|
Творцы и калеки
|
|
| Lita | Дата: Среда, 16.05.2012, 20:06 | Сообщение # 1 |
 Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9619
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| ТВОРЦЫ И КАЛЕКИ
Фай занимался делом – сидел на корточках перед цветочным кустом и подрезал ветки, негромко напевая. Не успела понять, что именно, как он замолчал и, не оборачиваясь ко мне, произнес:
- Здравствуй, Рианн.
Я смахнула с рукава случайную пчелу - яркий цветок на ткани привлек ее внимание - и ответила:
- Привет и тебе. Можно посоветоваться?
- Да, проходи в дом, - предложил он, - как закончу - поговорим.
Я не в первый раз пожалела о том, что на территории Дома Творец не может заниматься сотней дел сразу, и приняла предложение. Тем более, пчела оказалась упрямой и вернулась. В моих мирах они точно такие же…
Дом Фая - снаружи ничего особенного, внутри простая мебель, но при этом яркие коврики, резные украшения, вроде изящной деревянной «ленты» с фигурными прорезями под самым потолком, и картинки на стенах. Присмотрелась и узнала модель на картинках: длинное тело в чешуе, перепончатые крылья, узкая хищная голова с широкими ноздрями, костяной гребень на спине вплоть до кончика хвоста. Тот самый подарок…
- Любуешься? - спросил подошедший Фай. Половицы не скрипнули. Ему нравилось подкрадываться, нравились сюрпризы, так что я с легким сердцем подыграла, сделав вид, что не заметила, как он вошел. - Я назвал бы их Драконами Сумерек. В общем-то, уже так называю. Ладно. В чем проблема?
Я села на какую-то лавку возле стола. Ничего, удобно. По краю столешницы вилась резьба – волнистая черта с двумя утолщениями, перерыв, еще одна черта… Тоже Драконы?
- Есть новый мир, точнее, старый. С потенциалом развития… На пару миллионов лет.
- Кто именно из вас создал мир? - спросил Фай, садясь напротив меня и вытирая свежевымытые руки вышитым полотенцем, снятым с какого-то гвоздя на стене. Романтика сельского быта… Я открыто рассматривала хозяина дома. Нет, не изменился. Серые глаза, каштановые, темными и светлыми прядями вперемешку, волосы, густые брови, невыразительные губы, которым не шло улыбаться. Ну, хоть снял свою любимую хламиду с широкими рукавами и надел рубашку и брюки, серую и коричневые.
- Син, - ответила я. - Это ее старый мир, некогда любимый, но заброшенный. Теперь она снова им занимается вместе с Алафе.
- Уууу... Дай угадаю: железная логика в качестве основного закона. Внедрение того, что нравится Син и Алафе, и тщательное искоренение всего остального – правда, все так искусно, что не подкопаешься. Насилие без насилия. Недостаток воображения у обоих Творцов вылился в недостатки самого мира и его обитателей, так как чтобы предвидеть последствия, нужно тоже иметь богатую фантазию.
- Злой ты, - заметила я.
- Меня назвали злым или плохим. Разве названный, я не получил право им быть? – с совершенно невинным видом спросил Фай.
А мне и ответить нечего.
- Анн, у меня дел много, - уже совсем другим тоном сказал он. - Рассказывай.
Я колупнула ногтем столешницу. Темное дерево оказалось гладким и твердым, и на столе не осталось и царапины. Огляделась снова. Да мне тут, оказывается, нравится.
- Орнаде больше шести тысяч лет. Алафе внес какие-то правки, и в последние пятьдесят там много чего изменилось. Например, магия отошла на второй план, и на первый вышла механика. Син задала людям Орнады долгий срок жизни, больше двухсот лет. А они начали умирать гораздо раньше. И причем часто по своей воле. Не хотят жить, перестают хотеть к середине жизни. А решают, что «уйти в Просвет» - лучше.
- Уйти в Просвет? – кажется, он удивился.
- Да, это местная вера. Что истинная жизнь – бесконечное путешествие по череде Просветов, и тот, в котором ты сейчас находишься, заведомо хуже следующего. А следующий - прямо за дверью смерти. В Орнаде четыре континента и около пятидесяти разных вер, но все примерно об одном. Ты не знаешь, как помочь людям Орнады? Как сделать так, чтобы они себя не убивали? Син с Алафе уже все перепробовали.
- А ты?
- Пришла к тебе, - я развела руками, почувствовала, что устала сидеть, и поднялась. Под моими ногами половицы немилосердно скрипели.
- Помнишь, как ты стала Творцом? - спросил Фай. Я, путешествовавшая от стены к стене, рассматривая картинки этих его «драконов», обернулась:
- Конечно. Я им просто стала.
...В ледяную ночь, замерзая и зная, что никому до этого нет дела, я создала себе другой мир, просто вообразив, что спаслась. Прошла весь путь - а закончился он тонкой жердочкой над пропастью и порогом Теплого Дома - и выжила. Только после этого тот мир, где я, может быть, все-таки умерла от холода, стал недоступным. Никто из Творцов не знает пути назад, но Теплый Дом принимает нас как своих. По сути, все мы – изгнанники.
- Почему спросил, помню или нет? – подвинув прошлое в прошлое и вернувшись к настоящему, спросила я. Нет, все-таки его драконы – красивые. Хотя – рептилия с крыльями – как это может быть красивым? – Сам забыл, что ли?
- Да нет, тоже помню. Просто двум Творцам легче понять друг друга, когда они помнят, как были людьми.
Кивнула понимающе, хотя… где-то в глубине души чуть-чуть встревожилась. К чему он? Син твердила, что Творец-калека играет в какие-то игры. Что если это оно и есть? И в любом случае мой собеседник очень умен.
- Фай, мы уже давно не люди. А некоторые ими и не были, например Алафе. Он выглядит как человек, но имеет два сердца…
- Нечеловек не пришел бы ко мне, - прервал мою лекцию Фай. - Не пришел к другу за советом и помощью. А если ты поступаешь по-человечески, тогда кто ты? – и, не дав мне ответить, тут же сменил тему: - Помогу, но с уговором. Ты расскажешь, что попрошу.
Я сразу вскинулась:
- Только если это не касается чужих тайн!
Он фыркнул:
- Рианн, мне не нужны чужие тайны, и своих у меня нет. Если б я любил тайну… то как ракушку, внутри которой может быть жемчужина, да не одна. Или там пусто. Я не хочу знать, есть ли что-то в ракушке. Верить – лучше, чем знать.
- Тогда зачем тебе мой рассказ? – задала я резонный вопрос.
- Любопытство. И скука. Одно без другого не ходит. Так согласна?
- На своих условиях – конечно. Что хочешь знать? – я мысленно перебрала вещи, которые действительно не могу ему рассказать. Их оказалось совсем немного.
- Погоди, сначала помогу, как и обещал. Причину нежелания жить назвать трудно, но вот что… Все дети растут. Это верно для одного человека. А для народа? Если представить его как ребенка? – Фай покачал ладонью, как мать качает колыбель.
- Верно тоже, - согласилась я, начиная догадываться.
- Что помогает детям расти?
- Родители…
- Не кто, а что, - поднял палец Творец-калека.
Я снова прошлась перед картинками. Там были и маленькие дракончики тоже. Они играли или учились летать.
- Время. Обучение... Условия.
- Неплохо. А как создать лучшие условия, чтобы дети учились? Как сделать так, чтобы им нравилось?
- Превратить учебу в игру, - улыбнулась я.
- А если ребенок играть не может? Например, когда он калека?
Удивившись тому, как свободно Фай пользовался словом, означавшим его собственную беду, я задумалась надолго.
- Ребенок все равно будет играть. Придумает для себя особую игру или веру. Как люди Орнады придумали свой Просвет. Мы им такого не показывали и не подсказывали.
- Теперь попробуй применить логику. Раз они это придумали, то им это нужно, - Фай наблюдал за мной так же открыто, как я рассматривала его в начале нашего разговора. Ну, на что тут смотреть? Рыжеватая кудрявая грива, яркое платье - алые и синие цветы на голубом фоне, лицо еще наверное усталое…
- Хочешь сказать, у них должен быть свой рабочий план?
Калека довольно хлопнул в ладоши:
- Какая красивая мысль! Думаю, дальше ты сама сообразишь.
- Может, и соображу, - проворчала я, наконец остановившись у одной из картин, с синим драконом. Он казался самым красивым, а красивое всегда помогало мне думать. – Людям Орнады чего-то не хватает. Можно, конечно, разобраться, чего именно, но ведь ответ «что им нужно» на виду – дать еще одну… реальность, Просвет. Надо решить, в какой форме.
- Тут есть свои опасности, Рианн, но это вы обсудите вместе. А теперь расскажи мне, как вы познакомились с Син. Только не как обычно рассказывают, а словно я… понятия не имею, кто такие Творцы. Это и есть благодарность за мою помощь.
Я не очень поняла, для чего ему это, и снова вспомнила слова Син: «Он играет всеми, дергает за ниточки, словно кукол, а мы и счастливы, не замечая нитей…» Но я не Син. Вот сейчас спрошу его прямо:
- Что ты задумал?
- Пока ничего, - улыбнулся он, и меня почему-то раззадорило это его «пока» - словно Фай бросал мне вызов и предлагал… поиграть. – Представь, что ты сочинитель историй и вот прямо сейчас сидишь и записываешь одну из них. С каких слов ты начала бы сказку о Творцах?
Я задумалась. Может, и игра, но мне нравилось, потому что мое воображение, уставшее от работы, тут же включилось и выдало нечто необычное:
- Все Творцы по натуре одиночки, - сказала я, – и все они – люди. То есть тоже чьи-то творения. Ну, больше-то Творцам неоткуда взяться, верно? Всех нас кто-то создал, а мы потом создали других. Чтобы стать Творцом, приходится преодолеть что-то – большую радость или большую печаль. Но вместе с этим ты преодолеваешь и человеческое. А назад пути еще не придумано. С тех пор ты всегда будешь знать, как творить. Это - твоя работа.
- Великолепно! – он хлопнул в ладоши. - Из тебя вышел бы отличный сказочник. Но и Творец получился неплохой. Только выглядишь усталой, а к тому же я помню, ты носишь яркие платья, когда расстроена.
- А из тебя вышел бы хороший Слушатель! – заметила я с улыбкой.
- А кто это? - с любопытством спросил он.
- Тот, кто анализирует поведение людей и все, от них исходящее, а потом решает, как помочь человеку вернуть душевное равновесие. Знаток душ, короче, - я поправила рыжеватую прядь, упавшую на глаза. - Когда-то я выбрала для себя такую профессию, но обучение закончить не успела, стала Творцом. Ты очень наблюдательный.
- А ты очень любишь отвлекаться. Продолжай, пожалуйста, - попросил он.
Я попробовала найти слова, поняла, что продолжить рассказ в том же духе не смогу, поэтому постаралась забыть, как говорила до этого, и выбрала иную манеру рассказывать:
- У Творцов есть Теплый Дом – один на всех. Это не значит, что мы живем там все вместе одной большой компанией. Все наоборот. В Доме ты одинок, если хочешь. Если нет - то встречаешься с другими… людьми. Творец может выглядеть как угодно, но слова «человек» и «люди» приняты для обозначения и нас, и тех, кого мы создаем. Все Теплые Дома сообщаются между собой. И вот однажды у себя я нашла записку. Одной из Творцов, Син, потребовались стихи по ее прозаическому тексту. В своем мире она олицетворяла Поэзию и, являясь людям, говорила стихами - чужими, потому что у нее нет поэтического дара, а легенда мира гласила, что в день, когда «богиня» перейдет на прозу, мир начнет умирать. В тот раз Син потребовалось пророчество. Не сумев найти подходящие стихи, она запросила помощи через Дом. Мне стало интересно сделать это и захотелось помочь. Написала записку Син, она мне ответила целым письмом, а потом уже мы встретились.
- Ты сочинила для нее пророчество?
- Еще как! – с гордостью ответила я, - только не спрашивай, это случилось давно, и я не помню тех стихов.
- А другие? – заинтересовался Фай. – Ведь ты до сих пор их сочиняешь.
Я почти покраснела. Предпочитала не распространяться о своем увлечении, потому что Алафе, например, считал его непростительной слабостью для Творца – и мало ли что подумают прочие?
- Другие помню. Но мне уже пора возвращаться, если, конечно, ты считаешь, что я выполнила свою часть договора.
- Стихов я попрошу у тебя в следующий раз, - кивнул он и поднялся, хотя я не нуждалась в том, чтобы меня провожать.
- А ты уверен, что будет следующий раз? – не хотелось напоминать Фаю, что мы встретились впервые за почти сотню лет.
Творец-калека лишь сделал неопределенный жест. Мне и правда пора было возвращаться.
- А почему именно Драконы Сумерек? – спросила я напоследок.
- Потому что иногда в сумерках я разговариваю с ними.
- И они отвечают тебе?
Фай снова улыбнулся:
- Случается.
«Теплый Дом один на всех» - это правда, и для каждого он имеет свой вид. Син и Алафе предпочитали помпезный и немного бестолково устроенный замок. Всего три этажа, но каждая комната – размером с небольшой мир. Да, я знала, что до того, как стали Творцами, оба жили в большой тесноте и вообще в ужасных условиях. Но – замок… Домик у моря был бы уютнее. Сказав об этом однажды Син, получила шикарную отповедь и пообещала себе больше не лезть в ее дела.
В одной из комнат я и нашла обоих Творцов. Именно тут на стене в рамочке висело мое стихотворение, подарок друзьям:
В ночь зимнюю, в полдневный зной,
Где тени не видны,
Мои друзья всегда со мной –
Так мне они нужны.
Ведь трое больше одного -
И грусть от нас бежит.
Все, что есть в мире моего,
И вам принадлежит.
Назло бесчисленным векам,
Текущим как вода,
Я верю в нас и верю вам
Сегодня и всегда.
Сначала эти вирши казались мне хорошими, а теперь – смущали детской простотой. Но подруга очень обрадовалась подарку и повесила стихотворение на стену, написав его красивым почерком, а посвящение – «Моим друзьям, Син и Алафе» - выведя золотом. Друг-Творец просто сказал спасибо.
Они сидели за столом и пили травяной чай из чудесных расписных кружек.
- Ходила к Фаю? – с порога комнаты спросила девушка, прервав чаепитие. Голос сердитый. Не любила она, когда я посещала Творца-калеку, не хотела мириться с этими моими визитами. Син, физически очень сильная, - бывшая воительница с тренированным телом, которое можно назвать тучным, если не знать, что такова боевая форма в ее родном мире, – в душе совершенный ребенок. Как ее воплощение в Орнаде, маленькая богиня, только у настоящей Син волосы не золотые, а просто светлые и очень короткие.
- Ходила, - согласилась я, привычно пропустив ее обиженность мимо себя. Если оскорбляться на все подряд, то какая тут дружба?
Алафе, как и всегда, не вмешивался и даже чай уже не пил, а просто поворачивал свою чашку за ручку – вправо, влево, снова вправо. Наверное, ждал, что, начавшись, конфликт сойдет на нет и без его помощи.
- И как? – чуть спокойнее спросила Син. Так и знала, что любопытство окажется сильнее желания немного пообижаться.
Я вкратце изложила собственные выводы, к которым меня подтолкнул Фай.
- Резон в этом есть, - начал Алафе.
- А если он нарочно? – перебила подруга.
- Кто, резон? – попыталась пошутить я. Син не оценила.
- Я говорила тебе про игры нашего калеки. Если это одна из них, то не стоит к нему прислушиваться, плясать под его дуду.
- Никто не пляшет. Фай ничего не советовал, до выводов додумалась сама, - я подошла к окну и выглянула наружу. Кажется, полдень.
- Да что ты! – подруга всплеснула пухлыми ручками. - Он же искусник! Ты не заметишь, как окажешься на его стороне.
- Син, у Творцов нет сторон, - напомнил оставивший, наконец, кружку в покое Алафе. Ему шло постоянное спокойствие, обычная молчаливость и привычка вставлять в разговор короткое, но веское слово. Почему-то именно в такие моменты он становился по-настоящему красивым – словно высокий лоб делался еще выше, черные волосы - черней, а гладкая смуглая кожа обретала какое-то подобие внутреннего сияния. И одежда, которую он носил – нечто длиннополое - усиливала впечатление. А Син наоборот одевалась во все обтягивающее, даже на вид – страшно тесное.
- Знаю! – огрызнулась она. - Вы поняли, что я хочу сказать!
Я поежилась. Странное чувство, словно напряженно ждала… какой-то беды или удара. Но ведь я не воин и никогда им не была, и предпочитаю уклоняться от ударов, не отвечая на них. Как не замечать выпадов Син, когда она в дурном настроении.
- Ри, он нам просто завидует, понимаешь, и на все пойдет, чтобы навредить! Ну что у него есть? У нас – все наши способности и наша дружба. А у него?
- Драконы, - улыбнулась я. – И он разговаривает с ними в сумерках.
Син резко отодвинула свою чашку, немного чая выплеснулось на стол.
- Ладно, ребята, пора заниматься делом, - она показалась мне усталой как после большой работы, но отлынивать явно не собиралась. Всегда уважала ее за поразительное чувство ответственности.
Нас уже окутывала молочная дымка рабочего плана, а через минуту мы вышли в Орнаду.
Очень красивый мир – всюду деревья, как это нравилось Син. Да и мне тоже. Унна, мир, откуда я родом, именно такой, и большая часть сотворенных мной. И прогулки, и любование со стороны, через план, приносили радость и удовольствие. Ощущать на вкус гармонию и красоту, не важно, сотворенную тобой или другим – счастье.
Четыре континента и четыре расы – люди, перевертыши, «ночные» и маги, для чего-то выделенные Син в обособленную расу. Сейчас это становилось совсем уж бессмысленным, на волне подъема технического развития мира, когда магия перестала цениться. Люди жили везде, у «ночных», предпочитающих существовать в темное время суток и склонных спать днем, хотя свет им ничуть не вредил, свои поселения, перевертыши любили леса, маги практиковали свое «тайное искусство» в собственных городах и всюду, где им находилось место, но держались замкнуто. «Отступники» порой преподавали в университетах – причем не магию, а любые другие дисциплины.
Мне нравилось здешнее небо – темно-синее, с двумя яркими звездами, заметными и в светлое время суток. Так придумала Син, после того как посетила один из чужих миров, где небо оставалось звездным и днем. Мы могли свободно использовать идеи друг друга и входить в чужие миры, а моя подруга виртуозно смешивала простые детали, применяла приемы других Творцов, создавая из кусочков вполне жизнеспособные, стабильные миры.
В каждом мы сами выбирали, как выглядеть. В Орнаде Син предпочитала вид маленькой девочки, играющей огненными шариками, Алафе – сурового воина в странных доспехах, по виду сделанных из шелка, а я не выглядела никак. Помогала, была на подхвате, но в сонм «богов» не входила, хотя это лучше, чем создавать небожителей-марионеток, которые будут выполнять твою волю за тебя и являться людям. Как-то раз я попробовала, сделала для своего мира богов, но они большую часть времени занимались своими интригами и дрязгами и тем, что впутывали в них людей, а потом тщательно следили, чтобы все записали в очередной саге. Сама я при необходимости «являлась» своим людям, чаще всего - мальчиком со свирелью, который олицетворял где - Надежду, где – Жизнь, а где – Смерть.
За то время, пока нас не было, положение в Орнаде не сильно изменилось, но мы оказались нужны именно здесь и сейчас, в этом времени. В Доме мог пройти час, а в каком-то из миров – сто лет. Случалось и наоборот – десять лет в Теплом и неделя в сотворенном мире. Но Творец всегда приходил вовремя.
В мирах, куда приходили через дымку рабочего плана, мы обладали в полной мере телепатией и способностью мгновенно понимать, где именно нужна помощь и какая. Неудобство от того, что в сотворенном непорядок вот тут и вот там, ощущалось почти физически, как желание распустить слишком тугой пояс платья, сморгнуть попавшую в глаз ресничку, причесать растрепавшиеся волосы. Обменявшись несколькими мыслями, мы занялись работой.
Творец все делает с помощью воображения, представляя нужное и заполняя придуманные образы молочным туманом рабочего плана. Нет, не совсем так – наша фантазия неотделима от дымки рабочей среды, и вместе они дают Творцу возможность делать свою работу. Стоит только войти в мягкую дымку, как на тебя снисходит… ну пусть вдохновение. Так, что забываешь себя.
Алафе по своей привычке пытался сделать больше всех, и хорошо, что нас было двое, так что я и Син всегда побеждали его одного. Часто хватало пары мысленных фраз, чтобы урезонить нашего друга. Конечно, мы никогда не ссорились.
После наведения мелкого «ремонта» вроде поправки сбившегося климата и необычного свойства, за последнее столетие приобретенного деревьями – слишком быстро вырастать и стариться, настала пора больших проблем.
На континенте Весен - война из-за распри братьев, затаивших друг на друга зло с самого детства. Хорошее забывается почти мгновенно, дурное помнится вечно. Спустя двадцать лет братья мстили друг другу, заливая поля битв кровью других людей.
Син и Алафе явились в блеске своей «божественной» силы одновременно обоим братьям, объявившим краткое перемирие, чтобы собрать новые войска. Золотоволосая девочка, играющая огненными шариками хорошо смотрелась на фоне высокого смуглого воина в белом шелковом доспехе. Они здорово друг другу подходили, Милосердная и Строгий, и еще одному богу, в моем лице, тут не было места. Но меня всегда удивляло, что Алафе не обращался в какое-нибудь ручное животное Син, угрожающее и жалкое одновременно. В своем мире он убил человека, по крайней мере, так рассказывал, и часто впадал в депрессию при воспоминании об этом, а она его утешала, как сестра или дочь, или как старшая.
Младший из воюющих братьев, корпевший над картой с каким-то планом, увидав «явленцев», рухнул на колени, едва не стукнувшись лбом о край столешницы. Богиня-девочка не играла своими шариками, как раньше, а смотрела на человека, совершившего проступок. Люди Орнады были очень красивой расой, высокие, светлокожие, пропорционально сложенные – о чем, похоже, позаботился Алафе. Они с детства обладали способностью двигаться мягко и экономно, необычайно изящно. Вот и этот, хотя и грохнулся со всей мочи, стукнув коленками о каменный пол, но достоинства при этом не потерял.
- Великие, поймите меня! Я не могу простить брата, потому что все помню. Сделайте так, чтобы я забыл!
Вот как, просьба не о прощении, а о понимании…
Старший брат, которого отделяло от младшего полстраны, на появление «богов» среагировал иначе. Он седлал коня и, заметив свет, сопровождавший явление, обернулся. У него было усталое лицо и тусклые глаза с одной-единственной искрой, которая вспыхнула при виде «небожителей». Мне это не понравилось. Он не стал падать на колени и ничего не сказал.
Для ответа младшему понадобились стихи, и тут на помощь пришла я, невидимка на подхвате. Получив мою мысль, Син-девочка произнесла:
- Забыть недолго. В чем твоя заслуга,
Когда простить не можешь брата, друга?
Забвенья просишь, значит, будешь рад
Не знать, что у тебя есть друг и брат?
Первый задумался. А вот второй, старший, все так же, не говоря ни слова, достал из седельных ножен какую-то острую железку и с нею кинулся на Син.
Алафе среагировал мгновенно, закрыв ее собой и выставив вперед свой меч – на который старший брат и напоролся. Кажется, не очень сильно, только вот в этом мире люди умирали даже от царапины. Лицо Алафе, по крайней мере, его «божественное» лицо, не изменилось. В такие моменты – а они случались и раньше – я верила, что он когда-то убил человека.
Син ругнулась и мысленно спросила нас: «Воскресим?»
«Не надо, - сказала я, вспомнив искру в глазах старшего, вспыхнувшую ярче перед тем, как он бросился навстречу смерти, - не будет он жить».
Младший тем временем что-то говорил, оправдывался.
«Покажи ему картинку», - предложил Алафе.
Син заставила младшего замолчать коротким повелительным жестом и тут же послала ему видение гибели брата. Зачем? Я не понимала предложение Алафе. Оставшийся в живых брат вцепился руками в свои плечи и завыл по-звериному, больше не обращая внимания на «богов».
Пришлось ждать. Мы успели закончить все остальные дела в Орнаде, когда младший брат замолчал (к тому времени в комнату, где он был, набилось немало народу – слуги, соратники, какие-то совершенно случайные люди, никто из которых не понимал, что происходит, потому что «небожителей» мог видеть только тот, кому они явились). Син и Алафе знали, что явись они всем – будет массовая истерия, и не важно – станут все как один восхвалять своих богов или забьются в припадке священного страха.
- Встань, - приказал Строгий, бог-Воин. У Алафе в жизни был очень некрасивый, немного писклявый голос, а в мирах – хотелось слушать и слушать его. - Живи. И помни все, что видел и сделал. Помни всегда.
Я не могла сказать, чего он ждет от своего приказа, но мой друг-Творец чувствовал, что и как нужно сделать гораздо лучше меня. Или просто иначе. И не мог навредить Орнаде.
Младший брат молча поклонился; сил на жалобы или другие слова у него уже не осталось.
…И у нас их осталось всего ничего, когда мы вернулись через рабочее пространство в Дом-Замок. По сути, мы никуда и не уходили – Син с Алафе все еще сидели за столом, а я стояла у окна. В голове просто гудело. Да, Творец работает с помощью воображения и молочной дымки плана, но с живыми существами приходится действовать напрямую, например, дипломатией и созданием нужного впечатления.
Отсутствовали явно недолго, даже пролитый чай на столе не успел высохнуть.
- Ну и зачем им какой-то «просвет», если они с одним жизненным планом такое творят? - спросила Син, переходя от стола к дивану. Мягкие лежаки всегда стояли поблизости. В Доме мы становились заурядными людьми с богатым воображением, но сам Дом предоставлял нам все нужное. – Вот бы задрыхнуть часов на семь!
Диван мягко скрипнул под весом тела Син.
- Алогичное желание... Но да, - Алафе тоже прилег, закинув руки за голову. – Даже жаль, что через минуту уже проснешься отдохнувшим. И что голод и жажда утолятся первым глотком. Рианн, пойдешь отдыхать к себе?
Надеюсь, поняла его правильно – я ему и Син чем-то мешала.
- К себе. Но, наверное, потом вернусь в Орнаду, - на вопросительный взгляд Син ответила тут же: - Да, устала, конечно, но соскучилась по миру.
- Как хочешь, - пожала плечами подруга.
Я оставила их отдыхать, а сама вернулась в наш мир.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 16.05.2012, 20:10 | Сообщение # 2 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9619
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| В Орнаде моим любимым местом было озеро у рощи. Две звезды - «очи богов» - сверкали в дневном небе. Листва деревьев наливалась густым синевато-зеленым цветом в преддверии лета. Пахло мокрой землей после недавнего дождя. Хорошо как…
Оказывается, у озера уже кто-то жил. Целая семья – молодой муж, жена и ребенок, маленькая девочка. Все рыжие с черными прядями – потомки людей и «ночных».
Отец семейства как раз сидел на крыше, занимаясь починкой кровли, а мать на ступеньках крыльца читала дочери какую-то книгу.
- И тогда Богиня Милосердная сказала: «Ты знаешь сам, а мой ответ непрост: построил дом ты, но забыл про мост…»
- Ай, мама! – воскликнула умостившаяся на коленях у матери девочка, вдруг оттолкнув книгу. – Она злая!
- Кто, радость моя? - удивилась мать.
- Она, - девочка ткнула пальцем в картинку. Ничего не понимаю. Иллюстрация очень хорошо изображала Син в облике девочки-богини.
- Аонь, это же наша Госпожа…
- Она злая, злая! Не хочу!
- Ну и художники пошли, - засмеялся с крыши отец и чуть не уронил вниз очередную порцию плоских штук, из которых выкладывал кровлю, - не могут нарисовать Милосердную так, чтоб она ребенка не напугала!
Вот хорошо, что тут нет Син, она бы обиделась на невинную шутку. Присмотрелась – нормальный рисунок. Почему девочка, Аонь, решила, что Син – злая? Зачем-то вспомнились драконы Фая и то впечатление, какое они производили. Красивые и мощные…
Громыхнул далекий гром.
- При, слезай уже! – попросила жена, откладывая подальше книгу и вставая с дочкой на руках, - гроза будет.
- Сейчас, уже сле…
Оказывается, у меня реакция не хуже, чем у Алафе. Потому что когда отец начал падать с крыши – еще только начал - я уже сотворила дракона, который поймал его на лету на свою широкую спину, мягко опустил на землю… и исчез. Почему именно дракон, если я могла просто сделать так, чтобы человек не разбился? Не знаю. Наверное, потому что это было последнее, о чем я думала перед этим.
- При! – запоздало вскрикнула женщина.
Девочка на ее руках смотрела во все глаза. Напугаю ребенка своими драконами… Но Аонь не казалась испуганной.
- Ллон, все хорошо. Я жив, - с удивлением повторил муж, вставая на ноги. - Ты видела?
- Этого... Это создание Богини? – не выпуская ребенка из рук, жена бухнулась на колени, - Спасибо, спасибо тебе, Великая…
Ну вот, теперь родится еще одна легенда…
…Я вернулась в свой Дом, чтобы, наконец, отдохнуть, после того, как еще немного поработала, и эта работа не отняла так много сил, а словно вдохнула их в меня. И все равно предпочла вернуться. Надо было подумать – о мире, легендах и прочем, и немного почитать, чтобы заполнить чем-то опустошенное воображение. После хорошей книги всегда появлялись интересные идеи. Жаль, что среди фолиантов, которых я немало перетаскала к себе из разных миров, нет книги о драконах.
Син и Алафе не оказалось дома. И в Орнаде тоже. Мой «отдых» затянулся – ленивая часть меня решила, что если уж ничего не делать, то подольше, и заставить себя вернуться к друзьям сумела только через три дня. Как и прочие Творцы, я не нуждалась в еде и сне, но иногда ела и спала, чтобы сохранять в себе человеческое, помнить его, как сказал Фай. Это неведомым образом помогало в работе. Все мое время заняло чтение и размышление, и то, и то – интересное. Я поворачивала в уме так и эдак идею о второй реальности, «просвете», и, кажется, кое-что поняла. Поделиться этим кое-чем и хотела с друзьями. Но Дом-Замок оказался пуст.
Побродив немного, вышла на балкон. Перед домом и позади него простиралась долина, на горизонте я видела горы и море. Однажды пыталась добраться до него, но не сумела. Никто из нас не мог сказать, не иллюзия ли это и не существует ли на самом деле лишь Дом. От осознания этой ограниченности порой становилось больно, но потом я привыкла.
Хотелось заката, и стал закат. Солнце, как и всегда, появилось с совершенно неожиданной стороны – чтобы тут же начать путь вниз. Земля в вечернем свете тоже казалась морем, живым, с колышущимися волнами. Плыть бы… или лететь на крыльях, вроде драконьих. Синий дракон на алом – это было бы красиво…
Почему-то в доме друзей лень совершенно отступала. Вот и сейчас невыразимо захотелось работы. Не покидая балкона – каждый из нас носит дымчатый рабочий план в себе, и нет разницы, откуда выходить на него, - я посетила собственные миры. Вержату, жители которой, рождаясь, получали в наследство окно в один из моих миров и при удаче могли общаться с кем-то через него или обмениваться вещами. Пока не сообразила сделать «окно» маленьким, имела кучу проблем с этим обменом… Аленис, где у каждого – свой личный бог. Риторе, морской мир…
Когда совсем стемнело, я вернулась в Гостиную и застала как раз момент возвращения Син и Алафе.
- О, и ты здесь! – друзья переглянулись, обменялись кивками, и девушка предложила: - Пошли с нами.
- Куда?
- Увидишь! – миг - и нас окутал рабочий план, а потом - новый мир.
Лишь заготовка мира. Золотистая с голубоватым отливом листва и трава, сиреневое небо… Мы стояли на поляне, и кроме этой поляны я ощущала еще несколько осколков, вроде эскизов - других полян, озер, гор. Но Син и Алафе выглядели тут иначе. Юноша и девушка, которые держались за руки. Невыразимо прекрасные…
- Здесь мы такие, - сказала Син, - только такие, всегда. А еще я могу сделать так.
Она что-то изменила, и на поляне появилась еще одна Син, такая, какой я и знала ее, молодая женщина плотного телосложения. И эта вторая улыбнулась мне и сказала:
- Я снова могу подраться на арене, если пожелаю.
- С самой собой? – спросила я. - Это скучно.
- Потом сюда придут и другие. Чувствуешь? Тут ничего не надо делать!
Да, я чувствовала, только не понимала пока – вот эта легкость, когда то и дело теряешь способность думать связно, хорошо это или же нет?
- Тот, с кем ты станешь драться на арене – такой же Творец, как и ты. С тем же могуществом, - попыталась объяснить я.
- Только не здесь! Разве ты сейчас хочешь быть Творцом?
Тоже правда, я не хотела. Словно дымка рабочего плана, живущего во мне… потеряла свою власть надо мной. А я над ней? Проверила, испугавшись вдруг, что я теперь тоже калека – нет, могу войти в молочный туман, где мое воображение начинает работать с невероятной силой.
- Здесь мы не Творцы, а люди, просто люди. Такие, каких выберем сами, - сказал Алафе.
- Погоди. Как вы это сделали?
- Встроенное в мир Правило и ограничение способностей по форме. Когда ты становишься кем-то, то можешь не больше, чем выбранное тобой существо. Как одноглазый троа, житель гор, ты очень силен, но не способен к магии, как хрупкий фэ-эль с крыльями бабочки – умеешь управлять снами, но дневной свет тебе неприятен… Правило ограничивает нас…
- И в то же время освобождает, - перебила его Син, ближайшая ко мне нежная девушка. - Здесь только мы сами, и наши творения – это тоже мы, каждое из них. Понимаешь? Когда мы покидаем этот мир, время тут останавливается, история замирает. Это наш «просвет».
Я молчала, думала. Никогда не слышала, чтобы Творцы делали мир для себя. Правда, мы самое недружное общество, какое можно представить. Друг в друге и в общении не нуждаемся, только иногда работаем вместе и трудно «услышать» о чужих делах.
- Что ты думаешь об этом? – спросила Син с каким-то напряжением.
Говорить правду не хотелось.
- Пока ничего, нужно посмотреть, - я подняла голову – нежно-сиреневый небосвод. Синее на сиреневом тоже неплохо смотрится. - Драконов не хватает.
- Вот еще, - фыркнула Син, - больно надо мне создавать всяких чудовищ и тем более превращаться в них. Нет, конечно, если желаешь…
По лицу обеих Син я поняла, что не стоит, по крайней мере, прямо сейчас, становиться драконом. Тем более я ведь даже не знаю, на что именно они способны, и на что буду способна я. Но тем интереснее. Просто моей подруге почему-то не нравились драконы.
- Еще много надо сделать, - заметил Алафе, - например, есть смысл ограничить тут время пребывания, для большего азарта. Рианн, можешь создать здесь кусочек своего прежнего мира, и в него без твоего разрешения никто не войдет. Только твое, представляешь?
- Не очень, - призналась я. – Зачем только мое? Зачем не быть Творцом?
- Чтобы отдохнуть по-настоящему, - вторая Син, мускулистая полнотелая воительница, подошла к первой, - в еде и сне мы не нуждаемся, но немного спим и едим. Только пять минут сна и глоток чаю – не отдых. И не удовольствие. И даже не необходимость, а дань нашей прошлой слабости. Здесь нет никакого долга или работы. Выбирай, кем будешь - и будь. Тут нет законов, кроме тех, которые ты сам создашь. Ты мне веришь?
Что-то я пока сомневалась в каждом ее слове. Да, при всем своем могуществе мы не создаем законы, они встроены в нас так же точно, как знание, что и когда сделать, чтоб вышло вот так или вот так. И уже эти самые законы мы встраиваем в свои миры. Творить их… возможно? Видимо да. Создали же они тот, который освобождает от долга Творения?
- Верю, - ответила я.
- Тебе не понравилось… - произнесли обе Син. – Ладно, ты еще оценишь и сама придешь в наш свободный мир.
- Рианн, ведь идея-то хорошая! – сказал Алафе.
- Может, и хорошая. Вы в Орнаду-то пойдете сегодня? – вспомнив о важном, спросила я.
- Иди, если хочешь, - буркнула Син. – Позже подойдем.
Ощущения от «мира свободы» оставались и приятными, и скребущими, и я не могла с этим справиться.
- Пойду уже. Если что понадобится – зовите.
Кажется, они посовещались мысленно, потому что Алафе улыбнулся – словно за них обоих - и ответил:
- Обязательно.
Но в Орнаду я не пошла, по крайней мере, сразу.
Фай был у себя дома – рисовал очередного дракона, золотого с алыми концами крыльев, гребнем и кончиком носа.
- Нравится? – спросил он, поздоровавшись. Интересно, почему за окнами моего Дома и Дома Син и Алафе был бесконечный простор, а у Фая – сад? Наверное, таково его желание.
- Конечно.
- Хочешь, подарю?
- Нет-нет-нет! – я поняла, что рядом с ним чувствую себя не в пример проще… спокойнее и свободнее, чем с моими друзьями. Должна ощущать неуют и напряжение – как всякий нормальный человек в общении с калекой, но нет… - Я придумаю кое-что получше… Да! Хочу написать сказку о драконах, а ты мог бы нарисовать картинки. Как тебе предложение?
- Неплохо, - не спешил соглашаться Фай, он обмакнул кисть в золотую краску и поправил зубец драконьего гребня. - Но только если ты не станешь врать о драконах.
- Что ты, как можно! - искренне возмутилась я.
Он, наконец, перестал делать вид, что жутко занят работой и, отложив кисти и краски, вымыл руки и сел, предложив мне то же самое.
- Так что именно ты расскажешь?
Вот вроде бы мне сейчас совершенно не до драконов. Но когда улетучилось наваждение от «мира свободы», ушла и горечь. И сейчас – только грусть.
- Ты не поверишь, мой друг, но когда-то драконов не было, и никто не знал о том, что они могут быть… - сказала я. Фай – друг? Да, и уже давно, пусть и не такой, как Син и Алафе. - Но вот однажды скучающий Творец… нет, просто Творец придумал их. Может, драконы приснились ему, или он прочел о них в книге, как читаешь сейчас ты. Дело лишь в том, что он сразу же полюбил их. И вот что подумал Творец – вдруг если создать драконов, то их полюбит и кто-то еще? А если в мире станет больше одним предметом, который можно любить, то ведь это же хорошо. Тогда он сделал так, чтобы драконы существовали, и пустил их летать в небе своего мира. Но слишком грозный вид пугал людей, которые никак не могли привыкнуть к новым соседям, и только в сумерки драконы казались прекрасными – крылья их светились, воздух вокруг начинал сиять, а полет походил на музыку.
- Рианн, да это стихи в прозе! – искренне восхитился Фай.
Тут я и правда покраснела.
Он достал откуда-то пузырек чернил и чистую тетрадку.
- Садись, записывай, пока оно не ушло.
Я хмыкнула на его торопливость и села писать. Слова получались то алыми, то синими, то золотистыми – каждая новая фраза своего цвета.
- Это же эмпатические чернила из мира, созданного Син. Ты все еще хранишь какие-то ее подарки или вещи? – удивилась я, останавливая работу.
- А почему нет?
- Ну, хоть потому, что она все твое давно уже выбросила.
Это был жестоко, но Фай не нанес удар в ответ на удар.
- Ее выбор, - просто сказал он.
Я быстро закончила писать абзац.
- Скажи, почему вы поругались? – подумала, что он выдержит еще один жестокий вопрос.
- Ты собираешься писать или слушать мой рассказ, Рианн? Он не слишком веселый.
- Но сказка тоже получается грустная, - заметила я. – Расскажи, если можешь.
- Расскажу. Но запиши сначала свою сказку, мне же интересно.
Я набросала последнюю часть истории, полюбовалась синим – цветом уверенности, и оранжевым - цветом заинтересованности, и отложила перо.
- Готово. А ты готов?
- Думаешь, что спустя две с половиной тысячи лет я все еще не могу говорить об этом спокойно? – спросил он с усмешкой. – Могу. Ты знаешь ее достаточно долго и поймешь, что я не выдумываю то, чего нет. Первые годы… хорошо, столетия нашей дружбы с Син эта дружба была… возможной. Совсем юный, новый Творец, она лихорадочно работала и вместе с Алафе стала одним из тех, кто откликнулся на мой зов. Я приглашал всех, кто хотел принять участие в создании целой ветви миров, взаимосвязанных, оригинальных. После того, как закончили работу, мы и остались втроем, хотя друг в друге не нуждались, но и расставаться не хотели. Син как-то сразу потянулась к Алафе, как маленький зверек тянется к большому зверю. А мне нравились они оба.
- Син – маленькая? – удивилась я. - Она творит в два раза дольше, чем Алафе!
- Опыт – это другое, - не согласился мой собеседник. – Вскоре после того, как мы закончили с ветвью миров, начались ссоры и споры. Алафе, в отличие от меня, с Син не спорил никогда, и любимый его ответ – «наверное, да, но, может, и нет». На многое я просто закрывал глаза, потому что хотел сохранить нашу дружбу. Если идешь по моему пути – это не тот, по крайней мере, не с этой парой.
- На что именно ты закрывал глаза?
- Хм… Например, на некоторые интересные приемы со стороны Алафе. Он очень любил обратить внимание на себя и использовал для этого прошлое, свои страдания. Первое, что он мне рассказал, когда мы познакомились – как он убил человека.
Я почти не поверила. Не может быть, чтобы Алафе рассказывал эту историю всем! Но факт – Творец-калека знает ее.
- Син бросалась его жалеть… а в итоге накручивала себя и потом срывалась. Как-то раз обвинила в том, что не выспалась из-за меня – не вовремя разбудил.
- Не выспалась? Творцу минуты хватит, чтобы проснуться бодрым!
- Позже она извинялась, - продолжил рассказ Фай как ни в чем не бывало. – И все выравнивалось до новой вспышки. Потом ее стало раздражать Творение и, кажется, я. Не могу сказать точно, почему. Но на каждое предложение снова творить вместе она или огрызалась, или обижалась.
- А что Алафе? – я попыталась мысленно смоделировать поведение друга и поняла - не могу.
- Или отмалчивался, или произносил длинные, бессмысленные, крайне пафосные речи. Порой мне казалось, что у него не два сердца, а две души, принадлежащие двум разным людям. Потом он попытался со мной «поговорить откровенно». О том, для чего я постоянно мешаю Син и раздражаю ее.
- А ты мешал и раздражал? – в это верилось еще меньше.
- Понимаешь, тут сложно все… Можно ничего не делать, а твой друг увидит подвох. Хорошо, если один раз, и если сам откажется развивать мысль о том, как его обижают, обманывают, предают. А если нет, то позже он увидит в твоих действиях подтверждение своим подозрениям. Что-то откровенно притянет за уши, что-то домыслит… Про это я тогда не знал. И совершил ошибку – пошел наперекор им обоим. Встал на пути. Это все.
- Как все? – возмутилась я. – Так мало?
- Ну, причину-то я назвал… И потом – я вижу так, а Син – иначе. Расспроси ее, узнай, что видела она. – Он помолчал. - Почитаешь мне стихи? Что-нибудь о предательстве, пожалуйста.
Я обиженно посопела, понимая, что и так обнаглела и не могу просить большего, и согласилась:
- Только не свои. На днях перечитывала все написанное… Ужас, детские вирши. И у меня ничего нет о предательстве, но одно чужое помню. Вот…
Скажи мне все, что хочешь ты сказать,
Не нужно прятать душу или слово!
И, может, я успею осознать –
Тем, что смолчал, меня ты предал снова.
Всего-то нужно было - сделать шаг,
Но так уютно за чужой спиною.
Спасибо, что сказал мне, что и как,
Теперь иллюзий я уже не строю.
И, может, правда по заслугам казнь,
И незачем кричать и бить посуду...
Но если я предам тебя хоть раз,
Не больше, чем ты сам, я стоить буду.
- Много чувства, - заметил он, выслушав и никак не показав, нравится ему или нет, ответило ли стихотворение на его мысли. – Чье оно?
- Мирэ Авен, поэтессы из мира с длинным красивым именем.
- Неплохо пишет. А ты счастливая, - вздохнул Фай.
…Позже, по дороге Домой через все мои сотворенные миры, требовавшие внимания, я поняла, что он имел в виду. «Счастливая, тебя никогда не предавали». А может, я неправильно поняла его.
Оказалось, что книга со сказкой про драконов – не для меня. То есть и для меня тоже, но я ее просто написала, а Фай нарисовал очень красивые картинки. Полюбовавшись немного нашей общей работой, - общим Творением! – подкинула ее той семье, живущей у озера. В следующий раз я попала к ним через пару лет по их времени, а потом – через несколько месяцев, и очень обрадовалась, увидев книгу на столе, с закладкой. Открыла на заложенной странице и прочитала:
«Но просто летать драконам было неинтересно, и Творец решил дать им задание, которое займет всю их жизнь.
- Любите этот мир, - сказал он, – и в нем станут возможны чудеса.
- Мы попробуем, - пообещали драконы. И чтобы узнать мир получше и полюбить его сильнее, они решили облететь его вдоль и поперек. А потом оказалось, что знать совсем не обязательно для любви.
Они нередко знакомились и с людьми, которые, наконец, привыкли к их грозному виду. А возвращаясь и встречаясь друг с другом, драконы видели, как изменились, и радовались тому, что любовь умеет менять. И сумерки по-прежнему оставались их любимым временем».
Чтение не мешало мне анализировать обстановку. Однако, как странно! Ни Син, ни Алафе не были в Орнаде после того случая с двумя братьями. Я решила часть проблем, а многого не смогла, потому что не была создателем этого мира. Сколько ни делай что-то в мире, сотворенном не тобой, но все и вся нуждается именно в действиях своего Творца. В его присутствии, его внимании, его любви, наконец. Ну, ничего, сейчас закончу и пойду искать моих друзей.
Искать не пришлось, они оказались дома, но очень спешили. Точнее, так – они носились по дому, словно угорелые, без особой логики, смеялись, всячески шумели и вели себя, словно дети.
- Риааааан! – протянула Син, увидав меня. - А чего к нам не заходишь?
- Вот, зашла, - ответила я, чуть отступая, потому что подруга снова куда-то неслась и приветствовала меня уже на ходу.
- Да не сюда, а в наш Свободный Мир! – она вышла в другую комнату, вернулась, наконец, остановилась, но ненадолго. – Если б ты знала, как там шикарно! Какие ощущения, ооо!
- Ощущения хорошие, - согласился пробежавший из комнаты в комнату Алафе. – А еще лучше, что они не притупляются. Особенно если разделиться.
- Разделиться? – спросила я, начиная подозревать, что друзья просто пьяны, хотя это казалось невероятным. Творцы не пьянеют.
- Стать многими и многим. Представляешь, можно превратиться в кучу предметов, и всеми ими управлять как собой, всех и все контролировать! Когда все – ты, это же здорово!
- Погоди, погоди! – я поймала его за полу хламиды, и другу пришлось притормозить. – Разве в сотворенных мирах не то же самое?
- Ну, сравнила! – возмутился Алафе, вытаскивая из моей руки ткань одеяния. - Во-первых, там, как только ты что-то создашь – оно уже не ты, хотя и твое. Развивается, как хочет. Ты можешь представить все, кроме того, что находишь потом, когда возвращаешься. И там приходится заботиться о том, что и само о себе позаботиться в состоянии.
- Рианн, устали мы, - призналась Син, явно поняв - для меня все уже сказанное не убедительно. – Понимаешь? Устали. Чудо – наша работа. А работа – рутина. Теперь поставь знак равенства: чудо стало для нас рутиной, а другое, все, что не работа, невозможно. Игра, например. В Свободном Мире можно просто играть и ни о чем не беспокоиться.
- Понимаю, - кивнула я. На самом деле мне тоже хотелось туда, в их Мир Свободы, мир игры. Хотелось испытать такое счастье, в каком они, видимо, пребывали очень давно, ощутить легкость, что кружит голову, как тогда. Поиграть. Но я боялась, что игра заслонит Творение. Или все правильно, и полноценно живущий Творец должен полноценно отдыхать? А если потом они все-таки сделают такой вот «просвет», мир игры для жителей Орнады – будет совсем здорово. – Я все понимаю, Син.
- Тогда пойдешь с нами?
- Пойду, пожалуй, - согласилась я.
Конец фразы звучал уже в воздухе их нового мира.
Тут и правда было… свободно. И в этот раз ощущение свободы не убивало способность думать, как в прошлый. Зато почти сразу пришло чувство удовольствия – от того, что просто живу, дышу, могу сделать… самое простое – например, пробежаться по росе этой поляны или превратиться в мощное и прекрасное животное, птицу, любое существо или вещество. Стать хоть самим здешним воздухом, свежим и опьяняющим. Чувство всемогущества затопило разум, а потом отхлынуло и осталось где-то на периферии – как знак, что мне не показалось, как разрешение на все. Отсутствие Долга…
Моих друзей рядом я уже не видела – только… да, огромную, стремительную черно-белую кошку, мелькнувшую среди зелени кустов и потом взмывшую в небо на пестрых крыльях – к белой с серебром большой птице… И чувствовала где-то в другой части этого мира, связанного с поляной тончайшей нитью, нескольких людей – там происходила какая-то драма, и всеми ее участниками были мои друзья. И так же точно чувствовала еще три или четыре места, где что-то начиналось и заканчивалось. И мне тоже захотелось так – стать многим, но для себя самой, ради чистого удовольствия, а не ради работы.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 16.05.2012, 20:10 | Сообщение # 3 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9619
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Когда я, наконец, насытилась многими своими ролями, – нет, не ролями, настоящими жизнями! – то вспомнила, зачем приходила к друзьям. Напомнить им об Орнаде. Но они так увлечены… и потом я поняла вдруг, что не могу среди всех людей отыскать Син и Алафе. Теперь в Мире Свободы находились и другие Творцы… пока немного, я смутно помнила слова одной из Син, сказанные где-то в перерывах между одной жизнью и другой, слова о том, что она разослала приглашения через Дом. Теперь я знала, как сладко играть, и не решилась отрывать друзей от игры, а просто перешла в свой Дом.
Двухэтажный, с двумя балконами и небольшим количеством комнат, внизу – гостиная зала и кухня. Наверху спальни и та, где я оставляла принесенные из миров вещи, не всегда зная, зачем беру их – просто что-то порой привлекало мое внимание, как камешки на дне ручья в детстве. Но тогда я носила полные карманы цветной гальки, сейчас – завела комнату под сувениры. Почему-то именно в ней я и оказалась. Наверное, потому что не задала место возвращения.
Сначала по моим глазам и по всем ощущениям ударила бесцветность… Нет, цвета имелись, даже много, просто после мира игры они казались тусклыми. Красное – воспринималось как бледно-розовое, а ведь я знала, что вот тот шар из камня с узорами на нем – ярко-алый. Синее почему-то виделось черным, а зеленое – серым. Я протерла глаза, поморгала, попыталась снова осмотреться, но ничего не изменилось. Окружающее вдруг словно надвинулось на меня, заставив сесть на пол и крепко зажмуриться. Если Син и Алафе ощущали то же самое в свое первое возвращение Домой – ничего удивительного в том, что они захотели вернуться в Игру, а позже – не желали ее покидать. Правда, в тот раз, когда я застала их Дома, они были скорее возбужденные, чем подавленные.
Открыв глаза, я нашла мир, полный привычных красок, и облегченно вздохнула. Тут же захотелось встать и… что-то сделать, например, разложить тут все по полочкам. Ну, меня устраивало и так – первозданный хаос, где вещи лежали на лавках, креслах и полу, и легко находилось все нужное. Выйдя из комнаты, я спустилась на первый этаж; голова все-таки немного кружилась, и жажда какого-то дела становилась с каждой минутой все сильнее. Не хватало чего-то, к чему я успела привыкнуть в Игре, и желание во что бы то ни стало это получить возбуждало жажду деятельности.
Поняв, что теряю над собой контроль и сейчас начну бегать по дому так же, как Син и Алафе, хватая и бросая вещи, я сделала над собой усилие и села на пол там, где стояла – у начала красивой лестницы со ступенями золотистого дерева.
Медитировать я не умела никогда; жажда деятельности могла пройти сама, но ждать становилось все невыносимее. Меня подбрасывало, побуждая то и дело приподниматься – но я заставляла себя снова сесть и занять свой ум… хоть воспоминанием, где что лежит в сувенирной. Да, шар из мира Ун-ре-шое-ди – на полке, рядом кукла и стеклянная шкатулка, принесенная оттуда же. А вот на столике хрустальный подсвечник из мира Эш, роняла раз пять – не бьется. Плетеный стул из Хонше – оказался неудобным, а выглядит так красиво. Маленький музыкальный инструмент – сильно изогнутый гриф и пять струн, кажется, он называется «кинта»…
Упражнение помогало, но оно же навело на мысль. Зачем бороться с тем, что можно использовать? Вон сколько у меня подопечных миров. Что если направить жажду дела в правильное русло?
Это было немного не то, и мысль показалась неприятной, кисловатой на вкус, заставив поморщиться, но я все равно перешла в рабочее пространство, а оттуда, не давая себе времени подумать и передумать – в один из своих сотворенных.
Кажется, именно это называется «пахать как проклятая». Дел накопилось так много, что об отдыхе в ближайшие лет десять не шло и речи. Я и провела в мирах примерно столько, а потом еще зашла в Орнаду и работала там тоже. Девочка Аонь стала взрослой и вышла замуж. Из двух ее родителей был жив только отец, зато вместо одного домика у рощи теперь целое селение. Города росли и пустели; с высокой смертностью дела обстояли чуть лучше, то есть люди проживали куда больше чем полжизни, прежде чем начинали думать о том, чтобы «уйти в просвет». Ну и легенда о драконе получила свое развитие – я увидела изображения крылатого зверя Фая в виде вышивки, орнамента на фасадах домов, в песнях, где драконы оказались вовсе не посланниками и не созданиями Богини Милосердной или Строгого, а своими собственными творениями – и тоже немного богами. Моя сказка-книжка оставалась в той же семье, и теперь повзрослевшая Аонь читала ее своим близнецам. Написанное рукой Творца в каждом новом мире становилось понятным его обитателям. Так, пресная вода - не важно, из ручья она, из кружки или в виде дождя - все равно способна утолять жажду. И сам Творец понимал все языки, вернее, все были для меня одним.
Но в Орнаде участились войны. Все хотели власти, даже те, у кого она уже была… как там в моей сказке?
«Но были и другие драконы – те, кто оказался недоволен таким положением вещей. Они считали, что лучше людей, и те, кто смотрит на них снизу, недостойны видеть красоту драконов, и перестали летать в сумерках – а лишь днем, когда вид их был грозен.
Но это ничего не изменило – ведь люди уже привыкли к драконам и полюбили их, даже тех, кому уважение было нужнее, чем любовь.
И вот тот первый, кто осознал свое недовольство, собрал таких же, как он, и вместе с ними потребовал у людей почестей, возвеличивания и подарков. А когда не получил их – ведь люди считали сумеречных драконов друзьями, а друзьям не нужны никакие почести - он и его товарищи напали на один небольшой город. Они просто напугали жителей, а больше не сделали ничего плохого, и никто не погиб. Но вместо уважения нападавшие добились страха и того, что люди начали прятаться или вооружаться, когда видели драконов. Так стала невозможной их дружба, когда страх разделил всех драконов и всех людей».
Хорошо бы все-таки понять, чего не хватает жителям Орнады. А пока я просто продолжала работать.
Жажда дела под действием усталости начала сходить на нет. Но сама работа помогала - я стала забывать наваждение Игры. Когда смогла сесть и подумать об этом – спокойно, без жажды немедленно вернуться в мир Игры, то поняла – слишком сильно искушение оставить на время благословенную и проклятую работу, снять с плеч ответственность Творца и прожить в сотворенных мирах жизнь или две среди копий самой себя, своих друзей, радоваться вместе с ними, любить и ненавидеть, забывая себя. Если вернусь снова, то там и останусь, может, даже и навсегда. А если я не творю – тогда зачем я?
Все-таки нам дано слишком мало, чтобы разбрасываться этим. Чем больше чужих жизней я проживу, чем больше потрачу на себя - тем меньше дам своим созданиям. Легко растранжирить бесценную вечность не на Творение, а на то, чтобы быть кем-то еще. Я ведь не заметила тех многих лет, когда жила в Игре.
Странно, Син звала ее Свободой, а я – Игрой и не могла заставить себя говорить иначе… ладно.
Мне стоило вернуться хотя бы ради того, чтобы притащить в Орнаду Син. Мир умрет без нее, теперь уже это ясно.
К несчастью, мои друзья снова сидели в мире Игры, и, значит, мне пришлось ступить в его пределы. Обещала себе, что не поддамся, только это оказалось куда труднее. Заставляла себя думать об Орнаде и вообще о проблемах – и от этого сильнее тянуло все бросить и начать играть. Народу оказалось много, но среди них я увидела Син – не где-то, а на открытой уличной арене, во время поединка. Она, оказывается, умелый воин. От ударов, нанесенных и даже просто обозначенных, в воздухе вспыхивали цветные линии, искры, круги – какая-то магия. Несколько десятков людей – гостей или воплощений Син и Алафе - наблюдали за сражением на плоской и гладкой арене – каменном круге, не ограниченном ничем, кроме самого себя. Син показалась мне увлеченной и оттого прекрасной. Но она проигрывала бой высокой и менее мускулистой сопернице - не самой ли себе?
Кто-то толкнул меня – оглянулась и увидела красноголового великана.
- Рианн? – пробасил он с узнаваемыми интонациями Алафе. - А ты чего не меняешь форму?
- Да я по делу. Слушай, к какой именно Син мне обратиться, чтобы она меня выслушала, раз эта занята? - я кивнула на уже поверженную девушку на арене.
- Сейчас освободится. Надо же, за три дня пять проигранных боев. Она будет в ярости. Уверена, что хочешь с ней сейчас говорить?
- Ну, раз эта в ярости, то с другой…
- Так это не важно, все те, кто она, будут раздраженные. Ладно, ждут меня уже, - заметил он и исчез.
Не знала, что великан может так здорово слиться с толпой.
А на Арене объявили победительницу, кажется, с именем Маэле.
Не дожидаясь, пока и Син заметит меня и подойдет, я поймала сначала ее взгляд, потом и саму.
- Привет. Только не убегай, я по делу…
- Не очень-то побегаешь с такими синяками, - буркнула она. – Чего тебе? Свое пространство? Ну, давай сделаю.
- Пространство? - не поняла я.
- Да, в этом мире, твое личное, куда кроме тебя никто никогда не войдет… Ну, вот, пожалуйста, – она мысленно показала мне какое-то место, крошечный кусочек пустоты, которую мне немедленно захотелось заполнить… чем-то… хорошо бы - собой… И вседозволенность снова ударила в голову.
- Сииин, - понимая, что пока еще себя контролирую, но вряд ли надолго, я заговорила о важном, - ты в Орнаде давно была? Там же полный ужас…
- Да? Мир уже на Закате?
- Пока нет, - странно, что она спросила. Творец всегда чувствует, как идут дела в его мире. - Но без тебя – сама понимаешь…
- Ай, да брось, байки все это, что без внимания Творца его мир быстро умирает. Вон Алафе когда-то экспериментировал, не появлялся в своем мире почти тысячу лет, и ничего не случилось, ни упадка, ни деградации, разве что такая вещь, как душа, превратилась в какой-то вид заразной болезни.… Пошли, посидим где-нибудь. А, да я тебе еще таверну не показывала. Давай за мной.
Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Таверны ни одной не видела, в моем мире настоящих не осталось, только в качестве экзотических мест и памятников старины, но я не имела времени посещать памятники, и вот.… Показалось, что эта – не реальная, скорее – сказочная, или такая, как таверну представляет Син. Зала со столиками, довольно чисто, амбал у двери и тучный хозяин в белейшем фартуке за стойкой. Колесо со свечами под потолком - общее освещение, и лампы по стенам возле столиков – специальное. Ну и менестрель, конечно, вернее – менестрельша, кругленькая как шарик девушка в ярко-голубом берете, черной курточке и брюках. Она как раз что-то пела.
Мы устроились за столиком, и к нам тут же подпорхнула служанка – тоже чистенькая и улыбчивая, которая даже не спросила, что нам надо, а принесла нечто пенное в большущей кружке, «за счет заведения».
- Попробуй, это Ридри принес, он тоже Творец.
Я попробовала. Напиток был солоноват, но приятен на вкус. И хотелось еще, как хотелось больше этого мира, и с каждой минутой все сильнее.
- Син… Ты бы все-таки сходила в Орнаду…
- Далась тебе эта Орнада… Ну хочешь, отдам ее тебе?
- Син! – воскликнула я. Передача мира из рук в руки - это потрясение для него. Катаклизмы, смерти, эпидемии…
- Шучу я, шучу. Просто границы твоих возможностей расширю. Хочешь?
- Хочу, - честно призналась я.
- Агаа! Но с одним условием. Ты тут со мной побудешь немного, поучаствуешь в жизни этого мира, да? Ну, Рианн, какая разница? Ничего не случится с Орнадой, а у тебя воображение ого-го, можешь придумать кучу всего интересного!
Я вспомнила о собственном кусочке здешнего мира и снова ощутила жажду. Жить здесь. Играть, творить…
- Станешь, кем захочешь, хоть этими своими… драконами. Я терпеть не могу выдумки Фая, но тебе разрешаю.
Мне не очень понравилось это «разрешаю», хотя разве подруга не в своем праве?
- Идет, - согласилась я, - только сделай, что обещала, прямо сейчас.
- Не доверяешь?
- Да нет… я же знаю, как затягивает Игра. Потом или ты уйдешь, или я тут заиграюсь.
Она на миг сощурилась – кажется, Син не понравилось мое определение мира.
- Тут не игра, тут все настоящее, – заметила она.
Менестрельша, словно услышав нас, запела:
- Есть у правды две стороны, у фантазии их – без счета.
Ты придумал свой Замок Света, где нет места теням и Тьме.
Но, конечно, не знал тогда, что создание грёз - работа,
И что кровлю чинить придется, даже если она - в уме.
Но пока ты решал, как быть, набежали смешные дети,
И рисунки мелком и краской осквернили твой вечный Свет.
Ты прогнал художников криком, а рисунки... Легко стереть их,
Надо только представить, будто их как не было, так и нет.
Но потом наступила полночь, и ты глупо и долго злился
От того, что померк во мраке твой сияющий идеал.
А придумать рассвет так сложно, если спать совсем не ложился
И бродил, охраняя замок, и обиды свои считал.
А с утра разразился ливень, и за ним ударила стужа...
Словом, сам ты, конечно, понял, как безжалостен твой каприз.
Даже если все эти вещи у тебя внутри, не снаружи -
Ты поверил и в ночь, и в ливень, а от веры нельзя спастись.
И я думаю, может быть, ты оставишь игрушки эти -
Строить Замки, что чище Света, самых Темных врагов крушить.
Под завесой красивых врак так легко совсем не заметить
Безыскусное и цветное, настоящее чудо - жизнь.
И пока она пела, Син передала мне частицу Орнады. В каждом Творце живут его миры, кусочки их душ. Теперь и я обладала такой частицей мира, сотворенного не мной.
Но именно здесь и сейчас я вспомнила предложение Творца-калеки поговорить с подругой.
- Почему ты так не любишь Фая? – так прямо, как привыкла, спросила я.
- Потому что Фай – предатель, – ответила подруга, продолжая потягивать напиток.
Я приподняла бровь, без слов задавая вопрос.
Син отодвинула кружку на край стола, приняла очень сосредоточенный вид, и над столешницей возникла фигурка незнакомой мне девочки.
Лет шестнадцать, не больше, короткие волосы в небрежной стрижке, простое лицо и очень красивые губы, сейчас сосредоточенно сжатые. Девочка-Творец в молочном мире рабочего пространства создавала миры. Целую сеть миров с какими-то особенными взаимосвязями, сложными и многогранными. Большая часть работы происходит в голове Творца, но видное мне исполнение было... Безупречным. Ни один из ее миров не мог измениться так, чтобы это не повлияло и на другие, и так по всей цепи. При этом изменения оказывались гармоничными… Пусть это пока была модель, которую девочка проверяла в действии, я не могла оторвать от нее глаз.
- Это Кайти, она гений-Творец.
Творение обходилось без звуков, но мне казалось, что вокруг девочки-Творца звучит музыка, рождавшаяся от ее действий. А я еще думала, что это у меня хорошо выходит творить… Двойственное чувство – завидовать непостижимой легкости чужой работы и восхищаться ею.
Но в какой-то миг девочка остановилась, огляделась, тревожа рабочую среду ненужными движениями, и заговорила... Сначала одним, а потом другим, кажется, мужским голосом. Сотворенное за ее спиной ждало, сколько могло, а потом начало рассасываться обратно в молочный туман рабочей среды.
- Кайти безумна, - подтвердила мое подозрение Син. - И я очень хотела ее вылечить. Мы хотели.
Картинка изменилась: Фай, Алафе, Син в одной из комнат замка. Их спор:
- Надо убедить ее на время оставить Творение, - это говорил Алафе. – Если после каждого девочке хуже…
- А ты смог бы не творить? - Фай стоял на ногах, тогда как двое других сидели. – Мы не знаем, как именно ее способность к Творению зависит от безумия. Что если, вылечив ее, мы убьем гения? Нельзя вмешиваться, друзья. Человек – это мир.
- Я могу точно назвать ее болезнь, и она тяжелая, затяжная и приведет к полному распаду личности, - сказала Син. - Мы можем ей помочь и должны сделать это. Только все вместе.
- Син, какое мы имеем право?..
- А тебе нужно какое-то право? Может, документ подпишем? Или пошли, спросим у нее – Кайти, а можно мы тебя спасем?
- Мы даже судить, безумна она или нет, права не имеем, - снова возразил Фай.
- Девочке надо помочь, - вставил свое слово Алафе. – Сам видел, в каком она состоянии…
- Я видел гениального ребенка, который как-то прожил все это время и создал много потрясающих миров. И нас, трех… самоуверенных Творцов, которые вместо созидания занимаются… Собой. Ребята, так просто нельзя. Кайти живой человек и она личность. Кто скажет, что мы не ошибемся в своих действиях, даже если все, что сделаем - из лучших побуждений?
Видение погасло. Я опасливо огляделась, но на нас никто не смотрел, словно в этом мире никому и ни до кого не было дела.
- Как правильно я сделала, что прописала этой своей ипостаси владение магией иллюзий, - довольно заметила Син. – Показать проще, чем рассказать. Короче, Фай напрочь отказался помогать нам. А вдвоем ничего не вышло бы.
- Почему? - не поняла я. – Если вы так хотели исцелить девочку, почему не попробовали?
- Потому что это было задание для троих. Действия нужны были те же, что при сотворении группы миров. В одном Фай прав: человек - это мир. Кайти – не один, а много, сложная система. Когда меньше трех человек берутся за создание цепи миров, что выходит?
- Надрываются, - ответила я, - и на какое-то время теряют связь с рабочим планом.
- Вот именно, - хмуро кивнула подруга.
Я все равно не могла понять, отчего они вообразили, что могут исцелить… пусть даже через рабочее пространство, где мы можем все по отношению к другим мирам… а, возможно, и людям. Но если все станут вторгаться в чужую жизнь просто потому, что могут?
- Это было нужно Алафе. Его мучает память о том убийстве, и я хотела сделать так, чтобы он перестал мучиться. Дать ему спасти кого-то.
- Но мы же постоянно это делаем – в сотворенном.
- Не то! Нужно было дать ему спасти равного. Когда я увидела эту девочку, то поняла, как ему помочь. А этот дурак Фай просто отказался. И потом пришел ко мне с подарком! Вместо того чтобы исполнить мое желание, исполнил свое. Желание похвалиться своей очередной выдумкой. Ладно, хватит уже про него. Ты остаешься? Я покажу тебе самые интересные места, куда хозяева разрешают входить, и те, где нужна помощь в моделировании.
Она и правда все мне показала, и я даже помогла ей; мир, состоящий из других миров, мир-мозаика – оказался сложен в ведении. Если у сотворенного один хозяин – его Творец, то здесь их было множество, и каждый старался для себя. Не связанные друг с другом мирки разных людей все-таки находились в одном пространстве и взаимодействовали. Так что полной свободы и независимости не получалось, а Син призналась, что рассчитывала на нее. А еще Творцы не только общались друг с другом, но иногда спорили, и это, как ни странно, влияло на мир.
- Когда кто-то совсем уходит из Свободного, его часть мира умирает очень быстро, и это как зараза какая-то. Все соседние части лихорадит, их хозяева начинают делать глупости… Например, устраивают своим мирам «репетицию Заката». Я думала, каждый станет отвечать за свой небольшой кусочек мира, и все вместе – за весь. Но пока выходит, что нужен и общий контроль с моей стороны.
- Так контроль всегда нужен, - согласилась я, - как и в сотворенном. Ты – хозяйка и ты… хозяйствуешь. С помощью богов-марионеток или сама, лично.
- Но тут все Творцы! Они же знают, что и как, должны понимать…
- Ты же даешь им свободу, - невежливо прервала я, - а у свободы нет границ. А если ты ждешь от них чего-то – скажи, сделай правила. Помню, вы хотели ограничить время пребывания тут. Передумали?
- Не успели. Народ собрался слишком быстро, и им понравилось. Привыкли, что правил нет, а потом поздно было людей ограничивать.
Я подумала, что Син не просила у меня совета, и не стала развивать тему, хотя именно о контроле хотела с ней и Алафе поговорить еще до того, как они создали свой Мир Свободы.
И почти все время, проведенное в Игре я стремилась покинуть ее. Частица Орнады чуть покалывала – не больно, а напоминающе. Даже собственное пространство, личное, не отвлекло внимание от кусочка души живого мира, требовавшего немедленного присутствия. Как говорила Син – если оставляешь Свободу-Игру, история тут останавливается. А в сотворенном – нет и все-таки можно опоздать. Поэтому я вышла из Игры не через неделю или месяц, а спустя всего два дня. К тому времени душа мира перестала колоться, словно прижилась.
Из своего Дома я подумала зайти к Фаю. Чем-то меня царапнула странная история с несостоявшимся исцелением девочки-гения. Можно спросить у него… например – как именно они, Творцы, собирались ее лечить. Но они все мои друзья, и Фай, и Син с Алафе, а история – дело прошлое. Пожалуй, я бы спросила, для чего он пришел с подарком после той истории – неужели не понимал, что Син злится и не примет подарка? Но и это тоже уже не важно.
Я хотела в Орнаду и, как ни странно, оттягивала момент встречи с этим миром, посвящая время своим. А в одно из возвращений нашла у себя гостя, к которому собиралась сама. Фай сидел в определенной для визитов зале Дома на первом этаже и ждал, ничего не делая. Это состояние ему совершенно не шло.
- Здравствуй, - приветствовала друга я, - рада тебе.
- Здравствуй. Ты приглашала меня в гости, - он развел руками. - Вот, я тут.
Именно в этот миг я поняла, что готова вернуться в Орнаду и узнать, как она примет меня.
- Ты же давно нигде не был, да? – спросила я его. Вопрос мог ранить или порадовать, но я рискнула.
- Очень. Рабочего плана во мне уже нет, хотя Дом и строит для меня любую среду.
Я внимательно смотрела на Фая, когда он говорил, на мимику, жесты, которых, впрочем, почти не было, но все же… Когда-то я училась на Слушателя, а Слушатель, чтобы дать возможность таким как Кайти не терять себя, анализирует поведение собеседника и находит в нем подсказку, как помочь. Сейчас я пыталась определить, верно ли поступаю, не причиню ли вред. Но Творец-калека, кажется, был готов ко всему.
- Я хочу пригласить тебя в Орнаду, - и прибавила, уже боясь, что он откажется: - Просто так и по делу.
А Фай сказал:
- Хорошо.
Через полтора мгновения мы уже просматривали мир Орнады с помощью моей рабочей среды, не переходя в него. Картинки менялись одна за другой, и на всех – драконы.
- Вот. Узнаешь? В этом мире нет ящериц, правда, есть змеи. Люди рисуют чаще именно крылатых змей, хотя начальный образ был другим. А вот вышивка… Погоди, сейчас женщина повернется… Ага! По-моему, это тоже дракон. И где-то я видела, если, конечно, он сохранился... Да, вот этот витраж.
- Не очень-то похоже, - заметил Фай, рассматривая сине-зеленое нечто из стекла, занимающее круглую чашу чердачного окна небольшого… Ну, пусть замка. На окнах нижнего этажа ничего такого не было.
- Это твоя выдумка, не сомневайся!
- Но что у него с пастью?
- А это, - я хихикнула, - часть легенды. Драконы, видишь ли, огнедышащие, и алое возле пасти - пламя.
- Ну и воображение у здешних людей! – проворчал он. - Рианн, у тебя есть цель?
- Конечно, есть. Это драконы. Они уже живут тут, в Орнаде – в умах людей. А все потому что я подарила наше общее творение, сказку, одной маленькой девочке и одного дракона сотворила машинально, чтобы поймать падавшего с крыши человека.
Я помолчала. Творец-калека рассматривал последнюю показанную картинку так, словно она была важнее всех прочих.
- Ты прекрасный Творец, Фай. Твои создания, даже еще не воплощенные, хотят жить. И они прекрасно вписались сюда.
- Так в чем твой план? – снова спросил он.
- В том, чтобы драконы появились, сначала маленькие, но с каждым поколением все больше - пусть люди привыкнут и не боятся. Чтобы твои крылатые летали в сумерках, и воздух пел.
- Это придумала ты, - заметил он, то ли признавая заслугу, то ли спеша увильнуть от работы, которую я собралась взвалить на него.
- Но вдохновение пришло от тебя. Разрешишь поселить тут твои создания?
Он смотрел внимательно и серьезно.
- Орнада – мир Син.
- Да. Понимаю, о чем ты. Син не любит драконов и когда-то не приняла твой подарок. Но они уже тут есть. Син может не согласиться с их существованием и стереть с лица мира. Но давай попробуем? Расскажи мне больше. Какие они, твои драконы? Что любят, на что способны? Я хочу создать точно таких, как ты придумал, ведь твои творения закончены и цельны.
- А почему тебе не сделать их такими, как видят люди Орнады? - спросил он. – Может, как раз это правильно?
- С огненным дыханием я поспорила бы. Что еще? Драконы владеют магией?
- Они ею живут.
Я заметила, что Фай волнуется, и решила - незачем мучить его ожиданием. Мы вошли в Орнаду в моем любимом месте, у озера, но видеть нас жители берегового городка все равно не могли, - и четко представила себе маленького дракончика.
- Стрекозиные крылья? – возмутился Фай тотчас.
Я протянула руку, почесала пузико парящего в воздухе дракошки, он забавно мурлыкнул и тут же улепетнул прочь.
- Пускай пока так, ладно?
Фай засмеялся.
- Ладно, но не делай их слишком хрупкими и слишком доверчивыми, хорошо?
…Мир не сопротивлялся новым существам, ведь драконы уже были вписаны в него сказками и легендами, разными на всех четырех континентах и как-то похожими. Много ли нужно миру, чтобы чуточку измениться, особенно если это немногое – чудо?
На самом деле мне пришлось создать сразу несколько сотен драконов и за каждым присматривать - чтобы не обижали. Просьбу Фая я исполнила, сделав их осторожными, а еще – любящими детей. Так проще ввести в мир новое существо – познакомив с ними сначала маленьких людей, которые еще ничего не боятся и всем-всем интересуются. Знакомство прошло удачно. Несколько мальчишек и девочка сразу же заметили чудесных существ и проявили к ним интерес. Познакомившись поближе – когда доверие уже было таким, что позволяло маленьким драконам садиться на плечо или детскую ладонь – придумали общую игру, нечто среднее между прятками и догонялками.
- Пока все! – с облегчением заметила я. - Теперь подождать лет двадцать. Можно, я покажу тебе другие миры, то есть слегка похвастаюсь?
- А давай! – легко и весело сказал Фай.
И по правде сказать, я и действительно хвалилась перед ним – сначала лучшими, любимыми мирами, той же Вержатой, а потом другими, и одновременно делала работу. Но вся она после Орнады казалась… легковесной. Отношением и по исполнению. Поменять условие так, чтобы человек не мог убить человека? Пожалуйста. Поправить текст древней Книги? Хорошо. Я делала все и возвращалась в Орнаду, и вот уже там - жила. Полноценно, всей душой, всей собой.
Я врастала в этот мир каждой клеточкой души, наконец-то совсем перестав думать о сладчайшем удовольствии Игры, когда ты - это все, и ничего не надо делать, когда никому не должен ни одного слова и знаешь, чего ждать от собеседника, потому что он - это ты. Я влюблялась в Орнаду и чувствовала ответную симпатию как никогда сильно. Может, дело в том, что этот мир уже надо было спасать, а свои я ни разу не доводила до такого состояния. Да, все заканчивается, в том числе и время мира, но я делала это тихо, без катастроф - мир просто рассасывался обратно в молочную рабочую среду. И я так и не решилась дать людям Орнады их «просвет», помня о реальных опасностях еще одного слоя бытия.
Когда чувствуешь, как надо, и просто делаешь нужное – это и есть счастье. С легким сердцем расформировала «расу» магов и сделала так, чтобы волшебники могли рождаться среди людей, оборотней или «ночных», а драконы были магами от рождения, все. Где-то на периферии поднимала голову догадка: Син тоже чувствовала, как надо, когда речь шла об исцелении девочки-гения, и я не имею права судить ее и Алафе. И все равно при мысли о том, что они могли сделать, в моей душе поднимались возмущение и гнев.
Пятое поколение драконов было ростом со взрослого человека, одиннадцатое – величиной с маленький дом. Стрекозиные крылья заменила перепончатыми. К тому времени, как драконы подросли, они уже имели вес в этом мире. И да, я сделала так, чтоб они могли говорить.
Несколько действий, связанных между собой, как миры – и все они ложатся идеальным узором на картину мира. Я отчаянно жалела, что Фай больше не может творить, а он, казалось, совсем не переживал. Фай рисовал и дарил свои картины. Не только с драконами, а вообще. Несколько лет он жил в одном из городов моего мира, где «зарабатывал на жизнь» рисованием. Ухитрился прикупить какие-то редкие семена и клубни и со смехом рассказал мне о том, что из того, что приносишь с собой из миров, в пространстве Дома всегда вырастает совсем другое. Навещая его, я совсем успокоилась. Фая называли калекой, но он не был им, а Творцом – остался, потому что и сейчас постоянно что-то делал.
Именно Орнада сделала мне чудесный подарок – дала увидеть рождение нового Творца.
Она была вдвое старше меня, перешагнувшая свое человеческое ради дара Творения. Да нет, просто ради того, чтобы выжить. Не двадцать - а почти сорок лет. Мы встретились глазами в тот самый миг, когда эта высокая, но очень худая женщина с волосами цвета заката переходила в новое состояние, и она улыбнулась мне, узнавая и признавая сестру-Творца, и отправилась творить свои миры. И в этом единственном взгляде было так много всего.
Я села на скамейку – мы как раз находились в парке одного из моих миров. Фай неподалеку рисовал всех желающих, но поглядывал на меня. Закончив с очередной жаждущей своего портрета дамой в забавной шляпке, похожей на выводок птенцов в гнезде, он подошел:
- Устала, да? И надоел я тебе уже.
- Нет, не то, - призналась я, - просто в Орнаде сейчас родился Творец. Это так, так… важно.
- Нас стало на одного больше, - кивнул он.
Я вспомнила Син и Алафе. На одного больше – и на двух меньше. Как, какими словами мне передать им то, что я увидела в глазах новенькой?
- Верни-ка меня домой, - попросил Фай.
Я кивнула. По правде сказать, в этот миг мне уже было не до него – и исполнила его просьбу, а сама, даже не попрощавшись с ним, перешла в Дом друзей.
Пусто. Исчезла часть мебели, по комнатам гуляют ветер и гулкое эхо. Сиротливый пузырек чернил на открытом окне и пара вещей на полу. И все. Я понимала, где сейчас мои друзья, но совсем не хотела туда, даже думать было неприятно о возвращении в Игру.
И я решила сделать необычное – написать друзьям письмо. Чернила навели меня на эту мысль и мое собственное воображение, нарисовавшее удивленные лица друзей и их улыбки. Ведь им никто никогда не писал настоящих писем, а получать их очень приятно.
За бумагой пришлось вернуться к себе, а у друзей оказалось некуда сесть, потому я приземлилась прямо на пол со всеми писчими принадлежностями. Сказать хотелось так много.
«Здравствуйте, друзья мои! Ужасно соскучилась, но дома вас не застала… Пожалуйста, как вернетесь, приходите в гости!
Вот что я должна сказать: в Орнаде родился Творец! Конечно, иногда это случается, но не часто. Может, если бы нас было больше, мы чаще встречались бы и крепче дружили. И мне немного… нет, не немного, а очень грустно, что сейчас вы не со мной, а в том мире, который считаете свободным. Понимаете, каждый миг, когда вы там, вы тратите понапрасну. Отдых – хорошее правильное дело, но работа важнее, не только для нас, но и для них. Каждое творение может когда-то стать Творцом, а каждый Творец – чем-то еще. Я не знаю пока, чем, но это я увидела во взгляде новой – что путь на самом деле бесконечен. Творцы рождаются сотни тысяч лет и они не умирают, но за все время нас так и осталось немного. Значит, что? Значит, умеющие создавать миры уходят куда-то дальше и становятся тем, о чем мы даже никогда не слышали. Все наши создания – уже личности, и вырастают даже больше. Но сравняться с нами – не предел, сотворить мир – это не все. Как хорошо, правда? Хорошо, что есть еще что-то, и нам только предстоит это узнать!
Возвращайтесь поскорее! Мне почему-то кажется, что ваш лоскутный мир просуществует недолго. Син, ты говорила мне, помнишь? Думаю, будет так – ваши гости начнут отделяться, отделять свои миры от вашего, и все разрушится, из одного лоскутного мира получится много миров-обрывков, каждый из которых захочет вырасти до полноценного личного мира, но для этого тоже понадобится помощь со стороны, а ведь Творцы редко объединяются, и ненадолго. А может, всем просто наскучит свобода без рамок, а когда вы попробуете ввести рамки – то мир разлетится на кусочки.
Друзья, у вас есть много настоящих живых миров, перед которыми вы в ответе. Не пренебрегайте возможностью сделать что-то для них! Может, однажды вы сами станете чем-то большим!
Еще раз – скучаю.
Рианн».
Чернила оказались эмпатическими, но почти все строчки сияли голубым и изумрудным - цветами радости и надежды. Я прикрепила письмо к стене возле зеркала, которое очень любила Син, и вернулась к себе, вдохновленная тем, как много впереди интересной работы.
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Среда, 16.05.2012, 20:13 | Сообщение # 4 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9619
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
| Я много думала о том, чем могу стать я и мои друзья-Творцы, но ответа так и не нашла. Творение становится творцом. Что выше Творца, что больше? Может, только наше воображение.
Работа была в радость, и от нее прибывало сил. Иногда я видела следы появления Син в Орнаде – но не саму ее, как будто человек потоптался на пороге дома, но так и не решился войти.
Но однажды все закончилось – я просто не смогла войти в Орнаду. Не понимая, что происходит – тот мир никогда не был закрытым, попробовала перейти сначала Домой к друзьям, а потом, когда не смогла и это – в их мир-Игру. В ответ на последнее действие на стене моего дома высветилась записка:
«Рианн, пожалуйста, выполни мою просьбу, - если бы у слов был вкус, то эти бы ощущались как кусочек льда, - не приближайся к Син и к ее мирам какое-то время. Она сердится на тебя и не хочет видеть. Может быть, потом все объяснится. А.»
Я совсем ничего не понимала, написала в ответ Алафе паническое: «Что случилось?» - но ответа так и не получила.
Оказывается, ожидание - это страшнее, чем замерзать в темноте, особенно когда чувствуешь, что оно враждебно, но не понимаешь причины. И, несмотря на предупреждение, я все-таки пыталась к ним как-то пробиться, и однажды, на миг, мне удалось попасть в Игру. Только там было так же пусто, как в последний раз в Доме-Замке моих друзей. Мне даже захотелось крикнуть – эй, есть тут кто? А потом меня вышибло прочь и вслед прилетело, как удар, короткое слово – «Дура!»
Наверное, это могло продолжаться несколько лет. Но мне повезло, и все закончилось на следующий день, когда я на минуту пришла, чтобы уснуть – лишь на минуту, потому что в большем, как и все мы, не нуждалась, и подскочила от страшного чувства потери. Отвыкшую спать, меня всегда на несколько минут вышибало из реальности при пробуждении, и потому я не сразу поняла, в чем дело. Орнады больше нет. Мир, ставший и моим тоже, погиб. Но почему? Что я сделала не так?
На стене зазмеилась надпись:
«Я уничтожила зараженный мир. Син.»
И почти сразу вслед за запиской появился Алафе.
- Приветствую. Я тут по просьбе Син и по своему желанию. Ты наверняка уже догадываешься, что произошло, потому что, частью, это и было запланировано, я думаю…
- Стоп-стоп, - перебила я, - почему Син убила Орнаду?
Он посмотрел как-то странно:
- Тебя это сейчас больше всего волнует? Точно? У меня ведь немного времени, Син в таком состоянии, как сейчас, надолго не оставишь.
- А что может быть важнее жизни?
- Твоя честь, например.
Я уже вообще ничего не понимала:
- Скажи мне, что ты зовешь под словом «честь», если не заботу о своих мирах?
- Например, доказать, что ты ни в чем не виновата, если это так.
Я села. На какой-то миг показалось, что ослышалась, а еще пришел страх. Непонимание – это страшно, а я вдруг ощутила его острее, чем боль от потери Орнады.
- Садись, не маячь, - попросила я нарочито беспечным тоном, - и расскажи мне про мою возможную вину.
Кажется, он хотел поправить меня, но почему-то передумал. Садиться не стал, а начал ходить по комнате с самым суровым видом. Отчего-то мне стало чуточку легче, словно передо мной – просто актер, серьезно готовящийся отыграть свою роль.
- Итак… Наши отношения были основаны на доверии и долге говорить друг другу правду. Кто, как ни друг, сделает это для тебя, назвав все вещи своими именами? Так что с самого начала мы ничего не скрывали и не имели тайн друг от друга. Ну и свобода, конечно – то есть каждый мог поступать так, как считал нужным. Естественно, что бывают друзья, а бывают – знакомые, и отношение к ним тоже разное. Другу можно и нужно доверять все…
- Стоп. Тут у тебя противоречие. Утверждение «другу можно и нужно доверить все» не согласуется с «каждый мог поступать, как считал нужным». Если я считаю необходимым о чем-то промолчать, то молчу. Впрочем, ты же не говоришь, что друзья обязаны все-все рассказывать.
- Как раз это я и утверждаю, - возразил он, останавливаясь передо мной. – Вероятно, наши расхождения в понимании дружбы начались именно с этого. Ты кое-что скрывала и думала, что так правильно.
- Что же я скрывала, и как ты узнал о том, что у меня есть от вас тайны? – с иронией спросила я. Ощущение фарса делалось все сильнее.
- По тому, как ты маскировала свое поведение. Могла открыто сказать – сегодня я ходила в гости к Фаю, но никогда не рассказывала, для чего.
- А зачем вообще люди ходят в гости? Чтобы приятно провести время…
- Не только, - перебил он, - например – для того, чтобы обсудить какое-то происшествие или проблему. Поделиться сомнениями. Но помнишь: друзья и знакомые - это разное. Другу можно сказать все, знакомому – небольшую часть.
- Так. Вам интересно, о чем я говорила с Фаем? Не открывала ли ему каких-то наших «тайн»? Нет. Что еще? – я поняла, что начинаю закипать от нелепости его обвинений.
- От тебя требуется осознать разницу между нами и им, - ответил Алафе строго.
- А если для меня нет разницы?
- То это ошибка, обидная ошибка, но не фатальная, если только ты правда ничего не рассказывала Фаю. Не давала ему данных, на основе которых он мог строить линию нападения.
- Чего-о? – засмеялась я, - какого еще нападения?
- Обычного. Воздействуя на нас через тебя. Смотри, для начала он заставил тебя думать о драконах, потом – выпустить их в Орнаду. Вряд ли замечала сама, но ты постоянно говорила о крылатых тварях Фая, зная, как Син бесит даже упоминание его имени, потому что сама видела его последний визит.
- Не просто видела, именно тогда я с ним и познакомилась, - призналась я откровенно, - потому что не поняла, что случилось, отчего Син швырнула человеку в лицо его подарок и назвала его такими словами, как «злобный завистник». Он принес ей новый образ, свою выдумку, красивую выдумку для ее нового мира, тех самых драконов, а она сначала накричала на него, а потом вышвырнула из своего Дома. Чтобы разобраться, я пошла за ним.
- Вместо того, чтобы спросить у Син или у меня, - покачал головой мой судья, - ты даже никогда не рассказывала, что знакомство состоялось именно после того случая.
- А вы не спрашивали, - заметила я, - сам сказал, что Син бесит упоминание имени Фая. Я старалась не упоминать. Во избежание.
Хотелось добавить что-то типа «у вас тоже есть от меня тайны», но это такая детская глупость - отвечать обвинением на обвинение. Я чувствовала, как во мне просыпается недоучившийся Слушатель, и где-то на заднем плане сознания шел анализ происходящего, отстраненный и спокойный, какой хотела быть или хотя бы казаться я сама.
- Итак, ты не делала разницы между нами и им, а он пользовался твоим доверием, чтобы нам вредить. Для этого понадобилось всего лишь вложить в твой разум свои идеи, а уже ты стала внедрять их в наши миры.
- Речь все еще о драконах? – уточнила я.
- О многом. Например, расформирование расы магов – для чего ты это сделала? Орнада была изначально рассчитана на четыре расы. То есть ты просто освободила место для тварей Фая и при этом провела серьезную подготовку, чтобы мир их не отверг. Но этого мало; там нашли воплощение и другие идеи калеки, чем дальше – тем больше.
- О! Замечательно. Перечисли их, пожалуйста, приведи доказательства того, что это – идеи Фая. Кстати, про драконов я говорила с ним, спросила разрешения, точнее, совета. И он мне отсоветовал поселять их в Орнаде.
- Прием «от противного»: сказать кому-то, что чего-то делать не надо, побуждает именно это и сделать, - сообщил Алафе. - Идеи следующие: что владение магией не делает человека особенным, что кроме Милосердной и Строгого могут существовать и другие боги, и что убивать себя – непрощаемый грех.
- Я попробовала исправить положение с помощью прямого запрета, - заметила я, - и вы тоже как-то раз пытались, не помнишь? Являлись вашим «служителям» и говорили прямо о том, что не хотите самоубийств.
- Мы просто запрещали, ты хотела изменить мышление, и тем самым вмешивалась в наш план.
Я всплеснула руками:
- А отчего было не сказать, что я мешаю вашим планам? Если Син так не нравилось, что в Орнаде живут драконы, почему она не поговорила со мной, а пришла пару раз, посмотрела на свой мир и ушла?
- От того, что все искажения Орнады калечили ее. Син не могла там оставаться после того, как ты ввела свои изменения. Ей попросту становилось плохо. От разговора с тобой, как она думала, стало бы еще хуже. Впрочем, она готова была оставить Орнаду тебе. Но ведь ты пришла и в наш Мир Свободы тоже и туда принесла чужие идеи, вживила их, и в итоге произошел раскол.
- Вопрос тот же: какие идеи и где доказательства, - я все-таки начала говорить с ним непререкаемым жестким тоном, разозленная произносимой им ересью.
- Разные. К примеру, о необходимом контроле. Впрочем, зерно истины в этом есть, просто, к сожалению, ты слишком поздно подала идею, когда она не могла помочь, зато сумела навредить.
- То есть у вас там что-то случилось… мир все-таки рассыпался на кусочки, а виновата в этом я?
- Возможно. Ты не станешь отрицать, что написала нам об этом письмо?
Я открыто выругалась:
- Не об этом! О том, что вы можете стать большим! Вы прочитали не то, что я писала, Алафе!
- Мы читали твои слова. Ничего другого там не было.
Холодная часть меня проанализировала и этот ответ и нашла возражение:
- Когда ты наливаешь воду в стакан, где раньше было молоко, то разве потом удивляешься странному вкусу и цвету воды? Вы восприняли мои слова так, как были готовы, согласно вашему собственному наполнению. Если ждали агрессии, недоброго предзнаменования, еще чего-то такого – то и увидели именно это. Так что ты не прав; в письме были мои слова – и ваше понимание их смысла, гармонирующее с вашим душевным состоянием. И если ты попробуешь подумать над этим, возможно…
- Откуда тебе знать, что это в нашем «стакане» было молоко, а не ты подлила нам яд под видом воды? – кажется, он впервые за все время нашего знакомства вышел из себя. И это оказалось так же жалко, как и его демонстративные страдания на тему своего прошлого.
- Я верю себе и, как всякий разумный человек, могу определить собственные чувства, мотивы поступков. Написать вам подтолкнуло не желание навредить или уязвить, а то, что я соскучилась, и потрясение от встречи с новым Творцом.
- Но факт вреда, может, и неумышленного, остается. Именно после твоего письма в Свободе все пошло наперекосяк, а в итоге… У нас ничего не вышло, вероятно, потому что ты так хотела.
- Хорошо, - я хлопнула ладонью по столу, предотвращая начало новой бредовой фразы, - допустим, ты прав. Что дальше?
- То есть ты признаешься?..
- Я разговариваю с другом, а не с судьей, - прервала я. – А с кем говоришь ты?
- С тобой.
- С какой именно мной? С другом? С отступницей, врагиней, грешницей?
- Если бы я перестал считать тебя другом, то не сказал бы все, что сказал. Мне было бы все равно.
- Знаешь, - я встала, понимая, что все-таки не удержусь от эмоционального комментария, - мне даже жаль, что ты не видишь во мне просто врага. Что пришлось выслушивать весь этот бред.
- Для тебя мои слова – бред? – он прищурился.
- Да. Так же точно, как мое искреннее письмо для вас – повод для обвинений.
- Хорошо. Да, хорошо, - Алафе кивнул, - я передам Син итог нашего разговора. Прощай.
И все, ушел, исчез, покинул меня.
Я снова села. Ну и кошмар. Интересно, Син тоже придет «поговорить»? Что она скажет?
…Ее ответ я узнала примерно через полчаса. Услышала, как что-то упало в соседней комнате, и, выглянув, увидала на полу знакомую рамочку. Мои стихи, висевшие на стене в Доме Син и Алафе. Подошла и подняла. Вместо эпиграфа «Моим друзьям» - рваная черная дыра, но сам стих не пострадал.
И вот тут меня, наконец, скрутило то, что мои учителя на курсе Слушателей называли «душевным спазмом» - когда ты превращаешься в сжатый комок грохочущей пустоты, не можешь ни закричать, ни засмеяться, а только сидеть и смотреть в одну точку, снова и снова повторяя вопрос «Почему?».
Мне нужен был кто-то. Хоть кто-то. Слушатель. И я отправилась туда, где этот кто-то был.
Фай не рисовал и не возился в саду, он читал.
- Если ты и правда можешь управлять, - без объяснений попросила я, - сделай так, чтоб мне не было больно. Я готова даже в чем-то подчиниться тебе, став твоей марионеткой…
Он кивнул на стул.
- Садись. Рассказывай.
Я села, едва не промахнувшись мимо стула. И правда рассказала ему, потому что теперь уже это было не важно. Друзья все равно думают, что я выдавала какие-то наши тайны. Наши? Нет, все-таки – их. Но как так вышло, что нас больше нет?
К концу рассказа я сидела с чашкой молока – потому что горло все время пересыхало, и от того, что это неплохой прием, чтобы отвлечь человека, особенно такой чашкой - с двумя ручками, когда каждый раз приходится выбирать, за какую браться. Похоже, одна была для руки, другая – для чего-то вроде кошачьей лапы.
- Что ты думаешь обо всем этом? – спросила я в конце.
- Что тебе не надо думать. Давай куда-нибудь отправимся прямо сейчас. И лучше – наугад.
Он поднялся, зачем-то натянул безрукавку, красивую, с вышивкой – драконами.
- А давай, - согласилась я, - только забежим ко мне, я тоже переоденусь. Надоело яркое.
Если он прав, и я надеваю пестрые платья, когда расстроена, то в последнее время я только их и ношу.
…Платяной шкаф у меня в доме оказался просто бездонным, и мне понравилось в нем рыться. Я оставила Фая в гостиной и увлеклась раскопками – все верно, когда занимаешь чем-то руки, то мысли не скачут как ненормальные, да и вообще не можешь думать ни о чем, кроме работы, которую выполняешь. До того как стала Творцом, я занималась уборкой, чтобы успокоиться. Но голоса из гостиной я не пропустила мимо слуха.
Оставив занятие, я вышла в комнаты. Та еще картина – Син и Алафе, оба с прямыми спинами и горящими взглядами, и совершенно спокойный Фай.
- Вот и ты, – равнодушно сказала подруга, - надо поговорить.
- Здравствуй. О чем? – поинтересовалась я, не зная, где мое место на этой сцене, и как занять его. Сесть рядом с Фаем? Подойти поближе к друзьям? Встать между ними?
- О нем, - кивнула Син на моего третьего друга, которого считала врагом. – Ты нас предупредила, и наш долг предупредить тебя. Тем более что ты и правда можешь ничего не знать. Скажи только, с кем ты? С ним? С нами?
Я растерялась в поисках ответа. Сказать правду, что я – со всеми?
Алафе покачал головой.
- А я хотел тебя защищать…
- Так защищай, - ответила я, вспомнив стих о предательстве, который прочла Фаю. Интересно, кто и как предал Мирэ Авен, написавшую те строки?
- С тех пор как встречаешься с ним, ты начала высказывать его мысли и совершать поступки, которые совершил бы он, если бы мог, - повторила Син то, что я уже слышала, но в другой интерпретации, от Алафе. – Постоянно мне возражала. Тебе ничего не нравилось, даже Свобода… Он контролирует тебя. Понимаешь? Ты его марионетка.
- Фай, это правда? – спросила я полусерьезно.
- Нет, - коротко ответил он, совершенно без эмоций.
- Лжец! – вскрикнула Син.
- Подумай, - попросил ее Фай, - здесь три человека, и все видят и слышат разное, даже самое простое – цвета - воспринимают по-своему. И так же точно оценивают одно и то же событие с высоты своего опыта. Рианн – не ты и не Алафе, она отдельная личность. И я – не ты, не он, не она. Хочешь ли ты, чтобы все были одинаковыми и думали, видели, чувствовали как ты?
- Ложь не перестает быть ложью от того, что ты называешь ее «видеть по-другому», - сказал Алафе, придержав рванувшуюся к Фаю девушку.
- Но дружба перестает быть дружбой по этой причине.
- Ты! Все эти годы меня беспокоило то, что я могла неправильно понять, но теперь вижу, что была права. Ты и правда играешь другими, играешь в свою игру. Влезаешь в доверие, а потом начинаешь манипулировать. Конечно, ведь другой власти у тебя нет!
Я хотела, чтобы все это закончилось, но понимала – при таком раскладе конца просто не будет. Даже такого, как в сказке о драконах.
«Конечно, остальные сумеречные драконы узнали о нападении. И они не знали, что делать и не хотели, да и не могли судить таких же, как они сами, но просто спросили их – зачем вы это сделали?
«Ради блага мира» – ответили недовольные драконы.
«А в чем благо?»
«В порядке. А порядок в том, что каждый должен быть на своем месте, кто-то выше, кто-то ниже, и не надо равнять одних и других. Нас создали, чтобы присматривать за миром, так что мы выше всех, кроме Творца миров. Пусть он скажет нам, если мы поступили неправильно».
И тогда пришел Творец. «Я создал вас способными принимать решения, - сказал он, - верные и правильные. И конечно, я тоже в ответе за это. Но если вы хотите быть среди равных – будьте». И он создал особый мир и отдал его им, полностью. Не все захотели уйти туда, а лишь те, кто считал драконов высшими существами и хотел уважения от людей. Вот только случилось странное: стоило им ступить в пределы того мира, как все они сами стали людьми, хотя и драконами быть не перестали, и по-прежнему считали себя выше всех. Может, именно так задумал Творец, или это был собственный выбор драконов, кто знает? Важно лишь то, что и друг друга тоже они не умели уважать и быстро перессорились и переругались. А те, кто остался жить в мире людей, все так же летали в сумерках, творя красоту и музыку и любя тот мир, где разные существа могли жить в согласии, даже если видели все по-разному».
- Рианн, тебе есть что ответить? – спросила Син голосом судьи.
- Есть, - сказала я, легкомысленно тряхнув головой, - правда, это не мои слова, но очень уж подходят.
Меж жизнью и смертью красивая дружба повисла.
Друзья мне сказали - тут воля чужая и точка.
Хотела поверить - мешало отсутствие смысла.
Откуда бы взяться такому врагу-одиночке?
Ответы порою страшнее вопроса любого.
Друзья поделились той правдой, какую узнали:
Решили они - это я к нам впустила чужого.
И вместе со мною немножечко в суд поиграли.
И надо признать, в полусилу не стали играться:
Допросы, улики, и судей моих совещанье…
Смешное дитя, я пыталась тогда оправдаться,
А нужно-то было всего лишь мое покаянье.
Они так хотели простить меня, павшую низко -
Услышать мое «О простите, я так виновата!
Вы правы, лгала и еще...» Что там дальше по списку?
За доброе сердце всегда наступает расплата.
Покажешь, что добр, и уже не сотрешь эту метку.
Ты жертва теперь; даже те, кто зовутся друзьями,
Безжалостны, зная, что их не обидишь в отместку.
И правила этой игры они выбрали сами.
...Я что-то забыла, за опыт сказала «спасибо»,
Он мне помогает принять непростые решенья.
Друзей же калечит все та же кошмарная дыба -
Подсудность любой доброты и любого прощенья.
Спасибо Мирэ, у нее есть стихи на любой случай жизни. Моей жизни.
- Ах, вот как… - нас всех окутало, приняло в себя молочное облако рабочего плана, в котором формировалось что-то угрожающее. И вместе с этим словно какие-то рамки раздвигались до невозможного, отдаляя от нас, меня и Фая, неведомую угрозу. Син сделала шаг к нам – а рамки снова отодвинулись, сохраняя прежнее расстояние между тем, что она несла с собой, и нами, как расстояние от кончика стрелы до сердца, в которое она нацелена. Алафе, кажется, попытался ей помочь, создав из рабочего пространства что-то свое, тоже угрозу, но его просто пригнуло к земле, если тут была земля.
А потом стены Дома просто исчезли, и со всех сторон на нас устремились взгляды многих и многих… Творцов и творений. Порой в рабочем плане можно встретиться взглядом с одним или двумя, но не как сейчас. За долю мгновения я осознала, что и Дом, и молочная среда рабочего плана – живое. И что это живое не просто смотрит, не просто воспринимает происходящее острее, чем мы, которые зовем себя людьми, но делает сейчас предложение Син и Алафе. Может, единственное, которое они захотят принять.
Но как странно… Если это наказание, то, выходит, награда - точно такая же. Или я неправильно почувствовала, и рабочее – это не те Творцы, которые стали в конце концов большим? Творец – перешедший границу себя человек. Материал для создания нового – это Творец, отдавший себя Творению полностью. Есть ли что-то еще больше, еще выше? Сейчас я была уверена – есть. Ведь путь бесконечен.
Оказалось, что отказаться все-таки возможно. По крайней мере, мои друзья поступили именно так. Отвлекаясь от происходящего, я надеялась, что Фаю предложат то же или, может, вернут ему силу Творца, но нет. И не похоже, что он огорчался этому. Друг просто стоял рядом со мной и наблюдал за происходившим. За тем, как Син и Алафе яростно отталкивают от себя какой-то особый, лишь им предназначенный подарок. Как то, что давно должно было рассосаться – неведомая Угроза - оборачивается против них. Я видела не меч и стрелу, просто плотный комок, чуть более темного цвета. Он на миг обволок моих друзей, но они вырвались из него тотчас – и двумя стройными стремительными крылатыми телами взмыли в небо. Сверкающая чешуя, хищные морды, остроконечный хвост и перепончатые крылья. Там, в вышине, где исчезает или появляется все, они начали то ли танец, то ли битву. Туман поднялся выше и скрыл все, а когда он опал, унеся с собой ощущение мириад взглядов, я снова была у себя дома. И Фай.
- Как странно, - сказала я, голос показался слишком громким после оглушавшей тишины рабочего пространства. – Почему драконы, если они их так ненавидели?
- Может, именно поэтому, - сказал Фай, - так просто стать тем, что ты ненавидишь. Или… им просто уже не надо сдерживать ту свою часть, которая должна быть под контролем у любого человека, и она приняла форму дракона. Или они так захотели, как я когда-то очень захотел одной вещи больше, чем Творения.
Я никогда не решалась спросить его, как он стал калекой, и вот теперь, кажется, узнала эту тайну.
- И чего ты захотел?
- Покоя, - ответил он. – Мы, кажется, собирались прогуляться?
Я подумала и кивнула. Будет время осознать, что случилось и почему, и может, мои друзья когда-нибудь вернутся, или я встречу их в других мирах, состояниях, формах. Только бы они смогли осознать, что быть калекой – это вовсе не потерять силу, а потерять себя.
Молочная дымка живого рабочего пространства охотно перенесла нас с Фаем в Аннат, к моему миру-первенцу, с которым всегда было много работы. Но он того стоил.
4.05.-13.05.2012
Всегда рядом.
|
| |
| |
| Lita | Дата: Суббота, 19.05.2012, 12:29 | Сообщение # 5 |
|
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9619
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
|
Всегда рядом.
|
| |
| |
