Пятница, 29.03.2024, 15:46
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Форум » ...И прозой » Больше+ » И камни говорят (роман, наивный и шаблонный)
И камни говорят
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:04 | Сообщение # 1
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Ну что сказать... Это было давно. Очень давно, но все правда. Потому что эту наивную, шаблонную вещь - уж поверьте, не читая, что шаблон на шаблоне, и я наступила на все грабли, на какие могла, - тоже написала я. Двадцатилетняя я. Но: писать это я была счастлива. Но: это мой первый опыт большого произведения. Но: я уже не смогу переделать чтобы стало как надо мне нынешней, потому что нынешняя я спокойно бракует все - сюжет и героев, пафос, стихи, язык. Исправить это - значит полностью переписать, и от первой версии не останется ни слова, знаю. Уж очень я зла до "сделать как надо". А значит... пусть будет как есть. Оставлю - и более того выложу тут, как артефакт, музейную древность. Пусть будет. :)


СОДЕРЖАНИЕ


Глава 1 Выбор Ридда
Глава 2 Выбор Люты
Глава 3 Песня для пирата
Глава 4 Спасение
Глава 5 Урок Люты
Глава 6 Посланник
Глава 7 Дааль
Глава 8 Браггард
Глава 9 Земля Урилля
Глава 10 Плен
Глава 11 Борьба и ожидание
Глава 12 Духи болот
Глава 13 Эаран
Глава 14 Правда
Глава 15 Дракон и дева
Глава 16 Старые тайны
Глава 17 Даркхим и Оррней
Глава 18 Лэй-Меридан
Глава 19 Прощания
Глава 20 Стылая Пустошь
Глава 21 Возвращение
Глава 22 Последняя верность
Глава 23 Крылатые
Глава 24 Зов
Глава 25 Легенды Браггарда
Глава 26 Море и остров
Глава 27 Игра с огнем
Глава 28 Клетка
Глава 29 Сила и слабость
Глава 30 На равных
Прикрепления: 7290712.gif (1.8 Kb)



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:07 | Сообщение # 2
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 1. Выбор Ридда

Лес Вэстен, Дремлющий лес, сладко дышал весной и ожиданием чуда. Яркий, прозрачно-алый рассвет положил начало новому дню, зажег искорку в каждой дрожавшей от утренней прохлады росинке на юной траве и распахнул сияющие, чистые небеса; навстречу им с радостью распахнулись окна, впуская в дома утреннюю свежесть. Шелестели на весеннем ветру ветви дубов и вязов, птицы захлебывались песнями, а люди, живущие в Вэстенском лесу, поминали добрым словом его хозяев, Лесных Духов. Жители Вэстена мало что знали о своих незримых покровителях; два селения было в Дремлющем лесу, и их обитатели никогда не враждовали друг с другом. Стоило появиться хотя бы тени вражды, как переставали плодоносить ягодники, куда-то исчезали птицы и звери, так что охотой уже нельзя было прокормиться, затяжные ливни и жестокие студеные зимы обрушивались на обитателей леса. Лесные духи гневались, и так было до тех пор, пока те, кто пытались нарушить мир, не одумывались.
Здесь, в Дремлющем лесу, весна была самым прекрасным, самым долгожданным временем года. Она дарила людям Вэстена праздник Выбора, день, когда предназначенные друг другу находили друг друга.
В этот день ни одного хмурого лица не было в Хиоре и Дамаре, двух селениях Вэстена.… А впрочем, было одно, да и то человек, отказавшийся разделить всеобщее веселье, сам не знал, что его грызет. Ридд, юноша лет двадцати, не примечательный ни внешностью, ни характером, сидел на пороге своего дома, то и дело поглядывая на ясное чистое небо, и вздыхал. Вокруг сновали разодетые веселые девушки, спешащие украсить праздничные деревья цветными лентами, колокольчиками и бумажными цветами, друзья и приятели приветствовали Ридда и звали его с собой – поучаствовать в веселых играх, но он упрямо отказывался. Наконец Ладер, один из его друзей, присел рядом с ним на порог.
- Да что с тобой, Ридд? Я не помню случая, чтобы ты отказывался от игры-охоты… Ты, часом, не влюбился?
Ридд снова вздохнул. Игра-охота была его любимым развлечением; один человек представлял в ней «дичь», а остальные были «охотниками», которые пытались выследить его в лесу. А он в свою очередь устраивал им ловушки, с помощью разных уловок отнимая у «охотников» символические луки-тростинки и детские свистульки, в игре гордо именуемые «охотничьими рогами»
- Нет, я не влюблен, - ответил юноша и неуверенно добавил, - кажется. И все равно жду Выбора…
- Вот оно что! – улыбнулся Ладер. - Ты решил, наконец, пойти в Лес, чтобы узнать, кто предназначен тебе? А может, быть ты уже можешь назвать имя той, которая не знает имени, дороже твоего?
- Нет, не могу. В Вэстене много красивых девушек. – Рид невольно засмотрелся на одну из них, пробегавшую мимо. Рыжеволосая красавица подмигнула ему и бросила ленточку с колокольчиком. Ридд поймал ее и теперь мял в пальцах, не зная, что делать с подарком.
- Например, Эддолин? – засмеялся Ладер, - послушай моего совета, забудь о ней! Красота ее как солнце, но Эддолин любит Нирайна, а он – ее, и все знают об этом. Если они и пойдут на Выбор в этом году, то Лесные Духи признают их любовь, ты же понимаешь.
- Понимаю. Я не люблю Эддолин… Но так ли верен выбор, который делают за нас Духи?
- Никто не заставляет тебя идти в лес и предоставлять право Выбора Духам, - заметил Ладер, - это просто обычай. А если ты уверен в себе и своем сердце, если есть другое, которое бьется в такт с твоим – чего еще тебе нужно?
Ридд не спешил отвечать, и друг посоветовал ему пойти прогуляться и покинул его – он не собирался попускать игру-охоту из-за меланхолии Ридда.
Юноша все так же сидел на пороге, теребя синюю ленту с колокольчиком, когда по улице, окруженная стайкой подруг, прошла прекрасная Эддолин, чье имя означало «подобная солнцу». И вправду, она была ослепительно прекрасна – тонкие нежные черты лица, золотистые волосы, в нарочном беспорядке рассыпанные по плечам и голос, от которого в зависти умолкали птицы; маленькие ножки в шелковых туфлях скользили по траве, едва касаясь ее. Легкая, изящная, она жила, играя на солнце каждой минутой своей жизни, смех ее звучал, как музыка и никто никогда не видел, чтобы прекрасная Эддолин плакала. Проходя мимо Ридда, она остановилась и кивнула ему.
- Пусть светел будет твой день, Ридд - равный, - сказала она; имя юноши и вправду означало «равный»
- Приветствую и тебя, Эддолин-солнцеподоная, - ответил он серьезно, словно не понимая, что она играет с ним.
- Не решил ли ты, наконец, отправиться в Лес за своим Выбором? – лукаво улыбнувшись, продолжала Эддолин. – Я пойду туда завтра на Рассвете, и если они выберут тебя мне в спутники, не стану отказываться.
Ридд с трудом сдержал удивленный вздох. Были ли и эти слова девушки игрой или и вправду она согласилась бы стать его суженой?
- Пусть будет как угодно Духам, – ответил он так же серьезно.
- И пусть рассвет принесет счастье нам обоим, - отозвалась девушка и продолжила свой путь.
Ридд посидел еще немного на пороге и, поняв, что глаза его устали от ярких красок дня, вошел в дом.
Мама сидела за столом и, оставив в стороне шитье, тихонько напевала над зеркальцем, словно загадывала желание. Ридд невольно улыбнулся; мама верила в волшебство зеркал, их способность показать, например, будет ли счастлив ее сын и найдет ли он свою любовь.
- Ты снова грустишь, мой мальчик? – спросила она.
- И да, и нет, мама. Я просто не знаю, чего я хочу… В голове бродят мысли одна тяжелее другой, а тело легкое и, кажется, я могу оттолкнуться от земли и взлететь. Я хотел пойти завтра на Выбор, но боюсь… что если Духи выберут для меня кого-то, кого я не смогу полюбить? Ни одна девушка не нравится мне так, как Эддолин – но она и неприятна мне. Что за странная тайна?
- Никакой тайны нет, сыночек. Просто ты не любишь Эддолин, а она не любит тебя. Любовь… иногда она может прийти в один миг. А иногда для этого нужны годы.
- Годы?.. Но это так долго! – Ридд посмотрел на помятую синюю ленту в своей руке и со вздохом спрятал в карман.
- Когда я оставила свой браслет на ветке березы, я не знала, кто найдет его, - улыбнулась мама, - твой отец принес к моим ногам свою любовь, и я полюбила его – не за красоту облика, а за доброе сердце.
- Но красота значит очень много, - не согласился Ридд, - разве можно полюбить Болотную Деву*?
Мать серьезно глядела на сына.
- Красота не главное, Ридд. Говорят, когда-то Болотная Дева была красавицей. Но одиночество сделало ее безобразной. И нет некрасоты там, куда смотришь глазами любви.
Ридд промолчал. Завтра утром он пойдет в Вещую Чащу и найдет там знак, оставленный одной из многих девушек, какую-нибудь ее вещицу, ленту или вышитый платок или заколку. Хозяйка знака, признав свою вещь, подойдет к нему и назовет ему свое имя, а Ридд назовет ей свое. Это и будет Выбор, та судьба, что предназначена ей и ему. И оба могут отказаться от Выбора… правда, если девушка сделает это, оба они смогут попытаться на следующий год. А если откажется юноша, то ему предстоит уйти из леса. Таков был обычай – если Духи указывали не на ту, которой ждало сердце, это значило лишь, что ее нет в Вэстене и нужно искать суженую за пределами леса.

Вечером Ридд все же присоединился к всеобщему празднику, надеясь хоть немного рассеять свою тоску, но напрасно. На одной из полян танцевали танец Перемен – ритм его мгновенно менялся, становясь то медленным, то скорым и нужно было успевать подстроиться под него, а те, кто не успевали, выбывали из танцевальной игры... Музыканты старались, чтобы было весело всем, звучание свирели, звон струн, визг пищалок и рокот барабанов ткали полотно танца, по которому быстрее иглы искусной вышивальщицы скользили танцующие пары. Их становилось все меньше, пока, наконец, не остались только Эддолин и Нирайн. Ридд смотрел на легкие движения танцевавших, и видел – эти двое предназначены друг для друга… Хотелось улыбнуться, но грустной улыбкой человека, который все еще не нашел своего счастья и не знает где искать его.
Сумерки завоевывали мир без боя. Потускнели яркие ленты на деревьях, на калитках и заборах домов, да и люди, изрядно уставшие за день от веселья и танцев, предпочитали теперь слушать сказителей и певцов у вечерних костров, и легенды о чести и смелости, верности и непокое были как нельзя к месту в этот час.
Почти бесцельно Ридд брел по селению, знакомые и незнакомые люди улыбались ему, и он улыбался, в ответ, не чувствуя радости. Случайная тропинка завела его в чащу, темную прохладную чащу, и трава под ногами было так мягка, что даже кожаная обувь не мешала чувствовать это. Желание сбросить башмаки пришло неожиданно и Ридд покорился – и каким наслаждением оказалось идти босыми ступнями по теплой, еще хранящей след солнца траве!
Светила полная луна и темноты, настоящей темноты, в которой не увидеть даже собственных рук, поднесенных к лицу, не было. Все вокруг дышало покоем, тихой неприметной радостью и жизнью, такой, которая всегда - тайна. И это так подействовало на Ридда, что когда тропинка привела его к лесному озеру, печали в его сердце не было и помине.
Склонившись над темной, мерцающей и словно светящейся изнутри водой, он увидел свое отражение – правильный овал не отмеченного особенной красотой лица, темные, немного растрепанные волосы, блеск в глазах... «Я не очень красив, - признал он с легкостью. - А вдруг девушка, выбранная для меня Духами, будет настоящей красавицей, рядом с которой я буду казаться уродом?» Он бросил камешек в воду, и отражение заколыхалось, меняя форму. Друзья нередко подтрунивали над его именем, но сам Ридд никогда не смеялся. «Смеясь над собой, человек познает себя» – он знал это, но знал так же, что существует еще тысяча вещей, через которые человек может познать себя. Например, через путешествие, странствие…
«Никто не сказал мне, что мой Выбор будет неудачным, и мне придется уходить из Вэстена, - сказал он себе и постарался улыбнуться. - А может, я просто хочу этого?» Он задумался и решил – это правда. Жители Леса нечасто покидали его, и дальше Дуана, города-порта, уходили редко. Дуан основали завоеватели, когда-то приплывшие по реке в поисках новых земель; Дремлющий Лес и его жителей защитили Лесные духи. С тех пор прошло много времени, и завоеватели превратились в купцов, которые успешно торговали с лесными жителями, забыв о том, как когда-то хотели завоевать их. В Хиоре, селении западной части Леса, ткали чудесные ковры и умели окрашивать ткани с необычайной яркостью, которая сохранялась надолго, а деревянная резьба, ткани и музыкальные инструменты, сделанные умельцами восточного селения, Даммара, ценились еще выше.
В последний раз глянув на свое отражение, и оставшись довольным им – ничего особенного, так ведь и ничего отталкивающего! – Ридд вернулся домой, чтобы отдать дань усталости тела и духа и жажде сна, которая заставляла его широко и громко зевать.

Проснулся он как раз вовремя – через час после рассвета, когда девушки, решившиеся на Выбор, заканчивали разносить по священной Вещей Чаще свои знаки. Стараясь не разбудить маму, он вышел из дома и с радостью вдохнул утреннюю свежесть. Утро пахло цветами и росой. Ридд поднялся по длинной лестнице на одну из деревянных башен, возвышавшихся над кронами деревьев, и полюбовался тем, как поднимается алое солнце, как наливается жизнью и светом темный звенящий птичьими голосами лес. Когда-то башни служили для наблюдения за передвижениями врагов и предупреждения о нападениях, а теперь они принадлежали тем, кто любил наблюдать закаты-рассветы, или просто мечтать в одиночестве. Взгляд Ридда дотянулся до неблизкого моря, сверкавшего подобно драгоценности, и юноша улыбнулся. Жизнь была прекрасна…
Спустившись с башни, он отыскал тропинку в Вещую Чащу, и, не беспокоясь больше ни о чем, пошел по ней вглубь Леса. Ридд был неплохим охотником, он и сейчас легко читал следы людей, прошедших тут до него, но это только отвлекало от главного – ступив в пределы Чащи, он должен был искать знак, оставленный для него той, что суждена ему. Настроение было удивительное; ни следа вчерашней меланхолии и легкое волнительное нетерпение – где он, знак его суженой, каким он будет, каким будет она?
Долго искать не пришлось. Что-то сверкнуло в зеленой траве под рябиной, привлекая его внимание, что-то яркое, как оброненное зеркальце, поймавшее солнечный луч. Ридд подошел и, наклонившись, поднял с земли серебряную чашу с полированными гранями; тонкую ножку ее обвивал кожаный шнурок с медальоном из серо-голубого «облачного камня». Выбор был сделан; Ридд должен был, покинув Чащу, выйти к Чистому роднику, у которого ждали девушки.
Волнение ожидания сменила надежда. Не замечая того, он шел все быстрее и быстрее, желая поскорей увидеть хозяйку знака-чаши. До полудня все, кто выбирал, должны вернуться обратно, даже те, кто так и не нашел знака. Это случалось редко, но все же случалось, и никогда – чтобы кто-то отыскал два знака. Ридд не слышал «полуденного рога», сигнала о возвращении, а значит, время еще было, но он не хотел медлить.
Поляна Чистого родника была круглой, в ровном кольце деревьев. Родник с прохладной водой, собиравшейся в выложенной камешками чаше, журчал и искрился на солнце, и ручей, рождавшийся от родника, убегал в лес, огибая большой белый камень. На краю поляны Ридд остановился, утишая разволновавшееся сердце. Один за другим из леса выходили юноши и мужчины, которые несли найденные ими знаки; ждавшие у родника девушки признавали свои ленты, браслеты или шарфы и шли навстречу своей судьбе. Лица встретившихся сияли счастьем, иногда удивлением, но никто не хмурился, не был печальным.
Ридд увидел Эддолин. Она взволнованно теребила рукав накидки, обрывая с него бусины, вплетенные в вышивку, пока на поляну с другой стороны не вышел Нирайн, на руке которого был повязан яркий шарф. Эддолин бросилась к нему, кажется, не заметив, что брошенная накидка осталась лежать на земле. Нирайн обнял ладонями ее прекрасное, взволнованное лицо, обнял, и вдвоем они покинули поляну.
Ридд, наконец, решился и вышел из-за деревьев. На той стороне поляны осталось только две девушки. Он подошел к ним, но ни одна не признала в чаше своего знака, и не шагнула к нему. Юноша растерялся. Что это, чья-то шутка? Или он не понравился хозяйке чаши и она не хочет признавать его своим избранником? В тот миг, когда он готов был обраться с вопросом к одной из девушек, из-за деревьев, из тени, в которой так хорошо скрывалась, вышла еще одна. Вышла и кивнула ему, признавая чашу своим знаком, а его – своим избранником.
- Ридд, мое имя Люта, - сказала она
Ридд не знал, что ей сказать, с той минуты, как понял, почему она скрывалась в тени. Люта было стройна как рябинка, и голос ее был приятен, но лицо! Толстые, покрытые бурыми пятнами щеки и тупой – сплошной ямочкой, подбородок, слишком густые брови, маленький острый нос и высокий покатый лоб – и ничем не могли помочь красивые, карие глаза - единственное сокровище на этом уродливом лице. Все его черты были настолько отталкивающими, что Ридд не смог долго смотреть на Люту и опустил глаза. «И такая… и она тоже осмелилась пойти на Выбор? – с неприятным, скребущим чувством подумал Ридд, - и что мне теперь делать?»
- Ничего, - сказала Люта, отступая в тень, - ты прав, мне не нужно было идти на Выбор.
- Ты слышишь мысли? – понял он – и это понимание покоробило его еще больше.
- Иногда. Прости меня, Ридд. Я отказываюсь от Выбора, ты свободен.
Юноша стиснул в пальцах ножку чаши-знака.
- Но почему? Почему ты отказываешься?
- Потому что так правильно. Потому что не хочу, чтобы тебе пришлось уйти из Вэстена, когда ты от меня откажешься.
- Я не говорил, откажусь, - это был не его голос, злой и горький, да и слова тоже были не его. Но произнес их именно он, Ридд. – На надо меня жалеть!
Люта вздрогнула, словно он ударил ее, и вышла на свет, давая ему рассмотреть свое некрасивое бледное лицо.
- Это не жалость, Ридд.
Он невольно отступил перед той силой, что прозвучала в ее словах - перед ее отчаянием и перед чем-то, что ударило его в самое сердце – перед тем, что он, не зная почему, должен был обязательно побороть сейчас. Победить… Люта не оставила ему выбора, кроме одного – принять ее отказ и забыть о ней навсегда. Но он должен был поступить по-своему!
- Идем, - сказал он, чувствуя, как закипает в нем злое упрямство, - идем к Камню.
Он не подал ей руки, оскорбленный жалостью и тем подарком, который она хотела ему сделать. Да и на что ей его рука, если идти было – лишь десять шагов? Гнев и горечь мешались в сердце Ридда. Как глупо, как нелепо полагаться на Выбор Лесных Духов! С их одобрением или без него, люди выбирают друг друга, открывают друг другу сердца, создают семью. И никто не вправе решать за них!
Люта прошла эти десять шагов молча, и остановилась, как и он, перед Камнем, который омывала вода из родника. Камень был по колено взрослому человеку, с трещиной на гладком боку. Ридд оглянулся; кроме них на поляне больше никого не было.
- Как ты узнала мое имя? – спросил он у Люты. – На мне, кажется, не написано, как меня зовут.
- Твое имя записано в моем сердце, - сказала она, не поднимая головы.
- В сердце? – он не сразу догадался, что это значит, а когда догадался, снова был неприятно удивлен, - ты любишь меня? Так поэтому Духи ошиблись, выбрав нас друг для друга?
Он не понял, а, скорее, почувствовал, что этими словами страшно ранил ее. Но Люта ничем не выдала себя. Только шагнула к Камню и, положив ладонь на его поверхность, сказала:
- Я отказываюсь от Выбора и от человека, которого вы дали мне в спутники, Хозяева Леса. Ридд, ты свободен.
Ее голос был тихим, но полным решимости.
Ридд протянул ей обратно ее знак; девушка взяла чашу, но, развязав кожаный шнурок с медальоном, попыталась вложить его в руку Рида:
- Оставь себе Д’архин, это просто подарок.
- Я не хочу никаких подарков! – резко ответил он.
- Понимаю… Но, пожалуйста, прими его.
Юноша решил согласиться – в конце концов, не все ли равно? – и, взяв из руки Люты нагревшийся в ее ладони медальон, спрятал его в карман. А потом положил руку на гладкую поверхность Камня и произнес так, словно эти слова ровно ничего не значили для него:
- Я отказываюсь от Выбора, и оставляю за собой право уйти из Вэстена на поиски своей любви и судьбы.
- Зачем? – тихо вскрикнула Люта, - ведь ты и так свободен!..
- Подарок из жалости, - злость и что-то еще, холодное и обжигающее, обжегшее даже его, говорившего, прорвалось в его голосе, - мне не нужна жалость в подарок. Я не настолько слаб, чтобы принять ее!
Он думал – вот сейчас она заплачет и убежит прочь и все, наконец, закончится, но ошибся.
- Ты горд, - сказала она еще тише, - гордость холодна, и слепа и она – не всегда сила…
- Хватит, - остановил ее Ридд, уже без злости, - завтра утром я уйду из леса.
Она долго, пристально смотрела на него, прежде чем осмелилась спросить:
- Ты разрешишь мне проводить тебя?
- Зачем? – он насмешливо прищурился, - ты хочешь пойти со мной?
Она промолчала в ответ на насмешку, и юноша почувствовал себя мерзко – словно дразнил беспомощного ребенка или калеку…
- Хорошо. Если хочешь, можешь пойти за мной до границы леса, - он нарочно сказал «за мной» а не «со мной» и она поняла и больше не заговаривала об этом.
Не глядя друг на друга, они прошли через весь лес, и вышли к селению, где и разошлись в разные стороны. И стоило Ридду облегченно вздохнуть, избавившись от обузы, как он обзавелся новой – необходимостью объяснять встретившимся друзьям, почему он, возвращаясь домой, не ведет с собой свою суженую. К счастью долго объяснять не пришлось; как только первое слово было сказано Риддом, шумная ватага во главе с Ладером затихла, прекратились дружеские похлопывания по плечу и улыбки.
- Да-а, не повезло, - заметил беспечный веснушчатый Шерру, - однако ты, друг, сделал глупость! Не нужно было отказываться, раз девчонка первой отказалась от тебя! На будущий год ты смог бы выбрать снова…
- Ничего ты не понимаешь, рыжий! – вступился за Ридда Мейо, коренастый полный паренек, всегда старавшийся сгладить чужую неловкость и превратить ссору в шутку, - в далеких странах живут такие красавицы, что по сравнению с ними Эддолин покажется увядшей лилией, да простят мне Лесные Духи эти слова!
- Однако наши Духи – большие шутники! – не угомонился Шерру, - дать человеку в спутницы Болотную Деву…
- Посмотрим, кто достанется тебе на будущую весну! – оборвал нахала Ладер.
- Друзья, не ссорьтесь из-за меня! Завтра на рассвете я уйду… и докажу нашим лесным «богам», как сильно они ошиблись, выбрав для меня Люту!
Он думал – друзья тотчас поддержат его, но ошибся. Ладер смотрел на него как на сделавшего взрослую глупость мальчишку, Шерру нехорошо усмехался, остальные… остальные просто пожали плечами и поспешили оставить Ридда наедине с его гордостью и решением, которое он принял руководствуясь ею.
Он остался один – и таким странным и горьким ему показалось это одиночество, что Ридд едва не решился вернуться в лес и дерзко выкрикнуть в лицо Лесным Духам вопрос – зачем они так поступили с ним? Но Духи, он знал, никогда напрямую не отвечают людям, только посылают иногда сны-видения. И все же во всей жизни жителей Вэстена, во всем, что происходило с ними, чувствовалась их воля, их незримое присутствие, ненавязчивое, осторожное, разумное… Именно сейчас, разочарованный и злой, Ридд готов был поверить в то, что никаких Духов не существует, что проявление их воли на самом деле – цепочка случайностей, которую люди объясняют присутствием незримых богов… О да, людям часто нужна помощь в принятии трудных решений, мудрый совет небожителей – и люди быстро привыкают к тому, что им есть с кем советоваться и у кого просить помощи. Но чего только стоил один это весенний Выбор со всей его несуразностью и глупостью!
Мама ждала возвращения сына, сидя на пороге с вязанием. Едва увидев его, шагающего стремительным шагом по улице, она оставила свое занятие и поднялась навстречу.
- Что случилось, сынок? – по его потемневшему лицу и лихорадочно горящим глазам, она поняла неладное, и теперь напряженно ждала ответа.
- Ничего, мама, - сказал он, и, обняв ее, вошел в дом. Как бы он ни злился на весь мир – мама была ни чем не виновата. И, сев к камина, он рассказал ей обо всем, неторопливо, с трудом подбирая такие слова, чтобы она поняла, почему он сделал то, что сделал.
Но мама, тот единственный человек, который всегда понимал Ридда лучше, чем он сам, покачала головой.
- Что же ты сделал, сынок… Гордость сделала тебя одиноким, а одиночество сделает слабым…
- И ты тоже мама? – с невольной обидой воскликнул он, - почему все говорят мне о моей гордости так, словно это преступление? Что я должен был сделать? Согласиться на Выбор Духов? Не могу же я полюбить такую… такое… - он увидел печаль в глазах матери и замолчал.
- Ты никогда не был жестоким, сын. Что же сейчас делает тебя жестоким?
- Разве я жесток, мама? Люта отказалась от меня, я от нее, но я даже разрешил ей проводить меня и принял ее подарок. В конце концов, я мужчина, никто не может заставить меня…
- Ты еще не мужчина, раз говоришь такие речи, сын, - вздохнула мать, - что же Люта подарила тебе?
Ридд сунул руку в карман и достал медальон на шнурке.
- Она называла его Д’архин.
Мама осторожно взяла безделушку из рук сына, подержала в ладонях и вернула ему.
- Береги его как свою жизнь, - сказала она с неожиданным волнением, и Ридд удивился – что могло так взволновать ее, - это очень ценный подарок.
- Ценный? Вряд ли… - юноша зачем-то посмотрел на свет сквозь полупрозрачный камень Д’архина и снова убрал его в карман. – Как я устал от всех этих тайн, от того, что кто-то решает за меня, как мне жить… и от того, что мне кажется - я все время делаю что-то не то.
- Хорошо, что ты сам подумал об этом… Я бы никогда не отпустила тебя, но я знаю, что ты вернешься, - мама улыбнулась так светло и тихо, словно он был ребенком и она рассказывала ему сказку в бурную, грозовую ночь, чтобы успокоить его, сказку о его жизни, о том, как он будет жить долго и счастливо, - и вернешься другим.
- Другим? – он беспечно пожал плечами, - может, и нет. Гури уходил – и вернулся таким же неугомонным весельчаком как был.
- Гури ушел недалеко – свою судьбу он нашел в ближайшем городе. Дорога меняет всякого... ты можешь забыть меня в дороге…
- Только не тебя, мама! – с жаром воскликнул он, - ты любишь меня с такой силой, что и за тысячи морей от Вэстена я буду чувствовать твою любовь!
Он ласково обнял ее, нежную, хрупкую – и поднявшую на своих плечах трех дочерей и одного сына - и отпустил.
В этот день Ридд больше не вышел из дома – незачем было еще куда-то идти, и он собирался в дорогу, которая начнется завтра. Мама помогала ему; они проговорили допоздна, а когда юноша лег спать, мать еще долго сидела у его постели, тихонько вздыхая и смахивая набегающие слезы.

Утро нового дня оказалось хмурым. Моросил дождь и было не по-летнему холодно. Ридд быстро позавтракал, застегнул на плече дорожный плащ и взял котомку, в которой были сложены кое-какие припасы, фляга с водой, кремни, чистая рубашка, положенная матерью, одеяло и немного денег. Из оружия он взял с собой длинный кинжал да лук со стрелами, чтобы охотиться по дороге и добывать пропитание, когда кончатся запасы.
Прощание вышло совсем коротким – мама поцеловала его в лоб и мягко оттолкнула от себя – навстречу дорогам и далям. Ридд, переступил порог и не оглядываясь, пошел по улице, приветствуя взмахом руки друзей и знакомых.
Улица скоро превратилась в тропинку, вьющуюся беспокойной змеей среди деревьев. Ветерок шевелил листву, трава похрустывала под ногами подобно первому снегу. Люта так и не пришла проводить его – и он радовался своей свободе, пока не услышал слабый шорох за спиной. Оглянувшись, он никого не увидел, но решил проверить догадку. Еще раз сбившись с ровного шага, он снова услышал шорох и понял – кто-то следует за ним шаг в шаг, чтобы Ридд не слушал звука его шагов.
Остановившись посреди дороги, он вызывающе сказал в тишину:
- Ты так и будешь скользить за мной безмолвной тенью?
Она вышла из-за дерева и остановилась в десяти шагах от него, кажется, еще более некрасивая, чем вчера, и Ридд вдруг почувствовал себя неловко, словно был чем-то обязан Люте, и только сейчас узнал об этом.
- Ты разрешил мне проводить тебя, - сказала она.
- Проводить, а не преследовать, как охотник преследует дичь! – отчего-то сразу разозлился он.
- Мне казалось, что ты не хочешь видеть меня.
- Конечно, нет! – он увидел, как она вздрогнула, и разозлился еще больше – неужели она надеялась на что-то? – но я обещал и сдержу слово. Идем.
- Нет! – резко ответила она, - уходи.
Он только раз взглянул на нее и, пожав плечами, продолжил свой путь.
__________________________________________________________
* Болотная Дева – сказочная обитательница топей, ужасно уродливая.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:17 | Сообщение # 3
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 2. Выбор Люты

Люта проводила его взглядом и только когда он исчез из виду, опустилась на траву и тихо заплакала, пряча лицо в ладонях. Она и в самом деле надеялась – на одно лишь доброе слово, на взгляд, в котором не будет отвращения, на какую-то мимолетную милость… Но по крайней мере Ридд не стал лгать и притворяться, пусть и не был добр к ней.
Слезы были слишком горьки и горячи, они быстро иссякли. Наверное, Люта могла бы привыкнуть к тому, что на нее поглядывают с насмешкой, с жалостью, с любопытством; у нее были и друзья и подруги, была семья – мама, отец и братья, которые любили ее, и все равно она чувствовала себя одинокой. Хуже одиночества было видеть себя чужими глазами и понимать, что все эти чужие и знакомые думают о ней.
Но она полюбила и поверила хрупкой надежде... Люта привыкла к тому, как выглядит, и другие могут привыкнуть… и даже Ридд, занявший место в ее сердце. Позволив себе думать так, она осмелилась даже пойти на Выбор. Лесные Духи выбрали друг для друга ее и Ридда – и на один миг это наполнило счастьем ее сердце. Но когда Ридд посмотрел в ее лицо, там, на поляне, она поняла, что он видит в ней только ее некрасоту и ничего больше. И всегда будет видеть лишь это.
Поверив надежде, она потеряла все. Так часто случается – надежда обещает большее, и забирает последнее. «Может быть, уйти из леса вслед за Риддом? Может, где-то есть люди, которые не станут показывать на меня пальцами?» Девушке нужна была помощь, и ей нужен был совет. Люта вытерла мокрое лицо, положила ладонь на ствол ясеня, у корней которого сидела, без слов обратилась к Лесным Духам, прося откликнуться, отозваться… Мягкая, но настойчивая сила заставила ее подняться на ноги и углубиться в лес. Девушка чувствовала невольное волнение – никогда еще Духи не отвечали ей так явно. Каждая травинка на ее пути, каждый листок на дереве были частью одного узора, слагавшейся из крошечных кусочков мозаики, которая стала ответом ей, Люте. Девушка вслушивалась и вглядывалась, стараясь увидеть картину целиком, но это никак не удавалось ей. Тропинки то возникали, то исчезали под ее ногами, ведя куда-то – и привели к белому Камню на поляне Чистого родника. Возле этого Камня вся печаль, на время переложенная на плечи Лесных Духов, снова навалилась на нее.
- Зачем? – тихо спросила Люта, оглядываясь, - зачем вы привели меня сюда?
Чаща молчала, ненастный день хмурил застланное серыми тучами небо и Люта почувствовала себя брошенной, покинутой той силой что так настойчиво завлекала ее сюда. Не было больше знаков, не слагалась из разрозненных кусочков прекрасная мозаика жизни, и только Камень, белый Камень с трещиной на боку неустанно притягивал взгляд… и руки. Повинуясь зову – единственному, что звучал в ней в этот час, она положила ладони на поверхность Камня, теплую не от солнца, давно ушедшего за тучи, а от какого-то внутреннего тепла, подобного человеческому. В прошлый раз, когда Люта, отказываясь от Рида, коснулась камня, она не заметила тепла.
Чувствовать жизнь в неживом было странно – и приятно. Люта умела слушать – не только людей, но мир, лес, саму жизнь. Люди не были слишком добры к ней, но природа – была и добра и щедра. С нею наедине к добру было даже одиночество, которое учило быть чуткой, замечать мелочи, и понимать, что мелочей не бывает… Поэтому она и сейчас не удивилась, обнаружив жизнь в Камне и поняв что ей предлагают помощь.
- Если только это возможно… дайте мне другое лицо, - попросила она. – А если нет- я прошу о милосердии.
Она и сама не знала, к кому обращалась – к ожившему Камню, к Лесным Духам, и почему попросила о милосердии.
Внезапная тишина опустилась на чащу – замолкли птицы, стих шелест листвы и тысячи тысяч звуков, создававшие ощущение жизни, словно оборвались, канули в бездну. Дыхание замерло в груди девушки, ее глаза на миг перестали видеть свет – а потом звуки вернулись, такие неистовые, страстные, горячие… Люта не понимала, что происходит, отчего столько неистовой силы зазвучало вдруг в птичьем пении, столько торжества в шелесте листьев, в голосе ветра… Лесные Духи пообещали, что будут милосердны?
Опустив взгляд на потеплевший камень, она увидела хрустально-прозрачные капли, скатывавшиеся одна за другой из темной трещины. И тут же, на траве, лежала серебряная чаша, та самая, которую Ридд вернул Люте. Девушка взяла ее в руки и подставила, с горькой бережливостью собирая росу или слезы камня – ее дар, милосердие, чем бы оно не оказалось. Когда они иссякли, мягкий и гулкий голос произнес:
- Доверься... – и потом, – поверь. – И стих.
- Спасибо, - прошептала она, сжимая в ладонях серебряную чашу, наполовину полную, наполовину пустую, - я верю.
Слезы камня оказались холодны и жгучи; они сжигали и память и печаль. Но Люта выпила все, до капли. Милосердие может быть и таким – небытие. Девушка ощутила себя всем и ничем; песчинкой и целым миром, каплей мимолетного дождя и всеми дождями на свете, тишиной леса и грохотом горного обвала. Заметила ли она, как перестала помнить себя? Заметила ли, как прилегла на траву и, закрыв глаза, погрузилась в бесконечность изменений, которые никогда не повторялись? Мягкий белый туман сомкнулся над Лютой, укрывая ее от чужих глаз с материнской нежностью и любовью.

Луч заката, пробившийся сквозь густую листву, скользнул по лицу Люты и разбудил ее. Едва осознав себя, она почувствовала что-то странное; тело плохо слушалось ее, точно чужое и на лице словно была надета тонкая маска. Глаза тревожно искали что-то, пока не наткнулись на чашу… полурасплавленная от жгучих капель, собранных с Камня, она лежала совсем рядом. Люта протянула руку, с трудом заставив мышцы повиноваться, взяла чашу, поднесла к самому лицу, разглядывая со всех сторон. Внутренняя поверхность чаши стала зеркалом, гладким и ясным, отразившим лицо Люты. Но это было не то, что она привыкла видеть; простое, ничем не примечательное лицо с правильными чертами – ни один взгляд надолго не остановится на таком, но никому не придет в голову показывать пальцем на его обладателя… Девушка вглядывалась, еще не веря - из зеркала чаши на нее смотрел мальчишка с открытым взглядом карих глаз, с вызывающе приподнятым подбородком, и маленькой, едва заметной складкой печали между бровей. Да, ее новое лицо было лицом мальчишки, но не чужим, нет. Чем дольше она смотрела, тем больше узнавала себя прежнюю…
Девушка поднялась на ноги, машинально поправляя платье… хотела поправить – ткань расползалась под пальцами, распадалась на кусочки с сухим шелестом, подобным шелесту песка в песочных часах. И только теперь Люта увидела, что ей дан еще один выбор – на траве лежало простое платье и женская накидка, а рядом с ними - мальчишеский наряд, рубашка с курткой, брюки и плащ охотника.
Люта, не раздумывая, переоделась в мужское платье.
- Спасибо, - сказала она, зная или догадываясь, что Лесные Хозяева одобрят любой ее выбор, - но сколько у меня времени? Как долго я буду такой?
От этого зависело многое – может ли она сделать то, о чем подумала сразу же, как только увидела в зеркале расплавленной чаши свое изменившееся лицо, и стоит ли делать это.
«Твое желание, - не услышала, а скорее ощутила, как незримый ток древесной крови под корой дерева, или как давление ливня, бьющегося в окна. – Будешь, пока хочешь»
- Спасибо, - повторила она и только сейчас заметила, что голос ее звучит иначе. Поправив на талии пояс с прицепленным к нему деревянным рогом, она поняла, на что решилась. Пойти за Риддом – и, может быть, если он не откажется от компании – вместе с ним. Перевязав длинные, чуть ниже плеч волосы кожаным шнуром – в Вэстене многие юноши носили так – она еще раз взглянула на себя в зеркало чаши и убедилась – никто не признает в хрупком женственном юноше, в которого она превратилась, прежнюю Люту. Начинало смеркаться; положив чашу в дорожную суму, прилагавшуюся к юношескому костюму – еще один подарок Хозяев ЛЕСА, - она отправилась догонять Ридда, опередившего ее больше чем на полдня.
Как не спешила девушка, но темнота опустилась на землю раньше; яркой звездочкой блеснул впереди огонь костра – Люта приблизилась и увидела у огня Ридда. Поужинав, он завернулся в плащ, и прилег соснуть. Девушка не посмела подходить к нему сейчас и последовала его примеру – устроилась на ночлег в удобной ложбинке между корней, не страшась ночной прохлады и хищников – рядом с огнем ей нечего было опасаться.
Проснулась она раньше Ридда, и немного удивилась: охотник, ночевавший в лесу, должен просыпаться на рассвете или еще раньше. Люта успела позавтракать обнаруженными суме хлебом и сыром, а он все еще спал, точно решил выспаться на сто лет вперед. Солнце медленно всходило из-за горизонта.
Девушка решила подождать и стала осматривать то, что у нее было с собой. Ничего необычного, и никакого оружия. Только один подарок духов – деревянный рог, удивил ее. Он был слишком легким и каким-то неправильным… Девушка вертела его в руках и никак не могла заставить себя отложить в сторону, но решилась испытать его. Ридд все еще спал; понимая, что он не будет очень довольным, если его внезапно разбудят, Люта тихо подула в рог и не услышала ни звука. Воздух проходил свободно, словно не встречал на своем пути никакого сопротивления. Девушка попыталась еще раз и дунула снова, теперь уже изо всей силы.
Резкий, раздирающий уши хрип пронесся над поляной, заставив умолкнуть гомонящих птиц, отразился эхом от каждого камешка, каждого дерева в лесу, и стих. Ридд вскочил на ноги, дико озираясь. Люта не успела бы спрятаться, даже если бы захотела – взгляд Ридда мгновенно отыскал виновника столь дикого пробуждения и полным сарказма голосом позвал ее:
- Подойди-ка поближе, мой друг. Надеюсь, у тебя больше нет таких сюрпризов для меня?
Люта подошла, давая рассмотреть себя и рассматривая Ридда. Немного помятый со сна, но решительный и насмешливый, он заставил ее улыбнуться.
- Веселишься? – спросил Ридд хмурясь, - тебя позабавила твоя шутка, малыш? Кто ты как тебя зовут?
- Лютен, - девушка немного промедлила с ответом. И Люта и Лютен были обычными именами в Вэстене, и она ничем не рисковала. Но Ридд нахмурился еще больше услышав ответ, - кто я… тот кто хочет пойти с тобой.
Она не собиралась так сразу и прямо говорить ему это, но вышло именно так. Девушка прицепила на пояс злосчастный рог и снова подняла глаза на Ридда.
- А ты и правда шутник, - заметил он со вздохом. - ладно иди, присядь к огню и раздели со мной разговор и завтрак, если хочешь.
Ничего большего он ней не предложил, но Лита и не ждала что он согласится на ее компанию в пути немедленно. Она приняла приглашение и подсела к огню; поворошив поленья, юноша добавил в костер последнюю ветку из тех запасов хвороста, что приготовил вчера и принялся за холодное мясо и хлеб, угостив и случайного знакомого.
- Интересно, - заметил Ридд чуть погодя, - у тебя нет с собой даже кинжала, только этот ужасный рог. Интересный способ охотиться.
- Я не охотник, - пожала плечами девушка. Имен сейчас она предложила бы Риду взять ее с собой если бы не получилось так что слова вырвались раньше, сами собой. Но был и другой способ напомнить ему о своей просьбе. Уже немного привыкшая к своему новому голосу, она решилась испытать его и негромко запела на мотив старой шутливой песенки:
- Твоя дорога нелегка
К неведомой земле
Случится - спрячут облака
Звезду в туманной мгле,
Нимало встретиться еще
Опасностей в пути…
А с одиночеством вдвоем
Поверь, трудней идти.
Доверься первому кто был
Тобою встречен вдруг
И ранним утром разбудил,
Исторгнув рога звук.
Пусть он не так силен как ты,
Но так же горд душой –
Мальчишка на твоем пути,
Возьми его с собой!
От помощи не откажись,
Чтоб не попасть в беду.
А нет – уйди, не оглянись,
Я за тобой пойду.
Для всех, кто молод, тесен лес
Невыносим уют,
Раз есть на свете сто чудес,
Что в дальних странах ждут.
Голос хорошо подчинялся ей, и девушка вздохнула с облегчением. Но рано.
- Вот, значит, как, - заметил Ридд уже без улыбки, - разве ты знаешь, куда я иду, что напрашиваешься ко мне в спутники?
- Кажется, ты и сам не знаешь, куда и идешь, так что же? На свете много мест, о которых в Вэстене рассказывают легенды, такие как долина Лэй-Меридан. Одно из них могло бы стать нашей целью…
- Нашей? – юноша рассердился, - мне не нужен спутник, за которым мне придется присматривать на каждом шагу!
- Откуда ты знаешь, что за мной придется присматривать, Ридд-равный?..
- Ну, хватит! Как бы ни звучало мое имя, ты мне не ровня!
Люта молчала, пристально глядя на него, и Ридд почувствовал себя мальчишкой, капризно вспылившим из-за пустяка.
- Послушай, - уже спокойнее сказал он, - я же не знаю тебя, а ты - меня. Как я могу взять тебя с собой? Если ты даже с кинжалом обращаться не умеешь…
- Я умею слушать, и долгая дорога не пугает меня. Путешествовать вдвоем легче, чем в одиночку.
- И все равно мой ответ – нет. Но можешь пройти со мной немного, может, я еще и передумаю… если ты и вправду окажешься хорошим спутником.
- Если твое «хорошим» значит, что мне придется чистить тебе одежду и охотиться, чтобы накормить тебя, то не надейся, - улыбнулась Люта.
- Надеюсь, твои родители знают, что ты отправился путешествовать, Лютен.
- Не знают, - не стала лгать девушка, - но и мои родители и мои братья отпустили бы меня, знай они, что я иду с тобой.
Эта явная лесть заставила Ридда улыбнуться.
- Ладно, – он махнул рукой, - Там поглядим. Какое место ты называл? Долину Лэй-Меридан? Это там живут эльфы?
- Точно. А может и драконы…
- Тогда мне, пожалуй, пригодится твой рог – его звучанием можно напугать даже дракона. Но сейчас держи его подальше от меня!
Девушка засмеялась.
Так, вдвоем, они вышли из леса и направились по дороге в Дуан, ближайший город на реке Асе, где можно было сесть на корабль – или продолжить путь пешком по берегу Асы или другой реки – Анер.
Они не дошли до Дуана совсем немного – темнота заставила их прервать путь и устроиться на ночлег в заброшенном маленьком домике с дырявой крышей. Все, что в нем было – пара лавок потемневшего дерева да очаг, в котором можно было развести огонь. И все же ночевать под крышей пусть, и дырявой, было все же лучше, чем под открытым небом в росистой траве.
Утром, когда Ридд отряхивал солому с одежды, он выронил из кармана медальон из облачного камня, подарок Люты. Подняв его с пола и покачав на ладони, юноша бросил медальон на лавку и отвернулся. Люта настороженно следила за ним, пока не поняла, что он не собирается забирать Д’архин с собой. И вправду, когда они позавтракали и готовы были идти, Ридд вскинул на плечо ремешок сумы, а на Д’архин даже не посмотрел.
- Ты хочешь оставить его здесь? – спросила она, старясь, чтобы голос не выдал ее.
- Можешь взять его, если желаешь, - по-своему понял ее Ридд, – хотя вряд ли он дорого стоит.
- Но ведь это Д’архин… он дарит тебе таланты и способности прежнего своего владельца. Таково его назначение, его волшебное свойство…
- Потрясающе, - фыркнул Ридд, - теперь я смогу чудесно шить или виртуозно готовить… Люта подарила мне его, хотя вряд ли ты знаешь Люту… и, наверное, она не подумала о том, что умения и таланты женщины не подходят мужчине.
- Только не смотри на всех свысока, а то увидишь не слишком много. - Девушка немного помолчала, - я знаю Люту, мы были соседями.
- И потому, что вы жили на одной улице, ты пытаешься убедить меня принять подарок? Один раз я уже согласился и, по-моему, теперь могу делать с этим Д’архином все, что пожелаю. Разве не так?
- Не так.
Ридд с изумлением посмотрел на посмевшего так резко возразить ему мальчишку.
- И что я, по-твоему, должен сделать с ним? – спросил он почти угрожающе, - повесит на шею и таскать, не снимая?
- Лучше всего, - спокойно ответила Люта, - это было бы вежливо по отношению к его прежней хозяйке.
Юноша долгих три минуты смотрел на нее, потом наклонился, взял с лавки медальон и повесил его на шею.
- Надеюсь, теперь ты от меня отстанешь, - полуутвердительно-полувопросительно сказал он, - и больше я не хочу об этом говорить.
Люта охотно кивнула, довольная тем, что добилась своего - Ридд спрятал медальон подальше, под одежду, но взял его с собой. Несколько часов пути они провели в полном молчании, а потом Ридд первым нарушил его, задав неожиданный вопрос:
- Ты хорошо знаешь Люту?
Девушка удивилась, не ожидая от Ридда интереса к себе, особенно после того, как ей едва удалось уговорить его не бросать ее подарок. Но он ждал ответа, и нужно было отвечать…
- Не очень. Наши дома стояли рядом, и, случалось, мы разговаривали с ней.
- О чем же вы говорили?
- О разных простых вещах… Как мы с тобой говорим. Правда она больше слушала, чем говорила. Для того, кто умеет слушать, и камни говорят - молчат лишь каменные сердца. У нее было не очень много друзей, она любила песни, и научилась песнетворению и у своего отца. Еще он могла слышать голоса молчаливого мира природы. Теперь ты тоже это можешь.
К ее удивлению Ридд выслушал все это, не перебивая, и именно удивление и заставило ее замолчать. А еще открытие – говорить о себе в третьем лице отказалось нелегко.
- Но теперь все это позади, - сказал Ридд спокойно, - а впереди – дорога, которая неизвестно когда закончится. А ты - ты тоже любишь песни?
Люта на мгновение оглянулась – Вэстен еще был виден, но уже не далек, - и невольно остановилась. Впереди ее ждала дорога, позади – родной дом, которого она никогда еще не покидала надолго…
- Далекий путь, опасный путь,
Покинут светлый дом.
За поворотом дали ждут,
И беды за углом.
Горит звезда во тьме ночной,
Без имени звезда…
О лес, прекрасный Вэстен мой,
Вернусь ли я сюда?
К какой неведомой земле
Прочь от родных земель
Нас снова тянет по весне
Желаний карусель?
Так жажда странная сильна,
Что, не спросив пути,
Спешим неведомо куда…
Прости, мой лес, прости!
Я позабыть могу себя
И имена времен,
Но не тебя, нет, не тебя,
Мой изумрудный сон!
Случайная, шальная грусть -
Как грань в моей судьбе.
Я ухожу, но я вернусь,
И я вернусь к тебе!
Песня получалось грустной – ведь это была песня расставания, и Ридд даже пытался подпеть ей, и совсем не удивился своему желанию попрощаться с Вэстеном песней, а когда не вышло, не долго сожалел об этом.
Город только казался близким – лишь в сумерках они вошли в Дуан, построенный когда-то приплывшими с запада дикарями, попытавшимися завоевать Вэстен, который незачем было завоевывать – в Дремлющем лесу для всех было место.
Первый же местный житель указал запоздалым путешественникам постоялый двор «Золотая крыша», на пороге которого их встретил низенький толстячок, сияющий как полная луна. Розовый передник сидел на нем не хуже, чем костюм охотника на Ридде.
- Гости из Вэстена! – радостно провозгласил он на вес зал гостиницы, в котором, несмотря на поздний час, сидело много народу, - давненько к нам не забредали лесные люди! Рад представиться - Нелл Вилли, хозяин сего заведения!
Он гордо обвел рукой все видимое пространство гостиницы, и тотчас предложил гостям горячий ужин. Гости не отказались. Забавный толстячок удалился, поглаживая рукой сияющую лысину, и через пять минут за столик, куда присели Ридд и Люта, принесли оленину в чесночном соусе, свежих хлеб, отварной картофель и салат. Выглядело все это восхитительно, а на вкус было еще лучше. И если бы большинство посетителей «Золотой крыши» не глазело на Ридда и Люту, они, пожалуй, заказали бы еще по порции оленины…
Ничего особенного в том, что в них узнали вэстенцев, не было; жители Дуана и одевались и разговаривали по-другому. Даже темпераментом скорые на слово и дело дуанцы отличались от людей леса - энергичные от природы, они не любили сидеть на одном месте и спешили повидать свет, едва выбравшись из пеленок. В Дуане не было забыто искусство владения мечом и оружие здесь ковали отличное. Случалось, правда, что жители Дуана уходили в лес, оставив позади себя шум и суету города-порта, и случалось, что люди леса переселялись в Дуане, меняя удобные скромные костюмы на рубашки с многоцветной вышивкой и куртки без рукавов. Имеющие собственные обычаи, дуанцы уважали и чужие; Дуан был городом торговцев, отправлявших корабли к Слепому морю с его многочисленными островами, а уж в дальних странах им приходилась видеть обычаи куда более странные, чем привычки спокойных соседей-вэстенцев.
В Дуане все, что только могло скакать, ехать или плыть, было к услугам путешественников.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:20 | Сообщение # 4
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 3. Песня для пирата

Утром после обильного завтрака и разговоров ни о чем, хозяин «Золотой крыши» предложил странникам двух коней для дальнейшего путешествия.
- Пешком-то, конечно, хорошо, да долго, - хлопотал он, - если только вам и не надо далеко, тогда, конечно, понятно, почему пешком…
- Мы идем в Лэй-Меридан, – удовлетворил его неуемное любопытство Ридд.
Толстяк Вилли так и застыл на месте; на его круглом лице отразились удивление и непонимание – для чего двум людям из Вэстенского леса вдруг понадобилось не куда-нибудь, а в долину Лэй-Меридан, о которой болтали много и всегда разное. Однако он перестал приставать к гостям с расспросами.
- Ну, вам, конечно, виднее, молодой господин… Однако в Меридан-то, пожалуй, не так легко и добраться… Можно б было напрямик, когда бы не горы и не болота… Н-да, ладно, вам ведь наверное сначала в Юмш, так это на корабль, а там уж решите, как дальше – короче и нет пути… В гавани со вчерашнего утра стоит корабль Джена Огена, он как раз в Юмш отправляется. Найдите «Странник Ветра», его капитан вам не откажет.
Совет был хорош; в самом деле отправляться прямо на север, где, судя по всем картам, находилась долина Лэй-Меридан не было смысла. Карты сообщали, что на прямом пути странников ждут только горы и болота, болота и горы, и несколько маленьких озер. Проще и правильнее было отправиться в Юмш, город на берегу Слепого моря в которое впадали обе местные реки - Анер и Аса.
Когда запасы провизии были пополнены хлопотливым Вилли, Ридд расплатился с ним за все, и вдвоем с Лютой они покинули гостевой двор.
В речной гавани среди множества судов стоял на якоре «Странник Ветра», небольшой парусник; седоволосый мужчина с обветренным лицом командовал погрузкой на корабль бочек вином и маслом. Ридд и Люта подошли к нему.
- Приятного утра, господин! Как нам найти капитана этого корабля?
- И вам приятного утра, молодые люди, - вежливо ответил он, - я капитан Джен Оген к вашим услугам. У вас ко мне дело?
- Да капитан. Не возьмете ли нас двоих пассажирами до Юмша?
Капитан Джен оглядел странников с ног до головы и хмыкнул:
- Возможно, возможно… С чего это вэстенцам запонадобилось в такую даль? Вы же все как один домоседы…
- Вообще-то нам нужно в Лэй-Меридан, - Ридду начала нравится мысль о Мериданской Долине, а еще больше ему нравилось производимое на людей впечатление. Вот и капитан Оген удивился не меньше хлопотливого толстячка Вилли.
- Ну-ну, ладно. Пассажир на борту не в тягость, а в Юмше меня ждут с товаром. Я отправляюсь в путь на закате; если опоздаете, останетесь на берегу!
Его грубоватая манера говорить вовсе не была неприятной. Договорившись с капитаном, Ридд хотел вернуться в гостевой двор, но, вспомнив о назойливой трескотне Неда Вилли, предложил девушке переждать время до отплытия в небольшой роще на берегу Асы.
Устроившись в прохладной тени деревьев, они коротали время разговорами; Ридд небрежно поигрывал кинжалом, когда ему в голову пришла интересная мысль.
- Ну-ка поднимайся мой юный друг! Я должен научить тебя обращаться с клинком, раз уж твои старшие браться об этом не позаботились.
Порывшись в суме, он достал запасной пояс со вторым, коротким кинжалом, взял себе этот клинок, а длинный бросил Люте.
- О, нет, - засмеялась девушка, ловко поймав его, - ты хочешь сделать из меня воина?
- По крайней мере, нормального охотника… А что ты против?
Люта была против, но как сказать об этом Ридду? Поэтому ей пришлось повторять фехтовальные приемы, которые он ей показывал, и скрывать, что она вообще ничего не умеет. Но она делала все без особого рвения, которого явно ждал от нее юноша, и новая игра очень быстро утомила его.
- Ладно, на сегодня хватит, - сказал он, падая в траву, - похоже, твои братья и в самом деле занимались чем угодно, только не тобой!
Люта засмеялась.
Солнце быстро склонилось к закату; Люта и Ридд поспешили вернуться в гавань, и как раз вовремя. Капитан Джен Оген встретил их грубовато-приветливо, и отвел в каюту, по дороге отдавая последние распоряжения команде. Их было человек тридцать, все бывалые моряки, как сказал о них капитан, хотя некоторые были не старше Ридда, а юнга был совсем мальчишка, приветливый и жизнерадостный. Ридд попытался заговорить о плате за проезд до Юмша, но Джен Оген и слушать не стал.
- Деньги тебе еще понадобятся, молодой господин, - только и сказал он.
Подняли якорь, и мощное течение Асы подхватило корабль и понесло его вперед, попутный ветер наполнил паруса.
Люта стояла на корме, глядя на удаляющийся берег и чувствуя смутную, неясную тревогу и что-то еще, пронзительное и необъяснимое.
- Что, юноша, в первый раз покидаешь родные места? – спросил остановившийся рядом с ней Джен Оген, - не горюй, человек не может выбирать судьбу, но дороги жизни он выбирает сам – а это не так уж мало.
- Я знаю… а отчего мы отплыли так поздно? До Юмша кажется недалеко.
- На реке орудуют пираты. Как раз на средине пути между Юмшем и Дуаном находится их поганый остров, мимо которого днем никак не пройти, разве что когда пираты на промысле в Слепом море. Но я-то не могу знать, когда им заблагорассудится убраться, вот и хочу проскочить мимо острова в темноте, иначе «приятное свидание» с их капитаном, Красавцем Керлом нам обеспечено. Мы с ним уже раз встречались, да тогда вовремя подвернулась удача, а второго такого раза может и не быть.
- Но есть же, наверное, и безопасный путь в Юмш? А то можно поставить на корабле пару пушек, - заметил подошедший Ридд.
- Можно-то можно, только все равно мой корабль – торговый, а у пиратов этих пушек не меньше десятка по каждому борту. А безопасный путь разве что посуху. Вторая река, Анер, не судоходна.
Объяснения не успокоили, а наоборот только растревожили Люту, а Ридд кажется совсем не волновался. Два свободных от вахты матроса весь вечер учили его игре в кости и один из них, заметив тревогу на лице девушки, поспешил упокоить ее:
- Да вы не бойтесь, нашему капитану уйти от Керла - что головастику от щуки улизнуть.
- Ты бы не очень хвастался, Хол! – осадил его второй матрос, - один-то раз мы все же попались!..
На том разговор и закончился. Ночь прошла спокойно, «Странник Ветра» благополучно проскочил мимо пиратского острова, и до Юмша осталось полдня пути. Правый берег был пустынен и каменист, левый, низкий и пологий, пестрел цветами. В этом году снега было мало, и уровень воды в Асе не поднимался высоко, пощадив обычно затопляемый берег.
На палубе было куда приятнее, чем в каюте, и Ридд с Лютой большую часть времени проводили на свежем воздухе.
- Ну, что я говорил? – похвалился перед ними матрос Хол. – Проскочили!
И словно зловещий ответ на его слова, над палубой пронесся крик впередсмотрящего:
- Корабль по левому борту!
Капитан Джен схватился за подзорную трубу и выругался на морском наречии
- Тьма, я знаю этот проклятый фрегат… Пираты, провалиться мне в Бездну!
Взбудораженная команда кинулась к парусам, надеясь избежать неминуемой стычки. Пиратский корабль выплыл по притоку Асы и быстро нагонял тяжелый медлительный «Странник Ветра», хотя ветер по-прежнему был попутный. Это больше помогало пиратам, чем капитану Джену; приблизившись на расстояние выстрела, пираты дал предупредительный залп; на мачте их корабля реял черный флаг со скрещенными иззубренными ножами. Когда фрегат приблизился настолько, что совершенно никчемно торчащие на палубе Ридд и Люта смогли прочитать намалеванное на его борту название – «Охотник за удачей», они поняли, что надежды нет. А потом одна из пиратских пушек выстрелила снова и ядро, пробив парус, снесло бочку впередсмотрящего, и с палубы черного фрегата чей-то голос крикнул:
- Эй, Джен, хватит с тебя или добавить? В следующий раз мои молодцы продырявят твою посудину насквозь!
- Что тебе нужно от меня, Керл? – крикнул в ответ капитан «Странника».
- Ты знаешь, что – твоя жизнь! Сам в гости придешь, или тебе помочь?
Капитан Оген заскрипел зубами.
- Убирайся на свой поганый остров, Керл, я тебе ничего не должен!
Пират, говоривший с ним, расхохотался.
- Ну, как знаешь! Жди меня в гости!
Капитан снова выругался и попытался уклониться от встречи – но маневр не удался и не прошло и десяти минут как два корабля оказались к борту борт, абордажные крюки впились в старое дерево, и на палубу «Странника» попрыгали пираты… Матросы еще пытались обрубать веревки и сбрасывать стальные когти крюков, и мало кто успел схватиться за оружие; попытавшийся было выхватить кинжал Ридд был обезоружен и огромного роста пират швырнул его в кучу плененных матросов вместе с перепуганной Лютой.
Битва закончилась не начавшись – пиратов было человек шестьдесят, и не последним на борт «Странника» ступил их капитан, недаром прозванный Красавцем Керлом. Ему было лет тридцать, или чуть больше; серые глаза на изысканно, утонченно красивом лице смотрели с легкой насмешкой. Приблизившись к сбившимся в кучу пленникам, он несколько минут разглядывал свою добычу, потом небрежно смахнув пылинку с черного бархатного камзола приветливо как старому другу улыбнулся капитану Джену:
- Ну, вот мы и встретились снова, Оген. Я вижу ты не рад?
- Все счеты только между мной и тобой, Керл, - сказал плененный капитан, - забери мою жизнь, но отпусти моих людей…
- Не решай за меня, что мне делать! – перебил Красавец Керл, - о, да у тебя новые матросы…
Его внимательный взгляд пробежал по лицам Ридда и Люты.
- Это пассажиры, - хмуро и без тени надежды ответил Оген, - отпусти хотя бы их!
- Разве это какая-то важная птица? Вижу, что нет. Щенок и младенец и оба напуганы до смерти…
- Будь у меня оружие, мы поговорили бы на равных! – вспыхнул Ридд.
- Ты думаешь, я стану драться со всяким, кто бросит мне вызов? – усмехнулся пират, теребя концы шелковой ленты бантом завязанной на его шее, - это было бы еще глупее, чем твои слова. Возьми пример со своего молчаливого друга, и не открывай рта, пока я не прикажу! Хотя, может быть, он немой? Ты умеешь говорить, птенчик?
Он приподнял подбородок Люты, заставив ее посмотреть прямо в глаза, но девушка дернула головой, сбрасывая руку пирата.
- Умею, – прежде чем успела понять, что делает, дерзко ответила она, - но мне нечего сказать тебе.
- Птенец трепыхается, - усмехнулся Керл, - ладно. – Он снова потеребил красивый бант на шее, – сегодня все вы будете моими… гостями. Скид, проводи-ка их в трюм, да свяжи получше, чем в прошлый раз! А ты, птенчик пойдешь со мной!
Железные пальцы пирата сомкнулись на плече Люты. Скид, здоровяк с абордажной саблей и два его помощника, кинулись выполнять приказание Керла, остальные занялись парусами захваченного корабля, чтобы отбуксовать его в пиратский порт на острове. Ридд не успел оглянуться, как оказался в трюмной полутьме пропахшей сырыми досками.
Красавец Керл перешел на борт своего корабля, таща за собой Люту, Девушка дрожала от страха, и ноги едва повиновались ей. Заметив это, пират усмехнулся.
- Не бойся, я не ем младенцев на обед, - несмотря на усмешку, глаза его остались серьезными, и это еще сильнее напугало Люту.
Войдя в свою каюту, он, наконец, отпустил плечо девушки и, развалившись в глубоком, с позолоченными подлокотниками, кресле, спросил:
- Я должен называть тебя птенчиком, или ты назовешь себя?
- Лютен, - голос дрожал от страха, и она ничего не могла поделать с этим. – Меня зовут Лютен.
- Вэстенское имя… так ты из леса? - Девушка кивнула, - что же повело тебя в далекий и опасный путь? И куда, собственно, ты шел?
- Я сопровождаю друга… в Лэй-Меридан, - девушка сглотнула, - зачем ты спрашиваешь? Ты собираешься опустить нас, чтобы мы продолжили путь?
- Вряд ли это придет мне в голову, - усмехнулся пират, - жалость у пиратов не в чести.
- Но жестокость никому не делает чести! – на миг забыв про свой страх, воскликнула Люта, и тут же замолчала и опустила голову под пронзительным взглядом Керла.
- Интересно… Ты говоришь как стихоплет или песнетворец, - не гнев, которого она ждала, а интерес прозвучал в его голосе, - ты часом не песнетворец?
Люта еще ниже опустила голову. Ничего хорошего даже от самых простых вопросов Керла она не ждала.
- Значит я угадал, и ты можешь слагать песни… А пиратскую сможешь?
Девушка удивленно взглянула на него.
- Может быть, и могу, - она так и не поняла, был ли вопрос пирата серьезным – он играл с ней как кошка с мышью, каждый миг становясь другим, то хмурясь, то утонченно улыбаясь, то выказывая одно лишь холодное равнодушие, а услышав ее ответ, мгновенно преобразился в приятного молодого человека, немного уставшего от самого себя, немного капризного, но все же очень обаятельного.
Плавным, красивым движением поднявшись из кресла, он подошел к занимавшему угол каюты шкафу и, отворив изящную дверцу, достал оттуда темную бутыль и золотой кубок. Хлопнула пробка, рубиновая жидкость потекла в кубок и по комнате разлился дивный аромат лета, свежескошенной травы, благоухающей лесной ягоды.
- Выпей вина, - пират протянул кубок Люте, - и спой для меня!
Девушка даже не посмотрела на кубок с вином и Керл понимающе усмехнулся.
- Да верно, ты слишком юн, чтобы пить вино… Прости, воду и молоко мы здесь не держим. Спой мне пиратскую песню, и я щедро награжу тебя.
- Наградишь? – повторила девушка с горечью, – что ты можешь дать мне?
- Многое, клянусь честью пирата. Разве ты откажешься от награды, даже не зная, какой она будет? А вдруг я предложу тебя свободу?
- Разве у пирата есть честь? – понимая, что он нарочно дразнит ее, вопросом на вопрос ответила девушка.
- Честь пирата не тебе обсуждать! – гнев сверкнул яркой молнией во взгляде Красавца Керла, он со стуком поставил кубок на стол, так, что вино выплеснулось через край, - гордость хороша в легендах и сказках, в реальной жизни в такие игры не играют! Пой для меня – и я сам решу как тебя наградить, раз уж ты слишком горд, чтобы о чем-то простить пирата!
Девушка на миг закрыла глаза, чувствуя, как куда-то уходит страх, как отпускает сковавшее душу оцепенение, и как рождаются в сердце слова песни, которая была сильнее всех страхов на свете. Медленно, негромко Люта запела ровным красивым голосом:
- На черных фрегатах в туманную ночь,
В ту ночь, где неведом страх,
Пираты несут, уплывая прочь,
Добычу и кровь на клинках.
Жестокость в почете во все времена,
И алчность зовет в поход.
Но и у пирата жизнь лишь одна,
И только один исход.
Кто смерти боится, тому никогда
Не знать уваженья врагов.
Пиратская клятва смыкает уста
Надежнее ста замков.
Как в упоенье поет клинок!
Месть – сладостней всех наград!
К морскому царю отправляй врагов –
Мертвые промолчат.
Окрашено золото кровью? Пусть,
Пирату не выбирать!
К морским чертям посылая грусть,
В молчании умирать.
Безжалостен как урагана смех
Закон на все времена –
Пиратская клятва одна на всех,
И гибель на всех одна.
На мгновение замолчав, Люта запела снова, чуть громче, подняв мелодию на несколько тонов – словно это была совсем другая песня.
- Жестокость в почете… каков почет!
За золото жизнь отдать.
Сегодня чужая кровь истечет,
А завтра – кто может знать?
Не заполнить души пустоту
Словно бездну без дна.
А смерть не ставит цене черту,
Ей безразлична цена.
Золото с кровью напополам
В алчную сыпьте пасть,
Чтобы самим оказаться там,
Где не спастись, не проклясть.
Смерть – ваша правда и ваша мать,
Жизнь – всех страшней врагов.
Горит как пламя кровавый закат
В глазах и на жалах клинков.
Девушка замолчала и смотрела на пирата, ожидая ответа. Красавец Керл снова сидел в кресле, задумчиво поигрывая шелковым бантом, казалось, он озадачен, но и только.
- Ты рискуешь своей головой, юный бард, - наконец сказал он, - зачем? Надеешься дерзостью заслужить уважение пирата?
- Ты не сказал, понравилась ли тебе песня, - ответила Люта, чувствуя, как под пристальным взглядом Керла возвращается страх.
- Песня хороша, особенно вторая ее половина. С моей стороны было бы весьма благородно вернуть тебе свободу, а заодно и всем остальным, в награду за твою смелость, - он взял со стола кубок, глотнул вина и усмехнулся, - но конечно, я не сделаю такой глупости. А ты достаточно умен, чтобы понять, почему. И знаешь, ты должен был все же попросить у меня награду, но теперь уже слишком поздно. Ты не веришь в честь пирата – но ты останешься с нами, сладкоголосый гордец, и станешь одним из нас…. Или не станешь. Это не имеет значения. Твоих друзей ждет рабский рынок, а тебя я оставлю себе.
Он резко поднялся, отворил дверь и позвав одного из пиратов приказал запереть Люту в одной из пустых кают.
- Ты больше никогда не увидишь своих друзей, мой птенчик, - на прощанье сказал Керл.
Старый пират с пятнами морской соли на одежде привел девушку в пыльную, заставленную всяким хламом каюту и запер ее там. Люта огляделась – какие-то ящики, старые поломанные стулья, тяжелые сундуки – непонятно почему пираты просто не выбросили этот хлам, как выбрасывали все лишнее, не считаясь и с человеческой жизнью. Девушка в усталом отчаянии присела на один из пыльных сундуков и глубоко задумалась. Чего она добивалась, когда пела слова, выходящие из сердца, наполненного дерзостью отчаяния? Наверное ничего… Это была не смелость, как подумал пират, и не гордость. Его холодное сердце нельзя было ранить песней…
Едва начав свой путь Люта потеряла все – свободу, надежду и Ридда. Только жизнь у нее была, но без надежды это казалось так мало!..
…В трюме «Охотника за удачей» царило угрюмое молчание; говорить было не о чем и только изредка кто-то ругался, пытаясь ослабить слишком туго затянутые на руках веревки, но ругань не помогала.
Ожидание на краю, холодное и острое, ломало и корежило душу, наполняло сердце чем-то большим, чем простой страх и отбивало всякое желание бороться, пытаться спастись. Отчаянно хотелось закричать, но Ридд держался, стыдясь своей слабости, и старался занять себя мыслями о доме и даже о Люте. Причина была – Д’архин, на который не позарился обшаривший Ридда пират, и который висел у него на груди поверх одежды. Но были и другие мысли – тревожные, горькие… Уведенный пиратом Лютен не возвращался; он бы всего лишь мальчишкой, случайным спутником, но в затхлой полутьме трюма для Ридда не было никого роднее него, человека, попавшего в ту же беду что и он, а может быть и во что-то похуже. Что понадобилось от Лютена Красавцу Керлу?
Ридд вспомнил рассказ матроса о том, как капитану Джену и его команде удалось спастись из лап пирата в прошлый раз, и подумал – а не удастся ли это снова?
Один из матросов выругался отпихивая ногой жирную корабельную крысу.
- Спящая* забери Керла… Лучше отправится на дно, чем стать кормом для крыс!
- Не раскисай, Ганн, - сердито прикрикнул капитан Джен, - в прошлый раз с Керлом попрощались, чуть ли не «до свидания» сказали, может и сейчас повезет, - старый моряк взглянул на подавленного Ридда, - Хол тебе уже поди-ка расписал, как мы выбрались в прошлый раз, он у нас по этой части мастер… Ну да он, наверняка, не много соврал. Только не зря говорят, где увернешься, там и поскользнешься. Это вот боцмана моего, Ганна, присловье, правда он со своими присловьями порой так же к месту как ворон на кладбище… Эх, сейчас бы винца глоток, все бы легче было…
Не только старый капитан, но и все остальные должно быть, все это время метались от надежды к отчаянию и обратно. Время словно остановилось; наверху переругивались пираты, деля награбленное.
Через несколько часов трюмный люк открылся, пропуская внутрь квадратный поток света. Два пирата скинули вниз тяжелую связку цепей и спустились следом, а за ними в полутьму сошел Красавец Керл, успевший сменить черный камзол на алый. Белые кружева его рубашки казались чем-то диким и неуместным в грязной темноте сырого трюма.
- Надеюсь, вы хорошо отдохнули, - до смешного приветливо сказал он – впрочем, для отдыха у вас будет еще дней пять.
- Пять дней? – повторил Джен Оген, - не морочь мне голову, Керл, до твоего острова два часа пути!
- Кто тебе сказал, что я плыву на остров? А впрочем, да, но вот только не на свой. Гаан мне куда милее.
- Святой океан! – не сдержавшись, воскликнул кто-то из матросов, а капитан Джен побледнел. Только Ридд, проживший в мирном Вэстене двадцать лет, ничего не знал о рабском острове Гаане и его рынках, на которых продавалась и покупалась человеческая жизнь.
Керл разочарованно вздохнул.
- А я-то еще хотел взять в свою команду парочку твоих матросов, Джен!.. Хороши получились бы головорезы из таких слюнтяев!
Он сделал знак подручным и они принялись заковать пленников в тяжелые ножные кандалы, связанные общей цепью и снимать путы.
- Это дополнительная гарантия того чтобы вы не покинули меня так поспешно, как в прошлый раз…
- Ты все сказал? - перебил его капитан Джен, - тогда пошла прочь пиратская собака!
Мои руки свободны, а они давно тянутся к твоему горлу!
Керл словно и ни услышал угрозы. Подождав пока пираты закончат с кандалами, он поднялся наверх вслед за ними, и тяжелая крышка люка вновь отрезала пленников от света и от надежды.
Долго, очень долго в трюме стояло молчание, глухое, тяжелое и такое страшное, что Ридд почувствовал, как холодная дрожь ужаса сотрясает его. Не в силах вынести этого, юноша спросил у Джена:
- Что такое Гаан?
Язык едва повиновался ему, и после вопроса, нарушившего молчание, не стало легче.
- Гаан… остров в Слепом море и самое пекло на этой земле. Он весь изрыт рудниками, такими глубокими, что там едва можно дышать и любой огонь там задыхается и гаснет. В рудниках – камни и золото, и рабы, которые их добывают, которые живут и умирают в смрадной темноте и выходят на свет только мертвыми. Те, кто не попадают на рудники, живут немногим дольше на Рабском острове… вот уж где и собаки сыты, и крысы…
Если до этого Ридд еще мог на что-то надеяться то теперь всякая надежда оставила его. Все опасности в его жизни, опасности, которых искал он, и которые находили его сами, бодрящие, заставляющие кровь бурлить, были ничем по сравнению с этой угрозой. Считавший себя мужчиной, он не мог совладать со сковавшем его ужасом, что был прочнее железа, и не мог ничем помочь ни себе, ни товарищам по беде.

__________________________________________________________
*Спящая – она же Та, Что Спит, Младшая Сестра - Богиня Смерть.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:25 | Сообщение # 5
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 4. Спасение

…Люта, отчаявшаяся, несчастная, забившаяся в пыльный угол, не заметила, как уснула и проснулась она, когда в круглое окно каюты лился сумеречный свет. Был вечер на самом пороге ночи, но спать больше не хотелось, зато голод и жажда напомнили о себе. Из-под двери каюты ощутимо тянуло приятным запахом готовящейся на камбузе пищи, девушка вздохнула и поднялась, разминая затекшее тело, и уговаривая желудок немного подождать. В самом деле, ждать пришлось недолго; грузный пират с закатанными выше локтей рукавами и руками, блестящими от жира, принес неглубокую миску с супом и, небрежно шлепнув ее на пол, тотчас закрыл дверь. Девушка поела, утолив голод и снова уселась на груду хлама, думая о Ридде. Где он сейчас, что с ним? Думает ли о мальчишке, навязавшимся ему в спутники?
Молчание давило и угнетало; никогда прежде Люта не чувствовала себя настолько одинокой – в лесу вокруг были деревья, была живая дышащая земля, были нагретые солнцем камни… Можно было прислониться к теплому стволу и слушать, как под корой струятся соки, можно было петь… В слабой надежде почувствовать хоть что-то, девушка прижала ладони к стене каюты; дерево был мертво, но за стеной плескались волны реки… И река ответила ей, как отвечали деревья Вэстена, теплые камни, весь безмолвный, неторопливо живущий мир природы. Волны пели, и пел ветер над волнами, не знающий сомнений, беспечный, способный развеять, превратить в ничто любую печаль… Люта почувствовала как в ритме волн растворяется ее страх и тает, подобно снегу на ладони, отчаяние, словно не ветер, а она была там, снаружи и в свободном полете касалась то облаков, то белых барашков волн, так похожих на облака. И она запела совсем тихо, точно боясь что кто-то слышит ее, стараясь удержать как можно дольше чувство необычайной легкости:
- Ты слышишь, как травы поют у реки?
Нездешний покой только снится земле.
Мир замер как бабочка в доброй руке,
Тот мир, засыпающий в дремлющей мгле.
Так тихо и странно, но странность проста,
Ты можешь к ней сам прикоснуться, реша,
Что полна мерцающая пустота
Волненья и пенья, как чья-то душа.

Ты хочешь увидеть покой и уют,
Иль чужда тебе луноликая тишь?
А травы, заречные травы поют,
Не внемля тому, что, как мир, ты молчишь.
И все это правильно, но иногда
Молчанье, как жажду, нельзя утолить
Пускай же струятся слова, как вода -
С друзьями в пути так легко говорить.

Мне страшно бывает и зло невпопад,
Но я не сержусь, даже если хочу,
Я просто иду, не спеша, наугад
Туда где и свет, и покой по плечу,
Туда где измена легка и нежна,
А жажда… а жажде нельзя изменить.
И травы поют, и звенит тишина,
Душистая, влажная, терпкая нить.
Скрипнула открывшаяся дверь и темнота каюты расступилась перед светом масляной лампы в руках седого пирата. Следом за ним вошел второй, помоложе, с неприятным цепким взглядом и тяжелым устрашающих размеров клинком на поясе.
- Этот что ли? – удивленно спросил он.
- Он самый. Что, не веришь?
- На кой капитану понадобился такой заморыш? – молодой подошел поближе, разглядывая успевшую забиться в угол Люту, - в рабы не продашь и на корабле он не нужен…
- Хорошо же ты слушал, Оррас! – хмыкнул старый пират, - это песнетворец – новая игрушка капитана. Должно быть у малыша прелестный голос…
- Сейчас проверим. Эй, крысеныш, спой для меня!
- Оставь, Оррас! – старик положил руку ему на плечо, - ты хотел посмотреть на мальчишку и посмотрел, а теперь уйдем, пока капитан не застал нас здесь!
- Испугался, Блэр? – усмехнулся Оррас легко сбросив с плеча руку пирата, - к дьяволу, я и шага отсюда не сделаю, пока щенок не споет для меня!
- Ну хватит! – Блэр поставил лампу на пол и взяв Орраса за плечи толкнул его в сторону двери, - ты здорово напоил Дага, чтобы забрать у него ключи от этой клетки, но капитан пьяным не бывает!
- Я давно говорил, что пора нам сменить капитана! – Оррас высвободился из хватки старика, глаза его бешено сверкали, - даже вонючка Даг больше подходит на эту роль, чем умница Керл, который забирает себе лучшую часть добычи!
- На то он и капитан, - Блэр не сбирался сдаваться и снова толкнул Орраса, - пошли отсюда!
- Нет! – Оррас пытался выкрутиться из хватки Блэра, но старик крепко держал его и тащил к порогу, - пока капитан не заведет нас в какую-нибудь ловушку вы не поверите, что я прав!
- Скажи это капитану, Оррас…
На самом пороге молодой пират извернулся, отшвырнул от себя старика и бросился назад в каюту. Блэр успел лишь выругаться, когда Оррас выволок Люту из угла и приставил к ее горлу кинжал.
- Ну, давай, зови капитана! Пока он прибежит, я успею перерезать глотку этому щенку!
- Совсем очумел? – Блэр хватился за рукоять своего короткого широкого меча, - капитан тебя на кусочки порежет!
- Плевать на капитана! – Оррас убрал кинжал в ножны и встряхнул Люту так, что ее зубы клацнули, - пой для меня или умрешь!
- Мальчишка не сможет петь! Он чуть жив от страха!
- Через минуту он будет совсем мертв!
Старый Блэр вытащил меч из ножен и увидев это Оррас захохотал и с силой швырнув Люту обратно в угол, схватился за свой страшный клинок. В каюте не было места для настоящей драки, но через минуту старый пират был обезоружен и брошен на пол с такой силой, что зашатались стены.
- Ползи, старик, если не можешь идти…
- Или ты сам поползешь отсюда, - произнес Красавец Керл, появившийся в дверях каюты, - с выпущенными кишками.
Керл был при своем изогнутом мече, но не спешил хвататься за оружие. Он просто стоял и смотрел на Орраса, смотрел с тихим бешенством и Оррас попятился.
- Убери в ножны свою любимую железку, - пират повиновался и Керл отступил от двери, освобождая проход, - и теперь возвращайся к товарищам и вину. Хотя по-моему ты и так слишком много выпил.
Оррас оскалился и стремительно вышел, едва не сбив с ног поднявшегося Блэра и не снеся мощными плечами дверной косяк.
- Ты, Блэр, будешь сторожить моего песнетворца. Если Оррас еще раз подойдет к мальчишке – убей его.
Старик кивнул и, подняв с пола свой меч, засунул его в ножны. Красавец Керл шагнул к Люте. Девушка тщетно пыталась остановить кровь, текущую из рассеченной при падении брови.
- Возьми, - пиратский капитан протянул ей чистый платок, она взяла, не сказав не слова, и Керл усмехнулся, - только не нужно благодарить меня. Теперь ты видишь, то никто не станет церемониться с тобой, как я, и надеюсь, наконец оценишь мою доброту…
- Доброту хозяина к новой игрушке? – выпалила а и умолкла, увидев, как сверкнули глаза пирата.
- Ну что же ты замолчал? – поняв, что она не собирается продолжать, пират взял девушку за плечо и поставил на ноги, - понял, что повторяешь за другими их глупости, верно? Еще о чем-нибудь хочешь меня спросить?
- Что с Риддом? – немного осмелела Люта, - он жив?
- Живее некуда. Да что с ним может случиться? Сидит себе тихонько в трюме вместе с остальными… А на Гаане я всех продам в рабство, - Керл усмехнулся, - мы, пираты тоже ценим жизнь, по-своему, конечно…
Он заметил, как побледнела Люта, как она покачнулась на внезапно ослабевших ногах и мгновенно посерьезнел.
- Я вижу, за своего друга ты боишься больше, чем за себя? Кто он тебе, брат?
- Да… нет…
- Да или нет? – пират снова взял ее за плечи и заставил смотреть в глаза, - говори!
- Он… нареченный моей сестры…
- А, понимаю, - Керл отпустил Люту и снова беспечно улыбнулся, - он спешил на край света за какой-нибудь безделушкой, чтобы доказать свою любовь, а ты конечно поклялся пойти с ним и защищать его… Хорош же из тебя защитник! Боюсь, теперь мне придется убить его.
- Нет! – вскрикнула Люта отчаянно, - за что?
- За то, что ты так привязан к нему. - Керл не упустил случая испугать ее еще больше. - Я собираюсь сделать из тебя пирата, а пока твой друг жив, ты будешь помнить о прошлом и сохранять надежду. Но у пирата не должно быть прошлого.
- Нет! – снова вскрикнула Люта, но пират больше не слушал ее, он вышел, хлопнув дверью каюты, оставляя девушку наедине с отчаянием и слабым огнем масляной лампы.
…На рассвете после того как в трюм кинули едва съедобную пищу и пленники кое-как утолили голод, двое головорезов расковали Ридда и вволокли его из темноты на свет наступившего дня.
Юноша, отчаянно жмурясь, оглядывался – сверкали под солнцем волны реки, ощутимо веяло соленым ветром от близкого моря, пустынные крутые берега стеной стояли справа и слева. Должно быть корабли плыл по одному из рукавов Асы, на берегах которого не было ничего, кроме камней да скрюченных кустарников. Десятка два пиратов толпились на палубе в ожидании потехи, Красавец Керл, сложив руки на груди, наблюдал за беспомощным, точно младенец, полуслепым после темноты трюма юношей.
- Ну, огляделся, наконец? – нетерпеливо спросил он, - не беспокойся, это не Гаан, но ты туда и не попадешь – и благодари за это своего дружка Лютена.
- Лютен? При чем здесь он?
- При том, что он умрет, но не примет пиратскую клятву, пока ты жив. Так что выбирай – отправишься за борт или глотнешь яду… Я могу даже дать тебе меч, чтобы ты умер как мужчина. Ну, что тебе больше нравится?
Ридд молчал; палуба качалась под его ногами, качался перед глазами мир, который когда-то был таким надежным, таким устойчивым… Он не мог сделать выбора и не хотел умирать.
- Ах да, я забыл о последнем желании… Хочешь выкурить трубку или выпить вина? – насмешка в голосе Керла заставила Ридда прийти в себя. Злость поднялась и глубин, отрезвила, придала силы ослабевшим ногам, прояснила взгляд.
- Я хочу убить тебя! – резко выдохнул юноша, и голос его не дрожал.
- Что ж можешь попробовать, хотя в Вэстене не учат убивать людей… Эй, Скид, дай-ка мальчишке свой меч!
Одноглазый пират бросил на палубу тяжелый клинок и Ридд быстро поднял его и сжал в руке обмотанную кожей рукоять.
- Отлично, - улыбнулся Красавец Керл и вытащил свой меч, - а теперь покажи мне, на что ты способен!
Ридд бросился в атаку. Меч был много тяжелее длинного кинжала, и оказалось, что все приемы, которые хорошо служили ему в состязаниях в Вэстене, тут не годятся. Его попытки достать Керла, который легко уворачивался, только насмешили пиратского капитана и команду. Шатающаяся палуба не позволяла сохранять равновесие, пираты гоготали, их капитан отпускал шуточки, но сам не атаковал.
- Очень интересно. Это все что ты умеешь? О, кажется ты разошелся не на шутку, Лесной человек? Поосторожней с поворотами, палуба не такая мягкая как трава на поляне!
Ридд то краснел, то бледнел, но ничего не мог поделать, а клинок в руке становился с каждой минутой все тяжелее. Злость заставляла его снова и снова бросаться в бой - чтобы нарваться на новые насмешки пирата. Но в конце концов игра надоела Красавцу Керлу.
- А теперь я буду нападать, а ты – защищаться, - сказал он и подкрепил словно действием.
Ридд каким-то чудом успел отразить два первых выпада, но остальные пропустил. Меч пирата плясал вокруг него, превращая в лохмотья одежду Ридда, но не причиняя вреда телу. Последним ударом Керл выбил меч из рук юноши и опустил свой клинок.
- Неплохо повеселились, правда?
Ридд тяжело дышал и обливался потом, а пиратский капитан был все так же свеж и изящно-изыскан.
- Я мог бы даже принять тебя в свою команду, Лесной человек, - Керл поправил кружево на рукаве с таким видом, точно не было на свете ничего важнее, - но ты должен заслужить право стать одним из нас и внести плату – смерть за жизнь, таков наш закон.
Он приказал связать Ридду руки и повел его за собой, ничего не понимающего и растерянного. Через несколько минут пират остановился у двери каюты, охраняемой седым пиратом, и сунул за пояс Ридду остро блеснувший кинжал.
- Я даю тебе час, чтобы убить или умереть. Тот из вас, кто останется в живых, станет одним из нас!
По знаку Керла пират отпер дверь, втолкнул Ридда в пыльную полутьму и снова запер каюту. Мгновением раньше, чем за его спиной закрылась дверь, юноша увидел, кого должен убить и у него потемнело в глазах.
- Ридд, - Люта кинулась к нему из своего угла, нащупала узел на веревках, попыталась развязать, а потом заметила кинжал за поясом юноши и достав его, разрезала путы, - ты жив, хвала Вечности!
Ридд молчал, и через минуту девушка поняла – что-то не так, что-то еще случилось - хуже всего, что было до сих пор.
- Не надо было развязывать меня, - тихо сказал юноша.
- Почему? – Люта отшатнулась и уронила кинжал, - что ты…
- Керл пообещал сохранить мне жизнь… если я убью тебя. – Он наклонился и поднял клинок, ярко блестевший даже в полутьме неосвещенной каюты – масляная лампа давно погасла, и только из крошечного круглого окошка пробивался дневной свет.
- И ты… сделаешь?..
- Нет, - Ридд размахнулся и изо всей силы швырнул кинжал в груду хлама, - мне страшно умереть, но такой ценой жить я не хочу. Прости меня.
- Мне не за что прощать тебя, Ридд, - слабо улыбнулась Люта.
Юноша, не глядя на нее, опустился на груду тряпья и обнял голову руками.
- Через час Керл вернется. Час жизни… но разве ожидание смерти – это жизнь?
Люта не ответила – что можно было на это ответить? Но молчания, в котором каждая минута жестокого, горького ожидания превращалась в пытку, они не смогли вынести долго.
- Если ты убьешь меня, Керл пощадит тебя, - зачем-то сказал Ридд и увидел, как вздрогнула Люта, - нет-нет, прости, я не думаю, что…
- Держись, - сказала девушка, - больше нам ничего не остается, Ридд, у нас больше ничего нет, кроме нашей воли.
Нам миг она подумала - может быть сейчас открыться ему, рассказать все? Перед лицом Той, Что Спит, снова стать Лютой?.. Но едва вспомнив взгляд каким Ридд смотрел на Люту, она отказалась от этого. «Лучше я останусь для него мальчишкой Лютеном, случайным спутником, так будет правильнее – и честнее…»
- Лютен, - вдруг позвал Ридд, - спой о чем-нибудь! Эта тишина острее ножа, страшнее смерти… спой, а я подпою тебе… - он сжал в ладони камень Д’архина, - если смогу.
Мир перед глазами Люты качнулся и замер, сердце пустилось вскачь от волнения и тихой радости. Ридд хотел воспользоваться ее подарком и создать собственную песню…
- Хорошо, - немного успокоившись, сказала она, - я спою о надежде, которая есть всегда.
И она запела тихим взволнованным голосом, ведь - это совсем не то же, что говорить, и поющему утишить волнение куда труднее:
- Прости меня, я не в укор поставлю
Всей нашей жизни то, что смерть близка…
Душа как птица рвется в облака,
Распахивая песней в вечность ставни.
Надежда! Сил своих не пожалей,
Для тех, кого настигла злая доля
И пусть здесь ничего не значит воля
Чужая перед волею моей!

О жизнь, я возвращаю все долги!
Что значат слезы в молчаливой каре?
Надежда, ты всегда с тоскою в паре,
Но ты, живая, душу сбереги!
Ей холодно на зыбкости и тлене,
Без радости, без веры, без любви…
Но что-то мне в последнее мгновенье
Пускай шепнет бестрепетно: «Живи!»
Ридд слушал ее негромкий, красивый голос – его обостренные чувства воспринимали каждое слово так, словно это пел он сам, его душа, его сердце. И ничего удивительного не было в том, что когда Люта замолчала, он продолжил песню, меньше всего думая о том может ли сделать это, и как это у него получается:
И я живу, покуда звук звучит,
И жизнь как песня продолжаясь, длится.
И ничего со мною не случится,
Я – мотылек, и ярок свет свечи…
Я жить хочу, и разве это мало,
Чтоб требовать, молить – или молчать?
Я – мотылек, и вот моя свеча,
Что не заметит, что меня не стало…

Огонь погаснет… Вечность, дай ответ,
К чему стремиться если в одночасье
Последим могут стать и свет и счастье,
Смешав неразделимо жизнь и смерть?
Я жить хочу. Во сне и наяву,
В борьбе с судьбой за веру и удачу.
Не плач душа, песнь за тебя заплачет…
Я жить хочу, а значит я – живу!
- Как странно, - сказал он, немного помолчав, - это было так легко… И я чувствую себя так, словно кто-то дал мне надежду, и тишина больше не давит, не ранит… Что это, что со мной?
- Ты хотел утешиться, и ты утешен, - просто ответила Люта, - отчаяние вылилось в песне и покинуло твою душу. И не спрашивай меня, как. Ты сам утолил свою жажду.
- Это похоже на чудо, - Ридд разжал ладонь, прятавшую Д’архин, - спасибо Люте за ее подарок.
- Не за что, Ридд, - тихо улыбнувшись, беззвучно шепнула девушка.
И в самом деле, тишина и ожидание перестали быть мукой, тяжкой давящей ношей. Ридд подсел поближе к своему спутнику, и так они и сидели рядом до того мгновения, когда дверь каюты отворилась, пропуская Керла и двух пиратов. Взгляд пиратского капитана сразу же заметил валявшийся в груде хлама кинжал; губы его разочарованно скривились.
- Так я и знал…Что ж, ты сделал выбор, Лесной человек, но выбор твой не из лучших.
- Это мой выбор, - ответил Ридд, поднимаясь, сердце отчаянно колотилось, но он владел собой, - и никто не может заставить меня убивать.
Он спокойно встретил изучающий, холодный взгляд Красавца Керла, не выдавая своего страха, не выказывая гордости, все новообретенные силы вкладывая в то, чтобы продержаться еще немного, и не позволить смертному ужасу сломать себя.
Так и не увидев того, что хотел, Керл перевел взгляд на Люту-Лютена.
- Что ты сделал с ним? – с тихой угрозой спросил он, - как превратил жалкого червяка в эдакого молодца? И не отпирайся, я знаю, что это твоих рук дело – сам он на такое не способен.
- Ты ошибаешься, в этом нет моей заслуги… и я очень жалею об этом, - девушка невольно улыбнулась, это была победа, ее и Ридда, маленькая, и возможно последняя, но победа, - песня способна и на большее, сердце человека – это сердце человека…
- Значит, песня, - пират побарабанил пальцами по рукояти своей сабли, - но твоя песенка спета, Лесной человек. А ты, мальчишка, заплатишь за это.
Он повернулся к своим помощникам.
- Этого верните в трюм, к крысам и кандалам, - он кивнул на Ридда и, увидав, как изменилось лицо мальчишки-песнетворца от внезапно обретенной надежды, хищно улыбнулся, - только не радуйся очень уж сильно! У меня нет желания возиться с ним, гордыми занимаются на Гаане, поэтому твой дружок поживет еще немного. Но тебе я обещаю – скоро ты будешь петь только по моему приказу!
Пираты уволокли Ридда, их капитан ушел, закрыв дверь каюты, и Люта снова осталась одна. Надежда и отчаяние, смешиваясь, кружили голову, мутили разум. Ничего не изменилось, говорила себе Люта, они так и остались пленниками жестокого капитана, но сердце шептало – жив, жив, Ридд жив!..
День подходил к концу, никто не заглядывал в каюту, даже пират, принесший вчера еду. Желудок начал урчать от голода, жажда томила все сильнее. Наконец дверь открылась, толстый пират со стуком поставил на пол чашку с супом и кружку воды и вышел. Девушка потянулась к еде, но не сумела проглотить и ложку – суп оказался отчаянно соленым, как и вода. Сражаясь с собой и с ароматом еды, от которого кружилась голова, а в желудке начиналось светопреставление, Люта, отодвинула от себя миску. Горло горело – он хотела запить пересоленный суп и успела хлебануть и кружки полной мерой, прежде, чем поняла что вода так же солона, но ничего другого ей так и не принесли.
Борьба была отчаянной, желудок возмущался пустоте, а перед глазами стояла тарелка, полная ароматного супа… Девушка все же попыталась есть, цедя соленое варево по капле, но стало лишь хуже.
Ночью она мучилась от жажды и лишь под утро забылась похожим на бред сном. Утром ей снова принесли соленую воду – и хлеб, пресный но твердый как камень. Вернувшийся за кружкой пират усмехнулся увидев все нетронутым.
- Пить… - попросила Люта, - хоть глоток воды!..
- Еще чего, и не проси! – огрызнулся пират и, забрав нетронутую пищу, захлопнул дверь.
День оказался таким же кошмаром, как и ночь. Соль скрипела на зубах, как песок, тошнота подступала к горлу, мучительно хотелось есть… Порой ей казалось – она смогла бы съесть даже пересоленное, и отчаянно желала, чтобы ей принесли хоть что-то, но больше никто не приходил. Сумерки в каюте снова сменились темнотой – только так она могла понять, что наступила ночь, страшная, долгая, наполненная кошмарами, в которых она бежала к манящему прохладой озеру, тянулась к роднику, и никак не могла добежать и дотянуться.
Казалось, все забыли о ней; после ночи опять насупил день, а после него новая ночь. Бредовые видения преследовали Люту, и только одно неизменно повторялось в них – вода, вода!.. В этих кошмарах ей иногда все же удавалось добежать до воды, припасть к роднику или маленькой, с наперсток, кружке, потушить пламень жажды, но, очнувшись, девушка страдала еще сильнее. Голода она уже не чувствовала, только жажду, жестокую как сердце пирата.
На третий день без пищи и воды Люта ослабла настолько, что почти не приходила в себя. А когда приходила, перед глазами ее кружились разноцветные круги, вспыхивал свет и метались тени, шепчущие о чем-то простом, но непонятном. Она прислушивалась, пытаясь понять о чем они говорят ей, погруженная в свой бред, напрягала потухающий разум, и в конце концов, сдавалась и отступала. Она перестала отличать реальность от бреда и потому когда что-то прохладное и приятное коснулось ее губ, не обратила на это ровно никакого внимания и даже не открыла глаз. Зачем? Она знала, что увидит лишь темноту, такую же, как под опущенными веками.
- Ну, давай же, очнись! – произнес незнакомый голос, и кто-то с силой похлопал ее по щекам.
Люта не хотела возвращаться; темнота была и здесь и там, куда ее звали, но здесь она помогала забыть о жажде, утишала ее муки… Что-то потекло по губам, на шею и за ворот рубашки – вода, животворная влага, навстречу которой открылись иссушенные жаждой губы, и Люта успела сделать несколько глотков, прежде чем по-настоящему очнулась. Над ней склонялся старый пират и это его руки держали голову девушки и полную воды флягу.
Глоток, еще один, и еще… Девушка подавилась и закашлялась; пират немного придержал флягу, давая ей отдышаться.
- Блэр, - Люта вспомнила, как зовут старого пирата, - спасибо…
- Не за что. Возьми вот, - он вложил в руку Люты-Лютена мягкую лепешку, - тебе надо поесть.
Люта вцепилась зубами в теплую мякоть лепешки из бобовой муки, глотая кое-как прожеванные куски, запивая их водой из той же фляги.
- Мы…все еще плывем? – утолив первый голод, спросила она.
- Плывем, а как же. Мы вышли в море по рукаву Асы – это подальше от Юмша, чтоб не нарваться на морские патрули, но до Гаана еще далеко. Попутный ветер стих, день-другой точно провозимся. Капитан Джен с командой сидит в трюме, - предупреждая вопрос добавил он, - и твой друг тоже.
Блэр оглянулся на дверь и поднялся.
- Если смогу прийти еще – приду. Но лучше не жди. Оррас следит за мной…
- Спасибо! – снова шепнула в спину уходящему девушка.
Старый пират мягче кошки скользнул за дверь и снова опустилась темнота. Кажется опять была ночь… От долгого лежания на спине тело ныло и девушка перевернулась на бок. Из-под двери тянуло сквозняком, доносились какие-то звуки, но они почти не нарушали тишину. Люта потянулась и наткнулась рукой на какой-то предмет у стены, что-то показавшееся знакомым. Она взглянула и увидела деревянный рог, на который, так же, как и на Д'архин, не позарился ни один пират и который она, должно быть, потеряла когда Оррас отшвырнул ее к стене. Непрошеной волной наплыли воспоминания о змее в сумке Ридда, и о том кошмарном звуке, от которого змея испуганно сбежала, а Ридд проснулся и вскочил, хватаясь за рукоять кинжала.
Девушка подтянула обессилившее тело к стене и села, уперевшись спиной о старое дерево. Медная оковка рога и прикрепленная к ней цепочка приятно холодили руку. «Если бы нынешнюю беду можно было прогнать так же просто, как лесную змею, - думала она, - если бы только…» Руки сами поднесли рог к губам, точно повинуясь особому, слышному только им приказу. Люта помедлила лишь мгновение и изо всех сил дунула в рог, заранее готовясь услышать хриплый, раздирающий уши звук. Но то, что она услышала, было гораздо хуже. Оглушительный взвизг разорвал тишину, что-то взорвалось в голове Люты, и девушка снова провалилась в забытье, сжимая в руке маленький деревянный рог.
…Никто из пиратов не понял, откуда поздней ночью донесся кошмарный звук, но многие вздрогнули и помянули морского дьявола и его сыновей. Пленники в трюме зашевелились. Ридд продумал, что однажды уже слышал что-то подобное, а капитан Джен рядом с ним тихо ругнулся.
- Это еще что за дьявол?
- По мне так это похоже на звук Рога Беды, - не преминул вставить свое слово боцман.
- Спаси нас Вечность, Ганн, неужели ты слышал, как трубит Рог Беды?
- Нет, но…
- Тогда и не болтай попусту, - оборвал его капитан Джен, его тревога передалась Ридду.
- О чем вы говорите? – настороженно спросил он. – Что такое Рог Беды?
- Одна из тех странных штук, которые Трое* зачем-то подбросили людям. Говорят, есть на свете такой волшебный рог, что может спасти от любой беды, только протруби в него и придет спасение. Но звук Рога призывает беду еще большую, вот в чем дело, так что даже если и спасешься раз, тут же и попадешь в новый переплет. Только, когда в первый раз взываешь к силе Рога, спасешься задаром, ничем за это не платя, но потом уже исключений не будет… - Джен пошевелился, зазвенев цепями, - правду сказать, будь у меня сейчас Рог Беды, я бы рискнул вызвать новую беду, только бы не дожидаться, пока приплывем на рабский остров.
- И то верно, капитан, - согласился боцман Ганн, - хуже этого просто быть не может.
- Потише ты, черный ворон, - заворчал кто-то, - опять беду накаркаешь!..
Но должно быть, уже было поздно что-то исправлять. Не прошло и получаса, как усилилась качка, и ветер завыл так, что это было слышно даже в трюме. Наверху засуетились пираты, слышались часто отдаваемые команды и скрип снастей.
- Надвигается буря, - прислушавшись, сказал с тревогой Ганн, - и не шуточная, раз они так забегали.
Он был не прав; это была не буря, но настоящий шторм, такой, каких не видели и опытные моряки. Наверху, на палубе корабля, был ад; воющий ветер поднимал волны одну выше другой, захлестывал палубу, рвал снасти, ливень хлестал непрерывным потоком, сверкали ослепительные молнии, разрывая ночную тьму. Тщетно рулевой с двумя помощниками пытался удержать бешено крутящийся руль, и хоть как-то совладать с кораблем, бросаемым безжалостной стихией с волны на волну. И так же безжалостно кидало беспомощных пленников в трюме, а они не могли бороться со стихией, только бессильно ругаться. Вдобавок ко всему откуда-то начала поступать вода и ее становилось все больше.
- Проклятье, капитан, мы здесь подохнем, как крысы! – воскликнул один из матросов.
- Ну, это еще посмотрим, - капитан поднялся и потянул за собой остальных, зазвенела общая цепь, - еще посмотрим!
В почти полной темноте он подковылял к трюмной лестнице, и, поднявшись на нее, уперся могучими плечами в крышку люка. Надежды было мало; сквозь щели между люком и палубой лилась вода, корабль швыряло на волнах как игрушку, лицо Джена покраснело от натуги, но люк не подавался.
- Морская свинья и все ее поросята, надо торопиться! Скоро дерево разбухнет от воды и тогда нам точно не выбраться…
- Отойдите, капитан, - боцман Ганн выловил из воды, которой было уже почти по колено какой-то бочонок, и подошел в лестнице, - я попробую!
Джен Оген спустился с лестницы, а боцман держа бочонок под мышкой поднялся на те несколько ступеней, что позволяла закрытая крышка люка.
- Ну-ка ребята, подержите меня, - попросил он, два матроса встали по бокам подпирая его собой, не давая упасть. Ганн перехватил бочонок обеими руками и с силой ударил по люку.
Начавшее разбухать дерево не подалось, но боцман отступать не собирался. Пираты, продолжавшие бороться со стихией, если и слышали удары, то им было не до этого. Когда первый бочонок разлетелся в щепки, Ганн взял второй; когда руки боцмана устали и не смогли поднять бочонок, его сменил помощник капитана, а того – один из матросов…
Ридд не успел поучаствовать в этом; прошло не меньше часа, когда один из ударов сломал петлю задвижки, на которую был закрыт люк и приоткрыл его. Матрос бросил бочонок и осторожно выглянул в щель. Стихия продолжала безжалостно играть с кораблем, по палубе метались пираты, Красавец Керл и одноглазый, подобравшиеся сквозь ураган к штурвалу, налегали на него со всей своей силой, нескольких головорезов смыло за борт. Сердце Ридда отчаянно билось в воскреснувшей надежде, но на самом деле до свободы было еще далеко.
- Так, - капитан Джен, заняв место на лестнице, тоже выглянул, - человек двадцать перешло на мой «Странник», и все равно их многовато… Ладно, пошли.
Один за другим они начали выбираться на качающуюся, омываемую волнами палубу. Ветер тотчас налетел на новую жертву, попытался сбросить за борт, как многих до них, но тут помогла цепь, связавшая их в единое целое. Потоки ливня, вой ветра, крики пиратов, все слилось в хаосе шторма. Пиратам и в самом деле было не до пытающихся сбежать пленников, но долго так не могло продолжаться. Один за другим пятеро головорезов наткнулись на них и были немедленно обезоружены и спущены в трюм. При одном из пиратов оказался ключ от замка кандалов. Освободившись, моряки продолжили одного за другим отлавливать морских разбойников и отправлять их в трюм; темнота и хаос бури помогали им; пираты даже не успевали оказать сопротивление и только с последним десятком пришлось повозиться. К тому времени, как свое место в трюме занял обезоруженный Красавец Керл, буря, так внезапно начавшаяся, начала стихать.
Но стихия успела сделать нимало; оборванные снасти, сломанные мачты, течь в трюме… Нужно было перебираться на «Странник Ветра», шедший позади пиратского фрегата. Казавшийся Ридду чуть ли не старым корытом, маленький кораблик Джена пострадал куда меньше. Отважные матросы пытались справиться с управлением пиратского фрегата, но тщетно.
- Отбуксовать бы это корыто в Юмш, да сдать стражам, остальные пираты бы попритихли… да ладно, - капитан Джен махнул рукой, спускайте лодку, ребята. Пока пираты не очухались мы отберем у них свой корабль!
Ридд каюта за каютой обыскал «Охотника за удачей» – он искал Лютена, своего спутника. Пираты, запертые в трюме, колотили в крышку люка, пытаясь выбраться; так или иначе их было больше чем людей Джена, и нужно было уходить, пока держал положенный на люк тяжелый якорь.
Дождь прекратился, неяркая полоска света показалась на горизонте, предвещая рассвет. Ветер был сильным, но он словно выдохся, исчерпал всю свою ярость. Матросы спускали лодку, а Ридд снова и снова обыскивал пиратский корабль, пока капитан Джен не поймал его за руку и не толкнул к лодке. Нужно было уходить. Садясь в лодку, юноша чувствовал себя предателем; он не был уверен, что не пропустил какого-нибудь укромного уголка, какой-нибудь комнатенки, где Керл мог держать Лютена, и не мог заставить себя не думать об этом.
Под покровом темноты, они подошли к «Страннику ветра» и сумели подняться на борт с помощью пиратских «кошек» прежде чем пираты поняли что происходит. Полторы дюжины головорезов были повязаны – ух этих-то капитан Джен не собирался отпускать – и корабль повернул в сторону Юмша, туда, куда стремился с самого начала, и подальше от зловещего острова Гаан.
____________________________________________
*Трое – Жизнь, Смерть и Судьба, триада Богов.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:27 | Сообщение # 6
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 5. Урок Люты

Удалось унести не только ноги, но и почти весь товар – ткани и пряности - лишь частью растасканный пиратами. А Хол-хвастун обнаружил в одной из кают еще одну находку – бледного, бесчувственного Лютена. Прибежавший на крик Ридд обрадовался так, как не радовался собственному спасению, но радость была недолгой.
- Плохо дело, - сказал капитан Джен, когда так и не удалось привести девушку в сознание, и обратился к одному из матросов, совсем еще мальчишке - Виг, у тебя не осталось этой твоей знаменитой настойки?
- Сейчас посмотрю, капитан, - ответил Виг и пулей вылетел из каюты.
- Да, одна надежда на это зелье… - Джен Оген увидал бессильную тревогу на лице Ридда и похлопал его по плечу, - не отчаивайся, парень! Матушка нашего юнги никуда его не опускает без своей настойки, а она даже мертвого на ноги поставит!
Рид попытался взбодриться, но получилось плохо. Через минуту вернулся Виг с темной бутылочкой в руках.
- Все что осталось, капитан, Пираты здорово похозяйничали тут.
- Давай сюда, - Капитан взял бутылочку, открыл ее и поднес к губам Люты-Лютена. По каюте поплыл запах меда; щеки девушки порозовели, он внезапно закашлялась и открыла глаза.
- Хвала Троим, ты жив! – не удержавшись, воскликнул юноша.
- Ридд… - слабым голосом отозвалась Люта, она смотрела в пространство, не мигая и хмурясь, - я не вижу тебя… я ничего не вижу.
- Это скоро пройдет, - сказал Виг, - так действует настойка.
Ридд опустился на пол рядом с другом, взял за руку, и только тогда все увидели маленький деревянный рог, который она сжимала в ладони.
- Я здесь, Лютен, рядом с тобой. Мы на корабле капитана Джена и плывем в Юмш. – Юноша на миг замолчал и все-таки не удержался от вопроса, - это ты трубил в свой рог, верно? Когда я услышал, то сразу подумал о тебе.
- Я даже не знаю, зачем, - Люта ощутила в руке гладкую поверхность рога, - словно что-то подсказало мне… а потом что-то случилось…
Она хотела сказать еще что-то, но снова провалилась в забытье, безумно напугав Ридда.
- Будет жить, - уверенно сказал капитан Джен, и бросил внимательный взгляд на деревянный рог, - Выходит, этот то и есть Рог Беды?
- Я не знаю, - честно признался Ридд.
- Мда-а… странно, однако, как твой друг оказался на корабле.
Это оставалось загадкой и для самой Люты. Она помнила только, как кто-то нес ее, помнила лодку и внимательные тревожные глаза склонившегося над ней человека.
- Наверное, это Блэр помог мне, - она рассказала Ридду, Джену Огену и остальным о старом пирате, и капитан не удивился тому, что среди бешеных псов Керла нашелся один, способный пожалеть человека.
Буря унесла корабль в сторону и от Юмша и от Гаана, но никто об этом не беспокоился. Моряки занимались привычным делом, ловя ветер парусами, рулевой стоял у руля, а Ридд ухаживал за Лютой-Лютеном. Он в свою очередь рассказал юному другу о собственных приключениях, о буре и спасении. Однажды в каюту зашел боцман Ганн и, покоившись на лежавший в стороне рог, спросил:
- Послушай, откуда у тебя эта штука?
- Это подарок… Лесных Духов, - мгновение поколебавшись, ответила девушка.
- Странные же подарки порой делают вам ваши духи! Рог Беды – это ведь не игрушка!
Не уверенная, что это деревянный рог и есть знаменитый Рог Беды, девушка покачала головой. Она слышала о нем, слышала легенду о Мастере, посланце Троих, который создавал разные волшебные вещи с благословения Богинь и оставлял их людям; одной из этих вещей был Рог Беды, другой – Д’архин… И сколько еще таких же странных и волшебных вещей было разбросано по миру?
Когда она и Ридд остались в каюте вдвоем, юноша спросил ее, теребя край одеяла:
- Тогда в лесу… ведь ты не просто так затрубил, правда?
Девушка внимательно и серьезно смотрела на него, и не отвечала целую минуту.
- Змея ползла к тебе, - наконец сказала она.
- Но тогда почему ты ничего мне не сказал? Я же думал, ты подшутить надо мной хотел, а ты, возможно, спас мне жизнь…
- Потому что терпеть не могу оправдываться, - это прозвучало так неожиданно-резко, что Ридд не нашел, что ответить.
- Ты обиделся на меня? Прости, я не вовсе не хотел тебя обидеть. Знаешь, - юноша улыбнулся, - я надеюсь, что ты не передумал идти вместе со мной. Не все же наши приключения будут таким как это! Я хочу, чтобы мы стали друзьями.
- А разве мы не друзья, Ридд? – улыбнувшись в ответ, совсем позабыв о своей обиде, спросила она.
Силы возвращались к Люте медленно, и прошло да дня прежде чем она смогла твердо стоять на ногах, а на третий корабль причалил в юмшском порту. Раннее утро третьего дня месяца июня, яркое, как праздник, позволяло хорошо рассмотреть город стоявшим на палубе Ридду и Люте. Красивый белокаменный замок возвышался в центре города – когда-то в нем жили короли; дома Юмша были словно сотканы из каменных и деревянных кружев, сады и цветники украшали лицо города яркими красками и наполняли благоуханием, доносившимся даже до моря.
Корабль Джена уютно примостился в огромной гавани рядом с узконосой баркой с позолоченными бортами. Ридд и Люта вскинули на плечо ремешки дорожных сумок и попрощались со старым капитаном. Джен Оген на прощанье предложил странникам по увесистому мешочку с монетами и они конечно не отказались; капитан Джен был уверен, что это мальчишка Лютен, затрубивший в рог и призвавший бурю, спас их всех и разубедить его было невозможно. Впрочем, никто и не старался.
- И вот что, - на прощанье сказал он, провожая двоих к сходням, - если когда-нибудь вам понадобится корабль, мой «Странник Ветра» всегда к вашим услугам.
И они пообещали, что не забудут об этом;
Гостевой двор был совсем недалеко; Юмш был не таким многолюдным, как Дуан, но гораздо больше речного города. И воистину, он был городом путешественников и торговцев. На его улицах можно было встретить людей со всех концов света – темнокожих черноглазых жителей восточного побережья Слепого моря, славящегося искусными ювелирами, низкорослых обитателей юга – там не было ничего кроме скал и ветра, но люди жили и там, и жили счастливо, сдержанных, неразговорчивых обитателей островов Ожерелья, небольшого архипелага на юго-востоке. Яркие причудливые одежды, раскрашенные лица, блестящие украшения, странные обычаи привлекали взгляд странников. Люта и Ридд то и дело останавливались, встречая на своем пути особенно гротескные компании. Здесь во всем смешивалось обычное и неожиданное, понятное и непонятное – в речи и одеждах, архитектуре и обычаях.
Коротенький путь до гостевого двора занял полдня – Люта и Ридд никак не могли оторваться от созерцания местных достопримечательностей. Гостиница называлась «Дубрава». Стоило двоим присесть за свободный столик, как к ним подошел слуга и почтительно поклонился. Ридд для начал заказал обед и, заметив внимательный и чуть настороженный взгляд слуги спросил:
- Что-то не так?
- Простите господин, вы - Посланник? – слуга перевел взгляд на висящий на поясе юноши длинный кинжал, подаренный капитаном Дженом взамен отнятого пиратами, - только посланники открыто носят в Юмше оружие.
В самом деле, Ридд припомнил что не видел чтобы кто-то тут носил оружие на виду. Он без колебаний отстегнул от пояса кинжал и прятал в суму. Слуга улыбнулся.
- У нас мирный город, - сказал он, - город множества языков и обычаев; не раз случалось людям, не понявшим друг друга, хвататься за оружие, поэтому-то оно здесь и не в чести.
- Понимаю, - ответил Ридд вежливо, - а что, тут много бывает Посланников?
- В последнее время нет, - ответил слуга и удалился выполнять заказ.
Люта посмотрела на Ридда; Посланники были больше чем людьми – и это было не самое удивительное, что о них говорили. Им приписывали даже бессмертие, основанное на том, что Посланник не может умереть, не донеся свою весть. Как все было на самом деле знали только сами Посланники… От мыслей о Посланниках девушку отвлек тот же слуга, принесший обед – фаршированную рыбу и сладкий картофель, овощной суп и фрукты. На целых полчаса обед полностью занял внимание странников. Не успели они закончить, как в «Дубраву» ввалилась шумная толпа молодых людей в охотничьих костюмах. Вопреки обычаю, они были при оружии. Когда слуга подошел чтобы принять плату и спросить, не нужна ли гостям комната, он заметил заинтересованный взгляд Ридда.
- Это местные охотники, - сказал он, не дожидаясь вопроса, - они обычно собираются в «Дубраве», прежде чем отпариваться истреблять вервольфов.
- Вервольфов? – переспросила Люта, - волков-оборотней?
- Их самых. С начала нашей истории мы не можем поделить эту землю с верфольфами. В прошлом году двадцать человек отправились на охоту, а вернулось только девять. Эти твари хитры и свирепы, да еще невероятно живучи. Если бы они не нападали то и дело на людей, жить тут было бы куда лучше.
Люта разглядывала усевшихся за несколько столов охотников; к молодым людям, вошедшим раньше, присоединилось трое постарше, и все они были одеты в куртки из плотной кожи с металлическими полосками и бляхами по всей поверхности, кожаные штаны и сапоги с острыми носками. За пояс каждого была заткнута пара перчаток. Из оружия имелись копья, кинжалы и луки.
Ридд поднялся с места.
- Хочешь присоединиться к ним? – догадалась Люта.
- А ты разве не хочешь?
- В Вэстене нет волков-оборотней, и ты не знаешь, как охотятся на них.
- Я могу научиться! – возразил юноша возмущенно, - у меня большой опыт…
- Ты можешь поплатиться жизнью за свою самоуверенность… нет-нет послушай! – увидав как вспыхнул Ридд, торопливо воскликнула она, - подойди к ним и спроси – если они возьмут тебя на охоту, я тоже пойду с тобой.
Ридд спорить не стал; подойдя к охотникам, сидящим на другом конце зала, он заговорил с ними, предлагая себя в товарищи. Девушка внимательно наблюдала за ним, хотя слышать о чем он говорил, и не могла. Через пять минут он вернулся и сел за столик.
- Не взяли, - не глядя на юного спутника, мрачно сказал он, - сказали то же, что и ты. Но после охоты они вернутся сюда и, клянусь Вечностью, я дождусь их хотя бы для того, чтобы услышать рассказ об охоте!
Люта только кивнула.
Брать комнату они не стали. Узнав, что охотники вернуться в сумерках, Ридд и Люта отправились побродить по Юмшу, удивительно красивому городу.
Оставшейся части дня оказалось слишком мало, чтобы увидеть все его чудеса. Они посетили городскую площадь, где стоял знаменитый Камень Договора – огромная каменная плита, на которой были высечены древние законы Юмша, города в котором когда-то жил король. Законы были написаны на устаревшем языке, но у подножья камня находилась деревянная табличка с переводом; сами законы, призывающее людей договаривался друг с другом, избегать конфликтов и свар, быть честными в сделках и осторожными в суждениях, в отличие от языка, ничуть не устарели. Люта захотела увидеть и королевский замок с его знаменитыми витражами и не пожалела о том, что два часа потратила наблюдая за игрой света в цветном стекле. Витражей было двенадцать, три из них, самые большие, изображали единорога, который опираясь о ствол яблони передними ногами пытался достать высоко висящее яблоко, алого дракона, распростершего крылья в полете, и дерево на котором зеленые листья соседствовали с золотыми осенними, цветы с плодами и голыми ветками. А еще они побывали в местном цирке и на знаменитом на весь мир юмшском рынке…
Вернувшись в гостиницу, Ридд и Люта как раз застали возвращение охотников. Усталые и потрепанные, они уселись за самый большой, уже накрытый для них стол, и принялись за еду и вино. В углу устроились музыканты; расчехлив инструменты, они заиграли плавную, спокойную мелодию, под которую было хорошо размышлять и разговаривать.
- Подойдем к ним, - предложил Ридд Люте-Лютену, – может, они не откажутся рассказать об охоте.
- Их стало меньше, - заметила Люта, - вряд ли охотникам сейчас нужны расспросы. Подожди немного, наверняка они сами начнут вспоминать охоту, и ты услышишь свой рассказ.
Но Ридд не хотел ждать; он вышел из-за стола и направился к пирующим, замечая по ходу, что это не очень веселая пирушка. В самом деле, даже самые молодые почти не улыбались, не было слышно смеха и обычных шуточек на тему кто и как свалял дурака на охоте. Люта, немного подумав, все же последовала за Риддом.
- А, это тот охотник из Вэстена, который хотел предложить нам свои умения, - заметив подходящего, сказал один из юношей, - присядь с нами, выпей вина и не обижайся на то, что тебе отказали. И твой друг пусть тоже выпьет за удачу вместе с нами!
Охотники подвинулись на лавках, освобождая мест для юноши и девушки, чьи-то руки немедля налили вина в две чаши и протянули гостям. Ридд осторожно хлебнул – он уже знал, что в отличие от обычного вэстенского местное вино было очень крепким, а Люта лишь чуть пригубила и поставила чашу на стол.
- Я Арим, - представился молодой охотник, а это Шин, Корри, Асхин, Мельеш и Гур. Я думаю, ты хочешь услышать рассказ об охоте.
- Хочу, - согласился невольно смутившийся юноша, - Меня зовут Ридд, а мой друг – Лютен. Мне никогда не приходилось охотиться на оборотней…
- И молись Троим, чтобы никогда не пришлось, - неожиданно перебил его Гур, охотник лет сорока с густой шевелюрой и большими ладонями, в которых немаленькая чаша выглядела наперстком, - потому что это не охота, а война. Или мы, или волки – только так. Эх, спеть бы об этом…
- Так кто тебе не дает, Гур? Разве зря тебя называют Перепелом?
- Ладно хоть не соловьем. А то бы вы мне проходу не давали, - усмехнулся Гур. Подозвав одного из игравших для услады пирующих музыкантов, он попросил у него инструмент, маленькую лиру, и провел пальцами по струнам, опустив голову и глубоко задумавшись. Никто не мешал ему, не нарушал сосредоточенности человека, выбиравшего как и о чем спеть.
- Вы все знаете эту песню, - сказал он, наконец, - но пусть она прозвучит для тех, кого больше нет с нами.
Он снова коснулся струн – и они запели под узловатыми, созданными, казалось, совсем для другого пальцами, глубокий сильный голос Гура наполнил залу от края до края и заставил замолчать всех, кто сидел в ней.
- И когда твое сердце сжимает страх,
И надежда рождается, злей, чем боль,
Ты поймешь, как надежен клинок в руках
Для того, кто иного не взял с собой.
Будет злым от бессилья напавший враг,
Но бессилие в помощь лишь тем, кто слаб.
И окажется снова, что все не так
В эту ночь мечей и когтистых лап.

Если встанет солнце – для тех, кто жив,
Если будет вечность – не в ней судьба.
Утоляя жажду твоей души,
Завершится яростная борьба.
Ты и я – и больше нет никого,
Ты и я – и небо над головой.
Этот мир огромнейший для чего,
Если в нем остались лишь мы с тобой?

Я не стану спорить, с судьбой такой.
Кто поймет, наказан я, награжден?
Но сменять бы годы жизни такой
На возможность прервать тетиву времен.
Я хочу стать рядом с тем, кто отжил,
Усмехнуться, видя врага оскал,
И оспорить выбор времен и Сил,
Кто судьбой моей за меня играл.

Кто-то хвалит вечность и хвалит свет,
Но есть тьма, что всегда стоит за спиной,
И она как выбор, которого нет,
Научает жизни совсем иной.
Я хочу остаться, чтоб вновь и вновь
За тебя бороться, погибший брат,
Чтобы в ночь победы сидеть у костров,
И молчать о том, о чем лишь молчат.

Не подарят милости времена,
Я останусь тем, кем я был рожден…
Это мир – натянутая струна,
Тетива, поющая под дождем.
И полет теней, и невнятность слов,
Каждый выбор, острый как грань клинка.
Шаг за шагом – долгая цепь шагов,
Пламя свеч – надежда для мотылька.
- Вот так, - закончил Гур, со словами благодарности возвращая инструмент музыканту, - с каждым годом нас становится все меньше и меньше, но и волки платят ту же цену. Пятеро из них больше никогда не нападут на людей.
Никто не восхищался песней и голосом певца, охотники сидели опустив головы и Ридд вдруг почувствовал себя лишним. А еще он понял – Лютен был прав, когда отговаривал его идти на охоту, ведь и в самом деле это была не игра, как Вэстене, а война и на этой войн погибали люди.
- Долгой памяти твоему брату, Мельеш, - Арим залпом допил вино и посмотрел на Ридда, - ты все еще хочешь услышать наш рассказ, Лесной человек?
- Нет, - покачал головой Ридд, начинающий привыкать к прозванию «лесного человека», - и мне нечем отплатить вам за доброту – вы должны были прогнать меня в шею, а не усаживать за стол. Но вот мой друг Лютен может ответить песней не песню.
Он посмотрел на спутника и попросил:
- Пожалуйста, спой для них, как пел для меня!
- Ты мог бы и сам спеть им, - проворчала Люта, - и я просто не посмею тягаться с настоящим мастером, - она кивнула на Гура.
- Но ты же песнетворец…
- Песнетворец? – вмешался Гур, - отчего же ты не хочешь показать свое искусство?
- От того, что мне нечего показывать, - осторожно ответила Люта, - все, что я умею, не стоит и слова твоей песни.
- О нет, не верьте ему! – воскликнул Ридд, - у пиратов, когда я совсем отчаялся, твоя песня поддержала меня, вернула мужество…
- Но ведь ты пел вместе со мной, - возразила девушка.
- Так вы и есть те вэстенцы, что приплыли на корабле Джена? – спросил Гур, - я слышал о вас от одного из матросов в местной таверне. Досталось вам, ребята… В самом деле, юноша, если ты песнетворец, спой о чем-нибудь, какую-нибудь балладу или легенду.
Послышались возгласы, подтверждающие просьбу охотника и Люта сдалась. И она не долго выбирала, о чем ей петь, словно кто-то более мудрый уже выбрал за нее:
- Поет трава, шуршит листва
О счастье и тоске,
О том, что радость иногда
Увы - песок в руке.
О равнодушии пустом,
Что ослепляет нас,
О самом сложном и простом
Пусть будет мой рассказ.

Обычай есть среди людей
Живущих тут и там
В своей любви в своей судьбе
Довериться Богам.
Принять их выбор ровно свой
И жизнь свою связать
С тем, кто весеннею порой
Решил любовь искать.

Кого-то счастье в день тот ждет,
Кого-то – злая боль.
Надежда к Выбору зовет,
А иногда – любовь.
Но вот, гляди, и как скажи,
Такое может быть –
Лестные Духи двух чужих
Хотят соединить.

Он строен, ловок и красив,
Уродлива она.
Но от любви своей, увы,
И без вина пьяна.
Вот только что ему любовь,
Коль красоты искал?
«Я ухожу» – промолвил он
И Выбор не признал.

Некрасоте в глазах его
Прощенья не найти.
Что ей осталось? Ничего,
Проститься и уйти.
Ты рассудить сумеешь здесь,
Кто виноват, кто прав?
Поет о них листвою лес
И ветер среди трав.
Когда она замолчала, очень долго никто не нарушал тишину, даже Ридд, с языка которого рвались горькие и гневные слова.
- И это было на самом деле? – как-то поняв, догадавшись о правде, может быть, по тому, как звучал голос Люты, спросил Гур.
- От слова до слова, - кивнула девушка.
- Да-а… юноше, отвергшему любовь девушки только потому, что девушка некрасива, не позавидуешь. Выходит, он ничего не знает о том, что настоящая красота – не та, что видна всем, что красота души – вот подлинное сокровище. – Гур помолчал, качая головой, - неужели некрасота – единственная причина, по которой он отверг ту, что любила его?
- Не единственная, - Ридд успел раньше, чем заговорила Люта, - он отверг ее, потому не любил и знал, что никогда не полюбит.
- Никогда? Никогда это слишком долго для одного человека…
- Но, может быть, он был прав, - словно опомнившись, поняв, что натворила, Люта кинулась защищать своего избранника, - и потом ведь девушка первой отказалась от него!
- Видно она очень его любила, - сказал Арим негромко.
Снова повисло молчание, как будто каждый сейчас думал о том, как он поступил бы на месте Ридда – и юноша чувствовал себя так, словно все осуждают его поступок и жалеют Люту.
- Мой юный друг не знает всей истории, - наконец сказал он, глянув на нее так, что она съежилась под его взглядом, - хотя по мне, он и так знает слишком много…
Люта отчаянно покраснела и сжалась в комочек, словно хотела стать как можно незаметнее. Вежливо простившись с охотниками, Ридд поднялся, разыскав слугу, попросил у него свободную комнату на ночь. Слуга назвал плату, и приняв от юноши несколько монет, повел гостей на второй этаж гостиницы по длинной, красиво изогнутой лестницы с резными перилами.
Девушка ожидала, что он начнет выговаривать ей, может быть ругать за то, что она лезет не в свое дело и со страхом ожидала его гнева, но он молча затворил дверь за слугой и лег, не глядя на нее, словно ее тут не было. Она заняла вторую кровать, осторожно, чтобы он не заметил, поглядывая на него, пока не догорела свеча, которую никто из них не хотел погасить. И только когда свет погас и воцарилась темнота, Люта услышала вздох Ридда и его голос, сказавший совсем не то, что она ожидала услышать:
- Иногда я тебя совсем не понимаю. Зачем тебе понадобилось вспоминать именно эту историю?
- Я не знаю, - честно призналась она.
- Это не ответ, Лютен. А я уже считал тебя другом… И откуда ты знаешь о том, что Люта любила меня?
- Любила? – вновь не сдержавшись, воскликнула она с горечью, - ты думаешь, что сейчас она тебя не любит?
- Откуда мне знать? – пожал плечами он, забыв, что темно. – И все же – откуда?
- Все знают… - девушка немного помолчала, подбирая слова, - весь Вэстенский лес. Может быть, Лесные духи рассказали людям, а может быть… случается, что такие вещи рассказывают себя сами и никто потом не может сказать, откуда узнал то, что знает.
- Что ж, бывает, - отчего-то очень легко согласился Ридд, правда другого объяснения у него и не было, - значит, я не могу вернуться домой, пока не найду ту, которую полюблю. Только тогда и Духи и люди увидят, что ошиблись, что Люта не для меня.
Девушка вздохнула. До этого мгновения она совсем не думала о том, зачем Ридд ушел из леса, а вот сейчас словно каменная стена встала перед ней его оскорбленная гордость. Он будет искать свою любовь пока не найдет ее, а Люта, влюбленная Люта будет рядом с ним и увидит ту, что станет его избранницей. От понимания что так будет заболело сердце, и девушка поняла что никогда уже не забудет об этом. Она отправилась за Риддом, не думая о том, зачем идет - по зову сердца, которое теперь так болело…
- Кажется, ты был благодарен Люте за Д’архин…
- И я в самом деле благодарен ей. Но я не просил Д’архина в подарок.
Эти слова ударили в сердце новой болью, такой, что она на миг забыла дышать, перестала видеть и слышать. Вот и вся правда, которая есть для него…
- Ты не хочешь быть ей чем-то обязанным, - то ли вопрос, то ли утверждение сорвалось с ее губ, ставших непослушными, чужими, - понимаю.
- Ничего ты не понимаешь! – наконец сорвался Ридд, - как ты можешь что-то понимать? Что бы я не сделал, тень Люты всегда будет где-то рядом со мной, все станут судить меня по одному лишь поступку, вспоминать только его! Даже если я вернусь домой с красавицей, перед которой меркнут луна и солнце, люди начнут сравнивать ее с Лютой, а не с Эддолин! Конечно, как только вернусь, я сразу же отправлюсь к Люте, чтобы сказать ей спасибо за ее подарок и чтобы вернуть его…
- Вижу, ты уже все решил, - сухо сказала девушка, обрывая его горячую гневную речь, - ладно, давай спать. Завтра днем у нас будет много времени чтобы поспорить о Люте.
- Я больше не собираюсь говорить о ней, тем более спорить. Спокойной ночи, - он отвернулся к стене и закрыл глаза.
- Спокойной ночи, - отозвалась Люта.
Было далеко за полночь, когда она, наконец, уснула, немного успокоившись и пообещав себе, что будет держать себя в руках, чтобы ни случилось, что ни надежда, ни отчаяние не заставят ее открыться. Она получила свой урок и одного было больше чем достаточно.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:28 | Сообщение # 7
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 6. Посланник

Утром и следа гнева не было на лице отлично выспавшегося Ридда, а девушка не стала поминать ссору. Побывав еще раз на местном рынке, они купили маленькую лошадку, мешок корма для нее, пару теплых одеял и побольше провианта для себя, и всем этим нагрузили четвероногое создание. Можно было конечно купить двух лошадей и продолжить путь верхом, но Ридд никуда не торопился, и к тому же он, как и большинство вэстенцев, не был хорошим наездником. Ушлый торговец, видя что путешественники при деньгах, предложил им так же и оружие – пару хороших арбалетов, мечи и шипастую булаву. В его лавке чего только не было, да и называлась она, занимавшая целый дом «Всякая всячина». Немного подумав Ридд выбрал для себя обычный лук, а для Люты-Лютена легкий арбалет и кинжал, но к огорчению торговца этим и ограничился. И все равно на покупки ушла половина всех денег; но юноша беспокоился об этом - было лето, он мог охотиться чтобы прокормиться и ночевать под открытым небом, а не в гостинице.
Солнце стояло высоко, когда они вышли из города по одной из дорог, ведущих в Речной город, Эзрин. Он был ближайшим от Юмша; дорога шла через долину по берегу Слепого моря, а потом реки Викк, вытекающей из него и огибала небольшой еловый лес. День был ясен и дорога легка. Повозки, конные путешественники и торговцы то и дело обгоняли странников, но к вечеру все они исчезли и не впереди ни позади не было видно других людей. Юмш давно скрылся из виду, а лес вплотную поступил к дороге и Ридд начал с опасной поглядывать на него, вспомнив об оборотнях.
Вечером у костра он попросил спеть для него.
- Какую песню ту хочешь услышать?
- Любую, - он поглядел на близкую стену темного леса и добавил, - что-нибудь о волках и людях.
- Я знаю одну подходящую, - улыбнулась она, - но тебе наверное не понравится.
- Почему?
- Ну-у, это неправильная песня. Она поется от лица волчицы, влюбленной в человека.
- В человека? Хотел бы я это услышать!
- Так слушай, - немного удивившись его интересу, ответила Люта и негромко запела:
- Кто сказал, что суровой и честной доле
Все, кто мог, предпочли бы жребий иной?
Я – волчица, привыкшая жить на воле,
И платить за свободу тройной ценой.
Знай, и те, кто в свободном и честном братстве
Право силы доказывать не устают,
Отвергают устав беспричинной драки,
Той, в которой от скуки, но насмерть бьют.
Потому-то в час, когда тьма ночная
Спит и грезит о новом прекрасном дне,
Посмотри мне в глаза, я почти ручная,
Можно шерсть пригладить на бурой спине.
Сядешь радом – услышишь, как травы гнутся,
Как шевелятся рыбы на дне реки…
Даже я смогу тебе улыбнуться,
Просто так, от того, что мне нет тоски.
И покуда ты рядом под старой елью,
Это будет лишь наш беспокойный свет,
Этот мир, в котором так просто верить,
Что в нем нет печалей, и горя нет.
Но угаснет вера, когда с востока
Черный ветер шальную навеет смерть,
И другие, кто рвался в нежизнь до срока,
Не посмеют ей долго в глаза смотреть.
Будет выбор суров, а борьба – жестокой,
Но поверь, нельзя обмануть судьбы.
Вот тогда вырастают клыки и когти
И у тех, кто звериной не знал тропы.
И оскалив клыки, брошусь в бой как в бездну,
Наплевать, что бесчислен он, сонм врагов,
И запахнет кровью и злым железом
Вечность тех, кто боится моих клыков.
Будет битва одной большой охотой,
Будут дни темнее зимних ночей...
Постарайся выжить, ты, не похожий
На волков из стаи грозной моей.
Ну а если иначе судьба решила,
Дав короткий, но полный сражений путь,
Пусть душа твоя, что так жить спешила,
В этот мир вернутся когда-нибудь.
Если Вечность позволит в такое верить
И замедлит время свой скорый бег,
Постарайся родиться мохнатым зверем,
Чтобы в волчьей шкуре прожить свой век.
Может снова мы встретимся, мой нежданный,
Непохожий на тех, в ком другая кровь,
Может быть, ты поймешь, что совсем не странный
Это мир, где слепа и горька любовь.
Я не знаю, нужна ль тебе шкура волчья,
Даже если спрошу, все равно смолчишь.
Но прохладной лунной и грезной ночью
Как бы пели мы вместе, пугая тишь!
…Дрожью ласковой снова ответит чаща.
Слышишь – первая птица зовет рассвет.
Будет новый день, не такой пропащий,
День в котором в согласии «да» и «нет».
И когда первый луч заглянет в ложбину,
Где роса золотистая, словно мед,
Я позволю ладоням погладить спину,
Уходя от того, кто меня зовет.
Ты прости мне, но я и твоей свободы
Не хочу и мгновенье стеснять собой.
Все же жаль, что ты – не моей породы,
Хмурый зверь с человеческою душой.
- Красиво, - одобрил Ридд, - но неправдоподобно. Волчица – и человек…
На том разговор и закончился.
Переночевали они спокойно и утром продолжили путь в Эзрин. Карта, купленная Риддом еще в Дуане показывала, что за Эзрином начинаются такие места, в которых города и селения – большая редкость. На востоке были горы, за которыми карта пестрела названиями городов и то же на западе, в стороне от их пути, но им нужно было идти на северо-запад. Ридд не хотел оступаться от далекой притягательной цели – долины Лэй-Меридан, места почти сказочного, и выбрал не самый короткий путь к ней.
Люту уже не удивляло упорное стремление Ридда в Лэй-Меридан, как и свое собственное. Когда в полдень следующего дня они остановились, чтобы подкрепиться, она заметила, что Ридд чем-то озабочен.
- О чем ты думаешь? – спросила она с тревогой.
- Об этом, - юноша вытянул из-под одежды Д’архин, - расскажи мне о нем.
- Ты уже и сам все знаешь. Д’архин дает тебе все те способности, какие были у подарившего тебе медальон...
- Да я не об этом. До сих пор понять не могу, как сумел подчинить себе его силу и стать песнетворцем.
- Неправильно – не подчинить, а подчиниться, - Люта замолчала и поправила сама себя, - нет и это неверно. Сила - в твоей душе, в твоем сердце, медальон просто помогает открыть ее.
- Ну да, так сразу взять и превратиться в барда, - скептически хмыкнул он, - это все не для меня.
Дорога вела все дальше, приближаясь к невысоким холмам. Ридд несколько раз оглядывался назад, словно что-то оставил позади, а вечером на привале сказал Люте-Лютену что, кажется, за ними кто-то следит.
- Я чувствовал взгляд в спину, хотя так никого и не увидел. Интересно, в долине, которую мы прошли каждая бабочка как на ладони, а все равно не могу отделаться от ощущения, что кто-то идет за нами!
- Кто бы это мог быть? Человек, зверь?
Ридду отчего-то снова вспомнились оборотни.
- Может и то и другое. Будем настороже.
Не дойдя до холмов совсем немного, они заночевали в ложбине.
Поднявшийся утром ветер разбудил их очень рано. Погода резко менялась, небо застлали серые неприятные тучи, и ветер гнал их с края на край, безжалостно пришпоривая. От пронизывающего холода плохо спасали даже теплые плащи и костер едва разведенный тут же гасился ветром.
Доев холодного кролика, двое отправились в путь, борясь с ветром и ведя в поводу вьючную лошадь. Она шла медленно, словно против своей воли и никак нельзя было заставить ее двигаться быстрее. Ни понукание, ни ласковые уговоры не помогали, а ветер все усиливался – еще немного и он станет сбивать с ног, не позволит идти. До холмов, где можно было бы найти хоть какое-то укрытие, оставалось шагов двести; Ридд сквозь ветер выбивающий слезы из глаз заметил темное пятно в густой зелени ближайшего холма, и решил, что это вход в пещеру. Но чем ближе они подходили, тем яснее становилось что это не пещера. У подножья холма, прислонившись спиной к камню, сидел человек; его глаза были отрыты, но застывший взгляд не выражал ничего. Даже когда странники подошли вплотную, подтащив несчастную, уставшую бороться с ветром лошадь, незнакомец не шевельнулся; он было молод, едва ли старше Ридда, темный плащ свисая с его плеча, хлопал на ветру и казался огромным парусом.
Стоило отпустить поводья, как лошадь легла на землю, дрожа влажными боками. Люта и Ридд, сражавшиеся не только с ветром, но и с упрямством лошади, устали не меньше. Юноша склонился над незнакомцем, грудь которого мерно вздымалась от дыхания попытался разбудить его, или привести в чувство, но тщетно. Небо над головами странников резко потемнело, ветер вдруг утих, и стало трудно дышать…
- Ложись, закройся плащом! – крикнул Ридд мальчишке. Понимая, что произойдет через мгновение, он повалил незнакомца на землю, и бросился рядом, с ног до головы укрывая его и себя непромокаемой кожей плаща.
Он едва успел укрыться, как из черной тучи, заполнившей все небо, хлынул ледяной ливень пополам с градом. Люта и Ридд вжимались в землю, руками прикрывая головы от ударов градин, и дрожа от ледяной стужи, заползающей под плащи. Сыпавшиеся с неба комочки льда упрямо колотили по спине, по рукам и ногам и, казалось, этому не будет конца. Воздух наполнился шелестом и свистом.
Сколько это продолжалось – полчаса, час? Пленники стихии потеряли счет времени, когда начали стихать болезненные, острые удары градин и ливень иссяк. Выпутавшись из мокрых, засыпанных льдинками плащей, отчаянно стуча зубами от холода, Люта и Ридд распаковали дорожный баул и достали одеяла. Развести костер, чтобы согреться и обсушиться, не было никакой возможности; вряд ли после такого ливня здесь осталась хоть одна сухая ветка, если даже они, укрывшиеся под плащами, промокли почти насквозь. Закутавшись сами и закутав незнакомого юношу, который так и не проснулся, они медленно отогревались и обретали способность спокойно поразмыслить.
- Ран не видно, - заметил Ридд, поглядывая на незнакомца, - может быть он болен.
- Мы не можем бросить его здесь. До города недалеко, а там найдется лекарь.
Ридд согласился. Наскоро перекусив и тщетно попытавшись разбудить незнакомца, они подняли на ноги лошадь и взгромоздили на нее бесчувственного юношу, для надежности привязав к седлу. Тюки с одеялами и провизией они несли сами, но тут уж было не до удобств. Туча ушла, выглянувшее солнце успело немного подсушить одежду странников прежде, чем стало клониться к закату. В сумерках они увидели невдалеке мост через приток Викк и белые стены Эзрина, но ночь наступила раньше, чем они достигли города. Не сговариваясь, но словно придя к одному и тому же решению странники продолжили идти и ночью, благо дорога тут была только одна. Оба понимали, что от них может быть зависит жизнь человека.
Люта то и дело с тревогой поглядывала не незнакомца и когда Ридд заметил это сказала:
- Мне кажется, он смотрит на меня.
Но через два часа после полуночи им все же пришлось остановиться. Уставшая лошадь не хотела идти дальше, и оба были голодны. Поняв, что продолжить путь не удастся, они разожгли костер и поели. Незнакомец был снят с лошади и уложен на землю.
Ридд собирался отдохнуть час или два, и все же попытаться уломать упрямую лошадь, но не заметил, как уснул и девушка тоже задремала, свернувшись калачиком на мягкой траве. Но не прошло и часа, как она проснулась, словно что-то толкнуло ее. Протерев глаза, она огляделась, не понимая. Что-то изменилось на поляне с почти догоревшим костром, глаза тщетно пыталась ухватить изменения, а сердце билось в тревожном, смутном предчувствии. Ридд спал, укрывшись плащом, а незнакомец… Он смотрел на нее. В темноте его глаза поблескивали, отражая огни звезд, без счета высыпавших на небе, застывший взгляд ожил, и он был предназначен Люте. Не веря себе она подошла и опустилась перед ним на колени. Красивые губы юноши дрогнули, и девушка услышала его слова:
- Как твое имя?
- Лютен, - ответила она, уже начавшая привыкать к этому имени, - мое имя Лютен.
Звезды в открытых глазах затуманились и погасли, лицо юноши потемнело, покрылось сетью морщин, словно одно слово лжи состарило его на сотню лет.
- У меня мало времени, - сказал незнакомец еще тише, - назови свое настоящее имя.
Люта вздрогнула и невольно оглянулась на спящего Ридда, но сон его был крепок. Незнакомец пристально смотрел на нее, не отпуская взглядом, прося ответа и когда молчание слишком затянулось, заговорил вновь:
- Не бойся, твоя тайна будет сохранена. Я Посланник, мое имя Лордан.
- Меня зовут Люта, - шепнула она, не смея солгать, шепнула так тихо, что и сама едва услышала свой голос.
Но Посланник услышал и губы его дрогнули в улыбке, мгновенно промелькнувшей и пропавшей.
- У меня нет времени, - повторил он, - и выбора нет. И если я сделаю это против твоего желания, пойми и прости.
- Сделаешь что? – взволнованно вопросила Люта.
Посланник помолчал и заговорил снова голосом ясным и чистым, лицо его слабо светилось в полутьме.
- Я должен был передать Весть, но жизни оказалось слишком мало, чтобы это исполнить, и дольше задерживаться на пороге смерти я не могу. Согласна ли ты стать Посланником вместо меня?
Люта отпрянула.
- Я не смогу… я не знаю…
- Ты сможешь, - твердо сказал Лордан, - и для этого не нужно ничего знать. Просто иногда тебе придется быть сильнее собственной судьбы, вот и все.
Он смотрел на нее, больше ни о чем не прося, но девушка чувствовала тоску и жалость, и сердце замирало от них. Ей понадобилось лишь несколько минут, чтобы собраться с духом и ответить:
- Я согласна. Я стану Посланником вместо тебя.
Что-то коротко сверкнуло перед глазами, и Люта увидела тонкий, тускло блестящий обруч на голове Посланника.
- Возьми его, - сказал Лордан, - обруч Посланника твой по праву свободного выбора.
Девушка осторожно коснулась обруча, который смогла увидеть лишь когда Посланник пожелал этого, и тихо вскрикнула от пришедшего с прикосновением знания:
- Нет! Если я возьму его ты умрешь!
- Я мертв уже три дня, - сурово и сдержанно сказал Посланник, - болезнь сразила меня. Возьми обруч.
Люта глубоко вздохнула, набираясь решимости, приподняла голову Лордана и сняла обруч, тонкий, прохладный и очень легкий. Еще мгновение понадобилось ей, чтобы решиться надеть его на себя. Голова отчаянно закружилась, цветная метель пронеслась перед глазами и что-то далекое, но очень важное встало перед ее мысленным взором. Какое-то место… и знание, что пришло вместе с видением. Важнее всего было – донести весть, предназначенную Донаису, королю Родана, который она видела отчетливее и лучше чем все окружающее, и, знала, будет видеть, пока не доставит весть. Только суть послания ускользала от нее.
Приносить Весть – это было то, ради чего жил Посланник. Отныне у Люты не было права вмешиваться в чужую жизнь и свободно распоряжаться своей.
Осознавая все это, она так и просидела всю ночь радом с мертвым Посланником, и когда проснувшийся Ридд увидел это, он встревожился.
- Что случилось? – он подошел ближе и увидел, что незнакомец перестал дышать и глаза его закрыты.
- Нам больше не нужно спешить, - ответила Люта со странными нотками в голосе, - он умер.
Светлая полоска на горизонте предвещала близкий рассвет.
- Его звали Лордан, и он был Посланником, - медленно выговорила Люта, - теперь Посланник я.
Голос звучал чуждо, холодно – казалось Люта, не хочет говорить, но вынуждена, и Ридд встревожился еще больше.
- Ты – Посланник? – зачем-то спросил он, - но как…
Люта подняла взгляд – тонкая полоска обруча блестела на ее челе, и тот же холодный блеск был в глазах нового Посланника.
- Отчего он умер?
- От болезни. Я… мне нужно доставить Весть в Родан королю Донаису.
Радуясь, что может как-то отвлечься, Ридд достал из мешка карту и развернул ее, выискивая названное ею место.
- Родан… так, это страна на западе, и ее столица. Как раз по дороге в Лэй-Меридан.
Люта усмехнулась.
- Ты все еще думаешь, что…
Она замолчала так резко, что Ридд понял – что-то не так. Девушка сидела застыв с белым, как мел, лицом и пустыми глазами, и только губы ее чуть подрагивали, словно пытались произнести полузнакомое слово.
- Лютен! – он и сам не заметил, как оказался рядом, сжал руками тонкие плечи, но Посланник вдруг вырвался с удивительной силой, оттолкнул его и бросил на юношу такой взгляд, что он застыл, окаменев. Что-то сродни ненависти было в этом взгляде, как если бы Лютен видел в нем препятствие на пути к единственной желанной цели, или словно Ридд посмел сказать, что эта цель не стоит того…
Но на самом деле она смотрела и не видела ничего, кроме далекого Родана, вот только любовь к Ридду шевелилась в ее сердце, причиняя боль. Ничто не должно было значить для нее больше, чем Весть, холодное знание Посланника, служащего другим, но стоило принять эту мысль, как любовь рвалась из сердца, громко крича о себе, зажигая горячим пламенем все, к чему прикасалась… Но безразличие снова наплывало ледяными волнами, чтобы миг спустя смениться огненной болью сопротивляющейся любви. Она могла бы открыть Ридду свое настоящее имя, потому что это было не важно и не имело отношения к Вести, но в следующий миг сердце кричало «Молчи!», испуганное, проигрывающее в этой борьбе, но все еще сильное, и не было золотой середины между холодной сосредоточенностью Посланника и горячим пылом любящего сердца. И то и другое одновременно ей не подчинялось.
А потом что-то незримой тяжестью обрушилось на нее, зашумело в ушах, застлало тьмой взгляд и отступило. Только тогда она почувствовала, что Ридд прижимает ее к себе, шепча невнятные слова утешения. Может быть, поэтому любовь победила.
- Все хорошо, Ридд, - сказала она негромко, и он отпустил ее, заглянул в лицо и облегченно вздохнул, увидав прежнего Лютена. А потом его взгляд споткнулся о мертвого Посланника и юноша скорбно замер.
- Отчего он умер?
- От болезни. Мы ничем не могли ему помочь, - сказала Люта.
- Но мы все же попытались… ты знаешь, как погребают Посланников?
Девушка поднялась на ноги, глядя на розовеющее небо, осветившее всю долину.
- Огонь. Огонь должен превращать в пепел их тела, а пепел - разноситься по всему свету, как Посланники разносили свои Вести.
Ридд молча кивнул и отправился собирать хворост для погребального костра. Люта помогала ему, правда, двигалась она медленно и неуверенно, но это скоро прошло.
Лишь в полдень они смогли покинуть поляну, и за спинами уходящих в небо поднимался черный столб дыма от скорбного костра.
День, начинавшийся как ясный и безоблачный, обманул ожидания. Дождя не было, просто серые тучи закрыли все небо, краски мира потускнели и в душе Ридда, и без того хмурой, воцарилась тоска. Маленькая лошадка понуро трусила за странниками, Люта молчала и только один раз за весь день Ридд осмелился нарушить ее молчание:
- А правда, что Посланники могут жить вечно? – спросил он.
- Нет, - холодновато, как малознакомому, ответила она.
Он сделал движение точно хотел опровергнуть ее ответ, но Люта опередила его.
- Понимаю, ты хочешь знать, в чем секрет. Нет никакого секрета: каждый Посланник носит обруч, все обручи – часть одного целого, а через них и сами Посланники. Частица целого, один Посланник, смертен; но если он гибнет, не донеся Весть, его связь с остальными не рвется, а сохраняет в нем жизнь столько, сколько нужно. Первому кто окажется рядом, он передаст и обруч и Весть.
- А еще говорят, что все Посланники – одиночки. Не стану ли я обузой для тебя?
- Никто и ничто не может стать для меня обузой, - отрезала она.
Ридд смотрел на нее с беспокойством, а когда она взглянула на него, поспешно отпустил взгляд.
- Я думал, что тебе досталось великое приключение…
- Приключения остались в Вэстене, Ридд, - сказала девушка, - дальше начинается тяжелый путь.
Она остановилась, словно наткнувшись на стену, и Ридд не решился спросить, что с ней происходит. К счастью, на этот раз ее внутренняя борьба длилась недолго. Когда она снова посмотрела на Ридда, в ее глазах не было холода, но он не спешил обрадоваться.
- Ты… снова ты? – тихо спросил он.
- Еще не знаю, - слабо улыбнулась Люта. – Я напугал тебя?
- Нет, друг… и да. Ведь я не знаю, что с тобой происходит.
Люта не ответила – да и как она могла бы объяснить ему это, не выдав себя?
Перейдя по мосту приток реки Викк, они вступили в Эзрин.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:30 | Сообщение # 8
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 7. Дааль

После вычурной, потрясающей взгляд красоты Юмша, Эзрин, Речной город, показался им совсем обычным. Юмш был похож на старое, раскидистое дерево, Эзрин – на росток. Просто украшенные дома, спокойные, никуда не спешащие люди, хорошие мостовые – вот что встретило странников в Речном городе. На Ридда и Люту никто не обращал внимания, и это было понятным – они ничуть не выделялись из толпы местных жителей. Отыскать гостевой двор оказалось так же просто как в Юмше, хотя «Добрый медведь» был поменьше «Дубравы».
Оставив лошадь конюху, странники вошли внутрь. Только один столик в самом углу был свободен, Ридд и Люта уселись за него и подозвали слугу. Сытно поужинав, они смогли узнать много интересного из разговоров ближайших соседей. Город был оживлен и не случайно – только-только начался второй торговый сезон, самый долгий, река Викк не замерзала до самой зимы, питаемая теплыми ключами, так что рынок в Эзрине было ничуть не меньше юмшского. Особенно привлек странников спор за одним из столиков. Молодой человек рассказал своим друзьям о том, как однажды один на один схватился с волком-оборотнем, но его друзья не приняли его рассказ всерьез.
- Ты, Дааль, и соврешь без оглядки, лишь бы похвастаться! – засмеялся один из слушателей, темноволосый юноша, - недаром тебя называют Дааль-Длинный язык!
- Смейтесь, смейтесь! – обиделся Дааль и тряхнул золотоволосой головой, - только у вас смелости не хватит выйти на оборотня!
- Ну, хватит уже про твои подвиги! Оборотни – юмшская беда, не наша. Тут и с обычными-то зверями не очень приятно иметь дело!..
- Кто бы спорил? Клянусь, в следующий раз я поймаю оборотня живьем и притащу его сюда за шкирку!
Но друзья Дааля только посмеялись над ним, и разговор сам собой затих.
Заказав комнату, Ридд и Люта отправились спать, а на следующий день вышли в путь с рассветом. Карта показывала дорогу – через холмы, мимо двух небольших городов, и дальше до самого Родана. Правда Родан даже по карте казался таким далеким, что Ридд начал жалеть, что они не взяли в Эзрине лошадей. Все же на лошадях было бы быстрее…
Поймав себя на этой мысли Ридд удивился – ведь он никуда не спешит, отчего же вдруг подумал о лошадях? Причина была рядом – молчаливый, сосредоточенный Посланник. Юноша думал что, может быть, дойдя до Родана и передав свою Весть Лютен станет прежним… Для него это значило, что ему будет с кем поговорить с пути, и он не будет чувствовать себя ненужным, как сейчас. Они шли с разных сторон навьюченной припасами лошади и молчали, а потом так же молча остановились на ночлег чтобы утром идти дальше.
Поднявшийся с рассветом туман медленно но верно рассеивался. Дорога по которой шли странники не была такой многолюдной – из-за раннего времени, а может быть как всегда, и смотреть особенно было не на что. Наконец Ридду надоело глазеть в туманную пелену и на дорогу.
- Может, ты споешь о чем-нибудь, Лютен? – спросил он.
- Что мешает тебе сделать это? – спросила она, не поворачиваясь к нему, - Д’архин у тебя никто не отбирал.
- Я боюсь, что у меня не получится, - нарочно-покаянно признался он, надеясь, что уловка сработает, - если бы ты начал, я продолжил бы твою песню… как тогда у пиратов.
Девушка неожиданно тепло улыбнулась.
- Ну, если хочешь…
И запела негромким голосом, не видя, как улыбается почти счастливый Ридд, добившийся своего:
- Далекий путь, опасный путь,
В тумане прячется луна…
Возьми с собой кого-нибудь
В свой день труда, и в ночь без сна.
Делить дорогу на двоих –
А вместе с ней и бой и сон
Так повелось в веках других,
Таков всех странников закон.

Весна пройдет и в летний час
Откликнется на тихий зов
Тропа, что позвала бы нас
Обратно в мирный край лесов.
Настанет миг, настанет час…
Как близок он и как далек!
Зеленый Вэстен примет нас,
Дав отдохнуть от всех дорог.

Мы отдохнем и может быть
Сорвемся в новый, дальний путь –
Кто эту чашу смел испить,
Стремится вновь куда-нибудь
Через века, через года,
В бессонную безбрежность дней,
К местам, которых навсегда
Хоть дальше нет, но нет милей.
Это оказалось легко, даже слишком – подхватить мотив и продолжить песню своими словами, легко ложащимися на простую мелодию:
- Остынет талая вода
В туман прохладный превратясь,
И ветер нам шепнет: «Куда?
Там мрак и голод, тьма и грязь,
Там бездны алчущий провал,
Дневной угар, бессонный бред…»
Но нам никто не обещал,
Что проще той дороги нет.

Ты знал что будет путь далек,
И что назад не повернуть,
Но лишь тому, кто одинок,
Тоски своей не обмануть.
Тоска о том, кто мог бы быть
С тобой в пути, остра как меч.
Коль есть с кем ношу разделить,
Она уже не тянет плеч.

Спеши! Из тысячи путей
Бывает верным лишь один.
Но головы склонять не смей –
Своей судьбе ты господин.
Пусть ждут тебя огонь и лед,
Ты только помни об одном –
С тобою вместе друг идет,
И ждет тебя далекий дом.

Спеши! Останется верна
Тебе, ушедшему не в срок,
Твоя лесная сторона,
Уютный мирный уголок.
Дороги нить – не навсегда,
Лишь только сам ты верен будь
Себе и ей… пусть иногда
В сто раз длинней обратный путь.
- Тебе понравилось петь? – спросила девушка с улыбкой, как только он замолчал.
- Это помогает от скуки, - беспечно пожал плечами Ридд, - а иногда даже спасает жизнь. Хотя я не могу понять, откуда приходят слова для песни.
- Не думай об этом, это тайна.
- Даже для настоящих песнетворцев?
- А ты как думал? Если человек умеет придумывать песни на ходу, то он обязательно знает, как у него это получается? Откуда к тебе приходят слова, когда ты говоришь?
- Это совсем другое! Я думаю и говорю… не всегда, конечно, - заметив ее насмешливый взгляд, исправился он, - начиная петь, я подумать не успеваю.
- Спросишь Люту, когда вернешься, - улыбнулась она, довольная его интересом.
И Ридд немедленно все испортил.
- Спрошу. Я все равно собирался вернуть ей Д’архин.
Люта горько вздохнула.
С дороги пришлось свернуть – она сильно забирала в сторону, но по летней луговой траве идти было легко и приятно. На закате они остановились. Ридд снова решил отправиться на охоту, чтобы разнообразить ужин. Он не чувствовал себя усталым, хотя шагал почти весь день без остановок, и больше не ощущал, что за ними следят.
Люта отказалась разделить с ним радость охоты, и даже предложение испробовать новый арбалет, купленный еще в Юмше, оставило ее равнодушной. Ридд нимало подивился этому, но спорить не стал.
Оставшись одна, девушка пособирала немного хвороста и присела у огня, любуясь игрой огненных лепестков, свечением углей и иногда поднимая взгляд к темнеющему небу. Ридд задержался на охоте до самой темноты и вернулся без дичи, зато не один.
- Это Дааль, - представил он пришедшего с ним золотоволосого темноглазого юношу, и Люта кивнула – она помнила Дааля по разговору в «Добром медведе», - а это мой друг Лютен.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался Дааль, - а ты и вправду Посланник?
Девушка остро глянула на Ридда.
- Правда. А ты, должно быть, опять охотился на оборотня?
- Клянусь Последним Днем, как ты догадался?
- Никак. Просто мы с Риддом слышали твой разговор и твою клятву в «Добром медведе»
По лицу Дааля было видно, что он не поверил, но сомнения терзали его не долго.
- Я понял, ты же Посланник! Говорят, Посланники умеют читать мысли и предвидеть будущее. Конечно, ты воспользовался своим волшебством.
Видя, как он доволен тем, что нашел собственное объяснение взамен ее - слишком простого, Люта не стала разубеждать его. В Посланниках не было никакого волшебства, и всему, что обретал человек, одевая обруч Посланника, мог научиться любой человек.
- Расскажи Лютену то, что рассказал мне, - попросил юношу Ридд, когда они уселись к костру.
Глаза Дааля таинственно блеснули и коротко глянув по сторонам, точно опасаясь лишних ушей, он сказал:
- За вами идет оборотень. Я отправился на охоту вчера днем и почти сразу наткнулся на его след…. Я был в Юмше и знаю, чем отличается обычный волчий от следов оборотня. Вообще-то, я не надеялся найти вервольфа в здешних краях, как в прошлом году – а тот оказался тут только потому, что убил двух братьев-охотников, и, раненый, бежал от третьего от самого Юмша.
- Значит зверь, которого ты убил, был ранен? - Люта усмехнулась, - своим друзьям ты об этом не сказал.
Дааль ничуть не обиделся.
- Но зверь-то все равно мертв, верно? Я еще о том не рассказал, как взъярился охотник из-за того, что я убил его добычу. Он же поклялся отомстить, перебил всю его стаю, не спал и не ел, преследуя его.
- Почему бы волку просто не спрятаться в чаще от этого охотника?
- Он и прятался, да не помогло. Что ты думаешь, охотник был один? – Дааль довольно улыбнулся, отвечая на недавнюю подколку Люты-Лютена, - нет, он был с собаками.
Люта нахмурилась.
- Значит, ты видел его? – торопливо, опасаясь ссоры, спросил Ридд.
- Почти так же, как вас сейчас. Но только миг… хитрая зверюга и быстрая. Не понимаю, почему она не напала на вас или на меня?
- А почему ты решил что она идет за нами?
- Ты наверное не охотник, а то бы не спрашивал. По следам, как же еще? Волк идет по вашим следам, а я – по следам волка. Он и сейчас где-то поблизости.
Ридд и Люта переглянулись.
- Что я говорил? Я же почувствовал, что кто-то следит за нами.
- Чем вы так насолили волку? – усмехнулся Дааль.
- Вроде ничем. В Юмше нам так и не удалось поучаствовать в охоте на вервольфа… Слушай, может, поохотимся вместе?
- С удовольствием. Завтра же… - Дааль зевнул, - лучше бы сегодня, но я не взял с собой собак.
- Завтра мы продолжим путь, - холодновато отрезала Люта и оба юноши почувствовали, что не могут спорить с Посланником. – Да и вряд ли вам удастся взять оборотня живьем.
- Я и не надеялся, - ничуть не смутился золотоволосый, - я хотел бы идти с вами. Может, по дороге оборотень решится напасть первым…
- Ты даже не спросил, куда мы идем!
Дааль беспечно улыбнулся.
- Все дороги одинаково хороши.
- И они принадлежат не только нам с Лютеном, - ответно улыбнулся Ридд, - иди с нами, если желаешь.
Люта бросила на него холодный взгляд, но возражать не стала. Только когда они устраивались на ночлег и Дааль отправился на свою стоянку за собственными вещами, она сказала Ридду:
- Ты так быстро согласился принять его в компанию, хотя ничего не знаешь о нем.
- По-моему он будет хорошим спутником…
- Дам тебе совет, - перебила Люта, - если не можешь полностью доверять кому-то, не бери его с собой в дорогу.
Ридд собирался возмутиться, но тут вернулся Дааль, и ссора погасла, не начавшись.
…Люта и сама не знала почему прицепилась к Даалю. Может то была обида за то, что ее Ридд не согласился принять в спутники так сразу. А может, холодные чувства Посланника нашептали ей, что Дааль чем-то помешает на ее пути.
Юноши собирались спать по очереди, опасаясь нападения вервольфа, но девушка впервые воспользовавшись способностью Посланника чувствовать грядущую беду, убедила их, что никакой опасности нет.
Утром, отлично выспавшись и позавтракав, они отправились в путь, не задержавшись ни на миг дольше, чем нужно.
- И куда же вы все-таки идете? – пытаясь пригладить рукой взлохмаченные со сна волосы спросил, наконец, Дааль.
- В Лэй-Меридан. Вернее в Родан, - вспомнил о цели посланника Ридд.
- В такую даль? Без карты, без проводника?
- Карта у нас есть…
- Посланник не может заблудиться, - пресекла все объяснения Люта.
- Как так - не может? У тебя в голове компас и его стрелка мельтешит перед твоими глазами, указывая тебе верный путь?
- Что-то вроде этого. Я вижу куда я иду. Вижу Белые Врата Родана и дворец короля.
Дааль посмотрел на нее с уважением.
- Да-а, хорошо быть Посланником… ну, а в Лэй-Меридан-то вам зачем? Там же, говорят, только эльфы живут, и у них сейчас чуть ли не война.
- Про далекие страны и нездешние чудеса чего только не болтают, - фыркнул Ридд, хотя на самом деле ему было бы интересно послушать про Лэй-Меридан и эльфов.
И Дааль понял это. Он заговорил, пересказывая все слухи, что знал, словно интересную сказку; словесный водопад его не иссякал, но Люта не слушала его непрерывной трескотни. Дааль просто лучился веселым задором, казалось, нет на свете ничего, что заставило бы его стать серьезным и Ридд с удовольствием отвечал шутками на его шутки. Посланника эзринский болтун старался не задевать, особенно после той неудачной шутки, на которую она ответила «я не мешаю тебе смеяться, не мешай же мне размышлять». Постепенно и Ридд, разговорившись, рассказал новому спутнику всю историю их недолгого путешествия, и даже отстранившаяся от всего Люта порой дополняла его рассказ.
Впереди снова ставали холмы, не очень высокие но крутые, заросшие колючим кустарником. Недолго думая, странники решили обойти их - если судить по карте, гряда холмов иссякла на западе, и только на востоке примыкала к горам.
- Там, за ними, пустошь и проклятая земля Урилля, - сказал Дааль.
- То самое, где не живут люди? – спросил Ридд - даже в Вэстене знали он проклятом Урилле.
- То самое. Но это дальше на север, мы его даже не увидим. Интересно, вервольф все еще идет за нами?
- Идет, - сказала Люта и оба юноши разом остановились и посмотрели на нее.
- Вот славно! – Дааль поправил висящий на поясе меч, - я и не надеялся на такую удачу! Одолжишь мне свой арбалет?
- Забирай, - легко согласилась девушка, - он мне не нужен. Но по-моему стоит оставить волка в покое.
- А что если он нападет на нас первым? - Ридд покачал головой, - мало ли что на уме у зверя!
Холмы все тянулись и тянулись без конца. К ночи странникам так и не удалось преодолеть препятствие и они свернули к одному из холмов, чтобы не ночевать на отрытом месте. У холма росли несколько деревьев, между которых так удобно устроился их походный лагерь. На этот раз юноши все же решились спать по очереди, опасаясь нападения волка и Люта не стала их отговаривать. Поэтому утром оба отчаянно зевали. Случись им ехать в седле они могли бы тихонько клевать носом, но путешествие пешком помогло бороться с недосыпом.
Веселые зеленые луга скоро сменились каменистыми пустошами на которых мало что росло и только холмы по-прежнему пугали глаз зарослями колючек. Провизия снова кончалась, выходя из Эзрина Ридд и Люта не рассчитывали на Дааля, поэтому вечером пришлось остановится пораньше, чтобы успеть поохотиться.
Утром, после тщетной попытки обойти в обход оказавшиеся бесконечными холмы, Люта уверенно свернула к одному из них.
- Там есть проход, - сказала она, - сквозной тоннель через все холмы.
Проход и в самом деле нашелся, закрытый потемневшей от времени низкой деревянной дверью, заросший ползучим кустарником и незаметный с расстояния даже в три шага.
- Гномы, - с многозначительной серьезностью сказал Дааль, - это тоннель гномов. Все наши легенды говорят, что когда-то они жили рядом с Эзрином.
- В самом деле? Стоит ли тогда соваться в тоннель? Если там до сих пор кто-то живет… - Ридд посмотрел на Посланника, словно надеясь на подсказку, но девушка только качнула головой.
- Это короткая дорога.
Она видела это так же ясно, как и другое – в самом деле пещеры под холмами, соединенные тоннелями были обитаемы, но разве это имело какое-то значение для Посланника?
- Там наверняка темно, - осторожно, чтобы не пораниться, Дааль срезал кинжалом колючие плети кустарника, и Ридд стал помогать ему, - придется запастись факелами.
Он толкнул дверь, и она отворилась на ширину в пол-ладони, да так и застряла. Юношам пришлось навалиться на нее вдвоем, чтобы открыть полностью. Из черного поема тоннеля пахнуло ароматом фиалок, а вовсе не промозглой сыростью. Пока Ридд вглядывался в темноту, пытаясь понять, откуда в подземелье фиалки, Дааль принялся за изготовление факелов – у запасливого эзринца с собой оказалась горючая жидкость, которой пропитывают связки веток, чтобы они горели долго и почти без дыма. Правда, сама жидкость пахла отвратительно.
- Сколько времени нужно, чтобы пройти по тоннелям наружу? – спросил Дааль, соображая, хватит ли жидкости на последний, шестой факел и достаточно ли будет шести.
Девушка, с легким нетерпением наблюдавшая за ним и Риддом, но не спешившая помочь, ответила:
- Если поторопимся, чуть больше суток.
- Придется поторопиться, да еще, пожалуй, можно заблудиться…
- Мы не заблудимся, - уверила его Люта.
Юноша коротко взглянул на нее и снова занялся последним факелом.
- Готово, - он вытер руки тряпицей, обмотал ее вокруг головки последнего факела и поджег, - ну что, идем?
Первой в тоннель вошла Люта. Ридду пришлось нагнуться, но не очень сильно. Лошадка немного поупрямилась но, в конце концов, позволила втащить себя в темноту. Последним вошел Дааль с факелом, дающим ровный яркий свет.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:31 | Сообщение # 9
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 8. Браггард

Факел давал достаточно света, но в тоннеле не было ничего, на чем мог бы задержаться взгляд. Узкий вначале, через несколько десятков шагов он расширился, так что Дааль смог идти рядом с Посланником, а Ридд свободно вел успокоившуюся лошадку. Земляные стены, покосившиеся деревянные столбы-подпорки, и капавшая с потолка вода скоро сменились каменными стенами, на которых вспыхивали крошечными звездочками мерцающие искры. Это было красиво, Ридд не раз останавливался, чтобы полюбоваться игрой мерцающих искр и отставал от своих спутников.
Часто попадались боковые ответвления и Люта уверенно сворачивала, или вовсе не обращала на них внимания. И все они сохраняли молчание, такое же неестественное, как холодное спокойствие Люты-Лютена, все больше пугавшее Ридда, но даже себе самому он не мог бы сказать – почему.
Время словно остановилось для них. Только когда пришлось доставать из связки новый факел, Ридд понял, что они идут по тоннелю уже три-четыре часа. А потом дала о себе знать ночь, властно потребовавшая, чтобы странники остановились и отдохнули. Разостлав теплые плащи на каменном полу, и завернувшись в одеяла, они улеглись спать, а, проснувшись, продолжили путь. Несмотря на то, что спали они спокойно, ни у кого не было желания провести еще одну ночь в подземельях.
Прохладный воздух подземелий по-прежнему нес аромат фиалок, серебристые огоньки на стенах вспыхивали, отражая свет факела, казалось – стены дышат, живут, передавая друг другу льдистое мерцание.
Ход расширился настолько, что можно было бы идти в ряд, а потом вывел в огромный каменный зал с высоким потолком и темными отверстиями тоннелей, испятнавшими мерцающие огоньками стены. Факел здесь был не нужен – неяркий, прохладный свет разливался по залу, позволяя хорошо рассмотреть искусную резьбу, неширокой лентой опоясывающую зал у самого пола, окаймляющую пятиугольные отверстия выходов – и коренастую фигуру, возившуюся у одного из них. Существо в пол человеческого роста с невероятно широкими плечами и заткнутой за пояс бородищей перетаскивало с места на место каменную плиту размером как раз с него, ворча и покрякивая. Должно быть, человечек был очень увлечен работой, потому что только когда каменная панель встала на нужное место, он, вытерев ладони о широкие кожаные штаны, обернулся и заметил странников.
Несколько минут он разглядывал незваных гостей, а потом обратился к ним с вопросом на незнакомом грубовато звучащем языке. Ридд и Дааль не поняли ни слова, и только Люта-Посланник услышала не тарабарщину, а вполне понятное «Кто вы такие?»
- Мирные странники и не хотим нарушить чужого покоя, - ответила она на общем языке, потому что, понимая язык человечка, говорить на нем не могла.
Но человечек понял. Уставившись на Люту внимательными тревожными глазами, он шагнул навстречу странникам.
- Это еще что такое? Откуда вы взялись? – спросил он, перейдя на общее наречие. И не дожидаясь ответа, продолжил, - и какого тролля вас потащило в тоннель?
- Ради короткой дороги через холмы.
Человечек хмыкнул.
- Короткая дорога? У вас, может, и карта тоннелей имеется, как раз на такой случай? Ну, вот что, ступайте за мной!
Дааль положил руку на меч.
- Лучше проводи нас к выходу малыш, если хочешь жить.
Человечек побагровел.
- Ты что, выскочка долговязая, никогда гнома не видел? А ну, убери руки от своей зубочистки! Я кому говорю?
Не сразу поняв, что зубочисткой гном обозвал его меч, Дааль рассвирепел.
- Сейчас я покажу тебе, на что способна моя «зубочистка»!..
- Хватит! – вмешалась в свару Люта, - делай, что тебе сказали!
- Он будет меня оскорблять, а я должен это терпеть? – воскликнул юноша.
- Хватит, - повторила она, и Дааль замолчал, - мы здесь незваные гости и должны проявлять уважение к хозяевам.
Она поклонилась гному.
- Прости нас, господин, мы не хотели тебя обидеть. Меня зовут Лютен, моих спутников – Ридд и Дааль.
- Меня именуют Сарнхолл, - поклонился в ответ гном. – Идемте, я провожу вас к владыке Браггарда, этой подземной страны.
Он повернулся и шагнул в пятиугольный проем тоннеля, не заботясь о том, идут ли за ним странники.
- И мы должны повиноваться? – возмущенно спросил Дааль, вновь порываясь схватиться за меч.
- Если хочешь, можешь вернуться. На земле под солнцем никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь, а этот подземный мир принадлежит гномам. И у них свои законы.
Дааль открыл рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал.
Идти пришлось совсем недолго, но чем дальше они шли, тем больше чудесной резьбы появлялось на стенах и тем сильнее становился запах фиалок. Вскоре даже обиженный на всех Дааль позабыл о своей обиде, и с откровенным изумлением любовался каменными узорами, в которых сплетались цветы и лианы, крошечные фигурки и странные угловатые руны, и знаки понятные каждому – солнце, луна, падающая звезда…
Наконец гном остановился у массивной каменной двери.
- Подождите здесь!
Постучав каменным молоточком в дверь, он дождался ответа и вошел, чтобы через секунду вернуться за оставленными в коридоре странниками.
- Входите, Мастер-повелитель ждет вас, - он посмотрел на лошадку и протянул руки к поводу, - только животное оставьте здесь.
Ридд охотно отдал ему поводья и переступил порог вслед за друзьями.
За каменной дверью оказалась богато изукрашенная резьбой зала, вся сияющая от настенных огней, куда как более ярких, чем все, что они видели до сих пор. Особенно ярко сияли те места, которых коснулся резец, и блистающий пояс узоров был ослепительно прекрасен. Посреди залы стояло высокое каменное кресло, на котором восседал немолодой гном, в тронутых сединой волосах его поблескивал тонкий золотой обруч. Одежда гнома ничем не выдавала короля, такая же простая и практичная, как одежда Сарнхолла, а золотой обруч съехал на бок, точно гном надевал его впопыхах, или не привык носить вовсе.
- Мастер-повелитель, - поклонилась Люта, а следом за ней и остальные.
- Меня зовут Элорт, - преставился пожилой гном, - вы, в самом деле, искали короткой дороги сквозь холмы, как сказал мне Сарн?
- Да, Мастер Элорт. Я Посланник и несу Весть роданскому королю.
Несколько минут гномий король смотрел на нее то ли с недоверием, то ли с сожалением.
- Понятно, - наконец со вздохом сказал он, - опасное это дело, наведываться сейчас в Родан, и не будь ты Посланником, я стал бы отговаривать тебя…
- Не в моей власти выбирать, Мастер Элорт, - покачала головой Люта.
- Я знаю, - гномий король кивнул в сторону стоявших у стены кресел, - присядьте, я не задержу вас надолго.
Старый гном покинул трон и занял одно из кресел рядом с гостями; на его испещренном морщинами темном лице лежала тень заботы.
- Должно быть, ты недавно стал Посланником, - сказал он, не спуская проницательного взгляда с Люты-Лютена, - как это случилось?
Девушка наскоро поведала ему о ледяной буре и умирающем посланнике Лордане, от которого получила обруч, а в конце рассказа Мастер Элорт задал неожиданный вопрос:
- Не нужна ли тебе помощь, Посланник? Что-нибудь, кроме того, чтобы проводить тебя и твоих друзей по нашим тоннелям и помочь сократить путь – это и так будет сделано.
Даже сквозь холод чувств Посланника, отсекавший все лишнее, Люта почувствовала печаль в голосе старого гнома. Печаль и сочувствие…
- Благодарю вас, Мастер Элорт, но почему вы…
- Мне кажется, вы не откажитесь от доброго обеда, - решительно перебил ее гномий король, и кликнул дожидавшегося за дверями Сархолла, - проводи гостей туда, где они смогут отдохнуть и позаботься, чтобы их накормили.
- Да, Мастер-повелитель.
Напоследок поклонившись королю, странники покинули тронную залу и отправились по тоннелям вслед на Сарнхоллом, ворчавшим, что его приставили слугой к людям; повод лошади он вернул Ридду. Дааль усмехался, слушая его ворчание; впрочем, ничто не мешало гному делать то, что поручил ему король. На вопросы ставшего очень разговорчивым эзринца Сарнхолл отвечал коротко и четко, так что хорошего разговора не получалось и Дааль быстро отстал от него.
Ридд восхищено разглядывал каменную резьбу, покрывавшую от пола до потолка коридоры, которыми они шли. Многие сказки говорили о том, что гномы – великие мастера работы по камню, но ни одна сказка не могла передать того, что юноша видел теперь своими глазами. И все же самым удивительным оставался аромат фиалок, невесомо паривший в каменных коридорах.
Им то и дело встречались другие гномы, но никто особенно не глазел на гостей, словно люди каждый день забредали в эти тоннели. Маленькую лошадку оставили в большой круглой комнате, где проводили свое время несколько коров и овец. Это вызвало удивление Ридда – сказки не говорили о том, что гномы разводят животных.
Отворив одну из многочисленных встречавшихся по пути дверей, Сарнхолл предложил Ридду и Даалю занять открывшуюся за ней комнату, а когда Люта тоже хотела остаться, вежливо сообщил, что для Посланника предназначена другая комната.
- Почему это? – обиженно спросил Дааль, - за что такая честь?
- За то, что он Посланник, - гном свирепо глянул на юношу, - а у вас людей, не принято оказывать Посланникам особое почтение?
- Вот еще! – фыркнул юноша, но под свирепым взглядом гнома замолчал.
Сарнхолл увел Посланника, оставив юношей в маленькой, украшенной серебряными завитушками по стенам и потолку комнате. Ридд присел на деревянную скамью, тревожно глядя на закрывшуюся дверь. Ему очень не нравилось то, что его и Лютена разлучили.
Дааль, пройдясь вдоль стен, на которых переплетались серебряные лианы, сказал, любуясь ими:
- Красиво. Интересно, у гномов и вправду есть сокровищница?
Ридд поднял голову, с трудом понимая, о чем он говорит. Эзринский юноша увидел заботу на лице Ридда и поспешил утешить его:
- Да не беспокойся ты о своем друге Посланнике! Скоро он оставит тебя и продолжит свой путь один, потому что все Посланники – одиночки. Я видел нескольких и даже говорил с ними… Они живут от Вести к Вести и только ради того чтобы донести их по назначению, такова их судьба. Все остальное им только мешает.
- Лютен не бросит меня, – сказал Ридд не очень уверенно.
- Я виду ты очень привязан к нему… а меня, признаться, больше интересуют гномьи сокровища.
- Да при чем здесь сокровища?
- Как это при чем? Все сказки говорят о том, что гномы – хранители подземных сокровищ… Вот бы сделать для их короля что-то такое, чтобы заслужить его благодарность и щедрую награду!
- Только в сказках такое и бывает, - заметил Ридд.
… Сарнхолл вел Люту-Посланника прямыми коридорами, потом свернул, и они оказались у дверей то самой залы, в которой странников принял гномий король. Мастер-Повелитель все так же сидел в кресле, и когда двое вошли, сделал знак Сарнхоллу, отпуская его. Девушка подошла к гномьему корою.
- Не удивляйся, Посланник, - сказал Мастер Элорт, - я должен был поговорить с тобой наедине и не хотел обижать недоверием твоих друзей. А они бы наверняка обиделись, попроси я их оставить нас вдвоем.
- О чем же ты хотел поговорить, Мастер-повелитель?
- О том же. Предложить тебе помощь, которая в моих силах. И я даже осмелюсь предложить тебе то, о чем думаю, - светлые глаза под густыми бровями внимательно смотрели на Люту-Лютена. – Я знаю, что спутники в тягость Посланнику. Не хочешь ли ты чтобы я задержал у себя твоих друзей, или вывел их на поверхность там, откуда они не найдут дороги к тебе?
- Их присутствие не тяготит меня, - ответила Люта, - но благодарю за предложение, Мастер Элорт. Если мои друзья захотят остаться – пусть остаются, а если нет – я не могу бросить их.
- Вряд ли стоит их спрашивать, - улыбнулся старый гном, - когда это молодые люди отказывались от приключений? Но это еще не все, что я хотел предложить тебе. Если компания тебе не в тягость, не возьмешь ли ты с собой еще одного? Я говорю не о гноме... да вот она сама. Входи, Лоэли!
Порог переступила тоненькая, коротко стриженая девушка в простом платье. Она вопросительно взглянула на гномьего короля, потом перевела взгляд ярких синих глаз на Люту-Лютена.
- Ее зовут Лоэли, и, как ты сам видишь, она не нашего племени, - сказал Мастер Элорт, и обратился к девушке, - это Лютен, Посланник. Если захочешь, он поможет тебе дойти до Родана.
Мастер мог и не говорить о том, что Лоэли – не гном. Удивительно изящная, грациозная, с лицом, сиявшим дивной, волшебной красотой, она не была и человеком. Короткая стрижка и челка делали ее похожей на ребенка; но короткие волосы не скрывали острых кончиков маленьких ушей - Лоэли была эльфом, а века эльфов, как и века Посланников, измеряются другими мерками. Легко, бесшумно ступая – каждым движением ее, плавным, танцующим, и трепетанием лучиков-ресниц можно было бы любоваться бесконечно – она подошла поближе.
- Лоэли не говорит словами, - сказал Мастер Элорт, - но она разговаривает мыслями и сейчас она просит, чтобы ты взял ее за руку.
Люта охотно протянула руку – тонкие пальцы эльфийской девушки сжали ладонь посланника.
«Хочешь ли ты взять меня с собой?» – услышала Люта мысленный вопрос обращенный к ней.
«Если ты хочешь со мной идти, - так же безмолвно ответила она, - скажи, как случилось, что эльф живет среди гномов?»
Лоэли посмотрела на Мастера Элорта, словно передавая вопрос Люты ему. Старый гном печально вздохнул:
- Я могу рассказать тебе об этом. Много лет назад на поверхности рядом с нашими холмами жили эльфы, и мы не очень-то уживались с ними. Неприязнь не переросла в открытую вражду, но один гном похитил эльфийского ребенка – он хотел отомстить за какую-то свою обиду, а эльфы внезапно снялись с места и ушли. Может в Родан, а может в Меридан, или еще куда, кто знает? Что тогда было делать? Про гномов говорят иногда, что наши сердца такие же жесткие, как наши наковальни, но мы не могли бросить ребенка, хоть и эльфийского племени. Лоэли осталась с нами и выросла увядшим цветком без своего голоса и своей судьбы. До сих пор многим гномам не по душе, что среди них живет эльф, а девочка тоскует по своим. Поэтому она хочет уйти. Может, в Родане она найдет сородичей, а нет – так все же ей лучше жить на поверхности, чем под землей.
Кажется, Лоэли снова обратилась к старому гному с безмолвной просьбой, потому что он поднялся с кресла и кивнул:
- Конечно, дочка… Она хочет проводить тебя в твою комнату, посланник, - Мастер Элорт смотрел на Люту-Лютена в ожидании ответа, и девушка-Посланник кивнула.
- Вот и хорошо. Ну, идите!
Она и девушка-эльф вышли из залы. В коридоре у самых дверей притулился Сарнхолл, который очень обрадовался тому, что ему не придется вести гостя обратно.
- Вот и славно, а то меня и так уже дела ждут, не дождутся…
Негромко ворча и забавно шаркая ногами, он удалился по коридору. Лоэли с улыбкой смотрела ему вслед.
«Милый добрый Сарн, ни минуты не может посидеть без дела. Лучший отдых для него – добавить еще одну завитушку к каменным узорам этих пещер…»
«Он такой же гном, как ты – эльф, - заметила Люта мысленно, - ведь ты любишь цветы и выращиваешь их здесь, под землей. Их ароматом наполнены все коридоры, выдавая твое присутствие».
Эльфийка мысленно засмеялась серебристым счастливым смехом.
«Хочешь, покажу тебе свою маленькую оранжерею?»
«Может быть, потом…»
«Тогда, пока мы идем, не расскажешь ли ты о себе и свои друзьях?»
Люта согласилась и в нескольких словах описала свое путешествие от самого Леса. К тому времени, как Лоэли остановилась у дверей комнаты, предназначенной для Люты, рассказ был окончен.
«Если ты захочешь повидать друзей, они в комнате рядом, - сказала эльфийка. – Скоро принесут обед».
«Спасибо, мне больше ничего не нужно».
Поняв это правильно. Лоэли поклонилась и вышла, затворив за собой дверь.
Только оставшись одна, Люта поняла, как тяжело ей стало переносить чужое присутствие. Словно тяжкая ноша упала с ее плеч, когда, наконец, она смогла вернуться к привычному для нее одиночеству. Это был прежний выбор Люты, уносившей подальше от людей своею некрасоту, и естественный выбор Посланника, идущего от Вести к Вести. Спутники были не нужны ей, они могли стать помехой, преградой на пути к главному… «Нет! – безмолвно вскрикнула она, - я люблю Ридда, я не могу покинуть его…» Но чувство, прежде такое горячее, такое острое, едва шевельнулось в ее сердце, лениво, как разбуженный ребенок, чтобы тотчас же снова заснуть, точно все это были только слова и значили они не больше всяких других слов. Она хотела бороться с этим, но надолго этого желания не хватило. Только Весть имела значение, только она одна…
Люта так и просидела неподвижно на резной скамье, пока не принесли сытный обед. Пока немолодая женщина-гном расставляла на столе блюда, девушка маялась в нетерпеливом ожидании, когда ее снова оставят одну. Но больше в этот день ее никто не беспокоил.
Утром к ней зашел Сарнхолл, с ним были Ридд и Дааль – всех троих странников гномий король приглашал позавтракать с ним.
Эзринец по своему обыкновения сыпал вопросами, на которые Сарнхолл отвечал, пока ему не надоело. Ридд только восхищался резьбой на стенах, мозаикой пола, выложенного кусочками цветного камня и освещавшими все серебристыми огоньками. Стоило хлопнуть ладонью по стене, как огоньки загорались ярче, правда, ненадолго, и Сарнхолл довольный произведенным на гостя впечатлением, много раз проделывал это, пока они шли по коридору. Люта молчала и вовсе не смотрела по сторонам.
- Красота какая! – в очередной раз повторил Ридд, когда они прошли участок стены, украшенный картиной из кусочков разноцветного камня.
- Да вы еще и не видели настоящей красоты, - усмехнулся в бороду Сарнхолл, - прикосновение руки настоящего мастера может заставить камень говорить, но одного мастерства мало. Нужна еще любовь – пусть всего лишь любовь к своему делу, и желание отдать своему творению частицу себя…
- Когда это камни говорили? – перебил его нетерпеливый Дааль, - о таком не говорится даже в сказках!
- Сказки, ха! Жизнь куда богаче любых сказок!
Даже Дааль не нашел, что на этот ответить.
Стол был накрыт в уютной просторной комнате, скупо украшенной строгим орнаментом. Мастер Элорт приветствовал гостей вежливым поклоном и предложил им отведать расславленные на столе яства.
Завтрак проходил в теплой, дружественной обстановке, гномий король соревновался с Даалем в опустошении тарелок, когда в обеденную залу ворвался запыхавшийся гном с искаженным гневом лицом.
- Мастер Элорт, - гном торопливо поклонился, и впился яростным взглядом в сидящих за столом гостей, - беда, Мастер, эти пришли не одни. Они привели с собой халлура. Халлур бродит в подземелье!
- Халлур? – гномий король вскочил на ноги, опрокинув серебряный кубок, - волк-оборотень? Откуда в этих местах вервольф?
Его суровый взгляд встретился с холодновато-спокойным, почти равнодушным взглядом Люты.
- Он шел за нами от самого Юмша, но не нападал.
- И ты только сейчас говоришь мне об этом? Рогур, нужно предупредить всех, чтобы не выходили из своих комнат без оружия, и устроить облаву.
- Мы уже пытались убить волка, господин, - ответил ворвавшийся в столовую гном, - он перегрыз глотку Дьерри и ранил Ультиха. Один Великий Кузнец знает, выживет ли он.
- Так. – Мастер Элорт снова посмотрел на поднявшихся из-за стола людей, - позови охрану, пусть гостей отведут в их комнаты, и не выпускают, пока я не прикажу.
Вспыльчивый Дааль схватился за меч.
- Мы не будем ничьими пленниками!..
- Ты глух, или ты глуп? – прервал его гномий король, - вы притащили в Браггард оборотня и ни словом не заикнулись об этом, принимая наше гостеприимство. Двое моих людей уже пострадали, и неизвестно скольких еще загрызет проклятый волк, прежде чем его прикончат. И после всего этого я приказал всего лишь запереть вас, а не убить! Через час, когда для вас соберут немного еды и питья, вы покинете Браггард.
- Благодарю вас, Мастер-повелитель, - почтительно поклонилась Люта, но гном горько усмехнулся и передал гостей в руки вошедшим в залу шести вооруженным, одетым в броню гномам.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:32 | Сообщение # 10
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Слова короля были исполнены в точности, хотя по дороге гномы-стражи встретили нимало разъяренных сородичей, требовавших немедленной смерти странников. Их снова разделили, Ридда и Дааля заперли в одной комнате, а Люту – в другой, у дверей были поставлены стражи. Люта слышала, как ни раз и не два к двери подходили другие гномы, требовавшие выдать им людей, притащивших в подземелья халлура, но стражи не внимали гневным выкрикам сородичей.
Одиночество и на этот раз не было долгим. Шум в коридоре скоро затих, потом скрипнула, отворяясь, дверь, пропуская тоненькую фигурку эльфийской девушки.
- Лоэли?.. – удивилась Люта.
«Да, Посланник, это я. Я пришла попросить у тебя помощи».
«Какая помощь тебе нужна?»
Лоэли долго молчала, стиснув тонкие руки.
«Оборотень будет убивать гномов… Тех, которые приютили меня, мастеров с золотыми руками, юных и старых. Один уже погиб, добрый Дьерри, любивший крепкое пиво и веселые песни, а Ультих, бродяга Ультих, которому не сиделось в Браггарде, и который вечно вылезал на поверхность, хотя не любил солнечного света, умирает. Даже если волка сумеют выследить, он успеет убить многих, прежде чем расстанется с жизнью. Но ты… ты Посланник, если ты встанешь на его пути и скажешь ему, чтобы он уходил из Браггарда…»
«Я Посланник, - повторила Люта, позволив себе выказать удивление, - но я не повелеваю волками».
«Я знаю! – отчаяние с такой силой прозвучало в голосе Лоэли, что Люта пошатнулась, - но для тебя встреча с волком не так опасна, как для всех остальных. Ты же посланник, ты не можешь умереть, твоя сила поможет справиться с бедой… неужели тебе все равно, что волк будет убивать снова и снова?»
«Мне не все равно, - осторожно помыслила девушка, - хотя я и не понимаю, о какой силе ты говоришь, а ты не понимаешь, что Посланники не бессмертны. Чего ты хочешь? Чтобы я отправился на поиски волка, встретил его и сказал, чтобы он уходил? Но я не имею права вмешиваться в чужую жизнь».
«Но ведь ты уже вмешался! Послушай, разве можно жить, не касаясь своею жизнью жизней других? Все мы связаны друг с другом незримыми нитями, которые сплетает судьба и мы сами… Этих нитей не разорвать никому!»
Что-то дрогнуло в объятом холодом сердце Посланника. «Волк может помешать мне донести Весть, - упрямо, стараясь убедить ту часть себя, которая больше ей не принадлежала, - подумала она, - разъяренные гномы могут задержать меня в Браггарде…» При одной мысли об этом во всем ее существе поднялась протестующая холодная волна, которая и накрыла Люту с головой. Сущность Посланника решила, что это так, и что она должна вмешаться – не ради других, но ради себя.
«Хорошо, Лоэли, - мысленно ответила она не вмешивавшейся в ее внутреннюю борьбу эльфийке, - я помогу».
«Возьми мой плащ, - Лоэли дернула завязки плаща с капюшоном, лежавшего на ее тоненьких плечах, - накинь на голову капюшон и стражи выпустят тебя, решив, что это я. Потом ты вернешься, и мы снова поменяемся».
Не спрашивая, как Лоэли уговорила гномьих сторожей впустить ее к ней, Люта надела плащ, и спрятала лицо под капюшоном. Эльфийка была более хрупкой, чем она, но вряд ли это заметят гномы у дверей.
Они и вправду не заметили. Девушка скользнула мимо них по коридору и углубилась в подземелья Браггарда, освещаемые где светом льдистых огней на стенах, где бездымными факелами. Гномов в коридорах было немного, и никто не обращал внимания на тонкую фигурку в плаще. Люта неторопливо брела все дальше, мысленно обращаясь к одной из способностей Посланника - отыскать того, кто был ей нужен, и ноги сами несли ее в нужную сторону. Правда, все же пришлось поплутать, но недолго, и там, куда ее завела способность отыскивать нужное, не было никого.
В пустом отрезке коридора, который гномы еще не успели украсить каменной резьбой, она остановилась. Волк был где-то рядом, Люта чувствовала его, идти дальше было не нужно.
- Нет смысла таиться, - громко, четко произнесла она, - я знаю, что ты здесь, а ты знаешь, что я рядом и хочу поговорить с тобой.Выйди на свет, мой мохнатый друг.
Звук похожий на фырканье или сухой смешок ответил на ее слова и из-за поворота с непостижимой грацией дикого зверя вышел огромный волк. Минуту он и Люта смотрели в глаза друг другу, а потом хищник лениво потянулся и одним неуловимым движением превратился в человека – молодую девушку, темноволосую и темноглазую, одетую в короткое платье из волчьей шкуры, что казалось частью ее тела. Волк оказался волчицей.
- Не пора ли сбросить маски? – с вызывающей улыбкой спросила она, - я думаю, две женщины лучше поймут друг друга, чем волк и Посланник.
- Откуда ты знаешь? – не дрогнув, спросила Люта.
- Я слышала, как ты назвала свое имя умирающему Посланнику. Твой голос иногда выдавал тебя и твои глаза, когда ты смотрела на своего спутника. Ты очень любишь его, Ридда из Вэстена?
Девушка опустила глаза.
- Зачем ты спрашиваешь, дитя стаи? Что тебе до моей любви?
- Может быть, ничего. Но я слышала твою песню о волчице, достойную не одной только похвалы, но и благодарности. И я хочу отблагодарить тебя, - что-то блеснуло в глазах волчицы, - люди не верят в то, что волки тоже могут любить, мы для вас – просто звери, опасные хищники, которых нужно уничтожать. Но нет избранности в том, чтобы быть человеком, как и в том, чтобы быть зверем! Этот мир сделал всех нас такими, какие мы есть!
- Тебе так понравилась моя песня? – чувствуя, как отступает холод, от которого начало уставать ее сердце, улыбнулась Люта.
- Понравилась? – удивилась волчица, - о нет, она запала мне в сердце, из-за нее я пошла за тобой. Как жаль, что ты больше не поешь, Посланник… Послушай, вот мой совет который я хочу дать тебе – пока еще не поздно, пока не умерло твое сердце, отдай обруч Посланника кому-нибудь другому! Тому, кто не любит, кто не будет разрываться между равнодушием и любовью! Рано или поздно ты не сумеешь найти золотой середины между ними, и тогда одно убьет другое…
- Позволь мне выбирать самой, - мгновенно посерьезнев, прервала ее Люта, - даже если выбора нет. Я не могу никому отдать обруч, пока надо мной не нависла угроза немедленной смерти.
- Значит, тебе придется бороться за свою любовь с собственной душой, - волчица склонила голову и отступила, - клянусь, что не выдам твоей тайны, но какое несчастье, что это все, что могу сделать для тебя!
- Нет, не все, - тотчас вспомнила, зачем искала волчицу, Люта, - не нападай на гномов, прошу тебя! Если желаешь, ты можешь открыто присоединится ко мне и моим спутникам, а не идти за нами тайком, только не трогай гномов!
- Я бы и не тронула их, если бы они не напали первыми, - фыркнула волчица, словно пропустив мимо ушей предложение присоединится к странникам, - пусть будет по твоему. Меня зовут Рион, что значит «ночная песня». Прощай, Посланник.
Она обернулась огромным черным зверем и скользнула за поворот. Люта проводила ее взглядом и отправилась обратно.
Через полсотни шагов у одной из многочисленных дверей, ее остановило странное чувство – словно что-то тяжелое и холодное легло тяжестью на ее сердце и сердце забилось медленнее, глуше… Из-за двери вышла молодая женщина-гном со слезами на глазах и едва не столкнулась с Лютой. Девушка помедлила немного и вошла в комнату.
В комнате стояло ложе, на котором лежал раненый гном, один из тех, на кого напала волчица. Он умирал, его сердце билось все тише, и это его ритм почувствовала Люта у дверей комнаты. Почувствовала так, что ее сердце приняло чужую уходящую жизнь как свою. Уходящая жизнь вызвала о помощи, и от этого не мог отмахнуться даже Посланник. Девушка подошла к раненому, мысленно спрашивая себя – если Посланник способен сколь угодно долго задерживаться на последней грани, сможет ли она задержать и вернуть с последнего пути другого? Ответа не было, нужно было попробовать, чтобы узнать его… Сопротивление поднялось холодной волной, напоминая – она не должна вмешиваться там, где нет угрозы для нее самой, но Люта с яростной, отчаянной злостью отшвырнула прочь все возражения, нашептанные инстинктами Посланника, и даже знание о том, что за это придется заплатить. Она положила ладони на перебинтованную грудь умирающего и начала замедлять ритм своего сердца.
Это не было легким делом, да и не могло быть. Прошло полчаса прежде, чем два сердца начали биться как одно, словно принадлежали одному существу. Когда эта связь окрепла, Люта начала осторожно подгонять свое сердце, заставляя биться уверенней и сердце умирающего гнома, вливая в него свои силы, делясь с ним всем, что имела и поддерживая его волю к жизни. Умирающее сердце сопротивлялось недолго – девушка была сильнее, и у него не осталось иного выбора кроме как подчиниться. А потом оно с радостью приняло этот выбор, ведь это была жизнь, ясная, яркая и такая желанная! Поверить в это - и значило победить смерть…
Шаги в коридоре Люта услышала задолго до того как они приблизились к двери комнаты и, разорвав связывающую два сердца нить, выскользнула прочь. Сердце гнома билось уверенно, тень Той, Что Приходит За Всеми больше не стояла над ним.
Сил добраться до собственной комнаты, где ждала ее Лоэли, едва хватило. Перед глазами плясали цветные огни, ноги подкашивались, в голове стол шум, точно там билось море. Стражи у дверей почему-то пропустили ее без вопросов. Девушка споткнулась о порог и упала бы, если бы ее не поддержала эльфийка.
«Что с тобой? – с трудом пробился к сознанию Люты вопрос Лоэли, - халлур напал на тебя?»
- Нет, - ответила она, с трудом сумев разлепить непослушные губы, - я видела волчицу… она пообещала больше не нападать…
«Я могу помочь тебе?» – Лоэли подвела Люту-Лютена к скамье, усадила, тревожно ловя темный ничего не видящий взгляд Посланника.
- Нет… мне нужно побыть… в одиночестве
Лоэли не стала спорить с ней, хотя и не решилась так сразу уйти. Она видела - что-то недоброе происходит с Посланником, и не хотела оставлять его в беде, вот только и помочь ничем не могла. В конце концов, девушка-эльф решилась выполнить просьбу и ушла, но Люта, застывшая на скамье, бессильно опустившая голову, уже не слышала ее шагов.
Из забытья ее вывело звучание знакомого голоса, и резкое движение – кто-то звал ее и тряс за плечи. Сознание прояснилось, из тьмы выплыло лицо Ридда, полное тревоги и страха.
- Хвала вечности, ты проснулся! - воскликнул юноша с облегчением, - я так долго не мог разбудить тебя, что решил – это уже не сон…
- Все хорошо, - поторопилась успокоить его Люта, и в самом деле она больше не чувствовала той слабости, которая заставила ее провалиться в забытье. Но только через миг девушка увидела вооруженных гномов, стоявших в дверях и Дааля с ними, - пора идти?
- Да, пора, - он подал ей руку, помогая встать на ноги, но поддержка понадобилась ей только на минуту.
- Значит, идем.
Хмурые гномы провожали их по коридорам, на одном из поворотов к ним присоединился Сарнхолл, ведущий за собой низкорослую лошадку, нагруженную провизией - кажется, гномы не забыли даже о корме для лошади.
Через десять минут пути, когда тоннель навал ощутимо подниматься вверх, Сарнхолл остановил процессию и обратился к вооруженным собратьям:
- Ну ладно, помогли, довели и спасибо. Тут уже близко, я сам провожу чужаков.
- Они могут быть опасны, Сарн! – попытался возразить один из гномов, но Сарнхолл лишь фыркнул.
- Опасны, вот как? Опаснее обвалов в выработках и подземных вод? Да что я, не знаю, что у вас всех дел по горло? Тебя, Югли, жена уже заждалась, а тебе, Каррин, не терпится покопаться в той жиле, которую ты вчера нашел… Говорю, же, идите, ничего со мной не случится!
Четверо гномов переглянулись.
- Ну, как знаешь, Сарнхолл. – И отправились восвояси, оставив товарища наедине со странниками.
Ни Ридд, ни Дааль, ни Люта не успели ничего спросить, когда все стало понятным и без вопросов – из-за поворота выскользнула тоненькая фигурка в плаще.
- ну, вот и ты, дочка, - облегченно вздохнул гном, - как раз вовремя.
Лоэли, а это была она, скинула капюшон и Дааль восхищенно воскликнул:
- Кто ты, прекрасная? – и только потом заметил остроконечные ушки эльфийки.
- Это Лоэли, она идет с нами, - сказала Люта.
- С нами идет эльф! Ты знал об этом и молчал, друг? – снова не сдержался эзринец, - это не по-товарищески!
- Ну, хватит тебе уже, - Сарнхолл поморщился от слишком громкого голоса Дааля, - да, она идет с вами, хотя король запретил это после того, как узнал о халлуре… и клянусь, если кто-то из вас обидит мою дочь, он пожалеет об этом!
- Дочь?.. – Дааль удивленно даркхим, не понимая, - но как, почему?.. Госпожа, - он поклонился Лоэли, - как ты можешь быть дочерью гнома?
- А вот так! – отрезал вышедший из себя Сарнхолл, - последние сорок лет я был для девочки отцом и заботился о ней, как мог. Эльфы – долгоживущие, по сравнению с их жизнью жизнь гнома – один миг, а ведь Лоэли живет в Браггарде почти триста лет. Каждые тридцать-сорок она приходит в новую семью, и становится приемной дочерью для кого-то из нас. Разве трудно это понять? Каждому в этом мире нужна любовь и забота.
- Я понял, - смущенно склонил голову Дааль, - но отчего прекрасная дева еще не сказала ни слова?
- Лоэли не говорит, - спокойнее ответил гном, - вернее не говорит словами, как мы с тобой, а только мысленно, и не каждый способен слышать ее. – Сарнхолл посмотрел на Посланника, - Лоэли рассказал мне о том, что ты договорился с волком, чтобы зверь не нападал – уж не знаю, как это вышло у тебя, но ты многим спас жизнь… И еще одно случилось вчера: Ультих, которого ранил волк, и которому остались считанные часы, ожил и как ни в чем ни бывало потребовал мяса и пива… И это после того, как его жена оплакала его! Я не буду спрашивать, тебя ли нужно за это благодарить, но по мне так кроме тебя, Посланник, больше некому совершить такое чудо.
Все смотрели на Посланника, но девушка молчала, и невозможно было понять по ее строгому, холодному лицу, прав старый гном или нет. Дааль открыл, было, рот, чтобы задать вопрос, но почему-то передумал. Ридд сделал движение к Люте-Лютену, но она посмотрела на него так, словно он вот-вот готов был сделать величайшую глупость, и юноша замер на месте.
А потом все снова тронулись в путь и он оказался совсем недолгим, путь до двери, из-под которой пробивался в пещеру солнечный свет.
- Ну, все, идите, - отступая, сказал Сарнхолл и улыбнулся эльфийской девушке, - когда тебя хватятся, вряд ли кому-то захочется лезть на солнце чтобы вернуть тебя, Лоэли. Глаза гномов не приспособлены для яркого света.
Девушка обняла приемного отца, который был в два раза ниже ее ростом, но честное слово, это ничуть не помешало ему выразить свою привязанность и любовь.
- Ну ладно, ладно… может, ты когда-нибудь захочешь вернуться в Браггард, чтобы повидать своего старого отца… я буду скучать по тебе, дочка!
- Спасибо тебе за помощь! – спохватился Ридд.
- Да не за что… потом закроете дверь поплотнее, чтобы солнце не приникало в пещеру…
Дааль открыл дверь и вышел в мир под солнцем, ведя за собой лошадь, и остальные вышли за ним. Лоэли остановилась на пороге, щурясь от яркого света, но ее глаза, как и глаза странников, очень быстро привыкли к нему и вот уже она шагнула на мягкую зеленую траву, с любопытством оглядываясь вокруг. В свете солнца она была еще прекраснее и Ридд, затворивший дверь по просьбе Сарнхолла, не мог оторвать от не глаз. Перед это красотой меркла красота Эддолин; вспомнив о том, что позвало его в путь юноша подумал – может быть Лоэли станет его судьбой? Девушка заметила его взгляд и, улыбнувшись, коснулась руки Ридда. Через минуту он услышал ее голос в своей голове:
«Меня зовут Лоэли. Как твое имя?»
- Я Ридд, - ответил он, - а это Дааль.
- Так меня называют… она говорит с тобой? – не сразу догадался эзринец, - прекраснейшая, поговори и со мной, не обделяй меня своим вниманием!
Девушка, должно быть, ответила ему, потому что он звонко засмеялся. Аромат фиалок, точно плащ, окутывал Лоэли; нежная, хрупкая, казалось, она была создана для какого-то другого мира. Но когда Дааль предложил ей сесть на лошадь, правда, изрядно нагруженную, она отказалась.
- Но ведь ты не можешь идти пешком, как мы! – возразил Дааль, и замолк – он и сам не мог объяснить, почему Лоэли не должна идти пешком.
Девушка-эльф улыбнулась ему – и он больше не заговаривал о том, чтобы как-то облегчить ей путь.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:34 | Сообщение # 11
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 9. Земля Урилля

Стоял прекрасный солнечный день, благоприятный для путешествий. Солнце ласкало, а не жгло, каждая травинка, каждый самый неприметный цветок словно были наполнены особым, внутренним светом.
- Сарнхолл сказал, что мы выйдем рядом с Уриллем, - Ридд на ходу достал и развернул карту, - значит, мы где-то здесь…
- Немного ближе, - поправила Люта, ткнув пальцем в карту.
- А вот любопытно, волк до сих пор еще идет за нами? – поинтересовался Дааль.
- Не волк, а волчица… Да, идет, - подтвердила девушка-посланник.
- Волчица? Да, ты же разговаривал с ней… ну и что тебе сказала зверюга?
- Что ее зовут Рион, и что она больше не будет нападать на гномов, но на мое предложение идти с нами, а не за нами, она не ответила.
Дааль стал как вкопанный.
- Ты предложил волчице стать нашим спутником? Да ты, верно, сошел с ума! Она в первую же ночь перегрызет всем нам глотки!
- До сих пор же не перегрызла…
- Проклятье! – выругался эзринец и замолчал, потому что Лоэли снова заговорила с ним.
- Ну не знаю, - минуту спустя, он пожал плечами, - пусть Посланник смог договориться с волчицей, пусть она не столь кровожадна, как ее сородичи, но все равно, ведь она – зверь! Иметь такого спутника – все равно что идти по осыпающемуся краю пропасти!
Он помолчал немного, а потом другая мысль пришла ему в голову.
- Расскажи о волчице, Лютен! – попросил он, - она красивая?
Люта, которая шла чуть в стороне от других, улыбнулась.
- Очень. Она смугла и темноволоса, его глаза темнее безлунной ночи, ее голос глубок и звучен…
Люта рассказывала о Рион, а Ридд смотрел на Лоэли. Она была как ребенок, попавший в волшебную страну, в которой все для нее удивительно и интересно, и она была счастлива. Не было ни мгновения, в которое юноша не восхищался бы ее красотой, но она не заставляла трепетать его сердце. Потом они разговорились, и девушка-эльф рассказала ему, что прежде выходила на поверхность совсем ненадолго и чаще – в сумерках. Сарнхолл не хотел отпускать ее одну в верхний мир, в котором, он говорил, куда больше опасностей, чем под землей, а глаза старого гнома не выдерживали солнца.
Те два-три часа что ей удавалось провести на земле, Лоэли вспоминала потом очень долго; наземный мир даже в сумерках был прекрасен. Браггард она тоже любила, любила как единственный дом, который знала. Она помогала украшать цветами, ростки и семена которых приносила с поверхности. Правда, гномы не любили цветов…
Очень легко было разговаривать с ней, и дорога оказалась куда приятнее в компании прекрасной эльфийки. Холмы Браггарда остались позади; странники двигались на северо-запад, следуя карте. В конце концов, Лоэли призналась что, в самом деле, устала – не от дороги, а он самого мира, такого большого и прекрасного, разом ставшего и ее миром. Ридд улыбнулся в ответ на это признание. Сам он не успевал уставать, как все вокруг него менялось, тропинки земли превращались в дороги моря, свет солнца сменялся подземными огнями подземной страны, ясная погода – пасмурной… Юноша подумал о Вэстене, о друзьях, которые стались там, и которые, наверное, никогда не узнают, как может одарить человека дорога, если только он захочет принять эти дары, а не озлобится на сыплющиеся на него неприятности и не вернется с полпути. А еще он подумал о Люте, и эти мысли вовсе не были неприятны ему. Все-таки она любила его и ее Д’архин оказался полезным подарком…
Вспомнив о Д’архине, юноша нащупал кожаный шнурок и вытащил медальон на свет, сам не зная, для чего. Лоэли заметила его движение.
«Что это?» - спросила она.
- Подарок одной девушки. Этот медальон зовется Д’Архин, и он превращает меня в псенетворца, когда я хочу петь, и наделяет другими умениями, которыми владела подарившая мне его.
- Разве можно так вот взять и превратиться в песнетворца? – спросил Дааль, услыхавший ответ Ридда, и Лоэли поддержала его.
«В самом деле, ведь создавать песню – не меньший труд, чем оживлять камень, вырезая на нем узоры, хотя любая душа – открытая колыбель творения».
- Вовсе нет, - не согласился Ридд, - кажется, у песнетворца все само собой получается, - покраснел и замолк – ему, принявшему в дар чужое умение, которое он прежде считал никчемным и недостойным мужчины и охотника, нечем было хвататься.
«Тогда это похоже на мои песни, - сказала Лоэли, - у меня нет голоса, но душа моя поет на языке, которого я не знаю, но который вспоминаю во сне. Наверное, это эльфийский, мой родной язык, его слова вложены в мое сердце, но ничего не говорят мне».
- Как жаль, - огорчился Ридд, - может быть, когда ты найдешь сородичей, то вспомнишь и родной язык?
«Я надеюсь на это. Хочешь я спою для тебя?»
- Конечно, хочу! – живо воскликнул юноша, и эльфийка тихим мысленным голосом повела красивую, печальную мелодию, в которой звучали надежда и печаль. Слова были красивы – и непонятны, но, очарованный, Ридд скоро забыл об этом и перестал пытаться понять их. И то ли Д’архин был тому причиной, то ли что-то еще – он вдруг начал чувствовать то, чего понять не мог. Может, просто потому, что для того, о чем пела девушка, достаточно было одной мелодии безо всяких слов.
«Скатилась юная луна
За край земли.
Седой туман – дыханье сна,
Волной плывет вдали.
Качаньем влажным упоен
Дремотный свет,
И тишина со всех сторон
Молчит словам в ответ.

Сквозь пелену туманных нив,
Сквозь сон веков,
Идешь, не слыша ни своих,
Ни чьих шагов.
Где ты потерян? Что найдешь,
Безлик и нем,
Смешавший в сердце правду-ложь –
Скажи, зачем?

Ожившей тайной притаясь,
Трепещет свет.
Но здесь прочна тумана вязь,
И ножниц нет,
Чтоб разорвать, освободить,
От этих чар
Свой мир, и право говорить
Принять как дар.

Листва тепла, роса легка,
Но путь далек.
Ты ждал подсказки-огонька –
Но где тот огонек?
И мир суров и недвижим,
Стоит стеной.
И лишь туман играет с ним,
Гася волну волной…»
- Как красиво, - тихо сказал Ридд, и добавил с невольной гордостью, - знаешь, я понял!
Он повторил для Лоэли слова, которые звучали в его сердце, девушка долго молчала, а потом улыбнулась ему грустной детской улыбкой.
«Спасибо. Может быть, когда-нибудь и я смогу понимать…»
Ридд огорчился, поняв, что причинил ей боль, но не успел ничего исправить. Отбросив от себя печаль, как старую ненужную вещь, девушка-эльф обратилась к нему прежним ласково-спокойным голосом:
«Может быть, теперь ты споешь для меня?»
Юноша смутился.
- Конечно, но… у меня никогда не получится так, как у тебя.
«И не нужно. - Лоэли покачала головой, - каждая душа по-своему сплетает звуки мира, превращая их в песню. Спой для меня так, как можешь только ты, и пусть твоя душа звучит в твоей песне».
- Я попробую… и я попрошу моего друга-песнетворца помочь мне. Поможешь, Лютен?
Его слова вывели Люту из холодной сосредоточенности. Она посмотрела на Ридда с досадой, точно он оторвал ее отважного дела.
- Я больше не ценю умение слагать песни.
- Что же ты ценишь? – нахмурившись, спросил Ридд.
Девушка искоса посмотрела на него и протянула руку к поясу; сверкнул на солнце вынутый из ножен кинжал.
- Может быть, вот это. Не хочешь попробовать?
Ридд потрясенно застыл.
- Ты предлагаешь мне поединок?
- Всего лишь игру. Видишь ли, Посланнику дается умение управляться с любым оружием – от этого нередко зависит его жизнь и его Весть. Так ты согласен?
- Нет. Я не стал бы драться с тобой даже деревянным мечом. Мы друзья, Лютен, а друзья не поднимают друг против друга оружие…
- Ты струсил, - холодно постановила Люта, вернув в ножны кинжал.
Холодная волна прошла по сердцу Ридда. Раньше обвинение в трусости заставило бы его сломя голову бросится на обвинителя, сейчас… То, что происходило, было неправильно, и даже Дааль понял это.
- Эй, вы чего? Поссориться решили?
- Я не буду драться с тобой, - повторил, Ридд глядя в глаза девушке-Посланнику, - думай, как хочешь – трусость это, или осторожность. Мне жаль, что ты опять стал только Посланником… пожалуйста, вспомни о том, что, прежде всего ты – человек.
- Ты больше меня знаешь о том, как быть человеком? Ты, ушедший из Вэстена чтобы только не быть связанным с Болотной Девой?
Ярость ударила жаркой волной; прежде чем понял, что делает, Ридд подскочил к Посланнику, и, схватив за плечи, с силой встряхнул.
- Замолчи! Что ты можешь знать об этом?
Она вдруг повисла на его руках, как неживая, уронив голову, словно жизнь покинула ее. Юноша вскрикнул, безумно напуганный и едва не выронил безвольное тело. Положив Лютена на землю, он попытался привести его в чувство, но ни похлопывание по щекам, ни холодная вода, ни крепкий напиток из фляги Дааля не помогли. Лоэли взяла безвольную руку Посланника в свои, ища пульс и безмолвно вскрикнула – сердце Лютена останавливалось, замирало, прекращая жить.
- Но ведь он… не может умереть… - в немом ужасе перед тем, что не в силах изменить, прошептал Ридд, - он же Посланник…
- Но не бессмертный, - произнес чей-то резкий незнакомый голос.
Трое обернулись и увидели черноволосую девушку в коротком платье из звериной шкуры. Дааль, по описанию Посланника узнавший волчицу, схватился за рукоять меча.
- Что тебе нужно, зверь?
- Ничего, - сверкнула глазами Рион, - я хочу помочь.
Не обращая внимания на полуобнаженную сталь кинжала, она шагнула вперед, но тут смирная вьючная лошадка испуганно рванулась в сторону и волчица остановилась.
- Нужно снять обруч Посланника, - сказала она, не приближаясь, - иначе ваш друг умрет.
- Ты знаешь, что с ним?
- Догадываюсь. Ну же, чего вы ждете?
Ридд на ощупь нашел тонкую ледяную полоску обруча, пересекавшую лоб Лютена и попытался стащить его с головы Посланника. Тщетно, обруч сидел как влитой, и все время выскальзывал из пальцев, немевших от прикосновения к нему. Даль попытался помочь ему и даже Лоэли, но ничего не вышло. Тогда Рион подошла не обращая внимания на испуганное ржание лошади.
- Отойдите, дайте мне попробовать!
- Попробовать перегрызть нам глотки? – воскликнул Дааль.
- По-твоему, я не могла бы сделать это раньше, если бы захотела? – огрызнулась волчица.
«Не спорьте! – отчаянно вскрикнула Лоэли так что все сразу услышали ее, - времени нет!»
Ридд неохотно отодвинулся, давая место волчице с ее нечеловеческой, звериной силой, на которую она и рассчитывала, но Дааль продолжал держаться за рукоять кинжала.
- Если ты сделаешь хоть движение…
Не обращая на него внимания, Рион взялась за обруч, обжигающий холодом, рванула его на себя – ничего не вышло. Она пыталась снова и снова, пока холод под пальцами не стал невыносимым, и не заныл где-то в глубине ее сердца. А потом остановившиеся глаза Лютена потускнели, лицо окрасилось мертвенной бледностью…
- Нет! – отчаянно вскрикнул Ридд, взгляд его метался как раненая птица в поисках спасения и наткнулся на Рог Беды, висящий на поясе Лютена. Приняв решение мгновенно, он дрожащими пальцами отстегнул Рог, поднес к губам и дунул так, что покраснел от натуги.
Звук, что пришел в ответ, родился вовсе не в изогнутом горле Рога, а где-то в поднебесье. Вначале тихий, он парил над землей, становясь все громче, наливаясь силой, способной смести с лица земли любой из человеческих городов. Ридд едва успел зажать уши и упасть на землю, прежде, чем звук лавиной обрушился на него и остальных, заставив пригнуться к земле стоявшее неподалеку тоненькое деревце; Рион по-волчьи взвыла, заржала несчастная полуоглушенная лошадь, ее ноги подогнулись и животное рухнуло на землю… Дааль успевший последовать примеру Ридда, зажал уши недостаточно быстро. Лоэли сжималась в комочек, сжимая голову руками.
Несколько долгих минут земля дрожала от силы звука, а потом звуковой шквал ушел обратно в небо. Оглушенный Дааль мотал головой, словно это могло помочь ему. Кажется хуже всех пришлось Лоэли – она была бледна и дрожь то и дело сотрясала ее. Эзринец достал одеяло, постелил на землю и, усадив на него эльфийку, заботливо укутал ее, что-то негромко говоря ей. Ридд взглянул на Лютена, и застыл, почти не веря в то что видит: грудь Посланника равномерно вздымалась от дыхания, лицо было живым, полным краски, вот только глаза он закрыл, точно тело и душу его сковал сон. Юноша протянул руку, чтобы разбудить его, но его остановила Рион:
- Не нужно, пускай поспит.
Юноша кивнул, соглашаясь. Рог Беды валялся на земле, он поднял его и прицепил на пояс, стараясь не думать, какую цену придется заплатить за использование его силы. Но не думать ему не дали.
- Это же Рог Беды? – с опаской спросил пришедший в себя Дааль и Ридд кивнул, - что же теперь будет?
- Не знаю, но у меня не было другого выхода.
Дааль вздохнул и посмотрел на волчицу.
- Это тебя зовут Рион?
- Меня, - дерзко улыбнулась Рион, - тебе не нравится мое имя, или не по нраву моя компания?
Юноша отчего-то смутился.
- Так что же случилось с Посланником? – не отвечая, спросил он.
- То, что должно было случиться с коротышкой, который отведал моих клыков. Он умирал, а ваш друг заставил его сердце биться, используя силу Посланника. Но эта сила дана ему совсем не для того чтобы воскрешать всех подряд, а для того чтобы мог выжить сам Посланник. Он нарушил закон, вмешавшись в то, что не имело отношения к нему и его Вести и чужая смерть обрушилось на него. По крайней мере, все легенды о Посланниках говорят о том, что так должно быть.
- Я не знаю таких легенд, - заметил Дааль.
- О, они слишком древние, чтобы их помнили люди, - усмехнулась волчица, - и они слишком мрачны, чтобы людям хотелось помнить их.
Она развернулась, собираясь уходить.
- Постой! – воскликнул Ридд, - оставайся с нами!
Рион повернулась и посмотрела на него.
- Ты предлагаешь остаться волку? И твой друг не будет против?
Дааль молчал, и рука его больше не лежала на рукояти меча.
- Оставайся, - повторил Ридд, - будь нашей спутницей, если хочешь.
- И ты даже не возьмешь с меня клятву не покушаться на ваши жизни? – темные глаза волчицы улыбались, кажется, она была очень довольна предложением Ридда, - да ты отчаянный храбрец!
Юноша только пожал плечами.
Они посидели там еще немного, пока Лоэли не пришла в себя, потом отыскали удобное местечко для привала и осторожно перенесли туда Лютена. Посланник не просыпался; небо, одевшиеся было тучами, к ночи очистилось, явив странникам тоненький серп луны и яркие мерцающие звезды. Рион разделила ужин с Риддом, Лоэли и Даалем, который не сводил с нее глаз, как прежде не сводил их с прекрасной эльфийки. Волчица была красива, но красота ее была другой – дерзкой, вызывающей, дикой… Рион улыбалась ему и говорила с ним, и казалось, они знакомы уже давно и ничего нет странного в том, что вервольф и человек нашли общие темы для разговора. А когда странники устраивались на ночлег, Рион, превратившись в волка, улеглась на траву неподалеку от костра. Впервые увидав как невысокая с сильной фигурой девушка превращается в прямо-таки огромного зверя Дааль раскрыл рот но тут же и захлопнул его, взяв себя в руки…
…В середине ночи Ридд проснулся от чувства, что кто-то смотрит на него и, открыв глаза, увидел сидящего рядом Лютена.
- Хвала вечности! – воскликнул он, сбросив остатки сна и поднимаясь, - ты проснулся…
- Тише, не буди остальных, - попросила она, - пусть спят. Я знаю, что ты сделал для меня. Спасибо, Ридд.
- Не за что, друг… - юноша снял с пояса Рог Беды и протянул его Посланнику, - возьми.
- Нет, пусть он будет у тебя. – Люта отстранилась и села так, чтобы он не мог видеть ее лица, - прости меня за холод, что обжег тебя… Это… я не могу ничего сделать с этим и скоро опять стану только Посланником. Который больше чем человек, Ридд, но и меньше тоже.
- Разве ты не можешь сопротивляться?..
- Просто не хочу. Когда это приходит… так ведь проще и легче.
Он заметил, что Люта-Лютен дрожит, и потянулся за одеялом, но девушка остановила его.
- Нет, Ридд, одеяло не спасет от холода, который внутри. И вот еще, - она сняла с пояса ножны с кинжалом и не глядя протянула ему, - забери его, пока не случилось беды. Я не доверяю себе.
- Но я тебе доверяю, - ответил Ридд, отвергая клинок, - что если случиться беда, и тебе нечем будет защититься? Ведь Рог Беды должен как-то ответить…
- Беда придет, - согласилась Люта, не пытаясь больше вручить ему кинжал и, поднявшись, отошла в сторону и легла на свое место.
Ридд шепнул в спину Посланнику «доброй ночи» и тоже лег, стараясь успокоить бешено скачущие мысли. Он все меньше и меньше понимал, что происходит…
Наутро странники продолжили путь, торопясь как можно скорее покинуть места близкие к урилльским землям. Лоэли, Дааль и Рион порадовались за Люту-Лютена, которой больше ничего не грозило, но не прошло и часа как Посланник стал шутить и смеяться, и шутки эти были злыми, жестокими, и кололи как острые иголки. Особенно доставалось Даалю, может быть потому что он все еще пытался отвечать, когда другие поняли, что это бесполезно. Только Рион как-то удавалось на время заставить Люту замолчать.
Лошадка скоро перестала шарахаться от принявшей звериное обличье девушки-волчицы. Совсем рядом был Урилль, о котором никто ничего толком не знал, кроме того что это место проклято. Нынче от него осталось лишь несколько полуразрушенных домов, и странное притяжение, побуждавшее то и дело поворачивать голову и смотреть в сторону Урилля. Пятеро прошли в стороне, оглядываясь на зловещие развалины; молчание сковывало уста и только Посланнику все было нипочем.
- Вот приключение для настоящих мужчин! – воскликнула Люта почти весело, - войти в Урилль и узнать его тайну!
- Приключение? – рыкнула Рион, превратившись в человека, - или верная смерть!
- Кто здесь боится смерти? Кто здесь знает, что такое смерть?
- Никто, - ответила Рион, - но и ты этого не знаешь!
- О да! Откуда мне это знать? Но что знаете вы? О чем все истории, которые вы рассказываете? О пустяках – о надежде, которая никогда никого не спасала, о победе добра над злом – словно вам не все равно, что победит, о любви, которой не существует… Об этом все ваши песни… Но не хотите ли услышать другую, о том, что думаю я? – увидав, как отшатнулся от нее Ридд, как темным огнем вспыхнули глаза волчицы, каким несчастным стало лицо Лоэли и мрачным – лицо Дааля, она расхохоталась, - не хотите – не слушайте, и можете заткнуть уши ветром, но я все равно спою!
И высоко запрокинув голову, она выплеснула в небеса звуки странной, страшной песни.
- Надежда, вера и покой?
Все только маета.
Спешишь неведомой тропой?
Постой, глупец, куда?
Ты слаб и немощен, а мир
Опасен и жесток.
Друзей найдешь? Солгут они,
Иль встанут поперек.
Как многих предали уже,
Купив себе покой!
Огонь у каждого в душе,
И камень за душой.
А кто не кинул камень тот,
Недолго проживет,
Чуть поспешит, не так споет –
Исчезнет и замрет.
Жизнь – только тлен, не стоит жить,
Когда в конце лишь смерть.
Напрасно верить и любить,
Но мудро умереть.
Умри, иль вовсе не родись,
Назло своим врагам.
Бессмысленную ношу-жизнь
Ты брось к чужим ногам.
Никто тебя не оценит –
Не стоит ни гроша
Ни жизнь, ни цель, что нас манит,
Ни вечная душа!
Ридд и сам не понял, как это случилось – из его уст рванулась песня, словно та, что спел Посланник, навела невыносимое противоречие в его сердце, и только ответив песней на песню, он мог избавиться от него. Сейчас он пел не для того чтобы развлечься и не для того чтобы вернуть себе мужество – он просто не мог молчать:
- Низко-низко над пыльной дорогой
Запах трав и костра, и тепла.
Уходи, но надежды не трогай,
Что тебя от потери спасла.
Нет покоя? Подумаешь, новость!
Что же ты – испугался, дрожишь?
Слиты в сердце и радость и робость –
От себя никуда не сбежать.

Жажда дальних дорог – лишь приманка
Для души твоей, гордой и злой.
Дом – лишь временная стоянка,
Как нехитрый привал под сосной.
Все, что бросил, уже не приманит
Но оставь себе ношу одну –
Пусть любовь будет светом в тумане,
Пусть хранит в твоем сердце весну.

Покачнутся от ветра просторы
Полыхнут золотые огни…
Только горы, спокойные горы
Неподвижно застыли вдали.
Но ведь ты не скалистая круча,
Дух твой – яркая искра костра.
И не проще ты ищешь, а лучше,
Даже там, где нет зла и добра.

Вот надежда - лучом из тумана,
И любовь – высота, глубина.
Что ж, бывает и страшно и странно,
Мы в такие живем времена.
В путь, в дорогу! Пусть - цели не зная,
Это стоит всех бед и тревог -
Жить вот так, находя и теряя
Смысл на лезвиях острых дорог.

День, который растает и прянет
В бесконечную синеву,
Пусть уходит. Уставший – отстанет,
На живую присядет траву,
У костра сохранившего в хладе
В сердцевине, где блекнет зола,
Золотистые теплые пряди
Непроявленного тепла.
Люта наблюдала за поющим с недобрым интересом.
- Молодец… - скривив губы в неприятной усмешке, сказала она, когда песня кончилась, и отвернулась.
- Ты победил, - тихо похвалила Ридда волчица, глаза ее были полны глубокой печали вопреки словам, - но прошу тебя, не вини Посланника в том, каким он стал. Это не его выбор.
- Я не виню, - признался Ридд, - только… Как мне хочется, чтобы Лютен стал прежним!
Рион бросила на него странный взгляд – словно она знала что-то такое, чего не знал он, и попросила:
- Расскажи мне свою историю с самого начала.
Припомнив, что Лоэли тоже не знает ее, Ридд согласился. Рассказ не был долгим, и как и прежде, не касался причины, по которой юноша покинул свой лес. Ни о Выборе ни о Люте он не говорил.
Пока было светло, они шли, старясь уйти как можно дальше от зловещего Урилля, но то и дело замедляли шаг. Люта, часто останавливалась и смотрела, не сводя с него глаз, с темневших развалин. Это очень не понравилось Рион.
- Присматривай за Посланником, - сказала она Ридду, когда они остановились, найдя удобное место для ночлега.
Странники поужинали безо всякого аппетита; говорили они так же мало, как и ели.
Сам того не ожидая, Ридд уснул мгновенно, и снилась ему Люта. Она стола у дерева и смотрела на него, словно ожидая, что он скажет ей что-то очень важное. Ридд постарался вспомнить, что же он должен сказать, и не смог. А потом он проснулся, резко, точно от толчка и понял – их стало на одного меньше.
Рассвет едва обозначился на горизонте бледной розовой полосой; стоило Ридду пошевелиться как проснулась Рион, а потом и остальные.
- Посланник ушел в Урилль, - уверенно сказала волчица.
Ридд и сам видел это, легко читая следы на мягкой земле, но верить этому не хотел.
- Нужно догнать его!
- Постой. Может быть так будет лучше.
Ридд смотрел на нее с непониманием и недоверием.
- Лучше? О чем ты говоришь Рион? Лучше позволить ему попасть в беду?
- Лучше оставить его одного. Рано или поздно Посланник все равно покинет нас… Прости, мои слова могли показаться тебе словами предателя, но этот не так. Отправился ли твоей друг в Урилль по своей воле или нет – он сможет защитить себя от любой опасности. Если же ему придется защищать еще и нас… - Рион покачала головой, - но я вижу, что слова уже не помогут.
- Прости, Рион, - юноша пристегнул к поясу кинжал и вынул лук из чехла, - я не могу бросить здесь Лютена.
- Я иду с тобой, - Дааль вооружился и встал рядом с ним, - а девушки пусть подождут нас здесь.
- Не здесь, - не согласилась Рион, - мы проводим вас до границ Урилля. Соваться в проклятое место – безумие, но еще хуже идти туда всем сразу. Но если вы не вернетесь, мы пойдем за вами.
Лагерь свернули быстро; надеясь нагнать Посланника по дороге решили не идти, а бежать. Лоэли заняла место на спине волчицы, предложившей ей это, Ридд и Дааль погрузили на вьючную лошадку дорожные мешки, и пустились бегом по тропинке, петлявшей среди невысоких местных холмов. Лошадь пришлось подгонять – Рион время от времени издавала угрожающее рычание, и этого хватало, чтобы она продолжала бежать, дрожа и оглядываясь.
Урилль приближался слишком быстро. Ридд не сразу заметил, что просто не может остановиться – что-то повелевало им, подавляло волю, властно влекло вперед. Впереди вставала полуразрушенная каменная стена, высотой в полтора человеческих роста. В ней зиял прямоугольный проем давно не существующих ворот, а дальше… дальше были только развалины. Бежать уже не было сил… Юноша пытался совладать с ведущей его жестокой волей, но сумел лишь перейти с бега на шаг и кое-как уровнять дыхание. Говорить он тоже не мог – молчание запечатывало уста, он видел, что и Лоэли и Рион с Даалем попали в ту же ловушку, что и он.
Вокруг Урилля росла лишь серая безжизненная трава, да неприятного цвета мох, но в самом Урилле не росло вообще ничего. Многие дома казалась не разрушенными, а недостроенными, словно у людей не хватило сил или желания закончить свой труд. Выщербленная мостовая под ногами, дома-скелеты, дома-останки, с темными окнами и черные остовы мертвых деревьев по краям мостовой… Дыхание Ридда перехватывало; воздух вдруг стал тяжелым, и приходилось с силой проталкивать его в легкие, чтобы жить дальше.
…Здесь действительно когда-то жили люди. Чем дальше влекла Ридда неумолимая воля, Ридд, тем более странным это казалось, словно это место изначально было предназначено не для людей. Абсолютная тишина царила повсюду. Ридд не слышал ни шума собственного тяжелого дыхания, ни звука своих шагов – тишина заглатывала все звуки, как голодный зверь… А потом он услышал звук. Где-то недалеко кто-то рассмеялся хриплым, неестественным смехом, в котором звучало предельное отчаяние. Что-то толкнуло Ридда в нужную сторону, что-то освободило его от части тяжелой ноши, что мешала идти; он еще не видел цели, но уже чувствовал ее всем своим существом. Волчица шла за ним, чуть пошатываясь от усталости, Лоэли прильнула к ней всем своим телом, Дааль с трудом держался на ногах и то благодаря тому, что держался за седло лошади.
Цель оказалась – один из домов, сохранившийся лучше других. Ридд больше не слышал ни звука, но был уверен – там кто-то есть. Что-то подталкивало в спину, торопило, понукало. Двери не было, юноша переступил порог и увидел Посланника, сидящего на полу, положив руки на колени, неестественно выпрямившись, невидяще глядя перед собой. Жестокая сила, что вела четверых, позволила им, наконец, остановиться, но говорить никто из них по прежнему не мог. Ридд осторожно положил руку на плечо Посланника и Люта-Лютен молниеносно вскочила на ноги, повернув к странникам бледное от бешенства лицо.
- Зачем вы пришли? – спросила она с неприкрытым гневом, - кто звал вас сюда?
Он попытался ответить и не смог. Прожигая его насквозь бешеным взглядом, девушка уперлась ладонями в грудь Ридду, словно хотела вытолкнуть прочь из этого мира, и она действительно вытолкнула его прочь – а вместе с ним и Рион, Лоэли и Дааля. Ледяной ветер ударил в лицо, опалил невыносимой стужей и стих… Четверо обнаружили себя далеко за пределами Урилля, на той черте где незримая воля не могла править ими.
Растерянный, ничего не понимающий, Ридд беспомощно оглядывался вокруг. Рион, Лоэли и Дааль чувствовали себя не лучше. И только Посланника не было с ними, единственного, кто может быть мог объяснить все происходящее, разгадать загадку проклятого места.
Не сговариваясь, они отошли еще дальше от урилльских развалин, где и остались ждать Посланника.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:37 | Сообщение # 12
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 10. Плен

Ждать пришлось долго, почти до самого вечера и за это время никто из них не сказал ни слова и не прикоснулся к еде. Ни говорить, ни есть не хотелось, а когда девушка-Посланник, наконец, вышла из ворот Урилля, первой рядом с ней оказался вовсе не Ридд, а Рион. Принявшая звериный облик, она недвусмысленно рыкнула и легла на землю, позволяя Люте забраться на волчью спину. Люта приняла предложение; обхватив мощную шею волчицы, она ткнулась лицом в густой мех и затихла, позволяя нести себя прочь от Урилля. Остальные последовали за волчицей.
Прошло несколько часов, прежде чем Урилль остался позади, давно уже стемнело, а странники все шли, торопясь оставить между собой и проклятым местом как можно большее расстояние. Ридд оглянулся лишь однажды… И только в начале ночи усталость и голод заставили их остановиться. Странники развели костер и поужинали; девушка-Посланник, едва покинув спину волчицы, завернулась в плащ, легла на землю уснула.
Рион ушла охотиться, а, вернувшись, сказала, что нашла чужие следы, и свежие.
- Это был вооруженный отряд, и он прошел здесь не позднее, чем вчера. По-моему это были гномы… но не из тех, что в холмах. Следы пахнут кровью и железом. Думается мне, нам лучше с ними не встречаться, а ночью спать по очереди.
- Куда ведут следы?
- В ближайшую рощу. Этих странных гномов был пятеро, но кто знает, сколько может прятаться в роще?
- Это не обязательно враги, - все же не согласился Ридд.
- Мне это не нравится, - просто ответила Рион, - чую, не к добру это все…
- Хорошо, ночью будем сторожить наш лагерь. Я буду первым, через два часа я разбужу тебя, Дааль, потом твоя очередь, Рион.
«А я?» – спросила Лоэли.
- А тебя я попрошу приглядеть за Посланником. Я боюсь, что он проснется и снова куда-нибудь уйдет.
«Понимаю. Я лягу рядом и не дам твоему другу убежать».
Ридд невольно улыбнулся, глядя как она устраивает себе постель радом с Лютеном; он в самом деле хотел чтобы Лоэли присмотрела за Посланником, но больше всего желал чтобы эльфийская девушка, казавшаяся такой хрупкой и нежной, как следует отдохнула. Хотя за весь путь она ни разу не пожаловалась на усталость, но вряд ли ей приходилось когда-то так много ходить пешком.
Спали плохо и тревожно, а утром всех разбудил вой волчицы. Прежде чем понял, что происходит, Ридд схватился за лук. Рион отражала нападение мускулистых коренастых бородачей с грубыми, искаженными злобой лицами. Они были не намного ниже человека, но для гномов настоящие гиганты. Опасаясь подходить близко к огромной волчице, пытались достать ее мечами и копьями. Дааль и Ридд подоспели ей на помощь, вступая в схватку со здоровенными гномами которых было не меньше десяти. Лоэли, еще вчера попросившая у Ридда арбалет, стреляла в нападавших, которых почему-то не становилось меньше.
Один из гномов бросился на Ридда с мечом; юноша подставил под удар тисовую дугу лука, а в следующий миг гном упал, пронзенный арбалетным болтом – Лоэли не промахнулась. Ридд поднял с земли меч убитого гнома взамен почти перерубленного лука и бросился в схватку. Он рубил и колол, не стараясь вспомнить то, чему его учили в Вэстене. Врагов было много, и Ридд ни на минуту не тешил себя мыслью, что хоть один из них слабее него. И все же двое уже упали ему под ноги, один с отрубленной рукой, другой с пронзенной грудью. Щелкала тетива арбалета, рядом Дааль отражал удары гнома с секирой и второго с двумя мечами; он подобрал чей-то щит и принимал на него часть ударов. На волчицу наседали пятеро, но к Лоэли пока еще не подобрался ни один. Эльфийка защищала Посланника, который до сих пор не проснулся.
…Один из гномов все же прорвался к Лоэли, и она не успела выстрелить в него. Эльфийка увернулась от гномьего меча, а потом чьи-то руки отодвинули ее с пути гнома, и сталь зазвенела о сталь: вставшая на пути врага Люта-Посланник легко отразила удар тяжелого меча и прежде, чем он успел ответить новым выпадом, хладнокровно вонзила кинжал ему в горло. Не отвлекаясь, чтобы вернуть свое оружие, она вырвала меч из руки поверженного врага и заняла свое место в схватке.
Ридд не сразу заметил, что их стало больше, а когда заметил - не смог сдержать изумления и едва не поплатился за это, пропустив удар своего врага. Движения Посланника были совершенны. Нет, Ридд плохо разбирался в этом, но именно так, ему казалось, и должен драться мастер. Один удар – и одна жизнь оборвалась, еще удар – и еще один враг убит… Успевшая подойти к гномам подмога не изменила хода сражения, в которое вмешался Посланник. Люта-Лютен двигалась так быстро, что ни капли крови из той, что она успела пролить, не попало на нее; почему-то это поразило Ридда куда больше, точные, смертоносные движения Посланника и только об этом он думал, когда сражение закончилось и последние двое пустились наутек. Волчица бросилась в погоню, но она была ранена и хромала. Быстро вернувшись, она превратилась в человека, и устало села на землю.
- Догнала только одного, - призналась она с досадой, - оставшийся наверняка приведет новых. Надо уходить отсюда и найти какое-нибудь убежище. Кажется, здесь поблизости есть какие-то города.
- В основном брошенные, - сказал Дааль, - рядом с Уриллем никто жить не хочет.
- Не может, - поправила его девушка-Посланник, - ведь это бездонная земля.
- Как это? Разве земля может быть бездонной, словно море или пропасть?
- Ты угадал. Это земля, на которой живет частица Бездны, той, которую наши Боги нечаянно сотворили, творя Небо. А может, Бездна сотворила себя сама… Ее нельзя увидеть, как мы видим отражение Неба – на наших небесах, но можно почувствовать ее притяжение, в таком месте как это. Оно куда сильнее, чем притяжение Неба, а человеку всегда нравилось заглядывать в пропасти.
- И что ты сделал? – спросил Ридда.
Девушка-Посланник разозлилась.
- Что можно было тут сделать? Ты считаешь меня богом, способным закрыть Бездну? Люди все равно никогда не смогут жить здесь
- Не нужно было тебе смотреть в Бездну, - сказала Рион.
Люта-Лютен отмерила ей поровну льда и огня в одном взгляде.
- Если бы вы правду заботились обо мне, то не позволили бы Бездне завлечь вас туда, откуда мне пришлось вас вытаскивать, тратя силы.
На некоторое время воцарилось молчание. Ридд искал слова и не находил – кроме слов о прощении. Но их Посланник вряд ли бы услышал…
- Да земли тут плохие, - сказал Дааль, меняя тему разговора. - На западе болота, если не врет твоя карта, Ридд, на юго-западе есть города, но до них не два и не три дня пути, и это значит повернуть назад. Лучше уж вернуться в Браггард.
- И привести с собой этих диких гномов? Боюсь, хозяева Браггарда не обрадуются.
«Они защитят нас и себя, - не согласилась Лоэли, - Мастер Элорт не позволит никому обижать гостей»
- Мы перестали быть их гостями, Лоэли, когда ушли и увели с собой тебя против воли гномьего короля…
- Мы не будем возвращаться, - прервала Люта-Лютен, - мы пойдем вперед.
Странники переглянулись. Конечно, какое-то время, чтобы уйти подальше, у них было, только удастся ли убежать от опасности? Но что-то в голосе Посланника говорило – споры ни к чему не приведут. Так или иначе, Люта-Лютен продолжит путь в Родан, а они пойдет за ней, потому что не могут ее оставить.
Пока еще они могли не думать об этом, а просто заниматься ранами, которые получили – только Лоэли да Люте не досталось ни царапины - и отдыхать. Дааль с искренней заботой предложил Рион перевязать ее рану; девушка-волчица долго-долго смотрела на него, потом улыбнулась и превратившись в волка, как ни в чем ни бывало, принялась зализывать длинный порез на боку. А потом им все же пришлось снова пуститься в путь.
Местность была все такой же неприветливой – твердокаменная земля, сквозь которую с трудом пробивалась низенькая колючая травка, земля изрезанная оврагами, испятнанная темными кляксами хмурых темных рощ, в каждой из которых могло спрятаться целое войско. Идти так быстро, как прежде, был невозможно.
- Погони пока не видно, - заметил Дааль без особой надежды. - Может быть, нас все же оставят в покое.
- Вряд ли, - заметила Рион, - мы дрались слишком хорошо, чтобы им не захотелось отомстить. Ты посчитал убитых врагов? Их было две дюжины, а осталось двое. Такое не прощают…
Все почему-то посмотрели на девушку-Посланника; но она больше не нарушила молчания.
…Погруженная в себя, она просто мало что слышала из общего разговора. Люта чувствовала – что-то неправильно, что-то идет не так, как должно, но не могла сказать, что. Горячее, доставлявшее так много страданий чувство, больше не беспокоило ее; она не знала, любит ли еще Ридда, но когда он заговаривал с ней, ей хотелось чтобы он оставил ее в покое. Порой она украдкой смотрела на него и тогда спрашивала себя – почему для нее было так важно, чтобы он понял ее, разделил с ней если не чувство, то хотя бы дорогу? А потом неприятная внутренняя дрожь сотрясала ее, и девушка ужасалась тому, с каким холодом думала о том, за кого готова была отдать жизнь. Но это уже была не борьба с собой, с постепенным перерождением в Посланника, для которого существует только его Весть; это была агония. Каждое слово и каждое движение давались неимоверно тяжело, хотелось упасть и забыться сном, но сон уже не приносил ей отдыха.
А еще была Бездна, куда она заглянула, и этот единственный взгляд навсегда отнял у нее что-то очень важное. Важное – для Люты-человека, но не для Посланника, которому взгляд в создавшую саму себя Вечную Пропасть, словно придал сил, взяв за это плату с человека.
Целый день они шли без остановок; погони не было, но это никого не успокаивало. На вечернем привале, Ридд развернул карту и склонился над ней, при свете костра рассматривая нанесенные на ней знаки.
- Впереди только пустоши да болота, - сказал он, отчетливо понимая, что рано или поздно их настигнут. Остальные тоже понимали это, но все равно они упрямо шли на северо-запад, только потому, что Люта-Лютен сказала «мы пойдем вперед», - может лучше было бы вернуться в Браггард.
- Мы уже слишком далеко от него, - сказал Дааль, - можно будет спрятаться в каком-нибудь заброшенном городе… А болота придется обходить, у них слава не лучше чем у Тихого места…
- Болота, - неожиданно заговорила Люта, - мы пойдем через них. Гномы не пойдут за нами.
- До болот еще нужно дойти…. А я думал, что гномы не живут на поверхности.
«Некоторые племена живут, как эти, дикие, разбойники и убийцы, - ответила Ридду Лоэли, - сотни лет назад одно из племен разделилось на тех, кто хотел мирно трудиться под землей и тех, кто желал отнимать у других все, что им нужно. Приемный отец рассказывал мне, но никто в Браггарде не знает, что «диких» еще можно встретить здесь».
- Жаль, что эльфы больше здесь не живут. Они бы разобрались с этими «дикими»…
«Для всех рано или поздно наступают трудные времена… которые проходят, как и все остальное. Просто нужно верить в это».
- Я верю, - грустно улыбнулся Ридд, - просто, чем дальше уходишь от дома, тем сильнее меняется мир, и ты сам. Что, если скоро я перестану узнавать самого себя? Все вокруг… совсем не такое, какого я ждал…
- Не трусь, - подбодрила его Рион, - жизнь всем нам загадывает загадки и подбрасывает неожиданные находки. Но если ты оглянешься, то поймешь – найдено больше чем потеряно.
Расположись на ночлег – Посланник снова в стороне от всех – решив, что и сегодня нужно спать по очереди. Но ночью их никто не беспокоил, и даже Рион звериным чутьем не ощущала близости врага. Вот только Люта-Лютен так и не проснулась и никто не смог разбудить ее. Но по крайней мере сердце Посланника билось уверенно и сильно.
- Плохо, - заметила Рион, - нам придется нелегко, если будет новая драка.
- Может быть, Посланник снова очнется во время битвы, - выразил надежду Дааль, - а если нет – мы сумеем защитить и его и себя.
Сняв с лошади потощавшие мешки с едой и прочую поклажу, они усадили на нее девушку-Посланника и привязали, чтобы она не свалилась. Без особых приключений шли до полудня; на горизонте показались развалины покинутого города. И именно оттуда ветер принес запах врагов. А потом Рион почуяла погоню; она зарычала, вздыбив черную шерсть, и метнулась в сторону, туда, где еще была возможность избежать встречи с «дикими». Твердая как камень земля больно ударяла по ступням даже сквозь подошву обуви; Лоэли уселась на спину волчицы и странники снова пустились бегом, огибая овраги, переходя немногочисленные ручьи, стараясь сбить погоню со следа, если «дикие» шли по их следам.
Но гномы не оставили, хотя и не приближались. Ридд никогда не бегал так много и так быстро, но речь шла о жизни и смерти и выбирать не приходилось.
- Они ждут ночи, - на бегу сказала начавшая выдыхаться волчица.
Она не ошиблась. До наступления темноты странники так и не успели найти хоть какое-то место, в котором могли бы сколько-нибудь долго держать оборону; остановиться пришлось на поляне, изрытой канавами и покрытой разбросанными тут и там острыми камнями. Костер развели, но никто и не вспомнил об ужине. Странники встали вокруг огня в ожидании неминуемого нападения; Ридд, Дааль, Рион и Лоэли готовы были защищать себя и девушку-Посланника, спящую странным сном. Долго ждать не пришлось.
Вопли ярости разорвали тишину, а темнота стала еще гуще, хотя и она не могла больше скрыть «диких», вооруженных кто чем; их было много, слишком много, Ридд понял что на этот раз им не отбиться, даже если Посланник проснется… И отступать было некуда им, окруженным со всех сторон. Понимая это, гномы не особенно усердствовали, у них было сколько угодно времени, чтобы взять врагов измором, или задавить числом. Но пока до этого было далеко, клинки поднимались и опускались, раздавая удары, гномы падали с разорванными горлами и кровавая пена струилась по волчьей морде… Звериное рычание мешалось с воплями раненых и криками злобной ярости. У Лоэли закончились арбалетные болты и Дааль толкнул ее за спину, в центр того круга, который им все еще удавалось держать. Эльфийка успела подобрать кинжал и встала с над девушкой-Посланником, готовая защитить ее и себя.
Мечи были слишком плохой защитой против тяжелых секир, на многих гномах были доспехи и кольчуги и все равно изматывающий бой продолжался почти до рассвета. «Дикие» не давали странникам ни мгновения передышки, их атаки становились более яростными, а защитники уже едва держались на ногах. Смертельная усталость сковывала движения, оружие казалось неподъемно тяжелым, костер почти погас, и это тоже было на руку гномам. Ноги Ридда скользили по пропитанной кровью земле, он знал, что ранен, но боли еще не чувствовал… Злость помогла победить и усталость, и отчаяние, но только на время. Он успел увидеть, как к Рион подобрался здоровый мускулистый гном в кожаных доспехах и оглушил волчицу ударом дубины по голове. А потом тяжелый удар, обрушившийся сверху, погрузил его в темноту.
Он пришел в себя от выворачивающей наизнанку тряски; открыв глаза, Ридд понял, что связанный по рукам и ногам, перекинут через седло той лошади, что служила им верой и правдой от самого Юмша. Рядом висел бесчувственный Посланник. Страшно болела голова, пыль, поднятая копытами лошади, забивалась в нос, не давая дышать. Ридд мучительно закашлялся и тут же грубая рука схватила его за волосы и вздернула голову так, что хрустнула шея.
- А-а, очухался… - гном в кожаных доспехах мерзко усмехнулся, - лучше бы ты сразу подох, герой. Ничего, еще успеешь пожалеть, что жив остался…
Он отступил Ридда, юноша переждал новый приступ головокружения и как мог огляделся. Повсюду были лишь гномы, большой отряд не меньше двух дюжин, который быстро двигался по пустынной дороге.
- Не крути башкой, сопляк, а то останешься без нее, - пригрозил кожаный.
- Эй, Фьёш, твой пленник окочурился, - крикнули откуда-то сзади, - иди забирай своего дохляка!
Фьёш выругался и, бросив поводья лошади, ушел на крик. Через несколько минут кожаный вернулся, волоча за шкирку связанного, бесчувственного Дааля, одной рукой скинул Ридда с лошади, а другой перекинул через седло эзринца.
- Давай, поднимайся, - гном наклонился, разрезал веревки на ногах Ридда, и пнул его, - ножками пойдешь, если хочешь жить.
Ридд попытался встать, но онемевшее тело не слушалось; грязно ругаясь, Фьёш вздернул его за плечи и поставил на ноги; юноша пошатнулся и упал на колени.
- Брось ты эту дохлятину, - ухмыльнулся стоявший рядом гном рваной кольчуге, - цацкаешься с ним, как будто ты его мамочка…
- Заткнись, Руго, - огрызнулся Фьёш, снова поднимая Ридда, - не твое собачье дело!
- Ясно, не мое, - еще более мерзко усмехнулся Руго, - Панкиш велел тебе взять этих «героев» живыми, и башку тебе оторвет, если кто-то помрет. Кабы бы не приказ треклятого нюхача, мы бы не провозились с ними до рассвета… да и нам повезло. Если бы тот, второй мальчишка, мог драться, - Руго кивнул на Посланника, - мы бы так легко не отделались.
- Так вот от кого ты убежал с мокрыми штанами, - не остался в долгу Фьёш, - я всегда знал, что ты трус, Руго.
- А ты болван, Фьёш. Если бы ты только видел… один удар – один мертвец, когда в последний раз ты видел такое? Настоящий воин…
- Мы все тут настоящие… - кожаный увидел, что Ридд кое-как утвердился на ногах, и несильно толкнул его, – давай, шевелись! До Пилмара еще топать и топать, а оттуда и тебе и твоим дружочкам одна дорога – в Темный Мир.
От удара по голове и от жажды Ридда мутило, но Фьёш не давал ему упасть. Постепенно юноша пришел в себя и снова начал озираться вокруг, надеясь что хоть одному из них удалось избежать плена. Надежда была напрасной – он увидел Лоэли, которую вел на веревке один из гномов, а впереди четверо здоровяков тащили подвешенную за связанные лапы к шесту волчицу. Не веря, что получится, он мысленно позвал Лоэли; мучительных пять минут он не слышал совсем ничего, даже ругани гномов, предельно сосредоточившись, а потом пришел ответ:
«Ридд? Я слышу тебя, – ее мысленный голос дрожал, - куда нас ведут, ты не знаешь?»
«Один гном сказал - в Пилмар, но я не знаю, что это за место… Не теряй надежды, Лоэли, держись! Мы живы, и мы вместе…»
«Да, Ридд… Пилмар – это слово на гномьем языке значит «развалины». Наверное, один из покинутых городов…» Гном, тащивший Лоэли, дернул за веревку, завязанную на ее шее, девушка споткнулась и Ридд перестал слышать ее.
Пеший поход продолжался почти до самого вечера; вокруг не было ничего кроме каменистой бесплодной пустоши, пересеченной оврагами, и хорошо утоптанной дороги, по которой шел отряд. Когда солнце нижним краем коснулось горизонта, «дикие» вошли в разрушенный город, служивший им пристанищем. В отличие от Урилля он хорошо сохранился; каменные и деревянные здания, которые даже сейчас язык не повернулся бы назвать просто домами, с тонкими колоннами и выложенными цветным камнем узорами на стенах, с невесть как сохранившимися витражами в высоких окнах… Этот город построили те, кто собрался жить в нем долго и счастливо, те кто любил его и с любовью заботился о нем. Но это время прошло. Сейчас, покинутый хозяевами город служил пристанищем «диким», которым было едино жить ли в пещере или в городе эльфов. Улицы с сохранившейся мостовой, гладкой как шелк, были загажены, камешки из узоров выковыряны или разбиты, на деревянных стенах вырезаны мерзкие картинки и еще более мерзкие слова. От деревьев, высаженных между домами, остались пеньки, а те, которые сохранились, печально роняли листву в грязные канавы.
Повсюду сновали гномы, взрослые и дети, воины и женщины, все глазели на вернувшийся отряд. Тот тут то там вспыхивали драки, брань не утихала ни на миг и дети повторяли ее за взрослыми слово в слово, довольно хихикая. Как бы этот город не назывался раньше, теперь его имя было – Пилмар, «развалины», и такой была теперь его суть.
Идущий по городу отряд медленно таял – то один то другой гном покидали его, поход был закончен и им больше не нужно было держаться вместе. Ридд проводил взглядом здоровяков, утащивших прочь волчицу; он боялся его и остальных тоже их разделят, но напрасно. Фьёш, Руго и еще пятеро гномов сопровождали их до большого каменного дома, часть которого была разрушена и заперли в одной из его комнат: Ридда и Лоэли втолкнули внутрь, Дааля и Люту бросили на пол и дверь закрылась, лязгнув засовом.
В единственное маленькое окно под самым потолком проникал тусклый закатный свет. Лоэли расстегнула камзол Дааля, насквозь пропитавшийся кровью и обнажила рану на его груди.
«Нужно перевязать его», - мысленно сказала она, пытаясь оторвать кусок ткани от собственного платья, но со связанными руками это было не просто сделать.
«Я помогу, - Ридд нащупал узел на ее путах и постарался развязать его; онемевшие без притока крови пальцы слушались плохо, но он справился, - ну вот и все».
Лоэли освободила его от веревок и занялась Даалем. Ридд развязал руки девушки-Посланника, по-прежнему находившейся в забытьи, но невредимой. Рог Беды исчез – должно быть, его забрали гномы, или Ридд просто потерял его. Только Д’архин по-прежнему висел на его шее, маленькая безделушка, не способная помочь в этой беде.
Дааль тихо застонал и пришел в себя. Ридд присел рядом с ним и Лоэли, закончившей перевязывать раненого.
- Где мы? – тихо спросил он, - где… Рион?
- Не знаю, - ответил Ридд, - но она жива.
- Слава Богам… может она сможет бежать. Я не смог… когда мы шли по дороге, я хотел…
- Надежда есть, пока мы живы. Держись, друг.
Дааль закрыл глаза и впал в забытье.
«Плохо, - сказала Лоэли, - рана не глубокая, но он потерял много крови».
Ридд уронил голову на руки. Что он мог ответить на это? Пусть для себя самого у него не было слов утешения, для других он обязательно должен был найти их – для Лоэли, отважной эльфийской девы, для Дааля, который беспокоился о Рион больше, чем о себе. Но, кажется, запас утешений иссяк, и в самое неподходящее время.
«Ты не ранен?» – словно поняв что-то, с искренней заботой спросила Лоэли.
- Есть немного. Плечо…
На самом деле это была не единственная его рана и Лоэли быстро поняла это. Промыть раны был нечем, пришлось просто перевязать, но Ридд почувствовал, как утихает боль от прикосновения нежных рук эльфийки и горячо поблагодарил ее.
- А ты сама не ранена? – спросил он с тревогой.
«Нет Ридд… мне кажется твой друг просыпается».
В самом деле, девушка-Посланник зашевелилась и приподнялась, невидяще глядя перед собой. Потом ее взгляд посветлел, Люта-Лютен провела ладонью по лицу, и с глубокой печалью взглянула на Ридда и Лоэли, заканчивавшую перевязывать последнюю из его ран.
- Бедная раненая птица, - тихо сказала она.
Чем-то большим, чем просто печаль, повеяло от слов девушки-Посланника; осторожные руки эльфийки на миг замерли, а Ридд вспомнил некрасивую девушку у Камня Одиноких. И себя, стоящего рядом с ней, гордо отвергнувшего все, что она ему предложила. «Бедная раненая птица» – тихо повторил он, глубоко жалея, что Люта не может слышать его.
Но он ошибся, Люта слышала его. И пока еще ее сердце не наполнилось холодом чувств Посланника, могла ему ответить.
- Хочешь, я спою для тебя?
Это было так удивительно, что не требовало ответа.
- Что-то стало с надеждой. Она не пьянит и не греет.
Может быть, лишь немного, но это – чужая награда.
Может быть потому, что она умирать не умеет
То не знает о том, что и в жизни, и в смерти нам надо,
Что без толку, без права и смысла и даже без цели…
Но, Молчащая*, чем же скажи мы тебя прогневили?
И торопит нас с выбором, Та Что Приходит За Всеми,
Разрешая все споры, легендами делая были.

Что-то стало с надеждой. Я к ней так боюсь прикоснуться,
И молчаньем болея, никак не могу излечиться.
А она остается, от грез не давая проснуться,
В беспокойном молчании, где ожидание длится.
Я не вижу ее, если ж вижу, то не понимаю,
Без нее не дышу я, а с ней – не могу надышаться…
Все всерьез здесь, и жизнь – роковое движенье по краю -
Как сорваться легко нам и как нелегко удержаться!

К ней себя не привяжешь ни словом, ни той паутинкой,
На которой роса, ты же помнишь, так сладко дрожала…
Уходить одиноко, особенно этой тропинкой,
Повторить невозможно, особенно - если сначала.
Не смеется, не плачется, только поется некстати,
Луч последний погас, и свеча на окне догорела…
Я молю – разожги тот огонь, пусть надолго не хватит,
Пусть обманчив тот свет, лишь бы это меня отогрело…
Пронеси его сквозь все дожди, заслоняя рукою,
Это нужно нам всем, это жизнь между небом и краем.
Пусть надежда живет, пусть нас снова одарит собою,
И спрямит те дороги, которые мы выбираем.
- Спасибо, - тихо сказал Ридд, - спасибо за надежду.
- Не за что, Ридд. Надежда – это только одна меленькая неяркая звездочка в темном небе. Но если она светит тебе, ты никогда не заблудишься в темноте.
На холодном каменном полу их темницы не было ни соломы, ни тюфяков; четверо пододвинулись друг к другу, и почти мгновенно заснули, побежденные голодом и усталостью.
________________________________________
*Молчащая – Богиня Смерть. Но так же зовут и надежду.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:38 | Сообщение # 13
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 11. Борьба и ожидание

Проснулись они не раньше полудня; через узкое оконце в темницу едва проникали яркий дневной свет и шум города гномов. Поутихшие на время сна голод и жажда снова напомнили о себе – прошли сутки с тех пор как странники ели в последний раз.
Но не минуло и получаса, как дверь отворилась, пропуская двух немолодых гномих в сопровождении Фьёша и Руго. Гномихи со стуком поставили на пол глиняный горшок, который несли и покосились на пленников.
- Своих дел, что ли нет, корми тут еще всяких, - проворчала та, что была постарше.
- Молчи старуха, - прикрикнул Фьёш, - сама, небось, придешь смотреть когда мы устроим развлечение!
- Да провались ты со своими развлечениями! – сплюнула гномиха, - только об одном и думаешь! Вот попадешься эльфам в лапы, тогда и узнаешь «развлечение»!
- К каким эльфам, старая карга? К мериданским? Так те далеко, а роданские и подавно сюда не полезут. Нашла, чем пугать! Иди домой и рассказывай сказки своим щенкам!
Старуха вышла, бранясь вполголоса, вторая последовала за ней. Фьёш смерил пленников внимательным взглядом, заметил свежие повязки на груди Дааля и плече Ридда и усмехнулся.
- Что, щенки, потрепали вас в драке? И откуда только вы взялись, такие храбрые? И куда шли? Век не видел такой компании – два человека, эльф, халлур и еще один, - он уставился на Люту со злобным любопытством, - вообще непонятно кто. Потому что будь я проклят, если поверю, что такой сопляк мог уложить девятерых и до мокрых штанов напугать Руго.
- Еще раз помянешь мои штаны… - зарычал Руго, но Фьёш отмахнулся.
- Заткнись, - он подошел к Люте и, схватив за плечо, поднял ее на ноги, - так кто ты таков, паршивый щенок? Почему твои друзья дрались как бешеные звери защищая тебя?
- Я Посланник, - без тени какого-нибудь чувства ответила Люта, и гном отдернул руки, точно обжегся.
- Вот оно что. Ну, Панкиш с тобой разберется, бессмертный предсказатель бед, и никакое бессмертие тебя не спасет! Каждого из вас мне хочется убить тысячу раз… особенно тебя, эльф. Что молчишь, вечноживущая, слишком горда, чтобы разговаривать с гномом?
Лоэли спокойно встретила ненавидящий взгляд гнома и ответила, обжигая Феьеша единственном словом-мыслью. Гном пошатнулся, словно его ударили, лицо его налилось кровью.
- Ведьма проклятая! – он сграбастал Лоэли и потянул из ножен свой меч.
Ридд схватил его за руку, но был отброшен в угол, а вскочивший на ноги Дааль только и успел что один раз ударить в широкую гномью рожу. Через мгновение Фьёш бросив Лоэли, сбил его с ног жестоким ударом кулака и поставил ногу на грудь поверженному врагу. Руго стоял в стороне, не вмешиваясь в драку
- Ну, еще кто-нибудь хочет попробовать? – гном злобно оскалился, - ишь, распоясались… Придется мне самому ими заняться!
Он поднял валявшиеся на полу веревки и принялся вязать пленникам руки, Руго помогал ему. Проверив надежность пут и оставшись довольным своей работой, Фьёш наткнулся взглядом на горшок с едой, и пинком перевернул его.
- Вот вам ваш поганый обед! Пообедали и хватит!
Стукнула закрывшаяся дверь, лязгнул засов. Лоэли кинулась к Даалю, лицо которого покрылось мертвенной бледностью, а рана снова открылась. Кровь текла и текла как ни пыталась девушка-эльф остановить ее повязками. Ридд попытался сначала развязать руки Лоэли, но так и не смог. Кожаный гном знал свое дело. Наконец, кровь остановилась, но Дааль снова потерял сознание.
Люта безучастно сидела в углу, словно все это ее не касалось. Связанные руки ныли, но она и не пыталась избавится от пут. Эльфийка, подойдя к ней, устало присела рядом с ней. Кровь Дааля заставала на ее руках.
«Если ты не поможешь ему, он умрет», - сказала Лоэли, отведя взгляд от бурых пятен на пальцах и стараясь заглянуть в глаза Посланника.
Ридд, который не слышал обращенных к другому слов-мыслей, догадывался, о чем она просит Люту-Лютена. Девушка-посланник не понимая головы, ответила:
- Я помогу.
Лоэли подождала еще каких-то слов, не дождалась и попыталась своими тонкими гибкими пальцами распутать узлы на веревках Посланника. Люта не спорила, она словно и не чувствовала что кто-то пытается помочь ей.
Время… оно тянулось ужасающе медленно, тяжелое, неповоротливое, ранящее каждым мгновением, в котором надежда превращалась в отчаяние, а отчаяние в надежду. Одно сменялось другим, вначале это было очень больно, но потом боль притупилась, и душа Ридда словно онемела, вообще перестав чувствовать.
Никто больше не приходил, но развязать руки они так и не смогли, хотя пытались сова и снова… Невыносимо было просто сидеть и ждать, и думать о том, чем, в конце концов, все может закончиться. Девушка-Посланник на несколько минут присела рядом с Даалем, застыла, напряженно выпрямившись, и вернулась в свой угол. Дааль пришел в себя, смог немного поесть и уверял Лоэли, что рана совсем не болит. Конечно, она не поверила ему, но снеговая бледность сошла со щек юноши и эльфийка с благодарностью поглядывала на Люту. А ей, окутанной ледяным равнодушием, не нужна была благодарность. Люта ждала расплаты за новое вмешательство, но расплата почему-то не приходила, и только холод сжимал сердце все сильнее.
В общем шуме Пилмара несколько раз прорывался волчий вой и Дааль с надеждой прислушивался, словно узнавая его. К ночи все стихло, но когда четверо уснули, побежденные усталостью ожидания, снова явился Фьёш в сопровождении двоих гномов, таких же здоровых, как и он сам.
- Ты, Посланник, - гном подошел ближе, освещая факелом всех четверых, - пойдешь со мной. И молча, понял? Если откроешь рот, я тебе башку оторву раньше, чем пикнуть успеешь! Ну, пошел!
Люта была грубо вытолкнута в коридор одним из подручных Фьёша, дверь снова закрылась.
Пилмар не спал; кое-где на улицах горели огни, должно быть «дикие» не видели в темноте как их живущие под землей собратья. Гномы шли очень быстро, подталкивая Люту в спину, на надолго их не хватило.
- Куда мы так чешем? – наконец возмутился один из них, - если Панкишу не терпится поговорить с этим сосунком, пусть бы сам и бегал за ним!
- Так ему об этом и скажешь, когда придем, - усмехнулся Фьёш, - а я погляжу, как он скрутит тебя в бараний рог.
- Как добычу делить, так ты первый, - огрызнулся гном, - а тут - на тебе, испугался! Щенок, мол, Посланник, а Панкишу он дороже его собственной скотской мамочки! Нас еще позвал, чтобы за ним присматривать…
- Заткнись, я сказал! - взъярился Фьёш, - ты не слышал, что рассказывал Руго… даже после трех кувшинов браги он весь трясся от страха. Я тоже вначале смеялся, а потом Панкиш и я побывали на том месте, откуда сбежал Руго и нюхач показал мне, как было дело… Я видел это в своей голове как будто собственными глазами – этим героям ничего не светило, если бы Посланник, они и половину наших не положили бы без него. Но он прикончил девятерых, а его даже не зацепили. Девятерых! Ты не видел этого, Хурк, а я видел.
Хурк покосился на девушку-Посланника.
- Что-то не вериться… такой цыпленок…
- Хочешь проверить? Давай, я готов поспорить, что он голыми руками тебя прикончит раньше, чем размахнешься своей секирой!
- Чего же сразу меня?.. – они шли по едва освещенным улицам в направлении непонятного шума, и Хурк, ухмыльнувшись, ускорил шаг и подтолкнул Люту, - пусть вон волков прищучит!
Впереди показался источник шума – толпа гномов, окружавшая небольшую огороженную невысокой стальной решеткой площадку. На площадке металась волчица Рион, обороняясь от пятерых волков не таких огромных как она, но столь же свирепых. Волчица была прикована к столбу посредине площадки, тяжелая длинная цепь, соединенная с железным ошейником, мешала волчице свободно двигаться. Если бы не цепь, она могла бы перепрыгнуть невысокую ограду; пятеро хищников с остервенением бросались на Рион, звериные тела сплетались в клубок, яростное рычание и вопли поглощенных зрелищем гномов смешивались в темном воздухе.
Протолкавшись через толпу, Хурк ткнул Люту лицом в решетку ограды.
- Полюбуйся, щенок, полюбуйся… Обычные волки оборотней ненавидят, они твою подружку на клочки порвут, тем более мы их уже неделю не кормили… Хороша забава?
- Что ты задумал, Хурк? – поинтересовался Фьёш с жестокой усмешкой.
- А то ты не понял? Выпустим твоего Посланника на площадку, если он и вправду так хорош, то голыми руками наших волчар прикончит. А если нет – туда ему и дорога! И ставлю ту кольчугу, на которую ты давно заглядываешься, что так и будет!
- А я ставлю на Посланника! – воскликнул второй товарищ Фьёша.
- Панкиш с нас семь шкур спустит…
- Может и спустит, да раньше мы успеем позабавиться…. Можешь даже дать посланнику тупую железку!
- Тьма тебя разорви, Руго! – воскликнул Фьёш, глаза его горели азартом, - ставлю свою любимую секиру против твоей кольчуги, что Посланник победит!
Он хватил Люту за шкирку и отворив дверцу в решетчатой ограде, втолкнул девушку на площадку, следом бросив короткий широкий меч.
Люта видела, что волчица проигрывает бой. Всем пятерым волкам уже изрядно досталось, но еще больше – самой Рион. Взбесившиеся от ярости и голода волки не сразу обратили внимание на новую жертву и Люта успела, воткнув меч, в землю перепилить веревки раньше, чем двое из них кинулись на нее. И умерли, напоровшись на острие тупого меча, который в руках Посланника служил не хуже остро заточенного.
Толпа за решеткой взвыла; от этих воплей что-то дрогнуло в окутанной холодом душе девушки, она на миг остановилась и едва не пропустила прыжок бросившегося на нее волка. Все что она видела сейчас было – железный ошейник на горле Рион, прикончившей одного из своих противников.
Инстинкты Посланника швырнули тело в сторону прежде, чем Люта поняла, зачем это нужно. Промахнувшийся волк снова прыгнул и упал с пронзенным сердцем. Люта бросилась к Рион, но волчице помощь уже была не нужна…. И все равно тупой меч поднялся – и опустился на стальную полоску ошейника туда, где он был заклепан стальной проволокой.
Заклепка сломалась, концы ошейника разошлись в стороны не больше чем на два пальцы, но этого оказалось достаточно. Люта вцепилась в него обеим руками и содрала ошейник с волчицы вместе с частью шерсти и кожи… Свобода! Рион радостно взвыла, девушка услышала в ее вое «Бежим!», но отступила в сторону, едва заметно покачав головой. Обессилевшая, раненая волчица недалеко бы ушла с Лютой на спине. Рион поняла; перемахнув через ограду, она врезалась в топу гномов, успела перегрызть пару глоток, прежде чем скрыться в темноте.
Все произошло так быстро, что никто не успел помешать ни ей, Люте. На площадку ворвались разъяренные гномы, у которых отняли забаву, сверкнули обнаженные клинки, но Фьёш опередил всех.
- Будь ты проклят, щенок! – он схватил девушку за горло и сжал его, не давая ей дышать, - ты заплатишь за это!
- Сам виноват, Фьёш, - из разъяренной толпы выступил старый гном с красным от ярости лицом, - из-за твоего мальчишки мы упустили игрушку – так отдавай мальчишку! Путь он заменит нам волчицу!
- Еще чего! – Фьёш выпустил полузадохнувшуюся Люту, девушка упала на колени, жадно хватая ртом воздух, - он мой!
- Как же, твой! – возмутился другой гном из толпы, - шкуру свою под чужие мечи подставляли все вместе, а пленники почему-то твои? Не подавишься?
- Это кто там вякает? Ты, Шугга? Что-то я тебя во время драки не видел… никак ты опять в кустах сидел по неотложной надобности?..
Гномы заржали в ответ на шутку Фьёша, Шугга побагровел, но старый гном не успокоился.
- Придется поделиться, Фьёш. Или ты отдаешь мне взамен волчицы одного из своих пленников, или я при случае угощу тебя своим ядом… хочешь попробовать моего яду?
- Ладно-ладно, не ори, - скрипя зубами согласился кожный, - забирай любого… только не эльфа! Там есть двое мальчишек, вот и бери одного из них!
Старый гном довольно оскалился.
- Вот и договорились. Только не забудь, что обещал!
- Не забуду, - пробурчал Фьёш, хватая Люту за плечо и вздергивая ее на ноги, - еще посчитаемся…
Толпа расступилась, выпуская гнома с площадки, кто-то кинул ему веревку и Фьёш, связал девушке руки за спиной, накинул петлю ей на шею и потащил за собой злобно ругаясь. Двое товарищей Фьёша последовали за ним.
Путь оказался недолгим; перейдя площадь, они свернули налево и остановились у какого-то дома, особенно попорченного стараниями гномов стереть с него все красивое. Внутрь никто из гномов заходить не собирался; Фьёш просто открыл дверь и втолкнул Люту в душную, дурно пахнущую полутьму. Ей пришлось наклониться чтобы не удариться от притолоку – вход был низок даже для гнома.
Она оказалась в грязном полутемном коридоре, ведущем в освещенную комнату. Холодные мурашки пробежали по ее спине, Люта поежилась и шагнула вперед, подавляя чувство тревоги и отчего-то – отвращения. Комната оказалась совсем маленькой, от заложенных камнями окон не осталось даже щели, но здесь горели неяркие свечи, наполняющие комнату неприятным прогорклым запахом. Кроме низкого стола со свечами и лавки с каким-то тряпьем тут ничего не было.
Куча тряпья на лавке зашевелилась и девушка поняла что это гном; он был настолько крошечным что мог бы показаться детенышем, но лицо, очень бледное, взрослое лицо выдавало настоящий возраст. Гном-карлик спустил с лавки кривые, не достающие до пола ножки, и злобно уставился на Люту.
- Ну, чего вылупился?
Люта не нашла что ответить; карлик был зол не только на нее – на весь мир, в котором он вынужден был существовать таким уродом, и вымещал свою злобу на всех, кто попадался под руку.
- Я Панкиш, здешний нюхач, - карлик сверкнул злобной улыбкой. – Ты, небось, не знаешь, кто такой нюхач. Любопытно, а Посланник?
- Нет, - совершенно равнодушно ответила она.
- Надо же, не соврал, - пристально глядя на нее, удивился Панкиш, - а вот что еще мне интересно – Посланники и правда бессмертны?
- Бессмертия нет…
- Обмануть меня решил, паршивец? – Панкиш спрыгнул с лавки, оказавшись в два раза ниже Люты, и сделал резкое движение рукой, точно хотел ударить ее – голова девушки дернулась от невидимого удара, перед глазами на миг потемнело, - а ну, смотри на меня и выкладывай все твои вонючие тайны!
Люта не успела отвести глаз, как была поймана в ловушку злобно горящего взгляда карлика. В голове плеснуло пламя, обруч посланника сдавил голову так, что она вскрикнула, а карлик расхохотался.
- Сопротивляться вздумал, Посланник? Ну, попробуй…
Она чувствовала, как чужая воля проникает в ее разум, ломая все преграды, добираясь до всего, что хотел узнать этот уродливый гном, оставляя на своем пути лишь развалины… Ее охватила паника, которая только ослабила волю Люты и облегчила задачу гному. Даже пульсирующая боль от сжавшего голову обруча не могла спасти ее.
А потом пришла злость, которая и стала спасением, холодная и чужая, принадлежавшая кому-то другому. Вряд ли Люта-человек смогла бы поставить стену на пути чужой воли, но необходимость защищать себя снова сделала ее Посланником. Холод, что приходил и уходил, уже не пугал ее так, как прежде. Девушка прикоснулась к обручу, и словно почерпнув сил в этом прикосновении, одним движением воли вышибла из собственного разума шарящую в нем жадную руку.
Панкиш скрипнул зубами и попытался снова подчинить ее, узнать секрет бессмертия - и кто знает, сколько еще других? – но Люта замкнулась в себе, даже не противопоставляя силе силу, а просто пропуская ее сквозь себя, как листва пропускает ветер.
И гном оступился, злобно жаля ее взглядом, полным лютой неистребимой ненависти.
- Будь ты проклят, Посланник… - неожиданно осипшим голосом произнес он, - выходит зря я тебя пожалел…
- Что-то не помню я твоей жалости, - холодно заметила Люта.
- Где тебе помнить!.. Это я приказал Фьёшу и тебя и твоих дружков взять живыми, без этого ваши кости уже валялись бы обглоданными среди камней… Ну, с твоими спутничками я еще поговорю – и о бессмертии, и о всяком другом…
- Зачем тебе бессмертие? – безо всякого интереса спросила Люта.
Панкиш аж затрясся от злобы.
- Зачем? Живешь, зная, что однажды подохнешь, и страх пробирает до костей, а еще зависть к паршивым эльфам, которые где-то украли бессмертие и живут, сколько хотят в свое удовольствие, и к таким вот уродам, как ты… Я сижу тут уже лет сто, дневной свет для меня хуже яда, и развлекаюсь, как могу… Моя голова все видит, где заяц пробежал, где у волков драка, а где прошли такие, как вы. Я каждую птицу в небе за неделю чую, не то, что человека или эльфа! Все мысли воняют, а от ваших такая вонь стояла, что сдохнуть можно… и очень мне захотелось узнать, что это еще за дрянь… Фьёш меня боится, меня тут все боятся, - гном жестоко усмехнулся, - я ведь, если что, могу и наизнанку вывернуть. Знаешь, что с тобой будет?
- Меня посадят на цепь вместо волка, - равнодушно сказала Люта.
Панкиш застыл на месте и вдруг заорал:
- Эй, Фьёш, забирай своего сопляка, он мне больше не нужен!
Скрипнула дверь и в комнату вошел гном в кожаных доспехах.
- А остальные? – спросил он, покосившись на Люту.
- Подождут, никуда не денутся. Пошел вон!
Фьёш толкнул Люту в коридор и отправился следом.
- Чем это ты так достал нюхача? – спросил гном, когда они отошли подальше от дома Панкиша, губы Фьёша кривились в усмешке, - я думал, он тебя по полу размажет, или сделает идиотом со слюнями во всю рожу.
Люта не ответила; гном дернул за веревку, которую снова одел ей на шею, так что она едва устояла на ногах.
- Сильно то не храбрись, Посланник. Утром подберем тебе ошейник понадежнее, и цепь потолще, и никуда ты не денешься, герой!
Девушка не почувствовала ничего, услышав слова гнома. Она знала, что так будет уже тогда, когда освободила волчицу. Не только сила Посланников принадлежала ей, но и их слабость и законы, которым они подчинялись, и цена за неподчинение. Она не должна была вмешиваться в судьбу волчицы, и в судьбу умиравшего гнома, и в чью бы то ни было…
Фьёш не вернул ее туда, откуда взял, а запер в каком-то подвале, темном и душном. Ей было все равно; она знала что придет время и она сможет продолжить путь, врывавшись из плена, и только это знание имело значение, знание не приносящее ни радости, ни облегчения.
…Ридда разбудили утро и голод. За все это время им только раз приносили воду и заплесневелые сухари. В каморку проникло немного света; Дааль спал, измученный болью от ран, но Лоэли проснулась, стоило Ридду пошевелиться. Посланник, уведенный гномом, так и не вернулся.
Даалю становилось хуже; вчерашняя вспышка жизни прошла бесследно, рана воспалилась, а Лоэли могла лишь сменить повязку. Скоро он начал бредить, иссохшими губами молить о глотке воды, которой не было ни капли.
Около полудня пришел старый гном с парой товарищей, среди которых не было Фьёша. Приглядевшись к бредившему Даалю, он скривился:
- Ну, этот почти мертвяк… Ты, красавчик, поднимайся! Заменишь на арене сбежавшего вервольфа!
- Вервольф сбежал? - воскликнул Ридд, невольно выдав радость.
- Ишь, вскинулся… сбежал и что с того? Поймаем, никуда не денется.
Шатаясь от слабости, Ридд поднялся на ноги.
«Скажи Даалю, что Рион убежала, - мысленно сказал он Лоэли, - его сердце болит за нее».
«Я скажу, - ответила девушка-эльф, - обещаю…»
Ридда вывели на улицу под яркий солнечный свет, от которого он на мгновенье ослеп, но ему не дали времени прийти в себя. Гномий город шумел и гудел и особенно шумно был там, куда, подталкивая тычками в спину, гномы вели Ридда. Не прошло и четвери часа как он оказался перед оградой арены, лицом к лицу с ужасным зрелищем.
Бойня на арене была в самом разгаре: вооруженная похожим на булавку кинжальчиком Люта отбивалась от четырех огромным собак, размерами не уступавших крупному волку. Звенела цепь, соединяющая ошейник на горле Люты и столб посреди арены. Несколько звериных тел валялось на земле, двое хищников в стороне зализывали раны. Девушка уворачивалась от когтей и клыков, словно не было тяжелой цепи и ошейника, и раздавала удары направо и налево, оставаясь невредимой.
Ридд вцепился в решетку мертвой хваткой; старый гном отыскал в толпе Фьёша и крикнул ему:
- Эй, Фьёш, освободи арену! Я хочу посмотреть, как дерется этот герой!
- Еще чего! Подождешь…
- И долго мне ждать? – огрызнулся старик, - пока Посланник всех зверей прикончит? Не надо было ему вообще оружия давать!
- Без тебя не знаю, что мне делать, Хорш! Посланник будет на арене, пока не сдохнет, тогда и поставишь своего… что, не терпится?
Старый гном выругался – Люта расправилась с последним псом и бесстрастно застала посреди арены.
- А что если стравить твоего Посланника и этого щенка? Думаешь толк будет?
- Вряд ли, - Фьёш хищно оскалился, - хочешь – попробуй!
- И попробую! Ты, - он с легкостью оторвал Ридда от решетки, - сейчас пойдешь туда и выпустишь кишки Посланнику! А будешь упрямиться, я твоего полудохлого дружка и девчонку брошу в змеиную яму!
- Я не буду с ним драться, - сильно побледнев сказал Ридд, губы не слышались, он и сам не услышал своего голоса, но гном услышал.
- Еще как будешь! – он открыл дверцу в решетке, вытолкнул Ридда на арену и бросил на землю меч, - еще как будешь!
Решетчатая дверь, лязгнув, закрылась. Юноша невидяще посмотрел на лежавшее на земле оружие и потом его взгляд был притянут другим взглядом. Люта-Посланник смотрела на него, ожидая, как он поступит, не дождавшись ничего, шагнула к нему, чиркнула кинжалом по веревкам на руках Ридда, и снова отступила.
- Подними меч, Ридд, - сказала она.
Эти слова обожгли Ридда; он сбросил с рук разрезанные путы и едва заметно попятился.
- Нет, Лютен, я не могу…
- Я тоже не могу. И мне от этого не легче.
Ридд шагнул назад, почти уперся спиной в решетку ограды, но несколько гномов заставили его отойти криками и остриями пик. В глазах Посланника было ожидание и мертвая пустота. Юноша подчинился, почти против своей воли поднимая оружие, но нападать не спешил. Люта тоже не спешила.
- Почему… почему мы должны драться друг с другом по чьей-то прихоти? – тихо спросил он.
- Потому что нам больше нечем ответить ей, - ответила она и сделала выпад.
Он отразил его, защищаясь, но за первым выпадом последовали и второй и третий. Люта-Посланник щадила его, он понял это сразу, она была сильнее, несмотря на то, что кинжал, а не меч был в ее руке, загоняла его в угол - и Ридд не мог сказать, как это у нее получилось – и тут же отступала, давая возможность вывернуться, выскользнуть из ловушки.
Наверное, для Посланника это была всего лишь игра; Ридд понимал что не сумеет победить, даже если захочет, и он не понимал, чего хочет Люта-Лютен. Гномы вопили, невольные тем, что до сих пор не пролилась кровь, тем, что бой стал танцем, а не кровавой потехой. Этот танец мог бы длится часами, если бы не слабость голодного, раненого Ридда. Он все чаще пропускал удары, а Люта прощала ему это, давая едва заметные секунды чтобы исправить ошибку. Потом он начал спотыкаться и один раз даже выронил меч. Люта поняла что нужно закончить поединок, пока еще он мог драться. Несколько раз пропустив его удары, она позволила загнать себя в угол, ее движения перестали быть безупречными… Ридд почувствовал это и встревожился; он хотел задать вопрос, но для этого не было ни времени, ни дыхания. А Люта просто позволила ему выбить кинжал из своей руки, прежде чем сам он понял, что сделал, и как это вышло.
Кинжал упал на землю в нескольких шагах от Посланника; Ридд остановился, чувствуя, как от печали и отчаяния разрывается сердце, и со всей силы швырнул меч в решетку, за которой орали взбесившиеся гномы.
- Никогда, - прошептал он, - никогда, что бы ни случилось…
Закончить ему не дали. Старый Хорш ворвался на площадку чуть не оторвав дверцу, красный от гнева, яростно бранящийся и брызгающий слюной. Не прошло и минуты как Ридд был связан и брошен на землю как мешок с тряпьем; Хорш достал из-за пояса короткую тяжелую плеть и принялся избивать его, вымещая злость.
- Смотри, не перестарайся, - хохотнул довольный Фьёш, - тут с ним еще наш нюхач хотел поболтать!
- Пусть с другими болтает! – взъярился Хорш, - там еще остались второй щенок и эльф!..
- В эльфову башку забраться у Панкиша силенок не хватит, а щенок, должно быть уже подох. Так что бери и тащи к нюхачу этого.
- Опять ты меня надул, Фьёш! – даже шея Хорша налилась кровью, - сказал – бери любого, я и взял, а теперь что – на попятный? После «разговора» с нюхачом от этого героя только сопли останутся! Посланника ему было мало?
- Посланник ему не по зубам… не хочешь – не надо, так Панкишу и скажу!
Хорш выругался и пнул связанного Ридда.
- Я тебе это припомню, Фьёш!
- Не пугай, не испугаешь! – кожаный гном оттолкнул старика, попытался поставить Ридда на ноги и выругался, поняв, что юноша потерял сознание.
Он позвал на помощь одного из товарищей, и с его помощью уволок Ридда с площадки.
Гномы начали расходиться, поняв, что новой забавы не будет. Кто-то забрал с собой меч Ридда, кто-то – короткий кинжал, которым сражалась Люта. Только несколько гномьих детенышей с полчаса топталось вокруг арены, глядя на отдыхающую на голой земле девушку-посланника. Она снова впадала в забытье, позволявшее быстро восполнять силы, но забыться ей не дали. Тяжелые шаги и тычок в спину прервали так нужный ей отдых.
- Эй ты, - грубый тычок повторился, и Люта окончательно очнулась, - скажи мне, что это за штучка?
Перед лицом Люты покачивался на цепочке маленький деревянный рог; Руго, последний гном, сбежавший от волчицы, ждал ответа Посланника.
- Это Рог Беды, - сказала девушка равнодушно, - его звук помогает спастись от одного несчастья и призывает новое.
- Брехня, - сплюнул гном, - я пытался дудеть и так и эдак, у этой дряни даже нет голоса.
Он повертел в руке Рог Беды и, усмехнувшись, бросил его к ногам Люты.
- Забирай, тебе пригодиться… в Темном Мире.
Холодное равнодушие на миг отступило перед потрясением. Темным Миром «дикие» называли посмертие… и все же то, что сделал Руго, было непонятно. Зачем возвращать врагу вещь, назначения которой не понял и которая может оказаться чем угодно, даже средством спасения?.. Люта горько усмехнулась. Жестокая насмешка была в том, что получив такое средство, она не могла им воспользоваться. Звук Рога, извлеченный Посланником, мгновенно убил бы всякого, кто его услышит, кроме самого Посланника. Именно поэтому она отдала Рог Ридду.
Соблазн был слишком велик; Люта взяла Рог в руки, заметив, что они дрожат и спрятала подальше от глаз, надеясь что, не видя его, сможет не думать о нем. Это не было легким, но все же она справилась и постепенно снова впала в дающее отдохновение забытье, в котором не было никаких соблазнов, а только ожидание.
…Ридд вернулся в сознание резким рывком и открыв глаза встретился со взглядом гнома, нависшим над лежавшим на полу юношей. Вокруг были только голые стены, неяркий свет и неприятный запах жировых свечей.
- А, очухался… - гном с худым детским телом и взрослым лицом, усмехнулся, - что, нарвался на трепку?
Ридд не услышал в его голосе злости, и на миг решил, что нашелся наконец тот, кто хочет помочь ему…
- Разбежался, - коротко хохотнул Панкиш, - не собираюсь я тебе помогать, и не мечтай! Выверну наизнанку твою башку и отдам тебя на забаву.
Юноша и вздохнуть не успел, как огненная рука проникла в его разум и зашарила там, добираясь до всего, что могло быть интересным карлику. Панкиш пришел в ярость, когда обнаружил, что после отпора данного Посланником половина его силы словно испарилась, он не смог даже вынюхать сбежавшую волчицу, но собрался отыграться на Ридде, беспомощном, связанном по рукам и ногам.
Юноша чувствовал, как из него высасывают душу и осознал собственной бессилие, попытавшись сопротивляться. От этого стало только хуже, жидкий огонь, растекшийся в голове стал еще горячее… Он дернулся, пытаясь хотя бы отвести взгляд, но гном карлик поставил колено ему на грудь и, схватив за волосы, прижал голову к земляному полу.
- Нет… - бессильно выговорил Ридд, на миг давление ослабело. Панкиш выругался и ударил его головой об пол так, что и глаз Ридда полетели искры.
Колено карлика вдавливало в грудь юноши что-то круглое и теплое… Д’архин… он почему-то сразу понял, что это медальон Люты, который никогда раньше не был теплее кожи, которой касался. Сейчас юноша чувствовал его сквозь одежду, и гном-карлик почувствовал тоже сквозь толстые кожаные штаны.
- Это что еще за… - но, роясь в одежде Ридда, он не успел найти источник тепла. Давление на разум на миг ослабело и словно что-то подсказало ему, как поступить, Ридд заговорил, повторяя слова, пришедшие из затуманенной вторжением памяти, слова детской считалочки. Слова нанизывались на нить ритма и словно очищали разум…
- А ну, заткнись! – зашипел Панкиш, возобновляя мысленную атаку, но Ридд, закончив считалочку, уже пел хриплым, чужим голосом. Панкиш поливал бранью весь свет и один за другим отвешивал Ридду полновесные удары по лицу, но и это не могло заставить юношу замолчать.
- Ты знаешь, каждый путь далек.
Куда б ни шел в кромешной мгле,
Спеши, спеши на огонек
К неведомой земле.

Сто тысяч приключений ждут,
Манят далекие края…
Пусть жизни несколько минут,
Но эта жизнь – твоя!

Дороже злата миг любой,
Твоя тоска, твоя любовь…
Лишь тем, кто рядом шел с тобой,
Ей жертвовать готов.

Тропа одна, как жизнь одна,
И каждому – своя судьба
Пусть даже ночью не до сна,
И каждый миг – борьба.

Никто не смеет пожалеть,
Что даль темна и тяжек путь.
Ведь главное спеша – успеть
Прийти куда-нибудь.
Ридд остановился только поняв, что огнь в голову погас.
- Думаешь, что победил? – тихо, зловеще спросил Панкиш, - вот она, твоя победа!
В его руке сверкнул кинжал, вторая снова прижала к полу голову Ридда.
- Оррней – вот имя для тебя и для тебя – проклятье этого имени!
Острие кинжала провело алую черту по лбу Ридда, юноша дернулся от резкой боли, и привалился во тьму.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:40 | Сообщение # 14
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 12. Духи болот

Лоэли меняла повязки Даалю и ждала возвращения Ридда. От полутьмы уставали глаза и обострялся слух. Девушка слышала, как хохочут и дерутся гномы где-то на улице, визг каких-то животных, да изредка волчий вой. Приближался вечер, но ничего не изменилось; голод и жажда уже не мучили так сильно, но ожидание в темноте было хуже всего. Ожидание без надежды…
Когда лязгнул отодвигаемый засов, сжавшаяся в комок девушка вздрогнула, едва сдержав крик. Вошел старый гном, тот самый, что увел Ридда; он поставил на пол глиняный кувшин и зыркнув на Лоэли вышел, закрыв дверь. Девушка, ослабевшая от голода и жажды, от духоты и отчаяния, подползла к кувшину и радостно вскрикнула – он до краев был полон воды. Разум помутился от вида желанной влаги; Лоэли жадно припала к воде, делая большие глотки, и не могла напиться…
У воды был странный, едва заметный привкус; девушка оторвалась от кувшина и почувствовала как холодеют кончики пальцев, и замедляет свой ритм сердце. Тонкая игла боли кольнула грудь, кувшин выпал из ослабевших пальцев и покатился по полу разливая то, что могло бы стать жизнью, но было смертью. В воде был яд, Лоэли чувствовала, как отрава струиться по телу, ее била дрожь и не прошло и минуты как она извергла из себя выпитую воду… Но было слишком поздно.
Словно что-то почувствовал, пришел в себя Дааль и увидел опрокинутый сосуд и мокрое пятно на полу.
- Что… случилось? – мучительно раздирая ссохшееся горло, спросил он, - вода?..
«Вода была отравлена», - сказала Лоэли, отползая от опрокинутого сосуда, стараясь чтобы мысленный голос не выдал ее, но он понял.
- Ты выпила?
«Да, - она не сумела солгать, - но я буду бороться. Этот яд рассчитан на человека, а не на эльфа».
Дааль не поверил словам, которые больше чем наполовину были ложью.
- Надежды нет… мы все умрем здесь. А Ридд? Где он?
«Не знаю, какой-то гном забрал его… Надежда есть всегда, Дааль. Ты же не знаешь – волчица сбежала! – вспомнив о самом главном, о том, что действительно могло утешить его, Лоэли вложила в последние слова столько силы, сколько нашла в себе, - Рион свободна!»
- Свободна… - повторил юноша и даже смог улыбнуться, - какое счастье…
Повисло молчание, тяжелое, как камень и такое же холодное. Ни у Дааля, ни у Лоэли не было сил, чтобы говорить; девушка-эльф отчаянно боролась с ядом, сопротивляясь его продвижению каждой клеточкой своего тела, а юноша снова впал в забытье. Ни он, ни она не видели, как Фьёш с товарищами приволок Ридда с окровавленным лицом. Следом за ними в темницу вошел чем-то очень довольный Хорш.
- Не надоело быть на побегушках у Панкиша? – ухмыляясь, спросил он.
- Не твое дело, старая калоша! – Фьёш собрался уходить, но что-то не понравилось ему в неподвижности пленников.
Взяв факел из рук второго гнома, он подошел ближе, осветив бледное лицо Лоэли с широко открытыми, темными, как ночь глазами, и откатившийся в угол пустой кувшин. Фьёш поднял его, понюхал и с рычанием швырнув на пол, повернулся к стоявшему в дверях Хоршу.
- Твоих рук дело, вонючая крыса?
- Моих, - не стал отпираться Хорш, - я тебе обещал подарочек, вот и получи!..
Фьёш бросил факел и кинулся на врага с кулаками. Старый гном, поваленный на пол, отбивался, ругаясь и вопя, Фьёш колотил его по чему ни попадя, а два других гнома подзадоривали дерущихся, но в драку не лезли. Кожаный был сильнее; подмяв под себя старика, он избивал его, пока не утихла ярость, потом поднялся и напоследок пнув поверженного врага вышел вон вместе с друзьями. Старый гном не смог подняться; с полчаса полежав на полу, он, кряхтя, встал на четвереньки и уполз с поля битвы, еле передвигая ногами, оставив открытой дверь темницы.
Когда Ридд, очнувшись, увидел это, затуманенное сознание юноши мгновенно прояснилось. Он не видел потасовки, и не знал, почему дверь не заперта, но понимал – другого случая может быть уже не будет. Но он был связан и беспомощен! Лоэли и Дааль спали или пребывали в забытьи, и Ридд почуял неладное.
Лежавший на полу темницы факел зашипел и погас, но юноша успел увидеть в углу осколки глиняного кувшина. Какая-никакая, но это была возможность. Подкатившись к осколкам, он зацепил пальцами один их них, зажал между коленей и принялся перетирать веревки на руках острым краем. Хорошо обожженная глина неплохо резала толстые волокна, но все же это была глина, а не сталь. Ридд взмок от усилий, торопясь освободиться поскорее, рана на лбу горела и кровоточила… Наконец веревка лопнула, он схватил другой осколок кувшина и занялся той, что спутывала ноги. На нее он потратил совсем немного времени.
Освободившись, он попытался разбудить Дааля и Лоэли, но так и не смог. Они были живы – вот и все, что он знал сейчас. Друзья живы и дверь на свободу открыта, но свобода была так же далека, как и прежде. Даже если он вынесет отсюда на руках кого-то одного, даже если темнота скроет беглецов и гномы примут их за своих, кто-то останется в темнице, ведь двоих сразу ему не унести, а бросить друзей он не мог. Не мог! И он помнил о Лютене, который тоже был в беде и возможно еще худшей.
Такого отчаяния он не чувствовал даже на пиратском корабле. Умереть страшно, но еще страшнее – бросить друзей умирать.
Негромкий шорох заставил его поднять голову – в дверях застыл черный силуэт огромного зверя. Ридд не успел испугаться, как чудовище обернулось человеком, и только тогда он узнал Рион.
- Живы? – спросила она, шагнув к нему и двум неподвижным телам у стены.
- Живы, но без сознания…
- Плохо, я могла бы унести двоих на волчьей спине, но они не удержатся… Подожди!
Она снова обернулась волчицей и скользнула в темный коридор. Через несколько минут Рион вернулась, неся в зубах моток веревки и бросила его к ногам Ридда. Он понял.
Места на волчьей спине было достаточно, но юноша, переносивший и привязывавший Лоэли и Дааля, понимал, что волчице будет очень тяжело с такой ношей. Как бы сильна она не была, раны Рион еще не зажили. Но ни у кого из них не было выбора.
- Ты не видела Посланника? – спросил он у волчицы, когда все было закончено.
В зверином облике Рион не могла говорить, но она кивнула.
- Где? – надежда билась в горле юноши вторым сердцем, - на арене? - волчица кивнула снова и Ридд почувствовал, как воскресшая надежда возвращает ему силы, - беги, уноси их отсюда. Я найду Посланника, и потом мы догоним тебя.
Рион нырнула в темный коридор.
Ридд подождал немного, собираясь с духом и шагнул следом. В не разрушенной части дома было еще две комнаты, заполненных всяким хламом; убедившись, что в них никого нет, Ридд порылся в хламе, выудил из него дырявую накидку и кинжал с обломанным острием. Закутавшись в темную пыльную ткань накидки и сунув за пояс это жалкое оружие, он вышел на улицу, вжимая голову в плечи и горбясь. Темнота помогала ему, но и мешала тоже. Несколько раз он натыкался на вдребезги пьяных гномов, которым было не до него. Юноша шел в направлении боевой площадки, которое помнил лишь примерно, но чутье охотника не подвело его.
Арена оказалась даже ближе, чем он думал, но на арене толклись гномы, пытавшиеся заставить Люта драться с ними. Они орали и бесились, дергали цепь ошейника, но девушка совершенно равнодушно сносила тычки и брань. Гномам это быстро надоело и они ушли.
Ридд дождался когда они скроются из виду и вбежал на арену.
- Лютен!
- Ридд? Ты мне не снишься? – что-то по-детски трогательное, совсем не свойственное Посланнику прозвучало в голосе Люты-Лютена и Ридд замер, с отчаянно колотящимся сердцем. Голос был такой…
- Ридд? – совсем иначе сказала девушка-Посланник, - где остальные?
- Надеюсь, уже в безопасности, – ответил он, стряхнув наваждение. - Дверь темницы была отрыта и Рион нашла нас, наверное, своим звериным чутьем… - он рассказывал, а руки сами собой перебирали цепь с крупными звеньями, вертели заклепанный ошейник, надеясь найти во всем этом хоть какую-то слабину.
Одно из звеньев действительно показалось ему тоньше остальных, к тому же оно было слегка разжато. Ридд просунул в него сломанный кинжал и попытался разогнуть еще сильнее.
- Дай мне, - попросила Люта, и он подчинился, доверяя Посланнику.
Девушка положила звено на землю, пришпилила его кинжалом, вошедшим лишь наполовину длины, и ударила по рукояти подобранным тут же камнем. Звено, слабо звякнув распалось на две половинки.
- Идем, - резко поднимаясь сказала девушка, возвращая Ридду кинжал, - здесь рядом наша лошадь.
Юноша послушно пошел за Лютой-Лютеном, думая о том, какие еще способности таятся в Посланнике, сумевшем одним движением расколоть сталь толщиной в палец.
Лошадь стояла в каком-то сарае, один из дорожных мешков странников был приторочен к ее седлу. Она радостно заржала, увидав прежних хозяев, но ее радость исчезла, когда двое забрались в седло. Она не хотела везти двоих, она вообще не хотела никого никуда везти, но ей пришлось. Люта просто несильно шлепнула ее ладонью по шее, и животное помчалось вперед, так быстро, как только могло. Свистел в ушах ветер, что-то орали встреченные на пути гномы, то ли понявшие что происходит побег, то ли напуганные выскочившей из темноты лошадью. Помнившая о Панкише Люта торопилась. Час или два она могла закрывать себя и остальных от выслеживающих мыслей нюхача, холодное равнодушие Посланника подходило для этого как нельзя лучше, но и только.
- Ты сможешь найти Рион и остальных? – крикнул Ридд, когда лошадь вынесла их из Пилмара, ветер относил слова в сторону, но Люта услышала.
- Смогу, - сказала она, - и сделаю.
Наверное, это тоже было вмешательством в чужую судьбу… Но никакая сила, никакой холод не заставили бы ее поступить иначе. И что значит – иначе? Остановить лошадь, оставить Ридда и мчатся без оглядки в Родан, куда звала ее Весть? Бежать, без пищи и воды, бросив друзей? Она подгоняла пытавшуюся остановиться лошадь и направляла ее, ведомая чутьем. Где-то впереди была Рион, были болота, за которыми – Родан и безопасность.
Волчицу они нагнали через полчаса и продолжили путь уже вместе до самого рассвета, когда и лошадь и волчица окончательно выдохлись. Ридд не спрашивал, куда они скачут, у него больше не был карты, но Люта вела их так уверенно, словно знала эти места. На рассвете остановились отдохнуть. Лоэли пришла в себя, а Дааль нет; ни еды, ни воды у них не было, и не было времени и возможности охотится. Усталость свалила с ног всех, даже Люту, потратившую последнее на то, чтобы заставить лошадь нести ее и Ридда прочь от Пилмара. Странники отдыхали, тщетно борясь с подступающим сном, но эта битва была проиграна не начавшись. Один за другим они проваливались в спасительное забытье, в котором не существовало усталости и тревоги, голода и жажды и ни яркий солнечный свет, ни мокрая от росы трава не могли заставить их проснуться раньше, чем яд усталости потеряет силу.
Первым проснулся Ридд; солнце клонилось к закату, мир вокруг был тихим и спокойным. Маленькая рощица – десять-пятнадцать деревьев, стала пристанищем путникам. Не будя остальных, юноша выглянул из-за деревьев, но не увидел ни следа погони. У корней одного из деревьев журчал родник; юноша упал на колени, с жадностью напился и умыл лицо. Вода была ледяная, и такая вкусная, что он не мог оторваться и пил пока не понял, что вот-вот лопнет. Ридд вернулся на поляну и порылся в снятом с лошади дорожном мешке, надеясь найти там хоть немного черствого хлеба. Хлеба не было, но нашлась помятая фляга, кремни, а кроме них - потускневшая серебряная чаша с оплавленными краями, показавшаяся Ридду знакомой. Повертев ее в руках, но так и не вспомнив, он вернул чашу на место, и все-таки отправился на охоту, имея при себе лишь сделанный из веревки аркан и сломанный кинжал.
Когда он вернулся, проснулись и Рион и Люта-Лютен. Девушка-Посланник, сумевшая привести в чувство Лоэли и Дааля, поила их водой из родника. Ридд развел костер и принялся поджаривать пойманную им птицу. Пока готовился ужин, и пока странники утоляли голод, наступила ночь.
- Если выйдем сейчас, к утру будем рядом с болотами, - сказала Люта-Посланник, собираясь в дорогу.
Никто не спорил с этим решением. Дааль немного оживился, он даже смог какое-то время самостоятельно сидеть в седле, но Лоэли все чаще впадала в забытье. Эзринец рассказал, что она выпила яд, но Люта-Посланник сказала лишь, что ничем не может ей помочь
Так они шли дальше, ожидая погони, которой не было; Дааль ехал на спине волчицы, Лоэли пришлось привязать к лошади, покорно принявшей свою судьбу, Люта и Ридд присматривали за ними. Стальная полоска ошейника до сих пор охватывала шею Посланника – девушка не смогла совершить чудо, как на арене, когда от одного удара раскололось стальное звено. Ридду было больно видеть ошейник, но ничего сделать с ним он не мог. Только саму Люту-Посланника, казалось, это совсем не волновало. Усталость, а вместе с ней и всякое чувство исчезли из ее голоса. Совершенно равнодушно она вернула Ридду утраченный им Рог Беды, при виде которого он почему-то вспомнил оплавленную чашу из мешка.
- Послушай, - решившись, заговорил он с Посланником, все больше предпочитавшим молчание, - тот дорожный мешок, что был на лошади, он ведь твой, верно? Я искал в нем хоть крошку хлеба и увидел чашу… серебряную чашу, оплавленную, словно на нее дохнул дракон. Откуда она у тебя?
- Это память о прошлом, - бесстрастно отозвалась девушка, не глядя на него, - просто безделушка, которую нелегко выбросить.
В последней фразе прозвучал столько холода, что Ридд не посмел расспрашивать дальше.
Дааль бодрился недолго; пришедшая надежда добавила сил, но спасти не могла. Юношу бросало то в жар то в холод, и, в конце концов, он снова впал в забытье. Волчица не бежала – летела над землей, едва касаясь ее, стараясь как можно бережнее нести свою ношу. Нужно было спешить – но дорога могла убить Лоэли и Дааля раньше, чем странники доберутся до Родана. Утренний, свежий ветер дул в лицо, неся с собой затхлый запах болота.
Через несколько часов после восхода странники оказались у самой кромки затхлого водоема, покрытого пленкой серо-зеленых водорослей. Прохлада, наползающая от воды, пробирала до костей. Всех, даже волчицу сотрясала дрожь. Остановившись на отдых, развели костер, но от этого холода не спасал слабый бледный огонь, кое-как разожженный на сыром хворосте. Правда, усталость оказалась сильнее холода, и Ридд провалился в дремотное забытье, едва лишь прилег, свернувшись клубком на сырой земле.
Люта не спала; она сидела так близко от костра, что казалось одежда ее вот-вот вспыхнет.
- Сколько еще до Родана? – спросила Рион с тревогой в голосе.
- Два дня, может чуть больше.
- Мы не успеем… - волчица, не отрываясь, смотрела в огонь и никакая игра света не могла добавить краски ее бледному, бескровному лицу, - Дааль умрет. Он и так уже борется слишком долго.
- Никто не умрет, - ответила Люта, пристально посмотрев на нее, - я обещаю тебе.
- Как ты можешь обещать это? Разве Спящая спросит тебя, когда ей приходить?
- Не спросит. Но она бессильна, пока есть надежда, пока есть кто-то, готовый верить и бороться за двоих. Твое сердце знает, что беды не случится, но ты устала и отчаялась…
- Ты можешь читать в моем сердце? – спросила Рион, подняв на Люту полные печального удивления глаза.
- Нет. Но когда-то я читала в своем, полном любви и надежды… Надежда, а не гордость позволяет выстоять и не сдаться, и выйти победителем и всех битв, даже из битвы с самим собой. Это всегда очень страшная битва… Я просто знаю, что ты победишь.
- А ты? – совсем тихо спросила волчица.
- А мне не нужна победа. Тот, кого я любила, может ответить мне лишь жалостью и я не смею надеяться на большее. – Люта снова глядела в огонь, но уже не так бесстрастно, едва заметно дрожа то ли от холода, то ли от внутреннего напряжения, - Дааль не умрет, Рион.
Волчица долго-долго смотрела на нее, словно пытаясь найти какие-то слова, слова что могли бы помочь Люте, слова надежды и утешения. Их не было, и, утешенная, Рион не могла утешить своего утешителя. Поэтому она просто коснулась руки Люты и произнесла почти беззвучно:
- Спасибо, - губы волчицы едва шевельнулись, произнося имя, которое не должно было звучать, - Люта…
Волчица отошла к Даалю и Лоэли, заботливо укрытым единственным драным плащом, обернулась волком и легла рядом, согревая их своим теплом.

Люта не помышляла о сне, она сидела у огня, поддерживая его, пока не проснулся Ридд. Он поднялся, разминая закоченевшее от холодной сырости тело и подсел к костру.
- Жуткое место, - сказал он, - серость и вонь… Скорее бы перейти на ту сторону!
- Боишься встретиться с Болотной Девой? – невесело усмехнулась девушка.
- Нет, - юноша вздохнул, невольно вспомнив ту, что когда-то назвал так. Сейчас ему было стыдно от того, как он поступил с Лютой.
Девушка-Посланник с любопытством глянула на человека, ответившего на его дружескую подначку коротким «нет».
- О чем ты сейчас подумал?
- О Люте, - признался Ридд.
- Не вспоминай ее больше.
- Но почему? – что-то похожее на сдерживаемый гнев звучало в голосе Посланника, и это потрясло Ридда.
- Потому что все изменилось… Изменились мы, - саму себя исправила Люта, - прошлое не вернуть, и даже то, кто когда-то ранило тебя, забудется, останется лишь шрам…
- Да, правда, - согласился он, касаясь поджившей длинной раны на лбу, - останется шрам… И странное имя. Гном назвал меня «Орнней», словно это – самое страшное проклятье на свете.
- И тебе придется носить имя, которым тебя окрестили, - сказала девушка-Посланник, - я не знаю, что значит Оррней, но это имя уже стало частью твоей души.
- О чем ты говоришь? – не понял Ридд.
- О тайне. Когда-то существовали имена, имеющие власть над людьми и вещами, имена, что несли на себе Знак Судьбы. Редко кто отваживался принять на себя такую ношу… так редко, что скоро имена, которыми никто не желал называться, забылись. Оррней – одно из них, и оно теперь твое.
- Я не напрашивался, - нахмурился юноша, - и мне не нужно второе имя.
- Теперь этого уже не исправить, - Люта-Посланник улыбнулась, - это Судьба выбрала тебя.
Ему отчаянно хотелось спросить – для чего же его выбрала Судьба, но что-то помешало. Наверное все же это был глупый вопрос…
- Спой мне, друг, - просто попросил он, и Люта не стала отказываться, противиться его желанию здесь и сейчас услышать простую песню…
- Где мы жили, и как мы жили,
Разделенные днями и днями?
Забывались, смеялись, шутили,
Сень лесов попирая ногами…

Мы не знали счастья иного,
И, счастливые, что не знали,
Начинали день снова и снова
Не с печали, нет, не с печали.

Сладко нежиться в тихой неге,
Но от этого путь не легче -
На коне, в суматошном беге,
Под звучание верной песни,

Чуть устанешь желать изменений -
Тут как тут боковые тропинки,
Уводящие из-под сени,
Завлекают как книжек картинки.

Шаг шагнешь, и уже пошатнется
Пониманье привычное песни…
А ушедшее не вернется,
А умершее – не воскреснет.

Мы свою не покинем веру,
Если вера нас не покинет.
Поплутавши по миру в меру
Красоту найдем и в пустыне,

И в лесу полумертвом и хилом,
Где дыханье сбивает спазмом,
И в болоте, которое было
Может быть, озерцом ясноглазым…

Где мы жили, и как мы жили,
Всем открылось бы тайное знанье,
Если б камни заговорили,
Отрицая свое молчанье…
Люта замолчала оторвавшись от созерцания огня.
- Мне кажется мы здесь не одни, сказала она, - кто-то смотрит на нас оттуда, - она кивнула в сторону болот.
- Враги? – спросила Рион, подходя к огню.
- Не знаю… Это неважно…
Ридд удивился – как может быть неважным то, что у этого места тоже есть обитатели? Что если они нападут на странников, или заманят их в какую-нибудь ловушку? Словно в ответ на его страх что-то мягко, осторожно коснулось разума Ридда, как робкая рука ребенка, не смеющего привлечь внимание взрослого. Юноша оглянулся. Мир болот был погружен в ранние сумерки от закрывшей небо мрачной тучи, звуки стихали один за другим, прохладный ветер приносил от воды клочья тумана, оседавшие капельками на речницах и бровях.
- Пойду-ка я поищу тут какой-нибудь дичи, - сказал он, заранее уверенный, что не найдет ничего, а если и найдет, то не сможет поймать. Просто сидеть и чувствовать пристальное внимание со стороны болот, было неприятно.
- Я с тобой, - вызвалась Рион-волчица, меняя облик.
Охота и в самом деле оказалась неудачной. Удалось найти только хорошую чистую воду, но запасти ее все равно было не во что, кроме маленькой помятой фляги. Успокоившись на этом, они вернулись на стоянку и через полчаса выступили в путь ведомые Посланником, казалось, прямо по болоту, но на самом деле – по тропке, которую мог разглядеть один лишь Посланник.
Тропка петляла, но по другому и не могло быть, и становилась порой слишком узка для лошади и для волчицы. Лошадь ухитрилась провалиться в трясину, по счастью неглубоко, но только общими усилиями ее удалось вытащить. Странники перемазались в грязи и тине. До самого вечера они пробирались через болота, а топям не было конца. Туман к вечеру становился все гуще; невозможность видеть окружающее, пусть и смотреть тут было не на что, угнетала все сильнее. Дааль перестал даже бредить и волчица тревожно оглядывалась на своего всадника, а порой бросала умоляющие взгляды на Люту, словно прося ее сделать невозможное. Лоэли смогла немного пройти пешком, дав отдых спотыкающейся лошади, и даже помогала вытаскивать ее из трясины, пока не свалилась с ног.
На ночлег остановились на единственном сухом островке, покрытом неприятной бурой травой; путь по болоту отнял столько сил, что странники просто больше не могли идти. Только остановившись, Ридд снова почувствовал чье-то пристальное внимание; густым зловонным воздухом трудно было дышать, голод и жажда неумолимо напоминали о себе. Слишком быстро закончилась запасенная во фляге вода, а достать другую здесь было негде. Кое-как устроившись на сухом клочке земли, без костра, для которого здесь не было хвороста, странники пытались уснуть.
Промозглая сырость, тяжелый воздух и давящее чувство взгляда в спину не давали погрузиться в дрему. Ридд ворочался, пытаясь унять мелкую противную дрожь и к середине ночи начал стучать зубами. Поняв что не уснет, он сел, сжавшись в комок и обняв себя руками и только тогда увидел, что не ему одному не спится. Люта сидела на краю суши в точно такой же позе как он и точно так же обхватила себя руками, словно это могло согреть ее. Остальные к счастью спали, что не удивительно – Лоэли и Дааль прислонились к теплому мохнатому боку волчицы, для которой едва нашлось место на островке. Ридд не завидовал спящим, понимая, что девушке-эльфу и эзринцу тепло нужно куда больше чем ему.
Он осторожно подвинулся к Посланнику, стараясь не разбудить друзей.
- Не могу спать, - сказала Люта-Лютен раньше, чем он о чем-либо спросил, - чем ближе цель, тем легче идти и тем сильнее хочется, наконец, достигнуть ее.
То тут, то там над болтом загорались неяркие огни; несколько их вспыхнуло у самых ног Посланника и в этом странном свете лицо ее покаталось Ридду лицом призрака. Что бы она не говорила о том, что близость цели придает ей сил, она устала, бесконечно устала…
- Тебе нужно поспать, - сказал он, обнимая девушку-Посланника за плечи, хотя от этого, конечно, не стало теплее никому из них, - да и мне тоже. Хочешь я буду рассказывать тебе самые скучные истории, какие знаю, пока ты не уснешь от скуки, и пока меня самого не свалит сон?
Она тихонько улыбнулась. Как легко было растопить лед и как быстро он снова сковывал сердце!
- Смотри, - сказала Люта, кивнув в сторону болота, - видишь?
Вначале он не понял о чем говорит Посланник. На что там было смотреть – темнота, гуще всякой другой и точки болотных огней… Они загорались не только на поверхности жидкой грязи, но и над ней. Казалось, тонкая игла стремительно прокалывает темный воздух и от этого он коротко вспыхивал и тут же гас… Это было красиво, это завораживало, отвлекало от тяжелых мыслей и болотной вони. Ридд невольно увлекся и не заметил, что огни загораются все ближе, что их становится больше и больше, и очнулся только когда одна из огненных искорок зажглась прямо перед его лицом. Зажглась и не погасла, и медленно покачиваясь поплыла вокруг острова, окруженного мириадами подобных ей огней.
Юноша резко вскочил на ноги, поскользнулся и съехал в вонючую жижу, над которой колыхались звездная пыль огней. Люта-Посланник, протянув руку, помогла ему выбраться из болота.
- Что это? – спросил Ридд.
- Тихо, - она приложила палец к губам, - молчи. Слушай!
Он прислушался… что это было – голоса, тени голосов, бред усталого, истощенного человека? Как тогда, рядом с болотом, теплая ладонь коснулась души, и стало легко-легко, как в детстве, когда материнская ласка легко утишала любую обиду и боль. Светлые искры как любопытные зверьки тыкались в одежду странников, запутывались в волосах, робко касались и отлетали прочь, и звенели в голове Ридда их светлые чистые голоса:
«Кто они?…»
«Ты же видишь – странники… их путь был долог, они устали…»
«А двое из них стоят на Краю… Мы поможем им?»
«Поможем, конечно, поможем! Но смотрите, какими они видят нас! Этот юноша – я слышал его песню – не боится нас, не считает чудовищами… Как мы прекрасны в его глазах!»
«А его спутница – она любит…»
«Тс-с-с, молчите, об этом мы не должны говорить! Лучше расскажем им свою историю, чтобы они рассказали ее другим. Ты, Золотая, ты сегодня самая прекрасная из нас!»
«Расскажу, расскажу… Мы Даро, духи болот, но в начале нашего пути мы не были ими. Нас создал волшебник, который дал нам способность видеть мир вокруг нас своими глазами, и только глазами тех, кто приходят сюда - себя и друг друга…. В этом столько же печали, сколько радости; печаль заставляет нас плакать и тогда туман встает над болотами, скрывая нас, а наша радость расцветает на нем цветами. Мы благодарны вам за то, что вы увидели нас такими прекрасными, мы всегда будем помнить об этом, и мы поможем вам… А теперь, вам нужно отдыхать, ведь с рассветом мы уйдем и заберем с собой вашу усталость и ваше отчаяние… Спите, странники, надежда вернется к вам!..»
Ридд не успел понять, что засыпает, он просто прилег на серую траву, но даже закрыв глаза продолжал видеть танец огоньков Даро в темном ночном воздухе, а потом глубокий сон без сновидений снизошел на него, растворяя в себе все печали этого мира.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Среда, 04.12.2013, 16:41 | Сообщение # 15
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Глава 13. Эаран

На рассвете все проснулись отдохнувшими и бодрыми, не чувствуя ни голода ни жажды, ошейник исчез с шеи Посланника. Но главное – неведомая сила перенесла их с болот на зеленую поляну, рядом с маленьким озером и дорогой. И не прошло и получаса, как небольшой конный отряд показался на этой дороге. Семеро всадников на прекрасных лошадях въехали на поляну и остановились. Возглавлял процессию крупный мужчина лет сорока с хмурым лицом. Пронзительно-синые глаза предводителя оглядели странную компанию – трех людей, вервольфа и эльфа, их единственную лошадь и мрачное лицо потемнело еще больше.
- Кто вы такие? – требовательно вопросил он глубоким звучным голосом.
- Мирные странники, - за всех ответила Люта, хотя синеглазый смотрел на Ридда, - и никому не желаем зла.
- Может, и не желаете, но несете его с собой, - всадник перевел взгляд на волчицу, - какое колдовство удерживает вервольфа от того, что оборотни обычно делают с людьми?
Волчица зарычала и приняла человеческий облик.
- Моя добрая воля, - с холодной гордостью ответила она, - и кто может судить меня за это? Даже если ты и твои спутники готовы перебить всех моих сородичей, я требую уважения к себе!
- Вот как? – губы синеглазого дрогнули, точно он хотел усмехнуться, но что-то помешало, - хорошо. Будет тебе уважение, мохнатая госпожа. – Он снова смотрел на Люту-Посланника, - куда же вы идете?
- В Родан.
Спутники синеглазого изумленно переглянулись, двое положили руки на рукояти мечей. Все семеро были вооружены, и с первого взгляда было ясно – это не парадное оружие, не изящные поделки, чтобы пускать пыль в глаза, а настоящее, боевое. Всадники не выглядели воинами, стройные с правильными чертами лица и яркими глазами, но Люта ни на миг не усомнилась – они владеют оружием в совершенстве.
- Мы мирные странники – повторила она, - и нам нужна помощь. Один из нас ранен, а вторая – отравлена. Даро помогли нам, неужели люди откажут в помощи?
- Даро? – воскликнул один из всадников, юноша с прекрасным лицом, Ридд только сейчас понял, что он эльф, - Духи болото помогли вам?
- Я могу рассказать обо всем, хотя рассказ будет долгим, - сказала Люта, - но моим друзьям нужна помощь…
- Ты говоришь за всех, - перебил синеглазый, - но я не вижу, почему. Кто ты?
- Посланник.
Синеглазый вздрогнул, но тотчас взял себя в руки.
- Посланник… для кого же твоя Весть? Нет, не отвечай, я знаю. Для роданского короля, - Люта склонила голову, признавая правду, - пусть будет так.
Он спустился с коня и коротко поклонился.
- Меня называют Эаран, - один из всадников издал удивленное восклицание, но синеглазый бросил на него суровый взгляд и повторил, - именно так, и не иначе. Мы проводим вас в Родан и позаботимся о ваших раненых.
Раненые чувствовали себя сносно. Дааль вообще заявил, что он почти здоров, но ему, кончено, никто не поверил. Всадник-эльф спешился и предложил свою помощь. Он не был целителем, но носил с собой сумку с травами и снадобьями, и обработал рану Дааля и в самом деле начавшую, наконец, заживать, и раны Ридда, которые почти не болели. Лихорадка больше не трепала эзринца, то ли Даро, влившие силы во всех странников, помогли ему победить, то ли он справился сам. Вот только у Оррьена, так звали всадника эльфа, не было с собой противоядия для Лоэли. Он заварил для нее чудесный ароматный чай из трав, пообещав, что это поддержит ее силы, и очень огорчился, узнав что Лоэли не говорит. Остальные спутники Эарана и сам он были полуэльфами. Шестеро спутников относились к Эарану с почтительным уважением, хотя он не был самым старшим из них.
Всадники поделились со странниками простой походной пищей – и каким счастьем было наконец утолить голод и жажду. Так они задержались на поляне до самого вечера, хоть Оррьен сказал Эарану что нужно как можно скорее доставить Лоэли в Родан, где ей сможет помочь настоящий целитель. Эаран не спорил, но и не торопился вести гостей в город, который был, как оказалось, в нескольких днях пути.
Люта рассказала о «диких», о пленении и побеге, о Даро, духах болот, немного об Урилле, земле Бездны, и попросила у Эарана ответного рассказа – о Родане и том, что происходит в нем. Родан не был единственным городом в этих местах, но он был самым большим. Вокруг него сосредоточилось нимало городов поменьше, и бессчетное количество мелких селений и деревень. Это была страна, в которой жили люди и эльфы - те их них, что не ушли в Лэй-Меридан, и полукровки, для которых Родан всегда был единственным домом.
Эаран рассказывал о Родане, и видно было, что рассказ не доставляет ему радости. Вопросов он избегал, и если уж приходилось отвечать на них, то отвечал коротко и неясно. Но Люта-Посланник, казалось, не замечала недомолвок и продолжала бесстрастно поддерживать беседу.
- Вы, конечно, слышали много сплетен о Родане… да и о Лэй-Меридане тоже, - Эаран подкинул в костер ветку и моча наблюдал, как она горит. Всем места у огня не хватило, только ему, Люте с Риддом, Лоэли и Оррьену, остальные развели второй костер чуть в стороне, на огне которого поджаривали пойманную на охоте дичь, - никто из нас не знает точно, что происходит в Мериданской Долине. А Родан словно проклят… Долгие, холодные зимы, поздние весны, странные болезни, от которых чахнут взрослые и дети, иссякающая вода в источниках и разрушающийся камень, что изнутри превращается в труху… Нас было много, очень много, теперь Родан почти пуст. Семь лет назад мы еще были страной, теперь на ее месте – развалины, - Эаран взглянул в глаза Люты, - вот в какое время ты пришел со своей, Вестью Посланник.
- Ты ждешь от меня новой беды, Эаран… но что если моя Весть – спасение для Родана?
- Я не верю в то, что Судьба, решившая за что-то наказать нас, вдруг сжалится над нами, - ответил Эаран, еще больше мрачнея. – Если бы ты мог повернуть назад и забыть о том, что твоя Весть для роданского короля!.. Но я знаю, ты не волен сделать это.
- Да, - сказала Люта, - долг превыше всего. Но скажи мне, что искали в этих краях ты и твои спутники?
Эаран отвернулся от нее и теперь снова смотрел в огонь.
- Этой ночью мы видели свет над болотами… Словно Богини, играя, зажгли радугу от лунного света. Я говорил тебе, что беды Родана неисчислимы; никто не знал, не означает ли этот свет новую беду. Потому мы решили посмотреть поближе, хотя свет к утру иссяк.
На ночлег расположились тут же. Эаран и его спутники с опаской поглядывали на Рион, им явно не нравилось, что придется провести ночь в соседстве с вервольфом и, наконец, один из них подошел в Люте и сказал, держа руку на мече:
- Если ты поклянешься, что волчица не никого тронет…
- Клянусь своей жизнью, - перебила услышавшая его Рион, ее глаза блеснули яростью, - что мне надоели косые взгляды и подозрения! Да, я наполовину зверь, но это не значит что как только наступит ночь, я стану зверем до конца! Разве я спрашиваю вас, скольких волков вы убили? Я уважаю ваш выбор, уважайте же и вы мой!
- Это не просто… госпожа, - отозвался полуэльф, запнувшись на слове «госпожа», - кровная вражда людей и оборотней длится не одно столетие…
- Ладно, - волчица коротко глянула на Дааля, - здесь неподалеку есть роща, я буду ночевать там.
- Останься! – попросил Дааль, - не уходи!
- Я вернусь утром, - пообещала она, и превратившись в волка, скользнула во тьму.
Полуэльф проводил ее взглядом и отошел в сторону.
Ночь была темной – перед самым закатом небо закрыли тучи, не было видно ни звезд, ни луны. А проснувшись утром, странники увидели, что роданцы исчезли, должно быть ушли глубокой ночью, так что никто не слышал, и забрали с собой Лоэли.
- Нас предали! – воскликнул Дааль.
- Нет, - Люта-Посланник осталась такой же спокойной, как и была, - они просто боятся. Боятся меня и моей Вести, твоего Рога Беды, Ридд и кто знает чего еще?.. Им кажется, что все чужое несет угрозу. Родан близко, мы дойдем туда и без их помощи.
- Но зачем они забрали Лоэли?
- Затем, что как бы они не боялись Посланника, они не убийцы, - на вопрос Дааля ответила Рион, - жизнь Лоэли в опасности, и они хотят спасти ее.
- Все равно не понимаю… Они же знают, что с их помощью или без нее, мы все равно доберемся до Родана!
- Все дело в их предводителе. Эаран – значит «венценосный», - Люта коротко усмехнулась. – Так называют королей.
- Эаран? Так он…
- Король Донаис. И он старается отдалить то мгновение, когда я передам ему Весть. А может, он запрет городские ворота и прикажет не пускать нас.
- Вряд ли, - не согласилась волчица, - он умен и понимает, что запертые ворота тебя не остановят… И все же он поддался своему страху. Жаль.
Ушедшие оставили странникам мешок с провизией, теплые плащи и одеяла. Не было причины задерживаться и не было желания. Дааль оседлал волчицу, Ридд и Люта сели на лошадь, которая уже не возражала против седоков, и пустились в путь.
Здесь не было уводящих в сторону троп и ответвлений – одна дорога вела их дальше и дальше, наполняя души странников спокойной уверенностью, что вскоре они достигнут своей цели… Одной из них – до Лэй-Меридана было еще очень далеко.
После серости болот, поле пыльной пустоты Урилля, печальной разрухи Пилмара простая зеленая трава необыкновенно радовала взгляд. А травы было – целое море, раскрашенное пятачками цветов, прореженное серями пятнами больших, нагретых солнцем камней, в которых воображение видело то лежащую лошадь, то женское лицо с выбившимся на глаза локоном, то держащих друг друга за плечи двух великанов.
Люта была молчалива, но Ридду в этот раз не нужен был собеседник, чтобы скоротать время пути. Дааль и Рион непринужденно болтали, рассказывая друг друга разные истории, смешные и серьезные, и кажется они видели только друг друга. Ридд улыбнулся - если правда была такова, это было счастьем… и в голову ему не пришло, как странна, нелепа и неправильна любовь, соединившая волчицу и человека. А потом ему захотелось спеть – просто так безо всякой причины, может быть, от того что на сердце впервые за долгое-долгое время было легко. Он осмотрел на непроницаемо-серое небо и негромко запел:
- Холодный ветер пылью дорог
Засыпал небесный свод.
Одна лишь дорога ведет назад,
И сотни зовут вперед.

Будет ночью над миром светить,
Таинственная луна…
Но краток сон и велит спешить
Даль, что светла и ясна.

Добрый конь не устанет скакать
По мягкой живой земле,
Но в дальнем лесу ожидает мать
Ушедшего на заре.

И может еще так же сильно ждет
Другая, забыв покой.
И подпирает небесный свод
Вэстенский лес родной.
- Я же просила тебя не вспоминать Люту! – с холодной досадой сказала девушка-Посланник.
- Прости, - ответил он, не испытывая никакого сожаления, - у песни как и у правды слова не отнимешь.
Люта нахмурилась, но промолчала.
Ночью пошел дождь. Переночевав в маленькой рощице, они продолжили путь, и к вечеру второго дня пути подошли к стенам Родана. Высокая стена белого камня простиралась направо и налево насколько хватало взгляда. Ридд задрав голову попытался определить ее высоту – не меньше десяти человеческих ростов! Если бы на свете жили великаны, они могли бы построить такую, решил он. Но внимательный взгляд видел и иное – тут и там пестрели прорехи, верхняя часть стены была неровной, щербатой, некоторые дыры были заложены темным камнем, и казались неумелыми заплатами, наложенными ленивым портным. Одни ворота из черного железа остались такими же, как и были, ни время ни ржавчина не тронули их.
У ворот стояли стражи, еще несколько выглядывали из надвратных башен. Когда пятеро подошли к воротам, один из стражей окликнул их:
- Странники, назовите свои имена!
Они назвались и ворота отворились перед ними, пропуская на мощеный светлым и темным камнем двор, где их уже ждал один из полуэльфов, сопровождавший Эарана. Он коротко поклонился странникам.
- Приветствую вас на земле Родана. Король ждет вас. Приглашение касается всех, - добавил он, увидав, как сверкнули глаза превратившейся в человека Рион, - и тебя, госпожа волчица.
- Я принимаю предложение, - сверкнула улыбкой она, и легко, непринужденно поклонилась, вызвав ответную улыбку на лице полуэльфа.
Через еще одни, меньшие ворота, они вошли в город. Родан не потряс Ридда так, как потряс Юмш, но в отличие от Юмша здесь не привыкли к чужакам – отдергивались в сторону занавески там, где любопытство оказалось сильнее страха, встревоженные, напряженные лица провожали странников и часто тревога сменялась озлоблением или равнодушной усталостью. Весть о прибытии Посланника облетела город мгновенно и, кажется, весь Родан ждал, чем обернется для него этот визит.
Город был огромен; широкие улицы огибали очень разные дома, большинство которых было построено так как могут строить только эльфы – с небрежной точностью всех линий, каждая из которых дополняла другую, с четким ощущением гармонии и красоты даже там, где глаза не видели ни одного узора - зато их видели душа и сердце, с чувством, что радостью было строить эти дома и не меньшей – жить в них. Очень быстро Ридд понял, что нельзя было сравнивать Родан и Юмш, такие разные во всем…
Следуя к королевскому дворцу по ладным ровным мостовым, он думал то том, увидит ли когда-нибудь зодчих, для которых камень был податливей глины и принимал нежную форму от одного прикосновения нежных сильных рук. Именно таким чувством наполняло его созерцание домов Родана, который был старым тогда, когда Вэстена не было еще и в помине.
Ощущения были слишком сильными и очень скоро они притупили непривычные к такому чувства Ридда. Так что когда странники подошли ко дворцу, он только заметил, что дворец построен на возвышении, и что лестница ведущая к главному входу насчитывает не меньше пятидесяти ступенек.
У дверей личных покоев короля их остановили стражи, потребовавшие отдать им оружие, если оно есть. Ридд вручил одному и стражей кинжал со сломанным концом и поклялся, что больше у них ничего нет. Двери распахнулись, пропуская гостей в большую, светлую залу; стены и потолок ее - из розового камня с сиреневыми прожилками - были украшены необыкновенной красоты резьбой, текучими лентами оплетающей их, казавшихся живыми струями медлительной каменной реки. На стенах висело несколько картин – Ридду показалось, что на таких стенах картинам не место, что они только мешают наслаждаться совершенной красотой резьбы, и он не стал разглядывать их. Только одна картина привлекла его взгляд, она изображала задумчивую, печальную девушку, одиноко сидевшую на скамье под деревом.
У дальней стены, где сходились все каменные ленты-струи, стоял высокий трон, на котором сидел Эаран Донаис, сменивший походные одежды на покрытое серебряным шитьем платье. Он поднялся навстречу гостям, поклонился в ответ на их почтительные поклоны и предложил занять стоявшие напротив трона удобные кресла.
- Я не стану оправдываться и просить прощения, - сказал король, глядя на Люту тяжелым пристальным взглядом, - сделанное сделано, и ничего нельзя исправить. Я благодарю тебя, за то что ты дал мне время, Посланник, время собраться с духом перед тем как ты передашь мне свою Весть – ведь ты с первого взгляда понял, кто таков Эаран.
Люта молча кивнула.
- Твой приход не ко времени, так же как и твоя Весть, какой бы она ни была… но я слушаю тебя.
Девушка-Посланник поднялась из кресла, сделала несколько шагов к королю и, остановившись, заговорила сильным звенящим голосом, заполнившим всею пространство немаленькой залы:
- Вот Весть, предназначенная для тебя, Эаран Донаис: когда солнце засмеется в небесах, вернется дочь короля, ставшая дочерью озера. С этого начнется возрождение Родана.
Эаран по-прежнему смотрел на нее, его синие глаза говорили сразу о многом, но уста молчали, не в силах выговорить ни слова.
- Где твоя дочь, Эаран? – спросила Люта бесстрастным голосом Посланника.
Он тяжело поднялся с трона и, медленно, тяжело, подошел к одной из картин, печальной девушке сидящей под деревом, низко склонив голову.
- Моя дочь умерла, Посланник, - кончиками пальцев Эаран прикоснулся к краешку нарисованного платья и взглянул на Люту глазами полными боли и гнева, - Дэлламир утонула в озере Эглис семь лет назад, тогда же начались все наши беды. В твоих словах нет смысла.
- Ты просто пока не видишь его, - не согласилась Люта, словно не видя дрожи, сотрясающей короля, - Посланники служат Судьбе, это она вкладывает в нас Вести и говорит нашими устами когда мы передаем их. Твоя дочь вернутся к тебе.
- Оставь в покое мою дочь! - Эаран не сдержался, колотившая его дрожь разом утихла, - завтра утром ты должен покинуть Родан.
- Я останусь еще на один день, - ответила Люта, и король не посмел спорить с ней.
- Хорошо, но послезавтра… послезавтра ты уйдешь. И я попрошу тебя доставить сообщение в Лэй-Меридан. - Девушка коротко поклонилась. - Будьте моими гостями, - закончил Эаран.
Появившиеся по слову короля слуги проводили гостей в комнату, где был накрыт богатый стол. Ужин проходил в затяжном молчании, пока Ридд, оставивший в сторону кубок со сладким вином не спросил Люту-Лютена:
- Послушай, разве Посланники переносят обычные вести?
- Иногда. Если просят об этом, - Люта усмехнулась, - король просто хотел избавиться от меня, Ридд.
- Я пойду с тобой, - мгновенно принял решение он.
- А если я откажусь?
- Тогда мы пойдем за тобой по твоим следам, - прежде чем успел ответить Ридд, сказал Дааль, - верно, Рион?
Волчица кивнула, не отводя взгляда от Люты.
- Верность… - сожаление и печаль прозвучали в голосе Посланника. И еще – усталость, - я не могу принять ее. Даже от вас.
- Глупо, - сказала волчица, - глупо и жестоко. Не для нас – для тебя. Ты погубишь себя…
- Мне нечем тебе ответить, - отрезала Люта, - и я не буду это обсуждать. Я Посланник и останусь Посланником до конца.
Так и иссяк тот странный разговор, а потом появился слуга и предложил гостям провести их в комнаты для отдыха. Каждому была предназначена отдельная, с удобной кроватью, меленьким ночным столиком, шкафом для одежды и книжной полкой с несколькими томами, на случай, если гостю захочется почитать перед сном. По дороге Ридд спросил слугу о Лоэли и слуга ответил, что девушка находится на попечении целителей. О том, стало ей лучше или хуже он ничего не знал.
Комнаты находились рядом, но все равно создавалось впечатление, что хотел разделить странников. Ридд немого поглядел в окно, открывавшим вид на освещенную огнями улицу, полистал одну из книг, богатую картинками, но к сожалению написанную на незнакомом языке и лег спать, хотя никогда не ложился так рано.
К собственному удивлению он уснул мгновенно, а, проснувшись, не сразу понял, где находится. Привыкший уже спать под открытым небом на траве, завернувшись в одеяло, он увидел над собой расписанный потолок и удивился непривычной мягкости земли, на которой спал… Потом он вспомнил, что спит не на земле, а в кровати, что все они – гости Эарана и что завтра снова будет дорога. Слуга, услышавший, что гость проснулся, предложил Ридду горячую воду для ванны и чистую одежду – белую рубашку и светло-сиреневый камзол, бархатные штаны и сапожки с острыми носками, а потом и завтрак. Юноша не хотел завтракать в одиночестве и попросил слугу накрыть стол для всех и позвать его друзей. Но прежде, чем слуга выполнил его пожелание, пришел молодой эльф и позвал его к королю Донаису, пожелавшему видеть Ридда.
Король принял его в той же зале что и вчера, но сегодня Эаран занимал не серебряный трон, а одно из кресел. Он был бледен, темные круги залегли под глазами Донаиса. «Должно быть, он не спал всю ночь», - решил Ридд. Он поклонился, но король только махнул рукой, предлагая юноше сесть рядом и задал неожиданный вопрос.
- Говорят, ты песнетворец, юноша…
- Нет, - признался Ридд, - я не песнетворец. Иногда у меня получаются песни, но… вот что делает меня песнетворцем, - он вытащил из-под одежды шнурок с медальоном, - это Д’архин, одна девушка подарила мне его и наделила со мной своими талантами. Мне говорили, что Люта умела слагать песни, поэтому пока Д’архин со мной, могу и я.
- Вот как, - вопреки ожиданиям Ридда, король не казался разочарованным, он даже улыбнулся, впервые с тех пор как Ридд знал его, - ты позволишь посмотреть поближе?
Юноша снял с шеи шнурок с медальоном и протянул Д’архин королю.
- Сколько на свете легенд, - задумчиво проговорил Эаран, разглядывая чудесную вещицу, - сколько легенд мрачных и прекрасных… Когда-то жил в Родане Арранд-песнетворец, он был еще мальчишкой, когда голос его заставлял плакать и людей и Богов. В его устах самая простая песенка превращалась в чудо и становилась способной творить чудеса. Для других, не для самого Арранда… он был болен, тяжко болен с самого детства - не мог ходить, и болезнь, поразившая сначала его ноги, медленно, но верно брала власть над всем телом. Судьба отпустила ему всего лишь пятнадцать лет жизни и не много песен он создал за это время, но песни эти невозможно забыть. Особенно из его последних, тех, что он пел в последние дни, когда болезнь подбиралась к сердцу и оно билось все медленнее, все тише. Ни один целитель не мог помочь ему, но Арранд любил жизнь с такой силой, что прожил намного дольше, чем ему предрекали… Он боролся со своей болезнью, как мог, и он победил ее, - слезы блеснули в глазах короля, слезы гордости и печали, - победил, потому что песни его никогда не умрут. В этом сила песни и сила поющего.
Король вернул юноше Д’архин и попросил его:
- Спой для меня, о чем захочешь.
Ридд удивился.
- Ваше Величество, неужели у вас нет более достойного песнотворца, чем охотник из Вэстенского леса?
- Жаль, что ты отказываешься, - вздохнул король, не отвечая, - жаль…
- Я не отказываюсь, - юноша не знал, как нужно разговаривать с королями, но решил не спорить, - я просто не знаю, о чем мне петь для вас. Чем я мог бы удивить или потешить короля…
- Спой не для короля, а для обычного человека, - сказал Эаран и снова улыбнулся – у него была добрая, но очень печальная улыбка, - перед Богами и творцами все равны в этом мире.
Ридд задумался, не уверенный в том, что найдет слова для песни, достойной короля… ведь что бы ни говорил Эаран, он был королем. Поэтому юноша выбрал одну из песен, которые пели в Вэстене, и запел, не полагаясь на принятую в дар способность песнетворения:
- В беспокойстве полей, в вечной сини лесов
Все те так, это скажет любой.
Старый, дремлющий мир ожидает без слов
Не отринет ли новый любовь.
Древний лес неспокоен, нежна и густа
Зелень поросли у корней…
Все спокойно пока, но уже неспроста
Томной трелью грустит соловей.

Молвит старый король, прислонившись к ветвям,
Ствол древесный руками обняв:
«Старый лес мой, ответь, что же в завтрашнем, там,
В новой песне взволнованных трав?
Так ли будет спокоен и ласково-чист
Возглас теплого ветерка?
Так ли нежно-прозрачен березовый лист
И земля неизменно мягка?»

Лес ответить не мог и в ответ промолчал,
Принимая грядущую ночь.
В тишине первозданной нетронут стоял
Привкус дня, уходящего прочь.
Но молчания не было в сонной тиши,
Из начал отвергался покой.
В каждой жилке бурлила искристая жизнь
Теплым соком и кровью живой.

То, что старого мира часы сочтены,
Знали травы и знали ветра.
Но молчали, не смея назначить цены
Дню, который настанет с утра.
Мягко веяло сумраком, нежным, как грусть
О прошедшем, которого нет.
Там где старый король свой заканчивал путь,
На траве оставляя свой след.

Было это иль не было – тысячу раз
Повторяется снова и вновь.
Новый мир, нарождаясь теперь и сейчас
Принимает в наследство любовь.
И тоскует мгновенье всего, как дитя,
Тьмой обласканный в первую ночь.
А с рассветом забудет, смеясь и шутя
Старый мир уходящего прочь.
- Уходящее прочь… - задумчиво повторил король, когда песня кончилась, - время перемен всегда наступает, новое приходит на смену старому – но цена всегда так высока… Благодарю тебя, Ридд из Вэстена.
Юноша встал и поклонился. Эаран несколько минут смотрел на него, словно хотел сказать или спросить что-то важное, но так и не решился и отпустил Ридда.
Его пожелание было выполнено – накрытый для всех стол стоял в одной из комнат, и друзья сидящие за столом – Дааль, одетый в синий с черным костюм, элегантный и скромный, но очень идущий ему, и волчица в своем меховом платье. Не было только Посланника. Ридд не удивился этому, помня о том, что Посланник предпочитал одиночество, и все же он попросил слугу позвать за стол и Лютена.
- Господин Посланник ушел, - лаконично ответил слуга.
- Ушел? – усевшийся за стол Ридд вскочил на ноги, не веря своим ушам, не желая верить, - когда?
- За час до рассвета, - слуга протянул Ридду нечто, завернутое в белый шелк, - и он просил передать вам это, когда вы спросите о нем.
Ридд взял сверток из рук слуги, развернул белый шелк. То была чаша, серебряная чаша с ребристой ножкой и оплавленными краями. Как только он коснулся матового серебра, ощутив пальцами приятную прохладу металла, в его голове зазвучал тихий, бесстрастный голос посланника: «Через два дня на закате у озера Эглис. Приди один, если захочешь увидеть меня».
У Ридда опустились руки. Он снова сел, стараясь унять разноголосицу мыслей, среди которых не было ни одной разумной. Больше всего на свете ему хотелось прямо сейчас броситься вдогонку за Посланником, мальчишкой, к которому он успел привязаться… Человеком, который оставил его, ушел не предупредив…
- Ты не догонишь его, - угадав мысли Ридда, сказала Рион, - даже если Посланник будет плестись пешком, а ты сядешь на самую быструю лошадь в мире.
- Я знаю, - ответил он, и только тогда понял, что действительно знает это, верит в это, и что по другому и быть не может, - Лютен оставил мне послание. Я должен прийти к озеру Эглис через два дня, и прийти один.
- Значит, ты пойдешь туда один, - спокойствие в голосе Рион подействовало на Ридда, он разжал пальцы, слишком крепко сжимавшие чашу, отставил ее в сторону и принялся за еду, продолжая думать о Посланнике и о странном условии, которое он поставил Ридду. Почему он должен прийти на встречу один? Что заставило Лютена уйти так поспешно – и почему нужно ждать три дня, чтобы встретиться с ним?
Но здоровый аппетит оказался сильнее всех вопросов… А потом пришел Оррьен и проводил их троих в сад, к Лоэли.



Всегда рядом.
 
Форум » ...И прозой » Больше+ » И камни говорят (роман, наивный и шаблонный)
  • Страница 1 из 3
  • 1
  • 2
  • 3
  • »
Поиск:


Copyright Lita Inc. © 2024
Бесплатный хостинг uCoz