Пятница, 29.03.2024, 13:35
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 2 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Форум » ...И прозой » Зелёнка. Незавершенное » Отпусти без печали (сказка для друзей)
Отпусти без печали
LitaДата: Пятница, 13.01.2012, 15:42 | Сообщение # 16
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Лита немного передвинула подсвечник, отвлекая внимание от почти начавшегося спора. Пламя снова качнулось, и огонек свечи долго исполнял свой яркий и простой танец, прежде чем успокоиться.
Дрем, сжимая руки, беспомощно смотрела на сфинкса.
- Хорошо, - сказал он, - как хочешь. Я не буду навязывать свою помощь.
Лита думала, что юноша поблагодарит, но Яск просто кивнул.
- Раану, могу я спросить? - эльфийка понимала, что, скорее всего, он не ответит, но хотела попробовать.
- Если только не так, как тогда, в твоем Холле, - полушутя-полусерьезно кивнул сфинкс.
- Ты все время исчезаешь, появляешься ненадолго и снова исчезаешь, - она собиралась спросить совсем не это, но передумала, боясь, что и правда будет как в Пёстром, когда ему пришлось отвечать, - почему?
- Я вхожу во множество советов и конклавов, - ответил, кажется, с облегчением, Раану. – часто веду переговоры. Сейчас в одном из миров, судьба которого мне небезразлична, идет война. Я стараюсь сделать так, чтобы она прекратилась.
- Переговоры? – Яск поправил концом заклятья-хваталки собиравшийся упасть свечной фитиль, - или что-то большее? Магия?
- Пока только дипломатия, - кивнул Раану, - а потом может быть и магия. Именно для того, чтобы тут не случилось такого, как на Амейкаре, я создал Семена.
- Но что должно получиться в итоге? – не отставал мальчишка. - Каков итог ритуала?
- Мир изменится, - Яск хмыкнул, и сфинкс посмотрел на него сурово, - в людях начнут преобладать лучшие качества. Станут просыпаться самые правильные чувства. Живущие поймут, что рождены для истинного добра. Чтобы принять его и утвердить в мире. И это должно пойти, как волна. Сначала один мир, потом другой…
Лите показалось, что ответ изменился. Она мысленно повторила тот, что Раану дал ей. Теперь он ждал больше чем раньше – что люди и миры разделят его веру.
- А это не слишком... много? Не чересчур - подминать под свое Добро всех? - спросил Яск. - Что если так с вами поступят?
Лицо Раану изменилось от этих слов мальчишки. Словно он вдруг осознал, что перед ним враг:
- Боюсь, девочка права, и ты в самом деле ничего не понимаешь. Если я могу вылечить мир от зла, то сделаю это. С его согласия или без него.
- А если ничего не получится? Я не о том, что прорастет не то Семя. Понятно, что тогда мир наполнится Злом, как вы его видите. Но если вообще ничего не будет?
Лита затаила дыхание в ожидании ответа. Хоть какого-то. Яск задал тот вопрос, на который не отважилась она.
- Это невозможно, - сфинкс выдохнул эти два слова так, точно они тяжело ему дались. - Но если все-таки... Тогда я попробую снова, и буду пробовать, пока не получится. Лита, сможешь еще раз дать мне Тёплое?
- Не смогу, - она сама поступала так - делала, пока не начинало получаться хоть что-то, но предельная решимость сфинкса ее пугала. - Я говорила, этим можно воспользоваться только раз за всю жизнь. Тёплое перестало быть для тебя волшебным. Оно исчерпало себя, вылиняло. Выдохлось…
- Понимаю. Ничего. Я найду что-то другое. Уже есть мысли. Или просто попрошу тебя создать Семена. Ведь ты-то можешь? Тёплым словом или как-то иначе?
Девушка задумалась, подбирая слова:
- Наверное, могу. Но не стану. Прости. Даже с этими я не знаю, как поступать. А мир сопротивлялся Семенам, пока не пообещала, что без его согласия не будет никакого Добра. Я ничьей свободой не хочу платить за то, чтобы сделать «как надо». Ни свободой мира, ни твоей, ни своей.
- Но все это именно ради свободы! – вмешалась Дрем, - ради того, чтобы ее стало больше, ради возможностей для тех, в ком дремлет доброе!
От ее слов Литу накрыло полузабытое ощущение, что вот сейчас она может сказать... «Тихие слова» ударили ей в голову, как напоенный будоражащими ароматами ветер весны, или открытая тайна:
- Ты подумай. Есть кто-то, в ком дремлет добро.
Но жалеть и завидовать стоит ли тут?
Может быть, просто время еще не пришло
Чтобы честным, как ты, стал обманщик и плут?
Ну, пускай не как ты - как твой друг или брат,
Ты себя окружаешь лишь теми, кто прям...
Но скажи мне сейчас, в чем другой виноват,
Кто дорогой идет не такой, как ты сам?
К своему - не чужому добру или злу,
Всем дарам и потерям, мирам и мечтам,
К тем поступкам, что душу сжигают в золу
И живым, выраставшим на пепле цветам?
Ведь свобода - ключами от разных дверей
Может быть, и вести не на Свет, не во Тьму...
Если тянут к Добру против воли моей –
Я такого добра никогда не приму.
Из-под палки ни добрым, ни честным не стать,
Или все же ты веришь таким чудесам?
А со злом и добром, что до времени спят,
Человек или мир разбирается сам.
Слова отзвучали, оставив Лите чувство, что она нашла и пригрела потерянное дитя.
У Дрем дрогнули руки и губы:
- Ты не веришь... Совсем не веришь!
Лита открыла медальон, высыпала семечки на ладонь, протянула ей:
- Возьми.
- Зачем? - в голосе девушки-полукровки прозвучал только страх. Никакой радости от того, что она может сейчас стать хранителем Семян.
- Просто посмотреть, - успокоила ее учительница, легкость отступила на задний план, но не ушла совсем.
Девушка взяла с ладони Литы матовые серые капли:
- Какие тяжелые... Они всегда?..
- Ага. С самого начала. А я еще и коробку для них неудачную выбрала, с острыми углами. Семена нужны тебе?
Дрем нахмурилась:
- Конечно, нужны.
- А как они тебе нужны? - спросила Лита, - как вещь? Как артефакт? Символ того во что ты веришь? Как Добро и Зло, готовое пробудиться?
- Вот так вопрос, - усмехнулся Яск, - а если бы тебя кто-нибудь спросил, как тебе нужно, например, небо?
- То я и ответила бы, что оно нужно мне всегда по-разному, потому что всегда разное.
- А я начал бы придираться и сказал, что это не ответ! - в глазах юноша сияли смешинки и как хорошо было, что он далек от горькой серьезности Дрем, от непонятного молчания щурившегося, словно чтобы лучше видеть, сфинкса. От Семян лежавших на ладони девочки которая, кажется, тоже не знала что с ними делать.
- Небо - источник Красоты, вдохновения и радости. Даже если у тебя крыльев нет и ты не можешь летать. Источник дождя. Колыбель солнца - а света лучше солнечного для меня нет, - Лита задумалась, - но это одна сторона: что мне нужно от неба, вернее, что я получаю от него, хотя ничего не прошу и не требую. А вторая - чего небо ждет от меня? Что могу ему дать?
- Так здесь подоплёка? - наконец заговорил сфинкс. - Как нужны - это вопрос о том, что Семена дают тебе, и о том, что ты можешь им дать?
- Ну да, - почему-то смутилась Лита.
- Я ничего им дать не могу, они не мои. И не твои тоже, - Дрем ссыпала серые капли на стол, так небрежно словно они ничего для нее не значили. Или словно все еще боялась чего-то. - Они мне нужны как.... Возможность.
- Возможность чего? - спросил Яск. - А ты им тогда тоже как возможность нужна? И они нужны тебе так, что ты готова что-то для них сделать?
- Вот пристал! - рассердилась Дрем. - Я ничего не могу сделать. Вот она может и все вопросы тоже к ней, - девушка кивнула на Литу. - Пусть сама ответит, как ей нужны Семена.
- Боюсь, что никак. И миру они – в качестве источников Зла или Добра не нужны тоже, - учительница вернула подарок сфинкса в медальон.
- Они ему совсем не нужны? Ты уверена? – спросил Раану.
- Нет. Но мир не хотел их.
- Да глупый же вопрос - как нужны, - заметила Дрем, уже спокойнее.
- Вовсе не глупый, - не согласился сфинкс. - Но для меня лишен смысла, ведь ответ на него должен основывается на эмоциях, а не на логике. Чувства - не мой путь. Не моя вера. Может потому тебе так сложно с Силой, которую я дал тебе, Лита? Эмоции мешают полностью принять ее и Семена?
- С ней сложно, потому что твоя Сила агрессивна, - ответила девушка, - тащит к себе все, до чего может дотянуться и жаждет менять мир. Ею опасно пользоваться и я не знаю, как избежать опасности.
Сфинкс задумался:
- Попробуй отключиться от эмоций. Совсем. Отделить их от себя и не подмешивать к Силе. Я смогу научить тебя, как. Зажмурься, пожалуйста.
Лита закрыла глаза:
- Раану, тут библиотека, а не защищенный Заклинательный покой...
- А я не призываю тебя использовать Силу. Научу простой медитации: чувствовать все, но откладывать чувство, как вещь на полку. Начнем с простого, с отключения от физических чувств.
Эльфийка ощутила, как он сильно сжал ее запястье.
- Это есть. Но этого нет. Твое чувство отделено от тебя расстоянием, не привязано к тебе. А раз так, то можешь делать с ним все, что хочешь.
Девушка понимала, о чем он говорит, похожая медитация была ей знакома. Но сосредоточиться оказалось невозможно, точно она разучилась делать это.
- Не могу, - призналась эльфийка, через какое-то время, - меня выкидывает из сосредоточения. Или я начинаю просто засыпать.
- Плохо спишь? – спросил Раану с тревогой.
- По-разному. Скорее я слишком много сплю, и постоянно хочется еще.
- Понятно. Тогда медитация «тихая беседа», – он заговорил едва слышно, произнося что-то вроде считалки, невольно заставляя прислушиваться к своим словам. У сфинкса был красивый голос, но почему-то он погружал Литу в уныние. Она пыталась с этим бороться, но так же безуспешно, как с невозможностью сосредоточения.
- Прости, пожалуйста, мне нужен чей-то еще голос, а не твой, - честно призналась девушка, не открывая глаз.
Повисло молчание. Лита как наяву увидела дрогнувшее после ее признания лицо Раану. Косички на его голове, словно стали еще плотнее.
- Давайте я попробую, - услышала она голос девушки-полукровки, - я умею, в племени перевертышей учили этому. Можно, мастер?
- Конечно. Делай, раз можешь. Лита, слушай ее. А лучше НЕ слушай. Пусть слова скользят, как лодочки по гладкой воде, не оставляя следов. Но не напрягайся. Получится - хорошо. Нет - тоже хорошо, опыт неудач так же важен, как опыт успехов.. И не бойся, - он помолчал, и молчание показалось Лите смущенным, - спрашивай сама о чем-нибудь, не задумываясь.
- Хорошо. Ты жила среди перевертышей, Дрем? – тут же отозвалась учительница.
- Ну да, я искала отца и сбежала из дома. Даже решила, что нашла его в племени амари, перевертышей Серединной степи. Там хорошо меня приняли, и даже взяли в семью. – Слова и правда скользили как лодочки. Дрем говорила не шепотом, а как-то… легко, не для того, чтобы слушали, а ради звуков, невесомых, как пушинки. Но у этих пушинок была своя ноша – смысл. - Альхан - так зовут человека, которого я до сих пор считаю своим отцом - не врал, что я дочь ему, но сказал, что если хочу - могу стать ею. Я поняла по-своему - что по каким-то их законам полукровка не может войти в семью, пока не докажет, что достойна.
- Полиморфы? – спросил Раану.
- Нет, кайтэри. Только Альхан и еще несколько были полиморфами.
Кайтэри... Лита припомнила картинку в Энциклопедии Рас. Пятнистый лев с белой гривой. Огромный и прекрасный черно-белый зверь.
- И что было потом? Ты вернулась домой? – спросил Яск. Лита, не открывая глаз, увидела и его тоже, заинтересованно ждавшего ответа. И почти сразу за ним - Дрем, сидевшую положив локти на стол и упершись подбородком в скрещенные ладони.
- Чтобы уйти и поступить в Академию. Перевертыши вовсе не клан дикарей, они умны и образованы, владеют и ремеслами и искусствами. А я не владела ничем и чувствовала себя просто ребенком.
- Но ведь ты, наверное, и была ребенком, - сказала Лита.
- Это ничего не меняет. Я хочу, чтобы Альхан гордился мной. Он научил меня говорить правду - тем, что и сам всегда говорил ее. Не щадя... «Я не смогу заменить тебе твоего настоящего отца» - только после этих слов я поняла, что и правда хотела найти замену в клане Амарри. И перестала думать об отце.
- Ты сильная, - с каким-то особым чувством сказал Яск.
Учительница услышала шаги и скрип стула – кажется, он занял свое место за столом в круге света. - Только глупая.
- Я научусь, - просто ответила девочка, и в этот миг Лите захотелось обнять ее как нежную маленькую сестру.
Вместо этого она протянула руку, ухитрившись не задеть подсвечник, и навстречу ей протянулись из тишины ладони Дрем. Но не только они. Тут же нашлись и руки Раану, теплые руки человека, а не сфинкса, и мальчишеская ладонь Яска. Короткий, но почти бесконечный миг их единения был прекрасен.
Лита открыла глаза. С медитацией снова не вышло. Но получилось что-то другое. В свете свечи нельзя было увидеть в Раану нечеловека. Странная прическа? Пустяки. При таком освещении его кожа вовсе не казалась такой уж бледной, и глаза были нормальные, человеческие. Не изменился лишь голос, но сейчас он молчал и улыбка очаровывала своей простотой. Яск и Дрем… как брат и сестра. Встрепанный мальчишка и девушка с пышным облачком кудряшек – два зеркала, поставленные друг против друга, и два отражения в зеркалах, проявивших строптивость и отразивших один образ по-разному.
- Знаешь, почему я называю тебя по фамилии? - спросила Дрем у Яска, - потому что это тебя злит, хотя ты и не показываешь. Но все равно заметно. Ты бесишься даже больше, чем когда Прис мне «тыкает».
- А я думал, так ты выделяешь меня из прочих, - ответил он, не отпуская ее руки.
- Дурак или как? – привычно уже спросила Дрем. И неожиданно вздохнула.
Пламя свечи качнулось, словно меняя что-то. Единство их рук разорвалась – но как-то очень естественно. Будь они связаны, порвать эту связь сейчас было бы не больно.
Тишину снова нарушил Яск.
- Рромантика... - произнес он с рычащим «р». - Не хватает только признания в любви.
Дрем резко поднялась, поглядела на Раану и сказала:
- Ты мне очень нравишься. И даже больше.
- И ты мне нравишься, - с улыбкой сказал сфинкс. Это была не улыбка влюбленного. Может только - пока?
Яск сделал неловкое движение и ударился локтем о спинку стула, на котором сидел. Зашипев, он потер локоть, и так словно разрядил обстановку. Лицо у него, и правда, было, как у человека, которому больно, но не из-за какого-то локтя.
- А знаете, что я умею? – сказал он. – Я вижу людей через слова. Образы, которые вы создаете, когда говорите.
- Да ну? – кажется, Дрем не поверила. – И что ты видишь сейчас? Какой образ?
- Колючую завитушку. У тебя это часто. Но ты говоришь правду. Вернее… Ты не приукрашиваешь ничего. А вот Лита делает это почти всегда. Ее слова как цветущая лоза. Яркие. Благоухают и тянутся к свету, предлагая это и тебе. Если готов… поверить, то станешь частью ее узора, ее благоухания. Только это не так просто, как кажется.
Он искоса глянул на учительницу:
- Не обиделась?
- На что? Я все-таки эльф. Эльфы все немного… приукрашивают. Ради самой красоты.
- Ты сказала это как человек, – заметил он, – без обиды, но с мягкой ноткой искренности. Выглядит как проблеск в тучах и всегда означает настоящее.
- Так ты чувствуешь правду? – неожиданно заинтересовалась Дрем.
Юноша пожал плечами:
- Понимаешь, я не уверен. Все эти образы могут быть игрой моего воображения. Именно поэтому не пишу стихов. Не хочу создавать образ, ведь он не будет мной. Не хочу обманывать…
- А как ты видишь меня? – спросил Раану.
- Как жгучий перец, - усмехнулся мальчишка, - когда его мало - еще ничего. Но у каждого своя мера, в том числе и перца, правда?
Сфинкс фыркнул как мальчишка.
- А почему ты молчишь, Лита? - спросил он. – Мы тут делимся тайнами…
- У меня нет тайн, - призналась она, – я ничего не знаю, просто живу.
- Совсем-совсем нет? Так не бывает, - заметила ученица, блеснув глазами. – И раз уж у нас тут вечер открытых сердец, может, откроешь нам свое тоже? Ты любишь кого-нибудь? Кто-нибудь любит тебя?
- Дрем! - упрекнул Яск.
- Не вмешивайся, Тинвой, - несколько высокомерно сказала девушка, - лучше послушай, вернее, посмотри, и расскажи нам, что увидишь в словах Литы.
Возможно, Дрем вовсе не хотела ее проверить, но выглядело именно так.
- Глупая девчонка, - сказал Яск, - не видишь что делаешь? Ты хочешь, чтобы один человек раскрыл тебе сердце, а другой подтвердил, что раскрыто именно сердце, а не что-то другое?
Дрем подумала немного и пожала плечами:
- Ничего дурного я не делаю. Ты ведь все равно увидишь, и что тебе стоит нам рассказать?
- Вот именно что не стоит оно того, а нестоящего делать не стану, - несколько резковато сказал Яск.
- Ну и ладно...
- Не ссорьтесь, пожалуйста, - попросила Лита. - Тайн нет, но о себе рассказать могу. Моего любимого зовут Миреаном. Любовь взаимна, и я очень хочу вернуться свой мир, к нему. Есть еще один человек… Клай, который следует за мной уже семь лет…
- Угрожает тебе? – спросил сфинкс подобравшись.
- Нет, что ты... Я не рассказала толком… Клай почти как ты, Яск. Чувствует слова. Вернее, я думаю, что он их чувствует, ведь он ими питается. Клай был создан одной волшебницей из слов как слуга, но потом она…. Отпустила его. Мы случайно встретились в одном из миров, и он помог мне, уничтожив висевшее на мне Роковое Предупреждение. Но моя магия, Красота, его изменила. Любую другую он разрушает, как ржавчина железо, а Красоту принял, как подарок. С тех пор просто не может без нее.
- Не может или это он так говорит? – строго спросил сфинкс.
- Зачем ему говорить то, чего нет?
- Затем, что ты не видишь слов, как этот юноша, и не можешь отличить правду от лжи.
Лита чуть склонила голову:
- А ты уверен, что не могу?
Сфинкс смотрел, не отрывая взгляда.
- Ты боишься ошибиться, и еще больше - не понять, в чем ошибка, - произнесла она медленно и внятно, как для глухого. - Если что-то окажется вне твоей логики - потеряешь контроль. Опасаешься, что уже теряешь его. И над ситуацией, и над собой. И хотя говоришь другим что поражение так же важны как и победы - стараешься избегать поражений.
Сфинкс чуть-чуть пошевелился – и снова стал Мастером-ритуалистом и магом:
- Сурово. Не знаю, все ли то правда, что ты сказала, но я подумаю над этим. - Раану опустил взгляд, потом снова посмотрел на нее. - Как у тебя это получилось?
- Само собой. Я поняла, что все это так. Только…
«Только раньше я не сказала бы это так прямо, - про себя закончила он, - а подобрала бы слова, которые были бы мягкими, но все равно правдивыми».
Сфинкс снова склонил голову – точно поклонился.
- Может быть, ты и слабая, но это не важно, – сказал он. - Если тот «человек из слов» или еще кто-то станет угрожать тебе – просто скажи мне. С магией осторожнее. Учись пользоваться ею без эмоций.
- Я не могу совсем без. Ведь все, что делаю, приносит мне радость или наоборот заставляет тревожиться и беспокоиться. Интересует или расстраивает.
- Относись ко всему как к работе. Отделяй Силу от чувства.
- Не хочу так, - призналась она, вызвав его улыбку, - непривычно. Грустно. Словно я стою у полного яств стола и грызу сухую корку, вместо того, чтобы угощаться вволю разными вкусностями.
Девушка смущенно замолчала. Все это было немного по-детски...
- Молока хочется, - призналась она, совсем смутившись - и тишиной и тем, что ей нравилось быть ребенком, для которого все просто.
Яск засмеялся и встал:
- Сейчас сбегаю... то есть схожу на кухню.
- Да ладно вам, пойдем все вместе! - предложила словно оттаявшая Дрем и тоже встала.

Они вышли в коридор, прихватив с собой свечи в подсвечнике, вежливо одолженном вернувшимся Фёфой. Четверо шли по Академии, как по темному ущелью, за пределами которого - неизведанные и опасные миры, ступали осторожно, тихо переговаривались и порой смеялись - странники во времени и пространстве. Они спускались по лестницам, крутым, как горы, и поднимались по другим, почти таким же. Четверо могли сократить путь, но он был прекрасен, этот путь вместе, и они не торопились заканчивать его.
...На кухне никого не оказалось. Яск достал из ближайшего шкафа молоко – какие-то продукты всегда хранились просто так, чтобы можно было перекусить, не тревожа кухонного духа, взял несколько чистых кружек и разлил в них белое счастье, счастье на всех.
Раану лишь пригубил, Яск выпил, чмокая от удовольствия, Дрем отпила половину и поставила кружку на стол. Лита попросила налить еще.
- Ты счастлива? - спросил юноша, наливая ей третью кружку.
- Да! - воскликнула она.
- А давайте еще раз так соберемся? - улыбнулся юноша.
Во всей Академии снова зажегся свет.

В Пёстрый Лита вернулась одна. Яск унес подсвечник в библиотеку – они так и не погасили свечи, дав им догореть, - Дрем и Раану ушли вместе. Первое, что она сделала - достала листок блокнот Даннери и развернула его.
…О чем она думала, глядя на лица, которые наконец-то смогла рассмотреть до последней знакомой черточки? О молоке и Силе, об ответе книги-оракула на ее вопрос и конечно о Раану, Яске и Дрем, которые посмотрели на нее со ставшего четким рисунка маленького художника.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Суббота, 21.01.2012, 20:04 | Сообщение # 17
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История восьмая: Подарок

Список «дежурных» фантомов висел на двери Заклинательного покоя. Лита перечитала его, чтобы убедиться – ничего нового со вчерашнего дня не появилось.
Несколько дней назад девушка нашла защищенный магией кусочек двора, подходивший для тренировок. Тут, как и в самом Заклинательном, она могла спокойно использовать дикую Силу - особый барьер не давал ей рвать куски из подвернувшихся стихий, и только желанию начать все исправлять препятствовать не мог. Но с этим она справлялась сама, усилием воли – особенно когда рядом было что-то прекрасное, как сейчас. Лите нравилась ясная красота внутреннего дворика Академии - листья давно опали с деревьев, а вот трава не сдавалась, неся как знамя свой зеленый цвет, пахло не по-осеннему – медом и почему-то яблоками. Прекрасное радовало, и помогало сосредоточиться на творении волшебства. Эльфийка собиралась сделать что-то особенное для своих учеников.
Она вспоминала встречу в мирах Золотой Ветви. Сумеречный Художник, тот, кто ничего не видел при свете, но рисовал в полумраке чудесные картины… Контроль-камешек Ректора чуть нагрелся в ее ладони; воспоминания воплощались в виде образов, меняя окружающее. Всего лишь иллюзия, конечно. В последние дни учительница старалась больше времени проводить в самом Заклинательном или в этом дворе, и не пользоваться дикой Силой, расходуя на необходимое драгоценную Красоту. И пробовать. С отделением магии от чувств получалось плохо. Но с контролем Силы через контроль эмоций она кое-как справлялась. Вчера рискнула «прочитать» Шуршу - малыш до сих пор спал на кресле в Холле, а причину спячки подсказала рыжая Алиса, девочка-лисичка: Лита перекормила Шуршика и его организм воспринял излишнюю сытость как сигнал к покою. Лохматик посапывал во сне и чувствовал себя хорошо.
Магия текла ровным послушным потоком, и крошечный кусочек двора становился частицей совсем другого мира… Перламутр чуть-чуть кружил голову мятной легкостью и почему-то заставлял зевать. Слишком много Силы - как большая сытость, от которой заснул Шурша. Лита постаралась собраться, приглушила свет полудня - для Сумеречного художника его было многовато - и продолжила свое творение. Красота создавала красоту…
- Забавно... - позади Литы сформировался сгусток тьмы, который превратился в фигуру в плаще.
Лита от неожиданности утратила контроль над волшебством, иллюзия продержалась секунду и рассыпалась как незаконченная мозаика. Обернувшись, она увидела Марка Ксенона. Темный плащ топорщился от демонических крыльев, но лицо Ректора было человеческое.
Учительница вежливо поклонилась; испуг быстро проходил, но волнение - осталось.
- О, простите, что напугал. Это было важно? Ваше заклинание? Может помочь?
- Наверное, не получится, - ответила она, - я пыталась воспроизвести свое воспоминание и слишком сильно ушла в себя.
- Но попытаться можно, ведь так? - Ректор ободряюще улыбнулся. Правда эффект немного портили клыки. – Для начала, вспомните нужный образ, а затем разместите его на поверхности чего-либо, создавая картину. Можете воспользоваться вот этим. - В руках Ректора материализовалась доска, шириной в два локтя и такой же длины. Она переливалась лазурью, словно была куском неба. Марк с улыбкой наблюдал за реакцией Литы.
Она взглянула на доску, вспомнила свою ки и решительно взялась за дело.
…Художник не был тенью сам. Просто высокий, очень худой человек, весь – словно продолжение двух кистей в его руках, кистей, ложивших на полупрозрачные полотна призрачные краски. Не смешиваясь, но соседствуя, не соперничая, а дополняя друг друга, они оживляли кусочек холста. Оживляли мир…
Девушка поняла, что опять увлеклась, вспоминая чувства. Вряд ли их могла отразить волшебная доска. И она представила себе самого художника – сутулую худую фигуру, замершую над мерцающим холстом.
Доска стала обретать глубину, синева ее, как синь неба, затягивала взгляд, и девушка снова отвлеклась.
- Продолжайте, Лита, - попросил Марк Ксенон, - и не забудьте про свои ощущения. Они, как и краски, накладывают на картину глубину и содержание. - Из «доски» подул ветерок. - Эффект границы... Я держу в руках один из артефактов - Окно миров. Он позволяет заглянуть в любой мир, который только возможно вообразить.
- Только заглянуть? Но не попасть туда? – сосредоточение окончательно пропало. Лита подумала о Лив'д'анэне и о любимом, который ждал уже пятнадцать лет. Если только возможно...
Ректор улыбнулся:
- Есть двери, в которые мы не можем вернуться. Например, потому, что прошло время, и мир за дверями изменился. Есть двери, что затягивают нас сами. Главное, понять, что за дверь вы хотите открыть и стоит ли. Я так понимаю, что с этой вы не будете продолжать? Или все-таки попытаетесь снова?
Понимание окатило ее ледяным холодком, как когда-то Роковое предупреждение. Все стало другим за пятнадцать лет. Она не могла с помощью Окна миров оказаться снова в одном из пережитых мгновений - лишь в ее памяти оно существовало как нечто неизменное, постоянное. Можно увидеть Миреана – но он будет просто ожившей картинкой из ее прошлого.
- Я продолжу, - сказала девушка.
Она снова сосредоточилась на Шелл-а, мире Сумеречного Художника. Синее солнце, и четыре разные луны. Пестрые тени, серебристая трава, вечные сумерки, делавшие все предметы неясными. Берег озера и сам Художник, молчаливый, как столетия, взглядом попросивший не мешать ему. Он рисовал мир-цветок. Лита не знала, как он воспринимает все эти чудесные цвета, привычные для жителя более светлого мира. Но его легкие, иногда быстрые, иногда медлительные движения кистью, были безупречными как и его картины…В воздухе разливался запах, похожий на аромат высушенного на солнце букетика полевых цветов.
Глаза Ректора засветились изумрудами, и окно превратилось в Дверь.
- Толику магии на контур - и вот он, ваш мир. Можете войти, но не забудьте, что есть вероятность не вернуться. Поэтому всегда берите с собой ключи, - Ректор одной рукой взялся за повисшее в воздухе «окно», а другую подал Лите и едва они шагнули внутрь, потянул за его край так, что когда они вышли в сумрачный мир, в его руках оказалась слабо светящаяся «доска». Она вновь приняла вид обычного небесного квадрата.
Здесь запах сухой травы был еще сильнее и ничто не говорило, что этот Шелл-а просто отпечаток ее памяти. Учительница спрятала в карман камешек-помощник, боясь потерять его в фантомном мире, огляделась и нашла знакомые ориентиры – темную скалу с сиреневым разломом, в котором мерцали серебристые блёстки, причудливо изогнутый мостик над ручьем.
- Вот он, мой художник, - сказала она, кивнув на высокую фигуру рядом с большим круглым камнем, - можно подойти к нему?
- Если в этом нет необходимости, то я бы не стал его беспокоить. Когда мы вмешиваемся в творение, оно перестает быть совершенным, - глаза Ректора сменили свой цвет на жгучее серебро. - Можем подождать, только нить связи становится все тоньше и чтобы вернуться, потребуется больше сил, чем в ближайшие минуты, пока связь не разорвалась окончательно.
- Тогда давайте вернемся, - согласилась она. Прогулка получилась немного грустная, но приятная.
- Я хотел бы извиниться за, возможно, слишком жестокое обращение с вами в тот раз, - Ректор пропустил Литу в Дверь и шагнул следом. - Наверное, я поспешил и многого о вас не знаю. Просто... Просто, я отвык ощущать рядом магию Хаоса и опасаюсь, что ее использование в стенах Академии будет стоить слишком дорого. Академия не впервые отстраивалась заново... - Марк повернулся к Лите. – Я могу лишь надеяться, что все, что мы делаем - к лучшему. И у меня есть еще кое-что для вас. Сегодня в канцелярии я натолкнулся на стопку документов. Среди них оказалась ваша анкета. Поэтому вот, - Ректор протянул руку, и над его ладонью засветилась сфера с крутящейся внутри воздушной воронкой. - Позвольте подарить вам эту суть стихии Воздуха. Она всегда передаст ваши слова тем, кто должен их услышать, и никогда тем, кто не должен.
- Обращение не было жестоким, господин Марк, - сказала Лита. - И я благодарна за необходимую строгость и неожиданную доброту.
Девушка «позвала» к себе его подарок; сфера стихии с мягким гулом подплыла ближе, опустилась в ее ладонь.
- Благодарю вас. Не только за это. За то, что у меня есть время подумать и понять, за то, что так хорошо приняли меня здесь и необходимую строгость, не превысившую границы.
Она поклонилась ректору и улыбнулась немного по-детски:
- И не говорите мне после всего этого, что вы менее человечны просто потому, что выглядите не как человек!
- Вы плохо знаете жизнь, Лита Эль Лезар. Она полна сюрпризов и сомнений. - Ректор прошел еще немного и его фигура «поплыла». Вот перед эльфийкой стоит девушка с огненно-рыжими волосами, следом демон ростом чуть ли с высоту Академии, а за ними - сонм всевозможных существ, словно громадная мозаика, вместившаяся в оболочку единственного живого существа. - Ведь человечность проявляется не только в поступках или мыслях. Чтобы быть человеком, надо всего лишь следовать пути. Чтобы стать чем-то большим, надо пройти его до конца. Чтобы стать всем, нужно вернуться. А чтобы стать никем, достаточно одного неверного шага. - Облик Марка снова стал обычным демоническим и Ректор, расправив крылья, устремился к небу и скрылся в тенях.
Лита не успела сказать, что не знает жизни совсем… А потом – потом она с лихорадочной поспешностью создала иллюзию мира Шелл-а для заданий ученикам, и зашептала письмо далекому возлюбленному, держа в ладонях бесценный для нее подарок Марка Ксенона…
Она говорила много и бессвязно, пока не поняла – услышав это, Миреан не успокоится, а встревожится. А еще был тот сон с юной невестой ее любимого, неизвестно, просто сон, или что-то большее. Но она, как и Дрем, хотела верить. Девушка постаралась собраться с волей и со словами для нового письма, более спокойного и простого:
- Здесь вечер уже. Там, где ты, он пока еще будет,
И кто-то на звезды посмотрит и вспомнит о свете.
Нужна ли тебе я? Да, знаю, кто любит - не судит.
Но просто боюсь несудьбы и накладок в сюжете,
Боюсь опозданий, ведь дюжина лет это много.
А сон был таким, что и вера уже не поправит.
И все-таки, знаешь, в душе моей эта дорога
Не рваную рану, а семя живое оставит.
Что вырастет - знать бы. Не зло и добро, это точно.
Дождись, если можешь - меня и всего, что случится.
Такую судьбу никому не придумать нарочно,
И может, она, словно сказка, кому-нибудь снится.
И кто-то запишет, а что-то придумает просто,
Не зная преграды живому воображенью.
И каждый дождется чего-то - как семечко - роста,
Как ночи звезда, как отчаявшийся - спасенья,
Подобного чуду...
«Тихие слова» сказали больше, чем смогла бы она сама, без их помощи и стало легче, как и всегда. Не было никаких особых эффектов – голос не раскатывался гулким, слова не обернулись в птиц, чтобы улететь, но она знала – любимый услышит ее.
Лита убрала стихию-подарок в Пещеру, перешла в ту часть двора, где на траве лежали мохнатые коврики для сидения, и устроилась на одном из них, чтобы немного поработать с Силой. Она училась и обещала себе не отлынивать. Как ее ученики: Присли, что стал писать вполне сносные стихи-заклятья, Алиса, которой непостижимо трудно было бороться с желанием немного похулиганить и пошалить, как Дрем, приходившая на ее уроки не учиться, а спорить или наблюдать.
Ощутив усталое онемение от Силы, которая теперь подчинялась легче, Лита закончила работу и напоследок попыталась узнать, сколько накопилось Красоты. Оказалось - все еще мало для перехода...

Марк и Лита, работа П. Кудрявцева



Всегда рядом.
 
LitaДата: Суббота, 21.01.2012, 20:04 | Сообщение # 18
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
- Я не мешаю?
Девушка прервала сосредоточение и увидела рядом с собой паучиху Миссле. В этот раз она обошлась почти без пудры, но украсила себя тоненькими, белыми с золотистым отливом, перышками, неведомо как прикрепленными к лапкам и туловищу. Это должно было казаться смешным, а казалось милым. Лита залюбовалась удивительным созданием.
- Нисколько, - дружелюбно ответила она. - Тебе чем-нибудь помочь?
Миссле быстро и красиво сложила часть лапок и села рядом, на траву, должно быть, поняв, что Лите неудобно смотреть на нее снизу вверх.
- Мне ничего не нужно. А тебе?
Душа была светла и спокойна, несмотря на последние неудачи, и Лита улыбнулась чудесному созданию:
- Мне Красота нужна.
Паучиха поправила одно из перышек, прицепленных к левой передней лапе:
- Но ее здесь много. Посмотри на ту лестницу: полукруглые ступени с разноцветными камешками в сером граните. Кто-то захотел необычного и сначала собрал цветную гальку, а потом вставил ее в ступеньки, выбрав особое место для каждого камешка. На фоне серого они кажутся ярче. Сделать красивое - тоже Красота.
- Да, верно, - согласилась девушка, - и радость. Но Красота дает не только ее, но и Силу. И мне... Мне очень стыдно признаться, но именно Сила нужна сейчас больше всего.
Она замолчала. Как грустно... Мир наполнен Красотой и радостью, а она ищет лишь Силы и ее способность радоваться ослабела вдали от дома.
- Все кажется неправильным? - спросила Миссле, - или ты запуталась? Попробуй изложить факты, или то, что сейчас кажется тебе ими.
- Попробую, - эльфийка подумала немного, решая, с чего начать и выбрала точкой отсчета событие, которое все изменило: - Пятнадцать лет назад я получила дар путешествовать по мирам с помощью магии Красоты. Первые несколько лет Силы хватало на все путешествия. Потом хватать перестало и с тех пор приходится подолгу… иногда на неделю, иногда на месяц задерживаться в новом мире, пока Красота накопится. Причин проблемы не знаю, но могу сделать предположение: я начала путь с большим запасом Красоты, которого хватило на годы. Только это неправдоподобно. Сила опьяняет, она… в общем, тяжелая и ее большое количество ужасно давит. Другое предположение: Красота изменилась, стала… жиже, поэтому ее перестало хватать. Или есть то, на что я трачу Красоту, не замечая.
- Ты ничего не потеряла в пути? Или может быть, появилось что-то новое? – спросила Миссле.
- Ты хочешь так связать?.. – поняла девушка, - думаешь, я потеряла что-то или нашла, и потому с Красотой стало неладно?
- А может она или ты, измененные, новые, уже не подходите для такого образа действий или такой жизни и нужно что-то иное. Никто не ест суп вилкой, верно? Может то, что тебе дали - именно вилка, а ты пытаешься черпать ей из чашки с супом.
Лита невольно ощутила стыд.
- Если я неправильно распорядилась даром, то во всем виновата сама. А еще может быть, что мне дали именно то, что я просила но потом… мои цели изменились и стала нужна вилка, так что я стала пользоваться ложкой вместо нее.
- Или ты могла вырасти из старой цели, но не как из старой одежды, а как из прочитанной книги, оставшейся любимой, но ради которой нет смысла отказываться от других книг. Но все это просто рассуждения, - скромно потупилась паучиха.
- Я не думала о том, что могу вырасти за пределы своего желания путешествовать, вырасти настолько, что потеряю подаренную мне способность или сделаю ее неподходящей для возвращения домой…
- Так ты хочешь вернуться или путешествовать? – спросила Миссле, - это же две разных цели, два разных желания. Какое из них должна выполнять твоя Сила?
- Оба, - призналась девушка,- хотя они и разные. Нужно подумать над сказанным. Спасибо тебе.
- Да не за что, - Миссле смущенно царапнула когтем пол. - На любой вопрос есть ответ. Но иногда нужно время понять сам вопрос. Вдруг ответ внутри него?
- Ты полна мудрости как моя любимая книга-оракул, - невольно улыбнулась Лита приняв нарочно суровый вид, продекламировала не своим голосом:
- Загадку эту размотай как пряжу,
Ответ ее подскажет путь, быть может:
Нет чаши у тебя - отнимут чашу.
А чаша есть - другую в дар предложат.
Вот это оттуда.
- Забавно, - паучиха достала откуда-то маленький стеклянный шарик и протянула его девушке, - возьми, положи в карман.
Лита хотела спросить, зачем, но тут же вспомнила, что у нее нет карманов.
- Не могу, - сказала она, держа в ладони подарок, а другой хлопнув себя по бокам, тут ни одного кармана нет.
- Да, я видела, - согласилась паучиха, - это и есть ответ. Когда у тебя есть карманы, ты можешь в них что-то положить. Если нет, то подарок, который некуда девать, тебя скорее огорчит. Или так: если ты готов принять что-то, значит, оно уже твое. Если нет - попытка подарить тебе ненужное сделает тебя меньше, не даст, но отнимет.
- Какой получается разброс смыслов, - заметила девушка удивленно, - от самого простого до углубленно-философского.
- Каждому подойдет что-то свое, - Миссле прикрепила на место свое перо, - или вот еще если ты готов идти, тебя легко научат ходить. Если нет - бесполезно предлагать тебе науку. Но мне уже пора. До встречи, - Миссле попрощалась коротким, почти человеческим жестом и, клацая коготками по выложенной камнями дорожке, покинула двор Заклинательного.
Девушка собиралась еще немного поработать, но из Пёстрого Холла ее позвала ки. Узнав причину зова, Лита поторопилась в свой класс.

- Лови! Еще лови! Молодец, малыш!
Войдя в Холл, она увидела волшебную картину - на маленьком перламутровом батуте подпрыгивал к самому потолку Шурша, а Клай бросал ему светящиеся сиреневые мячики, которые шуршарик пытался поймать на лету.
- Здравствуй! - улыбнулся ей Клай, не отрываясь от игры, шуршарик, пискнув, подскочил выше и чуть не слетел с ки, превратившейся в батут.
- Здравствуй, - ответила она. Клай никогда не навязывал свое общество, и они встречались нечасто, оттого каждая встреча была как маленькая драгоценность. Очередной сиреневый мячик упал на пол и рассыпался искрами. Клай вытянул из ладони светящуюся ленту-слово, свернул ее в новый шарик и бросил продолжавшему скакать Шурше. Тот изловчился и поймал его, а потом отважно спрыгнул с батута. Клай успел поймать – наверное, шуршарик выполнял этот трюк не в первый раз. Шурша выскользнул из его рук, приземлился на пол и подскочил к Лите. Глаза его светились счастьем. Брошенный сиреневый шарик откатился к столу.
- Проснулся, малыш! - засмеялась Лита, садясь на корточки - И даже есть не хочешь?
Коричневый меховой комок о четырех лапках забрался к ней на колени и ткнулся носиком в подставленную ладонь.
- У тебя появился новый друг? - спросил Клай, садясь в кресло.
- Много друзей, если честно, - призналась она.
- И учеников. Я разговаривал с двоими, маленькой лисичкой, знающей красивые сказки, и очень решительной девушкой, которая многое понимает в жизни.
Лита кивнула. Санка и Алиса рассказали ей о встрече, и это позволило девушке не тревожиться о том, смог ли Клай и на этот раз последовать за ней. За семь лет общих путешествий только один раз ее друг и спутник не сразу смог вырваться из запершего его в себе «закрытого» мира и догнать Литу, и то он не хотел об этом рассказывать и отнесся к происшествию очень легко, словно оно ничего не значило. Эльфийка не знала, что будет с Клаем, если очередной мир так и не выпустит его. Умрет ли он без ее магии или наоборот, отвыкнет и перестанет в ней нуждаться? Она предложила ему путешествовать вместе, но он отказался, заметив, что не сможет контролировать себя и не брать у нее Красоту постоянно. Нечастые встречи позволяли Клаю поддерживать какой-то баланс и сохранять контроль над собой. Лите пришлось согласиться, но тревожиться она не перестала.
- Тебе здесь нравится? - спросил Клай, почему-то щурясь.
- Очень, - шуршарик засопел в ладони, поднял голову и принялся играть украшавшими ее корсет деревянными бусинами висюльками. - А тебе?
- Только пока здесь ты.
Лита заметила, что он смотрит на медальон с Семенами, сняла его с шеи, открыла и протянула Клаю, как подарок, ничего не говоря. Девушка ждала, что он развернет одну из своих лент и коснется Семян, но мужчина, сделанный из слов, протянул руку, взял медальон и высыпал их себе в ладонь.
- Что-то вроде моих Слов-лент, да? Но суть иная. Скорее действие, чем слово. Готовность. Ждущая свернутая готовность.
- Готовность к чему? – шуршарик оставил в покое деревянные висюльки и отправился бродить по Холлу.
- К действию. Возможность. Да, это ближе всего, – он вернул ей и Семена и медальон.
- А мне сказали, что это Зло и Добро. Будущие источники для целого мира.
Он рассмеялся, немного нарочито:
- Зло и Добро – философские категории. О них приятно поговорить, но из них не почерпнешь никакой силы. Разве что – во имя них можешь сделать что-то, или их именем. Но и для зла и для добра ты берешь силу в своей душе, в своем внутреннем мире. Откуда взяться источникам Добра и Зла вне тебя, снаружи? И тем более – источникам для целого мира?
- Вот примерно это я и пыталась объяснить тому, кто создал Семена, - вздохнула Лита.
- А он, наверное, не понял и отмахнулся. Или сказал: «Ты ничего не понимаешь, просто доверься мне». И ты доверилась, потому что для тебя мир – доброе место и правят в нем Красота и надежда…
В последних его словах прозвучала неожиданная горечь.
- Что случилось? – прямо спросила Лита у своего давнего спутника.
- Мне кажется, я люблю тебя.
Она едва не выронила открытый медальон.
- Понимаешь, - Клай не смотрел на нее, и от того впечатление было, словно он говорил для кого-то другого, а она подслушивала, - если бы ты относилась ко мне иначе, чем к другим, было бы проще. Если бы обращала на меня поменьше внимания, вот я о чем. Но ты улыбаешься мне, говоришь со мной, делишься со мной. Может, даже не замечаешь. Так бездумно… Это привязывает скорее, чем твои ки-связи. Если начинаешь надеяться, то не можешь запретить себе думать - а вдруг она испытывает ко мне чувство, хоть немного близкое к моему?
- Клай, я люблю Миреана, - сказала Лита.
- Знаю. Но не испытываю к нему зависти. Может, потому что никогда не видел его и он для меня как бы и не существует, – Клай, наконец, поднял взгляд. – Все на свете вырастает из возможностей. Хорошо когда их две. Но чаще ни одной нет и ты чувствуешь себя обделенным.
Ки зашевелилась, меняя форму - уже не батут, а крохотная вещица вроде ракушки.
- Ха! – с нарочитой веселостью воскликнул Клай. Он дотянулся со своего места, поднял вещицу с пола, повертел в руках и протянул Лите.
Мгновенный порыв – подсказка со стороны ки, подобная вдохновенному чуду «Тихих слов» – заставил ее не просто взять «ракушку» из ладони друга, но вместо нее положить в его руку одно из семечек вместе с частицей Красоты. Вернее, уже не Семя, а крупную жемчужину.
- Что это? – спросил Клай, рассматривая вещицу.
- Это… подарок. Она будет питать тебя Красотой. Даст свободу от меня, - девушка прислушалась к бессловным чувствообразам ки. Да, все верно. - Сможешь путешествовать сам, где хочешь.
- Несделанное тяготит сильнее, чем сделанное? Понимаю, - он сжал пальцы и светлая, почти сияющая жемчужина исчезла. - Ты прогоняешь меня?
- Нет что ты. Я не могу относиться к тебе иначе, чем к другим. Но и привязывать, хоть и не по своей воле, не должна.
- Я вовсе не против привязываться, – заметил он с непонятной горечью. - Ладно. Прости и пока.
- Клай!
Но он вышел, не оглядываясь, не дав ей возможности спросить о ее изменениях.
Лита снова раскрыла ладонь – вторую сжимавшую медальон с семенами. Их снова было два. Гладкие, матовые, прохладные... Две одинокие вещи. Две возможности - как две руки. Если соединить ладони, дать им встретиться как разделенным порядку и Хаосу академического поселка, не будет ли это правильней?
При мысли о поселке она словно услышала негромкий, но четкий вопрос. Он прозвучал не снаружи, а внутри, в ней. «Да» - ответила Лита и только тогда поняла о чем ее спросили: ты сделаешь?
Перламутр и радужная Красота окутали ее мягким коконом, заслонив то ли мир от нее, то ли ее от мира. Когда кокон растаял, она стояла на иссушенной странным напряжением земле, где, если присмотреться, еще видны были знаки Силы, знаки чужой воли, создавшие это напряжение. По правую и по левую руку от Литы в полутьме вечерних сумерек она видела дома. Поселок. Это был тот поселок, разделенный ритуалом на Свет и Тьму, Хаос и Порядок.
Перламутровая Сила ждала разрешения изменить неправильное. Лита не хотела ей ничего запрещать в этот раз, тем более что перламутр не заливал ее сознание, а вел себя как друг и помощник, а не как агрессор. Ладонь разжалась сама, Семена выпали и, кажется, исчезли, не долетев до земли. Но пропали и ритуальные знаки, густо-синие, с серебристыми штрихами. И все.
В ответ - благодарностью освобожденной от чар земли, - пришло чувство острой, немного уколовшей ее торопливым «спасибо», радости. А потом ее снова окутал флёр спонтанного портала. Но портал перенес ее не в Холл, а в Пещеру, по которой он скучала. Теплый, светлый кусочек дома, который она создала для себя, принял ее как друга. Пещера как будто обрадовалась ей - и Шурша, свет знает как оказавшийся здесь же, словно стал воплощением этой радости, запрыгнув к ней на руки. Она успела поймать зверька, а он сначала потерся мордочкой об ее щеку, а потом, разыгравшись, цапнул стеклянный медальон… с Семенами, занявшими свое место.
В эту ночь и в следующие ей не пришлось ночевать в Холле.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Понедельник, 13.02.2012, 19:04 | Сообщение # 19
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История девятая: Маскарад.

Она летала во сне - над горами, отливающими золотом и пурпуром в свете заката, над пустыней, бархатной, играющей глубокими цветами с такими переливами, что дух захватывало от их красоты. Потом среди звезд - на спине дракона с перламутровой чешуей, или сама она была там драконом.
Очарованная сном, Лита впервые проспала урок. Пробудившись далеко за полдень, девушка вскочила, принялась собираться, роняя вещи, напугала проснувшегося Шушру и даже не стала пить чай, а сразу перенеслась в Пёстрый. И все равно опоздала. Холл оказался пуст, но на столе лежало множество тетрадок и несколько записок от учеников.
Она села в учительское кресло и постаралась успокоить мысли.
- Тут белобрысая эльфийка приходила, – чья-то голова поднялась над спинкой стоявшего в углу неудобного кресла. Яск.
- И не только она, да? – улыбнулась Лита.
- Ага, но всех остальных я честно проспал.
Девушка заметила его растрепанный вид и поняла:
- Ты ночевал не в общежитии? Почему?
- Прячусь от Дрем. Она сердится, - снова нырнув за спинку кресла, мальчик спросил, чуть помолчав: - Вот вы любите и вас тоже любят. От этого бывает невесело?
- Еще как бывает, - вздохнула Лита. Что-то сказала ки, кажется, интересовалась Семенами. Девушка достала их из медальона, свила из Красоты радужную нить, соединила ею Семена и ки, знакомя их друг с другом напрямую. Нить продержалась недолго - натянулась почти до звона и распалась, став не нужной. Знакомство состоялось. Ее ини, подсказавшая сделать подарок Клаю, уже что-то знала о Семенах или понимала больше своей подруги-хозяйки. Но разговора об этом, как и обо всем остальном, не вышло – в последние дни ки просто не отзывалась, и очень редко сама обращалась к Лите.
- Но почему? – спросил Яск. Он что-то почувствовал и, высунувшись из-за кресла, наблюдал за учительницей. - Только не говори, что мир так устроен.
- Не мир, а сердце человека. Когда все плохо - ему грустно. Когда все хорошо – тоже, в конце концов, становится грустно. Нужно разное, и все в свое время.
- А какое время твое? - юноша выбрался из кресла, подошел ближе и сел на скамейку - так небрежно, не глядя куда садится, что едва не промахнулся.
- Любое, - учительница заметила его растерянную небрежность и поняла, что нужно что-то делать. - Твой внутренний «сезон» может не совпадать с обычным, и с тем, который у другого человека. Если друг, с летом в сердце, пришел, чтобы поделиться радостью, а у тебя - осень, ты просто не сумеешь радоваться с ним вместе. Как вода не умеет быть сухой. Но друг, конечно, заглянет в твои глаза и спросит: «Тебе плохо да?»
Она обращала эти слова к нему, хотя и произносила от лица выдуманного друга. Но Яск понял.
- Не плохо мне, но и не хорошо, - сказал юноша, - почти все как-то... наперекосяк. И я тоже. Не хватает чего-то, а что есть - лишним кажется. Вдруг все, что я про себя знаю - самообман, выдумка, маска, под которой я что-то прячу?..
- Нет, так не пойдет! - решительно перебила Лита, пряча семечки обратно в медальон, - вот как раз такие мысли - ерунда и дребедень. Самообман, если хочешь. Только он не от того, что ты очень уж хочешь что-то скрыть или спрятать, а как раз наоборот. Ты растешь, становишься больше. Рамки прежнего тебя уже тесны тебе, прежняя свобода и открытость кажутся ненастоящими, наигранными, да какими угодно. А новые сбивают с толку, может быть - пугают тем, что они новы. Если долго сидеть в темноте, то любой свет покажется слишком ярким, если привыкнуть к свету, то темнота становится подозрительной и неудобной.
- Получается, что есть два меня? – без особого удивления спросил мальчик, - прежний и новый?
- Нет, ты один, единственный и неповторимый. А вот какой - это только ты сам можешь сказать, - с улыбкой заметила девушка. Яск разговаривал с ней, не замкнулся в своем «мне не хорошо и не плохо» и это радовало.
- Я разный. Ну, вообще то - такой, – Яск развел руками, показывая что-то большое, как охотник, поймавший крупную дичь.
Шурша завозился у стола – учуял коробочку с мятными конфетками. Лита достала их и угостила и мальчика и шуршарика. Еще один способ отвлечь Яска от его тревог.
- Вот потому, что ты – такой, - Лита повторила жест, - я думаю, что маска на тебя просто не налезет.
- Но откуда ты знаешь, что я расту? Разве со стороны это может быть видно?
- Я ничего не знаю, Яск. Но вот смотри... У тебя было строгое правило говорить «вы» всем, кто старше тебя, верно? - он кивнул, и она продолжила: - но ты отказался от него. Расширил свои границы, свою свободу. Может совсем немного. Но ты это сделал.
- Так получилось, - без стеснения и без гордости заметил юноша, - это может ничего не значить.
- А скажи, зачем ты приходишь на мои уроки, если не создаешь заклинаний?
- Я учусь. Только не совсем вербалике, - он осторожно поглядел на учительницу, - а наблюдениям. Все всё делают по-разному. У каждого свой характер и привычки. Иногда это мешает, словно человек своими особенностями строит стену между собой и другим, а иногда из тех же особенностей получается мост. Можно помочь строить, но не каждому. Можно учить вербальной магии и еще куче вещей одновременно. Ты на магию сильно не налегаешь и даешь разные уроки. Когда это до всех дойдет, на вербалику пол-академии бегать станет, - пообещал он.
- О, вряд ли! - улыбнулась девушка, ей было приятно, что Яск замечает так много, - я не настолько хороший учитель. Но разве то, что ты делаешь свои наблюдения и рассуждаешь об увиденном, изучаешь мир, а потом и себя – разве это не значит, что ты растешь?
- Может и нет. Просто я выбираю, что мне больше подходит. В моей первой академии - я изучал там счетное и торговое дело, включая и специальную магию, - все было другим. Уроки проходили с ужасной серьезностью, улыбнуться - значило получить отповедь или неуд. Учителя и ученики – не друзья, а те, кто подчиняют и подчиняются. Может так и проще, но не легче. Я был счастлив, когда меня отчислили за неуспеваемость. А тут иначе. Можно пошутить перед учителем, можно прямо сказать что думаешь, и никто за это не выгонит с урока. В Академии даже и праздники общие есть. О, а ты на маскарад пойдешь? – спросил юноша, вставая со скамьи.
- Маскарад? – удивилась Лита.
- Ну да. Сегодня же День Скрытника. - И видя, что учительница не в курсе, объяснил, - раз в год бывает такой день, когда все прячут лица за масками, чтобы дать возможность одному единственному человеку сделать свое дело - наделить всех подарками. Если оставить какую-нибудь вещь в укромном месте - хоть листок с запиской, там же потом найдешь другую вещь. Скрытник берет одно и дает что-то другое. Когда-то он впервые поменял всякую всячину на другую... всячину, у всей Академии, представляешь? И потом еще раз, через год, в тот же день, и еще. Так возникла традиция. Никто не знает, кто этот Скрытник, и, по-моему, никто его особенно не ищет. Но это понятно – если найти, то уже не будет традиции. К тому же сегодня и уроков нет.
Лита засмеялась.
- А я думала что проспала!
И только теперь она заметила, что в коридоре довольно шумно – шумно так, как бывает, когда хорошо или весело, а не накануне чего-то серьезного.
- Пошли ко всем! – предложил Яск и выскользнул за дверь.

У всех были другие лица… Нет, она не знала всех, просто то и дело замечала маски - их выдавал стеклянный блеск. Шага через четыре она и Яск были пойманы за руку и одарены подобными же - тонкими и прозрачными, но не стеклянными, а мягкими и бархатистыми на ощупь.
- А это обязательно? - спросила Лита. Ей почему-то не хотелось скрывать лицо.
- Ну да, - Яск тут же натянул свою маску и стал совсем другим - кажется, даже выше ростом и шире в плечах... - а вот теперь Дрем меня точно не найдет!
Лита подняла маску к лицу, прижала к коже - она осталась на лице, но не как нечто чужеродное, а словно часть его. Ощущение непривычное, но почти приятное. Лите захотелось увидеть, как она выглядит в маске, но рядом не оказалось зеркала. Шурша, которого она несла на руках, почему-то заворчал.
- А куда мы идем? – спросила она у своего проводника, начавшего очень уверенно прокладывать путь по коридору.
- В столовую, есть охота. И мне надо где-нибудь тут оставить... - он достал из заднего кармана формы свой блокнот со стихами, полистал, вырвал страницу и аккуратно и очень необычно свернул - в виде двойного треугольника, – оставить вот это. Называется - закарманить. А взять то, что Скрытник для тебя оставил - раскарманить. - Яск остановился и огляделся.
Народу вокруг было много. Кажется, в Академии никогда столько не училось.
- Два поселка, - словно угадав ее мысли, сказал юноша. Теперь он не так уж и спешил, но оглядывался куда чаще. У стен и посреди коридора стояли столики и на них уже лежали какие-то вещи, но немного. Подоконники и другие открытые места популярностью не пользовались. Лита заметила, что ценились те, куда входила одна записка или небольшая вещица - ниши для цветов в стенах, сами цветочные горшки, разнообразные щели, эркеры, завитки лепных и кованных украшений стен, за которые можно было зацепить шнурок с амулетом или засунуть письмецо.
- Совсем обленились, - проворчал Яск, - и как Скрытнику менять одно на другое у всех на виду, даже в маске? Ну хоть бы из уважения к традиции находили местечки для закарманивания понадежнее - а то бросают свои закарманки куда придется!
- Но вдруг Скрытник не найдет вещь в таком «надежном» месте?
- В том то и хитрость, чтобы место было укромным, но не настолько, чтобы он не нашел, - ответил юноша. - Вообще не понимаю, как он все успевает и как делает свое дело, не привлекая внимания. Тут же любой на виду, и маска не спасет от любопытных взглядов!
- Наверное, какая-то особая магия, - предположила Лита.
Они спустились по лестнице вниз, в новую толпу.
- Так что с поселками? - спросила Лита, мальчик забыл ей объяснить, он был слишком увлечен поиском своего места.
- А они все здесь, так каждый год случается. Та дама без маски, - Яск указал на красивую золотоволосую госпожу, плывущую, как большой корабль, против общего течения толпы студентов и гостей, - тетка нашего физрука.
- Но ведь он же тролль! А эта госпожа - человек!
- Вот-вот. А ощущение такое, что наоборот, - кивнул мальчик. - Физрук -нормальный мужик. А к этой лучше не приближаться.
В этот самый миг кто-то чем-то не угодил незамаскированной даме – может, толкнул или наступил на ногу. Она ухватила за плечо первого попавшегося ученика:
- Немедленно извинись, или я превращу тебя в камень!
- Она так шутит, - успокоил удивленную и встревоженную девушку Яск, - я же говорю - тролль и шуток не понимает.
Они шли по коридору к столовой. Лита подумала, что там не хватит для всех места, но ошиблась - кто-то поработал магией и добавил столовой пару измерений, от чего она стала просторной, как целый мир. Этот мир был занят столами и столиками, высокими и совсем низкими, за которыми можно было есть лёжа, полусидя, стоя. Каждый нашел бы свое. Яск отыскал тут местечко для своего письма – высокую, выше человеческого роста и все еще пустую полукруглую нишу в стене. Юноша подхватил свое письмо петлей хваталки и спокойно положил его в нишу:
- Теперь моя совесть чиста!
- А что там за стихи? - спросила Лита.
- Да так, ерунда одна. Но Скрытник любит поэзию, точно известно. - Он махнул рукой в сторону почти пустого стола, - вот туда?
Небольшой, человек на восемь стол из матового дерева, был уставлен простыми яствами. Учительница и юноша сели на свободные места. Рядом два человека играли в сорк, через стол вампир о чем-то говорил с темнокожей девушкой, на другом конце стола сидели дети и удивительно красивое существо - тоненькая фэйри с острыми ушками, вся бело-голубая от ступней босых ног до кончиков волос.
- А ведь это может быть кто угодно, - Яск взял из тарелки яблоко и захрустел им, соблазнив и Литу, любившую яблоки до безумия. Шурше оказалось интереснее гулять по столовой и девушка охотно отпустила его, краем глаза присматривая за питомцем. - Хоть наш декан.
- Так мне не показалось? - спросила Лита, - маска меняет даже фигуру?
- Ага, - юноша налил себе в чистую тарелку, стоявшую тут же, супа из горшочка, и взялся за еду всерьез - и каждый может оказаться Скрытником. Кстати, а ты что-нибудь закарманишь?
- С собой ничего не взяла, кроме них, - Лита приподняла медальон с Семенами.
- А почему нет? В коридоре полно интересных мест для такой маленькой вещи.
- Не уверена, что имею право, - призналась учительница - Раану доверил их мне.
- Но ведь не для того, чтобы просто таскать с собой, - возразил мальчик.
Вспомнив о Поселках (она знала от своих учеников, что разделение на Порядок и Хаос и правда снято) Лита задумалась. Может быть, из закарманки выйдет что-то хорошее.
- Присмотришь за Шуршой? - спросила девушка, вставая.
- А чего за ним присматривать? Пусть гуляет, а если кто обидеть попробует, - Яск надулся и передразнил троллеподобную даму, - превращу в камень!
Лита засмеялась.

В коридоре она не увидела хороших мест. И вообще никаких. Разве что все-таки окно...
Яркое пятно света лежало на подоконнике, в неглубокой ямке, словно нарочно сделанной для одного маленького семечка. Даже форма у нее была похожая - продолговатая и чуть заостренная. Девушка достала одно из Семян, положила в ямку. Оно поместилось так, словно всегда было там. Лита постояла рядом с закарманкой еще минуту и вернулась в столовую.
В зале играла кайтэри. Изящная черно-белая львица, словно охотилась за невидимой мышкой. Она совершала прыжки и кружилась вокруг себя, подпрыгивала на месте, делала удивительные кульбиты и гибкое кошачье тело танцевало, подчиненное какому-то особенному ритму. Зал затих, все смотрели на нее. Потом со своего места поднялся высокий темнокожий мужчина. В нем было что-то удивительно знакомое, хотя ни лицо – какое-то безликое, ни угловатая фигура, ни о чем не говорили. Но когда он начал танцевать с кайтэри – вызов и поиск, преследование и побег - Лите показалось, что она узнала сфинкса. Он двигался как воин даже в этом угловатом теле… А черно-белая львица – не была ли она Дрем?
Танец завораживал и почему-то пугал. Лита, отведя взгляд, увидела, как поднимается Яск, как он идет к танцующей паре.
Только на миг они остановились и продолжили танец - уже втроем, став единством, совершенным, как солнечный свет.
…И через несколько минут Лита поняла, что совершенным, законченным бывает и соперничество. В него превратился танец троих, имевших разные цели, но одну на троих душу. Каждый пытался сказать что-то, и каждому отчаянно хотелось быть услышанным. Может даже они говорили об одном: но кайтэри - резкими выверенными движениями зверя, подчиненного инстинктам и собственной воле, темнокожий - плавными, экономными - ничего лишнего! - каждому из которых неуловимо не хватало какой-то толики силы, чтобы взорвать мир, а Яск медлительными, всегда обрываемыми за миг до того, как оборвутся сами.
А Лита, глядя на их танец, услышала слова незнакомой ей песни:
Я спасу тебя, хочешь того иль нет,
Заслоню от стрел, от ветров и ран.
И прости за то, что не дал ответ -
Он и мне самому так же не был дан.

Обещал – и, значит, буду с тобой.
Если споришь - просто ты не права.
Я спасу тебя от беды любой
От себя, если только найду слова.

Я имею право на эту честь -
Разрубить узлы, показать пути...
Лишь одно невозможное в мире есть -
От тебя самой не спасу, прости.
...Но в итоге трое всетаки встретились - не как друзья, враги или соперники - а как частицы возможного целого. Яск и темнокожий стали, держа друг друга за плечо; мальчик положил искалеченную руку с сияющей «ладонью» - учительница впервые видела, чтобы он превращал хваталку в обычную пятерню - на холку кайтэри. Она разрешила это ненадолго, потом стряхнула с шеи светящиеся пальцы, ткнула широким белым лбом в бок темнокожего, отступая, задела Яска, заставив его чуть повернуться и убрать руку с плеча черного воина, а темнокожий опустил свою. И все. Единство исчезло.
Черный сел к низкому, почти пустому столику, львица легла у его ног, Яск не вернулся к Лите, а вышел из зала.
Лицо устало от маски. Ощущение было такое, словно она налилась свинцом и давила. Девушка протянула руку и сняла ее. Мир стал чуть менее ярким, но глаза быстро привыкли к этим, настоящим, цветам.
Воин, танцевавший с кайтэри, встал со своего места и, подойдя к Лите, тоже снял маску. Это и в самом деле был Раану. Резкая смена черного на белое больно ударила по глазам, всколыхнув неожиданно сильное чувство и Лите пришлось справляться с перламутровой Силой, снова поднявшей голову в поисках того, что требовалось немедленно изменить. А она раньше и не замечала, насколько близка к снежной белизне кожа сфинкса.
- Здравствуй, - он присел на скамью и почему-то поморщился. Часть косичек на его голове потемнела, от уголков глаз к вискам тянулись две сеточки очень глубоких и тоже темных морщин. Издалека можно было принять их за татуировку или родовой знак, но не вблизи.
- Здравствуй. Что с тобой?
Кажется, он собирался первым задать подобный вопрос.
- Вероятно, я себя переоценил. Или скорее недооценил тебя, - ответил сфинкс, - чем бы ни была слабость, которую я у тебя взял, но справляться с ней не просто.
- Может, я тебе помогу? Как выражается эта слабость?
- Просто вижу иначе. Много цветов, оттенков... Мир вообще слишком большой и в нем нет никакого порядка. И каждая мелкая деталь кажется важной, каждая внушает какое-то чувство.
- Разве чувствовать - это плохо?
Он поджал губы.
- Дождь - это хорошо, но ливень на несколько суток, который спровоцирует наводнение - беда. Вот примерно так "топит" меня. Работать совершенно невозможно.
Он смолк и совсем другим тоном спросил:
- Не видела Дрем?
Лита посмотрела на кайтэри.
- Это Даонна, моя знакомая, - проследив направление ее взгляда сказал сфинкс. - Она могла бы определить, сумеет ли девочка-полукровка когда-нибудь менять обличье.
Учительница вспомнила, как об этом сказала сама Дрем и кивнула. Для нее важно - знать правду даже суровую. Лите очень хотелось, чтобы ее ученица получила добрый ответ.
- Нет, я ее не видела.
Раану нахмурился:
- Жаль, времени нет ждать или искать ее. Прости, надо уйти - обещал Даонне переместить ее в ее мир, Райе-танн.
Сфинкс кивнул, прощаясь, и отошел к кайтэри.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Понедельник, 13.02.2012, 19:04 | Сообщение # 20
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Львица не спешила уходить, Лита видела, как она сказала что-то Раану, потом поднялась на лапы и подошла к девушке.
- Я знаю тебя, мое имя Даонна при’Аньяла, - у нее был чудесный гортанный голос, мелодичный и нежный.
Учительница поняла, что это приветствие и ответила:
- И я тебя знаю. Мое имя Лита Эль Лезар.
- Я скажу тебе что-то, полезное или бесполезное, - львица чуть помолчала, - ты не очень-то похожа на эльфа.
Девушка шутливо дернула себя за мочку острого уха:
- Ну, мое отражение в зеркале на него похоже.
- Зеркала - лучшие в мире сказочники, – фыркнула кайтэри Даонна, - никто не смотрел на мой хиаль, как ты. Что же ты увидела?
«Хиаль» - танец, поняла девушка. Слово показалось знакомым, словно раньше она мысленно произносила его, но никогда не слышала, как кто-то другой его произносит.
- Противоречивое единение, - ответила она. – Отчаянное желание превратить диссонанс в гармонию и выбор разных путей для этого… которые все-таки привели к пониманию и доверию. Я слышала слова о…
- То, что ты слышала, предназначено для тебя, а не для меня, - мягко перебила ее кайтэри. – Хиаль - танец души, разговор твоей с другими. Расстояние исчезает во время хиаля, любое. Между твоей душой и другой, между тобой и тобой же. Понимаешь?
- Кажется да.
- Тогда скажу еще: хиаль делает танцующего беззащитным перед всем и всеми, но помогает упорядочить внутренний хаос. – Кайтэри помолчала. - Будь я тем, кто пишет красивые истории, то сказала бы проще и возвышенней: хиаль – одна из возможностей собрать рассыпающуюся душу или жизнь. По крайней мере, иногда это получается. Если бы ни ничего не видела и не слышала, то в моих словах не было бы для тебя смысла. Может, его нет и сейчас. Но сделанное сделано.
- Благодарю тебя, - сказала Лита и замолчала, не найдя слов кроме этого.
Кивнув напоследок, кайтэри Даонна неторопливо отошла к Раану. Через мгновение перед ними открылся портал, оба шагнули в него и пропали из зала столовой.
За что кайтэри поблагодарила ее и почему не дала возможности сказать спасибо за странное, но такое удивительное знание?
Лита ощутила усталость. Уже не лица, а всего - тела и души. загадки множились а ответы негде было взять. Она поднялась и вышла из столовой, оставив лежать на столе две маски, свою и Раану, и позвав к себе шуршарика.
Девушка чуть не прошла мимо своей закарманки. Вместо семечка на окне лежала крупная белая ромашка с золотистой сердцевиной и длинным стеблем.
Учительница вернулась в Пёстрый, поставила ромашку в смешную пузатую вазу из тусклой меди, и потратила полчаса, чтобы полистать тетрадки с заданиями.
«Я тихим, мягким шагом вошла в Заклинательный Покой. Учитель сказала, что магия рисунка не любит света, но я так же знала, что она не любит и громких звуков, и агрессии. В Покое было темно. Нет, даже не так - тут царила абсолютная Тьма. На какой-то миг мне даже показалось, будто я ослепла, но затем заметила полоску света, пробивающуюся через закрытую входную дверь, и немного успокоилась. Шепотом, я зачитала заклинание Ночного Виденья:
Мой взгляд как у волка, совы или кошки,
Что видят во тьме совершенно - дорожки.
Кому словно свет мрак ночной и густой.
Чьи глаза не покрыты дневной пеленой.

Кто бродит в ночи, суть вещей понимая.
Тот, кого полумесяц в семью принимает
Сказала слова, подождать лишь немножко
Осталось. И стану я видеть как кошка...
Предметы тут же приобрели необычайную ясность, запестрели всеми красками и оттенками, не оставив места даже какой-то тени. Теперь я видела, что нахожусь в огромной зале с черным полом, стенами потолком. Тут и там стояли закрытые накидками мольберты, небольшие столики со всевозможными кисточками, но нигде не было видно красок. Я пошла вперед, стараясь не смотреть на картины. Прежде всего, следует спросить разрешения у их создателя.
Наконец, я увидела его - Сумеречного Художника. Он отдаленно напоминал человека, хотя с первого взгляда было понятно, что ничего общего с людьми это существо не имеет. Кожа бледна, почти прозрачна и с серым оттенком. Непропорциональное телосложение - руки слишком длинны, почти до колен, тонкая длинная шея, и черные глаза без белка или радужки, будто два темных провала. Но уродливый, он творил истинную красоту. Художник оказался одет в обычные суконные штаны и рубашку, тоже черные. Он держал в тонких, длинных пальцах кисточку и я видела магию, нитями закручивающуюся вокруг его руки и переходящую на кисть.
- Здравствуйте, - как можно тише сказала я, еле шевельнув губами.
Сумеречный Художник замер и неспешно обернулся ко мне, пронзив меня мраком своих глаз. Бледные, потрескавшиеся губы дрогнули, и он также промолвил тихим, но приятным голосом:
- Здравствуй, дитя непостоянства. Что тебе здесь нужно?
- Хотела попросить дозволения взглянуть на ваши картины. - Вежливо попросила я и добавила: - Если это возможно.
Художник, склонив голову, смотрел на меня. Это заставляло меня нервничать, я не могла понять, что он видит и о чем думает.
- Разрешаю, - наконец сказал художник - Но только те, которые я тебе покажу. Некоторые картины не предназначены для живых существ, они просто разрушат твою личность. Следуй за мной.
Я вздрогнула и послушно пошла за этим созданием.
Следующий час стал самым восхитительным, что у меня когда-то был. Художник останавливался возле разных мольбертов и аккуратно снимал с них накидку, показывая мне свои творения. Даже иногда что-то говорил о том, как сплетать магию, чтобы выходил тот или иной узор. Он гладил воздух над картинами своими длинными пальцами, будто повторяя черты и контуры, а в его черных глазах порой проскальзывали разноцветные искорки, и я неожиданно поняла, что это самая настоящая нежность и Любовь. Любовь к искусству. Я же... я смотрела на самое прекрасное, что есть в этом мире и испытывала невообразимую гамму эмоций. Сущность эльфа во мне пела, ощущая гармонию, сродни эйфории. Под конец этой эйфории стало так много, что мне самой захотелось творить.
- Художник, скажите, я могу украсть еще немного вашего времени и нарисовать свою картину?
Тот неожиданно улыбнулся, а в глазах отразилась еще одна искорка какого-то непонятного цвета.
- Конечно. Идем, я дам тебе кисть.
Кисть оказалась изящной, тонкой, она безупречно легла в мою руку. А я попыталась решить что хочу нарисовать. Неожиданно пришло понимание, и грустно улыбнувшись, я зачерпнула в себе немного нитей магии и принялась за творение. Я подарю его Художнику.
...Когда я уходила, Сумеречный все еще неподвижно стоял и смотрел на мою картину. Картину, на которой были разные кусочки миров и событий - зеленые поля, снежные горы, бесконечные леса, портреты самых красивых и самых уродливых людей, и все эти частицы слоями легли друг на друга, а посреди картины были Глаза. Глаза Художника, с мириадами искорок. рисуя их, я поняла, что это не Тьма. Это Вселенная со звездами и планетами, которая видит все, что в ней происходит, и любит всех и вся, что в ней находится. Я тихо закрыла дверь и покинула Покой»

Лита улыбнулась. Аксервия Талиор все-таки пришла на урок и получила задание. Именно ей встретился в Заклинательном Сумеречный Художник, вернее, его фантом. Беловолосая эльфийка училась отчаянно, сразу на двух факультетах, поэтому часто просто оставляла на столике учительницы тетрадь с рассказом о выполненном задании, как сейчас.
Еще больше клонило в сон. Лита ушла к себе в Пещеру и заснула, едва добравшись до постели, с шуршариком, устроившимся в ногах.

Проснулась она к вечеру от того что очень захотелось есть – настолько, что девушка перешла в академическою кухню поскорее, порталом.
Там обнаружился только один человек - артефактор Веслен.
- Приветствую, - улыбнулся он, сам на себя не похожий из-за явно хорошего настроения. Молодой наставник будущих создателей волшебных вещей ловко орудовал ножом и вилкой, расправляясь с аппетитным куриным пирогом. От вида пирога у Литы заурчало в желудке. Ее спутник шуршарик негромко мявкнул.
- Доброго вечера и приятного аппетита - улыбнулась она в ответ и села за столик у окна. Кухонный слуга тут же притащил поднос с еще одним пирогом. Девушка попросила печенья и молока.
Голод был утолен далеко не сразу. Кусочки теста таяли во рту, а курица… о, это был кулинарный шедевр! И она не торопилась, наслаждаясь каждым кусочком.
- У нас сегодня замечательный повар, - заметил давно закончивший трапезу артефактор, - светловолосая девчушка-эльф с очень решительным характером. Это немало - уговорить кухонного духа допустить ее до готовки, притом что он страшно ревнив, - Веслен покачал головой и вдруг достал из широкого рукава серо-зеленой хламиды знакомую Лите матовую каплю. - Не скажешь, что это? Сувенир или артефакт?
Лита едва успевшая подумать, какая все-таки молодец Аксервия, была удивлена и немного смущена. Почему семечко оказалось у Веслена?
- Понятия не имею - сказала, и чтобы проверить догадку – единственную, что пришла ей в голову, добавила - спасибо за цветок. Я очень люблю ромашки.
- Вообще-то это гибрид, - в своей прежней ворчливой манере сказал Веслен. – Что значит, понятия не имеешь? Ты же закарманила одну из тех штук, что я и сейчас вижу в твоем медальоне.
- Ну да, - Лита глянула, чтобы убедиться – Семян снова два. - Это вещь с неизвестными свойствами. Считай семечко подарком на память.
- Просто подарком? - улыбнулся Веслен, - без подвоха?
- Конечно без. Посмотри, какое оно маленькое. Подвох в нем просто не поместится, - пошутила Лита и не удержалась. - Так это ты - Скрытник?
- Уже нет, - ухмыльнулся аретфактор. - На мое счастье. Теперь это работа каждого в Академии. Даже нашего ректора.
- Но в первый раз тебе досталась уйма работы - сказала Лита, представив себе как Веслен с помощью магии и собственных рук меняет всякую всячину на другую всячину, как выразился Яск.
- Первые четыре раза, - поправил Веслен, - оно далеко не сразу заработало. Более того, я не сразу понял, как сделать, чтобы работало и долго экспериментировал. Немного магии, много общения и куча потоачкнного времени. Даже если бы магии не существовало, ее стоило изобрести ради этого. Хорошо еще, что люди быстро привыкают и им нравится играть и уж потом их ничем не остановишь. Для того и нужны маски – чтобы каждый мог поучаствовать в игре в Скрытника.
- Даа... А ты герой, - с искренним восхищением заметила Лита.
- Все мы герои, – махнул рукой Веслен. О чем то на миг задумался, достал из кармана листочек и прочел:
Мы все герои. Не войны – а битвы,
Несущие порой чужое знамя.
Наш выбор иногда острее бритвы,
Но стоит верить тем, кто рядом с нами.

Лишь им одним – не истине, не чуду,
Не правде, что порою горше смерти…
Но быть героем – значит быть им всюду –
Снаружи и вовне, во тьме и в свете.

И кто ты, если предал тех, кто рядом,
Забылся в драке или в зелье пьяном?
И каждый взгляд в толпе сочится ядом –
Герой, увы, не может быть с изъяном.

Как падшему подняться, встать из праха?
Один лишь выход из такого знаешь.
Но в жертву принеся себя без страха,
Ты жизнь на честь уже не разменяешь.

Живи, сумей иную роль примерить,
Путь опыта – не только путь сражений.
Мы все герои битв за право верить,
И побеждаем ради поражений.
Кхм... Не в тему, но стихи недурственные.
Лита подумала, что они, наверное, из тетрадки Яска.
- Ты собираешься покинуть Академию? - поинтересовался артефактор, аккуратно складывая и пряча листок.
Вопрос заставил ее задуматься и отчего-то уколол сердце болью:
- Нет. Почему ты спросил?
- Подарки на память дарят, когда прощаются. И если ты будешь настаивать на том, что я разучился радоваться подаркам потому, что только ими и занимаюсь, то я прочитаю тебе лекцию о видах радости в качестве наказания за неверие.
- Прочитай, - тут же ухватилась за эту мысль Лита. - Кажется, я разучилась радоваться. Вдруг лекция чем-то поможет?
- Это непроверенная теория, - Веслен откашлялся, - созданная мной на основе личного опыта и обобщенной мудрости веков. - Итак...
Он снял очки, отчего стал казаться старше.
- Есть несколько видов радости. Первая - радость из колыбели. Когда ты просто есть и для радости не нужна причина. Такая радость одних заражает, а другие, не способные к ней, чувствуют себя рядом с радостью-колыбелью очень скверно. В их мире совсем иные законы, для них все беспричинное - зло.
- Ничего себе, - шуршарик снова прыгнул к ней на колени и Лита запустила пальцы в мягкую шерсть зверька, почесывая, как ему нравилось, - счастье и радость - зло?
- Нет, госпожа Эль Лезар. Отсутствие причины, видимой причины каких-то поступков или событий. Второй тип радости - деловая. Пожалуй, противоположна колыбельной. Существование рассматривается как платформа для постройки здания, для труда. То есть просто так ничто не дается, и радость тоже, и надо поработать. Для таких людей цель - не сама радость, а действие по ее достижению. Логика поступков основывается на этом. Деловая радость имеет еще одно свойство - человеку трудно не делать. Я вам еще не наскучил?
- Ничуть, - призналась девушка. – Есть еще виды радости?
- Да. Третий вид - солёная. Когда радуешься тому, что не радует другого и даже тому, что тебе самому не очень–то в радость. Позиция жертвы, добровольная роль изгнанника и мученика. Причем он сам понимает, что это не очень-то хорошо и совсем не сладко. И борьба с такой радостью - внутренняя борьба, видимая одному только борющемуся, с поражениями и редкими победами - тоже радость его жизни, его пути.
- Ужас какой, - произнесла Лита грустно.
- Так видится с твоей стороны. Четвертый вид радости - дырявая. Начинать и бросать, перескакивать от одного к другому, ни на чем долго не задерживаться, требовать помощи, получать ее и тут же все бросать, редко что доводить до конца, но получать огромнейший опыт. Логика поступков «дырявщика» очень сложна, но она всегда есть, часто на каком-то понятном только ему уровне. Радует именно опыт. Про остальные виды я не так уверен, и пока не стану о них говорить. Вот ему, - Веслен кивнул на Семя, - я рад одновременно и колыбельно и деловито - что оно есть, и что это подарок. Некоторые виды радости, как видишь, могут сочетаться.
- Легко поверить, - согласилась Лита.
- Поверить всегда легко, если хочешь, - неожиданно серьезно сказал артефактор. - Наша вера делает реальным то, во что мы верим. А другое реально потому, что кто-то еще верит в это. Удачи в пути.
Она не поняла, почему он пожелал ей этого. Лита не могла уйти прямо сейчас из-за Красоты и обещания Раану. Но спрашивать... Веслен не казался ей человеком, который ждет вопроса.
- Интересно, если посадить семя в землю, что из него вырастет? - он подбросил семечко на ладони - и поймал. На стол перед ним шлепнулось очередное возникшее из воздуха письмо.
- Началось, - проворчал Веслен, и, заметив взгляд Литы, фыркнул: - а что ты хочешь? Мне пишет пол-академии, да еще из пары миров, где такие же «герои, как я, завели игру в Скрытника.
Лита кивнула. Помочь достать редкие или забавные подарки для незнакомых людей. Поделиться идеями. Подсказать и спросить совета. Найти или придумать новое. Успокоить тех, у кого не выходит, и похвалить тех, у кого получается... Не удивительно, что Веслен был весь в письмах и заботах.
- Спасибо тебе, - поблагодарила учительница.
- Ага. А теперь не отвлекай, - артефактор вернул очки на переносицу и махнул рукой, словно прогоняя назойливого зверька.
Она не обиделась. Шуршарик закончил есть, умыл мордаху лапками, пискнул и, не дожидаясь ее, бодро засеменил к дверям. Лита поспешила за милым лохматым проводником, который кажется всегда точно знал, куда идти.

Кайтэри Даонна в своем мире, работа П. Кудрявцева



Всегда рядом.
 
LitaДата: Четверг, 16.02.2012, 14:42 | Сообщение # 21
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Яск. Лабиринты

В плотницкой мастерской грохотало и гремело, напевало и время о времени шуршало-шептало-ворчало. Мальчишка с петлей заклинания вместо левой руки упрямо собирал из планок и досочек причудливую конструкцию высотой в человеческий рост. Конструкция упорно сопротивлялась.
Очередная доска отскочила в сторону, он стукнул по ней сначала кулаком, а потом и молоточком, вправляя на место, и оглянулся на скрип открывшейся двери.
В мастерскую вошла девушка, рыжеволосая, чуть растрёпанная эльфийка.
- Привет, - парнишка улыбнулся гостье и продолжил работу с прежним упрямым терпением, преодолевая явное нежелание вороха планок становиться одним целым, - ты за новой мебелью или старую починить надо?
Рыжеволосая на несколько секунд застыла на пороге, остановленная то ли внезапно вспыхнувшей, совершенно несвойственной ей робостью, то ли просто не желая мешать и любуясь работой мастера: сама она кроме острых железок отродясь ничего полезного в руках не держала. Вкусно пахло струганным деревом, всюду валялись стружки, но инструменты - только в ящике, да пара нужных рядом с пареньком.
- Не совсем, - хмыкнула эльфийка в ответ на вопрос мальчишки, замялась, подбирая слова, чтобы не ввести бедолагу в ступор своими запросиками. Поскрипела мозгами и выдала всё, как есть: - Эммм... В общем, мне гроб нужен. Поможешь?
Из капюшона ее плаща высунулась любопытная мохнатая мордашка, потянула пуговкой носика и ловко вскарабкалась на плечо, заинтересованно поблёскивая на нового знакомого девушки угольками глаз.
- Шурша! О, если ты стырила любимого малыша нашей учительницы, я буду очень сердиться! - юноша сделал суровое лицо, но долго не удержал мину и рассмеялся, - гроб говоришь? Не сложнее чем лабиринт для этого вот чуда, - он кивнул на существо, спрыгнувшее на пол с плеча рыжеволосой. - И зачем тебе гроб?
Шуршарик подбежал к нему.
- Чего тебе, лохматик? – юноша отложил инструмент и петлей-хваталкой поднял Шуршу, взял на руки, как, видимо, он и хотел.
Девушка хихикнула, присаживаясь на какой-то чурбачок и провожая взглядом радостно ускакавшего к парню зверёныша.
- Его стыришь! Лита погулять попросила. А гроб... это подарок. Будет... Только, теперь даже не знаю на что: всё ещё день рождения или скоропостижные похороны.
Эльфийка осеклась, неловко запнулась и замолчала, наблюдая, как, а главное - чем неожиданный знакомый подхватил Шуршу.
- А что у тебя с рукой? - не подумав, что это вообще-то нетактично, некрасиво и совершенно не к месту, брякнула она, прежде чем недовольно булькнувшая стихия успела её остановить. - Ой, извини...
- Да ничего такого, поцапался там с одним... Но как видишь - я ничем таким не страдаю, - юноша неопределенно крутанул в воздухе здоровой рукой, видно изображая завихрения в мозгу на тему «я – калека».
«Эх, чем бы тебя привить от глупости?» - сокрушённо вздохнул Сиан. Была бы голова - непременно бы ею покачал для обозначения полной безнадёжности случая.
Девушка и сама поняла, что ляпнула невпопад, смущённо сморщилась, почесала кончик носа, спешно придумывая, чем бы сгладить свою бесцеремонность, но придумать ничего толкового, так и не смогла. Паренёк говорил свободно и беззаботно, явно не сильно переживая по поводу отсутствия такой важной части тела или же просто свыкнувшись. А может, только делая вид...
- Мама сделала мне заклинание на подвесе, - паренек хлопнул ладонью по браслету на левом плече, - хорошая штука, только разряжается быстро.
От его веселого спокойствия девушке стало ещё больше не по себе и она неуклюже попыталась перевести тему немного в другое русло:
- Мама у тебя тоже маг? Тут училась?
- Мама самый потрясающий человек на свете. Нет ничего, что она не смогла бы. Магия там или как... Так что - она и маг тоже, - мальчишка подмигнул. – Но училась не тут, а в Румносском Университете Всех Искусств.
При словах о маме сердце эльфийки болезненно сжалось, дало ощутимый перебой и замолотилось на порядок быстрее. Её саму ещё в детстве жестоко лишили возможности вот так вот тепло, со сверкающими любовью глазами отзываться о своих родных. Пусть её семья была не такой дружной и понимающей, пусть прохладные аристократы редко выражали свои истинные чувства, а то и не испытывали их вовсе, но она была дочерью и у неё были мама и папа, близкие и дорогие, несмотря ни на что.
Мальчишка словно понял что-то.
- Гроб - в подарок? – нарочито громко и весело сказал он, - оригинально... А понесешь-то ты его как?
Последний вопрос рыжую несколько озадачил, она задумчиво поцокала языком, пожала плечами и беззаботно призналась:
- Об этом я как-то и не подумала... Если честно, мысль с гробом только сейчас в голову влетела, когда я мимо проходила.
- Ааа... Слушай... а ты чего, не одна? Таскаешь с собой какого-то собеседника? Извини, если лезу, но я любопытен, как кошка, и даже еще больше, - он почесал спинку и животик потребовавшего ласки шуршарика. - У тебя за всеми словами стоит... ну как бы еще кто-то. Словно ты говоришь не только для меня. Не пугайся! Я так умею просто, «видеть» слова.
Эльфийка вскинула голову, удивлённо приподнимая левую бровь, и улыбнулась:
- Ты прав, я не одна - есть тут один... говорливый... - ехидно улыбнувшись недовольному ворчанию Сиана по поводу всяких там любопытных всезнаек, девушка игриво подмигнула пареньку и со смешком поведала: - У меня стихия живая. Пусть этот паршивец нудный и надоедливый, но он - моя душа. То, без чего моё существование потеряет смысл, а возможно и прервётся вовсе. А как это, «видеть» слова?.. Ты первый, кто почувствовал, что нас двое.
- Первый? Да ну! У тебя порой лицо такое... Как у того, кто прислушивается к чему-то. Сказанные кем-то слова для меня переплавляются в образ. Твои дают мне аж два - тонкий и острый язычок огня, и ночное небо в ярких точках звезд. Как если бы одни и те же фразы произносили два разных человека. Но ты тут одна, вот я и подумал – одна, да не совсем. Меня Яск зовут. А тебя как?
- Друзья привыкли, что я с чудинкой, да и про стихию знают, - улыбнулась эльфийка, с теплотой наблюдая за млеющим на руках парнишки коричневым комочком. - А новые знакомые... В Академии все необычны и практически у каждого есть своя тайна и кот в мешке, так что моя странность лишь капля в море, даже если кто ее и замечает. Можешь называть меня Рыжая.
Долго Шурша на руках не высидел – получив свою порцию ласки, он прямо с рук мальчишки прыгнул в недостроенный лабиринт.
- Куда?? – воскликнул Яск, впрочем, не пытаясь его остановить.
Девушка непроизвольно дёрнулась следом - попытаться перехватить, но заметив, что сам мастер не собирается пресекать безобразие, уселась обратно на такой удобный кругляш распиленного ствола какого-то дерева, откуда удобно было любоваться проказами золотисто-орехового пушистого комка Шурши.
Парнишка тоже присел. Ему нравилось смотреть как малыш лазит внутри, пусть и не доделанной, но игрушки. Главное было приглядеть, чтобы он не обо что не поранился и ниоткуда не свалился. Впрочем, второе еще ничего, а вот первое... Но гвоздей ниоткуда не торчало, в этом Яск был уверен.
- Наверное, не скучно жить, если всегда не один… - в коридоре прозвучал звонок - первые такты академического гимна. - Прогулять менталику, что ли? Зачет я уже и так сдал. Хотя... последнее задание было потренироваться на фантоме. А ты видела наши фантомы? Или что-то большое и тупое, или мелкое, но умное. Правда, бегают и дерутся одинаково хорошо и те и другие. И тут - ментальные заклинания. С тупым фантомом намучаешься внушать, а с умным вечно выходит не то что хотел. Кстати... а ты как насчет менталики? В смысле чтения мыслей и внушения? Уже изучала?
Рыжая проказливо усмехнулась, лукаво стрельнув глазами в нового знакомого, намекая, что он даже не представляет, насколько ей нескучно стало жить, после появления в её жизни Сиана. Печально знакомая мелодия из коридора сбила с девушки духовно-философское настроение, ибо учиться эта балбеска не любила ни в каком виде и не под каким предлогом. Если б не стихия, то, пожалуй, вся её жизнь в академии ограничилась бы простыми поесть-поспать-напортачить - и так по кругу. Вот, и сейчас, состроив самое невинное выражение лица и сложив губки умильным бантиком, Рыжая легкомысленно пропустила мимо ушей первую часть вопроса, не желая совсем уж сдавать себя с потрохами, пожала плечами и задумчиво выдала:
- Знаешь... У меня в голове такой бардак, что я себе ничего внушить не могу - попробую проделать это с кем-то другим, боюсь, у него мозг взорвётся... Хотя, я ж на факультете Боевой магии, можно использовать для атаки, не находишь?
- Только на разумном враге. Неразумного, скорее всего, приведет в чувство – клин клином же…
Шуршарик высунулся из лабиринта, повис снаружи, зацепившись задними лапками за одну их перекладин. Яск ловко сцапал его, но не тут-то было. Малыш оказался ловким и проворным. Он притворился мягким и податливым, позволил отцепить лапки от перекладины, но как только мальчишка решил, что он сдался, шуршарик оттолкнулся всеми четырьмя лапками и сиганул прочь.
- Держи! – крикнул Яск, Рыжая стояла на пути беглеца. И юноша прыгнул следом.
Мысль мелькнула в голове девушки, но осмыслиться и оформиться не успела - на неё летел, растопырив лапки, пушистый комок с озорно блестящими глазками и следом, как бесплатное приложение, разогнавшийся и не намеривающий сворачивать Яск. Шуршу Рыжая перехватить успела, а вот убраться с дороги слишком рьяного ловца - нет, потратив нужные секунды на то, чтобы не выпустить ужом извивающегося шуршарика.
Бац!
- Яск!
Зверёныш таки вырвался, пока двое столкнувшихся горе-охотников пытались удержать равновесие, запрыгнул на облюбованный эльфийкой чурбачок и уже оттуда, довольно встопорщив шерсть, обозревал учинённый им бардак: не удержавшихся в вертикальном положении парня и девушку и обрушенную в результате их встречи со стеной полку.
Это было весело и совсем необидно. Хорошо, что полка упала не на них, а рядом.
- Не говори мне, что не ушиблась, потому что это не так, - сказал Яск вставая и подавая руку девушке, чтобы помочь ей подняться. - Я и то локтем хряпнулся, хотя был... хм... во втором ряду упавших. Но мы упавшие и поднявшиеся. Слава нам!
- Хе-хе, слава-слава! Великим, ужасным и ...ммм... поднявшимся охотникам на шуршариков! - сопя запыхавшимся ёжиком и потирая основательно приложенный об пол копчик, девушка скорей ради приличия, чем из-за реальной необходимости уцепилась за протянутую руку и одним слитным движением поднялась. Покосилась на упавшую полку и зябко передёрнула плечиками - у конструкции явно зрело нездоровое желание выбить ей глаз. Не ушибиться в такой ситуации действительно было трудновато, даже для неё, но раз кости по углам не раскатились, значит, жить пока будет.
Яск оглядел полку, чтобы убедится, что петли целы, потом положил на нее все, что упало - пустой, судя по всему, ящичек, деревянную раму для инструмента и какую-то книгу, - и попытался поднять и повесить. Полочка не поднималась.
- Тяжелая, зараза... Поможешь мне?
Рыжая тоже примерилась к несговорчивой полке.
- Зачем ты его вообще ловить взялся? Сидит, вон, себе, глазёнками невинными лупает...
- А так захотелось, - признался юноша. - Тебе не приходилось делать что-то раньше, чем подумать успеешь - а точно надо?
Вдвоем они повесили на место вреднючую полку, старательно выпиравшую всем углами и похоже сорвавшуюся только потому, что ей тоже так захотелось. При этом они умудрились уронить только книжку.
Яск поднял оброненный томик.
- Хе... Мирэ Авен, единственный ее сборник любовной лирики, надо же... Да тут и про тебя есть!
Парнишка принял «сурьезную» позу и продекламировал:
- В твоем огне сгореть немудрено.
Но ты сама пылаешь, не сгорая.
Готовая всегда пойти до края,
Подняться к небу и упасть на дно,

Что радует тебя, и что – тревожит?
Расколотой на части – жар и свет,
Где отыскать спасительный ответ –
Душа твоя в огонь одета тоже?

И если жизнь без света – дар тоске,
Как удержать огонь в своей руке?

Девушка едва заметно вздрогнула и нервно сглотнула, недоверчиво покосившись на вдохновенно читающего стихи Яска, который даже не догадывался, насколько прав...
«Как ммм... точно он выбрал стихотворение, - как-то невесело хмыкнул Сиан. - Совпадение?»
Рыжая ничего не ответила, устало расслабив плечи, опустилась прямо на пол, скрестив ноги и задумчиво поглядывая на едва знакомого парнишку, словно решая что можно сказать, а что оставить на самом дне памяти, не бередить и без того не заживающую рану.
- Где отыскать спасительный ответ -
Душа твоя в огонь одета тоже? - медленно, осторожно, словно пробуя на вкус каждое слово, процитировала девушка. Чуть опустив ресницы, помолчала, улыбнулась и добавила, поднимая задумчивый зелёный взгляд на парнишку: - Какой правильный вопрос...
Яск закрыл книжку и сел рядом.
- Я тебя не обидел? Прости если что, ага? Прошлое, да? Плюнь ты на него. Твое прошлое - это еще не ты. Или выговорись и забудь. А это… - он подбросил и поймал за корешок книжку со стихами, - просто… залежь. Однажды с кем-то случилось нечто. И он не смог вынести этого, молча. Честно, я этого кого-то понимаю, иногда нужно выразить себя, чтобы не разорвало. Ну вот. И он выразил - в стихах. Спустя какое-то время то, что мучило, потеряло над ним власть, или человек смог пойти дальше, оттолкнувшись от своего «было». А стихи, часть прошлого, законсервированного в них чувства тех мгновений, остались. И кто-то другой однажды откроет в них свои ответы, в этих залежах. Но без твоих собственных чувств слова не оживут, мысли не поднимутся на поверхность. И мучить себя не надо.
Он взял руку Рыжей в свою и несильно сжал ее пальцы. Покалеченная рука отложила и отодвинула подальше сборник стихов Мирэ Авен, залежь чувств одинокой поэтессы.
- Не обижайся ага?
- Нет, что ты! - мотнула головой девушка, остановив малахитовый взгляд на сжавшей её ладонь руке, пару раз медленно сморгнула, отгоняя странное наваждение и, тряхнув волосами, с привычным задором улыбнулась. - Просто ты угадал со стихотворением. Моя душа не просто одета в пламя - она сплетена с ним в единое целое, неразрывно связана, настолько тесно, что, лишившись одного, я лишусь и другого. Мммм... Я не обиделась - удивилась.
«Не, ты обалдела, - как всегда не смолчала языкатая стихия. - Вместе со мной. Парнишка умеет видеть...»
«Да, что во мне видеть?» - мысленно отмахнулась девушка, тем не менее, несколько другим, заинтересованным, почти изучающим взглядом, мазнув по новому знакомому.
Сиан многообещающе фыркнул, но пока промолчал, оставляя самую нудную и объёмистую лекцию до лучших времён.
И без того приоткрытая дверь отворилась совсем. На пороге возникла девушка с пышным облачком волос и фиалковыми глазами. Но заходить она не торопилась. Просто смотрела на двоих, на него и на нее, очень внимательно смотрела.
- Забавно, - наконец сказала она, - почему бы мне не присесть вместе с вами? Никто не против?
И не дожидаясь разрешения, перешагнула порог и чуть ли не с грохотом приземлилась – но не рядом, а в стороне, успев подобрать отложенную Яском книжку.
- О, любовные вирши. А что, свои писать так и не научился?
- Дрем, ты чего?
- Да ничего, - улыбнулась гостья вполне безмятежно. Да и голос - спокойный, даже более чем. Только все равно что-то было не так.
- Перестань, пожалуйста, - напряженно попросил Яск.
- Дай мне повод перестать, - пожала плечами Дрем, быстро листая книжку. – Я тебе повода не давала, верно?
- Повода к чему?
- Повода меня игнорировать, - отрезала девушка. На Рыжую она как бы не обращала внимания.
Несколько обескураженная эльфийка смерила чуть прищуренным взглядом вновьприбывшую, покосилась на разом напрягшегося Яска, на книжку, остервенело листаемую девушкой по имени вроде как Дрем, на свои пальцы, робко, с едва заметной, какой-то болезненной нежностью сплетённые с юношескими, и с сожалением выпустила ладонь парня, непринуждённым жестом растрепав освободившейся рукой медные пряди. Что бы там не говорила стихия, но полной и непроходимой дурой Рыжая не была, легко разглядев на дне широко распахнутых глаз Яска что-то такое, от чего разыгрывать комедию для одного лица расхотелось. А вот стерпеть безразличие и пренебрежение к своей дражайшей персоне она уже не смогла.
- Ты тоже за гробом? - звонко залепила она, невинно хлопая чистыми-чистыми, честными-честными глазками, обрамлёнными по-эльфийски пушистыми ресницами. А лукавые золотистые искорки на самом дне зрачков уж очень напоминали дерзкий блик от скользнувшего в открытое окно солнечного лучика. - Яск обещал помочь. Яаааск, ну, правда?
Рыжая нетерпеливо, с детской непосредственностью, потеребила замершего парнишку за полу рубахи, на самом деле пытаясь его растормошить, помочь стряхнуть липкую паутину напряжения и оцепенения, вызванного словами бесцеремонной девчонки. По крайней мере, именно такой она показалась эльфийке, сдержавшей острый язычок только из-за нежелания расстраивать своего нового знакомого.
- Ну как я могу отказать даме? – усмехнулся Яск, немного придя в себя.
- Гробик? Недурственная идея. Сделаю оригинальный подарок моему другу-вампиру, - без злости, наоборот, с какой-то нарочной, почти издевательской нежностью сказала Дрем.
- Гробы для вампиров только с примеркой! – тут же вспыхнул Яск и быстро взял себя в руки – было неудобно перед Рыжей и вообще… - а что у Присли скоро день рождения?
Дрем наивно захлопала длиннющими ресницами, явно подражая эльфийке, подруге своего друга.
- Разве я сказала, что это Присли? Тинвой, ты опять меня ревнуешь к бедному бледному мальчику? - она неожиданно усмехнулась – все-таки удар достиг цели и Яск разозлился пусть всего на мгновение - и подмигнула Рыжей. - С нашими парнями не соскучишься, правда?
Она смела ладонью горсть стружки и, не глядя, кинула ее в Яска. Рыжая девушка сидела слишком близко, так что несколько белых завитков попали и на нее.
- Хм… Извини, я нечаянно. Познакомимся? Яск, представь меня, пожалуйста! - она встала, стряхнула стружки с одежды и поклонилась.
- Рыжая, это Дрем Амика, Дрем, это Рыжая. А я это я, - Яск Тинвой невольно хихикнул. – Так, дамы… у меня к вам два предложения, и за оба могу получить по шее: вы помогаете мне закончить лабиринт и уже потом подеретесь. Или совсем драться не будете, ага? А я вам стихи почитаю.
«Ради хоть чего-то святого, что у тебя где-нибудь завалялось - не вмешивайся!» - без особой надежды на успех, вздохнул Сиан, обреченно прислушиваясь к хороводу мыслей и идей, проносящихся под воздействием слов новой знакомой в рыжей, без какого-либо царя, голове. Если поначалу соображения по поводу очередного фокуса просто беспорядочно проносились, не задерживаясь и не обдумываясь, то после порции стружек в сторону Яска и свою заодно, внутри у эльфийки словно вспыхнул тревожный огонек «Осторожно! Критический уровень вредности!»
Поднявшись и выдав на гора самую ослепительную и милую улыбку, на какую только была способна, девушка присела в невесомом реверансе и невинно вскинула бровки:
- Что ты, Яск! Зачем сразу драться? Меня ж тогда из Академии выгонят! К тому же, Дрем такая приятная, обаятельная девушка - не хочется её калечить...
Сиан поперхнулся едва начатой фразой, побулькал и умолк. Нет, на такие крайние меры она бы, конечно, и в более серьёзной ситуации не пошла, да и своё прошлое вспоминать ей совершенно не хотелось. Но, по сути, такой исход как раз и был бы наиболее вероятен, ибо на первый (да, и на последующие тоже) взгляд вояка из Дрем был сомнительный. Конечно, врага недооценивать глупо, но во-первых вихрастпя девчонка пока враг, а во-вторых, драться с ней бывшая наёмница действительно не собиралась.
- Вот так всегда, ты еще ничего не сделала, а тебя уже не любят, - вздохнула Дрем. - Яск, ты дурак! Побрасывать предложение подраться двум девчонкам, которые могут и без драки обойтись, если не провоцировать!
- Я не провоцировал, а разряжал обстановку!
- Ага, я так и поняла. - Дрем внимательно глядела на Рыжую. - Воин, да?
Она осмотрелась, взяла с пола обточенную круглую палку длиной в полтора локтя, взвесила в руке, потом легко подбросила и быстро поймала, крутанула так, что концы палки с шумом рассекли воздух, шагнула - упруго и хищно, словно охотник, увидавший свою дичь, перехватила палку второй рукой, не давая ей замереть ни на миг, и начала танцевать.
Движения ее были точны и стремительны. Поворот, замах, удар, поворот и уклонение, прыжок и падение на колено, сопряженное с ударом палкой из низкой позиции - и постоянное мелькание деревяшки, ставшей оружием. Пару раз казалось, что деревяшка выскользнет из ее пальцев, но девушка ухитрялась удержать ее. И еще ей приходилось заботиться о том, чтобы танцевать, не задевая Яска и Рыжую и от того в конце концов легкость движений потерялась. Дрем оступилась, но тут же сымитировала «ранение» и потерю «оружия», вписав ошибку в свой танец как часть его. А палку себе она немедленно вернула, дезориентировав невидимого противника обманным полупрыжком.
И остановилась, успокаивая сбившееся дыхание.
- Как-то так, да? - спросила она у Рыжей, положив «оружие» на чурбачок.
- Красиво танцуешь, - нарочито завистливо вздохнув, эльфийка перевела взгляд с довольно усмехающихся глаз девушки на её импровизированное оружие: это был не её конёк, но при желании вымахнуться, сделав упор на визуальные эффекты, а не на результат, можно и с палкой. Она что-то прикинула для себя, ехидно прищурилась и, снова поднимая взгляд, добавила: - Я вот так не умею...
Сиан озадаченно хмыкнул, ожидая от своей непутёвой носительницы вспыльчивости, кидания тяжёлыми предметами, бегания по стенам и завязывания неестественно гибкого тела в морские узлы, а получил сдержанный вздох и кроткий взгляд с лёгким сожалением. Стихия недовольно засопела, чувствуя подвох, но не в силах догадаться какой именно.
Девушка с задумчивой улыбкой, старательно пряча искры любопытной стихии на дне зрачков, взяла с чурбачка палку, со вздохом пропустила сквозь едва сжатую ладонь, чтобы усилить хватку у самого края - ей не хватало любимой катаны. Оружие стало продолжением её самой, привычным дополнением от ощущения болезненного отсутствия которого трудно избавиться. Деревяшка легко порхнула в ладони, точно так же, как и у Дрем несколько минут назад. Рыжая примерилась к балансу, но танца за этим не последовало. Эльфийка бросила несостоявшееся оружие в общую кучу заготовок, и повторила:
- Красиво танцуешь.
Дрем почему то смутилась - может от взгляда Яска - ну очень внимательного.
- Именно что танцую, вообще первый раз так получилось несколько ошибок. Я не воин, не подумай, но уважаю тех, кто способен держать в руках не только оружие но и себя, когда держит его.
«-Ооооо... - только и смогла выдохнуть вконец обалдевшая стихия. Что-то нечленораздельно побулькала сама с собой, помолчала и хихикнув добавила: - Таких комплиментов тебе ещё не делали! Держать себя в руках, ну надо же...!»
- Кстати, разве у нас нет дела? - Дрем кивнула на недостроенный лабиринт и начала закатывать рукава. Собиравшийся что-то сказать Яск, промолчал – потому что это «у нас» было все равно что протянутая - чтобы пожать другую - рука, или тоненькая веревка, спущенная в пропасть, где ждет человек.
Шурша не выбрал бы лучшего момента – он, давно уже забравшийся на самый верх лабиринта, прыгнул оттуда на руки - или скорее в сторону Рыжей. Малыш явно был уверен, что его поймают.
Мигом растеряв всю серьёзность, эльфийка ловко подхватила радостно растопырившего лапки Шуршу и уже привычно ссаживая зверёныша на плечо, с интересом заглянула в недостроенный лабиринт и сдавленно хихикнула:
- И кто тебе сказал, что я умею держать себя в руках? Железки, они хоть спокойные, покладистые...
Задорно подмигнув девушке, блеснув озорными золотистыми искорками в сторону Яска, Рыжая выбрала молоток поувесистее и с самым решительным видом изобразила на мордашке потешную сосредоточенность и рвение к работе.
Они стучали, гремели, строили и общались. Разве человеку нужно что-то большее, чем занятный собеседник, возможность и желание помочь – да в чем угодно, хоть в проделке, о какой рассказала Рыжая:
- А я говорю – сигаем через стену! Ну, он полез… А пока лез, штаны продирая, я спокойно в калиточку зашла… Шкатулку на порог домика начальского поставила, сама рядом присела. Подарочек любимому декану, хе… А товарищ мой так красиво выражался, пока с колючками на стене знакомился… Я аж заслушалась! Есть польза от вредности, есть!
Дрем рассказала про обычай выбора Ростового Имени в племени перевертышей, и все трое долго и со смехом выбирали себе высокопарные и заковыристые имена, которые говорили бы о том, кто кем хочет быть или уже стал:
- А я – Красноголовая Потрясательница основ! Нет! Рыжая Безобразница!
- А я – Великий Победитель Лени! И Повелитель Себя Самого!
- Тинвой, ну ты и скромный!
- Да, я такой! Великий Скромник имя мне!
- Тогда я – Самая Упрямомудрая Девушка В Мире! Ну или Мудроупрямая… Не смеяться! Я и правда упрямая!
- Знаю, Дрем!
- Чтоо? И ты не попытаешься меня разубедить?
- Великому Скромнику лениво спорить с Самой Упрямомудрой Девушкой На Свете!
- А Красноголовой Потрясательнице основ не лениво! Дрем, спорим?
- Вот же кошкин хвост! Рыжая, это была моя реплика!..
...И они не заметили, как закончили с лабиринтами - и с деревянным, который построили вместе, и с запутанным лабиринтом непонимания. И правильно, ведь только от одного из лабиринтов была польза – радость для шуршарика.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Суббота, 18.02.2012, 14:14 | Сообщение # 22
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История десятая: Театр

На самодельной открытке нарисованные юноша и девушка держались за руки. Неизвестный художник сумел показать, что они встретились только что, а ждали встречи долго. Внутри - текст, синий по белому, как на ее доске:
«Дорогая Учительница!
Сегодня после уроков мы, твои ученики, приглашаем тебя на театральное представление! Оно состоится в шесть часов вечера в Парке Академии. На самом деле мы позвали всю Академию, но вся не поместится даже там... Нам бы целый мир, как Эш, для специальной Театральной магии!
Приходи, пожалуйста, Лита!»
Ниже стояло множество подписей - Симилы и Велены, рыженькой Алисы и Юллеанель-Рыжей, Присли, Оксисалинэ, Ксоанариель и Яска...
Лита то и дело брала в руки приглашение, перечитывала, улыбалась, мысленно торопила время – ей хотелось, чтобы скорее наступил вечер.
Урок продолжался. Вчера она показала студентам, как учиться друг у друга. Идея понравилась. Каждый имел свои сильные стороны - богатое воображение у Симы, ясный и очень внимательный ум у Велены, Прис в любом тексте легко находил шаблонное и безвкусное и помогал исправить это, Оксис превосходно знала теорию стихосложения и любую, самую сложную и скучную лекцию, могла прочитать очень увлекательно. Но это видела их наставница со своей стороны. Сами ученики вот уже два урока подряд спорили, искали, в чем именно сильны. В конце концов, вербалику совсем забыли, но Лита не возражала. Про театр никто не заикнулся ни словом, но вид у ребят был как у заговорщиков.
Сфинкс появился только раз, предупредил, что исчезнет надолго - переговоры в его подопечном мире зашли в тупик. Яск приходил на каждый урок, а Дрем Лита не видела уже несколько дней и это тревожило.
Эльфийка рассказала ки вернее показала куском выхваченной памяти свой разговор с Миссле и пыталась расспросить ее о семенах, но та не ответила, и как то сразу глубоко погрузилась в себя, перестав отвечать или передавать собственные смутные и не всегда понятные образы. Почему-то это не вызывало тревоги и Лита не стала беспокоится а решила подождать.
Объявления о грядущем представлении развесили по всей Академии, и желающих его посмотреть оказалось много. В парк перетащили стулья, кресла, скамейки, табуреты... Всё расставили возле огороженного для представления кусочка парка с иллюзорной, но все равно непроницаемой, темно-синей кулисой. Ученикам явно помогал кто-то из Мастеров - сам ректор или декан Кинач, которая обладала и силой и умением, но редко применяла их. Оба находились тут же, среди зрителей – никаких почетных мест, перед искусством все равны - и ученики не смущались сесть рядом с Мастерами. Лита устроилась на стуле, пустив Шуршу побегать, вернее - полазать под стульями и скамейками, а когда занавес-иллюзия начал таять, он сам пришел к ней.
За пологом оказалась парковая беседка - коническая крыша, стены из скрещенных деревянных палочек и порог в две ступеньки.
У беседки, прислонившись к ней спиной, стоял Прис. На ступеньках - Симила.
- Но ты когда-нибудь вернешься? – кажется, продолжая какой-то разговор, спросила девушка.
- Вернусь. Я обещаю это и тебе и себе, - ответил Присли.
Так началась пьеса. Сюжет был и похож и непохож на историю Литы, ее прощания с любимым и долгого возвращения к нему. Автор словно вставил в историю кусочки того, что она рассказывала ученикам - образы, ситуации, фразы - вставил так, что она могла узнать их, провести параллели, и узнавание трогало сердце.
Ее ученики, ее друзья, играли превосходно. Прис был необычаен. Мрачноватый и тихий парень, у которого никогда не получались с первого раза вербальные заклятья, на сцене преобразился, сначала во вдохновленного полученными возможностями, а потом в отчаявшегося и одинокого человека. Сима играла роль влюбленной девушки с необычайной искренностью. Общаясь с ней Лита замечала грусть в глазах подруги-ученицы, даже когда она улыбалась. И героиня ее, конечно, унаследовала эту грусть - настоящая, она сделала игру не просто игрой, придала силы и глубины. Рыжая Юллеанель стала предводительницей разбойников, встреченных героем Приса в одном из миров и, поистине, это была ее роль. Санка- Ксоанариель играла Волшебницу Лета, подарившую влюбленному волшебный артефакт для путешествий через миры - и сколько в ней было истинного волшебства - доброты! Тот, что она воин, совсем не мешало Санке иметь доброе сердце. Злодея - безнадежно влюбленного в девушку мечтателя, научившегося извлекать силу из мечты и с ее помощью исполнять свои желания, играл Яск. Получалось у него плохо, но это не портило пьесы, а придавало ей какой-то особый шарм.
«Лита, подойди, пожалуйста, в Заклинательный покой» - слова мыслеречи, прозвучавшие в голове учительницы, заставили ее отвлечься от представления. По глубокому бархатистому тембру слов послания она узнала Раану. «Здравствуй. А можно немного позже?» - «Боюсь, что нельзя, - ответил он – прости, так надо». Лита встревожилась: «Что случилось?» - «Приходи, я жду тебя».
Она в последний раз поглядела на сцену и поднялась. Уходить не хотелось... На сцене Прис и Симила говорили друг с другом через все расстояния:
- Я не понимаю тебя, как могу верить тебе?
- Поверь мне - и тогда поймешь меня… - ответила ему девушка.
Эльфийка с Шуршей на руках прошла меж зрителей, стараясь не отвлекать их от представления. Выйдя из Парка, она призвала портал Красоты и перенеслась в Заклинательный покой.
Зал был напитан Силой настолько, что от нее щипало кожу. Шурша на руках девушки коротко пискнул, как испуганный ребенок. Она успокаивающе погладила малыша.
- Спасибо, что пришла так быстро, - Раану стоял у одной из стен Покоя и словно боролся с упрямой невидимой лозой - пытался согнуть ее, скрутить, тянул на себя и отпускал, переламывал и отодвигал в сторону.
- Погоди, я сейчас закончу, - раздался короткий резкий звук и Раану, наконец, отпустил свою лозу. - Готово. Я хотел поговорить. Присядь.
Он с видимой легкостью сотворил или перенес откуда-то два кресла, только одно почему-то оказалось сломанным, трехногим. Раану заставил его исчезнуть и сделал для себя другое, уже целое.
- Можно поговорить не здесь? - спросила Лита. Шурша на ее руках дрожал всем своим маленьким телом.
- Можно, но так безопаснее.
Лита и без того встревоженная, ощутила уже страх:
- Безопаснее для кого или чего? Что ты делал?
- Приводил кое-что в порядок. Безопаснее... Пожалуй, для меня. Я не трус, но напрасно рисковать не стану...
- Разумно, - перебила Лита, ей не нравилось что-то в интонациях Раану, да и взгляд его был странный. Как у того кто не верит или боится.
- Можно мне взглянуть на Семена? – попросил он.
Она подошла и без слов отдала сфинксу матовые капли.
- Ты что-то делала с ними или с их помощью?
- Да, - стоять оказалось трудно, и она для поддержки облокотилась о спинку пустого кресла, - создала артефакт для Клая и сняла с земли поселков разделение на Порядок и Хаос.
Лицо Раану не дрогнуло, но взгляд стал иным - он словно оценивал Литу по-новому в свете ее поступка:
- Значит, это сделала ты. А что за артефакт?
- Жемчужина... Которая будет питать моего друга магией Красоты. Такой, как моя врожденная.
Он нахмурился, тронул пальцами семечки на ладони, и поспешно сжал руку в кулак, точно испугался, что Семена сбегут:
- Об этом стоит поговорить отдельно, о твоей магии. Я не понимаю ее принципов так же, как и твоих побуждений. Скажи, ты относишь себя к Порядку или к Хаосу?
- Ни к тому, ни к другому, - честно сказала она, еще больше настораживаясь. Наверное, все-таки стоило сесть в предложенное кресло, но напоенный магией воздух враждебно воспринимал любое движение, словно прорастая в ответ невидимыми шипами - пошевелись и поранишься до крови. Наверное, Шурша оказался чутче к магии чем его хозяйка – он уже даже не дрожал, а замер, сжавшись в комок, словно закуклился.
- Но ведь ты не учишь, например, некромантии или магии крови, - заметил Раану, словно ища ей оправдание.
- Но учу некромантов, - она попыталась противостоять Силе Заклинательного и поняла, что это глупо, натолкнувшись, словно на стену, на ту же враждебность. Тогда Лита окутала себя и шуршарика магией Красоты, как едва заметным радужным флером. Стало легче, и малыш на ее руках немного расслабился, помягчел. - Девушки с факультета Смерти создают на вербалике очень разные заклинания.
- И ты позволяешь им? – сфинкс глядел, прищурившись, как на подозрительную вещь или недруга.
- Я учу их, - повторила эльфийка, - для этого и нужна. Послушай, давай выберем другое место для разговора.
Магия в покое чуть притихла или просто перестала быть настолько враждебной. Но все равно Лита не оставила желание как можно скорее уйти отсюда вместе с Шуршей.
- Нет необходимости, - отмахнулся собеседник. – Значит, ты не Светлая и не Темная, не хаоситка и не на стороне Порядка. Тогда какая ты?
- А ты? - спросила она так быстро, как наносят удар в поединке, и сама испугалась этого.
- Я представляю Порядок, разумеется, - Раану, кажется, почувствовал себя увереннее, - разве мои поступки не говорят об этом? Сняв Разделение с поселков, что ты ощутила? Прилив Силы?
- Я обрадовалась. Вернее, это земля обрадовалась. Хочешь, дам тебе кусочек этих воспоминаний с помощью ки? – предложила Лита, мысль показалась хорошей. Если он сам сможет увидеть или почувствовать…
- Это ничего не докажет, - строго сказал сфинкс, поняв ее по своему - а твоя ки... Ты ничего о ней не рассказываешь, но я кое-что слышал от других. Мало и не внушает доверия. Так что не могу позволить оказывать на меня какое-то влияние ни ей, ни тебе.
Он молчал и Лита тоже, собирая рассыпавшиеся слова и пытаясь понять суть тяжелого и странного разговора.
- Ты не доверяешь мне? - спросила она наконец.
- Нет причин доверять. Но для недоверия их тоже мало. Против тебя несколько фактов. Например, некоторые твои поступки и отсутствие их.
- Поступки? Отсутствие? – переспросила она, понимая еще меньше.
- Да. Ты взяла Семена, зная, что они такое, но видимо совершено не осознавая их важности. Для пробуждения Добра нужно было совершить истинно доброе дело, но судя по всему, ты не способна на это – именно потому, что ставишь себя над Порядком и Хаосом. Но так не бывает. Ты или с теми или с этими. Или подыгрываешь и тем и тем, притворяешься своей везде и служишь двум сторонам, - сфинкс разжал кулак, переложил одно семечко в другую ладонь и подержал на весу, словно взвешивая. Как на уроке Доверия, когда оказалось, что ненависть весит больше, чем любовь.
- Насколько я знаю, одно Семя ты просто оставила в закарманке. Но сказать мне об этом забыла. Твоя безответственность очевидна.
От строгости его тона Лита почему-то ощутила что-то, вроде надежды - возможно, все закончится быстро и она сможет унести из Покоя Шуршу.
- Ты забираешь Семена? – задала она вопрос, не желая ничего доказывать и ничему возражать.
- Только одно, - он положил матовые капли на кресло, куда она так и не села, и со странным шумом – словно очень большая птица махнула крылом – свёл и развёл ладони, не касаясь ими друг друга и Семян. Лите показалось, что в Заклинательном резко потемнело. Воздух заполнился бесплотными двуцветными нитями-лозами, потянувшимися из стен, они обтекали ее и Раану и тянулись к Семенам и словно совершали свой выбор: замирали возле одного или другого; черные сплетались в ореол вокруг одного семечка, белые – вокруг второго, и они не смешивались и не касались друг друга. Потом они растаяли, напряжение магии, наконец, спало, выпущенное в очередном ритуале.
Раану взял с кресла то Семя, которое облюбовали белые нити, и кивнул на другое:
- Можешь забрать, это Семя Зла.
Девушка отпустила Красоту, перестав закрывать себя и Шуршу и протянув ладонь взяла семечко, ничем не отличавшееся от второго. И спросила только:
- Почему ты отдаешь его мне?
- Потому что все еще верю тебе. Верю, что ты не станешь делать Зла сознательно и постараешься не творить его бессознательно.
- То есть веришь, но не доверяешь? Разве так можно?
- Это всего лишь две стороны восприятия. Верить можно кому угодно, а доверять лишь тому, кто доказал, что достоин доверия.
Эти слова стронули в ее душе какой-то странный пласт. Сила поднялась, перламутр на миг заслонил от нее мир и замер в сосредоточенной готовности сделать все, что она пожелает. Как тогда, в Поселке. И девушка не знала, что она предлагает исправить: ее саму, Раану, весь этот мир или часть его, чтобы ошибки перестали быть ошибками.
Искушение слишком сильное. Усилием воли, которого хватило лишь потому, что после разговора со сфинксом она была готова к принятию непростых решений, Лита отодвинула прочь дикую перламутровую Силу, освободив себя от ощущения, что она может все, что ей все можно. Камешек-ограничитель занимал свое место в кармане и уже предупреждающе нагрелся. Девушка достала его, сжала в ладони, пропустила сквозь себя тепло и синий свет ограничивающего артефакта, раз и другой, но перламутр не ушел - только артефакт не выдержал очередного раза, разрушился, потеряв свет и рассыпавшись невесомыми пылинками, тут же унесенным сквозняком. Она ощутила как теряет контроль и понимая что о нее как о стену вот-вот ударит волга силы успела погасить свое сопротивление, чтобы дать ей свободно пройти сквозь себя.
И когда волна накрыла ее, Лита дала Силе пройти сквозь себя и схлынуть. Все закончилось так быстро, что она едва устояла на ногах от обрушившейся на нее легкости, сменившей прежнюю тяжесть, Девушка успела лишь заметить, что часть Силы ответвилась и ушла куда-то в сторону.
Раану смотрел на нее и ничего не говорил. Понял ли он, что произошло, ощутил ли? Она не знала. А потом сфинкс сделал короткий жест, словно прося ее немедленно уйти и Лита повиновалась. В любом случае ей больше нечего было делать в Заклинательном.
Сразу за порогом Шурша повел себя странно - спрыгнул с ее рук и понесся по коридору, словно в панике спасаясь от чего-то. Она не смогла догнать его, и шуршарик затерялся в переплетении коридоров.

Представление уже закончилось, и она прошла в Пёстрый, где ее ждала сияющая перламутром ки, взбудораженная, выбросившая навстречу хозяйке поток образов и сразу же – еще один... Лита не успевала ответить и перламутровое сияние ки все больше напоминало вкус и цвет прошедшей насквозь Силы.
Прошел наверное час, прежде чем проводница немного успокоилась и Лита смогла перевести дух.
Через несколько минут в холл вошла Сима Сима все еще в театральном костюме - скромном платье с яркой шнуровкой и вышивкой на боку.
- Ой... Лита, что случилось? У тебя лицо такое...
- Нечего. Только шуршарик убежал от меня. Вы не обиделись, что я ушла с представления? – говорить словами после мысленного общения оказалось непривычно и сложно и перед каждой фразой приходилось делать паузу чтобы собрать слова.
- Раз ушла, значит так надо, на что тут обижаться? И мы всегда можем показать тебе его прямо тут. - В глазах девушки стало меньше грусти и Лита порадовалась этому открытию. - Хочешь, я ребят позову и мы академку прошерстим в поисках твоего лохматого чуда?
- Не надо, никто его не обидит. Если сам не вернется, тогда пойду искать. Он же ко мне не веревочкой привязан, пускай гуляет.
Она наконец отошла от ки и по своей привычке забралась с ногами в кресло. Проводница уже не забрасывала его образами и сумела передать всего один. Выражавший простое желание.
- Не пообщаешься с ней? - перевела она для Симы просьбу проводницы и кивнула на перламутровую доску. – Если хочешь, то сядь рядом, можно ладонь положить на поверхность или погладить как котенка.
Симила тут же опустилась на пол рядом с доской и тронула ладонью перламутр:
- Я все думаю, что он будет теплым, - смущенно заметила она. - Ведь ки живая.
- Конечно, живая, и даже больше. Она личность как ты и я. И настолько... оригинальная, что я не всегда ее понимаю. Раньше она только со мной могла общаться. Или хотела. Да, ки попросила, чтобы ты вспомнила то, что тебе приятно, но не углублялась воспоминания, - эльфийка внесла уточнения, приняв новые, образно-проиллюстрированные объяснения проводницы.
- Поняла. Я тебе не рассказывала, как мы с Вель…
Лита приложила палец к губам, и девушка поняла и замолчала. Воспоминания - простая вещь. Они легко смогли стать нитью, что протянулась между Симой и «привязью» Литы. Но в этот миг для девушки и ки весь мир свелся к их собственным мыслям и чувствам, которым они делились.
А мысли учительницы бежали как привязанные по одному и тому же кругу, снова и снова возвращая ее к вопросу «почему?», который она так и не задала Раану. И еще две вещи, тревожная - правильно ли она поняла, что часть Силы прошла и через ки и что из этого получится и для чего проводнице разговор с Симой. Семя девушка все еще держала в руке, в свете волшебных огней на стенах Холла оно казалось ей обычным семечком какого-то цветка. Может, это и был ответ на вопрос что с ним делать. И он требовал одного очень простого действия.
Разговор Симы и ки длился не очень долго. Ученица и подруга встала со скамейки, поправила рукав театрального платья:
- Она просит позвать других.
- Кого-то особенного?
- Ну, просто других, - тряхнула головой Сима, - кого найду. Прямо сейчас. И с ними тоже хочет поговорить.
- Тогда найди и приведи сюда, если они согласятся, - кивнула Лита. Чудо из чудес - ки нуждалась в общении со многими...
Девушка ушла.
«Ини, ты меняешься?» - мысленно спросила Лита, зная, что «да» или «нет» не будет - только отголосок или образ.
Ки попыталась передать ей что-то, какие-то образы и картинки, но почему-то сейчас Лита понимала ее еще меньше чем обычно и непонимание оказалось слишком мучительным для обеих. Поэтому учительница тоже положила ладонь на теплый перламутр доски и мысленно попросила свою верную спутницу не мучить себя. Придет время, они смогут поговорить и понять…
Вернулась Симила, с Присли и Рыжей.
Вампира ки отпустила первого, и он ушел но вернулся с Окси и Санкой.
Каждый уходил и возвращался, приведя с собой еще кого-то. Вечер стал ночью - а визиты не прекращались. Ки общалась и не могла насытиться общением. В Холле перебывало пол-академии, когда она, наконец, остановилась.
- У нас все будет хорошо, правда? - спросила девушка, когда осталась с ней наедине. Ки не ответила – спала, как спит уставший от дневных игр ребенок. Лита мысленно послала мягкое тепло ей, сбежавшему шуршарику, Симе, Вель, Алисе, Санке, каждому из друзей-учеников. И зарылась в шкаф в поисках нужной вещи.
Горшок с землей, где когда-то росла ашка, нашелся на самом дне шкафа с хозяйственными мелочами. Лита достала его и посадила в оставшуюся мягкой землю свое единственное Семя. Пусть прорастет само и станет, чем сумеет - цветком, лианой, деревцем, без диктата чужой воли или веры в зло и добро. Полив посаженное, она поставила горшок на окно, туда, где завтра с рассветом лягут солнечные лучи и убрала в стол пустой, переставший быть нужным стеклянный медальон.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Понедельник, 20.02.2012, 11:49 | Сообщение # 23
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История одиннадцатая: Расстояний нет

Это был маленький и очень пестрый мир. Высокое, под самое небо, дерево и краешек моря или озера, золотой бархан пустыни, и рядом – частица степи с ее особыми запахами, шум водопада, хотя нигде не видно реки, и птичий щебет. Один из мастеров-преподавателей Академии, воссоздал тут самые красивые места, которые видел, а может, те, что приснились ему и назвал это чудо Лоскутным островом.
Кто-то из учеников видел Шуршу у Источника, питающего Силой весь Афад и девушка пришла в залу с Источником. Там уже не оказалось шустрого малыша, но девушка заглянула в каждую, из девяти арок постоянно открытых порталов Зала, и нашла свое мохнатое чудо, резвящееся в траве пестрого мира.
Шурше, подбежавшему к девушке, когда она вошла через сияющую арку портала в пространство Лоскутного острова, Лита обрадовалась как чуду, как родной душе, как подарку. А потом оказалось, что он не хочет покидать остров. Девушка не спорила. Переместилась в Пещеру, за едой и вернувшись покормила шуршарика, который, похоже, ел лишь потому, что ему нравилось брать кусочки фруктов из ее рук, перекусила сама и, присев на веревочные качели, подвешенные к толстой ветке дерева, осталась тут подумать о своем.
Качельная веревка слегка поскрипывала, в отдалении – наверное, на том кусочке Острова, где сейчас была весна, - разноголосо пели птицы. Но в этой части мира-мозаики правила осень, пахло прелой листвой, дымком и будущим дождем.
Шуршарик вынырнул из зарослей. В коричневой шерсти запутались травинки, глаза малыша счастливо светились. Он с тихим урчанием плюхнулся в траву у ног хозяйки и перекатился на спину, подставляя животик - почесать.
- Ты мой хороший, - засмеялась она, села на землю, потеребить густую шерсть питомца, и подумала о подарке Яска, лабиринте, ставшем любимой игрушкой Шурши. Можно перенести его сюда, если шуршарик решит остаться на Лоскутном навсегда. Правда, тут и так есть, где полазить.
Девушка ощутила грусть. Бросить малыша все-таки придется. Попросить кого-то подкармливать его молоком, хлебом, и фруктами – а орехи и ягоды он уже нашел сам в этом месте, где смешались все сезоны, и привел ее сначала к орешнику, а потом и к ягоднику.
Ки снова погрузилась в себя и не разговаривала. Вчера Лита с трудом провела три урока – ее лихорадило с тех пор, как сквозь нее прошла Сила, и думать она могла только о горьком и странном, что легло между ней и Раану, а сегодня уроков она не вела, искала своего лохматого потеряшку и думала о Клае. Хорошо, если бы он был рядом...
Поймав себя на этой мысли, девушка улыбнулась. Клай ошибся лишь немного: она относилась к нему так же просто, как ко всем, но скучала иначе – Лите не хватало его. С любым из своих друзей она встречалась чаще, чем с Клаем. Человека не привяжешь к себе крепкой золотой нитью, как мир, и она даже не знала, где он бывает, когда не рядом с ней. Просто держится в отдалении? Но зачем? Лита много раз спрашивала об этом – Клай не отвечал, и теперь она знала почему. И как же по-разному ведут себя люди, когда любят! Она и Миреан не старались проводить друг с другом побольше времени – это выходило само. Яск не навязывался Дрем, но и нарочно в стороне, кажется, не держался. А сама Дрем… вот тут Лита не сказала бы, она даже не была уверена что девочка в самом деле любит сфинкса Раану.
…Но если она хочет видеть Клая – может позвать его сейчас?
Воронка Стихии, способной передать ее слова любому, отозвалась мгновенно.
- Жду тебя... Обычные слова,
Сказанные вдруг и без расчета...
У меня на них свои права,
Вряд ли их теперь отнимет кто-то.
И сама не захочу отдать
То, с чем так легко и так тревожно -
Светлое и злое право – ждать
Или верить, что дождаться - можно.
И стрелою, бьющей наугад,
Так же вдруг настигнет пониманье:
Шаг вперед и три шага назад –
Вот оно какое, ожиданье,
Что чертой, намеченной едва,
Разделяет память и забвенье.
Жду тебя - коварные слова.
В искренности их - мое спасенье.
Она запоздало поняла, что не произнесла имени, но, видимо, Стихия, как и в первый раз, сумела понять, кому доставить послание. Клай появился почти тотчас – вышел из-за деревьев своей обычной, неторопливой походкой, и не с пустыми руками - он нес перламутровую «ракушку», ее ки.
- Ты нашла интересный способ меня позвать, – заметил гость с улыбкой. Такой же, как всегда – волосы прядями неопределимого цвета, словно выцветшие, так, что не скажешь точно, рыжий это или желтый, и такие же, неопределимого оттенка, глаза. Сев рядом на траву Клай положил между ними ки и объяснил не дожидаясь вопроса: - Она попросила взять ее с собой из Холла. Ты не подумала, что я обиделся за твой подарок - свободу?
Лита покачала головой:
- Обижаются не так. Но я немного поторопилась, да? Нужно было спросить у тебя, а потом уже дарить?
- Что-то вроде того. Или хоть предупредить, - он усмехнулся, - но, наверное, на тебя это свалилось сразу. Другая наоборот бы поступила - привязала меня навсегда. Сделала другом, а все равно слугой, взяла бы все что сумела, не понимая, что целое всегда больше части. Так сказала мне одна из твоих учениц. А другая предложила покопаться в себе, попробовать понять себя. Правда, тогда я играл роль злодея. Жаль, что ты не видела, по-моему, у меня хорошо получилось.
Он замолчал, дав Лите прислушаться к тому, что пыталась сказать ей ки. Никогда раньше невозможность понять друг друга не мешала им так. В какой-то миг проводница просто спросила разрешения и, получив его, послала Лите неконтролируемый, несдерживаемый ничем поток мыслей и чувств, образов, надежд, вопросов...
Ки осознала что они разные. Когда перламутр прошел через нее он принес с собой что то... Высветил, дал увидеть себя, как пылинки дают увидеть солнечные лучи.
Но быть разными – это вовсе не отличаться обликом или образом жизни. Быть разными – видеть, чувствовать, воспринимать разные стороны одних и тех же предметов или явлений, дополнять впечатления и ощущения друг друга, свободно делясь полученным от мира, без страха, что другой не поймет или отвергнет подарок. Это пробовать посмотреть глазами другого, а если не получается - у тебя или у него, - не обижаться и не огорчаться, а идти дальше и учиться тому, чего не умеешь. Быть разными - это не разделение, когда ты там, а я здесь. Расстояний нет, когда хочешь держаться на расстоянии. Но это важно для нее а вот что для них обеих. Ки пробовала собственные возможности, чтобы как можно лучше служить своей хозяйке. Два дня назад ки впервые в своей жизни говорила с другими людьми, с теми, кто не был с ней связан. И заметила, что хотя каждый сам по себе, но все-таки между ними есть какие-то особые связи, не вяжущие, а наоборот - делающие свободнее. Она тоже хотела бы иметь друзей. Друг - тот кто связан с тобой, но не тобой, кого можно просто отпустить… А ее связи с мирами – не такие. Научившись создавать их и подарив эту возможность подруге-хозяйке, ки не сразу поняла, что дар ее - помеха на пути. Помеха всему. Вот что позволила ей увидеть волна перламутра.
Поток образов иссяк. Остался один – выходящий из ки упругий плотный пучок нитей, спутанных, словно враставших друг в друга. Выглядело просто ужасно. Лита поняла - это и есть те связи, что создала она, все до единой, перепутанные, сплетенные друг с другом.
- Сто солнц моей тени, - потрясенно прошептала Лита, - Ини... Зачем ты терпела все это?
Миры... Сколько их было за пятнадцать лет? Сколько связей она создала? Слишком много. Они отяготили их обеих, не давая перемещаться так же легко и свободно, как в начале. Красота устала тянуть за собой не только Литу, но и все ее привязки к мирам и ее требовалось все больше с каждой новой связью - чтобы оторвать их обеих от очередного привязанного мира. А потом и просто от мира. Разговор с Миссле помог им обоим но по разному. Лита задумалась нашла одну догадку а ки, с которой она поделилась - нашла тут свой ответ, верный для обеих.
Она протянула руку, чтобы коснуться невидимых нитей, но конечно не ощутила под пальцами ничего. А заглянув внутрь себя, увидела их – последнюю созданную, что связала ее с миром Афад и несколько тех, по которым она возвращалась чаще всего.
- Нужно оборвать их, - сказал человек, созданный из слов. - Разреши мне сделать это, я смогу.
- Ей будет больно, Клай, - тихо сказала Лита. Понимание, что ки поделилась своим пониманием и с ее другом тоже, только сделало ближе всех троих.
Затихший шуршарик засопел. Она погладила его, чтобы успокоить.
- Да, но ты сама не сможешь сделать это менее больно и вообще не сможешь, - Клай коснулся ее руки, - не получится у тебя. Может потом научишься. А надо – сейчас.
Лита не знала, прав он или нет. Но человек предлагал ей помощь.
Она взяла Клая за руку, зажмурилась как ребенок, что просит взрослого перевести его через мост над пропастью, сказала:
- Делай, - и открыла глаза.
Клай протянул свободную руку, нащупал нить или струну, идущую от ки, подержал ее в кулаке, отпустил. Нашел другую, невидимую, провел по ней кончиками пальцев так осторожно, как прикасаются к живой и очень хрупкой вещи. Потом выпустил из ладони полупрозрачную ленту-слово, испятнанную светящимися знаками, утончил ее до состояния нити, обвил ею струны, идущие от ки, ставшие видимыми хоть полупризрачными, сосредоточился и что-то изменил. Лита ощутила слабую вибрацию Силы и легкое, немного неприятное чувство, которое тут же прошло. Эльфийка вспомнила и узнала свое ощущение - так она чувствовала «ржавчину», странную магию Клая, что поглощала любую магию, кроме Красоты. А теперь, видимо, и ее, потому что нити ки были частью свиты из Красоты и пучок связей таял на глазах.
Наконец осталось всего несколько нитей, но они упрямо не поддавались «ржавчине». Тогда Клай взял их в кулак и сильно дернул. Некоторые оборвались с сухим звоном, другие выдержали рывок и поранили ему руку, но он снова дернул их без жалости к нитям и к себе.
Мир встряхнулся как разбуженный рассветным солнцем пес, радостно освобождаясь от дремоты, давившей на него тяжести, всего лишнего, ненужного, наносного. Краски стали невыносимо яркими и ей снова пришлось зажмуриться. И Свобода… Свобода, как та, что Лита ощутила сейчас, оказалась слишком большим, слишком сильным ощущением. Она заслонила все, лишив способности думать, говорить, видеть и слышать. Но это оказалось не мучительно, не странно, а хорошо. И в это «хорошо» девушка погрузилась с головой, потерявшись как ребенок в новом большом доме.
Она вновь осознала себя уже в сумерках и не сразу поверила в то, что день подошел к концу. Мокрый холодный нос Шуршарика тыкался ей в ладонь и зверек ворчал. Клай гладил коричневую шерсть, но чудо требовало, чтобы и Лита обратила на него внимание. Она так же сидела на траве, разве что теперь прислонившись спиной к дереву с веревочными качелями на ветке.
Девушка подождала немного, стараясь осознать свои внутренние изменения. Душа и разум показались сначала одной сплошной раной, которую нельзя тронуть, а потом эльфийка поняла, что все наоборот и это не боль, а что-то другое…
- Вот теперь все хорошо, - в сумерках улыбнулся Клай, он встал, размял затекшие от долгого сидения плечи, и коротким почти привычным жестом сотворил портал. - Тебе пора домой, мне - перестать мешать тебе.
- Ты не мешаешь! - возразила Лита, тоже встав.
- Ну, может. Только тебе и правда пора. Встретимся, - он кивнул на прощанье и шагнул в свой портал, впервые не исчезнув, рассыпавшись на ленты, а просто уйдя.
Шурша снова настойчиво попросил погладить его. Девушка наклонилась, провела ладонью по темному меху и вспомнила о пораненной ладони Клая. Смог ли он залечить свою рану и почему покинул ее так быстро?
Через миг она осознала, почему.
Ини, ее «кроха-звездочка», больше не должна сопровождать ее путешествиях, не привязана к ней и может выбирать. Как и Клай. Наверное, она тоже уйдет... Разве не этого хотят все повзрослевшие дети, не свободы? Выбирать себе имя, форму, путь...
«Я не уйду, - услышала она, наконец, голос ки, – не брошу тебя. Нам пора домой».
Одно это было бы потрясением – а сразу после этих слов перед Литой вырос цветок портала Красоты. Самый прекрасный цветок на свете - он готов был вернуть ее домой, в родной мир который она смутно видела меж лепестков портала.
- Свет моей тени... - она наклонилась, чтобы в очередной раз погладить Шуршу – почему-то оттягивая миг своего возвращения, словно боясь его, но зверек увернулся от руки, нырнул в траву и улепетнул в заросли. Он по-своему ушел.
А девушка не могла так сразу, хотя больше всего на свете хотелось просто прыгнуть в этот портал и по-детски неуклюже вывалиться на обратной его стороне – дома. По крайней мере, стоило сделать две вещи – отправить послание Марку Ксенону, о том, что оставила Академию на какое-то время, – а она собиралась вернуться, - и Яску, с просьбой приглядеть за Шуршей. Хотела сказать что-то и Раану, но воронка услужливой Стихии, гудя, закрылась сама и она поняла, что так правильно. Со сфинксом она поговорит без посредничества магии. А для учеников… Для них она оставила записку, торопливо написав крупными синими буквами на стене Холла: «Я скоро вернусь!»
Эльфийка взяла в руки перламутровую ракушку ки и шагнула в портал, оставив позади себя все истории завершенные и незавершенные.

Ее мир был прекрасен. А она уже успела забыть – насколько.
Арфаза, дерево с двумя перекрученными стволами возле ее дома, неповторимой синевы небо, густое, наливающееся цветом в начинавшихся сумерках - и здесь тоже был вечер. Родные запахи и звуки. Самое простое и самое любимое, пусть хоть в тысяче миров небо ярче здешнего и ветер пахнет слаще, чем этот, несущий ароматы остывающей по вечернему времени земли, поздних цветов, осени…
«Мы дома?» - спросила ки, у нее не было глаз, а только особое, непохожее на человеческое зрение. Ини несколько раз пыталась показать, как видит, но Лита различала только цветные пятна.
- Да, это наш дом, - сказала она и переступила порог. Потрясение от того, что безмолвное прежде волшебное существо разговаривает, на фоне возвращения домой не стало таким уж сильным. Да, удивительно и прекрасно, что ки обрела голос. А Лита, снова обретала свой мир.
Все осталось таким как она помнила: пестрые занавески, картинки на стенах, очень простая мебель - два шкафа, книжная полка до самого потолка, зеркало, изящный столик для обедов и попроще - для работы, в спальне - кровать с резными ножками и ярко раскрашенным оголовьем, на кухне три разных стула и один сделанный ее учеником стол из белого дерева. Пятнадцать лет не оставили тут своего следа. Не хватало цветов на окнах, которые она раздала подругам на время своего отсутствия, хотя Миреан и предлагал соорудить то ли механизм, то ли устройство, что подавало бы воду с крыши во время дождей, и из бочки во дворе прямо к цветам. Механизм мог отказать или испортиться, а цветы были живыми, и она отвечала за них так же, как за шуршарика или за ки.
Ее дети, ее ученики конечно повзрослели. Наверное, только синий сфинкс Ро выглядит так, как прежде, но и он стал старше. И Миреан.
Ки послала ей полумысль-получувство – «иди!» - и затихла, изучая мир каким-то своим способом.
И все, что Лита сделала в своем доме - положила ки в кресло и причесала успевшие отрасти рыжие волосы, прежде чем снова покинуть его и отправится в гости.

Сиддна – как лоскутное одеяло. Если каждый украсит не только свой дом, но и кусочек улицы, посадит дерево у дороги, разобьет цветник возле городской стены, получится, наверное, вот так, как здесь – пёстро, но как-то тепло, по-доброму, ласково – пестрота, которой можно любоваться до бесконечности. Вот эти фонари… Вроде бы все одинаковые, и зажечь их может любой, но у каждого получится огонек своего, особого цвета. Сколько разных людей, столько и оттенков сиревого, синего, изумрудного, оранжевого...
Сегодня большинство сияли алым и золотым – знак праздника и того, что жители городка счастливы и веселы. Вот на том доме сияющая руна «аст» - «начало», знак, что у хозяев недавно родился ребенок.
Музыку она услышала издалека. «Ор’ди’амелли», свадебный гимн. Услышала и порадовалась: жизнь продолжается. Дети рождаются, влюбленные играют свадьбы...
Она подходила к дому Миреана.

Миреан и Таэлли, девушка из ее сна, сидели во главе длинного свадебного стола, прекрасные, юные, счастливые. И влюбленные. Гостье, пусть и не званной обрадовались; распорядитель свадьбы усадил ее недалеко от жениха и невесты, Лита угощалась разными блюдами, разговаривала с гостями, приветствовала старых друзей, и все хотели знать, где она побывала и какое оно, это далекое там. Она рассказывала что-то забавное или простое, обещала поведать больше потом, приглашала в гости и принимала приглашения. К счастью, не она сегодня была центром праздника, его сердцем. А сердце уже не болело - после того как она встретилась глазами с Миреаном – его открытый взгляд просил о понимании. Эльфийка могла бы заупрямиться и сделать вид, что не поймет, не простит. Но рядом с тем, кого она любила, сидела девушка, которую он любил. Взрослая и все-таки немного ребенок, тоже глядевшая на Литу открыто и прямо и, наверное, знавшая, кто она, эта рыжеволосая незнакомка - но если так, тем большей была ее отвага. И вот эту храбрость Лита не могла не принять и не понять. И кажется, тот сон, в котором она видела обоих, а они ее, ни Миреану ни Таэлли не приснился, чем бы ни был он на самом деле.
Она поднялась со своего места и подошла к Миреану и Таэлли. Он улыбался, когда смотрел на нее. Как друг, оставаясь смешным и немного рассеянным эльфом, однажды взорвавшим Оранжерею. А девушка-невеста именно сейчас решила чуть-чуть встревожиться. Но она первой встала навстречу Лите и приветствовала ее на староэльфийском:
- Хинн-о… - Таэлли задумалась, решая, как называть незнакомку, которая когда то была любимой ее любимого и, наконец, решилась, - хинн-о, энния.
И Лита в душе восхитилась этой девочкой, назвавшей ее старшей сестрой.
- Хинн о, тини, - ответила она. И так легко оказалось сказать это – здравствуй, сестричка.
- Здравствуй, - сказал Миреан в свою очередь. Она хотела спросить, получил ли он ее письмо, но просто улыбнулась ему, как другу. Между ней и влюбленными в воздухе вспыхнула картинка – эта чудесная пара, бегущая по лугу навстречу рассветному солнцу. Счастливые лица, радость, свобода движений. Потом – золотая россыпь, поток солнечных искорок, ребенок с полной кружкой молока, который нес ее через весь дом матери, неуловимо похожей на Таэлли, и мужчину, что строил лодку и, конечно, был похож на Миреана - но можно было бы узнать не только его и ее, но и любую пару на свете, ведь в этих образах, в образах счастливых людей были черты всех счастливых на свете. Этого она желала им – и показывала, чего именно желала, превращая несказанное в картинку. Быть терпеливыми друг к другу и держать свою любовь не как скряга держит сокровище, а как ребенок полную кружку молока. Не бояться пролить, но и просто так не расплескать. Вместе строить жизнь, как лодку, и плыть на ней до самого рассвета – или бежать ему навстречу, но тоже – вместе…
...Она была на свадьбе долго, улыбалась, пробовала яства и даже танцевала. А потом отправилась домой, унося с собой корзинку с угощениями – Таэлли оказалась упрямой девочкой и отказалась отпускать гостью просто так.

По дороге ее настигло странное чувство. Лита поняла вдруг, что не может остановиться. Дорога по ночной Сиддне, освещенной вечерними огнями, затягивала, как повествование умелого рассказчика, который вроде совсем не старается заинтересовать слушателей, но расставляет слова так, что невозможно уйти, не дослушав. Идти было так легко и это опьяняло как перламутровая сила. И как силы пути хотелось еще и еще. При мысли о том, что у дороги есть конец, девушка ощутила тоску и отчаяние. Тяжелая корзинка оттягивала руку: девушка взяла ее в другую, не уставшую, и продолжила идти - медленно, словно стараясь подольше задерживаться на каждом клочке земли, куда ставила ногу.
Бесполезно. Ее все сильнее и сильнее тянуло… прочь, дальше, куда-нибудь. Она даже не смотрела по сторонам - а если смотрела, то мало что видела, поглощенная своими ощущениями. И к этой, ночной, дороге, ее тоска и жажда не имели отношения. С каждой минутой все отчетливее и яснее становилось, что перестать странствовать, остаться в одном мире на долгое время уже не получится. Рано или поздно ее бросит в новый путь острое чувство неприкаянности, ненужности там, где она есть сейчас. Это чувство будет преследовать ее всегда, подгонять, давая возможность перебирать миры, как бусины на шелковой нити, но не оставляя времени полюбить их. большие возможности странным образом ограничивают ее свободу...
Переступив порог своего дома, Лита зашла на кухню, поставила корзинку на стол и снова вышла за дверь. Стоять оказалось мучительно, а идти - некуда. Небо сияло звездами и полная луна, меньшая из двух, украшала небо - девушка только сейчас заметила ее и потянулась всей душой к бархатисто-темному и серебряно-яркому. Красота всегда на время утоляла ее жажду пути, позволяла привести душу к гармонии, успокоиться, настроиться на размышления.
«Значит, все так. Может, если я сумею задержаться тут до утра, жажда пути схлынет, ослабеет, но потом она все равно найдет меня и заставит идти. А правда ли я хочу куда-то идти?»
Она перехватила ощущение свежего ветра внутри себя, в своей душе, ветра с цвета перламутра. От него спала тяжесть и стало легко ответить на заданный вопрос - да, она хочет идти – ровно настолько, насколько больной хочет исцелиться. Получалось, что выбора нет: уйти сейчас или позже, после того, как повидается с мамой и сестрами, расскажет друзьям о своих приключениях, встретится с кем-то из подросших учеников, поговорит с ки – но все равно придется. Значит что же - ни дома, ни семьи, ни друзей?
Ветер нес запахи дымка и влаги - где-то жгли осенние костры и шел дождь. Осень – лучшее время года. Легкая печаль с улыбкой в сердце - ее любимое настроение и мироощущение. Но сейчас к ним примешивался полынный привкус неприкаянности и одиночества. Звезды родного мира смотрели с темно-синего неба внимательным и ждущим взглядом.
«Я хочу остаться дома, - мысленно сказала она звездам и небу, - и жить тут столько, сколько сама пожелаю. Мне нужна передышка, а потом… пусть срывает в новый путь…»
Тишина… Ни здесь и нигде ей нет места и не существует точки, в которой она могла бы просто жить, не ощущая своей неприкаянности, хотя любой мир примет ее с радостью. Принять – примет, а удержать не сумеет. Везде свою, всюду чужую.
Она не успела понять, когда начала свой хиаль, танец души. Воспоминание – слова кайтэри Даонны – вспыхнуло искрой в тумане. Расставить все по местам, сложить заново рассыпающуюся жизнь. А для этого - соступить с порога, вдохнуть осенний воздух, соединить и развести ладони, сделать два полушага как один шаг, обернуться, словно тебя позвали… Танец складывался из простых движений, которые она хотела сделать и тех, что случались сами. Несделанное и в самом деле тяготит больше чем сделанное, а несделанного накопилось нимало. Отчаянно и легко она связывала движениями танца разрозненные кусочки своей жизни, своей души, часть которой хотела уйти, а другая жаждала остаться, снимала противоречие между «я свободна» и «у меня нет выбора». В хиале исчезали, растворялись отчаяние и неприкаянность. Она дома и может сюда возвращаться, когда захочет. Семья - мама и сестры - у нее тоже есть. И возможно, со временем она научится обуздывать жажду дороги. Глупая, почему до этого не пыталась? Только когда одержимость стала тесна ей, как старое платье, Лита попыталась что-то изменить, но к тому времени она уже привыкла и теперь приходилось бороться еще и с самой собой.
Лита перестала осознавать танец как набор движений, - он стал событием, в котором нашлось время и место для разных вещей. Дотянутся до стихии воздуха, и отправить одно лишь слово – «спасибо!» - Зовущим, подарившим ей так много возможностей для счастья. Подумать о друзьях. Да, о каждом, вспомнить их слова, смех и грусть, сложности радости…
Модели кораблей, которые делали ее маленькие воспитанники на уроках «Добрых умений» - а потом пускали их в плаванье – как птиц отпускают на волю.
Взорванную оранжерею и – «Ты прости, мне без тебя никак».
Ракушку зеленого перламутра, случайно разбитую – из ее осколков друг сделал ей красивый браслет, обточив кусочки и собрав их на прочную шелковую нить.
Лукавую улыбку Рыжей Королевы, хозяйки Золотой Ветви миров.
Первое прикосновение ки к ее душе – робкое и смелое.
Слова Марка Ксенона – «Чтобы быть человеком, надо всего лишь следовать пути…»
Яска, обмотанного плющом.
Раану, что стоя на коленях, протягивает ей матовые капли Семян.
Танцующего дракона. Вернее двух драконов в разных местах в разное время словно творивших один танец.
Молоко, разлитое в три кружки, кем-то пригубленное, кем-то выпитое залпом и: «А давайте еще раз так соберемся?»
…Вспомнить все, с помощью воспоминаний словно приблизиться к тем кто дорог, придумать и создать подарок для друзей.
Красота и Стихия Воздуха слились, не споря друг с другом и с волей танцующей - синяя воронка стала радужной, завертелась быстрее и обернулась роем искр, сияющих сущностей, хранящих свойства обеих стихий. Искры-Пути – очень разные, для кого-то это понимание, кому-то – дорога в прекрасный, яркий мир, а кто-то пойдет по этой дороге за Мечтой. Все – в свое время… Как и любой путь, эти неудержимо стремилась куда-то, но каждая искорка задержалась, чтобы танцевать с той, которая создала их.
Мир сиял, и в этот миг черта между внутренним и внешним, вчерашним и завтрашним перестала разделять что бы то ни было. Потерять границу между собственным "я" и всем остальным оказалось так непривычно, что даже немного больно. А потом все стало как обычно, только Лита знала, что не забудет ощущение полноты и цельности, что это не просто ощущение, а настоящее и нормальное состояние. Как нормален был ее выбор - два семечка вместо одного, как нормально то, что семена появлялись снова и снова пока были нужны. Как естественна свобода и то, что искр путей от Красоты и Стихии родилось больше, чем у нее друзей - на свете много тех, кому они могут пригодиться. Как естественно спать и проснуться...
Короткий жест – Лите хотелось продолжить хиаль с искрами, но она не смела задерживать их долго – и ее подарки разлетелись, отправившись искать тех, кому предназначены, выбирать их, знакомых, незнакомых, разных.
И все было хорошо.
А потом как на преграду она наткнулась на взгляд человека, присоединившегося к ее танцу. Между двумя движениями она успела рассмотреть гостя – золотые волосы сияли в неярком свете висевшего над порогом фонаря, и весь он был яркий: одежда – синее, белое и золотое, взгляд. Только лицо казалось темным на фоне всего остального. Иногда она и синеглазый встречались в танце ладонями, иногда лишь взглядом. Каждое движение его танца было красивым и эта красота притягивала и завораживала. Но ему, ее неожиданному партнеру по танцу не хватало чего-то… Этим он был похож на Клая – в первую их встречу, такой же разрозненный, разделенный, скомканный.
А для той, кто только что увидела и почувствовала естественную цельность всего, было мучительно ощущать чужую неполноту. Как жаль что гость не появился чуть раньше и ему не досталось искры, а сделать ее уже не из чего.
В их общий танец вплелась печаль, противоречащая теперь всему, чем была Лита, всему, чем хотела стать. И конечно сразу зазвучали "тихие слова", ее способ пригладить взъерошенную душу мира или события:
Песок и пыль, дорога и усталость,
Неясный след, что ветер заметает.
Я думала: как мало мне осталось -
Нет выбора, и силы не хватает.
Но выбор - путь, мерцающая нить,
Струна от горизонта до порога.
И я, наверно, тоже лишь дорога,
Одна из всех, какие могут быть.

Стало светлее, словно от зажегшейся вдруг новой волшебной искры. А Лита поняла, что танцует с закрытыми глазами и, наверное, уже давно. Но видеть она не перестала – землю, по которой ступала, небо над головой и того, с кем танцевала. Невероятно огромный, за счет чего-то выбившегося за пределы человеческой формы и окружающего его колышущимся мерцающим туманом. Но не важно, как выглядит тот, кому нужна помощь. Если все так просто и она - тоже путь, то пусть она станет его путем...

И если так - то вот мои ладони:
Все линии руки - тропинки тоже.
Вдруг что-то в них струну твою затронет,
И твоему пути чуть-чуть поможет.
А если нет - не спорь и не суди.
Не мне, другой, вести тебя по свету,
Однажды ты найдешь дорогу эту.
Прошу, не сомневайся и не жди.

Да возможно что-то не получится у нее или у него, но попробовать стоило. Лита предлагала гостю подарок, с предчувствием, что человек с глазами синей пустоты откажется от подарка, но он принял его, и Лита ощутила себя дорогой по которой идут тысячи людей, каждому из которых нужно в совсем другое место. А главное ради чего они пустились в путь - это побег. И все они уходя уносили с собой частицу того места откуда сбегали. Ощущение было таким сильным что Лита сама словно рассыпалась кусочки. А тихие слова звучали, нужные уже не ей, а ему.

Не стоит медлить на пороге чуда,
А чудо я, конечно, обещаю.
Присочиню чуть-чуть, но лгать не буду.
Простишь ли сказку мне, как быль прощают?
Лишь там я стою слов, где не стою,
Для странников в пути законы строги.
Начало я, или конец дороги,
Узнаю с тем, кто держит нить мою.

Гость выглядел усталым и часто моргал и щурился, словно плохо видел; а в какой то миг она поняла, что танцует одна…
Это оказалось нелегко, словно на ее плечи легла какая-то тяжесть. Почему-то показалось, что если открыть глаза, то станет легче и Лита попыталась.
Но если она и разожмурилась, то не сумела понять это. Просто незнакомец исчез, а вместо окружающего она стала видеть танцующую, саму себя – так же так недавнего гостя, со стороны. Движения танца замедлялись – что-то было неправильно и она не могла понять что. Почему не получается открыть глаза и снова увидеть вокруг ночную темноту, луну в небе, цветной свет фонаря над порогом?
Она споткнулась, но не упала а поплыла в воздухе как невесомая пушинка. И тогда лишь поняла, что вовсе не проснулась тогда от ощущения полноты, а все еще спит. «Проснись! – попросила она, хотя плыть было приятно но не покидало ощущение что она уплывает все дальше и уже не вернется, - пожалуйста проснись!» Голос который она слышала не был ее голосом и может потому так и не вышло пробудиться и наоборот захотелось покрепче заснуть. Наверно усталость оказалась сильнее всего, раз ее увело в сон прямо посреди…
Нет, она не помнила посреди чего, но вряд ли это важно. Вообще, спать - так спать.
И она спала и видела во сне удивительные вещи, которых, наверное, никогда не было, потому что бодрствующему человеку очень непросто верить в такие чудеса, как чихающий цветок, танцующие драконы и кого-то, кто просил ее никогда не сдаваться.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Четверг, 23.02.2012, 08:34 | Сообщение # 24
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Яск. Шестнадцать строк

- Литы нет, - мрачно сказала Дрем, вырвав, наконец, свою руку у Яска. Он привел или скорее притащил ее в Пёстрый, как оказалось - напрасно.
- Можно подождать, - ответил юноша, твердо, но ни на чем не настаивая.
- Зачем? Что она может мне сказать?
- Дрем, это тебе нужно с ней поговорить, а не ей с тобой.
День перешагнул за полдень, но небо за окнами оставалось хмурым, и в Холле было темновато. Время от времени солнечный свет, прорвавшийся сквозь тучи, зажигал оконные витражи, вспыхивал цветными бликами на полу и стенах, начертанное на стене «Я скоро вернусь!» то темнело, то светлело, и казалось, что слова живут и дышат. До наступления зимы оставалось восемь дней, но осень не торопилась передать власть белой сестре и позволила ей немного - укрыть землю слоем снега и остудить воздух.
- Мне нечего ей сказать, - девушка бросила взгляд на учительский стол, как всегда заваленный тетрадками, - это ты думаешь, что есть.
- Дрем, ты из-за этих Семян учебу забросила. Круги под глазами – наверное, ночью не спала. Опять.
Полукровка упрямо стиснула губы, словно решила не отвечать на это, и все-таки не сдержалась:
- Если бы она поняла - Семена нельзя кому попало раздавать, даже если они снова появляются!
- Послушай, - Яск попытался взять ее за руку, но девушка не позволила, - тебе сейчас будет обидно, но попробуй понять: ты - как те фанатики, которые прыгают со скалы за своим лидером, потому что верят ему или в него. Но хочет ли он сам, чтобы ты прыгала? Если сфинкс решил доверить кому-то Семена - почему бы и тебе не довериться его выбору?
- Семена - творение Мастера, - пропустив мимо ушей обидный пассаж насчет фанатиков, сказала Дрем. - Хорошо, он решил, что они должны быть у Литы. Сверху еще дал Силу. Что делает она с его подарком и его доверием? Да что угодно. Одно Семя вообще закарманила!
- Это я посоветовал…
- Знаю! – перебила полукровка, - слышала, как ты это предложил, потому что рядом с вами сидела, за тем же столом. Она имеет на это право? Они ее, чтобы дарить?
Яск сердито тряхнул головой:
- Как сама-то не поймешь? Если ничего не делать – ничего не будет. Семена – не для того, чтобы любоваться на них и восхищаться тем, кто их создал... - глаза Дрем сверкнули и юноша махнул рукой, - хотя одно другому не мешает. Лита и делает что-то. Пусть я и не прав, но ты не можешь требовать, чтобы она поступала так, как ты считаешь нужным.
Дрем помолчала.
- Почему ты защищаешь ее? - спросила она. - Почему не меня? Не себя, наконец?
- Потому что так правильно. Я не дам никому обижать своих друзей, даже другим своим друзьям. Особенно им. Понимаешь? Нет никакой разницы кто прав, а кто нет. Нет такой правды, за которую стоит драться с друзьями. Мне страшно такое представить. А видеть это я точно не хочу.
- Трус, - почти без эмоций сказала девушка. - Или притворяешься. Ну, допустим, я несправедлива. Можешь ли ты признать мою правоту и пообещать, что используешь Тёплое Слово, чтобы вернуть себе руку? Это же просто невыносимо, видеть тебя таким...
Она схватила его за локоть покалеченной руки и тряхнула так, что Яска шатнуло:
- Это не игра, не спор, это жизнь! Тот бог давно про тебя забыл, а ты продолжаешь с ним воевать! Зачем? - она отвернулась, выпустив локоть юноши.
- Я не знал, что это так важно для тебя, - сказал он чуть виновато, - но помнишь, как сказала Лита: Слово - чтобы сделать то, без чего никак. Совсем никак. А я живу без руки уже четыре года и ничего. Могу потратить волшебство напрасно.
Она повернулась к нему:
- Я буду рядом и потрачу на тебя свое. Так обещаешь?
- Обещаю, - вздохнул он.
И раньше, чем он прибавил к этому что то еще она качнула головой:
- Ладно. Пойду уроками займусь, - и вышла из Холла.
Яск не последовал за ней сразу. Прошелся по классу, задумчиво кусая губы. Тяжело чувствовать себя беспомощным. В сравнении с невозможностью что-то объяснить тому, кто не похож на тебя, быть калекой - такая ерунда. А еще – когда нет друга, которому можно сказать все, выговориться. Друзья у Яска имелись, но не такие.
Цветочный горшок на окне привлек его внимание. Юноша узнал тот, где когда-то росла ашка. Земля оказалась взрыхлена и полита, но ростка пока не было. Яску стало интересно, что посадила Лита, но немного подумав, он решил, что знает ответ. От понимания стало весело. Он вышел из Холла и вернулся с кувшином воды - все-таки земля была суховата для будущего ростка.
- Что бы там из тебя не выросло, - проговорил мальчик, поливая землю в горшке, - только бы что-то получилось.
Он хваталкой поправил растяжку плюща, вольготно раскинувшегося на пол-окна так чтобы он не заслонял свет новому растению на превратил свое заклинание в светящуюся ладонь. Осмотрел ее повертел так и эдак и пожал плечами. Он в самом привык и думал не о возвращении руки а совсем о другом. Но наверное это другое было невозможным.
Он еще раз огляделся, прежде чем выйти. Не хватало перламутровой классной доски, которая ки. Наверное, учительница забрала ее с собой. Уже в дверях мальчик оглянулся – послушалось, что его окликнули - и поймал взглядом какой-то блик или вспышку. Решив что это какая-то магия - Лита говорила, что даже стены тут зачарованы, Яск вышел из Холла.

До общежития он не дошел. Просто не хотел туда и жалел, что Дрем больше не сердится из-за их разногласий, и нет причин ночевать в Холле или где-то еще. В душе нарастало странное напряжение. Словно кто-то заводил пружину, только этой пружиной был он сам. Чем дальше, тем больше Яска сжигало необъяснимое желание сделать что-то прямо сейчас. Если бы только он знал, что!
Пытаясь понять это, ища в себе ответ, юноша не заметил, как пришел в Парк. Он смёл с ближайшей скамейки снег и сел, переживая очередной приступ жажды какого-то дела. В голове немного шумело, и его трясло, как на сильном холоде. Наверное, и было холодно, но он не чувствовал этого. Яск достал свой верный блокнот, чтобы занять руки хоть чем-то, бездумно полистал. Он мог прочесть тексты стихов, но не понимал их сейчас. Не понимал чужих слов.
Незапятнанная белизна последних листов в блокноте возмущала и волновала его. Бумага не должна быть пустой. Хоть бы рисунок или несколько слов! Хоть что-то.
Он нашел в кармане огрызок карандаша и вывел на чистом листе одну букву... Слово... Строчку...
Потом был какой-то провал, куда он рухнул на бесконечные полчаса, такие же мучительные и прекрасные, как сжигавший его огонь. Яск существовал в виде руки пишущей строчки, зачеркивающий их, и пишущей снова - уже другие; в виде строчек, звучащих в его голове и переносимых на бумагу, звуков, из которых слагались слова. И когда все закончилось, на чистом листе осталось стихотворение, рваное и несовершенное, но его.
От карандаша, и так бывшего огрызком, мало что осталось; похоже, он не раз и не два затачивал его, но не помнил - как и чем. Яск еще раз перечитал стихотворение, не веря и не понимая. Он любил поэзию с того мгновения когда Мама прочитала ему детские стихи о звездочке желаний, но сам писать не мог. Или не хотел, потому что стихи - отчасти ложь, создание образов, впечатлений, слабая попытка передать то, что видишь или чувствуешь. Но в последнее время почему то часто думал об этом. Внезапный накат «надо сделать!» походил на тот, что толкнул его в танец с огромной двуцветной кошкой и Раану. Танцуя, Яск словно прозревал или менялся - он узнал и сфинкса, и сидевшую за столом бело-голубую фэйри, смотревшую на него фиалковыми глазами Дрем. И, кажется, мог узнать каждого, несмотря на маски, просто эти двое стали в тот миг средоточием его существования…
В голове Яска воцарилась звонкая золотая пустота. После того, как он едва не захлебнулся рвавшимися из души словами, покой и отдых показались прекрасными.
И леденящими. Юноша поежился от осеннего холода, который, наконец, ощутил, огляделся и не узнал мира. Все вокруг словно выцвело, вылиняло. Мир стал как выдохшееся вино. А может он не изменился, просто Яск воспринимал его так. Смеркалось, шел снег – огромными пушистыми хлопьями, и было тихо-тихо. Юноша убрал блокнот в карман, спрятал огрызок карандаша. Он чувствовал себя одновременно и счастливым и несчастным, или тем, кто стоит между двумя крайними состояниями души и не знает, что выбрать. Что теперь ему делать с его стихотворением? И просто – что делать?
Наверное, нужно идти в тепло, но он не мог заставить себя пошевелиться и просто сунул в карман коченеющую ладонь. Существование в выцветшем, безвкусном мире наполняло душу таким же бесцветным безразличием ко всему. Он сам тоже выдохся, как вино, выцвел, опустел. Если это из-за стихов – а почему еще-то? - если все поэты ощущают такое после творения, зря он говорил про «залежь». Никто не пойдет на пустоту и выцветший мир, ради того, чтобы всего лишь сохранить какое-то свое чувство или воспоминание. И ради обмана тоже не пойдет. Должно быть что-то важное, стоящее жертвы. Например, если написать стих - как отсечь часть от самого себя. Или стихотворение – инструмент – как рука, чтобы помочь кому-то, или просто выбросить что-то – ведь лишнее иногда приходится выбрасывать. Или стих-подарок, написанный не ради себя, а для других.
Другой.
До этой минуты Яск не видел пути, самого простого и очевидного. Он мог прочесть стихи Дрем. Обязательно сделает это, завтра утром. А пока пусть все просто будет, и стихи, и он сам.
Юноша все-таки заставил себя встать и пойти по заснеженной тропинке к общежитию. Успевшее замерзнуть тело подчинялось плохо. Чтобы помочь себе, он сначала считал шаги, но мысль оказалась плохая, потому что Яск то и дело сбивался со счета. Тогда он начал повторять написанные им самим строчки:

- Мы каждый день находим и теряем,
То замки строим, то крушим мосты.
Мы не такие как друг друга знаем:
Твой облик, голос твой - еще не ты.
И я из тех, кто видит слишком мало -
Лицо да имя, верные вчера.
Сегодня ты другой, конечно, стала.
А я ищу прошедшего добра.

Как кошка, память ищет, что любила,
Знакомый облик и привычный бой.
Вот испытанье - помнить то, что было
И сравнивать себя с самим собой.
Что мне барьер меж внутренним и внешним?
Я встречу утро завтрашнего дня
И постараюсь в нем остаться прежним,
Чтоб так помочь тебе узнать меня.

Каким-то чудом за то время, пока произносил эти шестнадцать строк, Яск успел подойти к общежитию. Дальше оказалось проще - отыскать дверь в свою комнату, войти, сбросить обувь и зимнюю куртку и добраться до кровати. Наверное, завтра утром мир уже не будет выцветшим. Он хотел, чтобы скорее наступило утро, но уснул мгновенно не поэтому, а из-за того что промерз насквозь, а в комнате было тепло. Юноше снились яркие сны, и в них он тоже писал стихи.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Четверг, 03.05.2012, 09:21 | Сообщение # 25
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Часть третья
Другая


История первая. Яск. Два обещания.


Светло-сиреневые стены, характерный запах снадобий и трав, основная нота которого - веерник, трава, чьи отвары использовались, когда другие не помогали. Если лекарство для него, Яска, то дела его нехороши.
Правда, это понятно и так. Юноша лежал на кровати в палате Лазарета Академии и у него болело всё - не остро, а тупо, выматывающе и нудно. Ныли зубы, ноги и руки в суставах - наверное, так бывает у стариков, - болела даже несуществующая левая кисть. И глаза - на спокойный цвет стен он не мог смотреть долго. А тело – легкое… Неподъемно легкое, словно придавленное к кровати какой-то тяжестью – чтобы не улететь.
Яск не помнил, как попал в лазарет, не сам пришел, это уж точно. Вчера он провел много времени на холоде, наверное, серьезно простыл. Дальше… заснул у себя в комнате и проснулся уже в Лазарете.
- Доброго утра, - у его кровати невесть откуда материализовалась целительница, фактически хозяйка лазарета по имени Ульса, невысокая сухощавая женщина-полуэльф с короткой стрижкой светлых волос и немного сердитым видом - Яск знал, что на самом деле она всегда спокойна, а сердитость создается чертами лица и необычно ложащимися на него тенями, - вижу что твое состояние улучшилось, но лекарство принять стоит.
Яск покорно выпил отвар (веерника!) и даже попытался поблагодарить Ульсу, но вязкая горечь напитка связала язык.
- Постарайся пока не разговаривать, - попросила госпожа палат исцеления, - сейчас посмотрю, чем еще тебе помочь.
Он ощутил прикосновение сканирующей магии - словно мягкое касание пролетевшего мимо перышка.
- Сносно, - закончив, вынесла свой вердикт целительница - постарайся пока не заснуть, я принесу тебе завтрак.
Он кивнул, переждал приступ головокружения и потемнения в глазах, а когда тьма рассеялась, женщина в коричнево-зеленой форме медика уже ушла.
Глаза устали слишком быстро и ему пришлось закрыть их и так лежать какое-то время, прислушиваясь к окружающему. Слух тоже пострадал от болезни – все звуки стали вдруг странно-гулкими. Вот шорох – кажется шаги многих ног за окном его палаты, негромкие слова, которых он не понял и голос, уверенно ответивший на них:
- Именно так, в день мы совершаем около двадцати ритуалов. Но правило «чем проще - тем надежнее» в отношении объекта нашего изучения не выполняется.
Юноша узнал Раану. Он никогда не слышал, чтобы сфинкс вел уроки, да и не было такого предмета, как ритуалистика, в расписании академических курсов. Но лекция продолжалась:
- Готовый ритуал является цельной магической единицей. Состоящий из нескольких единиц может быть подстроен под ситуацию, Силу мага, законы мира, где он работает…
От прослушивания лекции юношу отвлекла вернувшаяся целительница, которая принесла поднос с парой мисок. После первой же ложки - у Яска от слабости дрожала рука и Ульса стала кормить его сама, - юноша понял, что не голоден и попытался сказать об этом.
- Поесть все равно стоит, - заметила целительница, - ты в лазарете уже третьи сутки.
- Третьи? Но я же всего лишь простыл! - удивился Яск, глаза успели немного отдохнуть и цвета уже не так раздражали. Только слабость ноющая боль никуда не исчезли.
- Ты всего лишь простыл, - легко согласилась Ульса, продолжая кормить его бульоном с ложечки – вкуса Яск не чувствовал, - а простуда перешла в мозговую лихорадку, которая повлияла на состояние всего организма.
Он не нашел что на это ответить.
Яску пришлось съесть все, хотя целительница не настаивала. Но во время кормления она говорила с ним, как с другом, рассказывала смешные истории из собственной жизни и опыта работы в академическом лазарете и Яск не заметил, как опустела казавшаяся бездонной тарелка.
- А теперь попробуй поспать, но если не получится - не мучай себя. Вчера к тебе просились посетители, но я не пустила. Наверняка они придут и сегодня. Это мальчик вампир и девочка с чудесными кудряшками.
Яск тихо обрадовался тому, что друзья не забыли о нем и пообещал себе дождаться их возвращения.
Ульса ушла, оставив его одного, лекция Раану закончилась, он и студенты куда-то ушли, а лазарет никогда не мог похвастаться развлечениями. Яск провел несколько часов, глядя в потолок. Связно думать не получалось – мысли, как мокрые жемчужины, выскальзывали из ослабевших пальцев разума. Тогда он перестал думать, и это оказалось неожиданно легко и не скучно, просто плыть по течению времени, тягучему и вязкому…
Потом его одиночество нарушили долгожданные Дрем с корзинкой и Присли с каким-то свертком в руках.
- Привет скоропостижно болящим! - в своей мрачновато-бесшабашной манере пошутил вампир. – Ты это всерьез или притворился? О, какой цвет лица… Похоже, что всерьез.
- А что цвет лица? Он настолько… говорящий? – спросил Яск, не зная обижаться ему или нет. Он попытался чуть-чуть изменить положение тела, приподняться, чтобы выглядеть чуть более браво, но сил не хватило.
- О, по вампирским меркам такой оттенок бледности – верх изящества и аристократичности, но для человека он, пожалуй, слишком… неестественный.
- А чем это тут пахнет так сильно? – спросила Дрем, поставившая свою корзинку возле кровати Яска, и осторожно присевшая на краешек постели, - веерник?
- Он, - кивнул «скоропостижно-болящий»
- Так мы вовремя! – так же весело воскликнул Присли, он развернул свой сверток и положил на столик возле кровати Яска горку книг, - ибо веерник поставит тебя на ноги в два счета, но вряд ли тебе дадут уйти отсюда так быстро, даже если ты поклянешься, что чувствуешь себя как новорожденный. Вот тогда ты встретишься с тем, что похуже болезни – я не об уверенности наших лекарей, что пациент обязан болеть под их присмотром, – а о скуке. Поэтому притащил тебе пару книг.
Яск прочел надписи на корешках и хмыкнул:
- Ты нарочно подбирал книги так, чтобы на пять томов пришлось всего два автора?
Вампир озадаченно поглядел на него:
- Как так? Тут же разные имена!
- Хин Орис и Дона Вит – псевдонимы Мирэ Авен, которую ты мне тоже принес. Шарме и Корэн Солго – один и тот же человек.
- Вот же зараза! – искренне то ли посетовал, то ли восхитился Присли, - мне наш многомудрый и многоученый Фёфа посоветовал полку с поэтами, и я взял тех, которые ближе стояли. Скажи, зачем той же Мирэ Авен столько псевдонимов?
- Не знаю. Она в разное время писала в разной манере, может, с этим как-то связано…
- Все равно глупо. Вот я – Прислен Аньяо Шенисса Эйве Ройо. Тот самый вампир, который вскорости покинет стены этой Академии.
- Тебя отчисляют? – удивилась Дрем, которой общительный Присли дал вставить в разговор лишь пару слов. - Быть не может! Оценки же нормальные.
- Да нет, брошу я все это. Потому что - какой из меня маг? Никакой.
- Ты это дело брось, - строго сказал Яск, - учиться все равно надо. Я вон университет бросил – и сразу же поступил в другой, сюда. Не вздумай уходить. В Академии хорошие учителя и интересные уроки.
- Да пойми ты… я ничему не учусь! – Присли сделал отчаянный и безнадежный жест, - вернее учусь, но мало что выходит…
- Вот для этого и надо учиться много! – заметила Дрем еще строже, чем Яск. – А ты не лентяй. Не получается? И что? Отступить и сдаться? А после этого ты сможешь себя уважать?
- А надо? - кисло поинтересовался Присли.
- Надо! – хором ответили юноша и девушка, переглянулись и хихикнули почти так же синхронно.
- Ну ладно, подумаю. Я пошел, а то меня там Сима ждет! – он махнул рукой и вышел.
- Присли и Сима?.. – спросил у Дрем Яск.
- Ага. Но это их дело, да? – девушка пододвинула ближе и открыла свою корзинку, - я тут спросила, что можно, и принесла вкусного. Тебя покормили?
- Ага, да я и не голоден.
- При мозговой лихорадке человек просто не чувствует голода, - возразила Дрем, - а ты вообще два дня в бреду был.
- Я этих двух дней не заметил, - признался юноша, зябко поежившись.
- Не удивительно. Вчера еще бредил так громко, что даже во дворе было слышно, - она поправила ему одеяло уверенным почти профессиональным жестом, - а у себя в комнате двое суток назад молча сгорал от жара. Прис заглянул узнать, почему его друг алхимию пропустил и нашел тебя чуть ли не умирающим. Ладно, не голоден так не голоден, поставлю тут поблизости, чтоб смог дотянуться, когда захочешь, - девушка подумала, потом, взяв корзинку, обошла кровать и устроила ее на полу по правую, здоровую руку Яска, хотя ему было бы удобнее достать что-то хваталкой.
- Спасибо – искренне поблагодарил он, - слушай, я тут голос слышал из-за окна. Раану преподает?
Девушка, снова присевшая на постель, словно засветилась:
- Ну да! И ты мог бы побывать на первом уроке, вчера, а вот - заболел.
Он хотел махнуть рукой, но передумал тратить силы на пустой жест:
- Ритуалистика? У меня и с вербаликой не очень. - Яск вспомнил кое о чем важном и с тревогой огляделся, - ты мой блокнот не видела?
- Нет, вы, поэты, точно ненормальные, - девушка выдвинула ящик прикроватной тумбочки, стоявшей тут же, у окна, порылась в нем, достала блокнот и бросила его на одеяло больного, - тебе о здоровье надо думать, а не о стихах.
- Дрем, нормальность определяется большинством, - заметил Яск, со второй попытки сумевший подцепить блокнот хваталкой, с третьей - открыть и полистать, отыскивая нужное место, - если бы тут оказалось большинство тех, кто пишет или любит стихи, то ненормальными считались бы все остальные! Слушай… тут кое-что случилось… Вот ты меня поэтом назвала, а я и правда…
Он вдруг понял, что не знает, сможет прочесть ей стихи или нет, но предлагать сделать это самой не стал.
- Что ты? – спросила Дрем, заметив, как он волнуется.
- Да вот… - юноша все-таки решился и прочел ей свои первые шестнадцать строчек. Почти не запинаясь, правда, голос все-таки дрожал.
Дрем молчала.
- Скажи, это хорошо? - спросил он.
- Стихи хорошие.
- Нет. Я не об этом. Хорошо то, что я пишу стихи? Я думал, что это обман, но...
- Любить можно только настоящее, - перебила она. - А ты точно любишь поэзию. Так что никакого обмана. Яск… У меня есть одна просьба… Незачем тебе долго тут валяться. Разрешишь привести Раану, чтобы он помог?
- Дрем, я не знаю. Наверное, сначала надо спросить не у меня, а у нашей целительницы, - юноше хотелось еще поговорить о стихах, но настаивать он не стал.
- Госпожа Ульса согласна, я уже спросила! – сразу же кивнула Дрем.
Яск закатил глаза от ее предусмотрительности:
- Ладно. Хуже уж точно не будет.
- Вот и хорошо, - она вскочила и тут же снова села, - а ты можешь написать стихотворение мне?
- О чем?
- О чем захочешь. Только не такое, как это…
Яск удивился. Он чувствовал, что стихи хорошие, и она подтвердила, и все-таки они ей не понравились…
- Я попробую, обещаю, - сказал он.
Дрем встала и, не прощаясь, вышла.
После ее визита он сунул блокнот под подушку, достал из корзинки мягкий, оказавшийся удивительно питательным фрукт, съел его и, повернувшись, на бок, задремал.
Разбудила его сначала целительница, принесшая обед и разрешившая поесть самостоятельно, когда убедилась, что больной крепко держит ложку, а потом и Дрем, которая, как и обещала, привела сфинкса.
Что такое два дня, что они могут изменить? Но поглядев на Раану, Яск увидел совсем другого человека. Лицо, осанка, стиль одежды те же - строгие с привычным ему "ничего лишнего", но вот глаза... Как будто сфинкс не чувствовал уверенности ни в чем и уже давно. Может это было и раньше, но спрятанное, а сейчас почему-то проступало сквозь уверенную осанку и бравый вид, казавшиеся напускными, ненастоящими.
- Я знаю, как тебе помочь, - сказал Раану, наверное, просканировав Яска. Голос сфинкса остался прежним, богато окрашенным обертонами, полным силы и уверенности, – Ритуал называется «точка возврата». Ты должен вспомнить во всех подробностях, вплоть до чувств, какой-то момент в твоей жизни, в пределах четырех последних дней, момент, когда ты не был болен. Вспоминая, ты заставишь твои душу и тело вернуться в естественное для них, здоровое состояние, а я сделаю так, что оно закрепится. Сможешь найти подходящий яркий момент, который отчетливо помнишь?
- Да, - кивнул Яск. Ему не нравился Раану, не нравился взгляд Дрем, но девушка смотрела и на него тоже, пусть и не так. И конечно он сразу подумал о мгновении, когда ему удалось написать стихотворение.
Раану не предупредил о начале Ритуала и не провел никакой подготовки, но начав вспоминать, юноша уже не смог остановиться. Медленно, по капле, он наполнялся тем, чувствами и мыслями, ощущениями и жаждой. Просто сейчас они не были такими острыми. Как вкус яблока без самого яблока – вроде тоже самое, а чего-то не хватает. Зато почему-то отчетливо вспомнилось стихотворение и то, что оно не понравилось Дрем... Что же с ним не так?
- Все сделано, - сказал Раану, отвлекая его от мысленного повторения стиха строчка за строчкой и мучительного вопроса «почему». - Думаю, через час твой организм привыкнет, что он здоров. Я попрошу госпожу Ульсу не держать тебя тут, если захочешь уйти. Дрем, тебе еще нужна моя помощь?
- Нет, - ответила она, с заметным волнением и робостью посмотрев на сфинкса, - а я могу тебе помочь?
- Пока нет. А потом - кто знает? – ответил Раану. Он глядел на Яска и, кажется, чего-то ждал от него, как и Дрем, но не дождавшись, попрощался коротким жестом и вышел.
Дрем шумно вздохнула.
- Ладно, я тоже пойду, пока не выгнали. Ты помнишь, что обещал?
Юноша решил, что она говорит о стихах, и кивнул.
- Ну вот, если у тебя не получится вернуть руку, я потрачу на тебя свое волшебство, - улыбнулась девушка.
Яска словно ударило - стыд за то, что он на миг подумал о Дрем хуже, чем она есть, и за то, что так и не поблагодарил Раану – конечно, сфинкс ждал именно этого.
- Спасибо, - запоздало сказал он. Наверное, болезнь так повлияла на его сообразительность.
- Да не за что, ведь мы друзья.
- Погоди! - он вспомнил еще об одном и, представив, как удивится Дрем, довольно ухмыльнулся. - Лита уже вернулась?
- Нет, и ее никто не замещает, - бросила девушка, остановившись в дверях. По тону Яск понял, что вопрос ей неприятен.
- Ааа... Ну может ты видела на окне цветочный горшок, где ашка росла. Там еще новый цветок не проклюнулся?
- Проклюнулся, - девушка посмотрела не него с удивлением, - вчера дежурила по этажу и занималась тем, что цветы поливала, хотя это можно устроить с помощью магии, а не студентов. В том горшке росток в ладонь высотой. Но это важно, раз ты спросил?
Юноша смутится. Все шло неправильно.
- Мне кажется, знаю, что там посажено. Одно из Семян. Забавно да? - произнося это, Яск уже не был уверен в забавности своей догадки..
- Еще как, - совсем помрачнела Дрем. - Лита не нашла ничего лучшего, чем посадить в академии Семя Зла. Хорошо хоть второе отдала Раану! Самой ей в жизни его не активировать!..
- Дрем, да ты чего? - решился перебить ее Яск. - Влезла в эту историю по самые уши, что принимаешь ее так близко? Неужели веришь в белиберду со Злом и Добром?
- Твою позицию я уже знаю, - отмахнулась она. - Не веришь - тебе же хуже. Но когда Раану совершит истинно добрый поступок и Семя оживет...
Она почему-то замолчала.
- Так ты для этого его приводила? - спросил Яск непослушными губами. Слова казались жесткими и шершавыми. - Чтобы он свершил свое истинное Добро - через меня?
Дрем смотрела на него пристально бесконечные две минуты, потом вышла и аккуратно, без стука, закрыла за собой дверь палаты.
Яск мысленно назвал себя дураком. Полежал с закрытыми глазами, надеясь все-таки почувствовать хоть какое-то улучшение - чтобы силы хватило догнать Дрем и извинится, но ему, кажется, становилось хуже. Боль в суставах чуть поутихла, но душу отчаянно рвало неудобное, горькое чувство. И почему-то он снова и снова слышал слова Дрем: «Если у тебя не получится вернуть руку...» и видел образ, который рисовали в его воображении эти слова - маленькую девочку с немного смущенной улыбкой, протягивающую на ладони яркий камешек.
Яск поднял покалеченную конечность и посмотрел на нее, как впервые. Поглядел на здоровую, словно сравнивая или взвешивая свои собственные Зло и Добро. Чувство было странное, как будто он впервые увидел, что ему чего-то не хватает. Увидел себя калекой, как другие видят его... Но для них он и был калекой. А для себя?
Юноше не нравились лезущие в голову глупости. Яск дотянулся до стопки книг и взял из нее верхнюю. Корэн Солго, который мог быть злым поэтом, когда хотел. Современники его терпеть не могли, и было за что... Но кто судья чужой душе? Вряд ли ему самому нравилось писать злые стихи.
Взгляд упал на одну из любимых баллад, не злую, но отчетливо горчащую «Балладу Творца». И Яск вдруг пропал почти так же как тогда, в парке. Как пропадал много раз до этого, читая чьи-то стихи. И мог пропасть снова, когда хотел.

Расскажу тебе сказку, без боли, добра или зла,
Позабыв о причинах... Сегодня Луна не такая.
Танцевать бы на кромке, где близко и небо и мгла,
Или мчаться по лесу, где волчья охотничья стая!

Вот и я, как охотник. Но дичь моя - эти слова.
Я найду их, и станут они не моими - твоими.
Это вовсе не чудо, но будет и миг волшебства.
Там я тайну открою, а может, шепну чье-то имя.

А слова - это нити. Вот так осторожно их свей
В мириады миров, что в песчинке одной поместятся.
Мы мечты, словно карты, разложим на синем столе.
Выбирай и решайся. Но только не нужно бояться.

Ты пока не охотник, но жизнь - это творческий зуд.
Только ложь и обман ты не сложишь из наших материй.
Эти двое - чужие, и даже в нужде не спасут
Потому-то, давай-ка, их выставим молча за двери.

И, пожалуй, найдется немало таких, как они,
Что потянутся следом, кривя свои лица все злее.
У творца для творенья есть все его ночи и дни;
И секунды одной на обиду и лень пожалеешь.

Красота и надежда - твой рок. Ты уже увлечен.
Нет в словах моих больше нужды, значит, я умолкаю.
Здесь, танцуя на кромке, творец, ты постигнешь закон:
Может мир сотворить только тот, кто ступает по краю.

Теперь он тоже Творец и эти стихи для него больше чем для других, обращены к нему. Яск пролистал страницы до тех, на которых записал балладу... Да, пусть его стихотворение называется «Балладой изменений». Хотя он помнил стих наизусть, но снова прочесть его почему-то казалось важным.
Строчка за строчкой. Читать ведь легче, чем писать? Но с каждой строкой он ощущал разочарование и горечь. Стихотворение оказалось откровенно слабым, особенно после баллады Солго. Яск полежал немного, закрыв глаза, стараясь успокоиться, потом перечитал вновь, но результат не изменился. Не понятно, почему оно могло показаться хорошим ему или Дрем. Без очарования, присущего любому первенцу, это были просто какие-то стихи с ровным ритмом и кое-каким смыслом, но и только.
Именно в этот миг он почувствовал, как прибывают силы, но это уже ничего не меняло. Яск бросил блокнот на кровать, неловко уронив, потянулся за ним хваталкой, поднял и ощутил себя калекой. Не из-за руки или не только из-за нее. От того, что оказался плохим поэтом.
Мир стал тусклым, как тогда, в парке. Яск сел на постели, не зная, что ему делать со всем этим.
- Тебе лучше? - спросила вошедшая Ульса. Юноша опознал щекочущее касание сканирующего заклятья. Наверное, она могла посмотреть его состояние так, чтобы он не заметил, но предпочитала не скрывать свои действия, и почему-то его тоска стала чуть меньше при мысли об этом.
- Кажется, да, - ответил он.
- В самом деле, состояние почти стабильное, - согласилась с ним Ульса. - Если хочешь, то можешь покинуть лазарет.
За окнами стоял вечер - самое начало его. Яску вдруг страшно захотелось на воздух.
- Ага, я сейчас уйду. А вам тут починить ничего не надо? - спросил юноша без особого смущения. Конечно, лечить больных долг Ульсы, но это не значит, что не нужно благодарить. А слов ему казалось мало.
- Пока нет. И то, смотря что ты предлагаешь. Паять или лудить, шить, чинить мебель?
- Последнее, - в свою очередь улыбнулся он, - я умею немного.
- Пока все целое. Но если что-то сломается - позову именно тебя, - пообещала полуэльфийка.
Юноша довольно кивнул и начал собираться. Много времени это не заняло - встать с постели, одеться, бросить в корзинку Дрем свой блокнот и еще раз поблагодарить госпожу Ульсу.
- Если почувствуешь себя плохо - сразу приходи ко мне, - попросила она серьезно. - Дать тебе «ладошку»?
- Дайте, - согласился он. Талисман мгновенного переноса в Лазарет совсем не казался ему лишним. Ульса достала из кармана медического фартука деревянную вещицу в виде ладони со знаком «исцеление» - символ гильдии лекарей, настроила ее на Яска, прикоснувшись талисманом к его запястью там, где сквозь кожу просвечивали вены и отдала юноше.
- Теперь я за тебя спокойна, - улыбнулась целительница мягкой доброй улыбкой. - Если случится обморок или потеря сознания, ты сразу окажешься тут или можешь перенестись сюда по желанию. Пользоваться «ладошкой» умеешь?
Он кивнул.
- Мои рекомендации - поменьше нагрузок. Двое суток можешь не посещать занятия, чтобы восстановиться. Но не увлекайся отдыхом, ладно?
- Да, спасибо вам, - юноша понимал, что она и так уже потратила на него кучу времени, а у целительницы наверняка есть и другие больные, и не стал задерживать ни ее, ни себя.
Покидая лазарет, юноша чувствовал себя достаточно бодрым телесно, но душевно пребывал в унынии. Яск очень хотел начать учиться стихосложению прямо сейчас. Он прогулялся до главного учебного корпуса, перечел расписание. Кроме вербалики в нем был лишь один предмет связанный с литературой - факультатив «свободное чтение». Рядом с названием предмета стояла приписка: «временно отменен». Юноша упрямо стиснул губы. Учиться можно и самостоятельно. Только бы библиотекарь Фёфа еще не спал...
Он свернул в тот коридор, что вел к Библиотеке и, заметив полоску света, пробивавшуюся в щель под дверью книгохранилища, обрадовался так, как ничему и никогда. Корзинка оттягивала руки и, вспомнив, что так и не зашел к себе, Яск усмехнулся. Есть дело поважнее. Хорошо, что госпожа Ульса дала освобождение от учебы и завтра можно не ходить на уроки. Но учится он все равно будет.
Яск решительно толкнул дверь Библиотеки и, войдя, притворил ее за собой.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 04.09.2012, 18:23 | Сообщение # 26
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История вторая: Клай. «Я найду тебя»


В этом мире царило вечное лето - Клай всегда находил тут яркие леса, цветущие поляны и ослепительное, нежно-сиреневое с розоватыми облаками небо. Трава имела те же оттенки, а порой в небе и у самых корней деревьев пробивался глубокий пурпур. Других обитателей кроме бесформенных клякс, ползавших по траве и каким-то неведомым образом забиравшихся на деревья со стреловидными кронами, он не видел. Похожие на мятую лиловую с синими пятнами тряпицу существа никогда не приближались к нему, и мужчина не тревожил их.
Человек созданный из слов помнил все миры, где был и все направления и мог в любое мгновение вернуться по собственным следам, оставленным в соединявших миры потоках бесцветной Силы. Позднее он научился создавать временные потоки-связи, чтобы сразу оказываться там, где ему нужно.
Лето - второй мир, куда Клай попал, вырвавшись из кошмара заполненной дикими энергиями пустоши, куда отправила его Ниаммат, когда поняла, что рукотворный слуга бесполезен для нее и его Сила разрушает любую другую. Возможно, она думала, что и с магией пустоши он справится, разложит ее на составляющие, но этого не случилось. Клая просто вышвырнуло в другой мир, Лето, откуда он не смог вернутся назад - не знал как. Госпожа и создательница не спешила прийти и забрать свое творение. Ничего не зная и не умея, Клай учился, пробовал, изучал свои возможности, зачастую получая совсем не то, что хотел; разум его в полной мере не был разумом взрослого. Но человек, сделанный из слов, взрослел очень быстро. Однажды смог рассыпаться на ленты-слова и пересечь границу мира сознательно, попав в Сентаю - мир вечных войн, который после спокойного Лета показался ему чудовищным, хотя и не таким жутким как кошмар пустоши.
На всякий случай Клай сел под дерево, на ветвях которого не было ни одной лиловой кляксы. Порезанная нитью рука болела, хотя рана уже заросла - Слова сами "чинили" его, восстанавливали потерянное, как в тот раз, на Сентае, где Клай дрался на одной из сторон, и потерял руку, по локоть отрубленную противником.
Раны тела зарастают. А раны души? Если у него самом деле есть душа, то она должна болеть и тревожится? Что заставило его уйти от Литы, хотя разумнее было бы остаться и подождать, пока она полюбит его?
Девушка по имени Ксоанариель Эйанил Дарин утверждала, что душа есть у каждого. Мужчина вытер кровь с зажившей ладони о влажную розовато-сиреневую траву, поднес ее к лицу и превратил в зеркальце. Ничего особенного он не увидел. Незапоминающиеся черты остались прежними, но наконец у него определился цвет глаз и волос... И это казалось самым удивительным. Клай не желал этих изменений, они произошли сами, и так, наверное, меняются все остальные настоящие, кто рожден, а не создан, как он.
Мужчина ощутил прохладное прикосновение - одно из существ подползло ближе и трогало его локоть мягким отростком. Он без злости отодвинул создание от себя.
Клай до сих пор слишком мало знал о себе, и в начале, когда стал свободным и не представлял, куда себя девать, хватался за каждую возможность попробовать что-то новое. Понаблюдав за Литой и другими, стал охотно браться за работу, хотя монеты, чтобы покупать еду, одежду или кров ему не были нужны. Проще создать то, что тебе нужно, чем взять его откуда-то. И всякий раз Клай принимал привычный ему невыразительный облик, потому что ему было все равно как выглядеть. А сейчас - серые глаза... Он подумал немного и стал экспериментировать: сделал цвет радужки темнее, а в волосах создал пряди разных цветов, потом передумал украшать себя таким образом и неприметное лицо менять не стал. Он уже привык и Лита тоже. Вдруг она не узнает его другого?
Клай вернул ладони нормальный вид и заметил что лиловые обитатели Лета собираются вокруг него. Рана на ладони перестала болеть, но тело вдруг показалось странным, чужим. Он хотел встать, чтобы выйти из кольца окруживших его тварей, но едва поднявшись снова сел, так тяжело и неуклюже что едва не опрокинулся навзничь. И в тот же миг одно из лиловых существ прыгнуло на него, упруго оттолкнувшись от земли.
Яды не были Клаю в новинку но обычно он справлялся рассеиваясь на ленты, принимая форму, сжигавшую все лишнее. Точно так же человек сделанный из Слов отвечал на любое нападение, когда научился обращаться со своим магическим "скелетом" из Слов. Но сейчас, опрокинутый на землю лиловым существом, а минутой позже погребенный под вязкими телами его сородичей, не смог ничего. Деревянное, неподъемное, не подчинявшееся ему тело и такая же одеревеневшая воля, словно принадлежали кому-то другому, а он, Клай лишь принимал слабые сигналы о происходящих изменениях, медленных и неотвратимых и не мог контролировать даже свои мысли.
Паралич духа длился до самой темноты. По крайней мере, когда он смог осознать себя, то была ночь. Клай видел плохо а не чувствовал вообще ничего. Лиловые твари оставили его в покое - они лежали на траве в стороне от него или снова забрались на деревья. Мужчине хотелось как можно скорее уйти отсюда, но рассыпаться лентами не получалось.
Он пробовал снова и снова, когда не выходило, давал себе передышку и повторял попытку. Все это растревожило, разбередило спящую чувствительность и человек, созданный из Слов понял, что умирает, превращается в кисель подобный лиловым тварям и с каждым часом эта земля, воздух этого мира впитывают его, растворяют в себе. И его магию, "ржавчину". Наверное именно это чувствуют маги рядом с ним...
Клай очень хотел жить. И сейчас ему вовсе не казался смешным и бесполезным подарок рыжей эльфийки, однажды связавшей его и себя Обещанием, когда он увидел внезапно возникший перед девушкой странный портал и спросил, что это. Лита не просто рассказала, но показала, дав ему Слово прийти, если будет нужна.
"Обещание, Лита Эль" - мысленно произнес Клай. Сердце едва билось на чистой Силе, а может на его воле к жизни. Но вот сейчас рядом с ним откроется синий портал Обещания и Лита поможет ему справиться с неизвестным ядом и его последствиями.
Но никто не появился. Ни сразу, ни через час.
Клай ждал, считая минуты и уже понимая – что-то случилось. Лита не слышала его зов или не могла прийти по каким-то причинам. А может приходить просто некому.
Мысль, пронзительная и страшная, встряхнула его душу, его внутренний мир. И оттуда, изнутри, пришел ответ.
Не понимая, он рассмотрел себя: истончившийся магический скелет, Слова, на которые были нанизаны другие Слова, "польза" вместо сердца. К нему или из него тянулись две нити и обе были именами.
Лита.
Ниаммат.
Первая провисала и словно обрывалась, хотя и не пропадала, другая витая, напряженная, отчетливо и уверенно вела куда-то за пределы его внутреннего мира, его я.
Клай мысленно коснулся нити Литы, и не смог ее удержать, но вторая при первом же касании потянула его куда-то. Увидав в этом единственный способ спасения, он рванулся прочь из этого мира, прочь от растворявших его в себе земли и воздуха, и через миг оказался там, где, возможно, найдет помощь.

Клай узнал это место сразу - большой зал с высоким потолком, который он мог рассматривать сколько угодно, потому что лежал на полу лицом вверх. Знакомый ему купол без лепнины и украшений, опирающийся на гладкие каменные стены серого мрамора и пол - ромбы серого и бордового камня. Зала в доме Ниаммат. Сама госпожа находилась тут же - судя по завернутым рукавам рабочего темно серого платья и дрожащей над установленной на столе конструкцией - рамой со свисающими с нее кристаллами, ауре Силы, она работала. А Клай отвлек ее от работы. На почти не изменившемся лице он не заметил ни заинтересованности - в том, что наконец-то вернулся ее старый слуга, ее творение, - ни гнева на то, что ей помешали.
Клай ощутил слабое касание Силы, понял, что волшебница рискнула сканировать того, кто когда-то разрушал любую магию, и удивился нелогичности такого поступка. Правда, он все еще сохранял контроль над «ржавчиной», но вряд ли рядом с ним было уютно магу, а тем более той, которая знала, на что он способен.
Госпожа Ниаммат повернулась к одному из шкафов, достала пузатый сосуд и маленькую плошку, наполнила ее жидкостью из сосуда, слегка встряхнула. Над плошкой поднялся беловатый парок. Волшебница приблизилась к Клаю, наклонилась над ним. Он ощутил жидкость на губах, когда Ниаммат приподняла ему голову и по капле стала вливать в него... Наверное, лекарство. Справившись с задачей, она отставила плошку, села чуть поодаль, развела руки в стороны и нараспев произнесла какое-то заклятье. Воздух на миг подернулся радужной пленкой, словно он и она оказались в гигантском мыльном пузыре.
Потом госпожа маг встала и вернулась к своему занятию у стола, а Клай остался лежать, разглядывая зал и ту, что работала. Многое осталось прежним. Мебель, служащая своей цели: стол для работы, шкафы с магическим инструментарием, книгами, частями артефактов, чем то еще - он уже не помнил, хотя когда то сам заполнял их, наводил порядок. Осторожные экономные движения работающей женщины Мага и то что от действительно важных дел ничто не могло ее отвлечь. Ниаммат не обращала на Клая внимания до тех пор, пока он не ощутил, что может шевелиться и не рискнул попробовать встать.
- Лежи, - сказала госпожа, не отвлекаясь от занятия, - и не разговаривай. Движения помешают снадобью обезвредить яд морника. Если есть что сказать – говори мысленно.
Создательница закончила дело у стола и подошла к нему, но не слишком близко.
«Спасибо что спасла меня», - так же не размыкая губ ответил он. Тело словно раскалилось и страшно чесалось и снаружи и изнутри, но он старался не шевелиться.
- Это не важно. Где ты нашел морников?
«Я не знаю. Такой мир, Сиреневое небо и трава с алыми концами. Вечное лето...»
- Координаты!
«Я не умею их засекать».
- Дай прочту сама.
Клай удивился еще больше. Она просила дать ей? Когда всегда просто брала?
-Ты больше не моя собственность и у меня нет возможности взять, - последовал немедленный ответ.
Он усмехнулся и ощутил как треснули иссушенные то ли ядом то ли противоядием губы.
- Ничего не нужно делать. Просто не сопротивляйся, - подсказала она.
Клай постарался. Впрочем, стараться ничего не делать, когда ничего не можешь – сущие пустяки. Пока она читала – кто знает, его память или что-то еще, человек сделанный из слов снова заглянул внутрь себя. Нить Литы оставалась провисшей. Нить Ниаммат, кажется, натянулась сильнее. Это показалось неправильным, как если бы в его присутствии готов был заплакать ребенок, и он тронул напряженную струну, мысленно шепнув какие-то простые слова. Нить и правда немного ослабела и перестала дрожать.
Но Ниаммат заметила и нахмурилась:
- Что это?
«связь. Не знаю. Эмоции. Память может быть. Нечто Между мной и тобой» - он не знал как объяснить. Ниаммат никогда не видела ки и не знает подобных связей…
- Так. Сотри немедленно, - потребовала она.
Клай не понял
«Эту нить? Но зачем?»
- Это зависимость, а зависимость сделает меня слабой».
Он вздохнул. Переубедить ее у него шансов не было.
- Сделай то, что я прошу, - сказала Ниаммат. - Ты кажется уже делал подобное? можешь встать и говорить вслух.
Клай и правда сумел подняться, только его шатало.
В голове гудело от мыслеречи. Мужчина потрогал спекшиеся коркой губы и попытался заговорить. Руки да и все тело оказались покрыты коростой от засохшей ядовитой слизи. Ниаммат поняла.
- Закрой глаза, - сказала она.
Он послушался. Клая окутало прохладой, потом теплом, и словно на миг окунуло в вязкую воду.
- Все.
Он разожмурился и обнаружил, что одежда и кожа стали чистыми, без шелухи засохшей слизи. И горло уже так не саднило.
- Первое - ты должен разорвать эту связь. Второе: отдай мне жемчужину.
Она отошла и села в свое кресло. Ему не предложила и Клай сел сам, куда пришлось – на какую-то приступку, потер ладонями лицо, пытаясь вернуть ему привычное ощущение, без онемелости.
- Для чего?
Лицо Ниаммат стало вдруг совершенно бесстрастным. Он понял что совершил ошибку задавая вопрос вместо того чтобы просто сказать «нет».
- Для изучения. А если ты спрашиваешь за что - в благодарность, ведь я не развоплотила тебя много лет назад. Хочешь знать причину?
Он едва заметно кивнул.
- Ты оказался бесполезен для меня как накопитель магии. Но мог накапливать информацию. Я забросила тебя в аномальную область мира, о которой хотела знать побольше и которую не имела возможности изучить иначе. Ты исчез оттуда, пропал на много лет, а сейчас вернулся и принес мне всю собранную информацию. Я не претендую на тебя. Но информация, которую уже получила и артефакт – плата за мое милосердие. Кроме того, ты больше не моя вещь. А чужие вещи мне не нужны.
Клай не стал спорить, хотя требуя у него жемчужину – тоже вещь и тоже – чужую, она противоречила сама себе. Для нее не уничтожить бесполезного слугу тогда и помочь ему сейчас в самом деле было очень... Мягким поступком.
Жемчужина - подарок Литы. Клай не знал на что она способна, кроме как делать его независимым от эльфийки с ее Красотой. Но стоил ли подарок того чтобы задерживаться здесь? Вряд ли Ниаммат отпустит его, пока не получит то, что хочет. Или она не сумеет его удержать? Он не хотел проверять, тратить немногие силы на драку. Просто сделал то, что не вызывало у него внутреннего сопротивления – встал и, подойдя, положил жемчужину на ладонь той, кто создала его, теряя подарок Литы и обретая еще одну причину снова быть с ней рядом, найти ее и больше не расставаться.
- Теперь нить, - потребовала Ниаммат.
Клай чувствовал, что может уйти прямо сейчас, рассыпаться на ленты и улететь, но его держал взгляд госпожи, полный одновременно и силы, и какой-то беспомощности. Он собрал свою «ржавчину» и направил ее против себя самого, против той нити, что их соединяла.
И ничего. «Ржавчина» стекла как вода не причинив нити вреда. Связь, которая была скорее данью тому, что они двое – создатель и его творение, чем личной привязанности, не хотела распадаться. Он попробовал снова и признался:
- Не выходит, госпожа. Прости, у меня не получается.
- Значит, ты стал слабее, а не сильнее, - она прищурилась, - ладно. Я справлюсь сама. Ступай, я тебя больше не держу.
Он задержался еще на мгновение.
- Я не знаю, получится у тебя или нет, но… ты все равно останешься той, кто меня создал, дал мне имя…
- «Клай» - не имя, а просто буквосочетание, короткое и емкое для моего удобства, - оборвала она, то ли поняв, куда он ведет, то ли и правда больше не интересуясь Клаем.
Он отступил. Нет смысла спорить с тем, кто не одного с тобой мира. Ниаммат уже работала с жемчужной – Клай все поверхностью кожи ощущал сложное волшебство и понимал – он тут лишний.
Потоки, что связывали миры, тоже обладали памятью и какое-то время сохраняли следы того, кто по ним прошел. Единственный, кроме собственного, след, который был ему знаком – след Литы, след Красоты. Вернуться по своим следам – в мир Академии, а там найти путь, по которому ушла Лита, дорогу в ее мир.
- Я найду тебя, - мысленно произнес он – словно указал цель себе самому.
Светящиеся сиреневые ленты рванулись в стороны и вверх – и пропали из мира Ниаммат. Но ей было не до исчезнувшей давно потерянной бесполезной игрушки. Она сосредоточенно знакомилась с новой для нее магией Красоты.




Всегда рядом.
 
LitaДата: Четверг, 06.09.2012, 17:06 | Сообщение # 27
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История третья: Двое


Проснулась я от того, что незнакомая светловолосая девочка трясла меня за плечи.
- Ну, ты и любишь дрыхнуть! – сказала она, перестав будить меня таким способом. Чувство было такое, словно она час этим занималась, не меньше. – Доброго утра, а вернее, уже почти вечера.
- Доброго, – перед глазами почему-то плыло, словно я долго ревела, а глаза все еще мокрые. – А ты кто? И что тут такое?
- Тут дом Литы, а я Ини. А тебя как зовут?
Я задумалась. Все казалось незнакомым, кроме названного девочкой имени. Огляделась – комната как комната, не очень большая зала, два кресла – в третьем спала я, - стол, шкафы, зеркало на стене, картинки по стенам... Туман перед глазами рассеялся, и я поняла, что это все детские рисунки... Ну или поделки, вон аппликация, кораблик, сделанный из бумажных чешуек разных цветов, наклеенных на серебристую основу. Красиво! Цвета, такие разные, вместе играют, переливаясь радугой.
- Меня Литой зовут, - сказала я, отвлекаясь от разглядывания дома.
- Тоже? - она подошла к зеркалу, пригладила ладошкой свои светлые волосы, красивые, с каким-то особенным блеском, вроде перламутра, - значит, Лита, подруга Литы?
Почему-то меня возмутило слово «подруга». Я спустила с кресла ноги и встала, наступив на длиннющий подол платья. Пришлось немного придержать юбку, чтобы тоже к зеркалу подойти. Двигаться мне понравилось, как будто это новое, интересная игра. Надо же так все заспать! А из зеркала на меня посмотрела остроухая с рыжей растрепанной гривой, хорошо хоть не курчавой, как у этой девчонки, и почти незнакомая я. Забавное ощущение – не узнать себя, а потом, оглянувшись, понять, что дом-то мне знаком.
- Комната для умывания там, - Ини кивнула на коридор, выходящий из залы, - только не в самом конце, а за дверью перед кухней.
- Знаю, - с гордостью сообщила я.
- Откуда?
Пришлось задуматься.
- Понятия не имею. Съесть бы чего-нибудь.
Сообразила, как это прозвучало – словно на мою память влияет голод, и хмыкнула.
Нет, ну какая же растрепа все-таки! Нашла расческу на полке и тут же ею воспользовалась. Светловолосая терпеливо ждала.
- Потом давай сразу на кухню, - попросила она, когда поняла что я надолго, - пообедаем вместе.
Я только кивнула, продолжая бороться с колтунами, а Ини вышла в коридор.
Умывание заняло гораздо меньше времени, чем причесывание, но на кухню я вошла уже не такая лохматая и совсем проснувшаяся.
В комнате для обедов тоже нашлось зеркало и девчонка стояла перед ним и то трогала свои волосы, то поднимала и опускала руки, словно знакомилась сама с собой. Мне кивнула на кухонный стол, где лежало съестное - какое-то мясо, пирожки, фрукты, а на полу – корзинка тоже с едой, видно Ини достала все именно оттуда.
- Садись, где больше нравится, и угощайся.
- Ты тут живешь? – спросила я, выбрав место – стул со спинкой, сплетенный из прутьев, немного скрипучий, но удобный, и взяв пирожок.
- Теперь да, но хозяйка тут другая.
- Вообще-то это мой дом, - почти с уверенностью заявила я и приготовилась к возражениям.
Ини, кажется, сообразила, что с вопросами можно и потом и по моему примеру налегла на еду. Совместное чавканье продолжалось полчаса, а потом мы все-таки насытились и она продолжила разговор как ни в чем ни бывало:
- Лита взрослая и голос у нее другой.
- Но дом все равно мой, - я зачем-то пыталась ее убедить, а еще убедиться, что точно тут все знаю, - смотри... Вон в том шкафу на нижней полке три банки цветного стекла, синяя, зеленая и желтая, в них сахар, соль и мука.
Ини помедлила, потом встала и открыла стенной шкаф, о котором я говорила, из серого дерева со вставками светлого металла. Банки стояли на полке, но смотреть, что в них девочка не стала.
- Ну как? - очень хотелось подразнить Ини и в то же время подружиться с ней. Я выбрала подружиться, подразнить потом успею, если не расхочется.
- Все как ты сказала, но может быть другое объяснение – ты проснулась раньше, все тут посмотрела, запомнила и… - она махнула рукой, - нет, не верю в это. Допустим все так и ты Лита, моя подруга и хозяйка. Но как вышло, что ты стала такой?
Этот вопрос меня удивил больше, чем то, что незнакомый дом все больше превращался в знакомый.
- А какой должна быть?
Светловолосая вздохнула.
- А я ее не видела, как люди видят, зато чувствовала хорошо, но
сейчас этого нет. Какой она была? Яркой, смешной...
- Почему смешной?
- Потому что иногда поступала странно. Просто купить вещь в лавке не хотела и делала ее сама. Например, однажды выточила чашу из дерева, которое становилось прозрачно-золотистым на ярком солнечном свете. Кучу времени потратила.
- Ну разве же это смешно? – спросила я удивленно и поежилась, - на самом деле я себя как-то не очень уверенно чувствую. Особенно если думать, что, как и почему.
Признаться все равно пришлось, может она не будет так сильно с вопросами приставать.
- Но делать-то теперь что? – спросила Ини.
- Можно пойти погулять, - несмело предложила я.
- Скоро стемнеет, - заметила девочка, снова принимаясь за еду. А ей больше понравились фрукты, чем мясо. Вот и ладно, значит, споров не будет…
- Так это же Сиддна, тут ночью огни горят повсюду.
Ини снова посмотрела как-то странно, но кивнула и быстро расправившись с ярко-алым плодом (почему я не помню как он называется?) встала:
- хорошо, пошли. А меня ты не помнишь? Хотя… вот это точно невозможно, я же не была человеком.
- А кем была? – оказалось, что юбку можно подвязать повыше, чтоб не мешала ходьбе, что я и сделала. Все равно платье ужасное, какие-то цветочки мелкие, и полоски темно-сиреневого цвета… Мы вернулись в зал, а оттуда по коридору прошли к входной двери. Красивая ручка у нее, в виде цветка, тоже знакомая, хотя не руке – моя ладонь не сразу сумела взяться за нее так, чтобы оказалось удобно. Воздух вечерней улицы дохнул на меня осенней прохладой.
- Много чем, - ответила Ини, выходя на улицу вслед за мной.
И правда, уже темновато, но фонарь над дверью горел, шестигранный, с цветными стеклами. Мне нравилось все, что я видела, и все казалось знакомым. Но почему-то это начало настораживать. Ай, ладно!
Город встретил нас огнями как я и обещала. Мы часто останавливались, чтобы полюбоваться деревом с двумя стволами, стеклянным зданием, извилистыми тропинками парка, смешными, словно несколько змеек играли, какая нарисует на земле самый причудливый след, и ни одна из нас не пожалела, что отправилась на эту прогулку. Люблю удивлять и сегодня мне это удавалось! Вспоминать разные красивые места и вести туда Ини (пару раз мы все-таки заблудились, ведь я помнила не все) возвращаться разными путями, кружить по Сиддне. Да, Сиддна значит «лесная», а где тут лес? Вот Оранжерея есть, и почему-то Ини остановилась возле нее. Внутри горел свет, ухоженные заросли просвечивали насквозь, но дверь оказалась закрыта.
- Хозяин всего этого к нам в гости приходил, пока ты спала. И девушка с ним, хорошенькая, его жена. Они тебя не узнали.
- Так я их тоже не знаю... - я зевнула, - спать хочется. Пойдем уже домой, да?
- Пойдем, - кивнула та, что была «много чем». По дороге она мне уже рассказала немножко. Стать из вещи пусть и волшебной, человеком - прямо как сказка. Ну и понятно тогда, как она могла не видеть свою Литу, у Ини и глаз ведь не было, но какое особое зрение.
Случай узнать больше как раз представился, когда мы вернулись, доели то, что было в корзинке и заняли места в креслах. Правда Ини спать не собиралась вроде, она свое кресло к столу подвинула. А там какая-то тетрадь или книжка. Вот ее она открыла и зачиталась.
Мне было любопытно, так что даже спать расхотелось и я в конце концов спросила:
- Что ты читаешь?
Вообще-то тут было много книг на полке, но проходя мимо я поняла что книжки в основном детские, по крайней мере, они выглядели так – яркие, толстые и несерьезные, а коричневый томик в руках Ини не был на них похож. Да и лицо у нее такое сосредоточенное… Детские книжки с таким лицом не читают.
Она показала мне обложку с надписью «Путёвник».
- Это дневник Литы. Получается, что твой.
- А разве чужие дневники можно читать? – удивилась я.
- Если они путевые, а не личные? Конечно. Тем более половину этого я знаю, сама там была.
- Тогда зачем вообще читать, если знаешь?
Она задумалась:
- Наверное, потому что другой человек видит все по-другому и ты никогда не можешь догадаться, как. Ну, я ее немного чувствовала, когда еще имела другую форму, но все равно Лита – не я, у нее свой мир внутри… У тебя то есть…
Оказалось, ей очень надо было поговорить и через полчаса я уже знала кучу всего. Например, что ей десять лет, что Ини - это сокращенное от Иниаиса – «кроха-звездочка». Она все еще не могла решить, я – ее Лита или другая? А мне было не важно, кто я. Самым интересным оказался рассказ, как Ини поняла, что может стать совсем-совсем живой:
- Я и раньше хотела, но не могла. Но мне приснилось что-то или привиделось, как будто все очень просто. Только надо сделать вот так и еще так. А когда знаешь, то и делаешь. Получился такой кокон, и стало немного прохладно, а внутри кокона я могла исправлять, менять одно на другое, строить себя.
После этого она помолчала и заметила:
- Все равно не понимаю. Если ты – она, я должна это чувствовать, но ничего такого нет.
- Может потому, что ты теперь тоже другая.
- Не знаю, не думаю…
Мы очень долго говорили и в итоге я все-таки уснула.
Оказалось, я умею снить то, что мне рассказывали! А может, придумывать истории, потому что видела я даже больше, чем узнала от Ини и увидела на прогулке. Мальчик с синей кожей, он ревел, а кто-то его утешал. Потом другой мальчишка, весь мохнатый, насупившийся, сидящий в углу… по-моему, класса. Вообще там много детей было. А взрослые не всегда серьезные, даже наоборот - мне снился вроде бы маскарад, и высоченная тетка пообещала кого-то в камень превратить!
В этот раз меня будили сразу двое - Ини и какой-то парень, взрослый, лет 25 и с такими синими глазами, что даже туман перед глазами не помешал мне оценить яркость цвета. Лица у обоих были встревоженные.
- Ну что такое? - удивилась я. Ууу... Зачем спрашивать, если знаешь? Тело опять затекло. Сегодня я сплю не в кресле, не поленюсь кровать расстелить, да и Ини предложу ночевать, например, в гамаке, который можно подвесить к потолку в той же спальне. Ну да, у меня точно есть красивый пестрый гамак!
- Ты совсем просыпаться не хотела, - заметила светловолосая.
- Так, по-моему, еще утро, а заснули мы чуть не на рассвете, - заметила я, оценив золотистый утренний свет, льющийся из окна.
- Утро, - согласилась Ини, - только следующего дня. Ты больше суток спала. Кстати, это Даннери.
- Художник? - я попробовала не то что встать, а хоть спустить ноги с кресла. Неудачно. Тогда вот так - аккуратно распрямить сначала одну ногу, потом вторую. Подвинуться к краю, оттолкнувшись от спинки кресла. Еще подвинуться. И опять немного посидеть, ощущая, как кровь приливает к онемевшим ногам. Ну и встать. Неправильное какое-то ощущение. А вчера мне нравилось двигаться.
- Пожалуй, художник, - согласился парень, внимательно наблюдая за мной, - что с тобой? Какая-то магия или болезнь? Твой сон на обычный не очень был похож.
- Но снилось просто с ума сойти что, - представив, что у меня образовалось на голове, за сутки, проведенные в кресле, я поспешила к зеркалу. Ну, не бегом, пошла так быстро как смогла, ухитрившись ничего не задеть по пути, хотя шатало меня – ужас.
- Я тебя часа два теребила, и Даннери потом столько же, - настойчиво повторила Ини, кажется, она хотела чтобы я прониклась.
Я сделала вид, что прониклась.
- Вряд ли это болезнь, но не хотеть просыпаться я очень даже могла. Приключения во сне как настоящие были, даже интереснее твоего рассказа. Одна тетка-тролль на маскараде чего стоит!
Ини нахмурилась - ей совсем не шло хмуриться, подошла к столу, полистала «Путёвник» и прочла:
- «Она сказала нарочито-сердитым голосом: - «Если не извинишься, я превращу тебя в камень!» и так сверкнула глазами, что в коридоре на миг стало чуть светлее... Вот интересно, а мальчик. Наступивший ей на ногу - не прячущийся ли под маской ее племянник-тролль?»
- Совпадение? – кивнула я, - или ты мне это читала, когда я уже заснула.
- Я вообще тебе «Путёвника» не читала, - заметила она и поглядела на Даннери, - и не говорила, что он художник. Я ведь этого не знала.
- Но это знала Лита, - заметил парень.
Понятно, он уже в курсе всего.
- Ты тоже в гости к Лите? - спросила, откладывая расческу – почему-то стало все равно, растрепанная я или нет. И снова уже спать хотелось.
- Кажется к тебе, раз Литы нет, а хозяйка тут ты, - улыбнулся он.
Мне понравилось, что Даннери не беспокоится, как Ини. Ну в самом деле, какая разница, я она или нет? Неплохо бы немного постарше, а то ведь я взрослее той же светловолосой года на три, может, и понятия не имею где мне достать еды, когда закончится. Странно, а есть совсем не хочется почему-то.
- Не торчи на ногах садись, вон кресла свободные.
Он послушался и присел к столу:
- У тебя сейчас на мгновение лицо сильно изменилось.
- Как изменилось?
- Словно ты вдруг стала более настоящей…
Я подошла к столу и несильно ущипнула его за руку:
- Ну как? Я достаточно настоящая?
- Я не об этом, - сказал Даннери.
- Не об этом? Но что реальнее боли?
Вот у Ини при этих словах точно лицо изменилось – стало таким словно она хотела подойти и взять меня за руку или по голове погладить. Вместо этого она села в другое кресло. Так беспомощно, что мне стало ее жаль.
- Что с тобой? – спросила я подходя к ней. – Как тебе помочь?
Она вскинула опущенную голову:
- Лита всегда так спрашивала... Мне страшно. Я не вижу в тебе в Литу и мне кажется что я ее потеряла, насовсем. Таких вещей про боль она не сказала бы, потому что знала, видела… Одного человека в пустыне, который мучил себя, идя по острому песку босиком. Он даже старался ставить ноги тяжелее, чтобы зарываться выше чем по щиколотку. Лита думала, что он одурманен или околдован, и хотела помочь ему, но он-то этого не желал. Потом я ей сказала, что для него простая боль – спасение от какой-то другой боли, той, что внутри. А она ответила - нельзя кормить вину болью и подпитывать боль виной. Что суть жизни не боль, а любовь.
- Так только в книжках пишут, - вздохнула я. – Красиво и длинно, можно сказать проще, если надо. Но все равно… босиком по острому песку наверное очень больно… Идти босым…
Сонливость куда-то улетучилась, но потом странное получилось – фраза про песок зацепилась за что-то в моей голове и вытянула это что-то на свет. Строчка за строчкой – и это оказались стихи:
- Идти босым по острому песку...
Не говори мне, что вина острее,
Что зло внутри тебя и я сбегу,
Когда в лицо ему взглянуть посмею.

Но я не стану. Да и ты - не смей,
Ведь незачем кошмаром любоваться
Тебе ли, мне... и культ вины твоей
Ничьей душой не должен был питаться.

А ты решил - что зверь оголодал,
Верней, что ты заслуживаешь мести,
И сам себе - сам за себя - воздал
За поруганье правды, дружбы, чести.

Не мне судить, кто зверь, а кто пророк;
Порою лгут и звери и пророки.
Ты сам себе, конечно, бес и бог,
И более того - судья жестокий.

Я отойду, руки не протяну -
Ты от всего удара ждешь украдкой.
Но не тебя - вина, а ты - вину
Упрямо держишь самой крепкой хваткой,

Как скряга ключ к сокровищам, точь-в-точь...
Прости, с упреком я не удержалась....
Мне просто жаль, что не могу помочь,
Что казнь твою моя продолжит жалость.
- Ух ты. Твои стихи? – спросил художник.
- Нет, конечно, - я торопливо отмахнулась. Слова пришли и ушли, почти вылетев у меня из головы, кроме одного. – Наверное я прочитала где-то. Ну да, помню какой-то блокнот со стихами. Просто по-моему как раз так и правильно – если кто-то не хочет помощи - ну и нечего помогать.
Интерес к происходящему куда-то пропал и я опять раззевалась.
- Хочешь посмотреть на Литу? – спросил Даннери.
- Хочу, - подумав, ответила я.
Гость, оказывается, пришел с такой удобной кожаной сумочкой, куда как раз поместился большой альбом. Рисунки в нем не были цветными, но яркими - да. Такими, что я опять проснулась. Некоторые листы с рисунками – желтоваты и не по размеру альбома, были подклеены в него. Самые интересные мне потому что места и людей на них я узнавала, а порой вспоминала и имена.
- А вот это Аели… - он показал рисунок мохнатого мальчишки.
- Точно, помню! – я захлопала в ладоши, - видела его во сне, но там он плакал, а тут смеется.
- Может, не сильно похож, - вроде бы смутился Даннери.
- Нет-нет! Очень похож! У тебя хорошо получается.
- Рисовать - да, а говорить нет. Твое лицо снова менялось, а я не смогу рассказать как. Хотя, постой…
Он снова полистал альбом и показал мне рисунок. Вернее два – человека, уходящего по дороге, спиной и немного боком к нам и к солнцу, потому что тень, густая и черная, шла впереди него и пустую дорогу.
- Какая картинка правильная?
- Эта, - я уверенно показала на дорогу.
- Ну вот. Пока тебя не разбудили, лицо твое было правильным. Потом стало… нормальным. А несколько раз – ты как раз начинала зевать – становилось неправильным.
- Хочешь сказать, она хочет уйти и не вернуться. Или уснуть и не проснуться? – спросила Ини
- Я не знаю, что хотел сказать, - признался он, - но видел именно так. Я художник, привык замечать изменения в тенях, настроении, характере… А вот это Лита.
На очередном рисунке оказалась эльфа, некрасивая, мягкий подбородок и слишком густые брови.
- Нет, не узнаю, - я заметила, что Ини прожигает взглядом портрет и улыбнулась. Она же в первый раз видит свою хозяйку.
Даннери свернул свой альбом и убрал его.
- Можно я приду завтра?
- Приходи, - ответила я, не думая о том, зачем он мне тут нужен.
Но хотя он и ушел, а Ини утопала на кухню перекусить, поспать мне не дали. В дверь постучали, пришлось идти открывать, а там…
Увидев эту женщину, я забыла про сон, и поняла, что очень хочу быть той Литой. Ведь если я не та, то не могу назвать ее словом, которое вот-вот слетит с моего языка…
– Мама!
А она никогда не подойдет и не обнимет меня.
Но она подошла и обняла. И всё сразу стало хорошо.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Суббота, 29.12.2012, 19:33 | Сообщение # 28
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
История четвертая: Рош. Люди и чудовища

Золотоволосый гость мира Афад огляделся, стараясь сфокусировать взгляд, чтобы различать детали. Рыжая эльфийка, к танцу которой он присоединился ради обретения нового опыта, зачем-то отправила его сюда. Может здесь найдется что-то особенное, достойное внимания и хотя бы один из двух подарков - мир или способ, с помощью которого гость попал сюда, будут ему полезны. Пока он видели лишь заснеженные деревья, высокое здание – кажется, учебное заведение, тусклое небо.
Особенное нашлось почти сразу – наполнивший морозный воздух аромат вкусной еды. Источником оказалась столовая, примыкавшая к большому зданию.
На кухне возилась белоголовая остроухая девушка, расы эльфов, кажется. Многорукий дух-слуга, пытался ей мешать или помогать. Получалось у него и то и другое очень плохо.
- Покормишь меня? - спросил золотоволосый, заглянувший на кухню из общего зала столовой.
Она бросила на гостя короткий взгляд:
- Если только не вкусно. Сегодня все из рук валится...
Тут же на одной из сковородок что-то зашипело и взорвалось – крышка подлетела к потолку и с грохотом брякнулась на пол. Эльфийка схватила полотенце и подвинула мятежную сковородку на менее раскаленную, судя по цвету, часть плиты, подняла с пола крышку, швырнула ее в гору грязной посуды, достала из шкафа чистую, и снова накрыла сковородку. Потом принялась мешать, переворачивать, поливать соусом, солить и сахарить.
Синеглазый вернулся в общий зал. Он никуда не спешил.
Зрение подвело – садясь, гость неловко задел край стола и едва не уронил стоявшую тут же вазочку с цветами. Он собирался дать глазам отдых, закрыть их и посидеть так, но дверь отворилась, и в столовую вошло существо необычного вида, многоногое, темное с единственным ярким пятном. Золотоволосый почувствовал интерес, и мир вокруг сразу перестал быть размытым. Он смог в деталях рассмотреть, не ощущая дискомфорта, огромную паучиху с брошкой-бабочкой из розового шелка на мохнатой груди, цветным шнурком с кистями там, где тельце было тоньше всего и с асимметричными, явно сделанными вручную золотыми узорами на коричневых боках.
Через минуту многорукий слуга принес обед, хотя гость ничего не заказывал, но это пришлось очень кстати. Еда оказалась вкусной. Суп порадовал тем, что горячий, мясо - мягкостью и какой-то специей, придававшей ему необычный вкус, хлеб – свежестью. Никаких претензий к повару, пусть с кухни все еще тянуло горелым.
Паучиха уселось возле столика, отодвинув стул, на котором все равно бы не поместилось, и вскоре тоже получила порцию еды. Белоголовая девчонка с кухни сама вынесла фигурно нарезанные фрукты, кусочки мяса с подливой, уложенные на тарелке ровными кругами, булочки в плетеной корзинке ровные и поджаристые. Эти двое тут же принялись мило болтать. От нечего делать гость прислушался.
- ...ну вот, например. Предрекали «истинное сокровище» моему старшему братцу, который немедля в кладоискатели подался. Копал, где можно и нельзя, искал старинные карты, знаки всякие. Очередной привел его в крошечную долину, которую уже триста лет не могут поделить две маленьких страны. Копать в таких условиях - ну никак, братишка взялся мирить враждующие стороны, и сумел посадить их лидеров за стол переговоров. И ему очень понравилось то, что вышло. В общем, бросил мой старший кладоискательство и пошел учиться на дипломата. И посейчас работает на этом поприще, и в работу свою влюблен по уши. Так что свое сокровище все-таки нашел... Я хочу сказать, что находка может принять любой вид.
- Знаю, - кивнула паучиха, - и мой человек не обязательно человек. Даже ты можешь оказаться тем, кого ищу. Но так очень редко случается, чтобы сразу подружиться именно с тем, кто тебе нужен.
- Смешная ты, Миссле, - улыбнулась девушка, - говоришь так прямо и не думаешь, что можно понять неверно и обидеться. Например, эти слова: «редко случается сразу подружиться именно с тем, кто тебе нужен» - не подумаю ли я, что не нужна тебе, и ты жалеешь что мы подружились? Но на самом деле, конечно, не подумаю.
- Значит, я сказала правильные слова правильному человеку, - в голосе паучихи были благодарность и удовольствие, - и подумай - если когда говоришь прямо, можно понять неправильно, то что будет, если использовать намеки и околичности?
- Кошмар будет, - засмеялась эльфийка, - или салат. Ладно, пора на кухню, а то я пирожков ребятам к завтраку обещала...
Она ушла, оставив синеглазого наедине с мудрствовавшим пять минут назад любопытным существом.
- Можно вопрос? - спросил он, решив, что может разжиться интересным опытом, если заведет разговор, - ты стараешься выглядеть как человек и украшаешь себя, потому что ищешь человека?
- Я не стараюсь, - заметила паучиха, повернув к нему голову, - просто красота доставляет мне радость.
- Пожалуй, это логично, - подумав, кивнул синеглазый, - те, кто безобразен, любят красивое так же часто, как ненавидят его. Но чудовище, понимающее красоту, кажется еще более опасным и мерзким. Выказывая способность любоваться прекрасным, монстр претендует на признание себя человеком, ведь только люди владеют такой способностью...
- Как тебя зовут? – невежливо перебила увлекшегося собеседника паучиха.
- Рош, - коротко представился гость.
- Я Миссле, - существо не вставая, изобразило поклон, разведя лапы в стороны и наклонив голову, - чем по-твоему монстр отличается от человека?
- Качествами, - пожал плечами синеглазый.
- Какими именно?
Он усмехнулся. Забавное существо экзаменовало его.
- Неуемным аппетитом, - Рош нарочно не сказал, аппетитом к чему, - безразличием к авторитетам. Делением мир не на плохое и хорошее, а на приносящее удовольствие или пугающее. Отсутствием идеалов...
Гость задумался и она неожиданно подсказала:
- Непосредственностью и любопытством.
- Пожалуй, - золотоволосый кивнул, еще более довольный.
- Тогда монстр - это просто детеныш, человеческий ребенок. Вырастая, чудовища становятся людьми. Но вырасти помогают разные вещи, такие, как красота, и не только монстру, но и человеку. Поэтому чувством прекрасного обладают все, кто растет, без разделения на людей и чудовищ.
Синеглазый рассмеялся и даже похлопал в ладоши.
- Превосходно! Значит любой монстр - это просто заготовка, то, что возможно станет когда-нибудь человеком. И один путь к этому - красота. А другие, о которых ты говорила?
- Дарить и принимать подарки. Или как мы с тобой – разговаривать, обмениваться чем-то.
- Дашь на дашь? – Рош ощутил разочарование и тут же мир снова поплыл перед глазами, собеседница смазалась в неясную фигуру.
Паучиха вдруг поднялась, слишком изящно для такого существа, и, подойдя ближе, снова села на пол. Рош, начавший терять ее из виду, теперь видел Миссле достаточно хорошо, чтобы суметь рассмотреть узор из блёсток на крыльях шелковой брошки-бабочки.
- Ты мне ничем не обязан, как и я тебе. Но общаясь, мы уже меняемся – берем и даем. Хочешь остановить это?
Рош снова почувствовал интерес и паучиха вновь проявилась перед ним четко и ясно. Так ясно, что заслезились глаза. Видеть что-то слишком хорошо иногда больно.
- Пожалуй, нет..
- Что у тебя с глазами? - снова перебила Миссле.
Он усмехнулся.
- Соринка попала.
- В оба сразу?
- Ну да. Есть, знаешь ли, такие соринки... И есть миры, в которых они обитают. Пожалуй этот - из таких.
- Это хороший мир, - не согласилась паучиха, - он открыт, можно приходить и уходить, сколько пожелаешь.
- Снова и снова? Но ведь надоест. Или ты устанешь, - поправился он, заметив, что Миссле собирается возразить, - ничьи силы не бесконечны, даже мир может ослабеть, а ты слишком маленькая в сравнении с миром.
- Все маленькие в сравнении с миром, из которого они выросли, - произнесла паучиха негромко.
- Хочешь это остановить? - спросил Рош. Ему нравилось играть словами, не беря на себя ответственности по-настоящему серьезного разговора.
- Хочу. И потому ищу тех, кто стал больше своего мира, но выйти не может.
- Ищешь, чтобы помочь им выйти? - догадался Рош. - Так может, уже нашла - меня?
Миссле не стала присматриваться к нему получше, как он ждал.
- Может быть. Но тогда у тебя есть желание перемен, такое сильное, что все остальное гаснет в его тени.
- Любой сумеет найти такое желание, - возразил Рош, - и сумеет убедить тебя в том, что оно - то самое...
- Тогда найди и сумей.
Синеглазый задумался. Такой неожиданный поворот в разговоре - но от того больше стал интерес. Он полуиграя полувсерьез задавал вопросы паучихе, но она подвела его к той черте, где игру приходится оставить. Поэтому Рош перебрал немногие свои желания и назвал одно, не самое горячее:
- Я хочу, чтобы вокруг меня было побольше интересного. Глаза не так напрягаются и устают, если смотреть на любопытное явление или созданье.
- Мне кажется ты начал с вершины горы, а не с корней. Почему твои глаза устают, если смотришь на неинтересное?
- Потому что природа у меня такая, - усмехнулся гость, - ориентированная на видение внутреннего, а не внешнего, и просто с смотреть ничего не ощущая, мне тяжело. Изменить свою природу никто не может. Так что этого хотеть я не стану, бессмысленно...
С кухни донесся возмущенный вопль и в столовую выбежал отчаянно улепетывавший коричневый зверек. Следом за ним размахивая половником несся многорукий кухонный дух. Маленькое существо принялось петлять по столовой, ныряя под столы и стулья, а дух гонялся за ним, ничего не сбивая на пути лишь потому, что был бесплотным. Появившаяся в дверях кухни взъерошенная белоголовая эльфа призывала духа остановиться, но тщетно. Рош не успел решить, надо ли встать и отойти подальше от этой суеты, как беглец совершил героический прыжок с одного из столов - прямо ему в руки. Вернее, летел он так, что синеглазому просто пришлось ловить, иначе коричневый меховой комок приземлился бы ему на голову. Инерция оказалась небольшой, и гостю удалось удержать существо и не опрокинутся вместе со стулом.
- Пффф, - отдуваясь, как запыхавшийся человек, сказал кухонный дух, подступив к Рошу с поварешкой наперевес, - давайте его сюда господин!
- Зачем? - поинтересовался синеглазый. Коричневая шерсть под его пальцами вздрагивала - зверек часто и быстро дышал.
- Он воровал мои булочки! А вчера кто-то украл экспериментальный торт!
- Твой торт студенты уперли, - уверенно сказала белоголовая, подходя, - экспериментальный, да? Нечего было делать его в виде фигуры нашего ректора. А булочки Шурше я сама отдала, они черствые.
- Вчерашние черствые, но ты же ему не скормила сегодняшние?
- Скормила, - призналась девушка, - хотела тебя порадовать тем, что их кто-то ест. Потому что рецепт неудачный. Пока горячие - еще ничего, а стоит немного остыть - и твоими булочками горных троллей-камнеедов кормить, а не студентов.
Дух, печально опустивший поварешку, смотрел на нее с укоризной, потом, ничего не сказав, растаял в воздухе и поварешка упала на пол.
- Обиделся, - белоголовая подошла и подняла ее. - Шурша, пошли уже, вкусненьким накормлю.
Однако коричневый зверек на ее слова внимания не обратил. Он принюхивался к Рошу, смешно поводя носом, фыркал, вертелся. Гостю быстро надоело, и он наклонился и поставил зверька на пол.
- Пошли, говорю, - повторила девушка.
И ничего. Шурша снова запрыгнул на колени к синеглазому и продолжил там фыркать и вертеться.
- Чего тебе? - недовольно спросил гость.
- Видимо, тебя, - с явной улыбкой сказала паучиха, - ты ему понравился.
Золотоволосый снова, уже грубее, ссадил зверька на пол:
- Он мне не нужен.
- А как же твое желание?
- А что желание? – Рош встал, он не хотел, чтобы коричневый комок меха снова оказался у него на коленях.
- Ты хорошо видишь его? - спросила Миссле.
- Слишком хорошо. Но он меня раздражает.
- Так может это и есть ответ? Если бы рядом с тобой постоянно был кто-то интересный тебе или, наоборот, раздражающий - ты мог бы нормально видеть.
- Не очень мне хочется такого спутника. Да и вообще никакого, - закончил гость.
- Вы мне шуршарика не обижайте! – то ли попросила, то ли потребовала белоголовая, беря зверька на руки. - Он маленький, но важный. Его уже почти выбрали талисманом Академии.
- Он мне не нужен, - повторил Рош, торопливо отступая к двери. Существо вывернулось из рук эльфийки и последовало за ним с явным намерением рано или поздно снова оказаться на руках гостя. Золотоволосый ощутил неприязнь к настырному созданию, настолько острую и сильную, что машинально повторил все действия рыжей эльфы, одно за другим, чтобы вышвырнуть этого Шуршу в неведомую даль. По крайней мере, он хотел именно этого. А вышло иначе: зверек оказался намного ближе, в том пространстве, что давным-давно стало его личным, неприкосновенным. В панике и ярости Рош поспешно выбросил вон из своего личного нахальную тварь и быстро вышел прочь, чувствуя себя почему-то не победителем, отшвырнувшим от своих границ захватчика, а нищим, бросившим в канаву поданный ему золотой.



Всегда рядом.
 
ТриллвеДата: Воскресенье, 30.12.2012, 04:12 | Сообщение # 29
Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 247
Награды: 15
Репутация: 64
Статус: Offline
Ни фига себе стихи!

grant grant grant

Цитата (Lita)
Если тянут к Добру против воли моей –
Я такого добра никогда не приму.

Я об этих. Пребываю в тихом офигее.
Прочту и все остальное потихоньку.
 
LitaДата: Воскресенье, 30.12.2012, 06:54 | Сообщение # 30
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Ника, с ума сошла все подряд читать) Ту же и хламу полно)
Спасибо) grant flower2



Всегда рядом.
 
Форум » ...И прозой » Зелёнка. Незавершенное » Отпусти без печали (сказка для друзей)
  • Страница 2 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск:


Copyright Lita Inc. © 2024
Бесплатный хостинг uCoz