таким путем взрослые могут вести хоть какую-нибудь серьезную беседу за столом. Если только рассуждения моего сына заслуживают хотя бы наполовину это определение. (Встает). Я принесу вам другую тарелку.
АННИ (продолжая удерживать ЭЛЕН). Спасибо, у меня уже есть тарелка.
КЕЙТ (зовет). Вини! Боюсь, что капитан Келлер прав. Она будет настаивать до тех пор, пока не сделает по-своему.
КЕЛЛЕР (в дверях). Вини, принеси мисс Сюлливэн другую тарелку...
АННИ (с каменным выражением). У меня есть тарелка. С тарелкой все в порядке, и я отнюдь не намерена с ней расстаться...
На минуту устанавливается тишина, которую прерывают только звуки, издаваемые ЭЛЕН. Она продолжает бороться, пытаясь вырвать свои руки.
КЕЛЛЕРЫ несколько озадачены, а АННИ с такой мрачной решимостью сконцентрировала все свое внимание на ЭЛЕН, что лишена возможности думать о чем-нибудь еще.
ДЖЕЙМС. Ага, теперь вы видите, почему они взяли Виксбург?
КЕЛЛЕР (нерешительно). Мисс Сюлливэн, едва ли вопрос о том, какой тарелкой пользоваться — этой или другой может послужить предметом борьбы с ущербным ребенком.
АННИ. О, да я и сама избрала бы...
ЭЛЕН начинает наносить удары ногами. АННИ пересаживается так, чтобы поместить свои щиколотки по другую сторону стула.
...более героический предмет. Я...
КЕЛЛЕР. Нет, в самом деле, я настаиваю на том, чтобы вы...
ЭЛЕН зацепляется носком за стул и бросается на пол, плача от ярости и делая вид, что ей больно. АННИ продолжает держать ее за кисти рук и смотрит вниз. В это время КЕЙТ поднимается из-за стола
Ну вот, теперь она ушиблась.
АННИ (мрачно). Ничего подобного.
КЕЛЛЕР. Будьте любезны, отпустите ее руки.
КЕЙТ. Мисс Анни, вы еще недостаточно хорошо знаете ребенка. Она будет продолжать...
АННИ. Для меня не представляет труда распознать самый обычный каприз и в корне избалованного ребенка...
ДЖЕЙМС. Слушайте, слушайте!
КЕЛЛЕР (он очень раздражен). Мисс Сюлливэн, вы гораздо лучше понимали бы своего питомца, если бы у вас было чувство жалости. Теперь же, будьте добры, делайте так как я...
АННИ. Жалости?
Она выпускает ЭЛЕН и поворачивается к КЕЛЛЕРУ с раздражением, которое не уступает его собственному. ЭЛЕН моментально поднимается на ноги и устремляется к тарелке АННИ. На этот раз АННИ как коршун впивается в руки девочки, так как терпению ее явно приходит конец.
К этому тирану? Весь дом вокруг нее пляшет. Она получает все, что только хочет. Я скажу вам за что я ее жалею. За то, что никогда больше она не увидит, как восходит и заходит солнце. А вы каждый день убеждаете ее в обратном. Какую пользу принесет ей ваша жалость, капитан Келлер, когда ваше тело будет покоиться под клубничными кустами.
КЕЛЛЕР (в ярости). Кейт, ради Бога...
КЕЙТ. Мисс Анни, пожалуйста. Я думаю, что не поможет делу, если...
АННИ. Вам от этого самим приятно. Вот и все. Гораздо легче испытывать к ней чувство жалости, чем научит ее чему-нибудь полезному. Не так ли?
КЕЛЛЕР. Я не вижу, чему вам удалось научить ее за это время, мисс Сюлливэн!
АННИ. Я начну ее учить сию же минуту, если только вы уйдете из комнаты, капитан Келлер.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 11:06 | Сообщение # 12 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| КЕЛЛЕР (изумленно). Уйду из комнаты?!
АННИ. Все до одного, пожалуйста.
Она борется с ЭЛЕН в то время, как КЕЛЛЕР пытается овладеть своим голосом.
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн, вы находитесь здесь всего лишь как учительница, которой платят жалование. Этим ограничиваются ваши функции, и не вам читать нотации...
АННИ. Я не смогу справиться с влиянием шести лет жалости, если у вас не хватает сил справиться с одним приступом истерии! Старик Стоунвол! Как же! Миссис Келлер, вы обещали помогать мне.
КЕЙТ. Конечно, я обещала. Мы искренне хотим...
АННИ. Тогда оставьте меня с ней одну. И сейчас же!
КЕЛЛЕР (в ярости). Кэт, выйдите на минуту со мной, пожалуйста. Сейчас же.
Он следует к дверям. КЕЙТ и ДЖЕЙМС идут за ним. Одновременно с этим АННИ выпускает руки ЭЛЕН, и ребенок снова опускается на пол, брыкаясь и издавая присущие ей невнятные звуки. АННИ переступает через нее и сталкивается с ВИНИ, которая входит через заднюю дверь с печеньем и чистой тарелкой. Она явно изумлена всем происходящим.
ВИНИ. Боже милосердный!
АННИ выталкивает ее из комнаты одной рукой, захлопывает дверь прямо перед ее лицом, запирает дверь и вынимает ключ из скважины. В это время КЕЛЛЕР срывает свою шляпу с вешалки и спускается вниз по ступенькам веранды. КЕЙТ следует за ним. ДЖЕЙМС задерживается в дверях и с поклоном обращается к АННИ, стоящей на другой стороне комнаты.
ДЖЕЙМС. Даже если вам для этого понадобится все лето, генерал.
АННИ направляется в его сторону, мрачно снимая на ходу очки, в то время как КЕЛЛЕР снаружи начинает говорить; АННИ закрывает дверь перед носом у ДЖЕЙМСА, запирает ее, вынимает ключ и, повернувшись спиной к двери, устремляет взор, не предвещающий ничего доброго, на ЭЛЕН, которая, брыкаясь, лежит на полу.
ДЖЕЙМС снимает свою шляпу с вешалки и, спустившись по ступенькам вниз, присоединяется к КЕЙТ и КЕЛЛЕРУ, которые беседуют во дворе. От ярости КЕЛЛЕР не может говорить связно.
КЕЛЛЕР. Эта девушка, эта... девчонка... осмеливается! Уверяю вас, я наполовину решил отправить ее обратно в Бостон еще до конца недели. Я так и поступлю, Кети. Вы можете передать ей это от моего имени!
КЕЙТ (подняв брови). Я, капитан?
КЕЛЛЕР. Она всего-навсего прислуга! Я хочу, чтобы было совершенно ясно для всех: если только она не извинится и не изменит полностью свое поведение, она отправится назад со следующим же поездом! Вы должны сделать это предельно ясным для нее.
КЕЙТ. А где будете вы, капитан, в тот момент, когда я буду делать это предельно ясным...
КЕЛЛЕР. В кабинете.
Он поворачивается налево и собирается уйти, но обнаруживает, что его все еще яростно сжимает салфетку. Он не знает, как с ней поступить, затем с достоинством вытирает ею губы, избавляется от нее, швырнув ее ДЖЕЙМСУ, и удаляется. ДЖЕЙМС поворачивается лицом к КЕЙТ.
ДЖЕЙМС. И вы это сделаете?
КЕЙТ стоит с решительно сжатыми губами, и ДЖЕЙМС с беспечным видом изучает ее лицо.
По-моему, она высказала исключительно разумную мысль. Я годами говорил то же самое.
КЕЙТ (не без презрения). Ему в лицо? (Она подходит к нему, чтобы взять у него белую салфетку, но тут же оборачивается вновь в его сторону). Или, может быть, вы возьмете ее, Джимми? В качестве флага?
ДЖЕЙМС, который чувствует себя очень оскорбленным, гордо удаляется, и КЕЙТ, повернувшись, смотрит через двор на дом. Освещение уменьшается так, что в дальнейшем свет сохраняется только в столовой, где происходит следующая сцена, во время которой КЕЙТ неподвижно стоит в темноте.
АННИ начинает с того, что с шумом бросает оба ключа на полку, где ЭЛЕН не может их достать. Затем возвращается на авансцену к обеденному столу. ЭЛЕН постепенно прекращает свое брыкание и, продолжая находиться на полу, ощупывает стул АННИ. Обнаружив, что он пуст, она замирает. АННИ снимает со стола тарелки КЕЙТ, ДЖЕЙМСА и КЕЛЛЕРА и, обойдя вокруг стола, возвращается к своей тарелке как раз вовремя, чтобы успеть ловко отодвинуть ее в сторону от проворной руки ЭЛЕН. Она поднимает руку ЭЛЕН и придвигает ее к тарелке девочки. Мгновенно ощупав тарелку, и установив, что она принадлежит ей самой, ЭЛЕН вновь усаживается на пол и барабанит пятками об пол. АННИ обходит вокруг стола и садится на свой стул. Когда ЭЛЕН чувствует прикосновение ее юбки, она прекращает брыкаться, выжидая, что последует за этим. Снова брыкается несколько раз, опять выжидает. АННИ, поставив на место свою тарелку, берет вилкой кусок, останавливается на полпути, смотрит на него без тени аппетита, начинает опускать его обратно, но взглянув на ЭЛЕН, вздыхает, салютует ЭЛЕН вилкой с надетым на нее куском, как бы произнося тост за ее здоровье, кладет кусок в рот и не без усилия начинает его пережевывать.
К этому времени ЭЛЕН хватает стул за ножку, и ей удается наполовину выдернуть его из-под АННИ. АННИ успевает с силой опуститься на него и прижать его к полу всем своим весом. Следующая попытка ЭЛЕН повалить стул на бок не приводит к успеху, она быстро оставляет его и щиплет АННИ за бок. От неожиданности АННИ, которая в эту минуту глотает пищу, чуть не давится. Оправившись, она бросает вилку на стол и готовится схватить ЭЛЕН. Ребенок встает с пола с выражением любопытства на лице, чтобы исследовать, что делает АННИ. АННИ возобновляет еду и позволяет руке ЭЛЕН проследить за движением ее вилки ко рту. ЭЛЕН моментально забирается рукой в тарелку АННИ. АННИ решительно убирает ее руку и отодвигает к ее собственной тарелке. ЭЛЕН в ответ щиплет АННИ за бедро с такой силой и яростью, что та подскакивает. АННИ кладет вилку на стол и сидит, плотно сжав губы. ЭЛЕН снова впивается в ее бедро, и на этот раз АННИ больно шлепает ее по руке. ЭЛЕН отвечает размашистым ударом кулака, который попадает АННИ в ухо. Рука АННИ как пружина устремляется вперед и дает звонкую оплеуху ЭЛЕН. На этот раз очередь ЭЛЕН быть изумленной. АННИ движением, в котором видно ее сожаление, касается рукой своего собственного лица. Но когда ЭЛЕН вновь наносит ей удар, АННИ снова рассчитанным движением наносит ей пощечину. ЭЛЕН в нерешительности заносит кулак для нового удара. АННИ поднимает руку для новой пощечины. Они застывают на мгновение в этой позе, в то время как ЭЛЕН раздумывает над своим следующим шагом. Она опускает кулак и далеко обходит стул АННИ, ощупью пробираясь к стулу матери. Когда она чувствует, что той нет, она, спотыкаясь, пробирается вдоль стола в глубь сцены. Установив, что стулья пусты, а тарелки убраны, она явно попадает в тупик. Затем она добирается обратно к стулу матери, касается своей щеки и указывает на стул, снова касается щеки и показывает на стул, и ждет, что за этим последует.
АННИ наклоняется к ней и хочет передать ей что-то знаками в руку, но ЭЛЕН руку вырывает. Она ощупью добирается до входной двери, пытается повернуть ручку и чувствует, что дверь заперта, а ключ вынут. Ощупью идет она к задней двери и также находит ее запертой. Тогда она начинает колотить в дверь кулаками. АННИ встает, подходит к ней, берет ее за кисти рук, несмотря на сопротивление, ведет ее обратно к столу, усаживает на стул и отпускает ее руки, положив их на ее тарелку. Пока АННИ усаживается на свое место, ЭЛЕН проворно слезает со своего стула, бежит к входной двери, тянет ее к себе за ручку и бьет ногами. АННИ вновь встает, подходит к ней, берет ее за руку, подводит к столу, усаживает и садится сама. ЭЛЕН снова бежит из-за стола к двери, опрокидывая по пути стул матери. АННИ вновь ее преследует, на этот раз она хватает ЭЛЕН сзади, поднимает и несет обратно к стулу в то время, как ЭЛЕН брыкается. АННИ сажает ЭЛЕН и поворачивается, чтобы занять свое место. ЭЛЕН выкарабкивается из-за стола, но, когда она проходит мимо АННИ, та снова хватает ее сзади и усаживает на стул. ЭЛЕН слезает со стула, на этот раз на другую сторону, и устремляется в направлении задней двери, но АННИ успевает настигнуть ее и снова водворить на место. Она остается стоять сзади стула ЭЛЕН. ЭЛЕН начинает вылезать на правую сторону, но в то же мгновение, когда ее ноги успевают коснуться пола, АННИ поднимает ее и сажает на место. ЭЛЕН слезает с левой стороны стула, но ее тотчас же понимают и сажают обратно. Она пытается ускользнуть направо, ее вновь сажают на место. Она старается слезть налево, АННИ снова ее останавливает. Она делает обманное движение вправо, но пытается слезть налево, но ее опять водворяют обратно. Она сидит мгновение, а затем пытается перелезть прямо через стол, не обращая внимания на стоящую посуду. АННИ хватает ее и сажает обратно. Тарелка ЭЛЕН опрокидывается ей на колени. Она бросается под стол и ползет под ним, лавируя между ножками стола и стульями. Однако АННИ быстро обегает вокруг стола и поджидает ее на другой стороне. Как только ЭЛЕН появляется из-под стола, АННИ тотчас хватает ее и поднимает, чтобы нести на место. Пытаясь удержаться на месте, ЭЛЕН хватается за стул ДЖЕЙМСА и тащит его за собой, но на полпути бросает, и он падает на пол. АННИ сажает ее на стул и выжидает. ЭЛЕН сидит без движения, но чувствуется, что внутри она вся напряжена. Затем она испытующе вытягивает левую руку и ногу. АННИ преграждает ей путь своей рукой, и ЭЛЕН, как только чувствует ее прикосновение, тут же отдергивает свою руку. Она пытается спустить со стула правую ногу, но АННИ ставит на пути свою ногу, и ЭЛЕН рывком садится на место. Наконец, наклонившись назад, она устраивается на своем стуле с видом мрачного ожидания.
АННИ отступает от нее на шаг и наблюдает. ЭЛЕН не двигается. АННИ вздыхает полной грудью. К этому времени обе они и вся комната в полном беспорядке. Два стула валяются опрокинутые на полу, на столе хаос. Однако, АННИ не делает никакой попытки навести порядок. Она довольствуется тем, что возвращается на свое место и садится, чтобы восстановить силы. Вслед за этим она берет нож и вилку и с решимостью принимается за еду. ЭЛЕН протягивает руку, стараясь установить, что происходит. Увидев это, АННИ замирает. Рука ребенка шарит вдоль ее руки, доходит до вилки, останавливается (АННИ продолжает сидеть без движения) и удаляется. Затем рука ЭЛЕН движется в направлении ее собственной тарелки, тщетно старается нащупать ее и замирает. В эту минуту АННИ вновь встает, поднимает тарелку ЭЛЕН с пола, собирает горсть рассыпанной пиши с перепачканной скатерти, кладет ее на тарелку и ставит тарелку перед ЭЛЕН, пододвинув ее так, что она касается ее руки. Проходит несколько секунд, никто не двигается. Неожиданно ЭЛЕН хватает рукой несколько кусков и жадно их поедает. АННИ позволяет себе минуту веселья. Она отвешивает небольшой поклон в сторону ЭЛЕН, с удовольствием потирает руки. Затем она отходит на пару шагов в сторону, продолжая наблюдать. ЭЛЕН съедает все, что у нее на тарелке. После небольшого колебания она протягивает пустую тарелку и просит еще. АННИ берет тарелку, подходит к блюдам с едой и наполняет ее. Она в раздумье смотрит на ложку, постукивая ею о тарелку ЭЛЕН. Когда она возвращается к столу, то несет и ложку. Сначала она вкладывает ложку в руку ЭЛЕН, а затем ставит тарелку на стол. ЭЛЕН отбрасывает ложку и лезет в тарелку рукой. АННИ останавливает ее, удерживая за кисть, и снова вкладывает ложку ей в руку. ЭЛЕН нетерпеливым движением снова ее отбрасывает, и АННИ вновь перехватывает ее руку, чтобы вернуть в нее ложку. На этот раз ЭЛЕН бросает ложку на пол. АННИ, подумав, поднимает ЭЛЕН со стула и, после короткой схватки на полу, силой сжимает ее пальцы вокруг ложки и вместе с ложкой вновь усаживает ЭЛЕН на стул. ЭЛЕН вновь бросает ложку на пол. АННИ опять вытаскивает ее из-под стола, но во время борьбы ЭЛЕН толкает АННИ, наклонившуюся над ней, так, что та летит кувырком через голову. ЭЛЕН бежит обратно к своему стулу и забирается на него. Когда АННИ подходит к ней, ЭЛЕН цепляется за стул мертвой хваткой. АННИ отрывает сначала одну руку, затем другую, повторяет эту операцию и затем, отчаявшись, поднимает ЭЛЕН за талию вместе со стулом и тащит ее в направлении ложки. ЭЛЕН соскальзывает со стула и пытается вырваться, но АННИ прижимает ее к полу, заставляет ее пальцы охватить ложку, берет ее под мышки в то время, как та брыкается, ставит свободной рукой стул на место и швыряет ЭЛЕН обратно на стул. Но стоит ей только отпустить ЭЛЕН, как та бросает в нее ложкой.
Тогда АННИ убирает тарелку с едой. ЭЛЕН, пошарив по столу, обнаруживает исчезновение тарелки и начинает стучать кулаками. АННИ набирает целую пригоршню ложек и возвращается с ними и с тарелкой к ЭЛЕН. Она дает ЭЛЕН почувствовать запах пищи, после чего ЭЛЕН сразу же перестает барабанить по столу, ставит тарелку на место и вкладывает ложку в руку ЭЛЕН. ЭЛЕН бросает ее на пол. АННИ вкладывает другую ложку ей в руку. ЭЛЕН бросает ее. Когда в руке у АННИ остается последняя ложка, она садится рядом с ЭЛЕН и , зажав ложку в руке ЭЛЕН, заставляет ее набрать в ложку пищу и поднести ее ко рту. ЭЛЕН сиди, сжав губы. АННИ выжидает минуту, затем отпускает руку ЭЛЕН. Она повторяет все сначала. Губы ЭЛЕН остаются сжатыми. АННИ выжидает, отпустив руку ЭЛЕН. Затем она старается проделать все с начала, и на этот раз ЭЛЕН неожиданно открывает рот и принимает пищу. АННИ опускает ложку со вздохом облегчения, но ЭЛЕН выплевывает всю пищу прямо ей в лицо. АННИ сидит мгновение, закрыв глаза, затем поднимает графин и выплескивает из него воду в лицо ЭЛЕН, у которой от неожиданности перехватывает дыхание. АННИ заставляет ЭЛЕН взять другую ложку и заталкивает ее ей в открытый рот. ЭЛЕН непроизвольно глотает. Пока она старается отдышаться, АННИ силой открывает ее ладонь и по буквам пишет быстро два слова. Затем она любезно раскланивается перед ЭЛЕН.
АННИ. Хорошая девочка.
Свет начинает гаснуть, действие на сцене продолжается.
АННИ поднимает руку ЭЛЕН к своему лицу и кивает головой. ЭЛЕН вцепляется ей в волосы. Боль вынуждает АННИ опуститься на колени, и ЭЛЕН осыпает ее градом ударов. Сцепившись, они катятся под стол. Когда им удается опять подняться на ноги, АННИ держит ЭЛЕН вниз головой за щиколотки, руки ЭЛЕН извиваются, как клешни у краба. АННИ подносит ее к одной из ложек, опускает на пол, заставляет ее силой взять ложку, оттаскивает ее обратно к столу и со стуком бросает ложку рядом с тарелкой ЭЛЕН. Затем она оттаскивает ЭЛЕН ко второй ложке, после борьбы заставляет зажать ее в руке, тащит ЭЛЕН обратно и заставляет ее бросить ложку на стол около ее места. Мы перестаем их видеть из-за наступившей темноты где-то между третьей и четвертой ложками.
Одновременно левая часть сцены начинает постепенно освещаться. Это происходит медленно. Настолько медленно, что вначале мы не столько видим, сколько дополняем воображением предметы, находящиеся во дворе: несколько призрачных фигур, которые стоят в молчании без движения, выжидая. Вдали башенные часы начинают отбивать время. Это делается также очень медленно, они бьют двенадцать раз, кажется, бою часов не будет конца. Создается впечатление, что прошло нескончаемо долгое время. Прежде чем часы пробили двенадцатый раз, мы в состоянии различить фигуры людей, находящихся во дворе. Все они обращены лицами к дому, как будто бы стоят на страже. КЕЙТ стоит в той же позе, но на этот раз со спящей МИЛДРЕД на руках. Тут и там в разных местах стоят без движения ТЕТУШКА ИВ в шляпке, с носовым платком, прижатым к носу, двое негритят — ПЕРСИ и МАРТА — с жадно вытянутыми шеями, и ВИНИ в косынке, с метелкой из перьев в руке.
Бой часов прекращается. Наступает тишина. Долго никто не шевелится.
ВИНИ (быстро). Что мне делать, мисс Кейт? Время обедать, а я еще не успела убрать оттуда посуду после завтрака.
КЕЙТ не отвечает, продолжая пристально смотреть на дом. МАРТА меняет положение куклы ЭЛЕН, которую она крепко прижимает к себе, и кукла жалобно произносит «ма-ма»
КЕЙТ (тотчас же). Пойди, поиграй куда-нибудь!
Все стоят молча еще некоторое время. Затем ТЕТУШКА ИВ громко сморкается.
ТЕТУШКА ИВ (в отчаянии). Я не могу больше ждать ни минуты, Кейт. Ведь это может так продолжаться весь день.
Помолчав, КЕЙТ отвечает без раздражения, но не глядя на нее.
КЕЙТ. Я скажу капитану, что вы приходили.
ВИНИ. Вы что же, не слышали, что сказала мисс Кейт? Не вашего ума дело то, что здесь происходит.
По-прежнему никто не движется.
Ну-ка, бегите отсюда прочь и займитесь своим делом.
Наконец ВИНИ поворачивается и угрожающе двигается к детям с поднятой метелкой.
Кш!
Дети бросаются врассыпную. ВИНИ их гонит. ТЕТУШКА ИВ подходит к КЕЙТ. Она держит себя с большим достоинством.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 11:17 | Сообщение # 13 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ТЕТУШКА ИВ. Что бы вы не говорили, Кейт, но ребенок носит имя Келлеров. (Она открывает зонтик и собирается уходить, подняв зонтик над головой). Мне нет нужды напоминать вам о том, что все Келлеры находятся в родстве с генералом Робертом Ли. Кто же эта девчонка — мне неизвестно.
Она ждет ответа, но КЕЙТ продолжает смотреть на дом и ничего не говорит.
Единственный Сюлливэн, о котором я когда-либо слышала, — и он, кстати, тоже из Бостона, — это тот самый Джон Л. Я бы хорошенько подумала, прежде чем заперла ребенка наедине с подобной особой.
ТЕТУШКА ИВ удаляется с высоко поднятой головой. ВИНИ подходит к КЕЙТ и протягивает руки, чтобы взять ребенка.
ВИНИ. Дайте-ка мне ее, мисс Кейт. Я ее осторожненько отнесу обратно в колыбельку.
КЕЙТ продолжает оставаться неподвижной. Лишь только когда ВИНИ начинает брать ребенка у нее из рук, КЕЙТ опускает взор на младенца, прежде чем передать его в руки ВИНИ.
КЕЙТ (медленно). Этот ребенок никогда не причиняет мне беспокойства.
ВИНИ. О да! Это настоящий ангелочек в нашем доме. В этом нет сомнения.
Она уходит, унося ребенка, в глубь сцены, обходя вокруг дома. КЕЙТ поворачивается спиной к дому, прижимает руку к глазам.
В эту минуту с грохотом захлопывается дверь. КЕЙТ мгновенно поворачивается, ЭЛЕН, ковыляя, спускается вниз по ступенькам веранды навстречу свету, напоминая собой подшибленную летучую мышь, вырвавшуюся из преисподней. ВИНИ останавливается. КЕЙТ бежит к дому. ЭЛЕН сталкивается с коленями матери, отскакивает и бросается к ним обратно, обхватывает их, как бы чувствуя в них свое единственное спасение. АННИ с темными очками в руках стоит на веранде. Она тоже изрядно потрепана. Вид у нее такой, как если бы она и в самом деле только что приступом взяла Виксбург. КЕЙТ при виде растерзанного состояния, в котором находится ЭЛЕН, устремляет гневный взор на АННИ.
КЕЙТ. Что произошло?
АННИ смело встречает взгляд КЕЙТ и говорит безжизненным голосом. На большее у нее нет сил.
АННИ. Она ела со своей собственной тарелки. (Подумав). Она ела ложкой. Сама.
КЕЙТ, нахмурившись, сосредоточенно размышляет, смотрит вниз на ЭЛЕН.
И она сложила свою салфетку.
Взгляд КЕЙТ теперь переходит от ЭЛЕН к АННИ и снова к ЭЛЕН.
КЕЙТ (мягко). Сложила... свою салфетку?
АННИ. В комнате разгром, но ее салфетка сложена. (Она делает паузу и продолжает). Я пойду к себе в комнату, миссис Келлер.
Она поворачивается, чтобы вернуться в дом, но ее останавливает голос ВИНИ.
ВИНИ (весело). Не задерживайтесь, мисс Анни. Обед будет тотчас же на столе.
ВИНИ уносит МИЛДРЕД за дом. АННИ стоит неподвижно, затем делает глубокий вдох, оглядывается на КЕЙТ и ЭЛЕН, затем вежливо наклоняет голову и, слегка пошатываясь, входит в дом. Свет в ее комнате усиливается, как бы встречая ее.
КЕЙТ остается наедине с ЭЛЕН во дворе. Она стоит над ней, точно охраняя ее, с выражением крайнего изумления.
КЕЙТ (медленно). Сложила свою салфетку. (Она рассматривает уткнувшуюся в ее колени взлохмаченную голову и проводит по ней кончиками пальцев с нежностью и с чувством, подобным страху перед тем неведомым, что скрывается там внутри. Ее глаза закрываются и она шепчет, наклонившись к дочери). Моя Элен... сложила свою салфетку...
И, продолжая стоять в той же несгибаемой позе, наклонив лишь голову в знак поражения, КЕЙТ впервые за все время отступает в своей затянувшейся битве с горем. Но она не позволяет себе ни одного звука. Только лицо ее искажено гримасой плача, и безмолвные рыдания сотрясают ее тело. ЭЛЕН чувствует их. Ее рука протягивается вверх, ищет лицо матери для того, чтобы проверить, что происходит. КЕЙТ прижимается губами к ладони ребенка.
Наверху АННИ входит в свою комнату, закрывает дверь и стоит к ней спиной. Освещение, с его особым оттенком, усиливается вокруг нее. В то же время свет гаснет во дворе, где стоят КЕЙТ и ЭЛЕН. АННИ подходит к своему чемодану и поднимает его с тем, чтобы перенести поближе к кровати. Однако по пути она роняет на пол какой-то предмет и наклоняется, чтобы поднять его. Раздается голос, голос интеллигентного человека. Он звучит тихо и нерешительно, будто говорящий с трудом вспоминает прочитанное.
ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Эта... душа...
АННИ опускает чемодан и наклоняется к упавшему предмету. Это потрепанный доклад института. Она поднимается с книгой в руке и позволяет своей памяти говорить за нее.
Эта... слепая, глухая, немая женщина.
АННИ садится на кровать, открывает книгу, находит нужный раздел, подносит книгу вплотную к глазам, читает. Ее лицо и губы следуют по тексту за тем, что говорит голос, звучащий сейчас вполне обычно.
Разве ничего нельзя сделать для того, чтобы выкопать из могилы эту погребенную заживо человеческую душу? Ведь все люди по соседству бросились бы спасать ту же женщину, если бы она была заживо похоронена при обвале шахты. Все трудились бы с огромной энергией до тех пор, пока она не была бы спасена. Если бы ей встретился человек, терпение которого было бы столь же велико, как и его энергия, он мог бы пробудить ее бессмертную...
Но когда раздается ГОЛОС МАЛЬЧИКА, АННИ с болью закрывает глаза.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, Анни, ты здесь?
АННИ. Ш-ш-ш!
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, что это за шум?
АННИ старается не отвечать, но помимо воли говорит:
АННИ. Это только носилки, Джимми.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Куда их везут?
АННИ. В комнату мертвых.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни, умереть — это больно?
АННИ удается избавиться от воспоминаний о прошлом, открыв глаза. Рука ее нервно поглаживает щеку. Она снова погружается в чтение книги, стараясь найти в этом убежище от мыслей, но врывается шепот хриплых, надтреснутых ГОЛОСОВ СТАРУХ. АННИ медленно опускает книгу.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Бывают школы...
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Бывают
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. ...школы, где учат слепых, да и таких. Что похуже тебя.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Учат читать...
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Читать и писать!
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. Бывают школы, где...
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Бывают школы.
Молчание АННИ сидит с сияющими глазами. Ее рука нежно, чуть ли не с лаской, касается книги.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Ты ведь не пойдешь в школу, правда, Анни?
АННИ (шепотом). Когда вырасту.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Нет, не пойдешь, ты останешься здесь и будешь ухаживать за мной.
АННИ. Когда я вырасту, я пойду в школу.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Ты обещала быть со мной всегда, всегда и навсегда...
АННИ (с жаром). Я пойду в школу, когда вырасту!
ГОЛОС ДОКТОРА (медленно). Девочка, девочка, я тебе должен что-то сказать. Скоро твой братец покинет тебя.
АННИ сидит, застыв в молчании. Затем тишину рассекает ГОЛОС МАЛЬЧИКА, крик ужаса.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни!
Этот крик вонзается в душу АННИ, подобно мечу. Она низко склоняется, книга падает на пол. Она вся охвачена волнением, и ей требуется некоторое время для того, чтобы прийти в себя и вспомнить, где она и что она тут делает. Увидев свой чемодан, она вспоминает все и снова поднимает его, собираясь нести к кровати. Но голоса все еще где-то рядом с ней, хоть и более спокойные и нормальные. Она останавливается с чемоданом в руке.
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Прощай, Анни.
ГОЛОС ДОКТОРА. Напиши мне, когда научишься писать.
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Никому не говори, что ты из дома призрения... Никому...
ГОЛОС ТРЕТЬЕЙ СТАРУХИ. Да, никому не говори, что ты...
ГОЛОС ПЕРВОЙ СТАРУХИ. Никому не говори...
ГОЛОС ВТОРОЙ СТАРУХИ. Никому...
Голоса замолкают, удаляясь, как эхо. Через несколько секунд АННИ кладет чемодан на кровать. Издалека еле слышно доносится последний голос.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни! Быть мертвым — это очень больно. Всегда.
АННИ падает на колени около кровати, зарывает лицо в подушку. Наконец она отрывается от подушки и ладонь ее касается страниц лежащей на кровати открытой книги — доклада. Не вставая с колен, она открывает глаза, вяло глядит на доклад и затем начинает осмысленно смотреть на буквы.
ГОЛОС МУЖЧИНЫ. ...может пробудить ее к сознанию своей бессмертной природы. Разумеется, надежды очень мало, но и с меньшей надеждой ее стали бы выкапывать из-под обвала. А разве жизнь души менее важна, чем жизнь тела?
АННИ поднимается на ноги. Она бросает книгу на кровать и останавливается у чемодана. Открывает его. Принимает решение. Поворачивается к шкафу, выбирает свои вещи из ящиков и начинает бросать их в открытый чемодан.
В темноте внизу слева чья-то рука чиркает спичкой и зажигает висячую керосиновую лампу. Это рука КЕЛЛЕРА, слышится его раздраженный голос. Тусклый свет, разгорающийся до того, как гаснет свет в комнате АННИ, освещает нечто вроде оранжереи. В центре окно с широким подоконником, в глубине дверь. В оранжерее КЕЛЛЕР и КЕЙТ.
КЕЛЛЕР. Кети, я этого не допущу! Вы не видели, что было, когда эта девушка после ужина пошла в комнату к ЭЛЕН?
КЕЙТ. Нет.
КЕЛЛЕР. Ребенок чуть не выпрыгнул из окна, только чтобы спастись от нее. Какая же это учительница? Я думал, что уж хуже быть не может, когда сегодня утром она позволила себе кричать на меня, и что же? Вернулся домой, и все в доме перевернуто вверх дном. Элен не хочет и минуты оставаться с ней в одной комнате, не хочет садиться с ней за стол, не позволяет ей помыть себя, раздеть и уложить в постель. Дошло до того, что и Вини она теперь уж не подпускает. И вот в результате вам приходится возиться с Элен больше, чем до того, как мы наняли эту девчонку. С той минуты, как она вышла из вагона, никакого толку от нее не было: неспособная, дерзкая, неумелая, нескромная...
КЕЙТ. Но она сложила салфетку, капитан.
КЕЛЛЕР. Что?
КЕЙТ. Нельзя сказать, что неспособная. Элен ведь сложила салфетку.
КЕЛЛЕР. Подумаешь, что здесь особенного, сложила салфетку!
КЕЙТ (с легкой усмешкой). Ну, капитан, это больше, чем сделали вы.
КЕЛЛЕР. Кети, мы пришли сюда, в оранжерею, для того, чтобы поговорить серьезно. Как мисс Сюлливэн думает учить слепую и глухую девочку, которая не позволяет ей даже прикоснуться к себе?
КЕЙТ (после паузы). Я не знаю.
КЕЛЛЕР. Сегодня она упустила последнюю возможность поладить с девочкой. Если вы считаете, что есть смысл ей здесь оставаться и дальше, то я отказываюсь понимать...
КЕЙТ. Что вы от меня хотите?
КЕЛЛЕР. Чтобы вы уволили ее.
КЕЙТ. Я не могу это сделать.
КЕЛЛЕР. Тогда я это сделаю. Я не потерплю...
Его прерывает стук в дверь. КЕЛЛЕР смотрит на КЕЙТ, идет к двери, открывает ее. АННИ в темных очках стоит за дверью. КЕЛЛЕР, нахмурясь, созерцает ее.
Мисс Сюлливэн...
АННИ. Капитан Келлер. (Чувствуется, что она нервничает, готова снова схватить быка за рога. Старается говорить спокойно и бодро, но это ей не совсем удается). Вини сказала, что вы оба в оранжерее. Я думаю, нам надо... поговорить?
КЕЛЛЕР (неохотно). Да, я... ну входите.
АННИ входит, осматривается с интересом. КЕЛЛЕР хочет, чтобы говорила КЕЙТ.
(Тихо). Кети.
КЕЙТ (вежливо предоставляя ему слово). Капитан.
КЕЛЛЕР откашливается, готовится к разговору.
КЕЛЛЕР. Я, гм, хотел сначала объяснить мою точку зрения, миссис Келлер. Я думаю, мисс Сюлливэн... Я решил... Я неудовлетворен, вернее, я глубоко неудовлетворен тем, как вы...
АННИ. Извините меня, этот маленький павильон для чего-нибудь используется?
КЕЛЛЕР (с подчеркнутой терпеливостью). Только в охотничий сезон. Если вы уделите мне немного внимания, мисс Сюлливэн...
АННИ поворачивается и смотрит на него сквозь темные очки, спокойно выдерживая его неприязненный взгляд.
Я пытался отнестись к вам снисходительно. Вы ведь приехали из той части страны, где люди, я хочу сказать, женщины... где... для того... к кому... (Он начинает путаться). ...следует отнестись снисходительно. Но я все-таки решил, то есть я решил... (Раздраженно). Мисс Сюлливэн, мне трудно разговаривать с вами, когда на вас эти очки.
АННИ (быстро снимает очки). О, конечно, я понимаю, капитан.
КЕЛЛЕР(кисло). Почему вы их надели, ведь солнце давно зашло?
АННИ (вежливо кивая на лампу). Моим глазам неприятен всякий свет.
Молчание. КЕЛЛЕР угрюмо смотрит на нее, думает.
КЕЛЛЕР. Наденьте их, мисс Сюлливэн. Я решил... дать вам еще одну возможность попытаться.
АННИ (весело). Что именно?
КЕЛЛЕР. Остаться у нас в услужении.
Глаза АННИ расширяются.
Но на двух условиях. Я не привык к грубости со стороны слуг или женщин — это первое. Если вы останетесь, должно быть полное изменение в манере поведения.
АННИ (после некоторой паузы). Чьем?
КЕЛЛЕР (взрывается). Вашей, молодая особа, разве это не ясно? А второе — вы должны убедить меня, что есть хоть малейшая надежда на то, что вы можете учить ребенка, который бежит от вас, как от чумы, к любому живому существу в этом доме.
АННИ (после паузы). Этой надежды нет.
КЕЙТ прекращает шить и смотрит на АННИ.
КЕЙТ. Как вы сказали, мисс Анни?
АННИ. Это безнадежно. Я не могу учить ребенка, который бежит от меня.
КЕЛЛЕР (растерянно). Значит, если я понимаю, вы предлагаете...
АННИ. Если мы все согласны, что это безнадежно, то следующий вопрос...
КЕЙТ. Мисс Анни! (Она наклоняется к АННИ и говорит очень серьезно, с глубокой убежденностью). Я не согласна. Я думаю, вы... недооцениваете ЭЛЕН.
АННИ. Я думаю, что это вы все здесь ее недооцениваете.
КЕЙТ. Сегодня она сложила салфетку. Она учится, учится. Знаете ли вы, что она начинала говорить, когда ей было шесть месяцев? Она могла сказать «вода». Может быть, не совсем так, а что-то вроде «ва-ва», но она понимала, что такое вода, в шесть-то месяцев от роду... Никогда я не видела такого способного, восприимчивого ребенка... (Ее голос прерывается, но она берет себя в руки). Это еще в ней где-то осталось, правда? Посмотрели бы вы на нее до болезни, какой это был славный, милый ребенок.
АННИ (мягко). Она изменилась.
Пауза. КЕЙТ не отводит от нее глаз. В своем спокойном призыве к АННИ она не ставит никаких условий.
КЕЙТ (очень мягко и тихо). Мисс Анни. Будьте снисходительны к ней. И к нам.
КЕЛЛЕР. К нам?!
КЕЙТ. Пожалуйста. Как заблудшего агнца в притче я ее только больше люблю.
АННИ. Мисс Келлер, я думаю, что Элен мешает больше всего не глухота и не слепота. Мешает ей ваша любовь. И жалость.
КЕЛЛЕР. Что вы хотите сказать?
КЕЙТ внимательно смотрит на нее. АННИ вертит в руке свои темные очки.
АННИ. Да, и жалость. Все вы здесь так жалеете ее, что обращаетесь с ней, как с любимым котенком или с собакой, которую приучают к домашним порядкам. Что же удивительного, что она не подпускает меня к себе. Бесполезно мне стараться научить ее здесь речи или чему-нибудь еще. Лучше уж...
КЕЙТ (прерывая ее). Мисс Анни, до вашего приезда мы думали поместить ее в лечебницу.
АННИ оборачивается и смотрит на КЕЙТ.
Пауза.
АННИ. В какую лечебницу?
КЕЛЛЕР. Для умственно дефективных.
КЕЙТ. Я была там. Это так страшно, что я не могу передать вам. Люди, как животные, крысы в палатах и... (Она в ужасе трясет головой, мысленно представляя это место). Но что же нам делать, если вы отказываетесь?
АННИ. Отказываюсь?
КЕЙТ. Вы сказали, что это безнадежно.
АННИ. Отказаться! Но я только сегодня поняла, что нужно делать, с чего начинать. (Она смотрит сначала на КЕЙТ, потом на КЕЛЛЕРА, которые ждут, и говорит прямо и просто, насколько ей позволяет нервная напряженность). Я хочу, чтобы она была полностью предоставлена мне.
КЕЛЛЕР. Так уже и было. И в результате...
АННИ. Нет, не так. Я хочу, чтобы так было все время — день и ночь. Чтобы она зависела от меня.
КЕЙТ. В чем?
АННИ. Во всем. В пище, в одежде, в свежем воздухе, да, даже в воздухе, которым она дышит. Все, в чем она нуждается — это букварь, по которому ее можно учить. Это единственный путь. Только тот, от кого она во всем зависит, может быть ее учителем.
Она смотрит на КЕЙТ и КЕЛЛЕРА с ожиданием. Они раздумывают, КЕЛЛЕР нахмурился, КЕЙТ растеряна.
(Продолжает). А не тот, кто любит ее. Вы испытываете столько чувств, что они мешают вам. У вас не выходит, а мне вы не даете...
КЕЙТ. Но если она убежит от вас к нам.
АННИ. Да, об этом надо подумать. Я должна жить с ней где-нибудь в другом месте.
КЕЛЛЕР. Что?
АННИ. Пока она не научится зависеть от меня и слушаться меня.
КЕЙТ (не без тревоги). А на сколько времени?
АННИ. На столько, сколько понадобится.
Пауза.
(Она переводит дыхание). Я уже почти уложила свои вещи.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 11:43 | Сообщение # 14 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| КЕЛЛЕР. Мисс... Сюлливэн.
Когда АННИ оборачивается к нему, он не может произнести ни слова. Она спокойна и серьезна.
АННИ. Капитан Келлер. Таким образом ведь оба ваши условия соблюдаются. Это единственная надежда научить Элен, и очевидно я не смогу грубить вам, так как вы не будете подле нас и не будете вмешиваться.
КЕЛЛЕР (покраснев). А если я скажу нет? Вы уложите ваши вещи и предоставите вашу подопечную...
АННИ. ...Лечебнице?
Она ждет, видит пристальный, сердитый взгляд КЕЛЛЕРА, нерешительность КЕЙТ и решает пустить в ход последнее оружие.
Я выросла в подобном заведении. В доме призрения.
КЕЙТ поднимает голову. Взгляд КЕЛЛЕРА становится еще напряженнее. АННИ говорит ровным, бодрым, как пулеметная очередь, тоном.
Вы сказали, там крысы. Что же, мы с братом Джимми играли с крысами, у нас никогда не было других игрушек. Может быть, вы хотите знать, как будет с Элен в промежутках между днями посещений?.. Так послушайте — одна палата была забита старухами, калеками, слепыми, умирающими, а если некоторые из них к тому же были заразными, их все равно некуда было перевести, и вот нас с братом поместили в эту палату. Через коридор — находились более молодые, много проституток, туберкулезных, эпилептиков, было две-три таких, которые преследуют девушек, особенно молодых, некоторые были сумасшедшими. Самые молодые были в другой палате, рожали детей, которых не хотели иметь, и часто начинали в тринадцать, четырнадцать лет. Потом они уходили, а младенцы оставались, и мы играли с ними, хотя многие были покрыты болячками от болезней, о которых не принято говорить. Не так уж много из них выжило. В первый год было восемьдесят младенцев, семьдесят из них умерло. Комната, в которой мы с Джимми играли, служила мертвецкой. Там складывали трупы, пока не выкапывали...
КЕЙТ (закрывает глаза). Ах, милая моя...
АННИ (продолжает). ...могилы. (Она не поддается сочувствию КЕЙТ). Нет — это не сделало меня сильной. Но я не думаю, что вам нужно посылать туда Элен. Она и так достаточно сильная.
АННИ ждет, КЕЛЛЕР и КЕЙТ не произносят ни слова. Она заканчивает очень просто.
Нет, я не ставлю условий, капитан Келлер.
КЕЙТ сидит, закрыв лицо рукой. КЕЛЛЕР вытаскивает из верхнего кармана сигару, идет к двери, отгрызает кончик сигары, выплевывает его и стоит, повернувшись спиной. В оранжерее начинает светлеть.
КЕЙТ (на поднимая головы). Мисс Анни,
АННИ. Да.
КЕЙТ (пауза). Куда вы хотите увезти Элен?
АННИ. О-о-о! (Живо). Может быть, в Италию?
КЕЛЛЕР(поворачивается). Что?
АННИ. Ну, нужно довольствоваться меньшим. Как насчет этой оранжереи? Обставьте ее мебелью, где-нибудь покатайте подольше Элен, привезите ее сюда, она не догадается, где она, и вы сможете ее видеть каждый день. Только чтобы она не знала.
КЕЙТ (со вздохом облегчения). Это все?
АННИ. Это все.
КЕЙТ. Капитан!
КЕЛЛЕР поворачивает голову. КЕЙТ говорит спокойно, но твердо.
С вашего позволения?
КЕЛЛЕР (с сигарой в зубах). Почему она должна зависеть от вас и в пище?
АННИ (после паузы). Я хочу распоряжаться и тем, что она будет есть.
КЕЛЛЕР. Почему?
АННИ. Это один из способов достичь ее сознания.
КЕЛЛЕР (упорно смотрит на АННИ). Вы хотите морить ее голодом, чтобы она слушалась вас?
АННИ. Она не умрет с голоду. Она научится. В любви и на войне все дозволено. Капитан Келлер, разве вам никогда не приходилось урезывать рацион?
КЕЛЛЕР. Но это не война.
АННИ. Ну, это и не любовь. Это осада.
КЕЛЛЕР (тяжело). Мисс Сюлливэн. Вы любите Элен?
АННИ (глядя прямо ему в глаза). А вы?
Длинная пауза.
КЕЙТ. Кто-нибудь из прислуги может помогать вам здесь?
АННИ (с юмором). У меня будет достаточно дела и без того, чтобы следить за прислугой. Но если этот мальчик Перси мог бы ночевать здесь, бегать по поручениям...
КЕЙТ (тоже с юмором). Я думаю, капитан, что Перси можно позволить ночевать здесь?
АННИ (с энтузиазмом). И дайте нам сюда какую-нибудь старую мебель.
КЕЙТ (тоже с энтузиазмом). Капитан! Как вы думаете, подойдет ли кровать орехового дерева из сарая?
КЕЛЛЕР. Я еще не дал согласия насчет Перси. И насчет оранжереи, и насчет всего этого дела, и насчет мисс Сюлливэн. Я еще... (Вспышка гнева. Затем КЕЛЛЕР сдается). Прекрасно. Я согласен на все. (Грозя сигарой АННИ). Только на две недели. Даю вам две недели сроку здесь, в этом месте. Будет чудо, если вы приучите к себе ребенка за это время.
КЕЙТ. Две недели? Мисс Анни, сможете вы что-нибудь сделать за две недели?
КЕЛЛЕР. Что-нибудь или ничего, но через две недели ребенок возвращается к нам. Решайтесь, мисс Сюлливэн, да или нет?
АННИ. Две недели. Только на одно чудо? (Нервно кивает головой). Да, я приучу ее к себе.
КЕЛЛЕР мерным шагом выходит из комнаты, хлопает дверью. КЕЙТ стоит и смотрит на АННИ, которая обратилась лицом к двери.
КЕЙТ (после паузы). Вы не можете так мало ценить любовь, как вы это говорите.
АННИ вопросительно взглядывает на нее.
Иначе вы бы не остались.
АННИ (после паузы). Я не приехала сюда ради любви. Я приехала сюда ради денег.
КЕЙТ с улыбкой качает головой, протягивает руку. АННИ смотрит на ее руку и протягивает свою, но не для того, чтобы пожать ее. АННИ сжимает свою руку в кулак и кладет его на ладонь КЕЙТ.
КЕЙТ (в удивлении). Хм?
АННИ. Буква А. Первая из многих — всего двадцать шесть.
КЕЙТ сжимает кулак АННИ и торопливо идет вдогонку КЕЛЛЕРУ. Дверь закрывается. АННИ стоит с озабоченным видом, ударяет себя по лбу, держит руку на лбу, вздыхает, закрывает глаза и крестится «на счастье».
Свет становится более тусклым. Лампа гаснет. Вокруг АННИ появляются фигуры людей с мебелью. ПЕРСИ пересекает сцену с качалкой и ждет. С другой стороны несет стул МАРТА. ВИНИ приносит маленький стол, слуга-негр вкатывает слева кровать. АННИ, открыв глаза и надевая очки, видит все эти фигуры людей. Она принимается за дело, указывает, как расставить вещи. Слуги ставят мебель и уходят. АННИ быстро ходит по комнате, переставляет вещи. Снова появляются ПЕРСИ и МАРТА, неся поднос с едой и стул. ДЖЕЙМС вносит из дома чемодан АННИ и стоит, поглядывая насмешливо на АННИ и на комнату. АННИ останавливается, смущенная его взглядом, потом хватает чемодан у него из рук и с живостью объясняет:
Я всегда мечтала жить в кукольном доме.
Она ставит чемодан в сторону и продолжает расставлять вещи. Слева появляется ВИНИ, чтобы укрепить палку с драпировкой на двери. С другой стороны еще один слуга втаскивает тачку с несколькими ящиками, где находятся одежда и игрушки ЭЛЕН. АННИ помогает снять ящики с тачки — тачку выкатывают обратно. Во всех этих действиях никакого внимания не уделяется воображаемым стенам оранжереи. Мебель устанавливается так, что сама по себе определяет стены.
АННИ осматривает комнату в последний раз, выдвигает ящик с игрушками на середину, усаживает на видное место куклу. Люди исчезают, кроме ДЖЕЙМСА, в комнате снова воцаряется тишина. Свет становится ярче.
ДЖЕЙМС. Вы нелегко сдаетесь. Не очень-то хотите идти легким путем. Правда ведь? Как вы... завоюете ее, здесь, в этом месте?
АННИ (отрывисто). Разве я знаю. Я вышла из себя и вот результат.
ДЖЕЙМС (легким тоном). Если нельзя прикоснуться, то нельзя и учить. Правда, вы больше и сильнее, чем Элен.
АННИ. Я не рассчитываю на силу. Я рассчитываю на нее. Этот дьяволенок до смерти хочет знать.
ДЖЕЙМС. Что знать?
АННИ. Все, все до малейшей капли, что только существует на белом свете. Нужно будет использовать эту ее жажду. (Она делает комнате последний осмотр, поправляет постель, занавеси).
ДЖЕЙМС (пауза). Может быть, и она вас научит.
АННИ. Конечно.
ДЖЕЙМС (продолжает). Что она не такая. Что существует... Тупость сердца. Безразличие. Когда соглашаешься со всем. Уступаешь и сдаешься. Ведь рано или поздно мы все сдаемся. Правда ведь?
АННИ. Может быть, да. Так я представляю себе первородный грех.
ДЖЕЙМС. Как это?
АННИ (очень четким голосом). Да вот так — сдаваться, не бороться.
ДЖЕЙМС (с некоторым раздражением). Вы не проникнете к ней. Оставьте ее такой, какая она есть. Пожалейте ее за то, что она такая.
АННИ. Если бы я хоть раз так подумала, я бы давно умерла.
ДЖЕЙМС (любезно). Когда-нибудь умрете. Зачем же беспокоиться.
АННИ оборачивается и с гневом смотрит на него. Он продолжает насмешливо.
Или, может быть, вы и меня будете учить.
И с поклоном он удаляется. Издали доносится стук копыт. Стук становится ближе и ближе, прекращается у дверей оранжереи. АННИ делает шаг от двери в комнату, сжимает руки, как будто в горячей молитве. Она готова. Дверь открывается, и КЕЛЛЕРЫ — КЕЙТ в дорожной шляпке, КЕЛЛЕР тоже в шляпе — стоят в дверях. Между ними ЭЛЕН, она в пальто-накидке, КЕЙТ тихонько ведет ЭЛЕН в комнату. ЭЛЕН идет ощупью, Растерянно, но с интересом к новой обстановке — АННИ избегает прикосновения руки ЭЛЕН, но взгляд ее все время следует за ребенком.
АННИ. Она знает, где она?
КЕЙТ (отрицательно качая головой). Мы два часа катали ее.
КЕЛЛЕР. Как будто это в другом городе.
ЭЛЕН спотыкается о ящик на полу, обнаруживает свою куклу и другие потрепанные игрушки. Ей это нравится. Она усаживается около ящика с игрушками, потом ее что-то удивляет, она настораживается. Она поднимается и хочет прижаться к ногам матери, но АННИ делает к ней шаг и вместо матери ЭЛЕН обнимает ноги АННИ. ЭЛЕН отстраняется и дотрагивается рукой до своей щеки.
КЕЙТ. Это ее знак для меня.
АННИ. Знаю.
ЭЛЕН останавливается, ждет, потом снова начинает ощупывать предметы, находящиеся около нее, делая это все более нетерпеливо. КЕЙТ стоит в нерешительности, потом идет по направлению к ЭЛЕН, но руки АННИ преграждают ей путь.
Через две недели.
КЕЙТ. Мисс Анни, пожалуйста, будьте к ней добры. Эти две недели постарайтесь быть с ней подобрее.
АННИ. Буду.
КЕЙТ останавливается, поворачивается и поспешно уходит. КЕЛЛЕРЫ идут к дому. АННИ запирает дверь. ЭЛЕН бросается к двери. АННИ не пускает ее. ЭЛЕН толкает ее, освобождается и мечется по комнате, как птица в клетке, наталкивается на мебель, время от времени дотрагивается до щеки. Ее панический страх нарастает. Она начинает издавать странные, уже знакомые нам звуки. АННИ хочет успокоить ЭЛЕН, подходит к ней, но прикосновение руки АННИ возбуждает в девочке приступ ярости. Она вырывается, спотыкается о ящик с игрушками, падает и начинает бросать игрушками по направлению к АННИ, бросает и ящик. Потом встает на ноги и мечется по комнате, обрывает занавеси на окне, колотит в дверь — настоящий маленький вихрь разрушения. ЭЛЕН натыкается на куклу, собирается швырнуть ее, но вдруг замирает. Прижимает к себе куклу и с рыданиями опускается на пол. АННИ смотрит на нее с благоговейным ужасом.
Две недели. (Она качает головой не без некоторого отвращения, смешанного с растерянностью). За что я взялась и что из этого выйдет.
Во время этой сцены свет постепенно угасает. Оранжерея освещена только лучами луны. АННИ исчезает в темноте. В это время КЕЙТ без шляпы и пальто заходит в столовую из двери сзади, неся зажженную лампу. КЕЛЛЕР, тоже без шляпы, в это время бродит около дома и приближается к веранде, где стоит ДЖЕЙМС в лунном свете.
КЕЛЛЕР. Я не могу этого понять. Я решил уволить эту девушку, а устроил ее как королеву.
ДЖЕЙМС. Да, в чем ее секрет, отец?
КЕЛЛЕР. Секрет?
ДЖЕЙМС (любезным тоном). Который позволяет ей добиться от вас всего, что она хочет. Я вот не могу этого сделать.
ДЖЕЙМС поворачивается и хочет войти в дом, но КЕЛЛЕР хватает его за руку и старается поставить на колени. КЕЙТ входит с веранды.
КЕЛЛЕР (сердито). Она вовсе не добилась всего, чего...
ДЖЕЙМС(стонет от боли). Пустите... не надо.
КЕЙТ. Капитан!
КЕЛЛЕР. Испугался! (Отбрасывает от себя ДЖЕЙМСА). Что ему от меня надо?
ДЖЕЙМС (кричит). Боже мой, разве вы не знаете? (Он смотрит сначала на КЕЛЛЕРА, потом переводит взгляд на КЕЙТ). Всего, что вы забыли, когда забыли мою мать.
КЕЛЛЕР. Что ты сказал?!
ДЖЕЙМС уходит в дом. КЕЛЛЕР бросается к веранде и кричит ему вслед.
Одно можно сказать, ее секрет не в том, что она выпускает один выстрел и тут же исчезает.
КЕЙТ стоит в напряженной позе, КЕЛЛЕР возвращается к ней.
Кети, не обращай внимания...
КЕЙТ. Капитан. Я горжусь вами.
КЕЛЛЕР. За что?
КЕЙТ. За то, что вы уступили ей, дали ей то, что она хотела.
КЕЛЛЕР. Почему же мой сын так не думает. Он не выносит меня. Как будто я обращаюсь с ним так же, как эта девушка с Элен. (Он замолкает, как будто начинает что-то понимать).
КЕЙТ (мягко). Может быть, это и так.
КЕЛЛЕР. Но должен же он научиться хоть сколько-нибудь уважать меня.
КЕЙТ (после паузы, раздумчиво). Любите ли вы своего ребенка? (Она нехотя поворачивается к веранде, останавливается). Каким пустым кажется дом сегодня.
Она идет в дом. КЕЛЛЕР стоит неподвижно. Луч луны на мгновение освещает его и исчезает. Далекие звуки башенных часов отбивают два удара, и как только замолкает бой, слышится голос мальчика, как шепот, принесенный ветром.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА. Анни! Анни!
В темной оранжерее АННИ — в ночной рубашке, швыряет в угол кружку, как будто сбрасывает постылую ношу.
АННИ. Нет. Никакой жалости! (Она подходит к ЭЛЕН, которая лежит на полу). Ни к тебе, ни к себе самой.
АННИ становится на колени, но когда она берет руку ЭЛЕН, девочка просыпается, вздрагивает, вырывает руку и забирается под кровать. АННИ смотрит на нее. Ударяет рукой по полу.
(Страстно). Я все-таки дотронусь до тебя. (Она встает и гневно ходит вокруг кровати). Но как, как я заставлю тебя... (АННИ останавливается. Молчит, Потом громко зовет). Перси, Перси! Перси, проснись.
Слышится заспанный невнятный голос ПЕРСИ.
Вставай с постели и иди сюда, ты мне нужен.
АННИ находит спички, чиркает и зажигает висячую лампу. Комната освещается тусклым светом. ПЕРСИ стоит в занавесках у двери, голый до пояса, в разорванных брюках, глаза его закрыты, он покачивается. АННИ идет к нему, похлопывает по щеке.
Перси. Ты проснулся?
ПЕРСИ. Нет, мэм.
АННИ. Хочешь поиграть в интересную игру?
ПЕРСИ. Чего?
АННИ. С Элен. Она под кроватью. Дотронься до ее руки.
Она заставляет ПЕРСИ встать на колени около кровати и просунуть руку под кровать, чтобы найти ЭЛЕН. ЭЛЕН издает невнятный звук — отползает дальше к противоположной стороне, но начинает принюхиваться, как зверек. АННИ подходит к кровати с другой стороны и снова заставляет ПЕРСИ протянуть руку к ЭЛЕН. На этот раз ЭЛЕН хватает руку ПЕРСИ, узнает его, выбирается из-под кровати и радостно обнимает мальчика. ПЕРСИ с испугом упирается и ЭЛЕН всовывает пальцы ему в рот.
ПЕРСИ. Пусти, пусти.
ЭЛЕН дотрагивается пальцами до своих собственных губ, имитируя движения губ при разговоре.
Она старается говорить. Еще ударит меня.
АННИ (сурово). Она может говорить. Если бы она только это знала. Я покажу тебе. Она делает буквы. (АННИ берет руку ПЕРСИ и пишет у него в ладони). Вот это буква К. К.
Она ударяет его два раза по ладони, но смотрит все время на ЭЛЕН. ЭЛЕН тянется, чтобы пощупать, что делает ПЕРСИ, но, когда наталкивается на руку АННИ, сейчас же отодвигается.
Она сердита на меня, поэтому не хочет играть. Но она знает много букв. Вот еще другая. Е. К. Е.
АННИ все время следит за ЭЛЕН, которая снова подползает к ним, сжигаемая любопытством. АННИ изображает буквы в руке ПЕРСИ, и ЭЛЕН старается узнать, что они делают. ЭЛЕН хватает ПЕРСИ за другую руку и быстро пишет ему в ладонь четыре буквы. АННИ громко называет их.
К-е-к-с. Она написала «кекс» и получит его. (АННИ быстро идет к подносу с едой и приносит кекс и кувшин с молоком). Она еще не знает, что эти буквы означают «кекс». Не забавно ли, что она знает, как изобразить это слово, и не знает, что она это знает.
АННИ ставит молоко на пол и разламывает кекс на две части, дает одну ПЕРСИ, другую ЭЛЕН. ЭЛЕН отворачивается.
Ну, если она со мной не хочет играть, я буду играть с тобой. Хочешь, покажу слово, которое она еще не знает?
ПЕРСИ. Нет, мэм.
Но АННИ берет его руку и показывает.
АННИ. М-о-л-о-к-о. Вот, правильно — М — О — это легко.
ЭЛЕН с любопытством протягивает руку, стараясь выяснить, что они делают. АННИ, быстро взглянув на девочку, отстраняет ее руку и продолжает. ЭЛЕН снова пытается просунуть руку, АННИ снова ее отстраняет.
Зачем же мне говорить с тобой? Я учу Перси новому слову. Вот теперь Л — это так.
ЭЛЕН отталкивает ПЕРСИ и настойчиво протягивает руку.
Ах, так ты ревнуешь?
Рука ЭЛЕН ждет.
Ну хорошо.
Она берет руку девочки и изображает слово «молоко» на ладони ЭЛЕН, девочка через несколько секунд изображает то же в руке АННИ. АННИ берет ЭЛЕН за руку. Ее лицо сияет, она глубоко вздыхает.
Ну, мы хоть вернулись к тому, что я снова могу прикасаться к тебе. Любви, конечно, нет, но зато мы тронулись с места.
Она дает ЭЛЕН в руки кувшин с молоком и сжимает плечо ПЕРСИ.
Можешь идти спать. Спасибо.
ПЕРСИ, спотыкаясь, уходит. ЭЛЕН допила молоко и протягивает кувшин АННИ. Когда АННИ берет кувшин, ЭЛЕН забирается на кровать под одеяло и собирается спать. АННИ стоит и смотрит на нее.
Теперь все, что мне осталось — это научить тебя одному слову. Всему.
АННИ ставит кувшин на стол. Видит на полу куклу, наклоняется, чтобы поднять ее и, держа ее в руке, гасит лампу. Луч луны падает на ЭЛЕН в кровати, а другой луч — на качалку. АННИ снимает очки и садится в качалку с куклой. Она чувствует себя почти счастливой, качает куклу на коленях, и кукла говорит «ма-ма», АННИ шепчет ей:
Тише, деточка. Молчи. (Она прижимает куклу к плечу и раскачивается, похлопывая куклу по спинке. Она начинает напевать колыбельную песенку — сначала как бы в шутку). Мама купит тебе птичку-пересмешника. Если эта птичка не будет петь... (Раскачивается в такт и напевает все более нежно). ...Мама купит тебе брильянтовое кольцо. Если это брильянтовое кольцо превратится в медь...
Третий луч луны падает теперь на ДЖЕЙМСА около главного дома. Он стоит у крыльца, поставив одну ногу на первую ступеньку. ДЖЕЙМС оборачивается, как бы услышав песню.
...Мама купит тебе зеркало. Если это зеркало разобьется...
В комнате КЕЛЛЕРОВ четвертый луч падает на КЕЛЛЕРА, который задумчиво сидит у стола. Он поднимает голову, как будто тоже слушая что-то.
Мама купит тебе козлика. Если этот козлик не будет бодаться...
Пятый луч падает на комнату АННИ в большом доме и освещает КЕЙТ, которая ходит по комнате. КЕЙТ останавливается, поворачивает голову, как будто тоже прислушиваясь.
...Мама купит тебе тележку и бычка. Если этот бычок перевернет тележку, Мама купит тебе собачку по кличке Бродяга. Если эта собачка не будет лаять...
Свет луны освещает неподвижных ЭЛЕН, ДЖЕЙМСА, КЕЛЛЕРА и КЕЙТ, а также АННИ, раскачивающуюся в качалке с куклой в руках.
Занавес.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 06.12.2011, 13:46 | Сообщение # 15 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Действие третье.
На сцене совершенно темно. Постепенно выделяются силуэты АННИ и ЭЛЕН на кровати в оранжерее. Слышен голос АННИ, очень терпеливый и измученный. Видно, что она говорит уже долгое время.
АННИ. Вода, Элен, это вода. В-о-д-а. Она имеет название.
Молчание.
Яйцо. Я-й-ц-о — оно имеет название. Это название относится к этой вещи. Это так просто объяснить, просто, как рождение.
Освещение становится ярче, но не в оранжерее, а там, где стоит дом.
(Продолжает). Элен, Элен! Даже цыпленок обязательно выходит со временем из скорлупы. Выходи же ты тоже.
В спальне наверху мы видим ВИНИ, которая неторопливо моет окно, вытирает пыль, переворачивает матрас, подготовляет комнату, чтобы в ней снова можно было жить. Затем в общей комнате видна спокойная группа людей — КЕЙТ, КЕЛЛЕР и ДЖЕЙМС, они кончают завтракать. Снаружи, внизу справа, негр-слуга, стоя на коленях, с помощью МАРТЫ работает садовым совком около новых шпалер. Тут же стоит тачка. Сцена дышит привычным спокойствием. Никто не обращает внимания на голос АННИ.
Для тебя есть только один выход — это речь. Надо понять, что твои пальцы могут говорить, и сказать все, все, что только ты захочешь назвать. Вот это кружка. К-р-у-ж-к-а. Элен, это имеет название... название...
КЕЙТ встает из-за стола.
КЕЛЛЕР (мягко). Вы ничего не ели, Кети.
КЕЙТ (улыбается, качает головой). Нет аппетита. Я слишком беспокоюсь.
КЕЛЛЕР. Нужно поесть. Предстоит долгий день ожидания.
ДЖЕЙМС (шутливым тоном). Но эти две недели показались совсем короткими. Никак не думал, что жизнь может протекать так... тихою Для меня время прошло слишком быстро.
КЕЙТ и КЕЛЛЕР молча смотрят на него. ДЖЕЙМСУ становится неловко.
АННИ (голос издалека). Карта. К-а-р-т-а.
ДЖЕЙМС. Ну, дома было все совершенно нормальным, правда ведь?
КЕЛЛЕР (жестко). Джимми!
ДЖЕЙМС. Разве это плохо — спокойно позавтракать раз в пять лет? И вы оба как будто довольны друг другом.
КЕЛЛЕР. Могло бы быть еще тише, если бы ты, Джимми, придержал язык за зубами. Неужели ты не можешь понять, что перенесла Кети с тех пор, как...
КЕЙТ останавливает его, положив руку ему на плечо.
КЕЙТ. Капитан. (Обращается к ДЖЕЙМСУ). Да, это правда. Две тихие нормальные недели. Все, как вы сказали. Только не быстро прошли, а тянулись бесконечно. (Она встает, выходит, останавливается на ступенях веранды, смотрит в направлении невидимой оранжереи).
АННИ (ее голос постепенно затихает). В-о-д-а. Вот это вода. Это. В-о-о...
ДЖЕЙМС. Я только хотел сказать, что мисс Сюлливэн — сущее яблоко, но, кажется, яблоко раздора.
КЕЛЛЕР (тяжело). Когда и если ты будешь отцом, ты лучше поймешь, что значит разлука. Мать теряет своего... хранителя.
ДЖЕЙМС (не понимает). Как?
КЕЛЛЕР. Ты узнаешь когда-нибудь, что не мы охраняем своих детей, а они охраняют нас. (Он встает с пустой чашкой из-под кофе). Конечно, разлука бывает разного рода. А другой вид разлуки — это разочарование. В своем ребенке.
Он выходит с пустой чашкой из двери, которая находится в глубине комнаты. ДЖЕЙМС долго сидит неподвижно. В оранжерее становится светлее.
АННИ, похудевшая и измученная, пишет письмо за столом. Ее лицо почти вплотную прикасается к бумаге. ЭЛЕН сидит на стуле в стороне. В первый раз она чиста и опрятна. Она тихо вяжет крючком шерстяную цепочку, которая извивается по всей комнате.
АННИ. «Я чувствую себя... с каждым днем... все больше не...» (Останавливается, перелистывает словарь, водя пальцем по строчкам, поднимает брови и списывает слово). «...неспособной...»
В большом доме ДЖЕЙМС встает, идет к двери и останавливается, увидев КЕЙТ.
ДЖЕЙМС (после паузы). Кейт?
КЕЙТ поворачивается.
(Усталым тоном). Извините. Просто как в сказке, стоит мне открыть рот — выскакивает лягушка.
КЕЙТ. Нет. Так лучше, для всех. (Она собирается уходить к центру).
АННИ (пишет). «Если бы только кто-нибудь мог... помочь мне... Мне нужен учитель.. так же... как и Элен.»
ДЖЕЙМС. Кейт.
Она останавливается.
Что он хочет от меня?
КЕЙТ (после паузы). Не в этом дело. Не сгибайтесь перед миром, Джимми, это самое главное.
ДЖЕЙМС (пауза). Но мир — это ведь он.
КЕЙТ. Никто за вас этого не может сделать.
ДЖЕЙМС. Кейт. (Голос его становится робким и даже униженным). По крайней мере мы можем быть друзьями.
КЕЙТ. Я вам друг, Джимми.
КЕЙТ идет по направлению к оранжерее. Слышится голос АННИ. Свет, освещающий большой дом, начинает гаснуть.
АННИ. «Мой ум... недисциплинирован... полон белых пятен... скачков... разных беспорядочных вещей... нагроможденных в темных углах.» (Она останавливается, читает, хмурится). Хм.
АННИ снова наклоняется к словарю. КЕЙТ подходит ближе, неся поднос с едой.
(Продолжает. Ищет слово в словаре). А где же... десциплина... дес... (Она перелистывает страницу или две, ищет пальцем, бормочет). Какой плохой словарь, нужно знать, как пишется слово, прежде чем найдешь его, вот, дисциплина! Дисциплина. «Недисциплинирован».
Она исправляет слово. Глаза ее болят. Утомленная, она закрывает их и тихонько гладит пальцами веки. КЕЙТ смотрит на нее через окно.
КЕЙТ. Что вы делаете с глазами?
АННИ оборачивается. Надевает темные очки, встает, чтобы подойти к окну. Принимает бодрый вид.
АННИ. Это не очень-то лестно. Учусь правильно писать. Похоже на импровизированную вечеринку. Выскакивают самые неожиданные персонажи.
КЕЙТ. Вы не должны переутомлять глаза, мисс Анни.
АННИ. Что поделаешь. (Она берет поднос, ставит на стул и несет стул с подносом к ЭЛЕН). Если я хочу научить Элен правильно изображать слова, то должна сама писать их правильно.
КЕЙТ (почти печально). Как она спокойна!
АННИ. Она научилась этому вязанию вчера. И теперь я никак не могу ее остановить!
Она освобождает ногу от шерстяных ниток и ставит стул перед ЭЛЕН. ЭЛЕН по прикосновению к колену чувствует тарелку, откладывает вязанье, подсовывает салфетку под воротничок, но АННИ не дает ей ложки. Обнаружив отсутствие ложки, ЭЛЕН складывает руки на коленях и ждет. АННИ шутливо подмигивает КЕЙТ.
Настоящая маленькая леди. Скорее умрет с голоду, чем будет есть руками.
Она дает ЭЛЕН ложку и ЭЛЕН начинает аккуратно есть.
КЕЙТ. Вы выучили ее всему этому в две недели. Я бы никогда...
АННИ. Но этого недостаточно. (Она неожиданно становится мрачной, качает головой. Продолжает). Послушание — это еще не все. Ну, она выучила два существительных сегодня утром — «ключ» и «вода», а всего за это время — восемнадцать существительных и три глагола...
КЕЙТ (колеблясь). Но — не...
АННИ. Нет. Для нее они еще не имеют смысла. Это все еще игра пальцев и только. (Она резким движением поворачивается к КЕЙТ). Миссис Келлер... (Останавливается, садится на подоконник, берет КЕЙТ за руку). Поиграем в нашу игру.
КЕЙТ. Как же она поймет.
АННИ. Это придет.
Она изображает слово на руке КЕЙТ. КЕЙТ не отвечает.
КЕЙТ. Как это придет?
АННИ (пауза). Как птица учится летать? (Снова пишет слово в руке КЕЙТ). Мы рождены, чтобы пользоваться словами, как крыльями, это должно придти.
КЕЙТ. Как?
АННИ (пауза, устало). Ну хорошо. Я не знаю, как. (Она выпускает руку КЕЙТ и приподнимает очки, чтобы потереть глаза). Я делала все, что могла придумать. Все, чему она здесь научилась — быть опрятной, вязать, нанизывать бусы, есть как полагается, упражнения каждое утро. Мы лазаем по деревьям, ищем яйца — вчера цыпленок вылупился у нее в руке. Все эти слова я показываю ей в руке. Мы все время разговариваем этим способом. Я ложусь спать с судорогой в пальцах — от этих бесконечных разговоров.
КЕЙТ. Я тревожусь за вас, мисс Анни. Вы должны отдохнуть.
АННИ. Сейчас? Она говорит пальцами во сне. Она складывает слова по буквам, не сознавая этого. Уже косточки этих пяти пальцев знают буквы, рука эта до боли хочет разговаривать, но что-то в ее уме еще не пробудилось. Как мне подтолкнуть ее? В этом весь вопрос.
КЕЙТ. И ответа нет.
АННИ (после долгой паузы). Кроме того, что надо продолжать. Вот так.
Берет снова руку КЕЙТ и показывает: «Мне нужно...» КЕЙТ старается понять.
КЕЙТ. Больше... времени? (Смотрит на АННИ, которая молча глядит ей в глаза). Здесь?
АННИ. Ответьте знаками на руке.
КЕЙТ изображает слово «нет», качает головой. АННИ изображает «почему нет?» с немым вопросом в глазах, и КЕЙТ снова качает головой с выражением боли в глазах.
КЕЙТ. Потому что я не могу...
АННИ. Изобразите это. Если она научится, то вам с ней придется многое друг другу сказать.
КЕЙТ с трудом изображает слова по буквам на руке АННИ. В это время открывается дверь и входит КЕЛЛЕР в сопровождении сеттера Бель.
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн? По дороге в контору я привел для Элен вот этого приятеля поиграть.
АННИ. Пожалуйста, капитан, оставьте его за дверью.
КЕЛЛЕР. Дорогое дитя! Две недели кончились сегодня. Вы же не можете возражать...
АННИ (поднимаясь на ноги). Кончатся только в шесть часов.
КЕЛЛЕР (снисходительно). Ну, полно. Какую разницу могут составить несколько часов.
АННИ. Договор есть договор. Вы его хорошо соблюдали. Вы можете, конечно, подождать еще немного.
Она ведет КЕЛЛЕРА за руку через порог. Он слушается, но оставляет собаку.
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн, вы деспот.
АННИ. Не сомневаюсь, что и вы тоже. Вы можете здесь постоять, но если она подойдет, закройте дверь.
КЕЙТ. Вы не представляете, как мы хотим, чтобы она скорее вернулась к нам.
АННИ. Знаю. Это меня больше всего беспокоит.
КЕЛЛЕР. Мы дома как будто ждем нового ребенка. Она стала такой сдержанной, такой... (Нежно). ...привлекательной. Мисс Сюлливэн, вы сделали чудеса для нее.
АННИ (не как вопрос). Сделала ли я.
КЕЛЛЕР. Если есть что-нибудь, что вы хотели бы получить в уплату, скажите нам. Мы будем рады...
АННИ. Я только что сказала миссис Келлер. Я хочу больше времени.
КЕЙТ. Мисс Анни!
АННИ. Еще одну неделю.
ЭЛЕН поднимает голову и начинает втягивать носом воздух.
КЕЛЛЕР. Мы соскучились по девочке. Я рад сказать, что я скучаю по ней. И это тоже делает меня вашим должником.
АННИ. Уплатите этот долг Элен. Дайте ей еще одну неделю.
КЕЙТ (мягко). А она не скучает о нас?
КЕЛЛЕР. Конечно, скучает. Каким тяжелым для нее должно было быть это необъяснимое изгнание! Можете ли вы это отрицать?
АННИ. Нет, но я...
ЭЛЕН спустилась со стула и ощупью идет по комнате, натолкнулась на БЕЛЬ, обнимает в восторге собаку за шею.
КЕЙТ. Разве она не нуждается также в привязанности, мисс Анни?
АННИ (колеблется). Она ни разу не показала мне, что нуждается в этом, она не хочет, чтобы ее ласкали или...
КЕЙТ. Но вы не ее мать.
КЕЛЛЕР. И что может дать еще одна неделя? Мы более чем удовлетворены. Вы сделали больше того, что мы когда-нибудь считали возможным. Вы научили ее конструктивным...
АННИ. Я не могу ничего обещать. Все, что я могу...
КЕЛЛЕР (не слушая). Конструктивным вещам — вести себя как следует, даже выглядеть, как нормальный ребенок, довольный, послушный, более опрятный, более...
АННИ. Вот именно более опрятный.
КЕЛЛЕР. Ну, мы считаем, что опрятность — это большая добродетель.
АННИ. Опрятность — это мелочь. Ей надо понять, что всякая вещь, всякое понятие имеет свое название, свое имя. Что слова могут быть ее глазами во внешнем мире, да и во внутреннем мире тоже. Что она без слов? А со словами она может думать, иметь идеи, можно будет найти доступ к ее сознанию. Не будет ни одной мысли, ни одного факта в мире, которых она не могла бы постигнуть. Вы издаете газету, капитан Келлер, неужели нужно вам объяснять, что такое сила слова? А она уже начинает знать...
КЕЛЛЕР. Мисс Сюлливэн.
АННИ. Восемнадцать существительных и три глагола, они у нее в пальцах. Мне нужно только время, чтобы хоть одно из них вошло в ее сознание. Только одно, и все остальное пойдет само собой. Разве вы не понимаете, что все, что она здесь выучила, только расчистило путь для этого — главного. Я не могу идти на риск, чтобы она забыла все это. Дайте мне еще одну неделю...
КЕЛЛЕР (прерывает ее). Взгляните.
Он показывает. АННИ оборачивается. ЭЛЕН играет с когтями собаки. Она изображает буквы пальцами, показывает собаке, подставляет ладонь, затем перебирает когти собаки.
Какое слово она составляет?
Молчание.
КЕЙТ. Вода?
АННИ кивает головой.
КЕЛЛЕР. Учит собаку словам!
Пауза.
Собака не понимает, что она хочет сказать, так же, как Элен не понимает, что хотите сказать ей вы. Вы требуете слишком многого от нее и от себя самой. Бог, наверное, не хотел дать ей те глаза, о которых вы говорите.
АННИ (монотонно). Но я хочу сделать это.
КЕЛЛЕР (с любопытством). Что это значит для вас?
АННИ медленно поднимает голову.
Вы заставили нас понять, что мы потворствовали ей ради нас самих. Может быть, в обратном смысле это относится и к вам?
АННИ. Хотя бы полнедели.
КЕЛЛЕР. Договор есть договор.
АННИ. Миссис Келлер?
КЕЙТ (просто). Я хочу, чтобы она вернулась ко мне.
Ожидание. Затем АННИ опускает руки, сдается и кивает головой.
КЕЛЛЕР. Я пришлю Вини помочь вам уложиться.
АННИ. Не раньше шести часов. Я останусь с ней одна до шести часов.
КЕЛЛЕР (соглашаясь). В шесть часов. Пойдем, Кети.
Всегда рядом.
|
| |
| |
