Пятница, 26.04.2024, 00:48
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » ...И прозой » Пёстрые сказки » Тонкая грань мифа (о живых и не очень)
Тонкая грань мифа
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 07:03 | Сообщение # 1
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
Тонкая грань мифа

1.

Бабушка умерла на рассвете. Сухонькое тело дождалось разбуженного предчувствием Эльга и опало, рассыпавшись резными желтыми листьями; бабушка Ма́рин всегда любила осень, даже такую, как сейчас, неуютную и серую, и смерть сделала ее тело частью осени. Эльг взял пригоршню листьев и спрятал в коробку, а остальное собрал в закрытую корзинку: после завтрака вышел на берег реки и отпустил листья лететь над неторопливо текущей Быструшкой. Негромкий мерный шум прозрачной стихии и грусть - легче перышек, легче пыли или снежинок, которые нетерпеливый ветер бросал ему в лицо - не помешали принять решение: Эльг зашел домой за коробкой с остатком и отправился в Сад.

Дороги в городе никогда не были хорошими, но все вели - мимо полупустых домов, мимо темных, словно замерших в ожидании театра и музея - к Месту для Мертвых. Кажется, встреченная по пути старая женщина поняла, куда Эльг идет с коробкой, тоже закрытой, чтобы бренный остаток не разлетелся раньше времени. Поняла и остановилась, глядя, как он следует по тихой малолюдной улице, словно провожала насовсем.
Прохладный ветер гнал по тротуару листья, по форме совсем как те, что Эльг нес с собой. Он старался не наступать, словно они и в самом деле могли быть когда-то людьми, но спешил и вскоре перестал обращать внимание на попираемую листву.
Сад не имел ворот – те, кто не получил разрешения на вход, видели только смазанную серую пустоту с крохотными, словно игрушечными, домиками смотрителя-«чернильника» на границе с ничто. Эльг подошел к ближайшему, сложенному, как все они, из серо-голубого кирпича, и постучал, подумав: как можно жить в такой скворечне? Но когда смотритель, седой смуглый мужчина, впустил Эльга в просторную светлую приемную, гость увидел еще одну дверь в противоположной стене, приоткрытую, ведущую в обширную залу. И другую, запертую. Кажется, «Скворечня» была изнутри больше, чем выглядела снаружи.
Хозяин пригласил сесть на стул возле потертого стола-конторки, достал из ящика широкий плоский пенал, поставил перед собой.
- Предъявите остаток, - потребовал он, и когда Эльг показал листья, кивнул и откинул крышку пенала с чернильной губкой: - Приложите ладони.
Пришлось поставить коробку на стол - «чернильник» тут же взял ее и убрал в другой ящик. Подавив невольно вспыхнувшее возмущение бесцеремонным присвоением останков, Эльг коснулся ладонями мокро поблескивающей губки. Казалось, чернила сразу высохли, и все же он держал ладони на весу, боясь прикоснуться к одежде или столу и запачкать их.
- Они не мараются, - успокоил смотритель, выходя из-за конторки. - Теперь вы можете пройти. Время посещения отмеряется скоростью исчезновения чернил с ладоней. Как только руки совсем очистятся, Место Покоя выведет вас наружу.
Эльг кивнул и поднялся. Провожаемый хозяином дома, он вышел из «чернильницы» и впервые увидел Сад.
Буйное цветение едва не вываливалась за очерченные невидимой границей пределы. Цветы и цвета полыхали; фантастически-яркие, словно светящиеся, кроны неведомых деревьев, царапали небо, цепляя редкие лениво ползущие по синеве облака. Птицы пели, надрываясь и захлебываясь от собственных песен. Место Мертвых полнилось жизнью, словно подтверждая - смерти нет. Смерти-исчезновения, смерти-окончательного финала, после которого перестает существовать все, что было тобой. Эльг еще раз зачем-то посмотрел на ладони и перешагнул черту.
В Саду куда сильнее пахло осенью, чем в городе – прелью и сыростью тянуло от каждого клочка покрытой травой земли, каждого цветущего куста. Противоречие раздражало, но он быстро привык. Прогуливаясь меж деревьев, Эльг старательно оглядывался; звуки, тени, движения задетых не им веток, отвлекали, мешали в этой яркости увидеть то единственное живое существо, которое выйдет ему навстречу и будет бабушкой. Сад не давал сосредоточиться, бросал в глаза пятна цветов, блики на листве, стеклянный блеск камешков под ногами, отвлекал щебетом птиц и шелестом крон. Эльг то и дело бросал взгляд на зачерненные ладони, давая глазам отдохнуть от многоцветия и проверяя, осталось ли еще время. Черный выцветал очень медленно и так же, по капле, таяло время.
Устав бродить, он сел под дерево, и замер, стараясь дышать неслышно. Может, надо просто подождать и бабушка придет к нему сама?
Но ожидание не помогло, а словно ускорило и бег времени, и исчезновение чернил. Прошло, казалось, только полчаса, мучительных, с попытками привыкнуть к яркости - и чувство «так надо» властно заставило встать на ноги. Зашумело, словно от поднявшегося ветра – невидимая рука стерла яркие краски Сада и нарисовала на его месте обычную улицу города. Эльг поморгал, с трудом привыкая к серо-коричневым тонам городской осени, взглянул на чистые, без следа чернил, ладони и с чувством внезапного облегчения зашагал домой по пустым улицам, не оглянувшись на слепое пятно на Месте Покоя.

2.

Работу, многочасовое сидение в одной из «жалобных комнат» Службы Спокойствия, Эльг не любил. Три-четыре посетителя в день. Чаще всего гость, постучавший в квадратное окошко, не требовал бланк жалобы, а принимался говорить о своем. Эльг пропускал мимо ушей большую часть совершенно необязательной и безэмоциональной болтни. Чувства появлялись в ней, когда речь заходила о Саде или том, что с ним связано – лицо посетителя менялось, голос внезапно обретал краски, руки нервно мяли пустой бланк… Эльг старался перевести тему на менее опасную, чтобы гость успокоился. Главное было самому не поддаться чувствам. Заканчивалось почти всегда одинаково - человек просто уходил, бросив скомканный листок в ящик для мусора. Иногда жалоба все же составлялась и укладывалась в стопку - для проверки этажом выше. Принесенные с собой уже написанные жалобы ложились во вторую, отдельную, которая отправлялась туда же, куда первая. Сами жалобы постоянно повторялись – часто они подавались теми же людьми. И порой Эльг спрашивал себя - зачем все это, если ничего не меняется? Кому нужно?
Вопросы были так же неприятны, как чужие эмоции, он старался отправить их на задворки сознания, но получалось не всегда, и Эльг уступал – в поисках ответа перечитывал поданные за неделю жалобы. Ответов не находилось, но вопросы затихали, словно тонули, засыпанные песком или жухлой листвой – бессильными, бесполезными словами. Эльг видел между строк обиду человека на самого себя, а не на соседа, посадившего слишком высокое и тенистое дерево у общего забора, или на дочь, оставившую мать без помощи, или на хозяина лавки, дающего сдачу погнутыми медяками. И почему-то успокаивало.
Сегодня посетители прийти не спешили, и мысли Эльга то и дело возвращались к опасной теме, Саду. Шел третий, с посещения Места Покоя, день. Эльг не повторял визит – не хотел снова оказаться в агонии цвета и звука – и, скучая в ожидании жалобщиков, перебирал в памяти все, что знал о Саде, стараясь избегать эмоций. Впрочем, одну он себе позволял – любопытство, оно убивало скуку.
Чтобы попасть в Место для Мертвых, надо подойти к смотрителю, отдать ему часть бренного остатка, покрасить ладони чернилами, дождаться, пока умерший выйдет к тебе в новом теле. Новом… Если душа отлетает, а тело рассыпается листвой или цветами, песком или камешками, то разве существо, которое придет к Эльгу, будет бабушкой Марин? Или душа улетает именно в Сад, где получает новое тело?
Жаль, что нельзя спросить у мертвых. Животные и птицы не говорят даже в Месте Покоя. Человек, нашедший там своего потерянного близкого, ничего с этого не получает. Нельзя поговорить, не выйдет обнять. Получают ли что-то мертвые? Тоже неизвестно.
Каждому, кто потерял друга или родственника, удается совершить семь-восемь визитов - а потом Место Покоя закрывается до новой смерти близкого человека. Легче ли перенести горе от этих визитов? Не всем. Ри́ттани, вечно сонная сослуживица Эльга из комнаты жалоб слева от его, потеряла маленькую дочь и ходила в Сад день за днем, пока не исчерпала свои восемь посещений. Теперь она просто скорбит - если только не спит. А может, скорбит и во сне.

* * *
Именно Риттани, выглядевшая на удивление бодрой, подошла к Эльгу во время перерыва в работе, когда он сидел в одном из удобных глубоких кресел в обшитой резными деревянными панелями зале отдыха. Подошла и спросила, отвлекая от размышлений:
- Ты уже был в Саду?
- Был, - признался он настороженно.
- И... как там?
- Наверное, как обычно. Цветы и цвета... птицы поют. - Эльг не нашел, что еще сказать.
Риттани помолчала, сделала шаг к соседнему креслу, но садиться не стала.
- Моя дочка стала совой… маленькой совой с белым «лицом», - женщина подняла к глазам ладонь, словно проверяла, нет ли на ней чернил.
Эльг поморщился. Чужая скорбь, как и любое открытое чувство, неприятно царапала. Неудивительно, что Риттани одинока. Каждый день ощущать рядом с ней такое вот стеснение, бояться улыбнуться, не знать, что сказать, и надо ли говорить – вряд ли кто-то выдержит это долго.
- Можешь повесить там на дерево вот это? - Риттани достала из кармана сплетенный из цветных нитей детский талисман, протянула сослуживцу.
Эльг молча взял вещицу из ее рук. Маленький зелено-алый треугольник, красивое ажурное плетение и бусинка в самом центре, по цвету - как глаза Риттани, синяя.
Женщина зачем-то пригладила свои коротко остриженные черные волосы, зевнула, прикрыв рот ладонью, и отошла прочь, не поблагодарив и не попрощавшись. Эльг был счастлив, что все так быстро закончилось.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 07:07 | Сообщение # 2
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
3.

В тот же день после работы он пришел к Саду. Седой «чернильник» дал гостю окрасить ладони и произнес то же самое напутствие. Эльг пропустил слова мимо ушей - как очередную никому ненужную жалобу. Хотелось побыстрее выполнить просьбу Риттани.
Войдя, он сразу же выбрал дерево с гладким стволом и темным зевом дупла - там вполне могла жить маленькая сова – положил детский талисман в дыру и сел на выступающий из земли корень. Яркость раздражала не так сильно, как в прошлый раз, и все же Эльг предпочел любоваться серовато-зеленым, словно присыпанным пеплом кустом в десяти шагах от него, а не крутить головой в ожидании той, к кому пришел.
Долго ждать не пришлось. Громкий щебет привлек внимание Эльга – какая-то птичка слетела к нему с ветки одного из деревьев. Неяркая, серая, с красновато-коричневой головкой, черными концами крыльев и синей полосой по ним. Она села на землю перед гостем и что-то прощебетала. Эльгу послышался вопрос. Что-то вроде «ты пришел ко мне?»
- Конечно, к тебе, - сказал он. Хотел добавить «Здравствуй, бабушка», но решил, что все-таки глупо называть птицу бабушкой, даже если никто не слышит.
Пичужка вспорхнула к нему на колено, и сидела так, поворачивая голову и глядя то одним карим глазом, то другим, и время от времени выдавая громкие трели. Эльг тоже смотрел. Бабушка стала птицей. Интересно, почему именно птицей? Можно ли как-то... выбрать? Впрочем, ему еще рано. Сорок пять – седина уже есть, но почти не заметна. Ахэн, насмешливый коллега из «жалобной» справа, часто шутил, что Эльг красит волосы, чтобы подольше нравиться женщинам - как будто в городе было так много женщин…
Щебет отвлекал, но не мешал. Эльгу нравился вид и голос этой птички. Наверное, хорошо стать такой вот пичужкой после смерти... и хорошо знать, что будет это самое «после». В конце концов он все же протянул ладонь, но птица-Марин предложение не приняла и продолжала сидеть на колене, чистя перышки и иногда совершенно замирая, словно окаменев. Странное, но успокаивающее соседство. Не важно, бабушка ли эта птичка, если ее присутствие настолько приятно.
Эльг так и просидел, размышляя и наблюдая за птицей, пока чернила на ладонях не поблекли. Пичужка улетела и скрылась в ветвях минутой раньше, чем возникло уже знакомое чувство - почти невыносимая острая нужда встать и сделать шаг. Он встал и сделал, ощущая почему-то одновременно и сожаление, и облегчение. Двойственность имела странный вкус. Эльг решил, что еще и об этом думать не будет, и не стал.

4.

На следующий день перед работой он заглянул в ближайшую читальную башню – узнать из «Книги Птиц», какой птицей стала Марин. Оказалось, серая пичужка с синевой на крыльях - сойка… Полистав толстенный том и полюбовавшись такими разными представителями мира пернатых, Эльг подумал, не существует ли и «Книга Сада»? Искать ее – лишнее беспокойство… но почему не спросить?
- Не существует, - ответил на его вопрос сторож башни, совсем молодой парень с темными кругами под глазами. Наверное, от бессонницы. - Никто не станет писать о том, что и так все знают.
- Мне кажется, наоборот. Когда все что-то знают, кто-то один обязательно захочет обобщить знание.
- А есть смысл или причина обобщать? – с каким-то вызовом спросил книгосторож и Эльг запоздало вспомнил, что люди начинают выходить из себя при упоминании Места Мертвых. – Вот вы искали что-то в «Книге Птиц»… Кто-то из ваших умерших стал птицей? Узнать, какой, принесло вам пользу или изменило хоть что-то?
Эльг даже не задумался – только пожал плечами. Не хотелось никаких сложностей.
- Ушедшие просто выглядят как птицы или звери, но не являются ими, - бросил сторож – словно упрекал. – А Сад бессмыслен. Мертвым не нужно пристанище. То, что от них остается – здесь, - парень постучал себя пальцем по лбу. - Наша память. Только там нет смерти.
- Память исчезнет вместе с нами, - сказал Эльг, решив не успокаивать сторожа. В конце концов, он не на работе. - И тогда мертвые на самом деле умрут. Хотя... неизвестно что с ними случается после того, как их уже нельзя видеть.
- Вы верите в мертвых больше, чем в живых, – сказал книгосторож - с нотками скорби, какие Эльг замечал в голосе Риттани. - Ну так помните своих ушедших. Только память дает им жизнь.
- Спасибо, я понял, - быстро сказал гость. - Мне больше ничего не надо.
Книжный сторож разом стал прежним, равнодушным, только тени под глазами сделались гуще. Он взял из рук посетителя «Книгу Птиц» и повернулся поставить ее на полку. Эльг воспользовался случаем тихо, незаметно уйти.

* * *
«Час взаимных жалоб» был частью работы – раз в пятнадцать дней, в полдень, приходилось закрывать окно и ждать визита сослуживца, которому надо выговориться. Эльг ни к кому не ходил, но к нему нередко заглядывал Ахэн, обычно где-то в середине часа или когда время истекало. Он вообще любил опаздывать, даже на работу являлся позже положенного. И сам над собой за это посмеивался.
Сегодня Ахэн нарушил свое правило и явился через минуту после наступления полудня – постучал и вошел, не спрашивая, можно ли. Эльг обрадовался визиту: хотелось поговорить о чем угодно, только бы не думать о Саде. Или наоборот – поговорить именно о нем и перестать гонять в голове совершенно лишние мысли. И вообще, интересно, что скажет коллега на его соображения. Может, высмеет, и это будет хорошо. Посмеявшись, легко забыть.
- Значит, так, - сказал Ахэн, казавшийся очень высоким в комнате Эльга, с ее низкими потолками. Почему-то все «жалобные» были разными, у самого Ахэна – уходящий ввысь купольный потолок, а комната Риттани походила на студию художника с большими окнами. - Жалуюсь. Одна женщина приходит уже в шестнадцатый раз и с одним и тем же. Надоело до ужаса. Такое ощущение, что она каждый раз забывает, что уже писала эту жалобу.
- Может, и правда забывает, - заметил Эльг, невольно улыбнувшись ответной гримасе Ахэна - тот все время играл какие-то роли, перескакивая с одной на другую и придавая лицу разные интересные выражения.
- Лучше бы уж забывала. Причем совсем. – Гость опустился на скамейку с мягким сиденьем, низкую и неудобную, но больше в комнате не на что было сесть. – А ты на что-нибудь пожалуешься?
- Разве что на бессмысленную работу. Но ты это сделал лучше меня, - честно признал Эльг. Подумал и добавил с деланным равнодушием: - В существовании Места Мертвых тоже нет смысла. Или совсем незначительный. Если бы не было возможности снова увидеть бабушку, я, наверное, тосковал бы. Или нет. Не знаю. Может, легче пере... перетосковать сразу и все.
Ахэн перестал улыбаться.
- Какая скучная тема для жалобы, - произнес он, задумчиво глядя в никуда. - Зачем вообще тосковать? Дают возможность встретить умершего – встреть и пообщайся. Когда возможность потеряна - забудь и живи дальше.
- Вот и я об этом. Но вдруг память важна? Смотри, каждый видит только своего мертвого – свое воспоминание? – Эльг почувствовал неожиданный интерес. – Тогда было бы понятно, почему так. Чужих воспоминаний в голове ни у кого нет.
- А у тебя завелись лишние мысли, - хмыкнул Ахэн. – Сад, мой друг, это миф, который кому-то нужен больше, кому-то меньше. Но какой-то нужен все равно и каждому, его личная вера. Только если придавать ему много значения, то соскользнешь с тонкой грани своего мифа и окажешься там, где мифов вообще нет. А это не слишком приятно.
- И у тебя есть свой миф? - спросил Эльг с легким раздражением. Он не получал от разговора с коллегой желанного покоя, и вместе с ним посмеяться над своим внезапным интересом почему-то не мог. – Во что ты веришь?
- Сейчас - в то, что сумею тебя убедить не страдать ерундой. А завтра, может, найду другую веру. Мифы приходится менять время от времени. Они, знаешь ли, стареют и умирают. А в мертвое трудно верить.
Справа, из «жалобной» Ахэна раздался стук – очередной посетитель тарабанился в окошко.
Насмешник скорчил гримасу, встал со скамейки и неторопливо удалился к себе, оставив Эльгу раздражение от слишком легкого отношения ко всему. Впрочем, чаще всего он сам именно так ко всему относился, разве нет?



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 07:08 | Сообщение # 3
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
5.

Чернила не хотели приставать к левой ладони, хотя правая окрасилась без проблем. Пришлось сделать три попытки. Смотритель не возражал и не удивлялся. Он вообще ничего не сказал, просто дождался результата, закрыл коробочку и проводил гостя к двери.
Птица-Марин появилась, едва Эльг переступил границу яркого и звонкого Места Покоя, и вилась вокруг него, громко щебеча. Успела соскучиться? Интересно, как мертвые ощущают время? С последнего визита прошло два дня. Риттани больше не приставала с просьбами и имела привычно сонный вид, но иногда словно просыпалась и очень странно смотрела. Казалось, она ждет, что Эльг сам ей что-то предложит. Наверное, уже считала его частью своей жизни... или своего мифа. Мифа, в котором можно передать мертвому подарок от живого и это что-то меняет. Странная горькая вера.
- Но я-то тут при чем? - вслух произнес Эльг, не сдержавшись.
Птичка, присевшая ему на руку - коготки оказались неожиданно острыми, хотя и не ранили – встрепенулась, чирикнула, ему показалось, что удивленно.
- Это я не тебе, - поспешил объяснить Эльг, даже не зная, есть ли в том смысл. Сойка Марин спорхнула с руки и села на ветку над его головой. Пришлось задрать голову, чтобы смотреть на нее.
- Примем на веру, что ты меня понимаешь... В это я готов поверить. Но дальше-то что? Я буду говорить, ты чирикать, но друг друга не поймем. А если так, то зачем я тут?
Птичка чирикнула еще раз, вроде бы возмущенно. Гость вздохнул. Невозможность нормально поговорить с кем-то – это, оказывается, очень неприятно.
- Ладно, не важно. В конце концов, мы и при жизни не слишком много разговаривали. А если ты и правда просто воспоминание…
Внезапно, как и до этого, накатило волной «чувство выхода», много сильнее и отчетливее, чем раньше. Сад не стал дожидаться, пока гость поднимется на ноги и отряхнет от травы одежду, а закончил все раньше, оставив Эльга сидящим на мостовой перед слепым пятном исчезнувшего Места Покоя.
Прохожих, как и всегда, оказалось немного; те двое, которые шли по своим делам, лишь скользнули взглядом по Эльгу. Он встал, моргая - серость и бесцветие обычного мира больно били по глазам. А сильнее било раздражение. Полчаса, у него было в этот раз всего лишь полчаса в Саду, чьи яркие цвета почти не раздражали. Так мало времени именно когда хотелось побыть там подольше. Будь Место Покоя и в самом деле мифом, Эльг придумал бы что-то более… удобное. «И логичное, – додумал он, когда на глаза ему попался серо-кирпичный домик чернильника. – С какой стати кто-то должен меня пускать или не пускать к моему мертвому, особенно если тот – мое же воспоминание? А еще эти чернила… Словно из сказки. Волшебный ритуал, чтобы пересечь границу двух миров. Но мир один».
Все-таки жаль, что нет книги Сада, где четко и ясно прописано, зачем все это нужно. Или он просто не там искал ее?

Седой хранитель отпер стучавшему - и явно не удивился визиту человека, который покинул его полчаса назад.
- Скажите, - обойдясь без приветствия произнес Эльг, - нет ли у вас «Книги Сада»?
Чернильник кивнул и пригласил:
- Войдите.
Гость переступил порог и последовал за ним в комнату… какую-то другую комнату, не приемную со столом-конторкой. Тут было окно с цветочными горшками, коричневая, в светлых пятнах, похожая на собаку кушетка, маленький столик в углу с пером и чернильницей в красивом приборе, два таких же пятнистых кресла, пара книжных полок, пустая и полная.
Хозяин дома снял с ближайшей нечто вроде альбома - широкий том с корешком на меньшей стороне.
- Хотите сделать запись? – спросил он.
Эльг сначала кивнул, не отводя взгляда от тома, потом поправил сам себя:
- Нет, я хотел бы прочесть.
- Хорошо.
Чернильник протянул ему альбом, Эльг взял и открыл.
Рукописные записи, разные почерки, разные слова. Иногда две строчки, иногда исписан целый лист. Слишком похоже на его работу – жалобы. Вот, например: «Ничего бы не изменилось, если бы не существовало Места для Мертвых. Просто у человека не было бы периода, когда он слепо и напрасно надеется, что потерянный любимый вернется к нему».
- Эта книга единственная? – спросил Эльг разочарованно.
- А какую вы хотели бы?
- Знания… все знания о Саде в одном месте.
Чернильник кивнул:
- Все тут, только без системы. Но если чего-то нет, можете это записать.
Эльг раздраженно вздохнул. Второй раз ему предлагали записать, когда он хотел прочесть. Но если книга написана не чернильниками, а такими, как он, то есть ли смысл в чтении? И что там есть, кроме жалоб?
Эльг закрыл альбом, оценил его толщину - не меньше, чем триста листов - и мгновенно решил, что не так уж ему и любопытно. Поспешно протянув книгу чернильнику, он бросил:
- Извините. Может в другой раз.
Тот не стал спорить и с этим, вернул альбом на полку и проводил гостя до дверей.

6.

Очередной рабочий день закончился. Тяжелый день, с внезапным наплывом посетителей - больше дюжины – которые случались время от времени. Эльг не понимал, откуда столько жалобщков в городе, где живет неполная сотня человек, а на улицах не встретишь больше трех. Остальным приемщикам тоже пришлось несладко. Он слышал через стенку, как всегда невозмутимый Ахэн ругается, и как Риттани раздраженным, отнюдь не сонным голосом повторяет одно и тоже, явно пытаясь убедить просителя: «Вы должны обратиться с этим к Страже. Речь о преступлении, а не о проступке. Обратитесь в Стражу. Я не приму такую жалобу. Нет, мы не пересылаем их в Стражу». По счастью, это все же закончилось.
Вымотанный, он запер свою жалобную и, пройдя по коридору, увидел стоявшую у внешних дверей Риттани в красивом платье цвета сумерек с открытыми плечами и одним длинным рукавом. Ей удивительно шло и даже усталость, сделавшая лицо каким-то помятым, не портила впечатление.
- Можно пройтись с тобой до перекрестка?- спросила женщина.
Эльг обомлел. Расхожая фраза про перекресток передавала недвусмысленное предложение провести вместе приятную ночь. Неужели Риттани имеет в виду именно это или сказала просто как красивую фразу?
- Но мы... живем в разных концах города, - только и смог произнести он.
- Знаю, - ответила женщина. - Но это не важно. Я тебе нравлюсь?
Ответить он не успел.
- А себе ты нравишься? – спросил насмешливый голос.
Риттани быстро обернулась, Эльг сделал то же. Ахэн вышел из своей жалобной, выглядел он, словно больной – пошатывался и придерживался за стену, хотя явился в свою жалобную на два часа позже всех, и значит, ему меньше досталось. Но насмешничать не перестал.
- Да, в тебе много привлекательного. Волосы… Этот цвет ночи, только звезд не хватает. Ну ничего, еще пару лет неуемной скорби - и получишь в награду целые реки звезд, серебристо-белые на черном. Глаза как небо.... вечно рыдающее дождем небо. Резкие движения, резкие взгляды или слова. Любишь ли ты себя такую? Считаешь ли красивой?
Риттани смотрела на насмешника, как внезапно повзрослевший ребенок. Потом перевела взгляд на Эльга, и тот пожалел, что не может не смотреть в ответ. Что слишком хорошо, слишком отчетливо читает в этом взгляде ожидание. Ожидание, что он защитит ее – хотя бы словами.
Но Эльг не нашел слов. Не дождавшись защиты, Риттани поправила чуть сползшее с плеча платье и молча вышла, оставив двоих мужчин в коридоре Службы Спокойствия.
Спокойствия как раз и не было. Эльг ощущал растущее между ним и Ахэном напряжение - из тех, когда кто-то один может сорваться на крик или ударить. Он не стал дожидаться.
- Зачем? - Эльг никогда еще не спрашивал кого-то так остро и прямо – его самого кольнула острота заданного другому вопроса. Но усталость притупила и эту остроту.
- Затем, что иначе лишнее беспокойство всем. Года три назад, когда моя жена ушла, - Ахэн так выделил слово «ушла», что Эльг понял, куда, - Риттани преследовала меня, пыталась уговорить взять ее в Сад.
- Но ведь это невозможно!
- Конечно, - собеседник развел руками. – Только она верила, что сможет войти вместе со мной, и потому пыталась привязать меня к себе. Кормила своей стряпней во время обедов… Кстати, до сих пор иногда кормит. И тебе не советую отказываться, если предложит, готовит Риттани отлично. Так вот… чтобы избавиться от приставания я не нашел иного выхода, чем придумать для нее сказку. Риттани вцепилась в эту сказку и отцепилась от меня.
- И что же ты придумал? – поинтересовался Эльг с нехорошим предчувствием.
- Что с мертвыми можно общаться во сне, - Ахэн усмехнулся. - И помогло. Но мифы имеют привычку развиваться в сознании носителя. Не знаю, что она додумала, только на Риттани совсем не похоже пытаться кого-то соблазнить. Смотри, не запутайся, как я. И не напрягайся.
- Попробую, - пообещал Эльг - с ощущением, что едва ли сможет сдержать такое обещание, хотя очень хотел именно этого.
На этом они и отправились каждый своей дорогой по улицам пустого города, где время от времени откуда-то появлялись много желающих на что-то пожаловаться.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 07:14 | Сообщение # 4
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
7.

Дни отдыха никогда не подкрадывались так быстро и незаметно, как в этот раз. Эльг проснулся поздно с тяжелой от слишком долгого сна головой, и целый час слонялся по дому, не находя, чем себя занять. Ничего не хотелось. Хорошо хоть мысли о Саде не возвращались и не мешали отдыху. Но что-то другое мешало.
Он вышел и сел на порог; солнце смотрело в лицо, а в спину словно упирался взгляд его собственного полупустого дома, за много лет так и не обставленного как следует. Хорошая погода раздражала. Вчера Эльг не имел претензий к неожиданно теплой осени, а сегодня ему все не нравилось. Первый снег выпал и растаял неделю назад, но мир уже не стал ярче и уютнее, и все это сейчас освещало беспощадное солнце. Его свет почему-то делал мир маленьким, словно без теней в закоулках, без, возможно, скрывающихся в них тайн, он многое терял. И это многое очень хотелось найти. Побродить по успокаивающе пустым улицам... то ли правда в поисках тайн и теней, то ли сидеть было слишком скучно. В конце концов, Эльг не видел весь город… он попытался вспомнить имя. Герн? Гьянт? Кажется, Гьянт. В западном конце вообще никогда не был. Можно это исправить, пока есть настроение.
Оно в самом деле было - немного неспокойное желание куда-то идти.
Эльг притворил дверь, сделал шаг с порога, и ноги понесли его вперед; сразу сделалось странно легко, как будто он скинул с себя давнюю ношу. Но чего-то отчаянно не хватало в этой легкости. Он оглядывался, точно ища особенного, но замечал лишь привычное. Слишком привычное. Дома и деревья выглядели почему-то плоскими, какими-то макетами деревьев и домов – и вряд ли потому, что осень давно перестала быть золотой. Пара встреченных прохожих показались куклами, манекенами. Эльг заглянул в фонтан, чтобы посмотреть на себя и увидел такой же манекен. Не доставало яркости... Эльг мысленно фыркнул: только и осталось, что разодеться в малиновое и зеленое. А яркость это вообще свойство Сада, а не мира. И яркость солнца слепила.
Он огляделся, щурясь, ища укрытия и тени. Сразу же на глаза попалась угловатая четырехэтажная башня, одна из книжных. Там, наверное, было не так пронзительно светло. Он толкнул двери и, переступив порог, в самом деле окунулся в полумрак, прохладу и тишину. Какую-то другую тишину, не похожую на молчание безлюдной улицы. Маленькие окна давали недостаточно света, поэтому тут и там стояли и висели масляные лампы, в которых за стенками ажурного плетения мягко сиял огонь.
За угловым столиком у самой двери сидел слегка всклокоченный средних лет книгосторож, который возился со старой книгой, подклеивая корешок.
- Приветствую, - сказал он, не сразу, но оставляя свое занятие. - Что вас интересует? Чем помочь?
- Не знаю, - честно признался гость. Он опасался, что будет встречен грубо, как в прошлый раз, и приятно удивился доброжелательному вниманию.
- О, - книжный страж улыбнулся, и Эльг невольно подумал, что именно таким, приветливым и спокойным, должен быть служитель башни. - Тогда стоит почитать стихи.
- Почему именно стихи?
- Потому что проза - разбавленный вариант мыслей, мира, истины, лжи и всего остального. Слабое лекарство. А поэзия - концентрат и очень быстро исцеляет и утоляет. К сожалению, не вся. Или к счастью. – Книжник встал из-за столика и пригласил: - Идемте.
Эльг последовал за ним вдоль высоких полок, тянущихся вверх на три этажа, мимо лестниц, разделяющих полки, выглядевших, как стежки, сшивавшие стеллажи. Книжные шкафы поменьше стояли посредине башни и казались потерянными детьми в стране великанов.
- Посмотрите вот тут, - книжник указал на один из шкафов. – Повыхватывайте, что приглянется. - И тут же отошел, наверное, вернувшись на свое место у стола.
Именно в этот миг Эльг вспомнил, что терпеть не может стихи, но все же решил попробовать - слишком любопытными показались слова книгосторожа. Взял первую попавшуюся книгу, открыл… Детские считалки и колыбельные. Вернул на полку. В следующем томе оказались вирши-байки, не всегда приличные, в третьем - странные стихи из пяти строк совсем без рифмы.
Эльг начал уставать – от непонимания, чего ищет, и стихов, - но наклонился и взял с полки еще одну книгу. Потрепанный томик едва не разваливался в руках. Откинув обложку, он увидел строчки: «Когда-нибудь, но не сейчас, рассудит память их и нас». Тоже ничего особенного, но это он хотя бы мог читать без внутреннего сопротивления.
Эльг нашел скамейку поближе к окну и сел. Стих оказался хуже, чем первые его строчки. Но были и другие и почему-то он не смог закрыть книгу и вернуться на улицу, а шел от стиха к стиху, пока не наткнулся на один, поразивший совпадением. Даже в глазах на миг потемнело, а потом он предпочел отвести взгляд от строчек, оглядеться.
Пыльные полки, слабый свет из окна, запах лампового масла и бумаги… Пожалуй, Эльг должен прочесть стих позже, снаружи. Он уже потянул листок на себя – оторвать, унести - но не закончил движение. Что за глупости, красть то, что, в сущности, ему не нужно?
Он встал с томом в руках и подошел к книгосторожу.
- Я хотел бы взять эту книгу.
- Вы же знаете правила, – покачал головой тот. – Книги читаются в Башне. Выносить их нельзя.
- Тогда... У вас есть перо и бумага?
Хозяин башни тут же достал просимое. Эльг быстро переписал стих из книги, вернул ее на полку и вышел, попрощавшись с вежливым книгосторожем.

Солнце село, вечерний воздух сделался чуть прохладным и пах будущим снегом. Свернутый листок жег руку, хотелось не перечитать стих, а освободиться от него. Но просто выбросить Эльг не мог, как не мог кинуть в корзину жалобу, даже если час назад принял и записал точно такую же. Где-то должно существовать место, подходящее для такого стиха и для того, чтобы Эльг, оставив вместе с листком свое беспокойство, смог избавиться от обоих. И он быстро понял, где это место.
Кажется, Эльг заблудился, но в конце концов все же вышел к нужной «скворечне». Постучал в дверь. Хранитель, тот самый, обаятельный, открыл почти сразу – он, кажется, не спал.
- Можно мне ту книгу? Я хочу вложить… - он махнул в воздухе листком, который так и нес в руке.
Чернильник впустил гостя, провел в комнату с альбомами и тут же оставил его, попросив, когда будет уходить, закрыть дверь поплотнее.
Эльг пролистал альбом до чистой страницы и вставил листок, постаравшись впихнуть один его край глубоко под переплет, а потом перечитал, неторопливо, словно ставя в этой истории весомую точку:

- Какое мне дело до чьих-то потерь и обид,
Раз небо синеет еще над моей головою
И Сад-на-границе, что нет его, делает вид?
Но хочешь - войди, принеся ожиданье с собою.
Там встретиться можно с любым, кто уже не с тобой.
А ты или я за пределом – пожалуй, неважно.
Пока не случаются дождь, пустота и прибой,
Твой замок песочный надежен песчинкою каждой.

Но примем за правду, что ты понимаешь меня,
И станет все проще, а может - сложней и жесточе.
Ведь можно словами ударить, а можно обнять,
А среднее что-то не выйдет, пусть даже и хочешь.
И был бы лишь шанс, и не жить бы, его упустив,
Жалея о том, что не знал, не сказал, не ответил.
И лезвием тонким раскроит реальное миф,
Придуманный край - он острее всех граней на свете.

Действительно, совпадение. «Примем за правду, что ты понимаешь меня» - так он рассуждал в Саду. И слова про миф… Если бы что-то одно – или фраза о понимании, или о тонкой грани мифа, а так казалось, что кто-то подслушал его мысли и разговор с Ахэном. Впрочем… версия насмешника может объяснить и это. Эльг, с головой ушел в миф о Саде, и каждый новый вопрос погружал его еще глубже. А результат – он нашел стих, строки которого повторяют слова и мысли. Увидел то, что хотел увидеть.
Сразу стало легче. Эльг еще немного посидел, глядя на дело своих рук, потом закрыл альбом и тихо вышел в ночь. Он вернул себе покой и но почему-то не был рад этому.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 08:53 | Сообщение # 5
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
8.

Второй день отдыха он встретил в странном настроении, ни хорошем, ни плохом, и не придумал ничего лучшего, чем снова отправится гулять. Вспомнив вчерашнюю серость и плоскоту, Эльг надел рубашку с богатой вышивкой, столь же богато вышитую безрукавку и нацепил на шею малиновый шарф, на который встреченный на улице старик посмотрел с неодобрением. Но снять его после этого означало признать поражение.
К реке его привело желание послушать воду. Вдоль берега бродили парень и девушка, наклонялись, подбирая что-то с земли, обсуждали находку и негромко смеялись. Потом принялись строить замок из песка. Вот тут им пригодилось собранное – веточки, камешки, даже принесенная откуда-то водоросль и букетик мелких поздних цветов, который девушка воткнула в одну из башен замка.
Эльг сидел на камне и наблюдал. Зачем люди вообще делают то, что делать не обязательно, например, строят замки из песка или идут слушать воду на продуваемый всеми ветрами берег? Или читают стихи… От любопытства, может быть? Или желания отвлечься от других мыслей и мифов, например, о том, что все однажды заканчивается, хотя смерти нет.
Эльг написал это на песке – «смерти нет» - и не поверил. Слова выглядели фальшиво, хоть и были правдой.
Отчего-то испортилось настроение.
Небо стремительно, за несколько минут, закрылось тучами; начал накрапывать дождь. Юноша и девушка куда-то исчезли, но Эльг сидел на берегу, пока ветер, дувший в спину, не стал слишком холодным. Тогда он встал и, вместо того, чтобы сразу уйти, дошел до песочного замка. Издалека тот казался лучше - или моросящий дождь так испортил работу: мосты обвалились, крыша оплыла, стены покосились. Ну да. Стих обещал надежность такого замка лишь до первого дождя.
Эльг присел рядом и попытался поправить постройку, но только сделал ее еще более бесформенной. Вот и все, что остается – гора песка и камешков. И от него, возможно, останется лишь песок и то, что живет в Саду. Но его никто не придет навестить.
Он поднялся по береговой лестнице наверх, на улицы, собираясь вернуться домой, где ему, в сущности, нечего делать.
«А где есть?» – подумал Эльг, неторопливо идя по тротуару и без особой радости рассматривая окружающее, чем-то напоминавшее оплывший песочный замок. Куда он мог пойти, кроме дома? На работу. Но сегодня в его «жалобной» сидит другой человек, которого Эльг, наверное, никогда не увидит, если только сам не явится жаловаться.
В городе живет девяносто восемь мужчин и женщин, и никому из них он не нужен. Разве что родителям, которые... он снова напряг память – кажется, переехали в другой город. Эльг почему-то совсем их не помнил, даже лиц и имен, но хотел верить, что они помнят его. Когда-нибудь он их найдет, если захочет.
Мысль успокоила; дождь прекратился, словно осень тоже переменила настроение. Эльг заметил, что идет все медленнее и медленнее. Домой не хотелось, но больше и правда некуда было идти. Разве что просто идти, чтобы прийти куда-нибудь? Странная идея, но она неожиданно понравилась. Эльг принял ее и зашагал без особой цели по пустым улицам.
Не таким уж пустым. На следующей, куда свернул наобум, он увидел двух прохожих - прогуливающихся под ручку стариков. И не прошло и получаса, как услышал смех – навстречу ему шли две девушки, что вели за руку ребенка. Малыш что-то просил на своем детском языке, девушки смеялись. Ребенок. Эльг никогда не встречал в городе детей, но при виде слегка капризного мальчишки лет четырех внезапно вспомнил: у него есть сестра, а значит, могут быть племянники. Он почти увидел лицо сестры, но тут свернул за угол дома и, выйдя на новую улицу, едва не столкнулся с целой группой людей.
В первое мгновение Эльг едва не запаниковал от такого многолюдства. Но компания из пяти или семи молодых людей прошла мимо, девушка из этой компании даже улыбнулась Эльгу и махнула рукой, и он улыбнулся в ответ, наверное, слегка вымученно и неестественно. И тут же встретил еще одну группу, вывернувшую из-за поворота. В городе явно творилось что-то странное. Он мог сейчас сбежать от этого, вернуться домой… но тогда гадал бы все оставшееся время, что же такое видел. Эльг собрал всю свою решимость и продолжил путь.
Минут через пятнадцать прохожих стало еще больше, так же ярко одетых, как и он. Но Эльг уже начал привыкать, хотя паника то и дело поднимала голову и требовала бежать подальше. Люди, шумно радующиеся чему-то, словно спешили на ярмарку и в самом деле чаще всего шли в одном направлении. Он запоздало вспомнил, что все улицы Гьянта ведут к Саду... Но уже не узнавал город, по которому шел. Те же дома, постриженные деревья и привычная хорошая мостовая. Но все иное. Более отчетливое, что ли… Эльг чувствовал камни мостовой сквозь подошву. Знал, каким будет ощущение, если потрогать шершавую на вид стену дома, какова на вкус травинка с обочины. Маленькие, мелкие детали почему-то поднимали настроение, и знать, чувствовать все это – сразу – было легко.
И когда на очередном повороте улица вывела на площадь, где давали представление, он уже был к этому готов. Готов оказаться в… он вспомнил слово, которым давно не пользовался – в толпе, и к тому, что погода выправилась, яркие краски не режут глаз, а на маленькой сцене незнакомой площади актер в старинном костюме горожанина произносит пафосную речь:
- Мы верим в разные вещи, а разные вещи верят в нас, пока они живы. Так мы поддерживаем друг друга…
- Вера меняет все, - жестко, почти зло перебила стоявшая на том же помосте актриса в платье, словно сшитом наспех - один рукав короче другого, с подола свисают нити и клочки ткани. - А пустота на месте веры - путь в странную сагу, где живые мертвы.
Эльг постарался это осмыслить и не смог - потому что на сцене уже говорили о чем-то еще, и это тоже хотелось послушать, а думать и слушать одновременно он не мог. И потому что толпа шумела и это сильно мешало.
Представление продолжалось, только Эльг не понимал его смысла и устал пытаться понять. Ноги подкашивались от долгого стояния и хотелось сесть, но было некуда. Он постарался выбраться из толпы и смог это на удивление легко. И так же легко нашел пустую скамейку под деревом.
Он сел закрыв глаза. В голове шумело, в шуме этом звучали, затихая, слова актеров и мягкий ропот многолюдной площади. Быстро затихая - до полной тишины. Приняв ее, привычную, живительную как вода в зной, и ощутив облегчение, он открыл глаза и увидел пустоту. Никакой площади и толпы, только дома, стоявшие немыми стражами. Странный многолюдный город - сейчас он был почти уверен, что это не его Гьянт, - принял Эльга, а потом выпустил или вышвырнул. Наверное, он незаметно пересек какую-то границу - и его занесло в чей-то чужой миф. Думать об этом странном тоже было легко. Но усталость вдруг навалилась на него всерьез, усталость от того, что несколько часов он провел в непривычном для себя окружении.
Был вечер – горели фонари, и темнота уже подступала к домам, намекая на будущую власть над миром. Эльг заставил себя встать и отправиться домой, прочь из этого вечера, давшего ему все, что мог.

9.

Через несколько ночей ему приснилась бабушка - говорила что-то укоризненное, и, проснувшись, Эльг ощутил стыд. Надо навестить ее, и не важно, просто воспоминание она теперь или что-то большее. Эльг в ответе за нее.
Перед тем, как выставить на стол-конторку пенал с чернилами, хранитель Сада попросил подождать, ушел и вернулся с книгой, тем самым альбомом с записями о Месте Мертвых.
- Возьмите домой, почитаете, если будет интересно.
Эльг хотел сказать, что ему не интересно и вряд ли будет… но не смог, потому что не был в этом уверен. Он спросил:
- А как же другие, те, кто делает записи? Если они придут…
- Уже очень давно никто не приходит, - перебил чернильник. - Книге почти сорок лет. И за это время ее так и не заполнили записями до конца.
Эльг подумал и взял книгу, не найдя повода отказаться, и не особо ища его.
Четвертый визит прошел безо всяких проблем. Бабушка-сойка вела себя очень скромно и радости не показывала. Иногда замирала на ветке или у него на колене, словно испытывала терпение гостя, а потом внезапно отмирала и улетала, чтобы через минуту вернуться. Эльг не слишком много внимания уделял ей сегодня – наблюдал краем глаза, а больше листал альбом, не вчитываясь, но выхватывая тут и там куски фраз и предложений. Ни радости, ни пользы от этого не было, но время тянулось не так медленно и тоскливо. Сад никак не хотел отпускать его. Эльг уже почти решил выйти самому, чтобы не опоздать на работу, когда Место Мертвых, наконец, отправило его восвояси.
В Службу Спокойствия он пришел раньше всех. Заперев за собой дверь и сняв заслонку с окошка для приема посетителей, положил «Книгу Сада» в стол. Но долго она там не пролежала. Время в «жалобной» тянулось еще медленнее, чем в Саду, да и любопытство мучило все сильнее. Он достал альбом и открыл.
Первая запись, на которой сразу остановился взгляд, задавала вопрос, уже приходивший в голову Эльгу:
«Что такое эти чернила, дающие видеть Сад? Почему именно чернила?». Дальше шли рассуждения: «У смерти, как и у жизни, есть свои правила. И плевать на то, что смерти на самом деле нет. Может, ритуал с чернилами удерживает ее на расстоянии от нас, но приближает тех, кто уже умер, чтобы мы могли в последний раз взглянуть на них. Главное – не думать о смерти. Думать - это почти обязательно значит бояться, а страх ограничивает время посещения Сада и сжимает час жизни до мига». Эльг дочитал до конца – в основном эмоции, которые куда меньше его раздражали в написанных словах, чем в произнесенных – и начал листать, не ища никаких ответов, просто знакомясь с неизвестной книгой, с неизвестным миром, мыслями людей которые, возможно, что-то искали и нашли до него.
«Город… он делается другим то и дело. Начинаю любить тот, второй, легкий, и все чаще проваливаюсь туда. Это пугает. А страх спасает, потому что стоит испугаться, как я оказываюсь выброшен за его пределы. Ну что же, должна же быть от страха хоть какая-то польза».
Вот значит как. Не только он видел какой-то еще город. Легкий. Слово-имя нравилось ощущением правильности. Полистав, Эльг нашел еще несколько фраз о страхе, записанных тем же угловато-неуклюжим почерком: «Бояться чего-то - значит не хотеть, чтобы оно случилось с тобой. Но иногда страшнее представить, что оно произойдет с другими».
День прошел на удивление быстро в мыслях, странных, но легких, как неведомый город. Эльг удивился, когда понял, что настал вечер и пора домой. Он запер свою комнатку, вышел наружу и увидел Риттани, снова нарядную и явно ждавшую его.
- Ты домой? – спросила она. - Можно проводить немного?
Очень захотелось придумать что-нибудь, соврать, что спешит, например, и ничего ей не объяснять. Но Эльг вспомнил предупреждение Ахэна. Не выдумывать для Риттани миф - это ведь значит и не врать тоже. И не напрягаться.
Но вовсе уж не напрягаться не вышло, потому что пришлось собраться с духом перед тем, как сказать:
- Извини. Я не хочу, чтобы ты шла со мной.
- Почему?
Эльг ждал вспышки и истерики, но Риттани, кажется, даже не удивилась.
- Я тебе неприятна?
Он помолчал и ответил:
- И да, и нет. Я не понимаю, чего ты хочешь. Вернее, понимаю. Ты хочешь к дочери. Но с этим тебе никто помочь не может. И я тоже.
- Дочь в Саду, - зачем-то напомнила Риттани. - А я нет. Я хочу полюбить тебя. Но ты не позволяешь.
Эльг опешил. Зачем кому-то хотеть полюбить, если любовь не зародилась сама?
Снова «зачем». Но сейчас его можно задать человеку.
- Для чего все это?
Риттани, опустив глаза, принялась теребить кисточку на красивом вышитом поясе.
- Просто… У меня же есть сердце… А любовь прекрасное чувство...
Он слышал многоточия в конце каждой фразы, едва ли не кожей ощущал недосказанное. Ощущал и понимал: решивший недоговаривать - будет недоговаривать. Но сам решил сказать все сейчас, в надежде, что больше к этому не придется возвращаться.
- Это будет очень трагическое чувство. Я вряд ли смогу тебя полюбить, а неразделенная любовь горька.
- Я знаю, - Риттани снова подняла взгляд, в синих глазах светилось странное – надежда пополам с отчаянием. Или отчаянность фанатичной веры во что-то свое, непонятное Эльгу. – Трагическое еще прекраснее. Спасибо.
- За что? – удивился он. - За отказ?
- И за него тоже. За честность. Это… легко уважать. А уважение может стать началом любви.
Она достала откуда-то маленькую картонку в рамке, протянула ему:
- Посмотри, вот моя дочь. Ведь она стоит всего самого лучшего, правда?
В рамке был портрет девочки лет семи, симпатичной, но не хорошенькой, с треугольным личиком и большими темными глазами. И пока Эльг искал слова, отчетливо ощущая острое нежелание отвечать, Риттани спрятала картонку и ушла, как и раньше, не прощаясь. А он смотрел ей вслед и думал: вот человек, которому он, кажется, нужен здесь и сейчас. Но почему-то эта нужность пугает больше мысли о том, что смерть все-таки есть.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 15:13 | Сообщение # 6
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
10.

Ближайшие три дня Эльг то и дело находил на своем столе подарки – мужскую булавку для воротника, хороший дорогой набор перьев, смешной стакан из тех, которые вращаются, если чуть повернуть, словно сами собой. Но обещание свое Риттани выполняла и не лезла к нему напрямую.
Он много читал «Книгу Сада», находя все новые и новые странные фразы, которые потом не сразу отпускали. Например, такая: «Человеку обязательно надо быть нужным хоть кому-то. Хоть иногда. Без этого он не совсем жив». Почему-то опять вспомнился Сад с его странной жизнью, яркостью, словно призванной от чего-то отвлечь, с его правилами. Сколько там по-настоящему жизни? Сколько ее в покое?
Вот ему тут спокойно. Беспокойство несут чаще всего другие люди. Как Риттани или шумная толпа на площади. Иногда его приносила и бабушка – если начинала слишком уж о нем заботиться: просила надеть шарф или взять зонт, или поддерживать порядок в доме. Бабушка-птица тоже оказалась немного беспокойной. Интересно, каково было бы жить с родителями и сестрой.
Он задел локтем крутящийся стакан, едва не уронил его и подумал, что Риттани бы, наверное огорчилась, разбей Эльг ее подарок. Он сам может приносить другим беспокойство. Но это же не все, что он может.
Кто-то робко постучал по краю открытого окна для жалобщиков и Эльг удивился. Обычно посетитель просто заглядывал в окошко и начинал говорить.
Он подвинулся так, чтобы увидеть гостя. Это оказалась женщина в скромном платье с маленькой яркой брошкой у горла.
- Здравствуйте, - сказала она. – Можно рассказать вам что-то?
Эльг кивнул.
Гостья потеребила брошку – серебряный цветок с большим камнем.
- Мы часто просим перемен... но когда мир меняется, стараемся побыстрее восстановить его в прежнем виде. И теряем то, что приобрели по пути. Делаемся меньше. Меньше – это ведь обычно хуже. Как вы думаете?
Никто никогда не спрашивал, что он думает. Эльг не сразу нашел слова:
- Думаю, не все перемены делают нас больше. Некоторые просто отнимают время и силы. Но меняться приходится, даже если не хочется. - Он припомнил одну из записей в «Книге Сада» и процитировал: Неизменно лишь мертвое, тем оно и отличается от живого. Поэтому в жизни ему нет места, только в Саду.
- В Саду? – переспросила гостья, чуть помолчав, с интонацией удивления и непонимания.
- Ну да, где можно встретить своего умершего. Или… - Эльг не знал, стоит ли говорить свою версию, но решился: - Воспоминания о нем.
- А, память, - дама едва заметно улыбнулась. – Мир мыслей, мир внутри… Где воспоминания растут, как деревья, а меж ними бродят звери-мысли о тех, кого с нами больше нет. Или бурный океан со скалами, о которые разбивается корабль надежды все забыть. Или пустыня, огненная и прекрасная, сжигающая скорбь, чтобы на ее золе росли цветы новых надежд…
- Нет, только Сад, - посмел перебить Эльг. – И не внутри, а снаружи. Можно войти и выйти, как в какой-нибудь городской парк.
- Это было бы хорошо… или плохо, - гостья тронула висок, словно у нее вдруг заболела голова. – Для тех, кто живут одними воспоминаниями – плохо. Возвращаться снова и снова во вчера и не замечать, как утекает по капле сегодня, как меняется мир…
Женщина помолчала, словно дослушивая какие-то свои мысли, потом улыбнулась с благодарностью:
- Спасибо, что выслушали и поделились со мной, - сказала она и исчезла из окошка.
- Не за что… подождите! – Эльг поспешно вышел из комнаты – гостья уже взялась за ручку входной двери. – Разве вы не хотите написать жалобу?
Женщина смотрела удивленно:
- А на кого мне жаловаться?
С этим он и остался, потому что гостья, не дожидаясь ответа, распахнула дверь и вышла на улицу, шумную и яркую улицу Легкого города. Города, где возможны толпы, но нет Места для Мертвых.
Эльг вернулся в свою комнату и сразу наткнулся взглядом на открытую книгу. Рука потянулась к перу, перо – к чистому листу. «Я их даже не помню, своих родителей. А что, если из-за этого у них не будет ничего после смерти? И если никто нам не нужен или мы никому не нужны – разве это не значит быть мертвым? Но даже мертвым необходим кто-то еще», - вот и все, что записалось. И с этой фразой, перенесенной из внутреннего мира во внешний, словно что-то закончилось. Хлопнула входная дверь. Открылись комнаты справа и слева – пришли Риттани и Ахэн. А потом в окошке возникло недовольное, злое лицо очередного посетителя.
- Примите жалобу! – сварливым голосом потребовал старик, один из тех, кто приходят много раз на неделе, чтобы сказать одно и то же.
Эльг взял чистый листок и сделал внимательное лицо.
- Слушаю вас, - сказал он – и следующие полтора часа выслушивал много раз одну и ту же речь и переписывал жалобу, пока старик не был удовлетворен и не ушел, а еще одна бумажка не оказалась уложенной в высокую стопку.

11.

В следующие два дня Эльг читал на работе «Книгу Сада» и ждал, что вернется Легкий Город, но тот не возвращался. Очередные дни отдыха он провел, бродя по улицам без цели и перебирая странные мысли. Каково жить в городе, где много людей? Сколько там должно работать приемщиков жалоб, и сколько посетителей приходит ежедневно? Способен ли хоть кто-то вынести целую толпу, если каждый из этой толпы хочет внимания?
И еще он размышлял о цифрах. В городе… в Гьянте живет девяносто восемь человек. Но никто Эльгу этой цифры не называл, так откуда взялась цифра?
Когда в конце очередного дня Ахэн заглянул к нему в комнату и спросил, не собирается ли он домой, Эльг ответил вопросом на вопрос:
- Сколько человек живет в городе?
- Сто пять, - тут же ответил коллега. – А что?
- Откуда ты знаешь, что сто пять? Ты их считал? Видел какие-то бумаги? – Эльг не удивился тому, что у коллеги цифра другая.
Но ответ на новые вопросы все же удивил.
- Это общеизвестно, - пожал плечами Ахэн. – Каждый знает. И все.
- Но, похоже, каждый знает свое. Для меня это девяносто восемь, а не сто пять…
- Значит, тебе нравится именно такая цифра, - перебил коллега. - Вижу, все опять плохо. Вставай и пошли со мной.
- Куда?
- Отдыхать от странных мыслей... и наблюдать, как другие отдыхают.
Эльг подумал, что его опять не так поняли, что задавать вопрос Ахэну было бесполезно… Но вдруг там, куда он его приведет, найдется кто-то, способный ответить? И не стал противиться.
Шли они недолго, и хорошо, что так – сыпал мелкий противный снег, под ногами хлюпало уже растаявшее, лицо и руки быстро сделались мокрыми и ледяными. Свернув на соседнюю улицу, двое остановились у здания с колоннами, широкими окнами и красной дверью. В городе, где все самое простое и без изысков, Эльг никогда не видел подобных строений. Будь таких домов, как этот, много, он бы постоянно опаздывал на работу, потому что останавливался бы у каждого - рассмотреть получше.
Внутри оказался длинный коридор с висящими по стенам масками и плащами, платками и какой-то еще одеждой.
- Хочешь, так возьми одну, - Ахэн снял со стены белую с алыми губами маску и протянул ему. - Скрой лицо, чтобы потом никто тебя не узнал.
- Тут делают что-то запрещенное?- почти взволновался Эльг.
- Ничуть. Но можешь не захотеть, чтобы тебя признали.
- А ты? Тоже наденешь?
Ахэн пожал плечами:
- Мне-то зачем?
Это было в духе человека, не считавшего нужным являться на работу вовремя. Эльг все же взял маску и надел. Шершавый картон неприятно прилегал к лицу.
Коридор, по которому они следовали, все не кончался. За несколькими открытыми дверями Эльг увидел комнаты с зеркалами, у которых люди разрисовывали себе лица – линиями, цветами, непонятными знаками.
- Зачем это? – спросил он.
- Один из способов стать неузнаваемым, - ответил Ахэн. – Или маска, или яркая одежда, или раскрашенное лицо. Замечают необычное, а не то, что под ним.
Эльг об этом не подозревал и не был уверен, что насмешник прав. Но коридор, наконец, завершился, и они вошли в широкую залу с несколькими дверными проемами в каждой стене. В углу залы двое мужчин возились со стеклянными кубиками, кажется, составляя их в башню. А в новой комнате – тоже с дверями в стенах - две женщины и мужчина просто сидели и смотрели друг на друга. Потом один из них начал махать руками и гримасничать, явно желая что-то сказать женщине перед ним. Та быстро поняла, достала зеркальце и поглядела на себя – на лице женщины темнело пятнышко, вроде чернильного. Она стерла его платком и кивнула успокоившемуся молчаливому товарищу.
Эльг остановился пронаблюдать все это, но когда сцена закончилась, Ахэн потащил его дальше.
Маска все больше мешала, к тому же гость странного дома не видел тут до сих пор ничего противозаконного и никого, скрывавшего лицо. Пройдя еще несколько комнат, пустых или с людьми, занимавшимися самыми странными вещами, вроде рисования на стекле, рассыпания по полу разноцветных зерен или распутывания узлов на многочисленных веревочках, свисавших с потолка и стен и лежавших на полу, Эльг снял маску.
- Вот ты и стал тут своим, - заметил Ахэн. – Ну как, понравилось что-то?
- Не знаю. Что они все вообще делают?
- Укрепляют свои мифы, - ухмыльнулся насмешник. – Например, такой: в компании интересно заниматься любой ерундой и время быстрее протекает. Что-то привлекло твое внимание?
Гость задумался. Пожалуй, действительно привлекло. Когда проходили через комнату с веревочками в узелках, он едва удержался, чтобы не наклониться и не поднять одну.
- Наверное, развязывать узлы…
- А, отлично, - перебил Ахэн. – Пошли, провожу.
И опять потащив Эльга за собой, привел в комнату с узелками и исчез, сказав, что у него тут тоже дела.
В комнате на полу сидела девушка, перебиравшая узелковую веревочку. Эльг подумал, что, наверное, так удобно, и тоже примостился на полу, хотя тут были и стулья, и лавки. Подцепил понравившееся сплетение веревок, красно-зеленых, и начал искать концы.
Девушка не обратила на приход нового человека никакого внимания, а он быстро забыл, что тут не один. Кажется, для первого раза он взял на себя слишком сложную задачу. Концы веревочек нашлись, но ему пришлось помучиться, прежде чем удалось развязать первый узелок.
Он так сосредоточился, что и не заметил, как прошел час или даже два. Только очнувшись и увидев у себя в руках две веревочки без узелков, Эльг сообразил, что выпадал из реальности. Спина затекла, пальцы онемели от постоянного развязывания узлов. И все же он ощущал странную легкость и удовлетворение. Вот только девушка теперь смотрела на него с легким неодобрением. Он хотел спросить, в чем дело, но она ответила раньше – подняла и показала ему свою собственную веревочку, тоже без узлов, покачала головой и тут же переплела ее концы между собой, связала. Эльг понял. Он связал веревочки вместе, потом начал делать на них узлы тут и там, пока все не превратилось в красно-зеленый причудливый топорщащийся узлами комок. Девушка уже улыбалась. Эльг кивнул ей, положил свое творение на пол, встал и огляделся. Он хотел уйти.
- Выход там, - заметила девушка и ткнула пальцем в дверной проем в левой стене.
- Спасибо, - поблагодарил Эльг.
Как ни странно, выйти удалось сразу. Он только на миг задержался, чтобы повесить на стену маску.
Оказалось, что уже поздний вечер и на улице настоящая метель. То, что нужно. Пока боролся с ветром, пересекая улицу, пока шел домой, стараясь не поскользнуться на мокрой мостовой, Эльг забыл обо всех вопросах, и в итоге, хоть и промок почти насквозь, но переступив порог своего дома, ощущал себя счастливым.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 15:14 | Сообщение # 7
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
12.

Настроение с утра было настолько хорошим, что Эльг даже на работу пришел с радостью. Только он то и дело ронял бланки с жалобами. Подняв один из них, испорченный, он перевернул листок и написал на чистой стороне просто так, от настроения: «На свете столько интересных вещей и людей... но скука и тоска легко втискиваются в зазоры между одним интересом и другим». Перечитал и улыбнулся. Сегодня ему все нравилось. И когда появилась женщина с очередной просьбой записать ее претензии, женщина с хмурым лицом, захотелось как-то выправить ее хмурость. Эльг подумал, что посетительнице будет приятно внимание, и начал ее расспрашивать, интересоваться вещами, которые к жалобам отношения не имели, стараясь сделать голос теплым и приятным. «Могу я помочь в чем-то, кроме написания жалобы? А как вам нравится сегодняшняя погода?..» Кажется, это оказалось чересчур. Вместо интереса или благодарности женщина выказала удивление, потом рассердилась и ушла. Эльг не огорчился, хотя ничего не понял.
На перерыве он заглянул в залу для отдыха, увидел там Риттани и Ахэна за одним столом – кажется, она угощала его пирогом, - и не стал им мешать. Взял принесенную с собой домашнюю еду, вышел на улицу и присел на скамейку возле здания Службы. Погода очень радовала - на мир изливались очередная порция осеннего тепла и света, сделавших его лучше или приятнее, от вчерашнего снега не осталось и следа. Хотелось радоваться каждой мелочи - пролетевшему мимо позднему жуку, непонятно как выжившему в холодные дни, странного вида облаку, запаху прели. Тому, что наступающая зима не спешит, а когда придет, в ней будет что-то от осени… Какая-то особенная отрешенность. И если подумать, в каждом сезоне есть что-то от осени… К тому же сваренный вчера суп оказался вкуснее, чем он ждал. И то ли напомнил ему, как кто-то когда-то собирал ему обед с собой, то ли он нафантазировал это от настроения. Расправившись с обедом, Эльг немного прогулялся, благо клиентов не было ни одного. Город казался ему в свете лучей солнца местом куда более приятным, чем обычно. Двое прохожих улыбались каким-то своим мыслям, а девочка, сидевшая на пороге дома, показалась знакомой. И просто удивительно было встретить ребенка в городе взрослых. Он вгляделся. Треугольное личико, тонкие губы, торчащие в стороне светлые косицы… Нет, не вспомнить. Эльг повернул назад и всю дорогу пытался понять, откуда знает ее. И только увидев выходившую из своей «жалобной» Риттани, понял это. Девочка была точь-в-точь как на портрете ее дочки. Отличное настроение толкнуло Эльга – сказать, улучшить настроение и Риттани.
- Привет. Знаешь, я сейчас прогуливался и видел девочку, очень похожую на твою дочь. Прямо такую, как она.
- Да? – спросила она вяло и вдруг встрепенулась: – Такую, как Лиэтта? Можешь показать, где ее видел?
- Могу, - Эльг уже жалел, что поддался порыву. – Потом, после работы.
- Нет, сейчас! Вдруг она уйдет? – Риттани схватила его за руку и мощно, сильно потянула наружу.
А снаружи все уже было не так. Эльг не узнал города – погода сделалась хмурой чуть ли не за минуту, и улица теперь петляла. Он прошел так и туда, куда гулял в перерыве, но не нашел ни дома с крыльцом, ни чего-то похожего.
Риттани заметила его растерянность, заставила остановиться.
- Ты меня обманул? Думаешь, так я перестану тебя любить? Нет, все наоборот. Любовь всегда страдание, и чем больше оно, тем сильнее любовь.
Она неожиданно потянулась и поцеловала его, нежно и страстно. Мир подернулся пеленой и вдруг стал казаться ему хрупким, словно замок из песка – и таким же кривым, оплавленным и неточным. Это словно спустило Эльга с высокой крутой горки хорошего настроения к самому его подножью, где из хорошего - только отсутствие страха упасть еще ниже. Он закрыл глаза, а когда открыл, то все стало прежним и поцелуй закончился.
- Пойдем, - сказала Риттани, - у нас есть работа.
Уже потом, в конце дня, он смог немного успокоиться и записал на том же листке: «Люди слишком разные, иногда все, что можешь, это принять их такими, как они есть».
А как принять себя, забывшего родителей и даже бабушку? Мало знавшего о ней. Даже о ней.
Эльг не представлял, что она любила при жизни и любит ли что-то сейчас. Но можно узнать, ведь осталось еще три визита.
Он попробовал совершить пятый вечером, после работы, но видимо, что-то было против этого. Когда чернильник поставил перед ним коробку с губкой, Эльг сделал десяток попыток окрасить ладони, то и дело прикладывал их к губке, нажимая и проводя по ней, но кожа рук так и осталась чистой и незапятнанной.
- Извините, - наконец сказал хранитель Места. - Сегодня не получится.
- Но почему?
Чернильник посмотрел на него, словно решая что-то, и ответил:
- Когда вы приходите в гости, а дверь закрыта, то, возможно, адрес не тот?
- А куда я еще должен пойти, чтобы встретить бабушку? - возмутился Эльг.
Хранитель пожал плечами.
- Вспомните все места и подумайте, где ее встретить не можете, а останется правильное.
- Останется Сад, - убежденно сказал Эльг.
- Разве? Но ведь вы сказали «встретить бабушку», а не «встретиться с мертвым». Так почему именно Сад?
Эльг не смог дальше спорить. Не нашел слов.
Он вышел в шуршащую остатками листвы осень, вдохнул ветра. Куда можно пойти? Домой. Но там нет бабушки. Еще на работу или в дом с красной дверью, где люди отдыхают. Еще просто гулять, но значит ли это куда-то пойти?
Есть еще и Легкий город, странное место, где он видел девочку, похожую на дочку Риттани. Найдется ли там кто-то, похожий на бабушку Марин? Может и да, только он не Риттани и ему не подойдет кто-то просто похожий.
Холодный ветер бросил в лицо пригоршню дождинок пополам со снегом, Эльг мгновенно вспомнил, что не одет для такой погоды. Он пустился домой сначала быстрым шагом, а потом все быстрее и быстрее, боясь замерзнуть. А снег шел все гуще и гуще, и за пеленой его, казалось, поджидало что-то странное, непривычное, но не злое.

13.

Очередной «час взаимных жалоб» застал его врасплох. Тем более поговорить пришла Риттани. Пришла, села и долго молчала. Вряд ли она собиралась на что-то жаловаться.
- Расскажи о том городе, - попросила она, и раньше, чем Эльг спросил, кивнула на лежащую на столе книгу Сада. - Я прочитала… Легкий город тебе нравится?
- Не знаю, - признался он. – Иногда.
Было странно вдруг понять, или, скорее, задуматься о том, что Риттани заходит в его комнату, когда его там нет. И не только, чтобы оставить на столе очередной подарок.
- Это удивительно, когда много людей, - закончил он, поняв, что гостья все еще ждет продолжения.
- И среди них моя дочь, - кивнула Риттани. - Ты не думаешь что город... может оказаться частью Сада или местом, куда в конце концов уходят наше потерянные близкие? Уходят насовсем.
Она выглядела очень маленькой на безразмерно длинной лавке. Но мысль, ею высказанная, оказалась слишком большой, чтобы Эльг смог ее сразу же переварить.
- Это… было бы странно, - ответил он.
Риттани пожала плечами:
- Порой мне кажется, что странно вообще все на свете, что мир неправильный. Но разве мы можем это изменить?
Она встала, подошла к столу, взяла чистый бланк для жалоб и протянула Эльгу.
- Вот. Напиши мне письмо. Расскажи о том городе и о встрече с Лиэттой. Это для меня важно. Потом, когда напишешь, можешь сунуть письмо под дверь. Я ведь обещала не приставать. Но мне нужно хоть что-то...
Она не договорила, замолчав, и держала листок, явно ожидая, что он возьмет, словно на столе перед ним не лежала стопка таких же - и Эльг взял.
- Хорошо, - она улыбнулась и тут же шагнула к двери, хотя хозяин кабинета не верил, что женщина просто так возьмет и уйдет.
В самом деле, гостья обернулась у дверей.
- Может, ты снова увидишь мою дочь… Передай, что я ее люблю.
И уже после этого, дождавшись кивка Эльга, ушла, оставив его в растерянности. Он чувствовал, что опять в чем-то ошибся, и даже не один раз, но не мог понять, в чем.
Клиенты не спешили прийти, и чтобы успокоиться, он и в самом деле начал описывать на листке тот, другой город, уже привычно называя его Легким. Рисуя словами улицы и мостовые, людей и ощущения от всего этого. И увлекся, вспоминая особенности, детали и нюансы. При появлении единственного за сегодня жалобщика Эльгу пришлось едва ли не силой выдирать себя из мира Легкого города. Когда мужчина, рассказавший о взбрыках капризной жены, учащей тем же взбрыкам дочь, ушел, Эльг попробовал вернуться к записям, но что-то в нем словно погасло.
А вечером его, уже вышедшего из здания Службы, остановил Ахэн; выглядел он нездоровым – желтоватое лицо и круги под глазами. Эльг вспомнил, что сегодня коллега пришел позже полудня. Наверное, из-за болезни.
- Я слышал ваш разговор с Риттани, - сказал Ахэн. Голос тоже был не его, неправильный, глухой. - Двери надо закрывать, вообще-то. И, кажется, тебе опять пора в «залы бездумья». А лучше заглядывать туда почаще. Одно дело думать обо всякой ерунде, а другое - видеть ерунду. Станешь как Риттани, если начнешь морочиться, и совсем испортишь себе жизнь.
- А ты не морочишься? – поддел Эльг неожиданно для себя. – Как же твои фразы про миф и все прочее?
Ахэн развел руками:
- Да я брякнул первое, что в голову пришло, чтобы тебя отвлечь! Ну и себя, само собой. Чем больше слов – тем меньше мыслей. А если слова такие непонятные – то еще лучше. Нет никаких мифов, не верю я в это, и тебе не советую. Живешь – живи. Думать не обязательно.
Гнев ударил сильно и больно. Здоровый или не очень, Ахэн не изменил себе и полез не в свое дело… И в то же время Эльг сам ему позволил. Ему и себе, когда решил, что не хочет думать. Только сейчас это почему-то вызывало злость на себя и желание ответить Ахэну со всей его... простотой и стремлением не беспокоиться. Но он не знал, как.
За спиной у него что-то происходило. Эльг хотел оглянуться, но увидел, как меняется лицо Ахэна, ощутил волну внезапной ясности чувств – словно кто-то стер пыль со стекла, сквозь которое он смотрел – и понял. Легкий город пришел к нему на помощь.
Ахэна, уже без самодовольства человека, знающего, как надо, смотрел на что-то за спиной Эльга, которому захотелось сказать - теперь ты видишь? Вместо этого он просто отступил в сторону, давая сослуживцу видеть лучше и больше, но сам не смотрел и видел лишь стену дома, дверь и краем глаза дерево возле здания Службы Спокойствия.
Что бы это ни было, оно длилось недолго, как и гнев. Лицо Ахэна словно окаменело, а потом расслабилось. Он пожал плечами и пошагал куда-то по вечерней улице в сумерках, разбавленных светом фонарей. Эльг оглянулся. Город был прежним, но что-то в нем осталось от того, нового. Что-то приятное, как улыбка друга, или слова бабушки, или щебетание мелкой птахи в Саду для мертвых.
- Спасибо, - сказал он.
Ветер, словно отвечая, качнул крону ясеня и умчался дальше.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 15:22 | Сообщение # 8
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
14.

Письмо для Риттани он закончил только на следующий день и сунул его под дверь, как она и просила. Правда, там было не только о городе, и когда Эльг перечитал, он понял, что это скорее запись для Книги Сада, чем для человека и решил, что напишет потом, хотя альбом больше не хотелось.
Зато хотелось в Легкий город и в Сад. При мысли о двух, таких разных, местах, он ощутил странное... словно пытался поставить ледяную статую у огня. Жар и холод, неснимаемое противоречие. К сожалению, сам, по своей воле, он мог попасть только в Место для Мертвых.
Вечером, перед тем, как отправиться туда, Эльг записал в «Книге»: «Так мало всего… И когда остается последнее, мы не знаем, что с ним делать». Он и в самом деле не знал. Осталось только три визита... и, наверное, надо успеть сделать что-то особенное, что-то важное.
Эльг все тщательно обдумал. Вспомнил подарок Риттани дочери, детский талисман, и, решив нанести визит, зашел в специальный магазин и купил пакетик «вкусных зерен», корма для птиц, а в другом магазине целую шкатулку цветных лент. Ему казалось, что они могут понравиться и птице, и женщине.
Чернильник едва заметно улыбнулся, увидев, что Эльг не с пустыми руками, но не сделал замечания, ведь приносить что-то в Сад не нарушало правил. Ладони снова окрасились с первого раза.
Место Мертвых больше не играло цветами, зато громче звучало. Со всех сторон пели птицы, и, странно, многие разные песни вовсе не смешивались, не создавали какофонию. Эльг прислушался, но конечно не различил в общем хоре голосе сойки, которая почему то не встретила его. А других было не видно в густой листве.
Стало любопытно, и Эльг оглядывался, пока не заметил одного из певунов, яркого, с синей головкой и красным брюшком. Потом второго, коричнево-желтого. А потом у него словно открылись глаза, и Эльг понял, что ветки всех деревьев усажены птицами. Пестрыми и яркими - не той яркостью, которая так поразила его в первый визит, а более естественной, радующей глаз.
Он рассматривал крылатых певуний, потихоньку подходя к тому или иному обсаженному птицами дереву. Вспомнил о подарке, достал ленту, привязал ее к ветке ближайшего куста. Потом еще одну и еще. Не заметил, как увлекся. На некоторых лентах были колокольчики, и они красиво звенели, сталкиваясь друг с другом. Кажется, этот звон привлекал птиц. Одна за другой пичуги прилетали и садились на ветки или землю. Они не пытались приблизиться, но Эльг все равно чувствовал себя как в приятной компании.
На звон и веселье припрыгали белки и зайцы, в кустах он заметил мелькание огненно-рыжей лисьей шкуры и каких-то явно больших зверей, которые так и не вышли на свет. Птицы увлеклись; иногда летали, задевая человека крыльями, а зайцы натыкались на него в прыжке. Эльг решил, что мешает, и отправился бродить. Птицы какое-то время сопровождали его - он заметил одну, наверное, самую любопытную, перескакивавшую с ветки на ветку, но потом отстала и она, и щебет и свист остались позади. И чем дальше шел Эльг, тем тише становилось. И это чем-то помогало... прогулка делалась каким-то приключением лишь потому, что условия стали необычными. В городе жило мало людей, но такого ощущения как сейчас Эльг не испытывал. Он впервые остался наедине с собой, и хотя каждый миг ждал, что откуда-то вылетит ему навстречу сойка-бабушка, все равно ощущал странную возвышающую отрешенность. Его тянуло куда-то, почти как в тот день, когда он нашел стихи для «Книги Сада». И было хорошо, тепло и сладко в этом ожидании чего-то особенного, пусть даже и странного.
Он шел дальше и уже не прислушивался и не вглядывался. Было что-то большее, что-то над известной целью - найти бабушку попытаться узнать, что она любит, ответить хоть на одно «зачем» или любой из многочисленных вопросов последних недель. Или найти хоть что-то. Эльг перестал искать и ждать, отрешился от этих желаний, и, кажется, что-то начало происходить.
Сад сделался совсем обычным, шелестяще-звенящим, неухоженным, без дорожек, выложенных яркими камешками и удобных просветов в чаще. Поэтому пробираться порой приходилось с боем. Но тут оказалось много интересных мест – ствол с тремя дуплами на равном расстоянии друг от друга, похожий на огромную свирель, круглая поляна, сплошь покрытая сними цветами, с пятачком белых в самом центре, трехгранный камень с искрами. Эльг ненадолго останавливался рассмотреть и шел дальше, порой лишь краем глаза отмечая разные интересности. Потом деревья начали редеть, Эльг шагнул на очередную поляну и оказался в чем-то вроде парка. Не очень большого и не очень людного – но все же тут были люди, пятеро или шестеро. Правда, фигурно за постриженными кустами он мог просто не видеть остальных.
Эльг замер, узнавая и веря, но все равно удивляясь. Легкий город. А Сад - всего лишь парк в этом городе? Он огляделся. За спиной тоже стояли деревья, принадлежащие скорее парку, а не лесу. И выбор был - вернуться сразу же или шагнуть вперед и... что? Он задумался. Может, остаться в Городе подольше. Или просто остаться? Нет, ведь тут у него нет никого и ничего, даже дома. А если есть, то в его доме живет кто-то еще. Кто же?
Любопытство толкнуло Эльга узнать ответ. Он ступил на дорожку и обратился к первому же прохожему, молодому человеку в цветастой куртке:
- Скажите, где тут улица Ночной Грозы?
Прохожий остановился и задумался:
- Что-то я такую не помню. А! Ночной Розы, наверное! Это вам… да, вон в тот проулок, из него свернете налево, пройдете до нового поворота, и по правую руку как раз и будет нужная улица.
Эльг поблагодарил, свернул в указанную сторону и в самом деле скоро вышел на улицу, очень похожую на его родную. Он прошел несколько домов и увидел свой. В окнах горел свет. Эльг остановился, не решаясь подойти ближе. В одном из окон мелькнул силуэт, кажется, женский, и решимость увяла окончательно. Женщина в его доме – бабушка? Отчаянно не хотелось признавать правоту Риттани, что Легкий город лишь продолжение Сада, еще одно Место для Мертвых. Это значило бы, что та женщина с красивой брошкой, говорившая с ним о переменах, мертва. Но мертвые – они не такие. В них не может быть столько жизни.
Проверять что-то еще он не решился - повернулся и пошел прочь, не поднимая головы, надеясь, что Легкой отпустит его.
Город не обманул ожиданий – Эльг и сам не заметил, как снова оказался среди деревьев. Смеркалось. Он посмотрел на ладони - чернила и не начали выцветать, словно гость не провел в Саду и минуты. И как ему теперь выйти, если находиться тут он не хочет?
Подумать об этом Эльг не успел - с громким щебетом к нему откуда-то из кроны ближайшего дерева вылетела сойка.
- Привет, бабушка, - сказал он, впервые назвав птицу так. - Я рад тебе.
Радости в его голосе не звучало и, наверное, бабушка услышала ложь. Она не спешила садиться на руки или вообще садиться, а беспокойно летала вокруг него. Эльг нелепо торчал на одном месте и не знал, что ему делать. Хотел порадовать бабушку, но не оставил для нее ни одной ленты. Вот, разве что, корм...
Он достал из кармана пакетик, высыпал на зачерненную ладонь немного зерен, протянул вперед.
Птица, наконец, села на ветку перед ним и смотрела, чуть наклонив голову, одним блестящим черным глазом. Смотрела, но не спешила взять корм с руки.
- Ну что? - спросил он, устало опуская ладонь. - Тебе нужно не это?
Птица чирикнула, но если это был ответ, Эльг не понял ответа. Он положил зерна на плоский камень и отошел. Это ничего не изменило – Марин продолжала сидеть на ветке еще несколько минут, а потом вдруг снялась и улетела в чащу, оставив его в одиночестве.
Эльг ощутил обиду и в то же время какое-то облегчение.
Именно в этот миг его время в Саду закончилось – зашумело, и Эльг оказался стоящим на тротуаре ночного города.
Вот и все. Ему почему-то казалось, что больше он не увидит бабушку-птицу. Эльг отмахнулся и от этой мысли, и от этой грусти, и отправился домой.

15.

Утром нового дня работы Эльга разбудил еще до рассвета громкий стук в дверь. Он накинул халат и отворил раннему гостю - Риттани, растрепанной, явно тоже только что проснувшейся - и счастливой. Эльг не видел женщину такой, даже когда дочка ее была жива.
- Мне снился твой город! – сказала она с восторгом. – Понимаешь?
- Нет, - сказал он, невольно отступая вглубь дома, хотя Риттани не просила дать ей войти и, кажется, не стремилась.
Но когда он посторонился, воспользовалась случаем и переступила порог.
- Сначала я была в Саду и пыталась найти там Лиэтту. Но дочки нигде не было, и маленькой совы тоже. Я как-то незаметно вышла в город, где много людей, увидела дом, похожий на мой… Лиэтта сидела у окна и играла с бусами. Она улыбнулась мне, Эльг! Она ждет меня!
- Но это же просто сон! - попытался спорить он, невольно вспомнив свое вчерашнее приключение – собственный дом и силуэт в окне – и ощутил себя лгуном.
- Нет. Не просто. Я говорила, помнишь: город – это место, куда уходят мертвые после Сада. Обязательно попаду туда, все сделаю, что угодно, чтобы смерть нас больше не разделяла…
Глаза женщины горели фанатизмом, и Эльгу в ее словах вдруг послышалось непоправимое - решение убить себя. И стало страшно. Пусть Риттани совсем не нравилась ему, но смерть – это ведь навсегда.
- Ты в чем-то права, - начал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Город и Сад связаны. Я вчера вышел из Места прямо туда, и в самом деле нашел свою улицу и дом. Но раньше выходил и просто гуляя. Тот город, в котором мы живем, и Легкий тоже связаны. И не обязательно принимать какие-то… крайние решения, чтобы попасть из одного в другой.
Риттани на миг нахмурилась, потом рассмеялась чистым искренним смехом.
- Ты подумал, я хочу умереть? Я бы могла... но это слишком ненадежный способ. Не знаю, кем или чем стану, а ведь мне надо оставаться собой и помнить Лиэтту. Да и дочка должна меня узнать… - Женщина помолчала с минуту, за которую он не успел собрать слова, и продолжила: - А как ты выходишь в Легкий город из обычного? Нужно что-то особенное? Может, настроение или мысли? Должна же быть закономерность… Ты не думал о бабушке?
- Может и думал, - Эльг попытался припомнить, уже успокоившись - Скорее о родителях. Пытался вспомнить хоть что-то.
- Своих я не помню, - призналась Риттани. – Наверное, они тоже просто ушли. Мы с тобой похожи.
Она подалась вперед, кажется, снова собираясь его поцеловать, но Эльг сделал шаг назад, слишком резкий, чтобы гостья не поняла намека. Женщина улыбнулась, без особой грусти, махнула рукой и вышла, как обычно, не прощаясь.
Хозяин дома затворил за ней дверь и вернулся в комнату, понимая, что для каких-то дел еще слишком рано, но уснуть уже не получится.
Измучившись от ожидания и какой-то внутренней пустоты, Эльг собрался на работу и вышел раньше, чем нужно.
В здании Службы стояла тишина. Он занял свою «жалобную комнату» и стал ждать посетителей, все больше и больше ощущая себя не на мете. Звенящее напряжение нарастало, заставляя прислушиваться к каждому звуку в тишине Службы, словно какой-то из них мог стать ключом к его запертой двери.
Ожидание показалась долгим, но в конце концов тишину разрушил звук шагов и другие знакомые, легко понятные звуки – Риттани пришла на работу и заняла правую «жалобную». Слева, однако, было тихо - Ахэн снова опаздывал. Эльг не успел подумать об этом, как появился первый посетитель, тот самый занудный старик, который всегда говорил об одном и том же и предпочитал жаловаться именно Эльгу. И приемщик жалоб смог забыть о своем мифе и погрузиться в чужой.

Насмешливый коллега так и не явился; выйдя перекусить, Эльг застал в зале отдыха Риттани и спросил у нее:
- Не видела Ахэна? Он что, решил бросить работу?
- Ты не знаешь? – удивилась женщина и как-то очень легко сообщила страшное: – Он умер.
- Умер? – не поверил Эльг. - От чего?
- Не знаю. На стене вакансий в холле висит предложение о приеме на работу «в связи со смертью работника службы Ахэна Грае». Но причин смерти не сообщают.
Эльг сел за столик у окна, потрясенный новостью. Ахэн никогда ничем не болел, пусть даже иногда и выглядел нездоровым...
Постаравшись успокоиться, он открыл коробку с обедом и начал медленно, осторожно, словно боясь уронить, выкладывать бутерброды. Риттани вдруг встала и подошла к нему с чашкой в руках.
- Выпей чаю, - предложила она, - это специальный, помогает прийти в себя.
Эльг не верил, что ему может помочь всего лишь чай, но чашку взял и сделал глоток. Вкус был не чайный – травяной, без терпкости, и цвет напитка скорее зеленоватый, чем коричневый.
- А еще вот, - женщина метнулась к своему столу, вернулась с плоской квадратной тарелкой, на которой лежала половина большого пирога. – С овощами и мясом. Хочешь? Мне кажется, ты слишком скудно и однообразно питаешься.
Эльг не стал отказываться от угощения - не было ни сил, ни желания что-то объяснять, да и по сравнению с пирогом его бутерброды казались жалкими. А еще он вспомнил слова мертвого нынче Ахэна про «не советую отказываться» - они казались сейчас особенно вескими. Больше ничего, кроме чая и пирога, Риттани не пыталась Эльгу навязать, и сразу же отошла к своему столику.
Пирог и правда оказался очень вкусным и чай словно усиливал вкус, но горькие мысли не дали насладиться ощущением. А сразу после обеда настроение сделалось беспросветно мрачным. Если бы случился наплыв посетителей, у Эльга не осталось бы времени думать, а так он оказался целиком во власти печали, быстро изменившей его мир. Напряжение, сжимавшее его, ушло. Слова и предметы стали казаться бессмысленными, ожидания и надежды – пустыми, цвета – тусклыми. Доносившийся сквозь стену голос Риттани, беседовавшей со своими посетителями, вносил в потускневший мир какие-то краски. Но ненадолго.
Вечером, услышав стук двери соседней комнаты, Эльг выглянул из своей. Риттани запирала «жалобную», собираясь уходить.
- Спасибо за пирог, - запоздало поблагодарил он.
- Не за что, - улыбнулась женщина. – А чай тебе понравился? Ахэн всегда ругал его за вкус. У меня есть с собой заварка. Хочешь, поделюсь и научу, как заваривать? Это совсем просто. Я сама смешиваю разные травы… Сегодняшний чай называется «Умиротворяющий», он успокаивает душу и приносит приятные мысли.
Эльг не мог вспомнить особенно приятных мыслей, поэтому сказал:
- Кажется, твой чай на всех действует по-разному. Мне не стало как-то особенно хорошо.
- Жаль, - искренне огорчилась она. – Тогда, может, другой?..
И тут же порылась в висевшей на плече сумке и достала цветастый бумажный пакетик.
- Вот этот для хорошего сна. У тебя круги под глазами, словно ты плохо спишь. Возьми, попробуй, вдруг поможет.
Эльг подумал немного и взял, хотя ее внимание уже делалось навязчивым.
Она словно поняла, что перестаралась. Сказала:
- До завтра, - и вышла на улицу.
И Эльг испытал облегчение, когда, наконец, остался один.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 15:25 | Сообщение # 9
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
16.

Он спал очень плохо, мучаясь непрестанной жаждой, и совсем не отдохнул. Проснувшись, даже подумал о том, чтобы не ходить сегодня на работу, но заставил себя подняться.
В «жалобной» почему-то стало полегче, особенно после чая, которым напоила его Риттани - не в обед, а просто так. Только тогда жажда, наконец, унялась. А позже женщина принесла горячий суп в маленькой кастрюльке и свежие булочки - все очень вкусное. В этот раз он не забыл ее поблагодарить сразу, не дожидаясь вечера. Риттани кивнула в ответ на благодарность, собрала пустую посуду и исчезла.
«Книга Сада», оставленная вчера на столе, то и дело притягивала взгляд и раздражала, лишняя не только в комнате, но и вообще. Надо было отнести ее чернильнику, отдать и забыть.
Этого хотелось все сильнее, и Эльг не дождался окончания рабочего дня, благо наплыва посетителей не было, и Риттани могла справиться одна. Уходя, он чувствовал спиной ее взгляд, даже когда вышел и закрыл за собой дверь. Захотелось пуститься бегом.
Он почти разрешил себе это, и шел все быстрее и быстрее, даже пару раз споткнулся, потому что под ноги не смотрел. К домику своего чернильника Эльг подошел запыхавшимся, и пришлось постоять и отдышаться. Только потом он постучал, и, не получив ответа - снова, настойчивее. Тишина – гулкая, отдающаяся эхом там, внутри, словно «скворечня» была пуста. Эльг начал тарабаниться громко и нетерпеливо - колотить в дверь ногой и звать:
- Господин чернильник, вы дома? Отворите! Я хочу отдать вам книгу!
И снова нет толку. Только напряжение, гнавшее его бежать, вдруг рывком сделалось невыносимым. Эльг изо всей силы толкнул дверь – и она открылась, дав ввалиться внутрь, в пахнущий пылью коридор «скворечни». Гость поспешил найти хозяина.
Коридор вывел его в комнату – не в приемную со столом-конторкой и не в ту, с книжными полками - а пустую, но с дверями в каждой стене. Левая была приоткрыта.
- Господин чернильник? – позвал Эльг.
Никто не ответил. Он подошел к незапертой двери и – за ней оказалась еще одна пустая комната с желтоватыми стенами. Эльг не решился бродить по «скворечне», помня о ее способности то прятать, то открывать пространства. Он закрыл дверь, положил книгу на пол у стены. Вот и все. Теперь назад.
Где-то в коридоре за его спиной скрипнула открывшаяся дверь. Наверное, пришел хозяин. Гость обернулся, собирая слова, чтобы объяснить вторжение – и увидел в дверном проеме Риттани. Она держала в руках высокую круглую жестяную коробочку, из-под крышки которой торчало несколько перышек. Эльг почти сразу понял, что это за перья, и отступил, давая ей дорогу – возможность поискать тут чернильника, чтобы предъявить ему чей-то бренный остаток. Может, часть того, что осталось от дочери.
- Уже уходишь? – спросила женщина, не делая ни шага вперед.
- Конечно. Не хочу тебе мешать. Придет чернильник и…
- Кажется, его нет, - она зачем-то встряхнула коробочку. – И по-настоящему он мне не очень-то нужен. Просто некоторые вещи приходится делать по правилам, иначе ничего не получится.
Эльг не понял, о чем она, но ощутил тревогу.
- Я делаю не только чаи, но и чернила, - объяснила Риттани. - Из чего угодно. Но лучше из остатков… Да ты же не знаешь... чернила вызывают на поверхность наши воспоминания, возвращают нашим мертвым телесность через нас.
Эльга не удивили ее слова – он знал примерно то же самое, только, может быть, не так полно. А женщина продолжала говорить, глядя на него пристально и почему-то требовательно:
- Знаешь, сначала мне было горько от того, что кто-то пустил мою дочь на чернила. А потом я подумала: это же помощь. Лиэтта не успела дорасти до того возраста, чтобы смогла помогать иначе, но делает, что может. И я горжусь этим.
- И ты… оставила себе на память?.. - он кивнул на коробочку.
Риттани покачала головой.
- Это Ахэн. Лиэтта… конечно же я оставила немного, но не смогла удержать. Если бы уже тогда умела делать чернила…
Она перехватила коробочку одной рукой, а второй достала из кармана небольшой пузырек с чем-то черным.
- Возьми. Ахэн был твоим другом, так что тебе может помочь. А у меня не было к нему любви…
Она снова не договорила, но он услышал: «А к тебе есть».
- Возьми, - повторила Риттани, почти насильно вкладывая в его ладонь пузырек, оказавшийся очень тяжелым. – Ты выглядишь безутешным. А Место успокаивает. Я помогу тебе обмануть смерть.
- Но смерти же нет! - зачем-то начал нелепо отнекиваться Эльг, запихивая склянку в карман.
- Есть хуже - страх перед ней. Страх за тех, кого можно больше никогда не увидеть. Не быть им нужным. Разве это тоже не смерть?
Она вдруг охнула и выронила коробочку. Жестянка упала, покатилась, гремя, и крышка отлетела в сторону так, словно ее толкнули изнутри. Перья бренных останков вырвались на свободу и сначала рванулись вверх, но тут же затихли и медленно, плавно, опустились на пол, испятнав его серыми черточками.
Риттани присела на корточки и попыталась собрать их. Под ее пальцами перышки размазывались, как пепел, оставляя серые следы. Женщина встала, глядя на запачканный пол, и вдруг всхлипнула и сделалась беспомощной и жалкой. И поглядела на Эльга с надеждой, словно просила о защите, как тогда, перед насмешничающим Ахэном.
Ощущая стыд за прошлое, он подошел и обнял. Мысли рвались и метались, и его трясло, а может, трясло Риттани, и ее дрожь просто передавалась Эльгу. Ритмичная, в три такта. «Ни-ког-да». Или «о-ди-нок». Или «за-пад-ня» – это же тоже три такта. В его объятиях была красивая женщина, хотевшая утешения и мечтавшая вернуть потерю. Вокруг него – мир, который позволял все, и утешение, и возвращение. Но почему-то и первое, и второе сейчас казались бессмысленным. «Бессмысленность» - повторил он про себя. Четыре слога. Не три. Как и «я не хочу». Аритмичность этих слов, подуманных, прочувствованных, но не произнесенных, словно столкнула Эльга куда-то. Выпихнула из состояния беспомощности и бессилия. Он еще обнимал Риттани, но уже знал, что и как ей скажет.
«Прости. Я не могу тебе помочь. Каждый приходит в Сад только сам и уходит сам тоже. Куда угодно каждый сам приходит и уходит. Ты найдешь свой путь в Легкий город». - «Но ты же обещал...» - «Обещал. Но понял, что не сумею исполнить обещание. У каждого свой Сад. У каждого свой город».
И она посмотрит на него жалобно или разъяренно... Скорее всего, сначала жалобно, а потом разъяренно. Может, попытается ударить, а после уйдет. Эльг уйдет тоже. И первое время ему будет тяжело встречаться с Риттани в коридорах Службы.
Или нет. Он не вернется в Службу. Они выйдут отсюда – сами! - в разные города.
А Риттани, наверное, представляет все иначе. Объятья закончатся поцелуем, а потом они уйдут вместе.
Эльгу слишком хотелось первого и не хотелось второго. Но на первое не хватило чего-то... сил, решимости или уверенности в своей правоте. И когда Риттани попросила «не оставляй меня!» и поцеловала, а после взяла за руку и повела вон и «скворечни», он сопротивлялся всеми силами души, боролся с каждым шагом прочь от свободы и чего-то большего и переживал снова и снова нарисованную им сцену объяснения. А на пороге встал как вкопанный словно и не по своей воле - что-то держало его, как корни держат дерево, и пришлось отчаянно рвануться - только он хотел назад, а Риттани тянула вперед, и в конце концов удалось вывалиться за порог, едва не упав и на миг словно выпав из сознания и осознания себя. Когда очнулся, понял, что женщина, взяв под руку, ведет его куда-то, но через шаг видел совсем другое – что на самом деле рванулся обратно в коридор и больно ударился локтем. Локоть и правда ныл и еще чесалась щека. Эльг потер ее и увидел на пальцах пепел – наверное, размазал одно из перышек. Но остальное не изменилось – он шел по улице с Риттани, не зная, куда и зачем. Мир шел волнами, казался сделанным из песка и шуршал песчинками. Или это шелестел голос Риттани, говорившей что-то. Или шаги по деревянному полу «скворечни», шаги человека, идущего вглубь дома. И что-то из этого не было реальным.



Всегда рядом.
 
LitaДата: Вторник, 19.07.2016, 15:26 | Сообщение # 10
Друг
Группа: Администраторы
Сообщений: 9617
Награды: 178
Репутация: 192
Статус: Offline
17.

Эльг совсем не помнил, чем закончился вчерашний вечер, но отчетливо вспомнил ночной сон: он видел себя в доме чернильника блуждающим по разным комнатам, отворяющим многочисленные двери. Некоторые легко, а иные с трудом, напряжением всех мышц. Утром, когда его разбудила Риттани – зашла перед работой покормить завтраком, - мышцы рук и ног в самом деле болели. Эльг и в этот раз не отказался от стряпни, впрочем, его больше занимало приснившееся, чем реальное. Он вспоминал все больше – что видел в некоторых комнатах людей. В одной - Ахэна, который почему-то метался от стены к стене, натыкаясь на мебель, свалил со стола пузатый чайничек и чашку, а потом сел на пол, спиной к стене, и затих. Видение показалось Эльгу зловещим и он постарался забыть его.
Но следующей ночью снова бродил по лабиринту дверей, заглядывал в те, что не заперты, и не нашел пугающего. Наоборот: в одной из них даже увидел себя, спящего, и сползшее одеяло - это заставило улыбнуться. А внешняя дверь вела в город, где много людей. Эльг подумал с минуту и вышел наружу.
Многолюдство уже не шокировало, но он боялся заблудиться в чужом городе, поэтому, отойдя немного, огляделся. «Скворечня» была видна, и дверь приотворена, словно ждала его. Эльг собирался вернуться, но не сразу.
«Не сразу» вылилось в долгую прогулку. Все казалось любопытным и знакомым, привычные названия улиц не смущали и не удивляли – смущала весна, и Эльг то и дело оглядывался, надеясь отыскать приметы привычного ему сезона, в котором он прожил, кажется, целую вечность. Но весна Легкого города оглушительно цвела и благоухала, и постепенно Эльгу стало нравиться. Нравились маленькие парки с фонтанами, правда, пока не работающими. Жухлую листву и всякий мусор из фонтанов уже убрали, скамейки помыли, и они радовали взгляд яркими цветами. Кое-где на деревьях и кустах висели ленточки с колокольчиками. И конечно, тут оказалось много птиц. Похоже, кто-то устроил все эти парки и фонтаны просто так, для красоты. Еще он заметил на домах ярко-начищенные медные таблички с добрыми пожеланиями в стихах, вроде «Куда б ни шел, пусть будет легок шаг! Удачи жди, и знай - все будет так!» Это тоже вызвало улыбку. Конечно, все будет так – но как именно? Для него - удивительно и ярко.
Один парк, кажется, предназначался для детей – с турниками, деревянными домиками в несколько этажей, лестницами, качелями и маленькими лабиринтами. Эльг решил понаблюдать за тем, что казалось ему интересным.
Маленькие и те, что повзрослее, дети с легкостью придумывали игры из чего угодно – подобранных с земли веток, веревочек и лент, камешков и мячей, бумаги и ткани, и даже из слов. Эльг не понимал правил, но дети – понимали и увлеченно проводили время, иногда комично-серьезные, иногда веселые, но все равно счастливые. В парке гуляли и взрослые, присматривавшие за теми, кто помладше, но не вмешивались в игры.
Эльг присел на скамью; на другой скамейке, напротив, группа детей складывала из бумаги то ли бабочек, то ли птиц, и пыталась пускать их по ветру, чтобы летели. Получалось не очень, но никто не отчаивался и не бросал.
Скамья скрипнула – кто-то присел на другой ее конец, но Эльг не обратил внимания, вслушиваясь в объяснения, которые мальчик лет семи давал девочке года на три старше него:
- Надо так. А еще думать правильно… как птица.
- Счастливые, да? – спросил голос очень приятного тембра и чем-то знакомый.
Эльг повернул голову и увидел женщину – ту самую, что приходила к нему «рассказать что-то». Ему никогда не приходилось встречать на улицах своего города тех, кто являлся жаловаться… По правде говоря, он и лиц их не помнил. И сейчас не знал, как себя вести.
- Да, - ответил он осторожно. – Счастливые. Они точно знают, как устроен мир.
- Их мир, - поправила дама. – Наш, взрослый, немного иначе… Мне кажется, я вас уже где-то видела.
- Скорее слышали, или я вас. Вы приходили жа… - он споткнулся. Наверное, служба называлась тут не «жалобной». - Рассказать кое о чем.
- А, слушатель! – обрадовалась женщина. - Точно. Замечательная у вас работа!
Эльг так не думал, но возразить не успел: одна из девочек на противоположном конце парка крикнула «Мама!», женщина встала и быстро пошла навстречу дочери. Через минуту они играли с мячом и кольцом. Дети – это удивительные существа - думал гость Легкого города. Хорошо бы завести своего ребенка. Жениться. Только на ком? Не на Риттани же…
Мысли о Риттани почему-то вернули ему напряжение, его потянуло куда-то, пришлось встать и идти, хотя и не хотелось. Но управлять снами Эльг не умел, поэтому подчинился и в итоге проснулся, вернувшись в реальность.
…А реальность не радовала и не менялась, оставаясь зернисто-песочной. Следующие два дня Эльг не пытался с этим бороться и принимал ненавязчивое присутствие Риттани. Чаще всего она даже не заводила разговоров, а просто предлагала ему коробочку со смесью трав для заварки чая от хандры или собственноручно приготовленное печенье, или обрезать нитку, которую Эльг успел вытянуть из рукава, зацепившись где-то. Никаких разговоров о Легком городе.
Как-то незаметно прошла неделя, а может и две – время текло то стремительно, оглушая звоном в ушах, то медленно, награждая головокружением. Несколько раз за эти дни Риттани встречала Эльга и провожала до дома. Иногда он провожал ее.
Однажды случилось странное – Эльг не спал, но выпал из реальности. Он и Риттани шли по улице, о чем-то беседуя, и вдруг Эльг увидел себя на совсем другой улице. Там была ночь и горели странные двойные фонари. Белый свет освещал улицу, а чуть ниже источника этого света помещался второй огонек, оранжевый. Когда Эльг подходил к фонарю, огонь делался зеленым или голубым, а стоило отойти - возвращался к оранжевому. Смысла в этом не было никакого, но Эльг какое-то время походил от столба к столбу, любуясь переменой цветов и, наконец, решил, что это сделано тоже просто для красоты.
«Мило, но расточительно», - подумал он
- Мило, но расточительно? О чем ты говоришь? – спросила женщина.
Эльг очнулся. Никакой ночи и фонарей. Он шел по улице с Риттани и, видимо, произнес слова вслух.
- О, ни о чем, так... просто показалось, - поспешил объяснить он.
Риттани не стала расспрашивать дальше и продолжила необременительный для себя и слушателя рассказ о том, как некая посетительница пыталась убедить приемщицу жалоб в существовании таинственной «угрозы оттуда».
Эльг слушал ее и думал, что угроза существует, что его мир, как песочный замок – только до первого дождя.
И тем охотнее сбежал этой же ночью в сон о Легком городе.

18.

Спустя пару дней ему приснилось – или привиделось, он теперь не очень-то отличал одно от другого – что к нему, тому, который в доме чернильника, пришел посетитель с бренными остатками. Он хотел повидать своего умершего родственника. И Эльг нашел в столе чернильницу, позволил гостю окрасить ладони – и даже пересказал ему слова о том, что быть в Саду можно только пока чернила не выцвели. Этот сон понравился больше. Быть чернильником – в этом же намного больше смысла, чем в его сидении в «жалобной».
Когда утром Риттани зашла перед работой чтобы покормить его вкусным завтраком, он зачем-то рассказал ей этот сон, думая позабавить. Женщине он не показался забавным. Она помолчала, а потом сделала Эльгу странное предложение:
- А давай не пойдем сегодня в службу?
Эльг удивился, и мир на время потерял зернистость.
- А куда пойдем? - спросил он.
- А разве обязательно куда-то идти? Но могу проводить тебя в Сад, если хочешь. Твой последний визит. Да, пожалуй, это хорошая мысль.
- Нет, - не согласился он.
- Да, - заспорила она. - Ты имеешь на это право.
В этом месте он почему-то перестал воспринимать окружающее, а вернулся к нему уже стоящим у границ Места с зачерненными ладонями. Риттани подталкивала его вперед. Эльг не смог сопротивляться и вошел.
…И словно сразу вышел назад, при этом, не помня, чем занимался в Саду и кого видел.
- Ну вот, - сказала Риттани, уже привычно беря его под руку. – Теперь приглашаю тебя к себе в гости. Сегодня я приготовила особенное угощение.
Эльг уже привык к хорошей еде, привык настолько, что не видел ничего особенного во вкусном обеде или ужине. И, кажется, он произнес вслух и это, хотя не желал.
- Не просто обед или ужин, - ее глаза блеснули то ли восторгом, то ли слезой. - Ты увидишь. Это и правда особенное.
Эльгу стало тревожно. Но он все равно пошел за ней, чтобы не спрашивать, а все увидеть своими глазами.
Только глаза эти видели все больше неправильного. Деревянные полы вместо мостовой. Многочисленные запертые комнаты вместо одной открытой. Дверь наружу вместо дверного проема, из которого вышла красиво одетая и причесанная Риттани с подносом руках; она поставила его на маленький столик перед Эльгом, сидевшем на диване в ее доме. На подносе - симпатичный круглый какой-то словно вздутый чайник. Точно содержимое распирало его изнутри. Риттани сжалилась над чайником и отлила в чашку, почему-то одну.
- Попробуй. Или нет… - когда он уже взял чашку, остановила она. - Сначала я скажу. Должна признаться. Я все же полюбила тебя. Теперь можно пить.
Эльг послушно отхлебнул.
- Но что дальше? – спросил он.
- Дальше особенное, которое я обещала, - ответила она. - Тебе ничего не нужно бояться или делать для меня. Больше не нужно.
«Ты отпускаешь меня?» - почти спросил он, но снова услышал шелест осыпающихся песчинок вместо ответа. И вдруг показалось, что этот песок сыплется ему на веки - они сделались тяжелыми. Он закрыл глаза и уже привычно отключился или заснул.
А во сне – тоже привычно – увидел себя бродящим по комнатам скворечни. Он открывал двери настежь, входил и выходил, пока не увидел в одной из них себя и Риттани в своем доме. Она подносила ему чашку с чаем.
- Попробуй. Или нет… Сначала я скажу – произнесла она.
Эльг помнил эти слова.
- Должна признаться. Я все же полюбила тебя. Теперь можно пить.
Да, именно так и случилось.
Эльг выпил чай, а потом лег, свернувшись калачиком, и закрыл глаза. Кажется, уснул. Можно ли уснуть во сне? Эльг, который снился сам себе, этого не знал. А потом тот, на диване, рассыпался цветными нитями. Риттани опустилась перед ворохом нитей на колени, положила на них ладони и постояла так несколько минут, потом сгребла все в охапку и унесла куда-то. Комната опустела. Захотелось узнать – а что дальше. Эльг отправился в свой лабиринт дверей, открывал и закрывал их, пока снова не увидел Риттани. Она сидела за столом заставленным склянками с чем-то темным и что-то делала с нитями бренного остатка. Соединяла с чем-то, смешивала, бросала в жидкости. Потом случайно задела и пролила одну из склянок, и только тогда он понял – чернила. Это все чернила, и Риттани пыталась сделать их из нитей остатка. Но у нее не выходило, хотя она и призналась, что умеет делать чернила из всего. Нитей оставалось все меньше, они исчезали, таяли. Захотелось проснуться и рассказать ей это сон… Или нет, спросить – правда ли он был нужен ей только для этого. Верить не хотелось.
Но пришлось проснуться или отвлечься - в дверь постучали. Он пошел открыть и увидел Риттани.
- Здравствуйте, - казала она, словно не узнавая Эльга. – Мне нужно в Сад. У меня умер близкий человек.
И протянула ему коробочку с цветными нитями. Его собственным бренным остатком.
- Заходите, - сказал он, помедлив, но все же пропуская ее внутрь.
А внутри, в комнате со столом-конторкой, взял из рук женщины коробочку и повторил то, что сказал и сделал чернильник. То, что сделал бы, наверное, любой из них. Дал ей окрасить ладони и отпустил в Сад.
И когда она ушла, счастливая, а он знал, все - в этот раз у нее получится увидеть дочь, ведь идет Риттани именно к ней. Он хотел этого как какой-то особенной внутренней свободы. Если она понимает свободу как привязанность к мертвому, веру в мертвое - пусть. А он... тоже может уйти. Или должен. Оставить позади все сны. Проснуться. Проснуться в мир, где единственное место для мертвых - память, и люди не поступают так, как Риттани. Не думать о причине быстрой смерти Ахэна и ее странных чаях, менявших настроение. Или, нет, думать - но простить и понять и это тоже.

Эльг вышел в Город, заперев за собой дверь, огляделся - все еще весна, непривычно непохожая на осень. И люди тоже непривычно не похожи на людей из его прежнего, тихого города. Слишком тихого и пустого, чтобы в нем можно было жить долго.
Эльг не знал, куда ему теперь идти. Нужна была подсказка. Совсем рядом шагах в десяти стоял еще один серо-кирпичный домик точно такой же, как его. Полуоткрытая дверь словно приглашала. Он принял приглашение.
Внутри оказалось больше похоже на книгобашню – полки, шкафы с книгами, перемежающиеся этажерками с цветами. И хозяин нашелся, обаятельный седой мужчина седевший в кресле с одной из книг. Он улыбнулся гостю.
- Здравствуй. С возвращением, - и указал на кресло напротив.
Эльг сел, не зная, как начать.
- Да, понимаю, - кивнул чернильник, или кем был этот человек, похожий и не похожий на себя прежнего. - Много вопросов. Задай их.
- Где настоящее? – спросил Эльг. – Как его найти?
Чернильник развел руками:
- А вот оно. Ты уже в нем.
- Тут же нет Сада? Тут он не нужен? Потому что нет смерти? По-настоящему нет?
- Смерть есть везде, - не согласился чернильник. - Но нет страха. Или ты уже можешь с ним бороться и больше не нуждаешься в городе, где нечего бояться. Оттуда может вывести другой страх - не увидеть снова друзей и родных. Или любопытство. Или память, которая делает ближе далекое.
- Мои родные живут здесь? - встрепенулся Эльг. – Разве не переехали в другой город?
На это хозяин домика не ответил, но ответ пришел к гостю сам – это не родные переехали, это он ушел от них. Достаточно было одного слова – «страх», чтобы понять, или вспомнить, или и то и другое, одновременно. Когда-то он начал бояться смерти. Так сильно бояться, что не мог дышать, есть и спать. И постепенно стал отдаляться от других, уходить все дальше и дальше с каждым днем, пока однажды не пересек неведомую черту и не стал обитателем тихого города, где «нет смерти», или она не окончательна, что подтверждает существование Сада. Но ведь на самом деле весь тот город и есть Сад – Место для Мертвых.
Но бабушка… она что же, пошла за ним?
- Я ушел не один, - сказал он. – Бабушка Марин…
- На самом деле не она. Ты сбежал от одного страха, но принес с собой новый – страх одиночества, и сделал из него себе спутницу. Так поступают почти все. Но рано или поздно этот страх исчезает.
Эльг подумал о Риттани. Сможет ли она преодолеть свой? Есть ли у нее, для чего преодолевать его?
- Ты… это твоя работа – ждать вернувшихся на границе?
- Да. Поэтому несколько домиков стоят рядом. Граница… зримой не существует, но невидимая есть всегда. Ну что же, ты закончишь свое возвращение? Я уверен родные ждут тебя.
Эльг кивнул и понял, что ему хочется как-то поблагодарить чернильника, сделать ему подарок. Он вспомнил о другом подарке. Почему-то именно такой казался сейчас подходящим.
Эльг достал из кармана пузырек с чернилами и протянул хозяину домика.
- Вижу, вы много пишете. Вам наверняка пригодится.
Тот кивнул с улыбкой.
Эльг вышел за порог и тут же остановился. Он верил и не верил. Мама и отец и даже бабушка… И сестра. Они все тут. Наверное, ждут его.
Он сделал шаг к дому – навстречу всему, от чего когда-то отказался.
3.12.15-26.12.15



Всегда рядом.
 
Форум » ...И прозой » Пёстрые сказки » Тонкая грань мифа (о живых и не очень)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Copyright Lita Inc. © 2024
Бесплатный хостинг uCoz