|
Талан
|
|
| Lita | Дата: Вторник, 02.01.2018, 05:20 | Сообщение # 1 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| 7. Щель зла
- И что ты об этом думаешь?
- Что зря поручил это тебе.
Я возмущенно уставилась на Полубога.
- Объясни. Я по-твоему что, слишком слабая? Глупая? Наивная?
- Стоп-стоп. Вот ты опять начинаешь с плохого. А если я хочу тебя защитить?
- Спохватился, - позволила себе ехидство я. – Опоздал на полгода.
Он нахмурился.
- А что, уже прошло полгода?
Оставалось только руками развести.
- Я понимаю, ты бог и время для тебя течет иначе. Но ведь ты каждый месяц платишь мне за комнату в моем доме. И если делал это уже шесть раз, то наверное, прошло полгода с того дня, как ты тут поселился?
- Не хочу считать, - почему-то поморщился Дорнах. – Не люблю. Понимаешь, этот мир все же не мой, любые действия в нем для меня… неудобны.
- А если ты станешь богом, то сможешь сделать этот мир своим? – высказала я догадку. – Неплохая идея…
- Неосуществимая, - перебил он. – Мой – это тот, который создал я сам, который мне принадлежит. Или хотя бы ваш, человеческий вариант – тот, которому я сам принадлежу. Но нет ни первого, ни второго.
- А что есть? – я поняла, что готова ему посочувствовать, но не знала, высказывать ли это, не обижу ли, высказав.
- Несколько возможностей. В основном – делиться тем, что у меня есть, с другими. Обычная, в сущности, функция бога. Немного получать взамен, но не через веру. Меня питают другие вещи. Дружеские и не очень беседы, споры, дружба и вражда. Все возможные связи.
- И хорошо питают?
Он пожал плечами:
- Хватает, как видишь.
Я снова хмыкнула:
- На твоем месте во мне развилась бы чудовищная жадность. Желание завести как можно больше друзей и врагов, как можно больше связей. Стать сильнее.
- Даже у бога есть предел. Даже у человека, - пожал плечами Дорнах.
- Первое «даже» я понять могу. А второе? Разве люди столь… могучи, что ты ставишь их на одну доску с богами и специально оговариваешь, что они могут не все, хотя именно на это каждый из нас жалуется чаще всего?
- Так жаловаться жалуется, но все что нужно делает сам. А у богов иначе. Если он чего-то не может, то он этого не может. При абсолютной силе и бессилие тоже абсолютное.
Я понимала, что он способен так продолжать сколь угодно долго, что я никогда не пойму, шутит он или всерьез. Поэтому предпочла завершить разговор (а сборы, которыми я занималась, разговаривая с ним – сборку-укладку в сумку бутербродов, соли, воды и ставших привычными дорожных салфеток - закончила минуты три назад) и еще раз оглядев кухню – не забыла ли чего, потянуться к «чернилке».
- Что, вот так и уйдешь, ничего не ответив? – словно бы удивился Дорнах.
- А смысл? Тебе лучше знать, что может и чего не может бог. И твое право об этом поныть, так же свято, как и мое. Все, пока. – И написала на ладони первое же пришедшее в голову имя.
Хотелось просто отдохнуть ото всякой ответственности. Видимо, что-то решило меня порадовать, потому что наобум выбранное или придуманное имя мира привело меня на ярмарку. Очень кстати, потому что настроение после разговора с Полубогом покатилось вниз.
Оказавшись в ярком многоцветии площади или улицы, где стояли столики с товарами, маленькие платформы для представлений и большие указатели, где и что найти, со стрелками и рисунками-пиктограммами, я почти сразу забыла и о дурном настроении, и о разговоре. Первым в глаза бросился столик с цветными шелковыми шарфиками и платками. Я едва управилась за час, выбирая, примеривая, прикладывая к себе, прикидывая, что к чему подойдет, объясняясь сначала жестами, а когда прошла первая волна, и словами. Хозяйка товара сама носила один из своих шарфиков, золотисто-розовый, с тоненькими кисточками, и была яркой и веселой. Но негромкой… У нее было много покупателей и кроме меня – и они, и хозяйка шелков общались приглушенно, без охов-ахов и прочего. И вообще на этой ярмарке было на удивление тихо, словно кто-то запретил громкие голоса. Даже дети, раскрашивавшие мелками камни мостовой, молчали…
Потом я увидела фиалки, целых четыре стола… И пропала, потому что совершенно не в силах оказалась выбрать – тот сорт или этот? Розовый, который преследует меня всю жизнь, даже моя дорожная сумка когда-то была розовой, или бело-сиреневый? Махровый или простой? Проблема была не только в выборе: следовало удержаться от бурных восторгов, то есть вести себя как все, хотя платьем я отличалась от местных женщин, тут носили несколько юбок, одна другой короче, и шикарные кружевные воротники… Тишина, вернее, необходимость ее соблюдения, мешали думать. Набрав цветов в купленную тут же корзинку, я с час бродила по ярмарке, нося их в собой, то и дело ставя на землю, чтобы взять и рассмотреть с очередного лотка очередной товар. И только у сцены, на которой девушка танцевала с лентой, увешанной звучно щелкавшими деревянными шариками, вспомнила, что могу вернуться, оставить покупки дома, и опять прийти сюда.
Визит домой затянулся на час – я устроила цветы на окне, полюбовалась каждым, примерила перед зеркалом шарфики, поставила на полку статуэтки и только тогда снова написала на ладони имя ярмарочного мира.
И оказалась вместо яркости и приглушенного гама в тишине и почти пустоте. После ярмарки обычная улица с прохожими выглядела неправильной, ненормальной. Но это была та же самая улица. Камни под ногами я точно узнала, некоторые еще были цветными от мела, а кроме этого - никакого следа ярмарки. Разве что считать им человека, который что-то малевал на стене ближайшего дома.
Рожицу. И она была не первой… Нет, это явно был какой-то великовозрастный хулиган, а не припозднившийся ярмарочный гуляка. Странно, что никто из прохожих его не останавливал, правда прохожих мало, мимо меня прошла женщина, навстречу ей мужчина, и все. А чудак еще и писал что-то, на языке, которого я пока не понимала, потому что не успела поймать вторую волну. Но наверное, надписи из тех, которые я бы не захотела понимать.
- Эй, - окликнула я рисовальщика. – Ты что делаешь?
Никакого ответа. Словно и не слышал.
- Эй, - повторила я, - хватит хулиганить!
И опять ничего. Можно было просто уйти, закончив все, но это уже казалось трусостью. Я подошла и тронула художника за локоть.
Он обернулся так резко, словно я подкралась тихо-тихо или выпрыгнула из-за угла, и уставился на меня с удивлением.
- Ты кто?
- Не та, кто портит стены!
- Я ничего не порчу, - заметил он чуть растерянно, – потому что следов не оставляю. По крайней мере, другие их не видят. Но почему ты видишь?
Он рассматривал меня с ног до головы, я в долгу не осталась. Местный хулиган был не мальчишкой, лет тридцать или чуть больше, одет с каким-то небрежным щегольством, словно по уже исчезающей привычке.
- Так почему ты меня видишь? Откуда ты?
- Из другого мира, - честно признала я. – А что, я не должна тебя видеть?
- После ритуала? Нет, конечно.
- Какой такой ритуал? – теперь растерялась я.
- Сразу видно, что из другого мира, - хмыкнул он, - тут таких вопросов никто не задает.
- Ладно, - сердито ответила я. – Больше не пристаю. Раз остальные не против того, что ты портишь архитектуру…
- Сказал же, что после ритуала никто не видит того что я делаю. Я не оставляю следа.
- Колдовство такое? А чего не ищешь способ расколдоваться?
- Нет, от тебя так просто не отвяжешься, - вздохнул он. Пририсовал рожице на стене то ли пару рогов, то ли растрепанную прическу и кивнул в сторону улицы. – Пошли, прогуляется. Попробую объяснить.
Вопреки словам, рисовальщик не спешил ничего объяснять. Мы просто шли, медленно, как раз так, чтобы мне хватило времени еще полнее ощутить тишину и малолюдность. На ярмарке все же была толпа, сейчас город казался вымершим. И тихим… Если что и шумело, так не люди. Проезжали экипажи, их везли маленькие лошадки или они ехали сами, то ли на магии, то ли на пару. Но колеса по камню стучали приглушенно и редкие прохожие вроде бы старались не топать. И я не сразу поняла, что моего спутника и правда не замечают. Только когда ко мне, и потом снова по мне подошел сначала мальчишка, предложивший пачку листков, кажется, местный вариант газеты, а потом девочка с лотком пирожков – и при этом ни малейшего внимания на моего спутника.
Пирожка я купила два и один протянула спутнику. Он взял, кивнув, и попросил:
- Расскажи о своем мире.
Странно, рисовальщик на стенах стал первым, кто это спросил. И подумав, я поняла – рассказывать нечего. Мир обычный… обычный для меня. О чем говорить? Как долго длится у нас день или сезон, в каких богов верят, какие песни поют?
Кстати, а это идея.
- Пожалуй, для начала познакомлю тебя с нашим искусством, раз ты сразу начал знакомить меня с собственным… пусть твое стенное рисование не совсем искусство, - я пожала плечами. – Но ты же рисовал нарочно и осмысленно и чего-то хотел? Так вот. Почитаю тебе наши стихи.
Длинная речь, и он не перебил, терпеливо выслушал и ничего не сказал. Я решила, что приму это за одобрение, поискала в памяти и нашла нужное.
- «Баллада плащей»…
Проходивший мимо мужчина удивленно поглядел на меня. Не он первый - раз никто не видит моего спутника, то все думают, что я беседую сама с собой. Но какая разница? Стыдиться нечего, а в этом мире я ненадолго. И все же только пропустив очередную парочку прохожих, я начала читать:
- Если не знаешь, кто ты, если не видишь цели,
Встань на своем пороге и подожди – метели,
Первой звезды, рассвета, словом, любого сдвига
Времени и пространства. Плащ твой зовется «выбор».
Злит тишина и ранит? Скинь ее, сбрось со словом,
Выкричись наконец-то - станешь иным и новым.
Отдал другим так много, что-то же, да осталось?
Плащ, что с земли ты поднял. Имя ему «усталость».
Можешь служить кому-то, можешь себе лишь только.
Плечи твои укроет грубой холстиной долга.
И кружевам надежды места тут не найдется.
Но кто таким родился, пусть им и остается.
Молчание. Он ничего не говорил, а я сказала уже все. Пирожок и слова закончились, и ко мне больше никто не подходил, чтобы предложить еще.
- Хороший, должно быть, мир, - наконец заметил мой спутник. – Простой. Все ответы в нем на виду.
Я не поняла, о чем он, но переспрашивать не стала.
- А теперь ты что-нибудь расскажи или прочитай.
- Или нарисуй? – улыбнулся он. – Могу.
И тут же подошел к ближайшей стене. Кажется, мел у него закончился. Но художник поднял острую гальку и начал что-то выцарапывать.
Художником он не был, но чем-то другим – точно, потому что в пять рисунков ухитрился рассказать мне целую историю. Сначала – мир, большой, круглый, с деревьями, домами, реками и людьми. На следующем рисунке все то же, только люди разделились на группы и между ними возник еще один человек, а над его головой – черная щель, откуда во все стороны ползли щели поменьше. На третьем все отвернулись от этого человека и вокруг него и щели начало возникать нечто вроде кокона. На последней, двойной, словно две версии или два взгляда – люди, обходящие пустой кокон, и человек, окруженный пустотой без людей. Я могла бы не спрашивать, но предпочла уточнить:
- С тобой что-то не так, как с остальными... и потому тебя считают угрозой. В итоге – вывели за пределы общества. Так?
Пожалуй, слишком прямо.
- Не общества, а мира, - поправил он. - Я угроза для него. И то, что ты со мной общаешься, скорее всего, тоже угроза миру.
- На твоем месте я бы обиделась и мне было бы плевать на мир, - заметила я, не удержавшись.
- Я пока так не могу, - пожал плечами он.
- Что значит «пока»?
Он усмехнулся.
- Пока я верю в то, кем являюсь. Или наоборот, пока не поверил толком. Там беседка, давай уже приземлимся.
Беседка в стороне от дороги, сделанная из витых прутьев сиреневатого металла, показалась мне уютной, но тесной даже для двоих, хотя тут могли бы разместиться еще двое. Мы уселись на маленьких полукруглых скамьях, друг напротив друга.
- Так что ты такое?
Это не я спросила его, а он меня. Опередил.
- Просто путешественница. Друг-полубог дал мне такую возможность, чтобы я смогла найти для него ответ…
- А отчего сам не ищет? Это же надежнее, - перебил собеседник.
- И в самом деле… Спрошу, когда вернусь, - пообещала я. – А ты кто?
- Щель зла, - звучало ближе к шутке или театру, но кажется, он был вполне серьезен.
- Почему вдруг зла и отчего щель?
- Через меня придет зло, - он это так просто сказал, что я удивилась. Не переживает. Привык что ли? – Мир нестабилен, а я его делаю еще нестабильнее. До полного уничтожения.
- Зло приходит через каждого. Как и добро. Почему именно твое должно уничтожить мир?
- Потому что все так устроено. Мир лихорадит от того, что я в нем живу. Катастрофы, болезни, много людей погибает. Вернее, до этого не дошло, и уже не дойдет, потому что я теперь вне мира. Но были верные признаки…
- Настолько убедительные? – перебила я, мне не нравилось ни что он говорил, ни как это делал.
- Более чем, даже для меня. Или нет… иногда сомневаюсь, - рисовальщик пожал плечами. - Может быть, все, что происходило вокруг меня – случайности. Тогда я не зло. Тогда оно кто-то другой.
- Но почему обязательно кто-то должен быть злом или щелью зла?
Рисовальщик пожал плечами.
- Я говорил, мир так устроен. Все знают, что раз в три поколения, не больше, рождается кто-то, за кем следуют катастрофы. И я это знаю. Даже не могу злиться на то, что щелью зла оказался я сам. Это явление доказанное и изученное. Правда, пока изучили, мир чуть не опустел. Ты видишь и сама.
Я видела. Маленький очень уютный дворик, где располагалась беседка, в любом мире привлек бы множество людей. А мимо нас, пока мы сидели в беседке, не прошел ни один.
- Значит, ты веришь, что ты зло?
- Иногда. Толком понять не успел…
- Тогда люди совершили ошибку, - заметила я. – Вывели тебя за пределы мира и не дали говорить об этом с ними.
- А что, для понимания обязательно нужно с кем-то говорить?
- Конечно. Важен ответ… ответ того, кто не ты. Он покажет другую сторону проблемы или вопроса. Важно видеть отклик на твои слова или дела. Нужен… резонатор.
- Значит, ритуал был ошибкой, - как-то очень спокойно подытожил он.
Я уже начала привыкать к его спокойствию и мне тут же захотелось узнать, что это за ритуал; но наверняка что-то страшное или неприятное, и расспрашивать не стоит. Захочет - расскажет сам.
- А ты никуда не спешишь? Может, побудешь моим резонатором?
Как будто меня несли на руках и внезапно уронили… но ведь сама напросилась. Не хотела никакой ответственности, а советы давать стала, не удержалась.
- Не знаю. Я не спешу, но давай пока не будем говорить ни о чем таком, - ответила я осторожно - или слегка трусовато.
- Давай, - так же легко согласился он. – Для начала я покажу тебе хорошую гостиницу.
И показал.
* * *
Не то чтобы мне так уж сильно нужна была гостиница. Но опять же, сама напросилась побыть тут подольше. Так что комнату я все же сняла. И по дороге мы выяснили, что Ярмарка Года была три с половиной дня назад. Выходит, вернувшись в этот мир, я оказалась тремя днями позже, хоть в своем провела час.
Рисовальщик ушел, но сидеть в гостинице я не стала и прошлась по городу. Людей и правда совсем мало... Мой оставшийся безымянным собеседник говорил о катастрофах и болезнях. Может, с них началось малолюдство или вера в «щель зла», но может это все правда. А как-то находят очередную «щель»? Не выбирают же первого попавшегося на эту роль?
Наконец-то, сильно припозднившись, прошла вторая волна, дающая понимание письменности и я смогла бы заглянуть в библиотеку, почитать мифы, легенды и исторические документы. Но я тянула с этим до самых сумерек, а там решила, что конечно, библиотека уже закрыта. Да и не видела я ее. Только магазины и лавки с вывесками, чаще неяркими и очень конкретными, вроде «Портной и швея», «Лавка книг», площадь имени какого-то человека, чья статуя не показалась мне ни монументом военачальнику, ни памятником герою, и что-то вроде магистрата… К тишине успела привыкнуть, но дети, играющие в парке без криков и громких возгласов, все равно потрясали. Все казалось каким-то… неестественным. Именно это и заставило меня заговорить там же, в парке, с матерью очаровательных близняшек, игравших с кольцом, двумя веревочками и тряпичным мячом.
- Никогда не видела таких тихих детей.
Она посмотрела так, словно я сделала им комплимент.
- Мы сразу учим их тому, что не надо кричать. Только тот, кто хочет дурного, ведет себя громко. Или если ты приносишь зло миру. Крик и есть зло, - она пожала плечами, словно говорила очевидное.
Я вдруг как-то сразу догадалась.
- Именно так узнают «щели зла»? Когда они начинают кричать?
Она, наконец, посмотрела пристальнее.
- Вы нездешняя?
- Более чем. Там, откуда я, просто нет «щелей». И тишины, в общем-то, тоже.
Она промолчала, то ли я сказала что-то совсем уж неприемлемое, то ли вспомнила о важности тишины. Словом, разговор так и не продолжился.
Вечером я вернулась к гостинице. А утром снова потащилась гулять, и у дверей меня ждал рисовальщик, который «щель зла».
- С чего начнем? – спросил он, словно мы расстались час назад.
- С имен. Я Талан. А ты?
- Тийре. У тебя, наверное, есть опыт в разных вещах и ты можешь мне подсказать, как побыстрее понять то, что я должен понять…
- Нет опыта, - перебила я, удивляясь его спешке. - Но воображение подсказывает, что начать можно с того, то ты всегда хотел сделать.
- А это тут при чем? – удивился Тийре.
- При свободе. Давая себе наконец-то исполнять то, о чем мечтал, думал, что тебя привлекало и до сих пор вспоминается с тоской, даешь себе особенную свободу. Нет, не так. Во-первых, освобождаешься от груза несбывшегося. Во-вторых поднимаешься выше, опираясь на исполнившееся желание, как на ступеньку.
- Подниматься… - задумчиво повторил он. - Не ребенок же я, подниматься на Погодную башню, чтобы посмотреть на мир сверху. И костры жечь. Хотя… если большой, - он усмехнулся, - сжечь какой-нибудь небольшой лес…
- Хочешь, чтоб я поверила что ты и правда «щель зла»? – с нарочитой строгостью спросила я. - А зачем?
- Может, чтобы понять, что и правда являюсь «щелью». Так будет легче. Если я сожгу что-то и мне понравится…
- Но ты не сможешь сжечь, - заметила я, - если не оставляешь следов.
- Для людей этого мира. Но я увижу, и ты тоже.
Мне показалось, он сделал над собой усилие и улыбнулся:
- Ну, на самом деле незачем что-то сжигать. А посидеть у костра можно.
- Вечером, когда стемнеет, огонь красивее, - заметила я, ловя себя на том, что не хочу вообще никаких костров
- Да, вечером. А сейчас все же Погодная башня, хотя я и не ребенок. Пойдешь со мной?
Он спрашивал, а я чувствовала почему-то, что выбора уже нет. Так что и отвечать не стала.
Впрочем, пока мы шли, напряжение немного отпустило. Город все же был очень красивый, несмотря на тишину и малолюдность, а может, именно поэтому. Наверное, мы могли бы сесть в экипаж, потому что дорога к самой его окраине заняла несколько часов, и отняла у меня много сил.
Город кончался на удивление сразу, никакой городской стены или чего-то такого, просто тротуар сменился полем. В поле кое-где торчали башни, деревянные, решетчатые, расширявшиеся кверху.
- Вон та, - кивнул Тийре, - всегда хотелось на нее подняться.
- Почему именно на нее?
- Увидишь. Пошли.
Я увидела, и почти сразу поняла. Башня, к которой мы подошли, была старой – снизу поросла мхом, ступеньки выглядели ненадежными, некоторые покривились от старости и треснули, ржавчина от вбитых гвоздей расплывалась неровными рыжими пятнами. В сравнении с первой башней, мимо которой мы прошли – почти новой, еще пахнущей свежим деревом – просто развалина.
Тийре подошел, провел рукой по перилам лестницы и тут же начал подниматься, но остановился через десяток ступеней, заставив планки заскрипеть, повернулся ко мне.
- Ты идешь?
- Нет. Слишком ненадежно.
- Ну да, - почему-то улыбнулся он, хотя я ничего веселого не сказала. – Если я упаду, то, наверное, ничего со мной не будет. Пока не проверял. Говорят, многие из тех, кого изгнали ритуалом, так и заканчивают. Но они были одиноки, а у меня есть ты.
Мне стало страшновато от того, как быстро он меня присвоил. А Тийре повторил:
- Пойдем. Обещаю, с тобой ничего не случится.
Странно, но я ему верила. И все равно подниматься не хотела.
- Пойдем! - повторил он.
Я попробовала ногой первую ступеньку и начала подъем.
Подо мной старое дерево скрипело не так громко; Тийре шел выше и выше, заставляя меня догонять его. Мы встретились только на верхней площадке башни, и только там я поняла, что башня покачивается, едва заметно, но все же… То ли от ветра, то ли от старости, совершенно беззвучно, словно в этом тихом мире и башня стремилась соблюдать тишину.
- Не так хорошо, как я думал, - заметил он почему-то недовольно. Спросил, не глядя на меня: - Что ты видишь?
- Город. Поля, - я огляделась. – Немного гор. А для чего эта башня? Маги с нее погоду вызывают?
- У нас нет магов… Нет, ученые ведут наблюдении за погодой, для них почему-то чем выше, тем лучше. А мой мир стал меньше, гор я уже не вижу… Ладно. Там и раньше-то не на что было смотреть.
- Что? – спросила я с тревогой. Он вроде говорил просто и спокойно, но я слышала в голосе напряжение.
- Говорят, что мир для изгнанника постепенно сужается, пока, наконец, совсем не уходит в ничто. Но думаю, из-за тебя это прекратится или замедлится.
Меня начало трясти. Я не была способна сейчас кого-то утешать. Саму бы кто утешил, сказал, что все закончится хорошо… Так что просто начала спускаться, так быстро как смогла, пару раз споткнулась, но выправилась.
Уже на земле отошла подальше и села на траву. Ноги не держали.
- Извини, - сказал он, - не знал, что так будет.
- Ничего. Просто высоты боюсь, наверное… - Хотя на самом деле просто не хотела, чтобы Тийре ждал, что его жизнь изменится из-за меня. - А что следующее ты хочешь делать?
- Сегодня уже ничего. Я завтра приду, - ответил он и, не оборачиваясь, просто пошл куда-то, словно разом забыв обо мне.
Я испытала облегчение… И подождав, пока он скрылся за той самой новой башней отправилась обратно в город, благо он был почти перед глазами.
Конечно, до гостиницы я добралась вымотанной, хотя едва ступив на улицы, поймала экипаж, чтоб не топать обратно пешком целых три часа. Но несмотря на усталость, обычно убивающую все мысли, кроме мечтаний об отдыхе, мне думалось: а почему бы не отправится домой, прямо сейчас? Очень хотелось попросту сбежать. И если б я не обещала… Что ж, я пообещала себе впредь не давать обещаний. Но остаток дня постаралась не вспоминать Тийре и просто читать прихваченную с собой книгу приключений, радуясь тому, как легко все дается ее героям.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Вторник, 02.01.2018, 05:21 | Сообщение # 2 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| * * *
Кровать оказалась мягкой, а сны легкими. Утром я заплатила за еще один день в гостинице и стала ждать Тийре. Идти с ним никуда не хотелось, после вчерашнего ноги еще подгибались, а город из окна, спокойный тихий город, начал казаться опасным.
Книга была почти дочитана, а Тийре все еще не было. Пожалуй, стоило все же пойти в библиотеку, почитать местные сказки и легенды, и я почти решила сделать это, когда в комнату постучали. Я отворила, не спрашивая, уверенная, что это «щель зла», но за дверью стоял пожилой совершенно мне незнакомый господин, по виду – обычный горожанин… Но на второй взгляд вдруг показалось что его платье горожанина – официальная форма.
- Госпожа, можно с вами поговорить? – спросил он, подтвердив второе впечатление.
Если ко мне пришел представитель местного Закона, то говорить с ним придется, тем более, я сразу же нарушила тут закон, пусть и не зная того.
Я позволила ему войти, предложила сесть. Гость принял приглашение, но прежде чем опуститься в кресло, показал мне небольшую круглую пластинку с буквами и значками. Надпись гласила «Служба Покоя». Прочитав, я кивнула; гость сел, я устроилась во втором кресле, обдумывая, что и как говорить.
- Если речь о башне, то я больше никуда не полезу, обещаю… - можно начать с чего-то малого, а потом перейти к большому, если до него дойдет.
- Госпожа, вы разговариваете с изгоем?
Пришлось кивнуть, почему-то врать не хотелось или не моглось.
- Да, разговариваю. Вернее, я с ним говорила, потому что не знала, что нельзя.
- Понимаю. Но теперь знаете. Полагаю там, откуда вы родом, такого обычая нет, как и такой… проблемы. Но я прошу вас уважать наши законы – и проблемы тоже – пока вы здесь.
Похоже, для него, как и для Тийре, не было новостью, что люди могут путешествовать из мира в мир, или он нашел какое-то еще объяснение моему присутствию тут и незнанию местных законов.
- Если хотите, я поясню. Чем больше вы с ним разговариваете, тем более приоткрываете «щель зла». Вы, а не он. Ритуал для того, чтобы ничто не дразнило и не кормило «щель».
- Мне кажется, все наоборот, - перебила я, - если бы с ним поговорили…
- Уверю вас, пробовали и это. Пробовали все, - в свою очередь перебил он. – И он сам знает, кто он и что. Если сказал вам что-то иное… человеку хочется верить в хорошую судьбу и в выбор.
- Понимаю… или почти понимаю, - под пристальным взглядом его голубых, как небеса, глаз оказалось невозможно сказать даже полуправду.
- Нужно без «почти», госпожа. Время от времени у нас бывают иномирцы. Несколько поколений назад кто-то из них, как вы, встретил изгоя. Катастрофа случиться не успела, узнав обо всем, он пошел нам навстречу, так как был разумным человеком. Пожалуйста, будьте разумны и вы.
- Неужели это все правда? – попыталась увести разговор в сторону я. – Неужели один человек может быть злом для целого мира?
- Ученые считают, что это компенсация за общее благополучие мира, но есть и другие версии. До двадцати лет «щель зла» словно в спячке или в коконе, а потом кокон начинает трескаться. Тогда остается только ритуал. Повторю – будьте разумны, не общайтесь с ним.
- А если я не соглашусь? – честно говоря, просто так спросила, понимая, что выбора нет.
- Ничего страшного с вами не случится. Ничего опасного страшного, - поправился он. – Но всегда можно создать условия, при которых вам захочется уйти и не возвращаться. Причинять вам зло – значит работать на «щель зла». Но можно сделать многое и без этого.
Он встал, поклонился и вышел, притворив за собой дверь.
Первая мысль после его ухода была – как быстро меня вычислили! Вторая – ну вот, теперь у меня нет выхода, я обещала Тийре, но не могу исполнить общение, чтобы не погубить мир. Звучит как легенда, притом глупая, но для этого мира такое – реальность. Значит, можно с чистой совестью не общаться с «изгоем».
Разговор с представителем Службы Покоя вернул мне равновесие. К тому же Тийре все еще не было. Может он и не придет. А если придет, я ему скажу… Нет, нельзя говорить. Придумаю, как быть. Совершенно успокоенная, я снова взялась за книжку, а ближе к вечеру вышла в сад гостиницы. Было хорошо и тихо; в ветках деревьев пробовала голос птица, первая звезда мягко мерцала на темнеющем небе.
Тут Тийре и нашел меня. Заслонил свет вечернего фонаря, бросив тень на книжные листы.
- Я придумал, - сказал он, - знаю, что еще хочу сделать.
Я молча покачала головой.
- Еще не знаешь, а уже осуждаешь?
Я снова покачала головой.
- Так, - наконец понял он, - не хочешь разговаривать.
- Не могу, - шепнула я.
- Быстро работают, - усмехнулся он. – Но ладно. Даже если ты им обещала, хотя первому обещала мне, не стану ставить тебя в трудное положение. Не говори, только слушай. Можешь даже не смотреть на меня, словно не замечаешь. Просто слушай.
Он сел на землю.
- Как там в твоей песне про плащи? Выбора у меня нет. Для усталости еще рановато. Плащ служения и долга? Долга перед собой, да. А вообще не думаю, что у меня есть какие-то долги. Разве что долг понять. Ты сама подарила мне эту мысль.
Тийре помолчал и продолжил:
- Я придумал, что делать, - мне не очень понравилась интонация. Но постаралась себя успокоить тем, что ни на какую башню больше не полезу. – Написать свою жизнь. Не потому, что в конце концов или исчезну, или что там обычно случается с такими, как я… А никто не узнает, каким я был. Но писать долго. Поэтому я расскажу, расскажу тебе. Ты же будешь помнить?
Я кивнула, так же молча. Рассказ – это ничего. Можно просто слушать.
- Не буду говорить о детстве. Это скучно. Даже мне самому. Наверняка меня любили, хотя сейчас я этого уже не помню. Ну, родители от меня отступились так же легко, как остальные, - он пожал плечами. – Зато потом, когда я начал понимать, что я другой, это было… поучительно. Хотя почему не такой именно я, а не они? Только потому, что их, «таких», много?
Мне захотелось ответить, что не такие – все, каждый по-своему. Но он продолжал говорить.
- …ну и что, что говорю слишком громко? Зато остальные даже слишком тихие. Словно они боятся оставить хоть какой-то след, хоть звук или эхо. А я не боюсь. Никогда не боялся.
В его голосе слышалась гордость.
- Ну и хорошо, что я не такой. И что у меня есть время сделать что-нибудь.
…Нет, он не стал рассказывать мне свою жизнь. Вернее, было и это, перемешанное с планами – что бы он сделал, если мог, и что попытается сделать. Тийре говорил несколько часов, охрип, но продолжал, а я не могла встать и уйти, хотя слушать было все тяжелее. «Щель зла»? Он был сейчас щелью горечи, и я боялась, что будет еще хуже. Только надеялась, что не из-за меня. А когда он произнес последнюю фразу, надежда погасла.
- Ты права. Я должен их ненавидеть, чтобы остаться тут подольше и что-то изменить. Просто ничего не ощущая, ничего и не изменишь. Спасибо, что научила меня.
После этого встал и ушел, опять не попрощавшись. А я вернулась в свою комнату с гудящей головой и отчаянием.
* * *
Спала я долго и просыпалась тоже долго, как после «слепого сна», когда, пробудившись, лежишь с открытыми глазами, но ничего не видишь. Вставать не хотелось, как не хотелось совсем ничего. И снова посетила мысль что надо уйти, оставить это мир его судьбе, что без меня все закончится быстрее и чище. Но все же я обещала… А если Тийре снова найдет меня и начнет рассказывать о своем, я же не выдержу. Я сама готова стать «щелью зла».
А можно просто сменить гостиницу на другую, где он меня не отыщет. Правда, это тоже было бы просто побегом.
Не зная, как решить это, я позавтракала, и снова спустилась вниз оплатить еще один день в гостинице. Тут же краем глаза заметила сидящего в главном зале Тийре. Он не пытался ко мне подойти, просто улыбался и вид у него был успокоенный. Мне вдруг показалось, что все начало налаживаться. И я задержалась на первом этаже, хотя мне тут ничего больше не было нужно – делала вид, что смотрю в окно.
Тийре дождался, пока в зале никого не останется, подошел, достал из кармана широкое кольцо, протянул мне.
- Возьми. Подарок. Я больше не буду приставать в тебе с разговорами.
Я взяла. Кольцо оказалось дутым серебряным браслетом. Тийре подождал, пока я возьму вещь, поднялся и вышел. Сразу стало так легко, что закружилась голова. Я села в кресло, передыхая, словно бежала в гору и запыхалась. Надела браслет на руку, посмотрела, сколько осталось денег – пожалуй, хватит на удовольствие вроде сладкого, или на украшения. Хотя бы примерить что-нибудь. И платья местного покроя – для меня широковаты и мешковаты, да еще эти тройные юбки, но и такое носят. Пусть будет праздник, раз все так хорошо!
В итоге я отправилась искать ювелира и платяную лавку и провела день изумительно, примеряя и примериваясь, в радостных хлопотах совсем забыв о Тийре. Я больше не чувствовала себя виноватой перед людьми этого мира; верилось, что Тийре больше не вернется, что он что-то решил, нашел какой-то выход. Как я нашла его – забыть все неправильное и тревожащее, утопить его в удовольствиях.
Но от удовольствий тоже устаешь. В конце дня я оказалась с полными руками покупок. Вернувшись, сложила их в комнате, но они занимали слишком много места. Не задумываясь и с большим облегчением я использовала «чернилку» чтобы вернуться домой, где с наслаждением рассматривала, расставляла и развешивала свои покупки еще полдня. А потом собрала волю в кулак и вернулась, убедиться что в самом деле все в порядке.
Но в порядке ничего не было - вместо гостиницы я оказалась на руинах, в дымном чаду недавно закончившегося пожара. Глаза сразу заслезились, стать было горячо и я попыталась выбраться – тут же оступилась и упала, ударившись рукой, вернее, браслетом, до вмятины на дутом серебре. Кое-как выбралась из руин.
Остальные дома оказались целыми, только от гостиницы остался обгорелый остов, но дым был везде. И люди. Стояли неподвижно тут и там, и было их пугающе много. Кажется, все смотрели в одну сторону – в мою.
Торопливо, но стараясь быть осторожной, я выбралась из руин. Юбка испачкалась в саже, и руки тоже, хотя я ни к чему не прикасалась. Взгляды обжигали. А еще сильнее обжог голос, спросивший:
- Видите?
Я обернулась – рядом стоял тот человек из Службы Покоя.
- Вижу.
- А причину понимаете?
Я знала даже две – себя и Тийре.
- Как вы научили его взаимодействовать с миром? – спросил он.
- Не знаю. Я ничему не учила. Только исполнять свои желания…
- А если у «щели зла» в его стадии уже нет своих?
У меня тоже не было своего – ответа на его вопрос. Только общий с ним и с этим миром.
- А вы…- я запнулась, - вы не знаете что делать? Как это остановить?
- Ни я, и никто.
Он не казался растерянным, совсем нет. Наоборот – очень уверенный взгляд. Может, словами просто хотел подтолкнуть меня к действию.
- Есть одна сказка, - добавил он,- очень старая. О том, как однажды в мире родилось Великое Добро, иногда переводят как «Великая Сила»... Эти Добро или Сила были слишком большими для маленького мира и потому он начал трещать по швам. А Добро и Сила медленно, по капле, превращались зло и бессилие, потому что оказались не нужны и одиноки, ведь их время еще не пришло, и мир был к ним не готов…
Я дала себе еще время подумать и принять эту новую правду, новую версию, расходящуюся с его первой версией о компенсации, утешительной для… да пожалуй для всех, даже самой «щели». А потом вместе с этой правдой пошла по городу, задымленному и словно зачумленному, стараясь придумать, как позвать как найти Тийре. Крикнуть имя? Сделать что-то заметное, например, тоже что-то поджечь? Интересно, почему пострадала именно гостиница… Тийре хотел отомстить мне? За что? И если так, стоит ли вообще с ним встречаться, не будет ли это хуже, чем старая шатающаяся Погодная башня?
Я может и не стала бы ничего делать, если бы не взгляды. Они подталкивали, не давали остановится и заставляли думать. Нужно что-то простое и надежное, как стихи, которые я прочла Тийре. Даже если именно в них он нашел свой ответ и выход, свою свободу выбора.
Стихи. Баллада, которая была песней.
Может, спеть? Не важно, будет ли результат. Просто сделать хоть что-то и чтобы оно не повредило этому миру. Чтобы взгляды людей не жгли так сильно…
Я начала тихо, без голоса, которым никогда не обладала, про себя, но постепенно запела вслух. Слова… они находились все новые и новые, словно приходили ниоткуда. Меня охватило возбуждение и одновременно – безразличие. Плащей в балладе или жизни героя оказалось больше; наверное, мне самой было о чем сказать.
Тот, кто таким родился, пусть собой остается.
Пламени или крику, место всему найдется.
Есть же миры другие, ждущие перемены,
Есть и плащи такие, или такие цены,
Что заплатить сумеешь, что не захочешь бросить.
Кто-то же скажет имя и твоего не спросит.
Где-то добро без трещин или у зла нет щели,
Может, и ты наденешь плащ этой новой цели...
Только это я и запомнила, и это было не тем, что я хотела сказать Тийре, но по-другому не выходило. В воздухе делалось все меньше дыма и тишины.
А потом песня закончилась, и рядом со мной встал Тийре. Я едва узнала его. Нет, лицо не изменилось. Только я, кажется, начала видеть щель над его головой, сверкающе-белую, разветвленную как молния. Он был частью ее.
- Хорошо, что ты пришла, хотя мне больше никто не нужен, - сказал Тийре без улыбки. - У меня есть для тебя кое-что. Ответ для твоего полубога. Чтобы стать полным, надо превратить что-то в свою половину. Или просто сделать то, для чего предназначен.
- Это ты и делаешь? – зачем спросила? Не знаю. Наверное, проверить, слушается ли еще меня мой голос.
- Я не могу делать ничего другого. Не способен. А если только и умею, что разрушать мир, значит, должен делать именно это. Мир хочет быть разрушенным, иначе он не рождал бы снова и снова таких, как я.
- Ты уверен? – спросила я, разрешив себе помолчать совсем недолго.
- Конечно. В твоей балладе не было плаща веры. А зря.
Он сделал жест в сторону.
- Но ты можешь уйти. Это же не твой мир.
- И не твой.
Я не знаю, что меня заставило меня сказать это. И что именно я сказала на самом деле – что он тоже может уйти, или что не имеет права рушить то, что ему не принадлежит.
Он принял первый вариант:
- Предлагаешь отсюда уйти? Раньше, чем все тут сокрушу? Нет. Иначе через три поколения снова родится такой, как я.
Все вдруг сделалось очень тяжелым. Мои мысли. Мои руки. Серебряное кольцо браслета на запястье.
Я зачем-то подняла руку. При виде вмятины на браслете внезапно стало легче, а потом в голову вдруг пришла мысль.
- Смотри, - сказала я, касаясь браслета. - Круг. Совершенная форма. Но есть изъян.
- Хочешь сказать, что он есть и во мне? – усмехнулся Тийре. - Так для обитателей этого мира я сплошной изъян. Но они не мир.
- Я хочу сказать, что ты можешь ошибаться в том, кем себя считаешь. - Его глаза сузились от гнева и я поправилась: - И все ошиблись, считая тебя этим. И твое решение может быть ошибкой.
- Если я ошибаюсь и они ошибаются, кто тогда прав? Ты? Почему? – почти равнодушно спросил Тийре.
- Потому что никто не идеален. И я тоже могу быть неправа. Решение без капли сомнения – это всегда ошибка, попытка себя обмануть «идеальным». Ты уже сомневался, помнишь? Тогда ты был человеком.
- Был. И что в этом хорошего, быть таким человеком, как я? Или как ты или твой полубог который сам ничего сделать не может... Ты спасаешь миры? Хочешь спасти и этот?
- Разве я похожа на тех, кто спасает миры? – воскликнула я в отчаянии. - Я их даже не вижу толком. Но я вижу тебя.
- И каким же?
Я закрыла глаза. Проще было ответить на вопрос Дорнаха о том, как ему стать полным. Придумать философскую чушь, которая не будет враньем, но станет загадкой, которую он может разгадывать долгими вечерами своей вечности, если у него есть вечность.
- Ты хочешь, чтобы после мира и после тебя что-то осталось? – когда не знаешь ответа, тоже что-нибудь спроси. – Что-то, кроме разрушенного мира.
- Не знаю, - признался Тийре. - Слишком сложный вопрос, для одного раза. И для одного человека. Я хочу быть тем, кто я есть, как в твоей балладе.
Кажется, у меня ничего не получалось.
И я совершила еще попытку, слабую и бессильную уже потому что я не верила, что получится.
- Там есть не только это. Ты можешь уйти из этого мира в другой, где тебе найдется место…
- Не могу, - перебил он, - если только ты возьмешь с собой.
- Нее могу к сожалению. Это работает только для меня…
- Тогда зачем все остальные слова? - почему то вдруг разозлился Тийре. - Ты поселила во мне сомнения. Я не идеален даже как разрушитель мира. Может потому что все еще думаю о каких-то людях. Например, о тебе. А стоит ли оно того? Стоишь ли этого ты? Что ты можешь?
Я потянулась к чернилке. Не знаю, почему именно к ней, которая была у меня всегда.
- Я могу написать имя мира. Любого мира и оказаться там.
Получилось, что хвалюсь, так грубо и жестоко, и так по детски…
- Тогда иди. Уходи отсюда. Беги, - он уже не смотрел на меня, и я не могла на него смотреть – ослепительного, как щель над его головой. - А я останусь тут. Это мой мир и я буду делать с ним все что захочу, с сомнением или без. Потому что могу, а ты и твой бог не можете ничего.
Меня оттолкнуло сразу с двух сторон – и сверху, из темной щели, и со стороны Тийре, так сильно, что я не удержалась на ногах и начала падать назад, думая лишь о том как бы не потерять чернилку. Чернила выплеснулись на руку и падение длилось так долго, что я успела подумать – домой! Успела представить, как пишу имя своего мира разлившимися чернилами, а потом оказалась сидящей на полу.
Дорнах снова был тут, пил чай.
- Что с тобой случилось? – спросил он, не спеша помочь мне встать.
Это показалось таким обидным, что я не сдержалась.
- А с тобой? Почему ты отправляешь меня делать за тебя работу?
Полубог поставил чашку с недопитым чаем на стол.
- Ты сама хотела путешествовать по мирам. Вернее, ты в этом нуждалась.
- Откуда тебе знать? - Я готова была вспылить только от его спокойствия, но сдерживалась из-за него же. - Сидишь тут и ждешь, пока кто-то за тебя все сделает. Боги всегда так поступают?
- Иногда, - сказал он и снова взял чашку. – Талан, ты не права. Всегда можно отказаться или поменять выбор. Или почти всегда. Не обязательно заканчивать... Работу, особенно если считаешь ее чужой.
- Ну да, как же, выйдет у меня уже отказаться... путешествия это слишком... я поискала слово и кое-как нашла... – затягивает. Я уже не смогу без этого. А если попытаюсь, то буду страдать.
- Но выбор-то в чем? Страдать от того, что уже выбрала и не бросать это, чужое тебе, или бросить и страдать от пустоты без этого чужого? Так поступают все люди?
От этих слов я задохнулась словно Дорнах меня ударил. Ну правильно, а что ты думала, Талан, что тебе разрешат безнаказанно бить не нанося ударов в ответ?
- Так что ты выберешь? – спросил он, и кажется в самом деле ждал ответа как чего-то важного.
Но вопрос был слишком сложным для одного раза. И мне не хотелось давать ему ответ – из одного упрямства.
Поэтому я просто вытащила пишущий стержень из чернилки.
- Побег, - кивнул полубог, в его голосе не было разочарования, и это ударило больнее слов. – Всего лишь побег. Ты не станешь что-то менять из малодушия или лени и жалуешься на отсутствие выбора.
- Это ты научил меня…бегать, - не удержалась от того, чтобы уколоть. – Но жаловаться, как ты не стану.
Я быстро написала на ладони имя какого-то мира и дождалась перехода. Если все что я могу это сбежать, буду бегать, пока не научусь чему-то еще.
23. сент. 2017
-------------
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Четверг, 04.01.2018, 14:15 | Сообщение # 3 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| 8. Чужая работа
Их было семь или восемь, новых миров, которые я проскочила, едва заметив – побыла сутки и тут же спешила в новый. А могло быть и двадцать восемь, и это не изменило бы горечи моих слов и моей неудачи с Тийре, правды в словах Дорнаха и необходимости как-то все пережить. Побег не помог; не дал забыться в приключениях и новых впечатлениях: обходилось без приключений, а впечатления не достигали дна души, откуда снова и снова поднималась память о разговоре с Полубогом. И я уже почти сдалась, почти решила вернуться, когда на очередном переходе случилось странное. Я застряла.
Обычно все происходит мгновенно. Был этот мир, стал тот. В этот раз стала темнота, и она мне не понравилась. Не понравилось ощущение плотного, сжимающего со всех сторон кокона. Все сильнее и сильнее, с чувством медленного движения куда-то, падения…
А потом кокон треснул и я наконец оказалась где-то. В новом мире, имя которого, короткое и нелепое, то ли Мимес, то ли Мимик, а может Мимо, я написала на ладони.
Мир показался мне слишком мал и темен, и это вызвало отторжение и страх - неужели еще один кокон? Потом пришла первая «волна», и вместе с волной понимание – это всего лишь одна комната, богато убранная, с коврами, сплошь покрывающими стены, шикарной красно-золотой шторой с кистями на единственном окне и креслом похожим на трон. Великолепие обстановки точно уменьшало размер комнаты. Детали выступали из полутьмы постепенно, словно для меня одну за другой зажигали свечи. Женщину в кресле-троне я заметила последней, после шкафа с книгами – позолоченные обрезы, корешки с чудными виньетками, а иногда – блестящими камнями – и чернильницы в виде капкана. А женщина, почему-то выглядевшая не живой, а искусной акварелью из нового направления «объемных» - уже смотрела на меня и немножко сквозь меня. Или это я глядела сквозь, потому что лицо женщины делалось все более прозрачным, словно рисунок выцветал от моего взгляда.
Госпожа кабинета медленно встала с кресла-трона.
- Спасибо.
Голос звучал взволнованно и как-то устало безнадежно. Но лицо в этот миг сделалось немного другим… менее призрачным.
- За что? – спросила я, хотя, спросив, сразу же поняла, что боюсь узнать.
- За то, что пришли, - ответила она.
И вдруг снова сделалась просто ожившим рисунком, а его кто-то стер одним движением. Я не успела толком осознать, что осталась одна, как перестала быть одна: в дверь кабинета постучали и тут же вошли – тоже женщина. Увидев меня и пустой трон, поджала губы, потом спросила:
- Хотите быть нашей королевой?
Я ошарашено молчала, потом кивнула – потому что было слишком неожиданно и потому, что не хотела снова избегать ответственности, помня, что вышло в прошлый раз.
- Приветствую вас, госпожа наследница, - произнесла дама. - Прошу вас, следуйте за мной. Нужно провести Церемонию.
- Какую церемонию? – спросила я ошарашено. – Вы же меня не знаете… и я тоже ничего тут не знаю…
- Церемонию вступления в должность, конечно, - ответила женщина, делая успокаивающий жест. – Все в порядке, ни о чем не беспокойтесь. Так всегда. Королевой всегда становится пришелица. И она всегда приходит, чтобы отпустить прежнюю королеву, что вы и сделали. Идемте же.
Не знаю, почему подчинилась. И не знаю, почему вздрогнула от звука захлопнувшейся за моей спиной двери, и только по дороге, во время пути по бесконечно длинным и темноватым, но делающимся все более освещенными коридорам, рассмотрела свою ведущую. Длинное темное платье, коротко-остриженные волосы и в них заколка-завиток, почему-то показавшаяся мне похожей на официальный знак статуса. Профиль лица тонкий, но взгляд, когда она останавливалась, чтобы меня подождать, неприветлив. В голову сразу пришло, что настоящая наследница – она, и я занимаю ее место… Да нет, какого света?
- Постойте, - сказала я, останавливаясь, - я не могу стать вашей королевой. Я вообще сейчас уйду.
Я достала чернилку, быстро написала на ладони имя моего мира… И ничего. Где стояла, там и осталась. И чернила на ладони выцветали на глазах, как ушедшая королева. Ладно, еще раз. Теперь написала имя не своего, а чужого мира, первое, что в голову пришло. И опять ничего. Проводница мне не мешала и никак не комментировала. Только когда в третий раз ничего не вышло и я растерянно опустила руки, сказала:
- Откуда бы вы ни пришли, пути назад в ближайшие несколько лет нет. Потом вас сменит новая королева.
Я даже не нашла сразу, что ответить. Какая из девочек не мечтает о собственном королевстве? Мечты сбываются… Только взрослым зачастую не нужно то, чего страстно желают дети, хотя они иногда могут это получить в любой момент. Большие возможности исполнить свои старые желания и никаких для исполнения желаний настоящих. И конечно, цена…
- …пройти испытание.
И как же без этого? Я была уже не рада, что задумалась и прослушала часть речи моей ведущей, хотя все еще надеялась, что ничего из сказанного мне не пригодится, и в какой-то миг я все же сумею отсюда сбежать. И все же поинтересовалась:
- И какое испытание?
* * *
Мне показали картинки и живое изображение внутри пластины темного перламутра – работающих мужчин и женщин, объяснили, что и как. Потом покормили в небольшой и тоже богатой столовой, при этом слуги все время сменялись, и у меня возникло подозрение, что не все из них должны мне прислуживать, просто хотят посмотреть на новую «королеву». Обедать не мешало, но немного смущало. Я еще не стала никем, а мной уже все интересуются. Люди не показались необычными; красивая раса, некоторые смуглы, некоторые белы, черты разные, но и мужчины, и женщины слегка угрюмы. Некоторые показались мне похожими, а может, просто взгляд и разум устали от множества лиц и перестали их различать. Кормили вкусно, хотя тоже странно – все было либо сплошь твердое и горкой, либо в виде жидких бульонов на очень больших и плоских тарелках.
Еще одно порадовало: никаких особенных церемоний. Меня не пытались переодеть во что-то помпезное или сделать какую-нибудь королевскую прическу. Сразу после обеда повели «на испытание» через весь этот замок или крепость.
Моим сопровождающим был приятный лицом и манерами мужчина в чем-то вроде формы, с той же завитушкой, что и заколка в волосах недовольной госпожи, только в виде значка на воротнике. Он сразу представился как Карреж, вел меня по бесконечным коридорам, показывая и рассказывая:
- Здесь кухня, госпожа. Наши повара не волшебники, но готовят отменно. А тут, выше по лестнице, библиотека, если вдруг станет скучно, можно зайти. Обратите особенное внимание на синюю полку, там самое интересное. Эти окна сделал один из наших гостей-иномирцев, он оказался мастером своего дела.
Получилась интересная экскурсия, но шли мы – сверху вниз – очень долго, наверное, больше двух часов, и я успела устать и от его рассказов, и от долгого пешего похода.
- Вы сможете отдохнуть в Месте, - сказал мой спутник, как-то поняв мое состояние.
И произнес это «Место» так просто и так значительно, что мне было о чем думать аккурат до момента, когда мы подошли к большой деревянной двери. Совсем простая, без резьбы, ручка – обычная стальная скоба, и когда мой спутник открывал дверь, я поняла, что она толщиной в пару ладоней, а значит тяжела.
- Прошу вас, госпожа. Когда закончите, подойдите к двери и позовите меня.
Я вошла внутрь, дверь за моей спиной закрылась, очень тихо для такой тяжелой штуки.
Хорошо, что меня подготовили. Иначе я так бы и стояла в дверях, потрясенная увиденным. «Место», как же. Почему для такой красоты не нашлось собственного слова, имени, пусть даже пышного и пафосного, вроде «Великий Радужный лес» или «Фантастическое собрание гигантских реликтов». Оно и было фантастическим. Из земли тут и там вырастали огромные радужные раковины улиток, порою с хороший дом, иногда поменьше, но самая мелкая все равно была в мой рост. Темные и светлые спирали с радужным отливом, от которого нельзя было оторвать глаз, иногда с трещинами и сколами, с темной и вроде как пустой горловиной. Для начала я подошла и коснулась одной из раковин, самой маленькой, большие страшно было трогать, хотя и придется, такое была задание. Показалось, что под ладонью бьется пульс, но скорее всего это был мой, оттого что ладонь прижата слишком сильно. Я так и стояла минут тридцать, потому что выпала от радужных переливов, а придя в себя, принялась трогать все остальные раковины, сначала медленно, потом с дикой скоростью, словно кто-то ограничил меня во времени. Некоторые от моего касания трескались и рассыпались, заставляя жалеть о потерянной красоте; но надо было выявить такие раковины, все, и дать им рассыпаться. Другие были неприятно склизкими - их стоило запомнить... Для всякой вещи есть много слов. Моя называлась «испытанием», хотя оказалась просто работой, пусть и странной.
Немного привыкнув, я перестала спешить, рассматривала каждую раковину, словно стараясь запомнить. Но память это ведь так ненадежно… Может, позже я расскажу об этом какому-нибудь художнику и он нарисует. Или кто-то здесь сделает это по моему приказу, если я королева.
…Королева, да, на ближайшие несколько лет. Прошел не один час, когда я вспомнила, что мне надо бы отсюда уйти или хоть попытаться. Попыталась, без результата. Неведомый капкан не отпускал.
И тут же вернулись воспоминания о моей ссоре с Полубогом. Вернулись и больше не ушли, сделав работу нудной. Красота уже не радовала, потому что я не видела ее сквозь пелену памяти о своих некрасивых словах. Ошибка не бывает красивой. Захотелось сесть и так сидеть, опустив руки и ничего не делая, потому что все бесполезно. Даже вернуться уже не хотелось.
Но работу все равно надо было сделать. Заставить себя. Тем более, снова хотелось есть.
Я ухватилась за это желание, встала и принялась трогать оставшиеся раковины. В итоге закончила минут за сорок и подошла к двери.
- Господин Карреж, я закончила.
Дверь тут же отворилась.
- Хотите поужинать? Отвести вас в столовую или сразу к госпоже Млезе?
- Госпожа Млеза – это дама в красном, которая меня встретила? – уточнила я. – Тогда лучше в столовую.
Он улыбнулся – снова очень приятной улыбкой.
- Не сердитесь на госпожу, на ней лежит большая ответственность.
Мы двинулись по коридору; я представила себе очередной полуторачасовой или больше поход и невольно поморщилась – усталости накопилось слишком много.
- Я не сержусь. Если ответственность на ней, то это она тут королева, а не я. Я вообще не хочу быть вашей королевой!
- Значит, будете кем-то другим, - согласился он. – Кем захотите.
- Как это? - удивилась я. А через минуту еще больше, потому что он открыл дверь и мы правда оказались в столовой. Через десять минут пути по коридорам, хотя должны были идти час.
- В вашей воле называться, как пожелаете. Что насчет смотрительницы?
- Неплохо, - согласилась я, входя в столовую. – Но отчего было сразу так не назвать?
- Прошлой нашей гостье нравилось быть королевой… Поэтому вам предложили тот же титул. Присядьте, я распоряжусь.
Мне бы пришлось сесть – этого я хотела больше всего. А еще переварить сказанное Каррежем. Вообще все верно, мне предложили – я согласилась, не думая. И неважно, как зовешься, если все равно выполняешь одну и ту же работу. Которую я, кстати, уже сделала, а значит, не нужна.
Слуги начали приносить еду, много и вкусно, и я отвлеклась. Карреж ко мне не присоединился, хотя стоял в дверях, наблюдая или охраняя… Я назвала его мысленно телохранителем и утвердила для себя в этой должности. После ужина он отвел меня к госпоже ответственной… надзирательнице, - ее я стала называть так – Млезе, где и оставил, выйдя за дверь и оставив мне уверенность, что он ждет по ту сторону.
Госпожа была занята – рисовала или рассматривала какую-то схему.
- Я все сделала, - заявила я застав, ее наконец посмотреть на меня. – Можно меня отпустить, и сделать так, чтоб отпустило.
Поднятый от схемы взгляд не выражал ничего, понятного мне.
- Завтра будет другая работа, - сказала надзирательница, наконец назвав «испытание» правильным словом. И решила похвалить: - У вас получается хорошо. Лучше, чем у многих.
Комплимент показался мне сомнительной наградой, заменой исполнения моего желания вернуться или ответом на возможность возвращения. Так отпустят меня или нет?
Но мой следующий вопрос все же стал бы иным, но был предугадан Млезой.
- Только иномирянин может сделать эту работу, - сказала она. – К сожалению, это так. И работа возникает почти каждый день. Спящие альчии требуют внимания, и главная задача в том, чтобы они продолжали спать. Вопрос с выживании человеческой расы в этом мире.
Я помолчала, осмысливая сказанное и решая, какой из новых вопросов выдать первым.
- Альчии – это раковины?
- Альчии это существа в раковинах. Первые обитатели этого мира, решившие заснуть, чтобы не губить мир.
Я отметила для себя разницу – альчии заснули чтоб не губить мир, но спать они должны чтобы жила человеческая раса – и задала второй вопрос:
- А почему это может только иномирянин? Мы с вами не особенно отличаемся…
- Внешне, - кивнула она. – Наши мысли входят в резонанс с мыслями спящих альчий и будят их. А кроме того – непостоянство. Если сразу же заменить смотрителя, они почувствуют и это тоже может их пробудить.
- Вы б хоть согласия спрашивали, - проворчала я потерянно. Надежда на мою ненужность, а значит и свободу, не оправдалась.
- Вижу, вы утомлены и не можете мыслить ясно. Карреж проводит вас в вашу комнату, - сказала она, вставая.
Карреж словно услышал, тут же отворил дверь и пригласил меня пойти с ним.
* * *
В «королевской» спальне, примыкавшей к «моей» комнате, мне спалось хорошо. Но на следующий день после завтрака снова пришлось идти к госпоже надзирательнице, которая расспросила меня о вчерашней работе и дала новую – вымыть склизкие раковины и нанести на них мазь. Карреж помог дотащить ведра, одно пустое, второе с мазью, и остался ждать за дверями.
Работа оказалась еще та, хотя слизь легко стиралась мокрой тряпкой, а вода нашлась тут же, в глубоком каменном желобе. Лестница и щетка на длинной ручке, чтобы дотягиваться до верха раковин, тут тоже были. Все удобства, даже еду принесли через несколько часов. Услышав, как меня зовут, я подошла, дверь тут же открылись и Карреж толкнул в мою сторону высокий столик на колесиках, коротко отрекомендовав:
- Ваш обед.
Мой телохранитель был какой-то другой. На меня предпочитал не смотреть, морщился, никакой приветливости и улыбок. Ну мало ли, может, получил за что-то нагоняй от надзирательницы…
- Спасибо, - я потянула столик к себе, и как только он въехал за порог, Карреж запер дверь.
Еда оказалась такой же – разнообразной, сытной и горячей. Все я не осилила, но решила остаток пока не возвращать и продолжила работу. А когда устала, еще поела и попыталась поговорить с Каррежем. Но он разговор не поддержал. На мой зов открыл дверь, спросил «Вы закончили?», а когда узнал, что нет, снова начал ее закрывать.
- Да погодите! – попросила я. – Карреж! Мне нужно с вами поговорить!
- Я не Карреж, - буркнул он хмуро. – Могу позвать его.
Не Карреж? То же лицо, если не считать полного нежелания улыбаться, та же форма со значком… Близнец?
- Он ваш брат? – нечего сказать, умный вопрос.
- Не брат, - каков вопрос, таков и ответ, ага.
Больше я к нему приставать не стала и снова занялась раковинами.
Красота сегодня так не привлекала, но нравилась форма – завитость в одну сторону, мягкость линий, какая-то общая логичность… Завершив с мазями, я обошла весь… пусть будет сад. Никакой ограды не было, но уйти дальше я не рискнула, по крайней мере, сегодня. Из окон я видела, что замок стоит на скале, судя по количеству лестниц вниз, частично и в скале, и вокруг те же скалы… никого сада с альчиями. Может, смотрела не в те окна. И никакого города поблизости не заметила. На карту бы взглянуть… зайти потом в библиотеку...
В голове стоял шум, легкий и неназойливый, похожий на пересыпающийся туда-сюда песок. Даже приятно, и работать не мешало, скорее наоборот – я начала под него напевать и шум стих. Закончила ближе к сумеркам и неприветливый небрат Каррежа увел меня в столовую – ужинать.
Потом я попросила провести меня в библиотеку.
- Вам лучше лечь пораньше, потому что завтра рано вставать, - буркнул телохранитель, но просьбу исполнил.
Библиотека оказалась в высокой башне, куда подниматься и подниматься. А синюю полку заполняли книги с приключениями. Занятно, но не то, что мне надо, хотя парочку я все же прихватила с собой. Нашлись и карты. Мир как мир, только вот назывался он не тем именем, которое я писала на ладони, и даже не на «м», а Шу-Май-К-Награ. Непонятно. Шла туда, а оказалась тут…
Прохождения второй волны я не заметила, но читать уже могла. История мира в двух словах: был обычный мир, с первой расой альчиями, а потом они уснули и пришел Прогресс. Люди к тому времени вроде как уже были… Но больше про Прогресс не было сказано ни слова, не описывался подъем искусств или ремесел и прочие блага. В город, что ли, напроситься, когда не будет работы, посмотреть, что и как, на что похож этот самый прогресс.
Никакого города даже из окон башни я не увидела, но должен же он где-то быть.
Мне вдруг живо представилась оживленная солнечная улица. Правда, слишком похожая на улицы моего родного города, но может, именно потому мысленная картина привела меня в такой восторг. Словно я не вспоминала, а первые попала в собственный город, все казалось новыми ярким – удивительное чувство, похожее на то, какое бывает от внезапного первого снега. Прозрачность, чистота и свежесть... Я засмеялась, переживая радость и новизну...
И почти тотчас все закончилось, словно оборвали какую-то связь. Осталось удивление. Радость? У меня нет для нее ни одного повода. Ни единого. Разве что можно порадоваться, что до сих пор не отобрали на всякий случай чернилку. Так откуда вдруг легкость и восторг?
Хмурый брат Каррежа уже стоял у двери и на этот раз смотрел в упор и очень неодобрительно, хотя и ничего не говорил.
- Идемте, - сказала я, вздохнув. - Мне и правда надо отдохнуть.
Взгляд из неодобрительного сделался «ну я же говорил», но слова не прозвучали.
* * *
Легла я, как только добралась до кровати, положив чернилку под подушку, а подняли меня и в самом деле рановато и отвели в ту же приемную. Хмурая госпожа Млеза – в этот раз занятая не схемами, перед ней стояла доска с чем-то вроде фишек разного размера и цвета – объяснила, что сегодня мне нужно убрать в сторону осколки расколовшихся раковин и посчитать, сколько осталось. Лучше несколько раз.
Я возмутилась:
- Почему не посчитали раньше?
- Они посчитаны, - ответила она равнодушно.
- Тогда почему не попросили меня посчитать рассыпавшиеся, чтобы потом отнять и…
- Всегда нужно пересчитывать, - перебила она. – Считающий мог ошибиться. Цифры важны. От количества раковин наше благополучие зависит тоже.
Теперь я почти понимала, отчего она постоянно хмура или недовольна. Благополучие ее расы зависит от какой-то пришелицы… А кроме того, наверное, ей совсем не хочется тут торчать, надзирательница ненамного старше меня, может, тридцать или тридцать два. Жизнь проходит мимо нее.
- Понимаю, - более мирно сказала я. – Это моя работа. И закончится она только через пару лет.
Подумала и заметила:
- Уход прежней… королевы выглядел странно. Словно стала рисунком, и ее стерли.
- Все видят по-разному, - пожала плечами надзирательница. – Но мы не видим, только чувствуем.
Так вот почему она оказалась у дверей так быстро… Но без ответа на это вопрос я бы обошлась, а вот другой…
- А откуда вообще известно, что она вернулась в свой мир? Какие гарантии…
- Каждый из гостей задает один и тот же вопрос, - перебила Млеза. – Снова и снова. Пятьдесят восемь раз. Может, хоть вы сами на него ответите?
Я честно попыталась, когда шла в Сад в сопровождении неприветливого близнеца. Но что-то мешало. Не невозможность самой увидеть ответ, нет. Цифра. Пятьдесят восемь вопросов. Пятьдесят восемь гостей. Пятьдесят восемь умножить на два – если каждый гость остается всего на два года, - сто шестнадцать. Лет. Люди столько не живут. Да и не выглядит моя надзирательница столетней.
Впрочем, она же не сказала, что спрашивали именно ее?
Осколки ракушек оказались легкими, но те, что покрупнее, пришлось раскалывать. Тоже было жалко. Потом я стала складывать большие куски в более мелкие. Сносить все надо было к краю небольшой пропасти, уже изрядно заполненной битой ракушечной мелочью. Это заняло полдня, а потом я считала, раз, второй и третий обходя все раковины. Шуму в голове прибавилось, но сильнее всего шумели мои собственные мысли - попытки как-то уложить в голове сто шестнадцать лет чьей бы то ни было жизни.
* * *
Я сильно устала, и покормили меня сегодня особенно хорошо, а спать пораньше легла сама, несмотря на соблазнявшую меня книгу-приключайку. Снилось почему-то лицо ушедшей королевы.
А утром меня разбудил улыбчивый Карреж с толстенной книгой в руке. Наверное, не спал и ждал утра за чтением приключайки. Он снова повел длинной дорогой, лабиринтом коридоров, комнат, холлов. Только разговорами в этот раз не развлекал. Впрочем, ближе к концу путешествия спросил, умеют ли в моем мире считать звезды.
- Умеют… правда, больше любят считать деньги или чужие удачи.
- Скорее неудачи, - улыбнулся он. – Такой подсчет доставит больше удовольствия. А удачи - свои.
- Пожалуй. Я считаю своей неудачей то, что ваш близнец не похож на вас. С ним скучно.
Он коротко кивнул.
- Жеррон выбрал другой путь. Разговаривать с ним бесполезно, но может быть интересно помолчать. Некоторые говорили, что в молчании больше… надежности.
- А зачем тут вообще нужна надежность? Разве здесь опасно? Разве кто-то покусится на Сад… на Место, источник всех благ для всех людей и для него лично?
Он отчего-то не улыбнулся, хоть я постаралась подать это фразу как можно легкомысленнее и веселее.
- Надежность из тех вещей, что нужны всем и всегда. Просто ради комфорта.
- Свобода тоже, - возразила я.
- Да. Но свобода – это работа. Надежность, впрочем, тоже. Мы пришли.
Я уже видела это. Карреж отворил дверь Сада и дал мне в руки свою книжку. Открыла – страницы были испещрены цифрами – десятки и сотни тысяч, миллионы и десятки миллионов.
- Почитайте это альчиям. Можно вслух, но лучше мысленно. От этого они засыпают.
Потом посмотрел серьезно:
- Вы же не сбежите? Я хочу сказать не в свой мир, а вообще? Госпожа Млеза слишком горда, чтобы просить, и поэтому она приказывает и повелевает. Но она в том же положении, что и все мы.
- Да понимаю я. Просто быть тут несколько лет… Меня потеряют дома и начнут искать.
- Не потеряют, - уверил он. – Для них вы никуда не исчезли.
А потом мягко, но настойчиво втолкнул меня за дверь и закрыл ее, оставив с очередной загадкой.
Мне не хотелось сегодня над ней думать. Вернее, думать вообще. В голове приятно шуршало, я читала цифры из книги, бродила, трогая раковины, уже не боясь их поломать, потом снова читала. Потом Карреж принес еду, но не выпустил меня. До самого вечера.
Ближе к нему я все же позволила себе мысли; разум отдохнул, словно выспался, и начал перебирать вопросы. Первый – как уйти отсюда раньше чем через пару лет. Потом – как меня могут не потерять дома? Надо расспросить Каррежа или надзирательницу. Еще – эти цифры. Почему именно они усыпляют альчий?
И надо всем – почему не действует чернилка, навсегда ли это? И снова – как уйти, но не о способе, а о том, как я смогу все бросить, если оно зависит от меня? Впрочем, можно же вызвать другого смотрителя.
Вот еще и насчет способа вызова. Похоже, гостей перехватывают на полпути к другому миру. Мой кокон и движение вниз… Не очень-то вежливо.
В голове словно звучал прибой, то громче, то тише. Это непостоянство немного пугало. Вдруг именно так и просыпаются альчии? Я почитала еще цифры, много цифр, и шум сделался ровным. Значит, зависимость есть. Но ведь рано или поздно альчии все равно проснутся, они же живые!
Я закидала Каррежа вопросами через дверь, и после работы он отвел меня в библиотеку. В какую-то другую библиотеку, - просто небольшую комнату заполненную книжными стеллажами, впрочем, наполовину пустыми, - снял с полки и протянул мне один том.
- Тут все написано, - сказал он.
Я принялась читать.
Странно, до этого в голове было столько вопросов, а сейчас вдруг искать на них ответы стало казаться скучным. Настолько, что едва начав узнавать об альчиях, я ощутила беспросветную тоску и, закрыв книгу, полчаса ходила туда-сюда, пытаясь ее унять. Мне не хотелось читать. Мне хотелось действовать. Страшно и невыносимо, словно каждый миг я ощущала, как теряю бесценное время.
Я вспомнила «Академию Счастья», села на пол, скрестив ноги, и негромко затянула повторяющийся «слог покоя» аум. Постепенно стало легче, и даже быстрее, чем я думала, и разом, рывком, словно открыли дверь и выпустили лишнее. Но дверь комнаты осталась закрыта. Карреж не заглянул на звук...
Я вернулась к книгам.
Альчии меня уже почти не интересовали. Тем более предложенная мне книга не слишком проясняла дело. Да, альчии - первая разумная раса тут. Жили «неопределенно долго». Однажды уснули все разом, всей расой. Проведенные исследования говорят том что, на две расы в мире не хватало ресурсов, вероятно альчии это понимали и выбрали сон. А через несколько лет к человеческой расе пришел Прогресс.
Мне чем-то не нравился этот то и дело упоминаемый Прогресс. И смущало частое утверждение, что если альчии проснутся, то людей ждет уничтожение. Словно обитатели раковин так вот возьмут и убьют всех людей. Не смогла я встроить в общую картину и отчет какого-то ученого - с цифрами, что-то насчет разрушения спящих раковин и замедлении Прогресса…
Оказалось, для меня этого многовато. Но еще кое-что я прочитала - об экспериментах с порталами. Прогресс «освободил умы от главного врага» и позволил качественно развивать науку, в том числе и в направлении человеческого комфорта. Была изобретена теория переноса и проведены опыты. Закончившиеся неудачно, если ее считать создание Портала Гостей. Видимо тот, каким меня сюда доставили.
Я почти готова была об этом думать, когда мне помешали.
- Теперь вопросов будет меньше? – в невесть когда открывшихся дверях стояла госпожа Млеза, успевшая сменить моего телохранителя.
- Не особенно. Просто вопросы стали другими. Что вы делаете, когда человек напрочь отказывается работать?
- Все, чтобы он согласился. Вообще все.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
- Например, предлагаем любую награду.
- А если единственное, что ему нужно – вернуться?
- Обещаем, что он сможет вернуться, и что это зависит лишь от него.
Прямой шантаж… но я знаю пока слишком мало, чтобы так думать.
Я не стала уточнять, но осторожно заметила:
- С этого надо было и начинать.
- С этого я и начала. Но вы захотели стать королевой.
Кажется, я покраснела.
- И дома вас не потеряют. Наш портал отсылает на ваше место двойника, создавая его в момент контакта.
Кажется, я что-то уронила.
- Как? Еще одна я?
Она неожиданно улыбнулась.
- Да, еще одна вы. Точная копия. Представьте себе, что куда-то шли, и вдруг кто-то поставил перед вами зеркало. Чтоб не наткнуться вам пришлось остановиться и идти назад, а ваше отражение отправилось туда, куда шли вы.
- Но это… это как-то можно доказать?
- Вы видели тут похожих людей?
Я припомнила свой первый обед в большой столовой, людей со схожими лицами, и конечно, Каррежа с его небратом Жерроном.
- Не только видела, но и общалась с ними.
- Это и есть доказательство, - кивнула она. – И еще одно… возможно, не захотите возвращаться… потому что есть шанс, что копия – не та, что теперь заняла ваше место, вы сами. И покинув наш мир, вы исчезнете.
Добавила. Добила. И ушла.
А когда я вышла, то увидела Каррежа и его… копию. Обоих. Впервые. И смогла сравнить. Да, похожи, когда не рядом. А так – разные.
- Ты тоже прошел порталом? – спросила я, выбрав почти наугад разговорчивого брата.
- Было дело. Госпожа, не беспокойтесь о двойнике. Когда вы вернетесь, то она уже не будет вами, - словно услышав мои мысли, сказал Карреж. – Или просто исчезнет.
Но я почему-то была уверена, что этого не случится. Брат Каррежа не исчез.
- Как долго? – я кивнула на молчаливую копию.
- Очень долго, - Карреж помолчал. – Очень.
- Больше двадцати лет?
- Больше.
Мда. Я начинала чувствовать себя половиной чего-то целого. Может, Полубог ощущает то же. А мне даже еще страннее. Никогда не знаешь, во что без тебя превратится твоя вторая половина.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Четверг, 04.01.2018, 14:15 | Сообщение # 4 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| * * *
Мне приснилось, что я бродила по какому-то рынку и что-то покупала. Скука... Я вообще не знала, зачем покупать, но все так делают. А потом стало интересно. Проснувшись и позавтракав, отправилась к ракушкам, хотя сегодня никто меня туда не звал. Провожал меня снова молчаливый брат Каррежа.
В голове слабо шумело уже и вне Сада, а в саду шум сделался мягче и как-то… Гармоничнее что ли, или привычнее. Это помогало не думать… и думать тоже помогало, так что когда вернулась мысль о двойнике, я не тревожилась. Было бы, пожалуй, интересно с ней встретиться. А перед Полубогом я извинюсь. Может, он тоже захочет передо мной извиниться. А если нет, значит не нужно.
Все проблемы были решены, и стало скучно. Лечь спать прямо тут, что ли…
- Спать хорошо, - сказала я вслух, - особенно без снов.
Провела ладонью по раковине, рядом с которой сидела.
- Такие красивые и собираетесь уничтожить людей? Или я просто неправильно поняла. Впрочем, еще и не то бывает… А люди о вас заботятся! Вот я ухаживаю за двумястами пятью альчиями в этом саду. А есть еще и другие. Кстати, интересно, а сколько вас всего?
Шум стих – так резко, что я заметила. И опять напугалась. Я уже не знала, чего хочу. Если ракушки проснутся, моя работа больше не понадобится и я смогу уйти. Но отвечать за истребление расы? Нет уж.
Я попробовала мысленно называть цифры. Но что-то мешало. Кажется, полная тишина без привычного уже гудения. И каждую мою цифру словно повторяло эхо – с вопросительной интонацией. Снова и снова. Как вопрос. В конце концов я не выдержала, встала и вышла за дверь, почти ощущая невыносимое желание узнать хоть одну точную цифру. Сколько таких садов. Сколько наследниц-смотрителей. Сколько альчий.
Особенно последнее.
Я сказала наблюдавшему за мной Жеррону:
- Отведи меня к госпоже Млезе.
И видимо тон был правильный, потому что Карреж-второй не стал спорить.
- Если вы вот прямо сейчас не скажете мне, сколько всего альчий во всех садах, я ничего больше делать не стану. Хоть убейте. И на совесть не давите.
Это была не я. Не совсем я. Да плевать, потому что и надзирательница не стала спорить и назвала цифру. Потом поправила что-то на столе перед собой – планку в многоуровневой модели механизма – и спросила:
- Это все?
Это и правда было все.
- Завтра вы должны будете отметить на специальной карте все оставшиеся раковины.
Я кивнула. Больше не хотелось бунтовать, хотя новая работа вызвала чувство «это все нарочно придумано, чтобы был повод меня тут держать».
Меня вернули в мои комнаты и я полвечера читала, наконец, приключенческий роман, неплохой, точнее, хорошо отвлекающий. И спала без снов. Но разбудил шум - служанка, рано принесшая еду, споткнулась на ровном месте, и все уронила. Лицо выглядело слегка бледноватым. Наверное, решила, что я начну ругать и ее накажут.
- Все хорошо, - сказала я, выйдя во вторую комнату, где она собирала осколки. - Я не буду жаловаться.
Девушка посмотрела на меня, словно я сказала какую-то ересь. Но ответа я не дождалась, как и нового завтрака.
Пришедший брат Каррежа словно вообще не спал и выглядел скверно. Хотя нет, это неправильное слово. Старше. Двигался, впрочем, так же легко и свободно как всегда.
Я попросила меня накормить и потом делала свою работу, а Жеррон сидел с этой стороны запертой за его спиной двери и наблюдал за мной. Порой он уходил, и когда отпирал дверь-щит, я слышала шум и вроде бы крики. Или ничего. И когда возвращался.
- Почему сегодня вы не за дверью? – спросила я наконец.
- Потому что тут… спокойнее. Приходится держать себя под контролем.
Я вспомнила два свои внезапных приступа чувства. Есть ли связь? Но попробую использовать его внезапную разговорчивость и узнать больше.
- Такое часто бывает?
Я даже не успела спросить, что именно «такое».
- За время моей службы не случалось ни разу. И вообще с тех пор, как мы стали отлавливать чужаков для роли смотрителей. До того, говорят, было, когда мы сами пытались утихомирить альчий.
Я поняла, что он говорит о своем, о том что сидит в его голове... и он как-то понял, что спрашивала я не об этом.
- Ты хотела знать что-то другое.
А я уже и не знала, что именно я хочу знать.
Поэтому спросила сущую ерунду.
- Скольких ты видел… королев?
- Ты двадцать седьмая.
Цифры меня, наконец, добили.
- Вы тут что, по тысяче лет живете?
- Примерно по пятьсот сорок.
После всего остального этот удар прошел почти нечувствительно. Может, из-за тех же цифр. Они позволили оценить хотя бы одно последствие.
- Должно быть жуткое перенаселение…
- И было бы. Войны помогли. А потом законы о рождаемости. - Он пожал плечами. – Пятьсот сорок почему-то предел. Или просто ракушек на все не хватает. Их уже осталось всего-то…
Он назвал ту же цифру, что и надзирательница.
Вспомнилась статья ученого-зануды.
- Значит, ваш прогресс… как-то связан с альчиями? Или долгая жизнь и ракушки, живущие «неопределенно долго»?
Он посмотрел с осуждением.
- Ты так же плохо слушаешь, как я говорю. Сон ракушек – и есть Прогресс. Спящие создают фон, который делает нас долгоживущими. Но ты не надейся, на тебя не подействует.
- Почему? – спросила, хотя думала о другом: так альчии не злые, и не стремятся уничтожить людей? Они им помогают? Не зная того… Люди используют альчий? И если они проснутся… И число альчий сокращается из-за людей...
- Потому что ты иномирянка. Твои мысли и твоя личная энергия не в резонансе с фоном альчий, и не успеют к нему приспособиться… А если успеют, ты не захочешь терять то, что получишь, и останешься тут навсегда. Или не захочешь уходить. У нас тут многие желания просто отмирают. И желание об этом думать или говорить.
- Жеррон! – прервал его голос небрата из-за двери. – Рано!
- А по мне так даже поздно. Надо было сразу…
- Открой, - потребовал Карреж.
Неблизнец встал и открыл.
- Не злись. Тут нельзя.
Жеррон кивнул, толкнул брата к двери и оба вышли, захлопнув дверь.
Думать мне было о чем. Настолько было, что я не сразу заметила вопросительно гудящий фон, а когда заметила, отмахнулась, мысленно назвав цифру, которую слышала последней - число оставшихся раковин. И все стихло. Вот и ладно.
…Вообще почему именно люди стали жить долго? Впрочем, я об этом мире ничего не знаю, может другие тоже…
Я думала и занималась работой, которую уже почти считала своей. Хотя, может, и зря, ведь я твердо намеревалась уйти раньше обычной пары лет. Совесть могла позволить это, замолчать, если бы я продолжила думать, что люди этого мира плохие - используют альчий. Но я этого не знала. Фон просто действует на людей вне их воли. Я не заметила паломничества в сад. Кажется, все наоборот и сюда никто кроме меня входить не хочет. Или вот небрат Каррежа вошел, потому что тут надо держать себя в руках. Для него это то же что для меня слог «аум».
И даже если все по худшему варианту и альчий используют, в мире есть люди хорошие и плохие. Проснувшиеся существа вполне могут отомстить всем, без разбора. Поэтому я все же не хотела, чтобы они проснулись, и когда закончила отмечать на отданной мне и карте оставшиеся раковины, снова мысленно сообщала им разные цифры.
Однако, меня сначала не покормили, а потом вообще забыли выпустить. По счастью дверь оказалась не заперта и от толчка открылась. Я вышла, отыскала оказавшуюся разгромленной кухню, поела и поднялась к себе, не ища никаких объяснений. Завтра, все завтра.
* * *
Но завтра спутало все мои планы. Когда меня покормили – в замке сделалось потише – я спросила принесшего завтрак Жеррона, когда пойду к альчиям, а он вместо ответа привел в маленькую уютную комнату, где уже ждали сидящие за столом Млеза и Карреж. На столе ждали чай и лакомство вроде орехов в меду.
Госпожа встала навстречу.
- Прошу, входите и присоединяйтесь к нам.
Она не улыбнулась, но что-то от улыбки было в ее позе и словах. Непонятно и удивительно. Но когда я попыталась найти какую-то поддержку в стремительно меняющемся мире, увидеть неизменную улыбку Каррежа и посмотрела на него, то мой телохранитель только кивнул на место за столом. Ни следа прежней приветливости. Еще страннее.
- Можно на «ты»? – спросила надзирательница.
- Да, конечно. Я Талан.
- Меня зовут Млеза, ты уже это знаешь. Но спроси все, о чем хочешь узнать, я отвечу. Мы ответим. Книги не помогли, как мы поняли.
Эта любезность и покорность были слишком внезапными.
- Спрашивай, - поторопил Карреж, не попросивший права на «тыкание», а взявший его сам, как Жеррон вчера в Саду. – К раковинам ты сегодня все равно не пойдешь.
- Отчего? – удивилась я.
- Тебе же обещали и дни отдыха…
- Альчии неспокойны, - перебила его Млеза. – С этим надо разобраться.
И не только с этим… Я попробовала начать с того, о чем уже думала.
- Сначала меня смущали цифры. Ты сказала, что отвечала пятьдесят восемь раз разным гостям. Потом оказалось, что вы живете по пятьсот лет. Знаю, что альчии дали такую возможность…
- Альчии когда не спят, держат свою особую энергию при себе, направляют на себя. Спящим, как мы думаем, не нужно так много, как они вырабатывают, и многое идет наружу, создавая необходимый отток...
- Вряд ли ей нужны такие подробности, - прервал Карреж и посмотрел на меня. Чай он не пил, даже не тронул свою чашку. - Спящие излучают. Неспящие нет. По всему миру есть Места со спящими. Сеть. В итоге излучение пропитывает все довольно равномерно, создает фон. В каждом Месте свой смотритель, король, хозяин, игрок.. да, есть и те, для кого уход за раковинами - игра. Остальное тебе уже сообщил Жеррон.
- Да… а почему он не участвует в этом… совете? – не самый острый, но тоже интересный вопрос.
- Потому что хочет держаться от всего подальше. Я говорил про другой путь. Что еще тебе рассказать?
Мне были странны и неудобны и его строгость, почти грубость, и приветливость надзирательницы. Словно что-то важное поменялось местами, и я спешила поскорее закончить странное чаепитие.
- Вы похищаете людей из других миров, чтобы они работали тут, в Саду. Вместо них оставляете двойника. Иначе, пожалуй, тут давно было бы... шумно.
- Не было бы, - усмехнулся Карреж. - Некоторые приходят сюда из кошмарных миров и рады остаться, но мы все же подстраховываемся. Это закрытый мир. Сюда не попасть снаружи. Отсюда не выйти без пути. А путем становится тот, кто уже пришел. Вот ты сейчас такая дорога. Вернее, зародыш дороги. Нужно пару лет на развитие, и тогда по тебе сюда придет кто-то еще, а ты уйдешь проложенной им дорогой. Следующий вопрос.
Мне хватило и этого. Но взгляды Коррежа и Млезы настойчиво тянули из меня слова.
- Вы каждому похищенному рассказываете о долгой жизни?
- Стараемся обходиться без этого, - сказала госпожа Млеза. - Гостю все равно не получить этого подарка, восприятие к фону воспитывается поколениями. Мы не стали сразу жить по пятьсот сорок. Сначала просто шагнули за сотню, потом к ста пятидесяти. Примерно за сто семьдесят лет.
- Понимаю. И за это время постепенно убыло населения и развились законы о рождаемости.
- Войны и эпидемии сократили число людей в шестнадцать раз. Но и этого было мало, - снова заговорил Карреж. – Были планы на изобретенный портал. Он отсылал человека куда-то далеко, но при этом создавал его копию на его месте. В итоге мы стали использовать порталы для другого.
- Похищения людей из чужих порталов? – не удержалась от упрека я.
Эта вспышка явно позабавила госпожу, но не его. Млеза усмехнулась, но ответил Карреж:
- Завидуешь нашим возможностям? Завидуй. Долгая жизнь отбивает желание заводить детей, но не нужду в других или в продолжении рода. Поэтому мы получаем это самое продолжение, проходя порталами, без родовых мук и тревог воспитания. Завидуй и этому.
Ни этому, ни другому завидовать не получалось.
- А я позволю себе немного позавидовать тебе, - закончил Карреж. - У тебя с твоим двойником пока что есть связь, а значит и понимание. Общие чувства. В чем-то и общие желания…
Я вспомнила свои приступы внезапного восторга и тоски и жажду действия. Не мое? Моей копии?
- Но это ненадолго, - то ли успокоила, то ли предупредила Млеза. - Потом будет разделение. Ты просила доказательств существования второй тебя? Вот они.
Пожалуй, этим я верила. Но тому, что мне придется остаться, верить не хотелось.
Ответственность. Опять ответственность.
- К тому же на самом деле неизвестно, кто из вас копия, - повторил Корреж слова надзирательницы.
Она почему-то посмотрела на него недовольно. А потом на меня – пристально, внимательно, словно хотела что-то в меня вложить через этот взгляд. И помогла словами:
- Нам непросто живется несмотря ни на что. Особенно тут, рядом с Местом. Постоянно приходится чем-то себя отвлекать. Играми, моделями, разной чепухой. Карреж наблюдает звезды.
Так вот к чему был тот его вопрос о счете небесных огней… И все схемы и модели на столе госпожи.
- Альчий нельзя даже видеть из окна, поэтому Место устроено так, что его не видно не из одного. И все города далеко. Тут никогда ничего не происходит. И не должно. И если бы мы сами могли управляться альчиями, не просили бы помощи. Но все попытки приводили к катсатрофам…
Она замолчала, но так, как замолкают перед новой серией жалоб или упреков. Поэтому я сказала:
- Последний вопрос. Отчего все так изменилось? Отношение ко мне твое и моего… охранника. И почему надо мне говорить то, что скрываете от прочих.
- Потому что ты должна бы оставлять альчий в Месте, а носишь с собой. Слишком много думаешь о них, даже при том, что посещения Места перенастраивают мозг и отбивают желание думать. Альчии на первой стадии пробуждения.
- Чтобы такого не случалось, мы с разными гостями используем разные приемы, - дополнил Карреж. - Чаще всего - «Друг и враг». С тобой не помогло.
Он, наконец, усмехнулся. Нечего от прежней улыбки, зато эта, скорее всего, была не в рамках роли Друга.
- Ладно, - сказала я устало и обиженно. - Вопросов больше нет.
- Вот и хорошо. Постарайся до завтра успокоить мозг, ты как будто знакома с приемами успокоения. Завтра будет много дел.
И не только завтра, думала я, идя обратно. Но и в следующие несколько лет.
Я долго не могла заснуть и думала, как ни странно, о двойнике. Была уверена, что копия - не я. Потому что то чувство новизны всего было не моим, а пришло со стороны. И мне не хотелось сейчас, чтобы связь порвалась, не хотелось остаться совсем одной.
Наверное, альчиям одиноко. Их осталась всего... я припомнила цифру. Так мало. Видят ли они во сне друг друга? Снится ли им хоть что-то? Мне бы хотелось, чтоб снилось. Пробуждение. Пусть хоть снится, если нельзя никак иначе. И с этой мыслью я наконец уснула.
* * *
Ночью меня разбудили, быстро и грубо, подняв с постели и встряхнув. Млеза и оба брата.
- Одевайся, - приказала она.
Я подчинилась. Меня провели, или скорее проволокли по коридорам к двери в сад. Там госпожа надзирательница приказала уже мужчинам:
- Держите ее.
И я была мгновенно зажата так, что не могла пошевелиться. Заведенные назад руки стиснуты в чьем-то кулаке. А рука надзирательницы вцепилась мне в волосы, заставила запрокинуть голову и влила в рот какую-то воду из пузатой склянки. Я не успела выплюнуть – мне зажали нос, и пришлось глотать, чтобы вздохнуть. Вкуса не было, только на корне языка я на миг ощутила легкую горечь.
- Четыре тысячи дыханий – все, что у тебя есть, - сказала Млеза, когда меня отпустили. – До рассвета доживешь, а там будет нужно противоядие. Усыпи альчий и получишь его. И можешь взять это, - она сунула мне в руки пластинку темного перламутра. – Полюбуйся на то, что натворила.
- Я ничего не…
- Молчать! Ты разбудила их. Всех, а не только из нашего… сада. Началось с нас. Потом все остальные. Ты увидишь сама.
Кто-то из небратьев открыл дверь и вытолкнул меня в темноту сада-места.
- Если не сделаешь, то умрешь, и на твое место притянет другую. Ты не почувствуешь ничего, не будет боли. Но будешь знать, что умираешь.
Последние слова, потом шаги. И одиночество. Пустота.
Я села на землю. Что-то мешало – пластинка. Я потерла ее и внутри загорелись образы. Люди… другие замки. Страх, неуверенность, бледные лица. Хаос. Я не увидела ничего особенно страшного. Никто не состарился разом на сто лет. И кажется, никто не умер. И все же мир менялся.
Я не понимала, когда ухитрилась разбудить альчий. Разве что тем, что желала им увидеть пробуждение во сне? Вряд ли этого достаточно. Но даже если так… да, я была неправа, но выше сейчас была неправота человека, который ограничил мою жизнь до рассвета. В одном виске стучало: она просто заботится о своей расе. В другом – я хочу жить!
И я попыталась усыпить альчий – тем единственным способом, о котором мне рассказали. Пела песенки с цифрами. Называла цифры. Вела отсчет по тем же звездам, пока они не начали меркнуть. Ничего не менялось. Но и раковины оставались неподвижными. Разве так просыпаются?
Боли действительно не было, но я знала, что мое время кончается. Села спиной к одной из раковин и начала считать. С четырех тысяч. Словно это могло помочь.
- Три тысячи девятьсот девяносто девять… Три тысячи девятьсот девяносто восемь… Три тысячи девятьсот девяносто семь…
Цифры имели смысл, а ждать чего-то уже не имело. Цифра уменьшалась и росло отчаяние. Оно заставило похолодеть мои ступни, потом и ноги до колен словно сковало льдом. Может, это был яд, хотя мне обещали никакого чувства.
Все, Талан, или почти все. Конец твоего путешествия. Сто одиннадцать… сто десять… Впрочем, совсем ты не исчезнешь, останется твой двойник… Девяносто шесть, девяносто пять…
Спине стало тепло, потом еще теплее. Я решила сначала, что тоже яд, но это не стыковалось с холодом. И тепло скоро опустилось на колени и ниже. Холод уходил из ступней, это было страшно медленно и просто страшно – что оно закончится, не доведя работу до конца, а это, кажется, тоже была чья-то работа. Я ощущала поддержку, хотя никто ни о чем не говорил и ничего больше не спрашивал. Им нужно было сначала окончательно проснуться, и для этого требовалась не только их воля, но и моя. Подтверждение. Цифра.
Это было знание и одновременно чувство.
- А как же люди? – спросила я.
Нет ответа. Люди… на чаше моих весов лежал поступок людей, почти убивших меня, и поступок нелюдей, меня спасающих. Как и кого я должна судить? Если альчии помогают мне, то станут ли карать людей?
- Да, - сказала я, - просыпайтесь. – Вас четыре тысячи тридцать одна.
Встряска. Она была сначала внутри, а потом снаружи. Раковина за моей спиной начала подниматься, перекатываться. Я уже лежала на земле и смотрела в светлеющее небо, и все равно видела, как раковины выпускают из недр голубовато-сиреневые тела с золотыми узорами внутри. Потом кто-то поднял меня – на руки, ведь у них уже были руки, и кажется, много.
Одновременно с этим я была где-то еще. Тоже внезапно ослабевшая, но той, другой мне, некому было помочь. «Прости, - попросила я. – Прости»… Душа металась между тем и этим, здешним и тамошним, пока не выбрала более важное. Здешнее. Но тоже сразу, дав мне многое пропустить. Но важное я не пропустила. Голоса, сказавшие, что людям ничего не грозит, потом те же самые, в которых были благодарность и строгость, говорили то же но другими - другим людям. Кажется, они пришли за мной и чего-то требовали голосом Млезы и Каррежа. Кажется, их заставили слушать. Думая об этом, я на миг ощутила удовольствие. Так им и надо, людям, которые травят своих гостей.
Суть была в том, что альчии живут не «неопределенно долго», а всегда. И не могут умереть сами. Постепенно их стало слишком много. Десятки и даже сотни засыпавших альчий – многие уходили туда, где их заснувшие тела станут пищей для животных и птиц – уже не могла спасти. Мир скудел; молодой расе, людям, делалось все труднее жить. И тогда альчии заснули все, разом, до тех времен, когда их, тем или иным способом останется достаточно мало. Чуть больше четырех тысяч.
«Тем способом» стали люди, поглощавшие энергию спящих альчий и тем убивавших тех, кто старше и слабее. И теперь альчии, в благодарность, готовы предоставлять людям достаточно энергии, чтобы молодая раса жила дольше. Не пять сотен лет, конечно. Но долго…
Я уже была не нужна, ни тем, ни другим, и потому меня отпустили. Стоять было трудно, и перед глазами все плыло. Кажется, мне давали противоядие, я помнила очередной пузырек в руках Млезы, но бывшее и не бывшее смешивалось, люди альчии превратились в разноцветные пятна. Я бы ни минуты больше не внесла тут. И никто не смог меня удержать, не помешал, когда я достала чернилку и написала на ладони имя своего мира.
И тут же оказалась дома и свалилась на пол, свой родной пол. Меня снова подняли и куда-то несли, может, опять альчия. Но мне было все равно. Я помнила только одно – где-то есть мир со странным и смешным названием, то ли Мимес, то ли Мимик, а может и вовсе Мимо, и в нем мой двойник, которого мне обязательно надо найти.
22-24.12.17
Всегда рядом.
|
| |
| |
